Вась-Вась-Вась

Вась-Вась-Вась.

Про попаданцев/вселенцев многими понаписано всякое. Но такого ещё не было! Как раз наоборот, такую подробность (иначе говоря — такой вариант) попадалова/вселенчества абсолютное большинство авторов тщательно обходят...

* * *

Середина 21 века. Российское захолустье.

Старый хрыч обратил внимание, что уже несколько дней чувствует себя много лучше, чем несколько последних лет.

— Э, да у меня последний парад! — подумал старый хрыч — Как у Лёнечки в его время. Тот тоже внезапно стал выглядеть много лучше, чем несколько последних лет, бодреньким принял с трибуны Мавзолея парад 7.11.82, напился-нажрался на своей охотничьей даче, выдал там свой последний тост; а потом 10.11 тук — и готов!... И прежний Ильич тоже так — долго болел, в Горках на даче отлёживался, и вдруг почти выздоровел! Многие надеялись, что вскоре и к работе вернётся; а Вовчик тук — и готов!... А Гаврюша в таком состоянии написал свой предсмертный стих "Руиначти"...

Немногие люди удостаиваются под конец жизни мистерии последнего парада... Нужно и мне проиграть его на своём уровне...

Достал из холодильника коньяки, бальзамы и закуски, напился пьяным.

— Эх, в последний раз пью!... — подумал старый хрыч и открыл форточку. Выглянул — а снаружи гроза с громом и молниями.

Ещё выпил, глядь — а в форточку влетает шаровая молния.

— За здравие! А за упокой пусть молодые пьют!... — поднял бокал старый хрыч, глядя на светящийся шар. И только начал из бокала пить, как полыхануло...

— Что такое? Откуда вокруг меня радуги?!... — успел подумать старый хрыч.

* * *

Где-то когда-то.

— Я проснулся? — удивлённо подумал старый хрыч, глядя в потолок — Где я? Это же не мой потолок...

— Это мой потолок — вылезли из памяти мысли — и я не старый хрыч, я Вася, мне 11 лет!

— Какой ещё Вася?!... Что за кошачье имя?!.... — возмутился старый хрыч.

— Это я — Вася! — ответила память.

— Не я, а ты! — попробовал возразить ей старый хрыч.

— Ты — это я, Вася!... — ответила память.

— Тогда почему я — Вася?... — спросил её старый хрыч.

— Потому, что в моём роду старших сыновей всегда называют Васями — ответила память — а по фамилии мы Васильевы. И старший в роду всегда Вась-Вась-Вась. Если бы вместо меня родилась дочка, её бы назвали Василисой... А поскольку я старший — Василисой назвали мою младшую сестрёнку...

— Кошачьи имена!... — подумал было старый хрыч, но внезапно услышал громкое:

— Мяу!

И на постель запрыгнул красивый пушистый рыжий кот с белой манишкой, белым брюхом и белыми "тапочками". Приткнулся к боку, замурчал.

Вась-Вась-Вась машинально вынул руку из-под одеяла, погладил кота. Кот с радостью подставился под ласку.

Память подсказала:

— Кот Рыжик. Крыс ловит и кушает. Любит смотреть телевизор. Любит, когда его гладят...

И напомнила картинку — как кот сидит перед телевизором и внимательно смотрит на экранное мельтешение.

Старый хрыч посмотрел на руку, которой гладил кота. Это не его старческая рука! Это рука малолетки...

— Так! — подумал старый хрыч — Вселение. Допрыгался!...

Огляделся вокруг. Маленькая комнатёнка — кровать, письменный стол, полки с книгами, полукресло с подлокотниками, окно с широким подоконником, под ним в стенной нише — классическая старосоветская чугунная батарея водяного отопления, рядом с окном — дверь на балкон. С противоположной стороны комнаты — дверь в коридор.

Память подсказала:

— Двухэтажный дом, четырёхкомнатная квартира. На втором этаже три комнаты, на первом — одна, а также кухня, ванная и гальюн.

Вась-Вась-Вась прислушался. Голоса сбоку, звон посуды снизу. Память подсказала:

— Сбоку — это папа с дядей Федей. Они — великие герои великой войны! Снизу — это мамочка на кухне, и сестрёнка с ней...

Вась-Вась-Вась вцепился в память:

— Какой сейчас год, месяц, день?!....

Память механически ответила:

— 1959 год, 31 мая, воскресенье.

— Какого я года рождения?!...

— 1948.

— Где мы живём?!...

— Посёлок в двух часах езды автобусом от райцентра. А оттуда ещё час езды автобусом до облцентра... Автобус до райцентра ездит два раза в неделю. А до облцентра взрослый хороший ходок может дойти за сутки и по лесу, напрямик. Но только хороший взрослый ходок и притом знающий тропинки...

— Я учусь в школе?!...

— Я уже не учусь. В нашем посёлке в школе только четыре класса, которые я в этом году окончил. Кто хочет учиться дальше — тому нужно перебираться в райцентр, если смогут. А кто не хочет — те могут до самой службы гулять и играть...

И тут же из памяти Вась-Вась-Вася вылезли воспоминания о поселковой школе и учёбе в ней. Получалось, что школу в посёлке построили ещё задолго до войны, и здание её было одноэтажным, бревенчатым и с отоплением дровяными печками; а вскоре после войны построили для школы здание двухэтажное, кирпичное и просторное, а старое осталось в качестве подсобки. И что школа эта считается начальной, даёт начальное образование, каковым считается четырёхклассное. И что учёба в школе с первого класса идёт в две смены, причём к каждому малышу взрослые присматриваются, пока он ещё дошколёнок, на предмет определить, в какую смену ему будет удобнее учиться; и потому там каждого класса по два параллельных, но не А и Б, а У и Д — утренний и дневной; а в городах покрупнее бывают классы У-1, У-2, У-3 и вплоть до Д-5. И что учителя тоже распределены так же — кому в какую смену удобнее преподавать. И что сам Вась-Вась-Вась все четыре класса с удовольствием отучился в классе Д, и потому утренний сон всегда был его...

— Это очень хорошо! — подумал старый хрыч — Но что-то я не припомню, чтобы в пятидесятые были такие человеколюбивые порядочки... Вроде как тогда было наоборот, на какую смену тебя поставили, на той и выживай!...

А память тем временем развернула калейдоскоп воспоминаний о жителях посёлка, окончивших школу в прошлые годы — некоторые изловчились перебраться учиться в райцентр или даже в облцентр; а некоторые так и остались в посёлке бездельничать. А также и о тех, очень немногих, которые исхитрялись выучиться самостоятельно — то есть брали в поселковой библиотеке учебники за классы с пятого по седьмой, чего-то по ним набирались, а потом сдавали экзамены экстернатом в райцентровской семилетке и там же получали аттестаты о семилетнем образовании.

Опыт и наблюдательность старого хрыча сразу же отметили, что по этой информации так получается, что таких экстернов на экзаменах особо не гоняют; а ежели они согласны на троечный аттестат — то и вовсе почти не гоняют.

А из памяти всплыли ещё и рассуждения взрослых: "Уж мы-то в своей молодости намаялись, пусть хоть наши дети поживут в своё удовольствие..."

— Так они же неучи!... — попробовал было вякнуть старый хрыч.

Память сразу же развернула другой калейдоскоп воспоминаний, в которых взрослые рассуждали о своих детях:

— Читать-писать умеют? Умеют! Деньги в кармане сосчитать сумеют? Сумеют! Трактор от танка отличат? Отличат! Вот и достаточно, не нужно детей мучить, если у них нутро к учёбе не лежит! У кого лежит — те пущай у родственников или знакомых в райцентре нахлебничают. А у кого потом вдруг залежит — никогда не поздно взять в библиотеке учебники. А кто в райцентр или облцентр переберётся — тот в любом возрасте сможет и в вечернюю школу пойти... а там и до заочного вуза недалеко...

И другие воспоминания, как маленький Вась-Вась-Вась проходил мимо взрослых, а председатель поселкового совета Сан Саныч тем говорил:

— Шибко учёные от нас в райцентр сбегут! В облцентр! А кому повезёт — те и в Москву!... А здесь кто лямку тянуть будет?!... Пенсионеры, что ли?!... Так что, граждане, если не хотите, чтобы ваши дети от вас сбежали далеко и надолго — не вздумайте их пороть за двойки, а тем более за тройки!... Иначе за пару поколений вымрет наш посёлок...

Старый хрыч подумал, что в прошлой жизни он что-то не слышал о подобном отношении к молодёжи. Как раз наоборот, в его детстве жестокость и требовательность к детям были зашкаливающими...

Память Вась-Вась-Вася тут же выдала воспоминания, как он ещё в дошкольном возрасте играл с игрушками, сидя возле взрослых; а по радио в этот момент как раз бухтело какое-то из правительственных постановлений, которое он машинально услышал и частично запомнил, а особенно запомнились хлёстко произносимые фразы "бесполезный балласт" и "из-под отцовского ремня". Старый хрыч вцепился в это воспоминание — а там было что-то про каких-то недостойных граждан, которые смотрят на образование, в том числе и на высшее, как на престижную статусную цацку; точно так, как в царские времена глупые обыватели смотрели на возможность вырядиться знатными господами. И что таким ловцам престижного статуса дипломоносителя давать образование выше начального заведомо бесполезно — всё одно от них никакой пользы не будет; а вот вред — будет, потому что они, гады такие, конкурируют с теми гражданами, которые образования себе хотят вовсе не для бахвальства, а для принесения пользы народу и государству Советскому. И ещё в том постановлении что-то говорилось про каких-то недостойных родителей, куда-то там пропихивающих своих детей, чтобы потом бахвалиться, что у них дети учатся в каком-то там престижном заведении; и что это тоже недопустимо, потому как переполняет эти самые заведения тем самым бесполезным балластом, конкурирующим с кем-то там достойным.

— Похоже, это вовсе не прошлое моего мира, а какой-то параллельный мир — подумал старый хрыч — а вот каковы здесь коты?....

Вась-Вась-Вась выпростал из-под одеяла вторую руку, взялся за кота обоими руками, погладил-почесал. Кот в руках аж расслабился, как резиновый. С громким мурчанием!

Вась-Вась Вась опять обратился к памяти:

— Какой такой телевизор любит смотреть котик?...

Память обозначила калейдоскоп картинок с телевизором, стоящим в соседней комнате. Получалось так, что телевизор этот ламповый, чёрно-белый, с экраном диагональю сантиметров около шестидесяти. Старый хрыч удивлённо подумал:

— Разве в пятьдесят девятом были такие телевизоры?!... Или меня и вправду занесло в параллельный мир?!...

Спросил у своей памяти:

— А где мои воевали, и отец, и дядя?!... Под Москвой или под Сталинградом?!...

Память взорвалась негодованием:

— Какая Москва?!... Какой Сталинград?!... Европейцы не дошли даже до Смоленска, Новгорода и Киева!

— Ну, точно — параллельный мир!... — подумал старый хрыч — теперь осталось найти Развилку...

И начал выворачивать память наизнанку на предмет вспомнить все подробности здешнего мироустройства...

31.05.1959. СССР.

* * *

Старый хрыч вцепился в память Вась-Вась-Вася:

— Так на каких фронтах воевали мои отец и дядя?!... И — в каких войсках?!....

Память с гордостью ответила:

— Папочка был моряком Северного флота, в морской авиации, радиометристом. На авианосце "Чкалов"! А дядюшка был танкистом, потому, что по гражданской специальности тракторист. Начинал войну на лёгком БТ-8, продолжил на среднем Т-44, а закончил на тяжёлом ИС-3.

И развернула калейдоскоп картинок — каковы на фотографиях отец и дядя, какая красивая у них форма с медалями, которую они одевают по праздникам — у отца с флотскими нарукавниками, у дяди с армейским петлицами.

Старый хрыч чуть не дёрнулся. Удержало только то, что он ещё и гладил мурчащего Рыжика.

— Какой, к чёрту, БТ-8?!... Какой ещё Т-44 и ИС во время войны? Какой, к бабаю, авианосец?!... Какие, к хреням, петлицы и нарукавники?!...

Память безотказно развернула калейдоскоп воспоминаний, какой на картинках и фотографиях изображался БТ-8, да что про него рассказывал дядя Федя; насколько, разумеется, это было понятно его племяннику-младшекласснику. Получалось, что это очень хорошо улучшенный танк из серии БТ, да ещё и с ходовой механикой, чем-то принципиально отличавшейся от механики прежних моделей БТ.

Старый хрыч попробовал осмыслить это с точки зрения того, что он в прошлой жизни слышал краем уха про танковые моторы — получалось, что на БТ-8 были применены технические решения, которые в его мире были найдены вроде бы как — только через много лет после войны, или вроде бы даже десятилетий. Вроде бы...

Память тем временем развернула калейдоскоп воспоминаний о том, что Вась-Вась-Васю было известно про Т-44 и ИС-3 — получалось так, что на картинках и газетных фотографиях они внешне были вроде бы похожи на такие, какие были в прежнем мире. Опять вроде бы...

— А разве погоны не введены в сорок третьем?... — спросил у памяти старый хрыч.

Память промолчала — ей ничего не было известно про погоны. Вась-Вась-Вась попробовал поднапрячь память — и не получил от неё про погоны ничего, кроме того, что они были у царских и белогвардейских военных, какими те изображались на картинках и в кинофильмах. Вылезло ещё бранное, причём в основном киношное, слово "золотопогонники". Старый хрыч хмыкнул.

— Отец и дядя, случаем, не партийные?... — спросил он память.

— Сочувствующие! — с гордостью ответила память.

— То есть как это?!...

Память развернула воспоминания, как в пионерской организации школьникам растолковывали, что такое сочувствующие. Это граждане, разделяющие коммунистические убеждения, но по уровню своего геройства не дотягивающие до уровня истинного коммуниста.

Потом память развернула другие воспоминания, как пионеры, и Вась-Вась-Вась среди них, стоят с венками на каком-то там мероприятии, а поселковый комиссар дядя Володя бубнит с трибуны:

— Коммунист должен быть всегда с холодной головой, горячим сердцем, чистыми руками, первый в бою, последний за столом, безжалостный к себе и снисходительный к своим сочувствующим... Кто таким быть не может — тот пусть будет хотя бы сочувствующим!...

Старый хрыч подумал, что в его прежнем мире ничего подобного не было, а было как раз наоборот, кто коммунист — тот карьерист. И шли в советское время люди в партию в худшем случае из карьеристских побуждений; а в лучшем случае для того, чтобы поднять свой социальный статус, хотя бы в своих собственных глазах.

— Что же здесь за мир?!... — подумал старый хрыч и погладил мурчащего кота.

Кот махнул хвостом и ткнулся носом в ладонь. Старый хрыч взглянул в глаза коту — зеленючие!

А память начала разворачивать воспоминания, как отец рассказывал про авианосец, про локаторы на нём, про самолёты "Ла-5м" и Ил-2т", про сопровождающий крейсер "Чапаев"; про дальние походы от Мурманска до Владивостока и обратно, про корабли самые разные и их отметки на экране локатора, про медали советские и японские, которыми наградили всех в экипажах кораблей...

Старый хрыч охнул:

— Японские медали?!... Да что у вас за мир такой?!.... Может быть, у вас ещё и финские медали имеются?!...

И память сразу же развернула другие воспоминания, про рассказы соседа, дяди Жени, у которого белая разноцветноглазая кошка Мурка, и который начинал войну в 1939 году, на финском фронте, в морском десанте, захватившем с моря Гельсингфорс, вскоре переименованный в Антикайненград. И что с 1940 года есть Финская ССР в составе СССР и Карело-финская АССР в составе РСФСР. И что по телевизору недавно что-то про них говорилось, ещё и мелькали фамилии Куусинен и Антикайнен. Так же, как и товарищ Сталин...