|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
ДОРОГОЙ ПОДАРОК.
Аргас, Хинтари, июнь 1625 года.
Элеонора положила на грудь надгробной скульптуры охапку белых лилий и, обмахиваясь веером (ибо июнь и жара), присела на скамеечку в ногах изваяния. Каменное подобие Леона в мраморных одеяниях по аквильской моде возлежало с суровым, мрачным, неприступным и полным решимости выражением лица. Падме Робийяр грустно усмехнулась. Именно таким Леон никогда и не был. Белокурый, кареглазый, вечно задумчивый — почти самый любимый из всех посланных Тиарой отпрысков. Хвала Двенадцати, хоть от Виктора избавилась. Однако чего бы графиня не дала, чтобы в остенлибской тюрьме сидел Леон, а надгробие скрывало прах Виктора!
Вздохнув над жизненной несправедливостью, падме Робийяр встала и поправила лилии. Когда-то фамильный склеп Робийяров наводил на нее тоску, но теперь ей нравилась его прохлада, тишина и уединение, особенно учитывая...
— Позволь разделить твою скорбь, сестра моя.
Элеонора холодно, исподлобья посмотрела на младшего брата. Какое, к дьяволу, уединение, когда под боком кишат священники? Отец Григорио улыбался мягко и всепонимающе, как и подобает носителю духовной истины. Элеонора презрительно скривилась. Они терпеть друг друга не могли. С детства.
"Скользкая гадина", — родственно подумала падме и процедила:
— Зачем пришел?
— Я принес тебе слова утешения, сестра, ибо в горе своем ты нуждаешься в них.
— Не юли, — оборвала его Элеонора. — Этому горю уже четыре года, а ты притащился только сейчас. Зачем, Горио? Нужда заставила? Если надеешься наложить церковную лапу на долю Леона в робийяровском состоянии, то забудь об этом навсегда. Церковь не увидит ни единого пеа из моих денег.
На губах отца Григорио появилась ядовито-сочувственная усмешка.
— Разве не хочешь ты излить мне душу в постигших тебя несчастьях? Один сын умер, другой в тюрьме, до Вальдано не добралась...
Падме Робийяр стиснула в кулаке кисти накидки, представляя, что душит брата. Вдове полегчало.
— Какое тебе до них дело, Горио? Леон мертв, и ни ты, ни церковь, ни магия мне его не вернут. Так что оставь меня одну, я пришла к сыну.
— Эла, прекрати, — зевнул епископ и, шурша сутаной, как змея — чешуей, уселся на скамеечку. — Роль скорбящей матери тебе никогда не удавалась, и я не верю ни одному твоему слову.
— До свидания, — холодно ответила вдовица, в свою очередь прошуршав платьем к двери.
— Как я вижу, поводов для священной мести Рамону Вальдано прибавилось? Могу помочь.
Элеонора вздрогнула, обернулась и смерила брата ироничным взглядом:
— Ты?
— Да.
— С чего это вдруг?
— У меня есть причины.
— Например?
— О, это политика, и она вряд ли будет тебе интересна.
— Надеюсь, ты приятно проведешь время среди гробов, впрочем, молится об умерших — твоя работа, не так ли? — усмехнулась графиня, направляясь к двери.
— Не плюйся ядом, сестра. Если я получу свое, мы станем самым могущественным кланом в Аргасе. Ты разве не об этом мечтала?
Элеонора устало посмотрела на брата. Хотя клянчить деньги епископ Медонский вроде не собирается — его епископат один из самых богатых в стране. Но поди ж объясни, что чхать она хотела на всю его политику, а впрочем... ведь она всегда может оскорбленно уйти.
— Эла, постой! — Горио вскочил, и в кого он такой худой? — Мне нужно с тобой поговорить.
— А мне нет.
— Мне нужна кардинальская цепь.
Элеонора остановилась.
— Боги Тиары, ты хочешь стать кардиналом Аргаса?! — саркастически воскликнула она. — Ну, ну, Тиара тебе в помощь, но я в политику не лезу. И денег не дам.
— У меня достаточно денег!
— Ну наконец-то.
— Эла, — вкрадчиво заговорил священник, — пойми же, путь к кардинальской цепи лежит именно через свержение Рамона Вальдано. Поверь, я знаю, о чем говорю.
Элеонора тоже знала. То, что не удалось ее братцу три года назад, вполне может выйти теперь, а это не в ее интересах.
— Горио, ты бредишь, — холодно сказала вдова Робийяр. — А я не сиделка, чтобы выслушивать...
— Хочешь, чтобы я раскрыл карты, сестра? — прищурился служитель культа. — Но ты не дала мне никаких гарантий...
— И не дам. Это тебе от меня что-то нужно, и это ты отнимаешь у меня время. Либо карты на стол, либо мы увидимся за ужином, у меня море дел.
— Я бы на твоем месте остерегся так разговаривать, сестра, — прошипел отец Григорио. Элеонора вскинула бровь. — Почему ты столь упорно не обращаешься с жалобой в Суд паладинов, если так уверена, что Вальдано убил твою дочь, а? Публичная казнь убийцы не прольет целебный бальзам на твое исстрадавшееся сердце? И не надо сказок про честь рода и доброе имя Робийяров! Ты просто боишься, что дознаватели выкопают неприглядную правду! Скорее всего то, что ты, в нарушение тиарианских заповедей и светских законов, занималась запретной магией.
— Какой бред. Ты и проповеди так же читаешь? — после паузы обронила Элеонора, восстановив дыхание и ковыряя каблучком шов меж каменных плит. — На что тебе сдался Вальдано?
— Ты знаешь, по какому принципу Консистория избирает кардиналов?
— О боги Тиары, избавь меня от этого! — поморщилась падме Робийяр, опускаясь на скамью.
— Нет, ты послушай! — возбужденно вскричал епископ. — В Консисторию представляют списки кандидатов, и всего их три — за заслуги перед Церковью, по представлению светских владык и по представлению Совета Араны. Поняла теперь?
— И ты, как девка под фонарем, хочешь отдаться всем сразу?
— Эла, не зли меня. Ты хоть помнишь, что пока у Рамона нет наследников, принц Луи — наследник рокуэльского трона?
— Помню, помню, — раздраженно отмахнулась графиня. — Дед одного выдал дочь за сына другого деда... в смысле деда нынешнего монарха... Тьфу, да какая разница. Кто платит?
— Разве это важно? — тонко улыбнулся отец Григорио. — Нам по пути...
— Но в разные стороны, — осадила его Элеонора.
— Эла, ты слышала об Остенлибском инциденте? — от елея в голосе брата ее уже тошнило. — Напомню — таинственная и ужасная смерть Ламюэля Марсе...
— Слышала, — огрызнулась вдова. Похоже, Рамон допрыгался. А это значит, что его нужно немедленно убрать, пока и до нее самой не докопались...
— Против твоего зятя — серьезные подозрения, Эла. И я предлагаю тебе сыграть со мной, если хочешь рассчитывать на снисхождение Суда Паладинов.
— Плевать я хотела на снисхождение Суда. Я хочу отомстить за дочь, ясно?
— А по-моему, — прошептал епископ, наклоняясь к сестре, — ты заметаешь порочные следы. Учти, Эла, Виктор очень хочет на свободу, и ради этого он готов говорить, как заведенный. А его уже допросили эмиссары Совета Араны...
"Ублюдок паршивый. И почему Рамон его не прикончил?" — раздражаясь от тупости зятя, подумала Элеонора.
— Итак, сестра моя?
— Что тебе нужно, Горио?
— Твой младший сын, Эрнани Робийяр.
Рокуэлла, Кармель, сентябрь 1625 года.
Эрнани Робийяр волновался — это был первый поединок, в котором он участвовал, пусть всего лишь в качестве секунданта, но все же... К тому же все произошло так быстро — юноша только вчера приехал в Кармель со свитой своего дяди-епископа и даже не успел толком осмотреться и пообвыкнуть.
Эрни довольно улыбнулся. Вот она — настоящая жизнь! Вчера, едва он познакомился с молодыми дворянами, которые прибыли раньше, новые друзья повели его по кармельским кабакам и трактирам. В одном из них кто-то из аргассцев и прицепился к высокому тощему юнцу-рокуэльцу. В чем была суть придирок, Эрнани помнил плохо — три бутылки красного губительно сказались на юной памяти... Но — глоток противопохмельного зелья с утра, и вот он уже стоит на пустыре, в компании вчерашних приятелей!
"Эх, жаль, что я только секундант", — вздохнул юноша. Вот если б он в первый же день подрался на дуэли, никто бы больше не посмел обозвать его "красоткой". А повод был, ибо к пятнадцати годам Эрнани превратился в томного красавца с большими черными глазами, бархатистой смугловатой кожей и тонким, немного девичьим лицом в обрамлении светло-каштановых, с рыжинкой, кудрей.
Дуэль в Кармеле сильно отличалась от дуэли в Медоне. Если в столице поединок считался личным делом двух благородных господ, то скопившееся в Кармеле дворянство полагало, что дуэль — в первую очередь развлечение для скучающих кавалеров. К месту действия прибыли не только поединщики и их секунданты, но и друзья, родственники, сочувствующие и просто любопытные. Человек десять аргассцев собрались в тени большого дуба; дюжина рокуэльцев расселась на заборе, огораживающем пустырь; кучка кефалонцев расположилась на траве вместе с вином и корзиной с закусками. Все это были оруженосцы, ординарцы, порученцы и адъютанты; старшему не исполнилось еще и двадцати трех.
Эрни с любопытством огляделся. Он, конечно, знал, что раз в пять лет каждое государство, состоящее в Совете Араны, присылает на Генеральные штаты целую свиту из своих представителей, куда входят самые видные дворяне, сановники и духовные лица. В этот раз их принимала Рокуэлла, и принимала роскошно. Юношу только немного беспокоило то, что герцог Вальдано — кровный враг их семьи, но... Ироним Артье толкнул Эрнани локтем:
— Глянь, глянь, этот тоже здесь! — и указал на мальчишку лет четырнадцати, который сидел на заборе в компании рокуэльцев и углубленно изучал толстенный фолиант. Рядом висели голубой камзол и берет. Робийяр недоуменно посмотрел на чтеца:
— А почему бы ему здесь не быть?
— Ну ты даешь! — выдохнул Филипп Ирсон. — Это же Фабиан Эрбо!
— Говорят, любимая наложница Вальдано! — нервно хихикнул Гарже — это он собирался драться с рокуэльцем. — Хорошенькая, да?
Эрнани поперхнулся и, вспыхнув, уставился на дона Эрбо. Запретный плод притягивает всегда, а из длинных дядюшкиных наставлений в памяти юноши задержалась всего одна фраза: "Держитесь подальше от герцога, сын мой, ибо он не только наш враг, но и развратник, живущий в хадизарском грехе". А уже в лагере новые товарищи уточнили — с кем именно живущий.
На первый взгляд в Фабиане не было ничего особо порочного; на второй — тоже. Гибкий, стройный, не очень рослый, лицо скорее круглое, широкоскулое, с прямым и широким носом, крупным, по-детски пухлым ртом, карамельного оттенка кожа — вообще среди приятелей герцогский воспитанник выделялся довольно светлой "мастью".
— А чего еще ждать от этих выродков, полукровок, — презрительно скривился Артье. — Они ж бесплодны, вот и изощряются кто во что горазд.
Эрнани разинул рот:
— Он еще и полукровка? Маг?
— Слушай, да ты вообще ничего не знаешь! — поразился Ирсон. — Да у нас тут все говорят, что он или вальдановский ублюдок, или... дружок.
— А герцогу вообще скоро конец, — значимо изрек Гарже. — Вроде как Совет Араны на чем-то та-а-а-ком его поймал...
— На чем? — шепотом спросил Эрнани.
— Запретная магия, — прошептал в ответ еще какой-то юноша. — Остенлибский инцидент и все такое...
Ирсон, фыркнув, хлопнул Робийяра по плечу:
— Так что тебе, Эрни, к герцогу и его оруженосцу лучше не соваться. Кто их знает — еще воспылают...
Робийяр сердито нахмурился. В этот миг Фабиан поднял голову и в упор уставился на шепчущуюся компанию. Эрнани передернуло — до того странные глаза были у юного мага. Прямо кошачьи, с вертикальным зрачком, да еще и взгляд злой, пронзительный, жгучий и холодный одновременно...
На середину отведенного под дуэль пустыря вышел Рамиро Ибаньес — младший сын рокуэльского адмирала, и дон Эрбо наконец отвел глаза. Эрни медленно выдохнул.
Ибаньесу было целых семнадцать лет, и он уже отпустил длинные волосы, как взрослый. Он молча скинул камзол и шляпу, перехватил волосы кожаным ремешком и взял из рук товарища шпагу. Эрнани недоуменно покосился на приятелей: а как же договор секундантов, предложение принести взаимные извинения и прочий этикет?
— Рокуэльские варвары, — буркнул Гарже, нервно поправляя перчатки. Э, да он, кажется, трусит! Хотя сам же его по пьяни и вызвал... Правда, кто, кого и почему оскорбил — Эрнани помнил весьма смутно.
Аргассец выбрал дальнюю позицию, при которой шпаги не касались друг друга, и защиту в квинте — правая рука с клинком наискосок закрыла часть груди и живот, острие шпаги нацелено в правый глаз рокуэльца. Миро первым шагнул вперед, его шпага тронула клинок аргассца, и Ибаньес тут же попытался достать противника уколом в плечо. Аргассец отбил и на всякий случай отшатнулся, выскочив за пределы досягаемости для Миро. Рокуэльцы засвистели. Но Гарже очень дорожил собой — он снова тщательно закрылся, защищая рукой живот и грудь, и лишь после этого атаковал, целя под ребра Миро. Тут засвистели даже кефалонцы.
Эрни вздохнул — точно, трусит. Робийяр уже не сомневался в исходе дуэли, вопрос был только в степени милосердия рокуэльца.
Ибаньес, фыркнув, уклонился, сделал полшага влево и кольнул Гарже в правое бедро. Увы, удар не достиг цели — аргассец отпрыгнул, как вспугнутый кролик, парировал, раскрыл грудь и тут же получил росчерк шпагой под левую ключицу. Гарже спасла лишь редкая прыткость: шевалье дернулся назад, едва заметив блеснувшую перед грудью шпагу.
Ибаньес, в свою очередь, понял, что сильно раскрылся и отступил назад. Черные глаза заблестели еще ярче — рокуэлец вошел во вкус и намеревался поиграть с аргассцем, как кошка с мышкой. Зрители с удовольствием наблюдали за южанином, изредка перешептываясь.
Гарже несколько воспрял духом: неудачная атака Миро и уход противника в защиту его подбодрили. Со стороны шевалье последовали два быстрых, но осторожных и потому не достигших цели укола из кварты — аргассец решил не зарываться и по-прежнему берег корпус. Рамиро парировал с легкой ленцой, едва ли не позевывая. Зрители возмущенно зашикали — их лишали увлекательного зрелища!
Гарже снова побледнел и после недолгих мук, а так же поощренный сердитым шиканьем, решился на еще одну атаку, в отличие от первых двух, направленную в лицо противнику. Миро плавно шагнул назад, и шпага аргассца ткнула пустоту. Клинок не достал до Ибаньеса на дюйм или два.
— Да что же это такое! — возмущенно закричали кефалонцы. — Безобразие! Пусть аргассец дерется, черт его возьми!
Рокуэльцы загоготали.
— Давай, Миро, разделай этого петуха! — азартно крикнул Фабиан. Книга валялась на земле, щеки идальго разрумянились, глаза загорелись.
"Ты, мужеложец, шпагу таскаешь для украшения, а все туда же — указывать, — презрительно подумал юный Робийяр. — А эти рокуэльские дикари и фехтуют-то не по правилам! Так немудрено победить".
Тем временем Миро прижал своим клинком шпагу противника у самого эфеса, с силой отвел ее в сторону и двинул аргассцу кулаком в лицо. Гарже мотнуло в сторону, хлынула кровь, и юноша зажал ладонью нос.
— Ну, недоносок, будешь еще говорить, что мой отец — пират?! — зарычал Рамиро.
— Эй, так нечестно! — вознегодовал Эрнани и поймал издевательскую усмешку Эрбо. Фабиан медленно поднял руку, демонстрируя Робийяру-младшему средний палец. Эрни покраснел и стиснул рукоять шпаги — ну ты нарвешься! Усмешка Фабиана превратилась в хищный оскал, и мальчик любовно огладил ножны, положив шпагу на колени.
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
