Вась-Вась-Вась

Вась-Вась-Вась.

Про попаданцев/вселенцев многими понаписано всякое. Но такого ещё не было! Как раз наоборот, такую подробность (иначе говоря — такой вариант) попадалова/вселенчества абсолютное большинство авторов тщательно обходят...

* * *

Середина 21 века. Российское захолустье.

Старый хрыч обратил внимание, что уже несколько дней чувствует себя много лучше, чем несколько последних лет.

— Э, да у меня последний парад! — подумал старый хрыч — Как у Лёнечки в его время. Тот тоже внезапно стал выглядеть много лучше, чем несколько последних лет, бодреньким принял с трибуны Мавзолея парад 7.11.82, напился-нажрался на своей охотничьей даче, выдал там свой последний тост; а потом 10.11 тук — и готов!... И прежний Ильич тоже так — долго болел, в Горках на даче отлёживался, и вдруг почти выздоровел! Многие надеялись, что вскоре и к работе вернётся; а Вовчик тук — и готов!... А Гаврюша в таком состоянии написал свой предсмертный стих "Руиначти"...

Немногие люди удостаиваются под конец жизни мистерии последнего парада... Нужно и мне проиграть его на своём уровне...

Достал из холодильника коньяки, бальзамы и закуски, напился пьяным.

— Эх, в последний раз пью!... — подумал старый хрыч и открыл форточку. Выглянул — а снаружи гроза с громом и молниями.

Ещё выпил, глядь — а в форточку влетает шаровая молния.

— За здравие! А за упокой пусть молодые пьют!... — поднял бокал старый хрыч, глядя на светящийся шар. И только начал из бокала пить, как полыхануло...

— Что такое? Откуда вокруг меня радуги?!... — успел подумать старый хрыч.

* * *

Где-то когда-то.

— Я проснулся? — удивлённо подумал старый хрыч, глядя в потолок — Где я? Это же не мой потолок...

— Это мой потолок — вылезли из памяти мысли — и я не старый хрыч, я Вася, мне 11 лет!

— Какой ещё Вася?!... Что за кошачье имя?!.... — возмутился старый хрыч.

— Это я — Вася! — ответила память.

— Не я, а ты! — попробовал возразить ей старый хрыч.

— Ты — это я, Вася!... — ответила память.

— Тогда почему я — Вася?... — спросил её старый хрыч.

— Потому, что в моём роду старших сыновей всегда называют Васями — ответила память — а по фамилии мы Васильевы. И старший в роду всегда Вась-Вась-Вась. Если бы вместо меня родилась дочка, её бы назвали Василисой... А поскольку я старший — Василисой назвали мою младшую сестрёнку...

— Кошачьи имена!... — подумал было старый хрыч, но внезапно услышал громкое:

— Мяу!

И на постель запрыгнул красивый пушистый рыжий кот с белой манишкой, белым брюхом и белыми "тапочками". Приткнулся к боку, замурчал.

Вась-Вась-Вась машинально вынул руку из-под одеяла, погладил кота. Кот с радостью подставился под ласку.

Память подсказала:

— Кот Рыжик. Крыс ловит и кушает. Любит смотреть телевизор. Любит, когда его гладят...

И напомнила картинку — как кот сидит перед телевизором и внимательно смотрит на экранное мельтешение.

Старый хрыч посмотрел на руку, которой гладил кота. Это не его старческая рука! Это рука малолетки...

— Так! — подумал старый хрыч — Вселение. Допрыгался!...

Огляделся вокруг. Маленькая комнатёнка — кровать, письменный стол, полки с книгами, полукресло с подлокотниками, окно с широким подоконником, под ним в стенной нише — классическая старосоветская чугунная батарея водяного отопления, рядом с окном — дверь на балкон. С противоположной стороны комнаты — дверь в коридор.

Память подсказала:

— Двухэтажный дом, четырёхкомнатная квартира. На втором этаже три комнаты, на первом — одна, а также кухня, ванная и гальюн.

Вась-Вась-Вась прислушался. Голоса сбоку, звон посуды снизу. Память подсказала:

— Сбоку — это папа с дядей Федей. Они — великие герои великой войны! Снизу — это мамочка на кухне, и сестрёнка с ней...

Вась-Вась-Вась вцепился в память:

— Какой сейчас год, месяц, день?!....

Память механически ответила:

— 1959 год, 31 мая, воскресенье.

— Какого я года рождения?!...

— 1948.

— Где мы живём?!...

— Посёлок в двух часах езды автобусом от райцентра. А оттуда ещё час езды автобусом до облцентра... Автобус до райцентра ездит два раза в неделю. А до облцентра взрослый хороший ходок может дойти за сутки и по лесу, напрямик. Но только хороший взрослый ходок и притом знающий тропинки...

— Я учусь в школе?!...

— Я уже не учусь. В нашем посёлке в школе только четыре класса, которые я в этом году окончил. Кто хочет учиться дальше — тому нужно перебираться в райцентр, если смогут. А кто не хочет — те могут до самой службы гулять и играть...

И тут же из памяти Вась-Вась-Вася вылезли воспоминания о поселковой школе и учёбе в ней. Получалось, что школу в посёлке построили ещё задолго до войны, и здание её было одноэтажным, бревенчатым и с отоплением дровяными печками; а вскоре после войны построили для школы здание двухэтажное, кирпичное и просторное, а старое осталось в качестве подсобки. И что школа эта считается начальной, даёт начальное образование, каковым считается четырёхклассное. И что учёба в школе с первого класса идёт в две смены, причём к каждому малышу взрослые присматриваются, пока он ещё дошколёнок, на предмет определить, в какую смену ему будет удобнее учиться; и потому там каждого класса по два параллельных, но не А и Б, а У и Д — утренний и дневной; а в городах покрупнее бывают классы У-1, У-2, У-3 и вплоть до Д-5. И что учителя тоже распределены так же — кому в какую смену удобнее преподавать. И что сам Вась-Вась-Вась все четыре класса с удовольствием отучился в классе Д, и потому утренний сон всегда был его...

— Это очень хорошо! — подумал старый хрыч — Но что-то я не припомню, чтобы в пятидесятые были такие человеколюбивые порядочки... Вроде как тогда было наоборот, на какую смену тебя поставили, на той и выживай!...

А память тем временем развернула калейдоскоп воспоминаний о жителях посёлка, окончивших школу в прошлые годы — некоторые изловчились перебраться учиться в райцентр или даже в облцентр; а некоторые так и остались в посёлке бездельничать. А также и о тех, очень немногих, которые исхитрялись выучиться самостоятельно — то есть брали в поселковой библиотеке учебники за классы с пятого по седьмой, чего-то по ним набирались, а потом сдавали экзамены экстернатом в райцентровской семилетке и там же получали аттестаты о семилетнем образовании.

Опыт и наблюдательность старого хрыча сразу же отметили, что по этой информации так получается, что таких экстернов на экзаменах особо не гоняют; а ежели они согласны на троечный аттестат — то и вовсе почти не гоняют.

А из памяти всплыли ещё и рассуждения взрослых: "Уж мы-то в своей молодости намаялись, пусть хоть наши дети поживут в своё удовольствие..."

— Так они же неучи!... — попробовал было вякнуть старый хрыч.

Память сразу же развернула другой калейдоскоп воспоминаний, в которых взрослые рассуждали о своих детях:

— Читать-писать умеют? Умеют! Деньги в кармане сосчитать сумеют? Сумеют! Трактор от танка отличат? Отличат! Вот и достаточно, не нужно детей мучить, если у них нутро к учёбе не лежит! У кого лежит — те пущай у родственников или знакомых в райцентре нахлебничают. А у кого потом вдруг залежит — никогда не поздно взять в библиотеке учебники. А кто в райцентр или облцентр переберётся — тот в любом возрасте сможет и в вечернюю школу пойти... а там и до заочного вуза недалеко...

И другие воспоминания, как маленький Вась-Вась-Вась проходил мимо взрослых, а председатель поселкового совета Сан Саныч тем говорил:

— Шибко учёные от нас в райцентр сбегут! В облцентр! А кому повезёт — те и в Москву!... А здесь кто лямку тянуть будет?!... Пенсионеры, что ли?!... Так что, граждане, если не хотите, чтобы ваши дети от вас сбежали далеко и надолго — не вздумайте их пороть за двойки, а тем более за тройки!... Иначе за пару поколений вымрет наш посёлок...

Старый хрыч подумал, что в прошлой жизни он что-то не слышал о подобном отношении к молодёжи. Как раз наоборот, в его детстве жестокость и требовательность к детям были зашкаливающими...

Память Вась-Вась-Вася тут же выдала воспоминания, как он ещё в дошкольном возрасте играл с игрушками, сидя возле взрослых; а по радио в этот момент как раз бухтело какое-то из правительственных постановлений, которое он машинально услышал и частично запомнил, а особенно запомнились хлёстко произносимые фразы "бесполезный балласт" и "из-под отцовского ремня". Старый хрыч вцепился в это воспоминание — а там было что-то про каких-то недостойных граждан, которые смотрят на образование, в том числе и на высшее, как на престижную статусную цацку; точно так, как в царские времена глупые обыватели смотрели на возможность вырядиться знатными господами. И что таким ловцам престижного статуса дипломоносителя давать образование выше начального заведомо бесполезно — всё одно от них никакой пользы не будет; а вот вред — будет, потому что они, гады такие, конкурируют с теми гражданами, которые образования себе хотят вовсе не для бахвальства, а для принесения пользы народу и государству Советскому. И ещё в том постановлении что-то говорилось про каких-то недостойных родителей, куда-то там пропихивающих своих детей, чтобы потом бахвалиться, что у них дети учатся в каком-то там престижном заведении; и что это тоже недопустимо, потому как переполняет эти самые заведения тем самым бесполезным балластом, конкурирующим с кем-то там достойным.

— Похоже, это вовсе не прошлое моего мира, а какой-то параллельный мир — подумал старый хрыч — а вот каковы здесь коты?....

Вась-Вась-Вась выпростал из-под одеяла вторую руку, взялся за кота обоими руками, погладил-почесал. Кот в руках аж расслабился, как резиновый. С громким мурчанием!

Вась-Вась Вась опять обратился к памяти:

— Какой такой телевизор любит смотреть котик?...

Память обозначила калейдоскоп картинок с телевизором, стоящим в соседней комнате. Получалось так, что телевизор этот ламповый, чёрно-белый, с экраном диагональю сантиметров около шестидесяти. Старый хрыч удивлённо подумал:

— Разве в пятьдесят девятом были такие телевизоры?!... Или меня и вправду занесло в параллельный мир?!...

Спросил у своей памяти:

— А где мои воевали, и отец, и дядя?!... Под Москвой или под Сталинградом?!...

Память взорвалась негодованием:

— Какая Москва?!... Какой Сталинград?!... Европейцы не дошли даже до Смоленска, Новгорода и Киева!

— Ну, точно — параллельный мир!... — подумал старый хрыч — теперь осталось найти Развилку...

И начал выворачивать память наизнанку на предмет вспомнить все подробности здешнего мироустройства...

31.05.1959. СССР.

* * *

Старый хрыч вцепился в память Вась-Вась-Вася:

— Так на каких фронтах воевали мои отец и дядя?!... И — в каких войсках?!....

Память с гордостью ответила:

— Папочка был моряком Северного флота, в морской авиации, радиометристом. На авианосце "Чкалов"! А дядюшка был танкистом, потому, что по гражданской специальности тракторист. Начинал войну на лёгком БТ-8, продолжил на среднем Т-44, а закончил на тяжёлом ИС-3.

И развернула калейдоскоп картинок — каковы на фотографиях отец и дядя, какая красивая у них форма с медалями, которую они одевают по праздникам — у отца с флотскими нарукавниками, у дяди с армейским петлицами.

Старый хрыч чуть не дёрнулся. Удержало только то, что он ещё и гладил мурчащего Рыжика.

— Какой, к чёрту, БТ-8?!... Какой ещё Т-44 и ИС во время войны? Какой, к бабаю, авианосец?!... Какие, к хреням, петлицы и нарукавники?!...

Память безотказно развернула калейдоскоп воспоминаний, какой на картинках и фотографиях изображался БТ-8, да что про него рассказывал дядя Федя; насколько, разумеется, это было понятно его племяннику-младшекласснику. Получалось, что это очень хорошо улучшенный танк из серии БТ, да ещё и с ходовой механикой, чем-то принципиально отличавшейся от механики прежних моделей БТ.

Старый хрыч попробовал осмыслить это с точки зрения того, что он в прошлой жизни слышал краем уха про танковые моторы — получалось, что на БТ-8 были применены технические решения, которые в его мире были найдены вроде бы как — только через много лет после войны, или вроде бы даже десятилетий. Вроде бы...

Память тем временем развернула калейдоскоп воспоминаний о том, что Вась-Вась-Васю было известно про Т-44 и ИС-3 — получалось так, что на картинках и газетных фотографиях они внешне были вроде бы похожи на такие, какие были в прежнем мире. Опять вроде бы...

— А разве погоны не введены в сорок третьем?... — спросил у памяти старый хрыч.

Память промолчала — ей ничего не было известно про погоны. Вась-Вась-Вась попробовал поднапрячь память — и не получил от неё про погоны ничего, кроме того, что они были у царских и белогвардейских военных, какими те изображались на картинках и в кинофильмах. Вылезло ещё бранное, причём в основном киношное, слово "золотопогонники". Старый хрыч хмыкнул.

— Отец и дядя, случаем, не партийные?... — спросил он память.

— Сочувствующие! — с гордостью ответила память.

— То есть как это?!...

Память развернула воспоминания, как в пионерской организации школьникам растолковывали, что такое сочувствующие. Это граждане, разделяющие коммунистические убеждения, но по уровню своего геройства не дотягивающие до уровня истинного коммуниста.

Потом память развернула другие воспоминания, как пионеры, и Вась-Вась-Вась среди них, стоят с венками на каком-то там мероприятии, а поселковый комиссар дядя Володя бубнит с трибуны:

— Коммунист должен быть всегда с холодной головой, горячим сердцем, чистыми руками, первый в бою, последний за столом, безжалостный к себе и снисходительный к своим сочувствующим... Кто таким быть не может — тот пусть будет хотя бы сочувствующим!...

Старый хрыч подумал, что в его прежнем мире ничего подобного не было, а было как раз наоборот, кто коммунист — тот карьерист. И шли в советское время люди в партию в худшем случае из карьеристских побуждений; а в лучшем случае для того, чтобы поднять свой социальный статус, хотя бы в своих собственных глазах.

— Что же здесь за мир?!... — подумал старый хрыч и погладил мурчащего кота.

Кот махнул хвостом и ткнулся носом в ладонь. Старый хрыч взглянул в глаза коту — зеленючие!

А память начала разворачивать воспоминания, как отец рассказывал про авианосец, про локаторы на нём, про самолёты "Ла-5м" и Ил-2т", про сопровождающий крейсер "Чапаев"; про дальние походы от Мурманска до Владивостока и обратно, про корабли самые разные и их отметки на экране локатора, про медали советские и японские, которыми наградили всех в экипажах кораблей...

Старый хрыч охнул:

— Японские медали?!... Да что у вас за мир такой?!.... Может быть, у вас ещё и финские медали имеются?!...

И память сразу же развернула другие воспоминания, про рассказы соседа, дяди Жени, у которого белая разноцветноглазая кошка Мурка, и который начинал войну в 1939 году, на финском фронте, в морском десанте, захватившем с моря Гельсингфорс, вскоре переименованный в Антикайненград. И что с 1940 года есть Финская ССР в составе СССР и Карело-финская АССР в составе РСФСР. И что по телевизору недавно что-то про них говорилось, ещё и мелькали фамилии Куусинен и Антикайнен. Так же, как и товарищ Сталин...

— Что, Сталин ещё жив?!... — удивлённо подумал старый хрыч.

— Первый Секретарь Василий Сталин! — ответила память.

И напомнила про висящий в школе портрет — Василий Иосифович на трибуне Мавзолея, в военной форме с гербами на голубых петлицах. Старый хрыч почувствовал, что Вась-Вась-Вась машинально возгордился, как и всякий раз, когда он сам или кто-то поблизости вспоминал про Сталина — как же, такой тёзка...

— А что же Хрущёв?!... — спросил старый хрыч.

Память промолчала. Такового она не помнила...

— Берия?... Лаврентий Палыч?... — спросил старый хрыч.

Память замялась и с трудом выдала, что когда-то несколько лет назад Вась-Вась-Вась слышал в разговоре взрослых что-то подобное не то: "Как Иосиф умер — так и Лаврентий на пенсию...", не то: "Как один умер — так и второй на пенсию"... А также и частые рассуждения самых разных взрослых: "Товарища Сталина может заменить только товарищ Сталин!..."

И внезапно память глюкнула и самопроизвольно выдала последовательность:

— Российская Федерация, Закавказская Федерация, Среднеазиатская Федерация, Прибалтийская Федерация, Центральноевропейская Федерация, Балканская Федерация... Федерация...Федерация...Федерация...

— Так... — подумал старый хрыч — без карты не разобраться... Карты здесь есть?...

— Есть... — ответила память — хороший атлас с картами по истории СССР, для школьников...

Вась-Вась-Вась вылез из-под одеяла, придерживая кота, потом положил его на постель. Рыженький довольно разлёгся, не переставая мурчать. Вась-Вась-Вась машинально сунул ноги в тапочки, подошёл к столу, и перво-наперво вынул из выдвижного ящика маленькое зеркало.

Посмотрел в него на себя. Присмотрелся. И подумал, что ему повезло с носителем — красивый! Из такого вырастет тот самый красавец-мужчина, чья подчёркнуто декоративная, сусальная красота будет вызывать восторг женщин и злобную зависть некрасивых мужчин. Куда как лучше, чем если бы достался тот, про которого сказано, что красота для мужчины — это не главное достоинство. И тем более много лучше, чем если бы носитель оказался тот, про которого говорится, что он немного красивее гориллы и что его морда одним своим видом кирпича просит.

Подумал старый хрыч также и о том, что Вась-Вась-Васю грандиозно повезло в том, что его родня не заставляет его голову стричь, а тем более наголо; потому и красивые соломенного цвета волосы свисают ниже плеч. А память Вась-Вась-Вася тут же напомнила и про слышанные неоднократно такие рассуждения поселковых взрослых: "Уж мы в свои годы намаялись и с тифами, и с тифозными стрижками; так пусть хоть дети наши смогут быть длинноволосыми. А на шампуни нам не жалко!..."

Положил зеркало обратно, перевёл взгляд на книжные полки, увидел, как много там стоит сборников самых разных сказок; не только "Русские сказки" в нескольких изданиях, но и сказки всяких других народов, вплоть до индейских и индийских. Память Вась-Вась-Вася тут же вылезла с приятными воспоминаниями, сказки читать он любил. Когда взгляд падал на корешок книги "Грузинские сказки", память сразу же напоминала о гвелешапи и полцыплёнке; от взгляда на корешок "Молдавских сказок" — о Фэт-Фрумосе, Пэкалэ и Тындалэ; а от взгляда на "Японские сказки" — о горе Фудзи и разгадчике мыслей Омои.

— Что же ещё читать младшекласснику?... — подумал старый хрыч.

Потом потянулся к полке и взял с неё атлас альбомного формата с картами по истории СССР. Посмотрел на год издания — 1955.

Хотел было сесть в полукресло, но вернулся к кровати, сел на неё, и одной рукой продолжил гладить кота. А второй — открыл атлас.

Так, первая карта — Восточная Европа в археологические времена. О, сунгирьская культура, трипольская культура, чернолесская культура, все такие прочие, как их много... вплоть до кургана Перепятихи...

Вторая карта — Русь в древние времена. Города, торговые пути, волоки, стрелки военных походов, даты их.... Вроде бы всё как в прежнем мире.

Третья карта — Русь разваленная, усобицы русских княжеств. Стрелки походов, сожжение городов... Тоже всё вроде как...

Четвёртая карта — завоевания монголов, походы, даты, места сражений, штурмов городов. Тут же и — шведы биты на Неве, крестоносцы на Чудском озере. Тоже никакой разницы с прежним миром на карте не заметно, только что надписи интересные: "Походы монголов" и "Походы европейцев"... Вроде как в прошлом мире европейцев европейцами не называли...

Пятая карта — становление Московии. Города, даты, стрелки, места сражений. Вроде бы всё на месте!

Шестая карта — расцвет Московии, походы и присоединения обоих Иоаннов Васильевичей. Вот — опять европейцы названы европейцами!...

Седьмая карта — Смутное время и ранние Романовы. Походы Болотникова. Присоединение Сибири. И опять — на карте над стрелкой надпись "Поляки", под картой такими стрелками: "Походы европейцев"...

Восьмая карта — Россия в 17 веке, войны с Польшей, церковный раскол, восстание Степана Разина. Вот уж тут никакой разницы! Обозначено даже соловецкое сидение...

Девятая — петровские времена, походы Голицына, осады Азова, Северная война, Прутский поход, Персидский поход. Тоже всё вроде как без разницы.

Десятая — Россия в 18 веке. Присоединения земель, Семилетняя война. И надпись под картой, что стрелкой обозначены "Походы русской армии на европейцев во время Семилетней войны"... Пугачёвские походы, русско-турецкие войны...

Одиннадцатая — времена Наполеона. Война 1805 года, война 1812 года, поход русской армии на Париж. И надпись внизу, что таким-то значком обозначены сожжения русских городов европейцами...

Двенадцатая карта — Россия в 19 веке. Русско-турецкие войны, Крымская война, осада Севастополя европейцами, Карс, Плевна, Баязет... Пока что разница с прошлым миром видна только в том, что там европейцев не называли европейцами так назойливо...

Тринадцатая карта — зарождение революционного движения в России 19 и начала 20 века. Место подвига Каракозова, место подвига народовольцев, места первых рабочих стачек... и места ссылок революционеров!

Четырнадцатая — русско-японская война и Революция 1905 года. К этой карте старый хрыч присмотрелся потщательнее, напрягая память прошлой жизни. Вроде как никакого отличия!...

Пятнадцатая — Россия в Первой Мировой и Революции 1917 года. Вот как — а их тут три! Падение Двоевластия тоже считается чем-то подобным революции и потому ставится в один ряд с Февральской и Октябрьской... Похоже, события всё те же, а трактовка их иная...

Шестнадцатая карта — Гражданская война в России и интервенция... опять европейцев! Только что басмачи, японцы и белокитайцы не названы европейцами... Так, Карельская трудовая коммуна, Донецко-Криворожская республика... И значками отмечены места массовых казней, кто бы там кого не казнил!... Однако... В прошлом мире такие подробности часто замалчивались, тем более в атласах для школьников...

Семнадцатая — СССР в двадцатые-тридцатые. Магнитка, Турксиб, Днепрогэс, заводы, коллективизация, МТС... Принятие Конституции-36 в Москве. Вроде как всё на месте.

Восемнадцатая — предвоенный СССР. Хасан, Халхин-Гол... Оп-ля, а это что такое?!... Место подписания тайного договора о мире и добром соседстве СССР и Японии... Вот как — тогда тайного, а сейчас он в атласе для школьников?!... Территории, которые Японская империя обязалась передать СССР до 1947 года — Курилы, южный Сахалин, Маньчжурия и Северная Корея...

И тут в памяти Вась-Вась-Вася всплыло воспоминание, как он в году не то прошлом, а не то в позапрошлом видел по телевизору в новостях сообщение о визите в Москву делегации Коммунистической партии Японской империи... И как им пионервожатая в школе рассказывала о визитах японских пионеров в СССР и советских в Японию...

— Так что же, Развилка была не позже тридцать девятого?!... — подумал старый хрыч. И продолжил изучение карты предвоенного СССР.

Так, на востоке ещё Синьцзян-Уйгурская ССР в составе СССР... Признание Советским Союзом независимости Тибета... А вот и Среднеазиатская СФСР, и в ней множество АССР...

А что на западе?... Так, освободительный поход на европейцев, в смысле на поляков... Бессарабия... Образование Молдавской ССР и Прибалтийской СФСР... Так, так, Виленская АО в составе БССР... Приднестровская АО в составе Молдавии... А это что такое?!... Что стало с Хохляндией?!... В её составе — Галицийская АССР, Донецко-Криворожская АССР, Малороссийская АССР со столицей в Киеве, Новороссийская АССР со столицей в Одессе... а столица всей УССР возвращена в Харьков! А на Кавказе наоборот, восстановлена ЗСФСР... в которой образовано множество различных АО и НО, автономных областей и национальных округов...

А что на Севере?... Финская война... Что такое, на Карельском перешейке только знаки артиллерийских обстрелов, а наступления обозначены двумя стрелками — с моря на Гельсингфорс и по суше на "финскую талию"... И образование Финской ССР...

— Всё страньше и страньше... — подумал старый хрыч и присмотрелся к карте внимательнее. Что-то там ещё есть! Вот оно — значками обозначены места передачи пленных польских шляхтичей германским представителям. Однако! И ещё — места массовых ликвидаций врагов советской власти. Где они?!... Прибалтика, Галиция, Финляндия... Так что же, здесь их расстреливали в открытую и в наглую?!... Может быть, ещё и под музыку, и перед кинокамерами?!...

Память тут же напомнила ещё раз про телепередачу с Куусиненом и Антикайненом — что они лично присутствовали на ликвидации белофиннов, отличившихся своим антикоммунизмом во время гражданской войны в Финляндии зимой 1917-18 годов. А также и неоднократно виденные в кинозале поселкового клуба кинохроники, причём разных мест и времён, где процесс ликвидации врагов был подробно показан, да ещё и в цвете... как их обезглавливают саблями, трупы сваливают в большие ямы, а из черепов громоздят пирамиды... причём всегда в таких фильмах показываются ещё и списки, на которые перед кинокамерой ставятся печати...

— Да что ж тут за мир такой?!... — подумал старый хрыч и с немалым страхом перевернул лист атласа.

Так, девятнадцатой идёт карта СССР во время Великой Отечественной. И вправду фронт не дошёл до Новгорода, Смоленска и Киева... Места пограничных боёв сорок первого... Вот как, вот как... немцы штурмуют укрепрайоны...

О, а здесь с самого начала РККА ударила по флангам — по Румынии на юге, по Норвегии на Севере... На Севере удержались, а из Румынии не то сами отступили, не то вермахт их вышиб... А в центре, получается, города и области с начала войны неоднократно переходили из рук в руки... В течении двух лет, до самого сорок третьего! В котором началось наступление РККА на Запад!

Память развернула рассказы директора школы, ветерана боёв за Могилёв — по ним так получалось, что там было что-то подобное Сталинграду, только гораздо продолжительнее. Причём сходства много — вплоть до термина "слоёный пирог"... Да ещё и постоянная ротация войск!...

Вернулся к карте. Так-так, что ни леса, там значки партизанской войны... Значком "бомба" обозначены места бомбёжек... Значком "штык в землю" обозначены места концлагерей... Значком "пирамида черепов" обозначены массовые истребления гражданского населения... Причём всё это с обоих сторон!...

Однако, однако! А по карте получается, что Красная Армия прошла Европу до самой Атлантики. Обозначены ещё "восстания в тылу европейцев"... непонятно только, кто там восставал. Так что же, дошли до Франции и Испании?!... По карте так...

На юге — "территории, добровольно переданные Турцией в состав РСФСР и АрмССР". Вот как, вот как — все приморские земли, да ещё и пол-Армении... Ужались турки здесь более, чем наполовину! Чёрное море — внутренний бассейн СССР, и Стамбул стал Сталинском-на-Босфоре... Но почему турки не сопротивлялись?!....

А это ещё что такое?!... Десант в сорок четвёртом в Англию! Причём шёл он из Архангельска и Мурманска до Лондона... Что-то подозрительно легко и быстро удалось захватить владычицу морей... И сколько там значков "пирамида черепов"...

Исторический опыт прошлой жизни старого хрыча аж завопил: "Такого просто не может быть! Британский флот всех бы перетопил, как на параде!!!"... И тут же зашептал: "А как же ленд-лиз?"...

И сразу память выдала обрывок где-то услышанного маленьким Вась-Вась-Васем разговора взрослых: "Как только немчура выдохлась — так и ленд-лиза не стало. А как платить не захотели — так и войну продолжили..."

Что тут ещё? О, а значки "пирамида черепов" как раз по всей Западной Европе раскиданы. Так что же, здесь не только немецкие, а ещё и советские загоняли кого-то там в концлагеря, газовые камеры и крематории?!...

И тут Вась-Вась-Вась вспомнил, что он неоднократно видел в кинохронике и по телевизору речь Иосифа Виссарионовича:

— Эвропэйцы прэдпачлы нацыоналную салыдарност классовой и патаму явлаются нацыоналными врагами, классовими прэдатэлами и далжны бит унычтожэны! И нэ нужно пэнат на аднаго Гытлэра, Гытлэры прыходат и уходат, а эвропэйскыэ убыйцы астаютса. Нам нужна Эвропа бэз эвропэйцэв!... Как эвропэйцам нужна била Расыя бэз рускых, а Амэрыка бэз ындэйцэв. Ми атвэтым нашым рускым планом "Вэст" на эвропэйскый план "Ост"!...

А память тут же начала разворачивать воспоминания — как часто в газетах, в журналах, в передачах по радио и ТВ склоняются такие темы, что слово "Европа" происходит от финикийского "эреб" — мрак, то есть она страна мрака; что Европа — это кладбище народов; и что вся Европа к востоку от реки Везер стоит на славянских костях; что европейцы, а прежде всего англосаксы, истребили великое множество других народов; и что европейцы хотели истребить всех советских людей...

И следующие воспоминания — как получалось и из часто показываемой кинохроники, и из радиопередач, и из рассказов ветеранов — никаких таких газовых камер с крематориями, а только ямы с обезглавленными трупами, пирамиды черепов на постаментах, и "отработка сабельных ударов", да под рассуждения, что пуля в бою пригодится... Зато всегда всё подобное — с тщательнейшим документированием и кинографированием...

Старый хрыч вспомнил, что он в своём прошлом мире слышал такое — что во времена второй мировой процесс вычищения ненужного поголовья завоёванных у немцев и японцев был организован весьма различно. Немцы работали по-европейски, то есть строили концлагеря, газовые камеры (стационарные и автомобильные) и крематории; а японцы не понимали такого затратного подхода — они при ликвидации китайцев даже пуль на них не тратили (пули и вправду в бою пригодятся!), а — саблями зарубали, штыками закалывали, прикладами забивали. Похоже, что в этом мире советские кое-чему поднаучились у союзников...

Старый хрыч чуть не заорал вслух: "Куда, куда, куда меня занесло?!!!..." Рыженький котик почувствовал его волнение, мяукнул, привстал и ткнулся носом в нос. И продолжил мурчать! Старый хрыч машинально перелистнул атлас.

Так, на двадцатой карте — вторая мировая на Тихом океане. Это уже непонятно, она-то каким боком к истории СССР?!... Что ещё?...

Э, да тут самураи шли от победы к победе куда как продолжительнее и масштабнее! Гавайи, Австралия, Индия, Панама, Аляска... Значки морских боёв — и везде они побеждают...

Старый хрыч вспомнил, как в прошлой жизни он наслушался рассуждений в стиле: "Как хорошо не воевали бы японцы — а их Америка всё одно задавила бы массой техники, а Китай — массой толпы..."

Что-то тут не видно такого — получается, что нашли нихондзины управу на количество янки. Но всё одно, как же они ухитрились быть сильными везде?!...

А это ещё что?!... Советские наступления, советско-японские наступления.... На территории Северной Америки! Так что же, Америка завоёвана?!... Стрелки показаны — через Мексику, через Аляску, и десанты с моря... И повсюду значки "пирамида черепов"... И значки применения японского бактериологического оружия!...

И память напоминает про отцовские рассказы — чьи там корабли давали отметки на экране?!... А что там он говорил про морские бои?!.... Сразу и не вспомнить....

— Здесь ничему нельзя удивляться! — подумал старый хрыч — иначе можно умом тронуться. И никакой кот не успокоит...

Кот вильнул хвостом, вытянув его вдоль кровати.

— А что же ядрёнбатон? — внезапно подумал старый хрыч — разве его не применили?!...

Память молчала. В ней ничего не было про атомные бомбы! Вась-Вась-Вась поднапряг память — без толку! Попробовал вспомнить про атомные котлы и электростанции — и тут удалось вспомнить, что в какой-то не то радио-, не то телепередаче как-то говорилось, причём недавно, что какое-то подземное устройство, изучающее распад материи, будучи использовано в качестве электростанции, дало большую пользу для народного хозяйства; и что такие устройства возможно сооружать только под землёй на большой глубине.

— Предусмотрительно!.... — сделал вывод старый хрыч. И сразу же подумал — А как же ракеты?!...

И тут же память аж взорвалась воспоминаниями о всенародном ликовании по случаю запуска первого искусственного спутника Земли, 21 апреля 1956 года, то есть три года назад, когда Вась-Вась-Вась заканчивал первый класс... И изображения первого спутника — похожего на гранёный шарик, спереди герб СССР, сзади пять антенн...(Старый хрыч машинально поправил — не гранёный шарик, а додекаэдр.) И рассуждения по радио, что ко дню рождения Владимира Ильича страна Советов почтила его память великим достижением...

— А человек летал? — подумал старый хрыч, но память промолчала. Значит, не летал!

Зато из памяти вылезли несколько раз слышанные Вась-Вась-Васем по радио и телевизору рассуждения о том, что планеты Солнечной системы мало подходят для заселения их землянами, а просто изучать их можно и автоматами, спокойно, неспешно, но — основательно; притом не рискуя людьми и не растрачивая ресурсы. И при этом растолковывались подробности внеземной планетологии — где какая атмосфера, где какая гравитация, а где какие радиационные пояса или ещё что-то там такое. И изо всего этого делались выводы, что запустить в Космос человека, конечно, возможно, и даже организовать на кругоземной орбите постоянную обитаемую станцию возможно; но будет всё это более пропагандой, чем научной необходимостью. И что пока не изобретено что-нибудь посерьёзнее ракетной тяги на химическом топливе — преждевременно ставить перед партией, государством и народом такую трудновыполнимую в наше время задачу, как ускоренное движение в Космос; достаточно отправки туда исследовательских автоматов.

— Нет здесь Холодной войны! — подумал старый хрыч — И нет межгосударственной конкуренции. Вот нет и надобности напрягаться из-за пропагандонства. Можно и вправду всё делать спокойно, неспешно и основательно. А вот что в пятидесятые уже знали так много про планетологию — этого я и не знал... Надо полагать, потому, что читал не научные справочники, а малонаучную фантастику... А вот что здесь насчёт звёзд?!....

Память механически вспомнила телепередачу, которую Вась-Вась-Вась смотрел по телевизору совсем недавно, в этом году 21 апреля, в день третьей годовщины запуска первого спутника. Там что-то рассуждалось про планетные системы других звёзд, мелькал термин "барицикл", выдавалась информация, что к какой звезде ни присмотрятся — везде либо "горячие Юпитеры", либо "кометные Юпитеры", либо ещё что-то такое, что Вась-Вась-Вась по малолетству не запомнил; и нигде не удаётся найти орбиты, пригодные для землеподобных миров. А выводы из всего этого делались такие, что, во-первых, нужно ещё найти такую звезду, чтобы был смысл к ней что-то запускать; а во-вторых, с точки зрения современной науки, достать до звёзд возможно всего двумя способами — или научиться прокалывать пространство, создавая в нём "червоточины"; или научиться запускать гигантские, величиной с хороший астероид, досветовые космические корабли, много поколений летящие от звезды к звезде. А все остальные способы пока остаются фантастикой, в лучшем случае научной; впрочем, её-то как раз писать и читать нужно — потому как она суть литература не только научной мечты, но и научного тыка, а этим методом вполне возможно найти что-то такое, о чём сейчас ни один научник и в намёке не подозревает... А вот подозревают научники то, что обыкновенный релятивистский звездолёт в принципе невозможен — потому как вряд ли твёрдые холодные тела могут летать с околосветовыми скоростями и не развалиться при этом на поток элементарных частиц. Хотя есть и другое подозрение у научников, что релятивистские звездолёты не только возможны, но и широко применяются, и потому квазары и квазаги — это не что иное, как инопланетянские релятивистские звездолёты, видимые со стороны выхлопов; а чёрные дыры — такие же, но видимые со стороны массоприёмников...

— Ух ты, какие они тут умные! — подумал старый хрыч — И какие расчётливые, какие предусмотрительные! Литературу научной мечты намерены использовать, как научный тык... А в сущности, и в прежнем мире в эти времена умными были, хотя и не такими сообразительными. Там самая лучшая научная и прочая фантастика была написана в эпоху где-то с конца пятидесятых до конца шестидесятых; а особенно в начале шестидесятых, когда многие были уверены, что если сегодня полетел Гагарин, то завтра в Космос будут летать по профсоюзным путёвкам... Впоследствии тогдашняя фантастика стала восприниматься как архаичная, но превзойти её уже не удавалось... А здесь она, получается, ещё только начинает писаться... И что очень хорошо, здесь вовсе нет того пренебрежительного отношения к фантастике как таковой, что было в прошлом мире... Где считалось, что фантастика — это не серьёзное чтение, а несерьёзное чтиво... И вовсе не литература научного тыка... Потому — если взяться, то возможно по памяти накатать немало шедевров... Эх, жаль, нет здесь вордов, а то бы я и всерьёз задумался, не стать ли фантастом... Но писать от руки — нет уж, не нужно мне такой радости!...

Старый хрыч раскрыл атлас на последней странице. Так, послевоенный СССР и мироустройство в 1955 году...

Вот оно, вот оно, Центральноевропейская СФСР в составе СССР; а в её составе — Поморянская АССР, Мазурская АССР, Вендская АО, Моравская АО, всякие прочие.... Э, а названия-то тут не этнические, а исторические!... А дальше — Западноевропейская СФСР, и автономии в ней — Бургундская АССР, Нормандская АССР, Баварская АО, Пфальцкая АО, прочие, прочие, прочие... множество! Однако! Британская СФСР, а там — ого! — Валлийская АССР, Корнуоллская АО, Шотландская АССР, Ирландская АССР и Североирландская АО... А остальное просто РСФСР!...

Что южнее?!... Пиренейская СФСР, и в ней много всяких АССР и АО... Апеннинская СФСР так же... Балканская СФСР — в ней всяких автономий как на Кавказе... А вот и она, ЗСФСР, со всеми своими АО и НО... А за Каспием — САСФСР, а Синьцзян и Уйгурия в ней АССРы... Монголия независима, далее Маньчжурская АССР в составе РСФСР, какие-то независимые государства в центральном Китае... Так, Корея тоже социалистическая и независимая... Приморский Китай японский, а Квантунский полуостров советский... А в остальном Китае несколько независимых государств...

А что во всём мире?!... О-ля-ля! Аляска и Канада в составе РСФСР, и в них присутствуют какие-то мелкие автономии — АО и НО, все с индейскими названиями... Запад США в составе Японской империи, кроме советского форт-Росса... К востоку от Миссисипи — обозначено как совместное советско-японское владение. И всюду эти индейские АО и НО... И не видно привычных названий, все они или типа Дакосткореченск, Советскогуронск или Красночерокск, или с какими-то явно индейско-японскими названиями...

Что там южнее?!... Огого, СЛАСР — Союз Латиноамериканских Социалистических Республик! От Рио-Гранде до Огненной Земли. И много там обозначено мелких прибрежных владений Японии и СССР... В Африке — юг её поделён, как США, побережья где-то советские, где-то японские, а в глубине материка — совместное советско-японское владение... Севернее их — куски владений СЛАСР, а кое-что и независимо...

Персия и Индия — социалистические и независимые... Пакистана нет... Афганистан на месте, похоже, здесь он никому не нужен... Тибет независим... Филиппины, Индокитай и Индонезия — владения Японии...

Ух ты, северная Австралия японская, южная — советская, центральная — совместная... Новая Зеландия — северный остров японский, южный — советский... Антарктида — совместное владение... Острова в океанах... Какие-то советские, какие-то японские...

И тут в памяти всплыли воспоминания про рассказы о Новой Зеландии — старший брат одного из одноклассников Вась-Вась-Вася в конце прошлого года вернулся оттуда, отслужив там срочную. И рассказывал, что основной советский гарнизон стоит в столице; в портах и при аэродромах размещены малые гарнизоны; а в основном живут там туземцы-маори, которые очень хорошо относятся к советским людям; и что он служил как раз в какой-то там дыре, где советских военных было всего несколько человек, во главе с сержантом, да не сверхсрочной службы, а обыкновенным срочником, а местных целое племя; и вождь его всё пытался кого-нибудь из советских женить на девке из этого своего племени; и что "здравствуй" на языке этого племени будет "кикури"....

— Так что же, карта не врёт?!... — подумал старый хрыч.

Потом вспомнил:

— А что же Ближний Восток?!...

Так, взгляд на карту... Вот и он... Ну вот! Новый анекдот! Так вот почему турки ужались без боя! Несмотря на независимую КСР — Курдскую Социалистическую республику с весьма обширными территориями, СРИ — Социалистическую республику Израиль с границами от Нила до Евфрата, за которым уже ИСШ — Иранское Социалистическое шахство, до самой Индийской Социалистической республики.

Потому, что весь арабский мир до самой Атлантики здесь обозначен как совместное владение Турецкой Республики и Социалистического Израиля! И внутри него уже обозначены всякие коптские и туарегские автономии. А также и обозначения, что там на время издания карты были зоны боёв — войска ТР и СРИ против "арабских басмачей". Так, похоже, арабам и китайцам в этом мире нет ни почёта, ни уважения... А что там, в Израиле?!... Столица — город Каганович, это на месте Иерусалима, что ли?!... Представляется, что так... Аравийский полуостров — на севере и западе СРИ, на северо-востоке ИСШ, немалый кус советский, а юг — японский...

Вась-Вась-Вась закрыл атлас и подумал:

— Этого не может быть потому, что этого не может быть никогда... А значит — я слишком мало знаю об этом мире! Но поскольку я здесь малыш, у меня будет достаточно времени, чтобы во всём разобраться...

И тут же житейский опыт старого хрыча подсказал:

— А вот если удастся что-то здесь подсказать... можно будет прослыть гением! И хорошо устроиться... Хотя бы выдать за свои песни из того мира — вот и Сталинские премии, вот и слава в веках...

Как только подумал про песни — тут же память напомнила неоднократно слышанную по радио песню военных ещё времён:

"Летят автострадные танки,

Шуршат по асфальту катки,

И грабят швейцарские банки

Мордатые политруки.

И мелом на стенах Рейхстага

Царапает главстаршина:

"Нам нужен Париж и Гаага,

И Африка тоже нужна!"..."

А потом и песню, которую школьники пели хором:

"Гром победы, раздавайся!

Возвышайся, храбрый росс!

И победой украшайся,

Европейцев ты разнёс!

Славься, русская держава!

Ты нам всем родная мать.

Для тебя мы не устанем

Европейцев побеждать.

Воды быстрые Дуная

Под замком теперь у нас,

Славу россов умножая,

Крым под нами и Кавказ.

Уж не смеют европейцы

Потревожить наш покой,

Блекнет слава инородца,

Он бледнеет под Луной..."

— Так вот какие тут песни... — подумал старый хрыч — А как тут насчёт стихов?!...

И память тут же выдала добротные довоенные стихи, достаточно часто выставляемые как образец героических стихов:

Толпа подавит вздох глубокий,

И оборвётся женский плач,

Когда, надув свирепо щёки,

Поход сыграет штаб-трубач.

Легко вонзятся в небо пики,

Чуть заскрежещут стремена,

И кто-то двинет жестом диким

Твои, Россия, племена...

Старый хрыч подумал, что спешить нельзя, а нужно очень, очень, очень хорошо осмотреться!...

Вась-Вась-Вась встал, посадил кота в полукресло, поставил атлас на полку, застелил постель, одел штаны, носки, рубашку и тапочки. Когда одевал штаны, старый хрыч ещё раз подумал, что Вась-Вась-Васю грандиозно повезло с родителями — не заставляют ходить в шортах!

Взял рыженького одной рукой за передние, второй за задние лапы и надел его на шею, как воротник. Котик довольно ткнулся носом в щеку, продолжая мурчать. Вась-Вась-Вась вышел из комнаты.

* * *

Вась-Вась-Вась сначала хотел пойти по привычке сразу по лестнице вниз, но старый хрыч развернул его вбок, в большую комнату, где Вась-Вась-Вась-старший с дядей Федей смотрели телевизор и обсуждали увиденное. Зашёл туда — а комната эта поперёк всего дома, с окнами в обоих торцах, и в ней два героя смотрят телевизор, и внешне оба типичные северорусские блондины в возрасте незадолго до сорока.

— С добрым утром!... — машинально сказал им Вась-Вась-Вась.

— С добрым, с добрым. Теперь тебе всякое утро доброе! — ответили ему — учиться уже не надо, работать ещё не надо... Самое лучшее время в жизни!....

Старый хрыч подумал, что по этой логике он очень вовремя подловил своего носителя. Если самое лучшее время в жизни у него только начинается...

А по телевизору — идёт программа "Вестник советского жилстроя", диктор что-то долдонит про право советских людей жить в красивых долговечных кирпичных домах с высокими расписными потолками, большими комнатами, широкими подоконниками и просторными балконами. Да ещё и про где-то кем-то выявленных врагов народа, которые удумали народу навредить, и потому вякали на так называемые "архитектурные излишества"; да ещё и вылезали с идеями дешёвых типовых домов, с малогабаритными квартирами, в которых не только жить, а и смотреть на которые было бы противно.

— Надо же! — подумал старый хрыч — а в моём мире было наоборот...

И присмотрелся к телевизору. Большой, ламповый, чёрно-белый, внешность с претензией на роскошь, деревянные части из лакированного красного дерева, экран по форме советский классический, выпуклый под срез цилиндра, такой при просмотре спереди даёт приятный эффект вылупленности. А по диагонали — сантиметров не менее шестидесяти. Изображение даёт очень чёткое. И название, написанное на нём спереди/сверху — "Тнозирог".

Старый хрыч сразу же подумал:

— Что за нелепое название?!... И что-то то оно мне напоминает... не могу вспомнить, но что-то оно мне напоминает....

Вась-Вась-Вась сразу же напомнил:

— Это же сокращение! Телевизор новый оптический зрительский и рекомендованный организациям государства. Только-то и всего!...

Вспомнил, что дядя Федя со своей семьёй живёт в похожей квартире в другом доме, и что у них стоит телевизор размером поменьше, под названием "Сотол" — современный отличный телевизор оптический ламповый, который раньше здесь стоял; а у дяди Феди своего не было, и он приходил смотреть. И что современность "Сотолов" устарела посте появления крупноэкранных "Тнозирогов", потому его отец дяде Феде и подарил, да только привычка смотреть телевизор здесь и вместе у них осталась. И что взрослые много рассуждают в таком стиле, что хорошо Советская власть о людях заботится — раньше у них на две семьи был один телевизор, да и тот "Сотол"; а теперь есть аж "Тнозирог"...

Подошёл к дядьке, спросил:

— Дядь Федь, а ты хорошо БТ-восьмые помнишь?!...

Дядька ответил:

— Если в танкисты пойдёшь, то вряд ли ромбы на петлицы выслужишь, не осталось в мире достойного противника для танков... А пока вырастешь да дослужишься, так тем паче не будет...

— Лучше уж в моряки — добавил отец — вот для кого всегда найдётся применение! А если про меня начальству напомнишь, то ты ещё сможешь и на авианосец радиометристом попасть, как потомственный моряк во втором поколении...

И в этот момент старый хрыч осознал, что когда его носитель дорастёт до 18 лет, ему предстоит отслужить военную службу. Из памяти Вась-Вась-Вася сразу же всплыло, что срочники служат здесь по два года, и в армии, и на флоте, и это даёт им политические и карьерные права; только отслуживший срочную службу гражданин имеет право избирать, быть избранным, работать на руководящих должностях и получать высшее образование. Причём откосить от срочной службы здесь не может никто — вспомнилось, как в какой-то радиопередаче звучали такие рассуждения, что даже слепоглухонемому парализованному дауну найдётся почётная и уважаемая служба испытателя ядов и противоядий, за которую его ещё и наградят посмертно.

Впрочем, сразу же вспомнился и случайно услышанный рассказ какого-то из взрослых, у которого дальний родственник в городе несколько лет назад призывался на срочную службу. Получалось так, что по месяцу рождения ему получалось призываться не то весной, не то осенью, а он хотел наоборот. И — просто попросил в военкомате призывать его не в этом призыве, а в следующем, чтобы быть призванным это самое не то — не весной, а осенью, не то — наоборот. И в военкомате ему сказали, что поскольку время сейчас не военное, то — пожалуйста... Лишь бы вовсе не дезертировал! Да ещё и посмеялись с него, не понимающего, что раньше призовёшься — раньше и отдембелишься...

А вспомнилось и то, что гражданок в этом мире на срочную службу не призывают; но всё одно многие из них норовят получить в трудовую биографию такой факт, как — двухлетняя отработка гражданскими специалистками в воинских частях. Формально это не обязательно, но фактически даёт какие-то немалые льготы и привилегии...

Всё это быстро мелькнуло в памяти Вась-Вась-Вася. Старый хрыч подумал, что до призыва ему ещё много лет. И сказал:

— Да не прикидываю я, куда мне собираться, мне бы послушать, как оно в ваше время было, на БТ-восьмых...

— То-то, раньше слушал вполуха, а как четырёхлетку закончил, так и сам расспрашивать начал — ответил дядя Федя — растёшь!...

Вась-Вась-Вась вспомнил, как дядя Федя неоднократно рассказывал, что его призвали в РККА осенью 1940 года, да не просто так, а с приглашением. Потому как дядя Федя после начальной школы несколько лет был в родном посёлке учеником тракториста. И ему тогда оставалось ещё полгода до 18-летия, Но — военные в то время специально приглашали трактористов в танковые войска, и даже соглашались брать малолеток. И дядя Федя воспользовался возможностью призваться пораньше, в расчёте на то, что и демобилизуется тоже пораньше. А отца призвали на Северный флот ещё осенью 1939 года, и там его сначала пробовали учить на флотского радиста, но потом выучили на радиометриста.

— Не знали они, что впереди не дембель, а война!... — подумал Вась-Вась-Вась.

И спросил у дяди Феди:

— А на танках постарше тебе не довелось поездить?... На БТ-7 там, или на Т-26?....

Дядя Федя охотно ответил:

— Нет, нам этим головы не забивали. Так и сказали в учебном полку с самого начала, что поскольку у нас опыта работы со старыми танками нет, то нас надлежит учить сразу на новые. Потому что переучивать куда как труднее, чем учить...

А потом вспомнил и добавил:

— Но посмотреть мне на них довелось! Была у нас соседняя учебная рота, там привычные к прежним танкам бойцы осваивали их, модернизированных. Из частей на заводы отправленные, а потом с заводов полученные. И осваивали их под руководством заводских специалистов, да ещё пионеров из Осоавиахима. БТ прежние там были, от второго до седьмого, тэ двадцать шестые, двадцать восьмые, тридцать седьмые. Все с новыми моторами, и с новым вооружением. Некоторые со своим прежним вооружением, только улучшенным, а некоторые иначе. С зениткой 37 мэмэ, или с зенитной спаркой, а были и вовсе в самоходки переделанные, под пушку-76 или миномёт-122. Помню, шли мы мимо самоходчиков, а пионер им говорил: "Главное, что должно помнить самоходчику всегда и везде, так это то, что самоходка — не танк! Самоходка — это пушка, и применять её должно как пушку. А использовать самоходку, как танк — это напрасно потерять её...".

Ну, а нам пионер говорил: "Главное, что должно помнить танкистам лёгких танков — что ваша сила во внезапности, скорости и манёвре! Атаковать европейца вам лучше всего из засады, исподтишка, и в борт. И никогда не подставляться под прицельный выстрел противника! Успел сманеврировать раньше, чем европеец прицелился — ты жив. Не успел — ты убит...". Вот мы и учились маневрировать, пока моторы не пережигали. Потом ремонтники устанавливали новые, а нам инструкторы говорили, что чёрт с ними, с моторами, их новые наштампуют, а вот нам нужно набить руку на танковых манёврах...

Понимало тогда начальство, что война на носе, вот и гнало лошадей... А в наше время уже так не спешат, так что не видать тебе тогдашней романтики, даже если в танковые войска попадёшь... В наше время лучше всего тебе попасть на Т-35, да и служить на нём от парада до парада... В самой Москве! Но это у тебя вряд ли получится — там, насколько известно, сплошь одни сверхсрочники; да всё из таких вот мест, как наш посёлок. Повезло им попасть в Москву — вот и нашли способ остаться в ней до пенсии...

Вась-Вась-Вась спросил:

— А что, Т-35 не модернизировали?!...

На что дядя Федя ответил менторским голосом:

— Т-35 — не боевой танк, а парадный. Его место — на парадах. И на медали "За отвагу". Что в те времена, что в эти. Это тогда даже умные пионеры понимали...

А отец сказал:

— Да, времена были романтичные, когда пионеры были умнее пенсионеров... Потому, что учёные, в Осоавиахиме. Вот и у нас во флотской учебке пионеры были инструкторами по радиоаппаратуре. Потому, что кроме них некому было. У них школьное образование и клубы Осоавиахима, а у остальных всего лишь ликбез, в лучшем случае захудалая семилетка. А даже если и что-то посерьёзнее, то всё одно не по той специальности. Они ещё и определяли, своими учёными методами, какой новобранец сможет выучиться на радиста, а кого лучше учить на радиометриста. Сейчас уже такого не бывает, чтобы пионеры бойцов учили, сейчас по радиотехнике и взрослых специалистов хватает...

Дядя добавил:

— Да, помню, как в самом начале нашей службы пионер нам говорил, что танки БТ — это результат достаточно успешной попытки сделать танк из бронеавтомобиля... И что танк А-20 — это тоже приемлемо успешный результат сделать средний танк из лёгкой бэтэшки... А последний раз такое у меня было, чтобы пионеры бойцов учили, это когда нас перевооружали со средних на тяжёлые. Вот по механике нас инструктировал взрослый дядька, с завода; а по радиотехнике как раз пионер. С красным галстуком и значком "Осоавиахим". Умный, такие слова знал!... Учил наших башнёров, как работать с радиостанцией, ночным прицелом и лучевым целеуказанием. Немного и нас, мехводов, тому же учил — чтобы подменить в случае чего могли...

Вась-Вась-Вась задумался. Что-то в разговоре взрослых было Этакое.... Кот отвлекал его своим мурчанием, не давая сосредоточиться. А отец тем временем продолжил:

— Наших ещё и японские пионеры успели поучить уму-разуму. Пока перегонная команда вела "Чкалова" по Севморпути, они всё учили, как ихняя радиотехника работает. И прочая техника. Наши потом говорили, что японские пионеры очень забавно произносили русские слова... обхохотаться можно было!

А наше радиооборудование уже в Молотовске устанавливали, там и авиагруппы на борт приняли...

Услышав про флотские дела, старый хрыч нетерпеливо спросил:

— А как вам удалось... британский флот победить?!...

Отец классическим голосом взрослого, говорящего с несмышлёным ребёнком, ответил:

— Так это был уже сорок четвёртый! Тогда нашему флоту уже никто не был страшен! У нас уже были и локаторы, и гидролокаторы, и вычислители, и ракеты с самонаведением, и торпеды увеличенной дальности, тоже с самонаведением. А у европейцев — всего-то простенькие радары и ствольная артиллерия. Наши их били издалека, а они нас даже из-за горизонта увидеть не могли. Обыкновенный наш гражданский корабль, оборудованный локатором и ракетным пускателем, мог шутя потопить целую эскадру их линкоров. Как и всего одна наша подводная лодка, с гидролокатором и торпедами...

И нам, радиометристам, самое раздолье было — успевай только сообщать об отметках на экране. И летели самолёты — сверху "Лавки" морские, с подкрыльевыми ракетами, а снизу "Илы" торпедные, и торпеды акустические. "Лавки" небо расчищали, если было от кого; а чаще всего самолёты европейцев наши сшибали зенитными ракетами, выпущенными с передовых дозорных кораблей. А "Илы" торпеды выпускали, от которых не увернёшься. Помню, разговоры были, что европейцы пробовали давать стоп машинам, чтобы наши торпеды акустическую наводку потеряли, а против ракет устраивали помехи в эфире. Но это им не помогало! Что-то в наших торпедах и ракетах ещё такое было...

А потом вспомнил и сказал:

— Ну вот, разговорились. Время завтракать!...

Встал и выключил телевизор. Все трое вышли из комнаты, прошли по коридору, спустились по лестнице на первый этаж. Вас-Вась-Вась продолжал держать за лапы мурчащего кота, как воротник.

Спустились по лестнице, вышли в коридор, из которого были выходы в прихожую, в кухню, в сортир, в ванную и в комнату. Взрослые сразу же организовали очередь в ванную, руки мыть, и Вась-Вась-Вась в этой очереди естественным образом оказался последним, за дядей Федей, а отец его — первым, и потому ему довелось бы зажигать газовую колонку в ванной, если бы она уже не горела, подавая горячую воду на кухню.

Дверь на кухню была приоткрыта, и оттуда исходили вкусные запахи. Кот на плечах Вась-Вась-Вася тоже их почуял, перестал мурчать и завозился. Вась-Вась-Вась отпустил его лапы, Рыжик изящно извернулся, спрыгнул на пол и протиснулся в приоткрытую дверь на кухню.

Старый хрыч подумал:

— Коты здесь самые обыкновенные. Согласны мурчать на руках постольку, поскольку им самим этого хочется...

Заскочил в сортир, смотрит — а там унитаз фаянсовый нежно-сиреневого цвета, с высоким бачком, полки на стене, на полках сортирные газетки. Память Вась-Вась-Вася напомнила, что партийно-государственное начальство факт наличия в посёлке централизованной канализации выставляет очень большим достижением — фактически большим, чем водо-, электро— и газоснабжение.

— А я и не знал — подумал старый хрыч — что унитазы и в пятидесятые кое-где были цветными... И что вообще они были в таких посёлках....

И, дёрнув за шарик на верёвочке, слил воду. Потом пошёл в ванную, не забывши выключить за собой свет в сортире. В ванной — гудит газовое пламя в колонке, течёт из крана горячая вода, висят на вешалке полотенца, лежит на полке над раковиной земляничное мыло, на другой, что над ванной — стоит набор шампуней "Красная Москва" в фигурной заводской коробке, стилизованной под Кремль с башнями. Ещё на одной полке — отцовские бритвенные причиндалы, то бишь бритвенный набор "Красный мак"; в который входят безопасная бритва с запасом лезвий, крем для бритья "Красный мак" со стаканчиком и помазком, и одеколон "Красный мак" с крышкой-пшикалкой. А на полке возле зеркала — стоят в стаканчиках зубные щётки и зубные порошки.

Глядя на них, Вась-Вась-Вась вспомнил, что в этом мире зубы чистить принято вовсе не по утрам спросонья, а — после еды. Так местные стоматологи рекомендуют...

— Очень умно! — подумал старый хрыч — А вот до кремов после бритья здесь, похоже, не додумались. Вот не знаю, были ли они там в пятидесятые... Как и безопасные бритвы, как и такие вот наборы — шампуней и бритвенных принадлежностей... Но такое внешнее оформление — это же классический среднесоветский стиль!...

Помыл руки, умылся с мылом, закрутил водные краны, вытерся, и пошёл на кухню.

Зайдя туда, старый хрыч перво-наперво с немалым ошеломлением увидел микроволновку на полке и холодильник в углу.

— Разве в пятьдесят девятом уже были микроволновки и холодильники? — удивлённо подумал старый хрыч — А вот не помню... Но здесь они, так получается, есть даже в таких посёлках...

— У всех желающих такие есть, они всем по карману — подсказала память Вась-Вась-Вася — А чаще всего в микроволновках хлеб разогревают, чтобы горячим его кушать...

Также память Вась-Вась-Вася напомнила ещё и про неоднократно слышанные рассуждения поселковых взрослых, что приготовленная в микроволновках еда получается печёной. Не жареной, варёной, копчёной или верченой, а именно печёной. На любителя!...

И тут же всплыли в памяти и другие рассуждения местных взрослых, тоже на тему еды. Что самая вкусная еда получается, если готовить её на дровах. На газе — это уже по вкусности во-вторых, на микроволнах — в-третьих, а на электроплитах — всего лишь в-четвёртых, на них еда получается наименее вкусной. Потому в посёлке не устанавливают электроплит, предпочитают готовить на газовых; а иногда и на дровяных, если соберутся их раскочегаривать. А это чаще всего это бывает под праздники, для приготовления особо вкусной праздничной еды...

— Очень умно! — подумал старый хрыч.

И обратил внимание, что на кухне присутствовали две плиты — дровяная и газовая, и обе они очень классического вида; дровяная с фигурной дверцей, поддувалом, дымоходом с заслонкой, и с четырьмя разноразмерными фигурными конфорками; и газовая тоже с четырьмя разноразмерными конфорками и с духовкой. Благо размерность кухни отнюдь не мала, и по площади, и по объёму; и потому места достаточно. Причём дровяная плита сей момент не протоплена, а возле газовой возилась мать Вась-Вась-Вася.

Взглянув на эту самую мать, старый хрыч в момент определил, что она из тех везучих на внешность гражданок, которые остаются внешне красивыми до весьма и весьма солидного возраста. Полная противоположность тем неудачницам, кои годам к тридцати (а некоторые и раньше) уже выглядят безнадёжными старухами...

— Это хорошо! — сделал вывод старый хрыч — прекрасна генетика моего носителя!...

И тут же заметил, что возле окна на маленьком креслице сидит его младшая сестрёнка Василиса, и сосредоточенно гладит мурчащего кота Рыжика, уткнувшегося в миску с кормом.

— Кого в порядочном доме кормят первым? Любимого котика! — подумал старый хрыч.

И всплыло в памяти Вась-Вась-Вася, что в этот самый корм иногда добавляют специальный порошок для профилактики кошачьих глистов и прочих зараз...

— Предусмотрительные... — подумал старый хрыч.

Вась-Вась-Вась в этот момент вспомнил и то, что его сестре всего шесть лет, и в школу ей надлежит пойти в следующем году. А старый хрыч обратил внимание и на то, что из Василисы со временем получится очень, очень красивая девчоночка...

А ещё житейский опыт старого хрыча, тоже в этот момент, подсказал, что в его прежнем мире про гражданок как раз вот такой внешности, как у его матери и сестры, рассуждали, что истинная блондинка — это особое состояние, не зависящее от возраста...

— Это тоже хорошо! — подумал старый хрыч — Красота кругом, красота!...

— С добрым утром, мамочка... — машинально сказал, заходя на кухню, Вась-Вась-Вась; а потом так же машинально подошёл к сестрёнке и погладил её по голове.

— С добрым, Васенька... — ответила ему мать.

А старый хрыч обратил внимание на вылезшие при этом из памяти Вась-Вась-Вася воспоминания, по коим получалось, что с сестрой у его носителя взаимоотношения всегда был прекрасными — он её за косу не дёргал, она его игрушек не разбрасывала.

— Прекрасно! — подумал старый хрыч.

Следующее своё внимание он обратил на широкий стол, за которым уже сидели его отец и дядя.

Стол был застелен узорчатой скатертью. Вась-Вась-Вась это воспринял в порядке вещей, а старый хрыч сразу же вспомнил, что в его прошлом мире тоже так было — но только до времён раннехрущёвских. При царях даже бедняки не садились за обеденный стол без вышитой скатерти, и при Сталине таковые скатерти в обязательном порядке были в любой забегаловке, и даже в столовках ГУЛАГовских зон; и даже во время войны находились у государства средства на скатерти. А Никитушка решил, что советский человек не такой большой барин, чтобы на скатерти кушать — и отменил это дело. И ко временам позднесоветским и послесоветским скатерти оказались атрибутами разве что музеев или каких-нибудь образцово-показательных выставок. А в этом мире скатерти, получается, уцелели...

— В этом здешние людишки ещё не испортились... — сделал вывод старый хрыч.

Посмотрел на вышивку на скатерти — а там вдоль краёв стилизованное изображение кремлёвских стен с башнями, а в центре стилизованное изображение советского герба.

— Это ж надо, что стилизуют! — подумал старый хрыч — А они хоть знают, что зубцы на кремлёвских башнях выполнены в гибеллинском стиле?!... Надо полагать, не знают — это и в прежнем мире мало кто знал...

И увидел на подоконнике кухни чёрную тарелку радиотранслятора. А память Вась-Вась-Вася машинально вспомнила, что иногда его включают и слушают...

— Телевизоры здесь не вытесняют радиотрансляторы, а дополняют их... — сделал вывод старый хрыч.

Садясь за стол, он присмотрелся к холодильнику, стоявшему напротив плит.

Холодильник был величиной с хороший шкаф, да ещё и изготовленный, как сразу же вспомнил Вась-Вась-Вась, с возможностью саморазморозки в поддон. А старый хрыч вспомнил, что в его прежнем мире такие появились только в восьмидесятые, да и они были пониже и поменьше...

— Умные здесь людишки, умные!... — подумал старый хрыч.

Мать Вась-Вась-Вася в этот момент как раз приоткрыла холодильник, так, что старый хрыч смог увидеть его нутро.

И заметил он в холодильнике стоящие на полках с внутренней стороны двери — бутылку коньяка, бутылку бальзама, бутылку красного виноградного вина и два фигурных графина с настойками на спирту. Вспомнил, что здесь коньяк и бальзам часто используют, как медикаменты; а вино, причём как раз такое, красное виноградное — как соус, в нём мясо маринуют или тушат. А в белом виноградном вине — рыбу...

— А что же водяра?!... — подумал старый хрыч.

Память Вась-Вась-Вася сразу же напомнила часто слышимую по радио и телевизору пропаганду, что водка — это польский напиток и польское название, и что советским людям не к лицу уподобляться пшеклентым панам.

И тут же дополнила, что здесь некоторые покупают водку, а некоторые и питьевой спирт, чтобы на них настаивать самодельные настойки на сушёных растениях. Кто-то настаивает на каких-то там ягодах, кто-то на каких-то корешках, а кто-то ещё на чём-то. Не исключая и родню Вась-Вась-Вася, которая тоже что-то там для чего-то там настаивает на спирту в этих самых графинах; а подробностями всего этого Вась-Вась-Вась по причине своего малолетства вовсе не интересовался.

И в этот момент старый хрыч подумал, что в его прошлом мире в выходной день взрослые при таких обстоятельствах откушали бы и по рюмашке...

А безотказная память Вась-Вась-Вася тут же напомнила, что с утра пьют разве что безнадёжные алкоголики, коих в их посёлке не водится; а люди порядочные пьют только по большим праздникам, только ближе к вечеру, только в меру и только под хорошую закуску. Редко кто употребит не в праздник, да и в таком случае чаще всего как медикамент — как, например, зимой с мороза для отогрева; или перед хорошим обедом рюмку какой-то настойки для аппетита; или вечером, если сон не идёт, рюмку совсем другой какой-то настойки. Некоторые ещё иногда, если очень устанут, то, чтобы снять усталость, в большую чашку крепчайшего чая добавляют бульку красного вина или коньяка.

— В прежнем мире такому бы не поверили... — удивлённо подумал старый хрыч — в выходной день взрослые спиртного не пьют и пить не собираются, причём вопреки тому, что в холодильнике оно есть и никто им не запрещает...

И вспомнил анекдот из прежнего мира:

" — Человек, ты пьёшь?

— Пью!

— А в доме у тебя есть что выпить?

— Есть!

— Ну, значит, не пьёшь..."

— Не про этот мир такой анекдот... — сделал вывод старый хрыч.

Мать Вась-Вась-Вася тем временем поставила всем трём сидящим за столом тарелки и начала накрывать на стол.

— Всё правильно — подумал старый хрыч — сначала нужно накормить котика, потом мужчин, и потом и женщин...

И внезапно ему пришло в голову, что мать Вась-Вась-Вася — это же типичная замужняя баба, дармовая домработница со штампом в паспорте, коей приходится вкалывать по дому без отгулов и без выходных. В его прежнем мире такой судьбы и такого образа жизни многие гражданки боялись, как огня; а здесь — находят в порядке вещей... И даже воспринимают это не как омерзительную каторгу, а как жизнь в своё Удовольствие...

— И в этом здесь людишки ещё не испортились... — подумал старый хрыч.

Мать поставила в микроволновку блюдо с резаным батоном, включила на разогрев.

Старый хрыч, глядя на это, вспомнил, что в его прежнем мире ходили такие слухи, что в Советском Союзе микроволновки появились раньше всех остальных государств, и посуда для них тоже, но потом их прикрыли — потому как выпеченный на микроволнах хлеб получался без корки. И не стало микроволновок на Руси аж до эпохи ельцинизма, когда они появились, но уже импортные...

Обратил он внимание и на то, что эта микроволновка — с ручным управлением, а не с автоматическим; на ней нужно вручную выставлять мощность и время.

— Здесь и с этим лучше — подумал старый хрыч — хлеб горячим вкуснее, а без микроволновки его не разогреешь... А ручное управление удобнее автоматического...

А потом подумал, что в его прежнем мире традиция кушать батоны появилась попозже; а в тамошние пятидесятые, да в таком отдалённом посёлке, людишки черняге были рады...

И сразу же память Вась-Вась-Вася выдала, что в их посёлке очень хорошая хлебопекарня, у неё получаются очень вкусные хлебобулочные изделия; буханки нескольких сортов, также как и караваи, и батоны, и городские булки, а можно заказать и пироги с разными начинками. И всплыли в памяти разговоры взрослых, что приезжие здешнюю хлебопекарню хвалят — так говорят, что хлеба там выпекаются очень вкусные и долго не черствеющие. И что разные жители посёлка (и разные семьи) любят кушать разное хлебное, кто-то буханки, кто-то булки, кто-то, как их семья, батоны, а большинство — караваи; и в хлебопекарне давно уже учитывается, сколько чего нужно выпекать, чтобы всё было разобрано и чтобы все были довольны...

— Производство учитывает вкусы едоков! Так и должно быть... — заключил старый хрыч.

Из микроволновки блюдо было извлечено уже с горячим хлебом и поставлено на стол.

Вась-Вась-Вась машинально спросил:

— А что на завтрак, мамочка?...

— Яичница по-брежневски! — объявила мать Вась-Вась-Вася.

Сняла сковородку с плиты, откинула крышку и деревянной лопаткой положила на тарелки солидные порции.

— О! — сказал дядя Федя, принюхиваясь — Впервые я такую отведал в сорок третьем. Сопровождал майора в командировке на завод, да и заскочил по случаю в гражданскую столовку. Только что тогда такие делали не из яиц, а из ленд-лизовского яичного порошка. Не так вкусно было...

А старый хрыч подумал:

— То есть как это яичница по-брежневски?!.... Я и не слышал про такую... Тем более — разве она была уже в сороковые?!...

Напряг память Вась-Вась-Вася, что ей ещё было известно про Брежнева — оказалось, что больше ничего. Брежнев упоминался только в связи с рецептом яичницы. Но вот её как раз некоторые иногда готовят и кушают!...

Понюхал, попробовал — и яичница по-брежневски оказалась яичницей-болтушкой, размешанной с резаным зелёным луком и зажаренной на сковородке. Вкусная! Батон тоже оказался очень вкусным...

— А кто такой Брежнев?.... — спросил вслух Вась-Вась-Вась.

— Это политработник такой — ответил Вась-Вась-Вась-старший — времени военного и мирного. Не он изобретал эту яичницу, но он её очень любит, вот и название прилипло...

— Ну, кто бы мог подумать... — сделал вывод старый хрыч.

И сразу же подумал:

— А вот откуда яйца? Инкубаторские или настоящие?...

И тут же память Вась-Вась-Вася вспомнила, что в их посёлке есть свои поселковые, находящиеся в ведении поселкового Совета — мясо-молочно-сметанно-сырная скотобаза с козами, бычками и коровами, курояичное заведение, несколько уткогусепрудов и карпопрудов, кроликоферма, фруктосады, овощеягодотеплицы и картофелеполя, да ещё и свинарник, на который идёт недопотреблённое со всего этого. А продукция со всех этих заведений распределяется между жителями посёлка, да и со всем районом кое-какой товарообмен идёт, причём натуральный и безналичный (в памяти всплыла употребляемая часто и восторженно по радио и телевизору громогласная агитационная фраза "прямой продуктообмен"); причём что-то кому-то где-то когда-то вручается натурально, а что-то продаётся за деньги, но, как говорится по тому же радио, "по себестоимости" и "по безналичности".

И всё это заведено по Продовольственной программе, про которую тоже что-то говорится на собраниях взрослых, а что-то бухтится по радио и телевизору — как в странах гнилого капитализма всячески насаждался такой порядок, при котором никакое человеческое поселение не могло бы выживать иначе, кроме как покупая у мироедов-торгашей всё-всё-всё, вплоть до самого необходимого, а прежде всего продовольствие; а вот в социалистической Стране Советов нужен совсем другой порядок, при котором всякое человеческое поселение, (а тем более целый район), могло бы само себя прокормить, и вообще, хоть по минимуму, но обеспечить само себя всем, что потребляет; разумеется, насколько это возможно в местности его нахождения.

Вспомнилась и передача по телевизору, которую Вась-Вась-Вась слышал когда-то вполуха. Там солидные дядьки что-то говорили про экономику победившего социализма. И были там у них такие рассуждения, что завозить морошку из Арктики в Африку, а бананы из Африки в Арктику — это естественно, потому как морошка растёт в Арктике, но никак не в Африке, а бананы — наоборот. А вот поступать так же с наукоёмкой продукцией — это противоестественно, таковую нужно производить как можно ближе к конечным потребителям. И что если поддаться сейчас каким-то там климатическим и ещё каким-то там соблазнам, то что-то там получится очень плохо...

Старый хрыч подумал, что всё это местное обеспечение должно требовать весьма немало рабочих рук, которые в его прежнем мире были бы вынуждены работать на обеспечение не местное, а глобальное. Где-то когда-то методом внеэкономического принуждения к трудовой миграции, где-то когда-то методом чисто экономического принуждения к якобы добровольной, то тоже миграции... А здесь, так получается — ничего подобного!...

— Здесь вам не там!... — подумал старый хрыч.

Отведал ещё яичницы и тут в память Вась-Вась-Вася всплыло и то, что в здешнем поселковом курятнике кур держат в основном как несушек, дабы яйца всегда были. А вот кушать тех кур здесь не очень-то любят, предпочитают им уток, гусей и кроликов, изредка привозных индюков. Причём не любят тут курятину по двум причинам. Во-первых, свежи ещё воспоминания о войне и о страсти немцев к куркам и яйкам, вот и неохота местным уподобляться немчуре в их страсти к курятине; хотя на отношение к яйцам это почему-то не распространяется. Во-вторых, и, пожалуй, в самых главных, здесь хорошо помнят дореволюционную ещё пословицу "курочку приготовит и дурочка", и потому поселковые хозяйки всячески стремятся таковыми не казаться, то есть — предпочитают курятине что-нибудь повкуснее, хотя бы и потруднее приготовляемое.

— Да, здесь любят вкусно покушать... — сделал очередной вывод старый хрыч.

И, глядя на блюдо с резаными овощами, помидорами (трёх сортов — сливковидными, круглыми и жёлтыми), огурцами (двух сортов — подлиннее и покороче) и сладкими перцами (трёх сортов — красными, жёлтыми и белыми), сообразил, что всё это тоже местное, из поселковых теплиц. В открытом грунте для огурцов, а тем паче помидоров ещё не сезон, да и не всякий их сорт может расти в климате этого посёлка; а сладкий перец так и вовсе в нём возможно вырастить только в теплицах. Только что присутствовавший там же репчатый лук (трёх сортов — обычный, красный и белый) был прошлогодний, в открытом грунте выращенный в должных количествах, дабы хватило поселковым жителям до урожая следующего года...

Положил себе на тарелку овощей, понемногу каждого сорта, попробовал — и обратил внимание, что на вкус все они очень даже хорошие, без специфического аптечного привкуса, коим отличались овощи в его прежнем мире, а прежде всего тепличные.

— Химией здесь народ не травят... — сделал вывод старый хрыч.

Дальше был чай с бутербродами. Старый хрыч обратил внимание, что его мать сначала ошпарила изнутри заварочный чайник кипятком из большого чайника, выплеснула в раковину, потом засыпала туда чайной заварки из жестяной коробки с надписью "Краснодарский чай ароматизированный лимонным маслом", и залила кипятком.

И вспомнил старый хрыч, что как раз такой сорт чая в его прежнем мире не всякому большому шишу по должности полагался. А здесь его пьют простолюдины в отдалённом посёлке...

А память Вась-Вась-Вася безотказно напомнила, что в поселковом магазине много сортов чая можно купить, кто какой предпочитает. Некоторые любят индийский, некоторые — цейлонский, индонезийский, японский, китайский или африканский, а некоторые считают самым лучшим грузинский "N36". Только что зелёного чая вроде бы никто в посёлке не употребляет, все предпочитают чёрный. Ну, а в его семье — любят пить вот этот краснодарский...

— Надо будет попросить индонезийского попробовать, в прежнем мире он был самый вкусный... — подумал старый хрыч.

Сахар к чаю оказался быстрорастворимым рафинадом.

— Однако! — подумал старый хрыч — такой в прежнем мире появился в семидесятые... И чай с ним много вкуснее, чем с песковым или колотым...

К чаю было подано блюдо с бутербродами, опять-таки на резаном батоне. Бутерброды оказались — с чёрной икрой, с красной икрой, с копчёным осетром, с солёной неркой и с копчёной колбасой.

Старый хрыч подумал, что в его прежнем мире как раз в эти годы было такое безобразие, как пропажа из свободной продажи всего этого; хотя в годы предыдущие оно тоже лежало на прилавках продмагов по всему Союзу. А память Вась-Вась-Вася напомнила, что с такой едой здесь нет дефицита, и чёрной, и красной икры по несколько сортов; так же, как и осетровых, и лососёвых. И потому жители выбирают, что кому нравится кушать, кому-то солёную чавычу, кому-то гольца холодного копчения, а кому-то сёмгу горячего копчения. И что в его семье так считается, что из красной рыбы самая вкусная — это солёная нерка; а стерлядь хороша не для бутерброда, а для ухи.

— Вот так! — подумал старый хрыч — гурманствуют, и сами того не замечают...

Под конец завтрака отец с дядей Федей зашушукались насчёт не сходить ли им сегодня "к Афоне чаи гонять", и решили — сходить, только не сейчас, а после обеда.

И в памяти Вась-Вась-Вася сразу же всплыло про дядю Афоню, который живёт в одноэтажном одноквартирном домике типа "изба-пятистенка", в той части посёлка, что застроена таковыми. И живут там те из поселковых, в основном которые постарше, коим столь привычно иметь свой палисадник и свой огород, что они согласны иметь отопление только от дровяной печи, воду только из колодца, и сортир только деревенский. Хотя газовые плиты с баллонами у них установлены...

Вот и у дяди Афони в палисаднике растут вкусные ягоды на кустах каких-то растений, только что сейчас им ещё не сезон; а в огороде у него груши разных сортов, им, впрочем, тоже не сезон. А ещё у дяди Афони есть пёс какой-то охотничьей породы, причём живёт этот пёс в одной конуре с пёстрым котом, и кушают они из одной миски...

— У взрослых свои компании... — подумал Вась-Вась-Вась.

— А у котов — свои... — добавил к этим мыслям старый хрыч.

И тут же вылезло из памяти Вась-Вась-Вася, что как раз в той части посёлка, где одноэтажно-одноквартирные домики, только что с другой стороны от дяди Афони, живут его дед, бабка и прабабка, по матери; и что у них в палисаднике цветы и малина, а в огороде клубника и яблони разных сортов, только что всему этому сейчас тоже не сезон. И недалеко от них живут его по отцу дед и бабка, у них в палисаднике цветы и крыжовник, а в огороде клубника и груши, которым, однако, сейчас тоже не сезон...

— Эх, май месяц!... — подумал старый хрыч.

Далее из памяти Вась-Вась-Вася всплыло, что его деды и бабки — на пенсии, которой им вполне хватает на жизнь, как говорят взрослые: "достаточно, чтобы можно было позволить себе сажать в палисаднике не картошку, а цветы". Хотя немного картошки и прочих огородных растений они всё-таки выращивают...

— Не столь полакомиться, сколь потешиться... — подумал было старый хрыч.

И тут же память самопроизвольно вспомнила неоднократно слышанные от взрослых, да и по телевизору, такие рассуждения, что при царской власти старикам, а тем более старухам, покоя не было; им приходилось быть у своих взрослых и даже семейных детей дармовыми домработницами. Тогда иначе было жить невозможно, кроме как — взрослые работают, деревенские в поле, городские на заводах; а домашние работы остаются на тёщ, свекрух и иногда даже специально для этого взятых в семью чужих тёток. А теперь, при советской власти, граждане зарабатывают достаточно, чтобы их жёны могли быть домохозяйками, благо пенсии по старости и таковым положены...

— О как! — подумал старый хрыч — а в прежнем мире наоборот было! Там ещё в семидесятые приходилось слышать, как советские гражданки, и даже партийные, так рассуждали, что большевики формально женщин раскрепостили, а фактически ещё больше закрепостили! Потому как при царе-батюшке на них была только семья, а при красных — ещё и работа... А здесь, получается, помнят, что всё не столь просто, мало кто при царе мог так жить, большинству приходилось вкалывать с малолетства, независимо от пола...

И тут же в памяти Вась-Вась-Вася всплыли ещё услышанные как-то от взрослых рассуждения, чем современные бабки (да и деды) отличаются от старорежимных, а также и деревенских-доколхозных. Тем, что современные бабки с великим восторгом пригласят своих внуков в гости на выходной день, угостят их кулинарными изысками собственного приготовления (а при желании внуков и особенно внучек — их ещё и научат готовить такое); и даже возьмут на себя возню с внуками на время отпуска детей, дабы те могли съездить на курорт. Но — никогда не согласятся пойти к своим внукам постоянными няньками; а если дети чего-то такого от них захотят, то заявят открыто и прямолинейно: "Мы вас отнянчили-отподтирали, теперь ваше время настало. А нам не мешайте хоть на старости лет побездельничать всласть!..."

— Ценят свой заслуженный отдых! — сделал вывод старый хрыч.

И подумал, что надо будет при случае и с дедами-бабками пошушукаться, насчёт их воспоминаний о событиях давно минувших лет...

Вышел из-за стола и машинально сказал:

— Благодарствую... Очень вкусно... Я пошёл гулять...

Мать ему ответила:

— На обед не опаздывай, а то остынет...

Выйдя из кухни, Вась-Вась-Вась по привычке свернул в ванную, почистить зубы после еды. Взял свою щётку из стаканчика, почистил зубы со своим любимым зубным порошком "Грушевый аромат". Старый хрыч при этом подумал, что с зубами у его носителя всё хорошо — пока что ни одной пломбы. А из памяти Вась-Вась-Вася вылезли воспоминания о таком неприятном процессе, как замена молочных зубов постоянными.

Выйдя из ванной в коридор и проходя мимо вешалки, Вась-Вась-Вась машинально переобулся в детские сапожки и надел на голову кепку. А старый хрыч вспомнил, что в его прежнем мире в царские и раннесоветские времена выходить на улицу с пустой головой было так же неприлично, как с голой задницей; и только ко временам позднесоветским людишки повадились ходить пустоголовыми, а особым шиком считали ходить таковыми в зимние морозы. Так же и насчёт мужских сапогов — в его прежнем мире они были незаслуженно забыты, в отличии от женских, которые изготовляли даже очень престижные обувные фирмы. А здесь был обыденностью мужчина в сапогах, в том числе и сшитых на заказ в хорошей мастерской.

— И в этом здешние ещё не испортились!... — сделал умозаключение старый хрыч.

И тут же аж подпрыгнул от мысли:

— Так что же, здесь есть частные мастерские?!...

Но память Вась-Вась-Вася сразу же напомнила про неоднократно слышанные по радио и телевизору рассуждения, что не нужно путать частника с личником или артельщиком. Частник — это тот, кто эксплуатирует наёмную рабочую силу; артельщики работают сами в своей компании, а личник работает один и тоже строго самостоятельно. И что если личники и артельщики не конкурируют с государством и не эксплуатируют никого, кроме самих себя — то они суть работники и потому в государстве Советском допустимы. И что есть в стране немало личников, таких, как сапожники, портные, точильщики ножей или сборщики дикоросов. А вот часовщиков уже всех перевели на положение государственных работников...

— Нечто подобное было и в прежнем мире — подумал старый хрыч — пока Никитка артельщиков не прикрыл... И перевёл личников в государственные работники... Получается так, что и здесь такой процесс тоже идёт, только что спокойно и неспешно...Здешним нет внешней угрозы, и потому не нужно никуда спешить...

И пошёл на выход. Когда проходил из коридора в сени, сзади метнулся Рыжик, проскочил под ногами, мяукнул возле двери и первым выбежал на крыльцо. Осмотрелся вокруг, поднял хвост трубой, спрыгнул с крыльца и побежал по направлению к крысиным сараям.

— Сколько кота не корми, а он всё одно крыс ловить бегает! — подумал Вась-Вась-Вась — Вечером опять будет сидеть на крыльце и крысу лопать...

Сошёл с крыльца, прошёл мимо цветочных клумб, обогнул дом, вышел на улицу и пошёл по ней. А навстречу — два его бывших одноклассника, из класса Д, Колюня и Вовочка. У одного — сумка через плечо, у второго — хворостина в руках. И оба — длинноволосые.

Увидев Вовочку, старый хрыч сразу же подумал, что если бы такой долговязый жил бы в его прежнем мире этих времён, да и последующих тоже, то не миновать бы ему баскетбольной площадки. Никуда бы он не делся от вездесущих тренеров, высмотревших бы его в вот этом самом возрасте...

Напряг память Вась-Вась-Вася, как здесь насчёт профессионального спорта. И память выдала слышанное не то по радио, не то по телевизору рассуждение, что в европейских государствах был профессиональный спорт как разновидность буржуазного образа жизни, при котором профессиональные спортсмены, как и всякие прочие дельцы от спорта, фактически были прожорливыми паразитами на теле трудового народа. А советским людям не нужен профессиональный спорт — а нужна массовая физкультура!...

И тут же память напомнила про неоднократно слышанную по радио спортивную, а точнее, физкультурную, песню, где были такие слова:

Не страшны дурные вести — начинаем бег на месте,

В выигрыше даже начинающий!

Красота — среди бегущих первых нет, и отстающих,

Бег на месте общепримиряющий!...

— А что же болельщики и спортзрелища?!.... — машинально подумал старый хрыч.

Память Вась-Вась-Вася сразу же выдала другие рассуждения, тоже слышанные когда-то не то по радио, не то по телевизору. Что в европейских странах было и такое безобразие, как спортивные игры на публику, которая от их созерцания уподоблялась стае обезьян; и что советским людям такое безобразие не нужно. А также и другие рассуждения, что все английские виды спорта советскому человеку не к лицу...

— Но что-то же должно быть?... — подумал старый хрыч.

И тут же память выдала уйму воспоминаний, про великое множество самых разных военно-патриотических игр, про которые часто талдычилось по радио и телевизору. И про устраиваемые иногда в посёлке таковые игры, куда берут и малышню с десяти лет, на должности разведчиков. Старый хрыч попытался осмыслить специфику таких игр своим житейским опытом — и сразу же пришёл к выводу, что они не столь общевоинские, сколь те самые, кои в его прежнем мире называли антиповстанческими. В них советских граждан с малолетства тренируют не столь как воинов, сколь как полицейских и карателей.

— Что же, не всех европейцев саблями порубили?... — подумал старый хрыч.

И снова память Вась-Вась-Вася выдала информацию — как и по телевизору, и по радио, и в разговорах старших иногда мелькает такая идея, что последним европейцам надлежит своим Вкалыванием компенсировать, хотя бы частично, весь тот вред, что их предки за много веков нанесли всяким-разным неевропейцам. И что обращаться с ними нужно соответственно — держать и не пущать. А память старого хрыча вспомнила о древней Спарте — там как раз был такой вот порядок, при котором свободные граждане были в своём государстве прежде всего полицейскими, надзирающими за всякими неполноправными, илотами и периэками; в результате чего спартанцы были самыми лучшими воинами во всей Элладе, однако же, не было среди них ни философов, ни поэтов, ни геометров, ни механиков, да и на Олимпийских играх спартанцы особо не блистали...

— Здесь не спортообразие, а Спартообразие... — сделал вывод старый хрыч — и неприкладные виды спорта не в чести... Хотя насчёт поэтов и механики здесь вроде как всё хорошо...

А потом в памяти старого хрыча выскочило, что в его прежнем мире не миновать бы Вовочке также и анекдотов про Вовочку. Напряг память Вась-Вась-Вася — а там про таковые ничего не было.

— Так что же, я могу запустить великое множество анекдотов?!... — подумал старый хрыч.

И сразу же вспомнил, кто в его прежнем мире имелся в виду в анекдотах про Вовочку. И почему эти анекдоты были про Вовочку — не про Петьку, не про Федьку, не про Сёмку, не про Ивашку, не про Игорька, а именно про Вовочку... А потом пошли соображения — что же будет, если он выдаст такой анекдот?... Так же, как анекдот про Василь Иваныча и Петьку... И пришлось сделать Вывод, что здесь с анекдотами из прежнего мира лучше не вылезать!...

Тем временем Колюня с Вовочкой подошли:

— О, привет, Вася!.... Проснулся уже...

— Привет, привет, проснулся, как и вы... Куда бы нам сегодня сходить?!....

— Да хоть на карусели...

И в памяти Вась-Вась-Вася всплыло, что в посёлке, оказывается, есть парк с качелями и каруселями, причём бесплатными. И что там постоянно околачивается поселковая малышня...

Всплыло в памяти и про прочих бывших одноклассников, а также и про некоторых хороших знакомых из параллельного класса У, так, что Вась-Вась-Вась машинально спросил:

— А что же Саня с Игоряшей?.... Не на каруселях уже?!...

— Они с утра пораньше пошли на речку с удочками, и сейчас там. А пойдём-ка посмотрим, много ли они карасей наловили...

— А пойдём!....

И пошли — сначала по улице, потом по тропинке, потом по обочине дороги. Прошли мимо памятника, пушки на постаменте. Старый хрыч сходу определил — пушка "полковушка", образца 1927 года.

В памяти Вась-Вась-Вася всплыло, что взрослые иногда рассуждают так, что их посёлок обделили, всего-то пушку на постамент поставили. И что во всём Советском Союзе трудно найти такой населённый пункт, от не очень большой деревни и выше, чтобы там не стояло что-то на постаменте — где-то пушка, где-то танк, где-то самолёт, где-то бронеавтомобиль. Поблизости от морей на постаменты ставят катера и подводные лодки, поблизости от железной дороги — паровозы и броневагоны. А кому совсем не повезёт — у тех на постаменты ставят автомобили или тягачи...

— Помнят войну!... — подумал старый хрыч.

Покопался в памяти Вась-Вась-Вася и обнаружил, что на постаменты ставят в основном устаревшие, снятые с вооружения образцы техники. А что посовременнее — не очень-то и ставят, а больше в осоавиахимовских клубах задействуют...

— Надо полагать, и в мобзапасе немало сохраняется... — заподозрил старый хрыч.

Мимо проехал МТСовский грузовик с дядей Гришей за рулём.

— Во!... В выходной ездит! — сказал про него Колюня — видать, надобность какая-то...

Старый хрыч вспомнил, что в его прежнем мире к этому времени все МТС разогнал Никитка, а технику распределил по госучреждениям и прочим хозяйствам; и что ничего хорошего из этого не вышло, потому как в МТС уход за техникой был куда как лучше и профессиональнее.

А Вась-Вась-Вась вспомнил про дядю Гришу, коего все в посёлке знали. Ему в начале войны было всего-то 12 лет, а его тогда уже на полуторку посадили, шофёром. Вот так и ездит на грузовиках...

И вот тут старый хрыч вспомнил совсем другое — что он и в прошлой жизни слышал подобную историю. Как не то ещё во время войны, не то сразу после неё в каком-то не то колхозе, не то совхозе, а не то ещё в каком-то посёлке какого-то малолетку какие-то начальники приставили к грузовику; благо, он с ним справлялся. А права выклянчили у знакомых ГАИшников, растолковав им, что кроме этого малыша, больше некому в посёлке шоферить — все способные на фронте. Вот и ездил на грузовике человек аж до самой горбачёвщины, когда какое-то начальство придралось: "А что это у вас за шофёр такой, что без среднего образования?!.... Вот пусть сначала вечернюю школу закончит, потом пусть исхитрится попасть на курсы автовождения и закончит их, потом пусть на права сдаст по всем правилам, а вот потом можно и на грузовик!...". И — слетел горемыка с грузовика за несколько лет до пенсионного возраста. А как прикинул свои перспективы, что же теперь с ним будет — не нашёл никакого иного выхода, кроме самоубийства. Напился и повесился...

— Интересно, здесь что у такого получится?!.... — подумал старый хрыч.

Саня с Игоряшей нашлись на своём постоянном месте, где по утрам можно было наловить карасишек на уху.

Возле них разлёгся голубоглазый пёс породы хаски. Вась-Вась-Вась вспомнил, что таких называют трофейными собаками или собаками трофейной породы; и что они в Союзе весьма редковаты, а этого ещё щенком не то отец, не то дядька Сани привёз со срочной службы, кою проходил где-то далеко.

— Жарко летом псу зимней породы... — подумал старый хрыч.

А Колюня подал голос:

— Привет, рыбачки! Много китов наловили?!....

Вовочка поддержал:

— Киты на обед коту...

Рыбачки ответили:

— Привет, опоздавшие! На котелок ухи хватит...

— Только что больше не клюёт...

Сели, посидели, посмотрели на поплавки. Потом Колюня вытащил из сумки маленький радиоприёмник и спросил остальных:

— Включить, что ли?!..... Хоть музыку послушаем...

И выдвинул телескопическую антенну.

— Лучше не включай, всю рыбу распугаешь! — ответил ему Саня.

Старый хрыч обратил внимание, что приёмник-то не ламповый — не то на транзисторах, а не то и вовсе на микросхемах.

— Разве в пятьдесят девятом такие были?!.... Вроде как не было.... — подумал старый хрыч.

И сразу же уточнил:

— Это в прежнем мире вроде бы не было...или были?...

А Колюня тем временем настоял на своём:

— Всё одно у вас больше не клюёт....

— А ладно, включай....

Колюня щёлкнул включателем, пошарил регулятором по эфиру и из приёмника заиграло и запело:

Мы трудную службу сегодня несём

Вдали от России, вдали от России...

Старый хрыч опять задумался:

— Разве в пятьдесят девятом уже были такие песни?!.... Это же вроде как типичная лирика ранних семидесятых... А может быть, и были.... Тем более что мир тут параллельный...

И пустил пробный шар, сказав вслух:

— Нам хорошо, хотим — на речку, хотим — на карусели, хотим — в клубный кинозал... А райцентровским с сентября опять в школу...

На что Саня тут же выдал:

— У меня родня дальняя, которая аж в самом Ленинграде. Переписываемся иногда. От неё на днях узнали. Про моего десятиюродного братца. Что в прошлом году шестой класс закончил, а дальше натирать жопу за партой неохота. Вот он и пошёл в ателье. А портняжить он с детства от родни научился. И на машинке, и так... Не всякая девчонка так сумеет, как родич мой! Упросил там кого-то, показал им своё умение. Сказали ему, что взрослого с такими данными взяли бы с радостью, а малолетку тринадцатилетнего — могут только на неполный рабочий день, и только под честное слово, что он, когда вырастет, и дальше будет у них работать. Честное слово он дал, ему и поверили, потому как то самое ателье — на первом этаже того самого дома, где он живёт. Недалеко на работу ходить, а если через чёрный ход, то и из подъезда выходить не надо! Вот его и взяли, ещё и место для него освободили, выгнав по собственному какого-то кадрового пьяного прогульщика. Там и работает — скоро уже год как в ателье...

И начал сматывать удочки.

— Скажи лучше, что скоро уже год стажа ему исполнится... — подумал старый хрыч.

И сообразил, что в его прежнем мире у ленинградского малолетки такой номер не прошёл бы — там какие бы чудеса портновского самоучества он бы не творил, а всё одно ему в ателье сказали бы примерно так: "Сначала школу закончи, потом исхитрись в портновское училище поступить, а потом изловчись в наше ателье распределение получить..." И даже если бы он каким-то чудом их загипнотизировал и его бы взяли работать в ателье вместо взрослого прогульщика — то всё одно, вот только узнало бы начальство, что какой-то малыш после шестого класса школу бросил, то такой Скандал бы устроило, что страшно даже представить! И родителям его был бы не менее, чем товарищеский суд; и в роно чьи-то карьеры полетели бы...

А вслух сказал:

— Твоему десятиюродному было у кого научиться тому, что было ему интересно...

На что Вовочка выдал:

— А у нас шитью ни у кого так не научишься, чтобы в ленинградское ателье взяли... Разве что в наш дом быта... Впрочем, шить в ателье мы вовсе не хотим... Не всем быть как девчонки и ленинградские... Зато у нас другое возможно! Мы же хоть этим летом можем напроситься в ученики — хоть в МТС к шофёрам или к трактористам, хоть в лесхоз, а хоть и в любой подсобхоз...

Старый хрыч с трудом удержал чуть не вылетевшую самопроизвольно недетскую фразу:

— И стаж пойдёт... С одиннадцати лет!...

Нагнулся и почесал пса за ушами.

— Я вот к электрикам думаю напроситься...Только не летом, а осенью... — сказал Игоряша и тоже начал сматывать удочки.

— А я подумываю, не пойти ли на карповые пруды... — сказал Саня.

И тут же в памяти Вась-Вась-Вася всплыли неоднократно слышанные рассуждения взрослых, что карп — это рыба костлявая, и потому — на любителя, хотя как раз любители карпами лакомятся...

— А я подумываю, не пойти ли мне в лесники... — тем временем поддержал Саню Вовочка — Вот если бы с кем-то на пару, то точно пойду... Кто со мной?!.... — И посмотрел на остальных.

Старый хрыч подумал, что это Вовочка очень умно — вдвоём с бывшим одноклассником и в лесхозовских учениках будет веселее. И что ему конкретному, с его прошломирскими вкусами и замашками, если никуда не собираться из посёлка, то в лесники идти куда как лучше, чем в работники подсобных хозяйств, а тем более в шофёры или трактористы. Но вот точно ли он никуда из посёлка не вознамерится перебираться?!....

— Может быть... — ответил он Вовочке — нам некуда спешить...

— Решишься, так сразу говори! — сказал тот Вась-Вась-Васю — У меня там дядька, слово за нас замолвит, возьмут учениками...

Вась-Вась-Вась вспомнил, что и у его родни есть в лесхозе какие-то знакомые, от которых он когда-то слышал, что лесниками на отдалённые участки идут работать те, которым доставляет удовольствие жить не среди галдящих людей, а среди дикой природы. А старый хрыч сходу просёк местные расклады и сделал такой вывод, что для внедрения в местный лесхоз на должности учеников вовсе не обязательно, чтобы чьи-то родственники или знакомые составляли протекцию — и так возьмут своих поселковых. А также и такой вывод, что здешние малолетки отнюдь не настроены бездельничать до самого призыва, как раз наоборот, вот только начальное образование получили, как сразу же, причём без каких бы то ни было понуканий со стороны взрослых и без рассуждений о стаже с малолетства, прикидывают, куда бы им пойти работать...

— Что-то в них есть такое, чего в прежнем мире не было... — подумал старый хрыч.

Обратно от речки шли впятером — впереди Вась-Вась-Вась, Колюня и Вовочка, а сзади Саня с Игоряшей; те шли и шушукались, кому из них сегодня достанется весь улов, коего было всего на один котелок ухи, и потому делить на двоих его считали невозможным.

Старый хрыч подумал, что парнишки эти — сытые, не голодают; и потому не очень-то им нужна уха из мелких рыбёшек. Но им, как истинным рыбакам, интересен процесс, он им много интереснее результата; хотя и от последнего они тоже не отказываются.

А последним плёлся печальный пёс зимней породы, высунувший язык от непривычной ему жары...

На подходе к посёлку увидели издалека ещё двух своих бывших одноклассников, Костю и Кирюху. Эти оказались стрижеными коротко, память Вась-Вась-Вася сразу же подсказала, что так стригут в райцентровской парикмахерской, где эти двое недавно побывали.

А ещё в памяти Вась-Вась-Вася сразу же само собой всплыло, что оба они собираются этим летом ехать в Москву, поступать в центральное дзержинское военное училище; а взрослые их вежливо предупреждают, что центральное — это, конечно, почётно, но поступить туда будет трудновато, а учиться там — ещё труднее, и что если уж они хотят в дзержинцы, то лучше намыливаться не в центральное училище, а в один из его периферийных филиалов. Тем более что один из них, который имени Менжинского, куда как ближе к родному посёлку...

Старый хрыч сразу же вцепился в память Вась-Вась-Вася — что ещё за дзержинское училище?!... Память безотказно выдала, что это военное училище НКВД и НКГБ, про которое часто так говорится по радио и телевизору, что поступают в него с детского возраста, учиться на военных командиров, и что поступать туда после четырёх классов начальной школы — самое подходящее время. Старый хрыч подумал, что в его прежнем мире подобные училища были — суворовское и нахимовское. И память Вась-Вась-Вася тут же вспомнила, что здесь есть и такие, и про них тоже часто бубнится по радио и телевизору. Суворовское — это общевойсковое, а нахимовское — это по надводным кораблям. А есть и всякие прочие, щедринское — подводное, ротмистровское — бронетанковое, чкаловское — авиационное, и какие-то там ещё, вплоть до шапошниковского — штабистского. И набирают в них с расчётом на то, что далеко не каждый поступивший сможет быть военным как таковым, по ходу обучения некоторых переводят на курсы гражданских специалистов, а некоторых и вовсе выгоняют.

— Однако! — подумал старый хрыч — здесь подход к обучению молодой смены куда как основательнее поставлен, чем в прежнем мире...

И тут же вспомнил, что он в прежнем мире слышал про выпускников тамошних суворовских и нахимовских училищ — что они формально обучались на много лет дольше, чем обыкновенные офицеры, пошедшие в военные училища сразу после школы или по направлению из военных частей; и потому чисто теоретически должны были быть много их лучше подготовлены и много успешнее на службе. Но фактически ничего подобного не было — бывшие суворовцы и нахимовцы по своей обученности и по своим карьерам оказывались, в среднем, может быть и не хуже, но и ничуть не лучше обычных офицеров, пошедших в военные училища после обычных школ...

Вспомнился старому хрычу и капитан предпенсионного возраста, которого он видел в прежнем мире ещё во времена своей тамошней молодости, в середине восьмидесятых годов двадцатого века; и который последние лет двадцать своего служебного стажа отбыл в капитанском звании и на капитанской должности. Был тот капитан бывший суворовец, однако же, это ему ничуть не помогло выйти не только в маршалы, но и даже в майоры...

— А в этом мире как?... — подумал старый хрыч.

Поднапряг память Вась-Вась-Вася, и — вспомнил, что из того самого бубнежа по радио и телевизору про все эти военные училища так получается, что там малышей учат совсем не по тем учебникам и программам, что в обыкновенных гражданских школах; причём у каждого училища вроде бы свои учебники и своя программа.

— Однако! — подумал старый хрыч — а в прежнем мире суворовцев учили по стандартной школьной программе, только что с военной дисциплиной. И получались они дисциплинированными болванчиками...

И тут же из памяти Вась-Вась-Вася всплыл случайно услышанный последней зимой рассказ одного из поселковых жителей, дяди Валеры, того самого, у которого пушистый зеленоглазый чёрный кот: "У моей дальней родни, что в облцентре живёт, такое приключилось. Пошёл лет двенадцать назад сын моего дальнего родича с малолетства в карбышевское военно-фортификационное училище. И закончил его успешно. А сейчас — ещё молодой, а уже майор, точнее, военинженер второго ранга, командует своими ровесниками-кубарями, что пошли на командира учиться не после четырёх классов, а после десяти. И, ну кто бы мог подумать, среди этих самых кубарей оказался его знакомый по детскому саду и начальной школе; который службу начал не с карбышевца, а с обычного курсанта училища военных инженеров..."

— Вот как здесь бывает... — подумал старый хрыч — Здесь им не там! Очень интересно будет уточнить, единичный ли это случай или системный... Да ещё похоже что здесь Вооружённые Силы каким-то образом законсервированы в том состоянии, в каковом они в прежнем мире были в эпоху переаттестации, когда этих самых военинженеров второго ранга переаттестовывать на майоров уже начали, но ещё не закончили...

Покопался ещё в памяти Вась-Вась-Вася, что тот случайно слышал по радио и телевидению, и нашёл подтверждения этому выводу — здесь и вправду где-то командуют генералы и адмиралы, а где-то комдивы, комкоры, командармы и флагманы трёх рангов...

— Быть того не может, чтобы здесь не было Системы, которую я сходу не просекаю... — подумал старый хрыч — впрочем, мне оно ни в лоб, ни по лобу, потому как сам я на командирскую военную службу всё одно не собираюсь. Всё-таки я — человек шпацкий... Вырасту, отслужу срочную — и хватит с меня...

Ошмётки и прикидки того, что последует дальше:

* * *

Вась-Вась-Вась увидел свою бывшую одноклассницу Инну Иванову, которая в их классе считалась самой красивой. Посмотревши на неё глазами и житейским опытом старого хрыча, сделал вывод, что из этой малолетки вскоре вырастет очень красивая краля; причём красивая той самой редкостной красотой, которая с возрастом не тускнеет — натуральная платиновая блондинка, высокая, тонкая, светлокожая, длинноногая, синеглазая, сисястая, бедрастая, с маленькими изящными кистями рук и ступнями ног, с продолговатыми ногтями, с толстой косой до земли. Иначе говоря, это будет та самая Красота, которая делает редкостное исключение из житейского правила: "иметь единственную секс-партнёршу — это суть то же самое, что не иметь ни одной".

И сделал вывод, что надо бы к этой Инне начинать подбивать коньки загодя... Напряг память — получалось, что диффтёнка она вроде как самая обыкновенная; из тех, что за журавлём на небо вряд ли полезут, но и синицу из рук вряд ли упустят.

Старый хрыч подумал, что смазливая внешность его носителя — это и есть та самая синица, на которую вполне возможно поймать такую красивую журавлиху...

И тут же из памяти Вась-Вась-Вася всплыло, что среди взрослых в его посёлке естественным отношением к приезжим является образцово-показательная вежливость, но — только пока они не нарушат принцип: "Ты с нашего посёлка девок не замай!". И в случае чего — все за одного встанут! А если поселковая холостячка сама закрутит что-то с приезжим — то весь посёлок посмотрит неодобрительно и на неё, и на всю её родню. Кроме, разумеется, таких редкостных случаев, когда приезжий или кто-то из великих Героев на уровне Чкалова (Причём появление такого Героя в их медвежьем углу считается сугубо теоретическим, на практике ничего подобного никогда не бывало, не ездят Герои по захолустьям! А даже если и ездят — то дальше клуба не ходят...); или ежели приезжий насовсем в их посёлок переселился, хочет стать своим в доску, и притом прибирает девчонку, никому из старожилов не интересную насчёт её кольцевать или иначе интимно пользовать; или ежели приезжий девчонку хочет насовсем из посёлка увезти, и притом прибирает такую, которая никому в посёлке не интересна не только насчёт окольцовывания или интима, но и даже как работница или просто добрая соседка. Всплыли тут же и воспоминания о неоднократно слышанных разговорах взрослых, как лет десять назад некоторые из бригады командированных в посёлок строителей таким образом насовсем в посёлке остались; а некоторые их хорошие друзья и со своими жёнами к ним присоединились и тоже в посёлок переехали; и что среди первоклассников и второклассников поселковой школы есть уже и их дети — и тех, и других.

Вспомнилось и такое наблюдение Вась-Вась-Вася, когда он случайно услышал, как взрослые обсуждали печальную историю не то из какого-то журнала, не то из какой-то радиопередачи, а не то из какого-то кинофильма. Как где-то в здешнем Союзе такое вот приключилось — жила-была девчонка, и было у неё с младенческого возраста много хороших знакомых, друзей и подруг, с коими она вместе и выросла. И был у неё очень неплохой выбор женихов из числа этих самых старых друзей.

Но — как-то так получилось, что она внезапно сошлась с совсем чужим, совсем незнакомым, да ещё и приехавшим издалека. И эта любовь у них приключилась с первого взгляда — внезапная, как удар молнии, взаимная, и очень, очень страстная! И начало семейной жизни было у них тоже очень благоприятным. А потом там вылезло что-то такое, от чего оказалось, что им теперь всю оставшуюся жизнь придётся кусать локти, что они встретились...

Как рассуждали про эту историю взрослые: "Забыла дурёха, что старый друг лучше новых двух; и что с чужим каши не сваришь..."

Из всего этого старый хрыч сразу же сделал вывод, что конкурировать за такую красотку ему придётся только с другими поселковыми парнями... И лучший способ их переиграть — это опередить!...

А задействовав и далее память Вась-Вась-Вася, на предмет, что ей ещё было известно о половом вопросе, обнаружил, что в этом мире сексуальной революцией и не пахнет; как раз наоборот. Здесь только детям можно дружить без оглядки на пол — если, разумеется, мальчишки захотят дружить с девчонками, и наоборот. А вот если взрослый парень просто подружился с взрослой девушкой, а тем более прошёлся с ней под руку по посёлку — то он уже считается её женихом. А она — его невестой, обязанной дождаться жениха со срочной службы...

А ежели он её испортит и не женится — тогда парню будет от общества некоторое осуждение, впрочем, не опасное для стрессоустойчивого; особенно если он ещё и причину назовёт типа: "От жены бы такой не отказался, но вот на тёщу такую не согласен!" или: "Красивая-то она красивая, но вот при близком знакомстве взяла да и оказалась сиповкой!". А вот к поматрошенной и брошенной девчонке отношение будет, как к безотказной давалке, которая теперь всем поселковым парням должна и обязана. И обсуждать такую будут, не обращая особого внимания на мельтешащую вокруг малышню, которая всё одно ничего по малолетству не понимает. Малышня и вправду не понимает — но запоминает услышанное... В том числе и реплику: "Наш посёлок — стеклянный посёлок, все всё обо всех знают, как в какой-то сиволапой дярёвне..."

Ещё память Вась-Вась-Вася выдала подслушанную когда-то у взрослых фразочку: "Прежде, чем начинать ухлёстывать за девкой — нужно понравиться её родне". Старого хрыча от такого аж передёрнуло. Но он тут же успокоился, подумав, что малышу это как раз будет нетрудно — с его возраста начать приучать к себе и подружку, и родню её. Тем более что он красивый, его ещё и не захотят упускать. А она, тоже красивая, и его родне этим фактом уж несомненно понравится...

И тут же память Вась-Вась-Вася выдала большую бяку. В этом мире не было такого понятия, как чайлдфри; здесь никто не понял бы таких рассуждений, что с детьми хлопот невпроворот, и что "дети — это цветы жизни, но лучше видеть их только в чужих палисадниках". А ежели кто-то, а особенно супружеская пара, и выдаст такой намёк, что детей они заводить не собираются, дабы избежать Проблем, создаваемых детьми — то (вопреки тому, что существование таковых Проблем вовсе не станут отрицать) на такое решение здесь посмотрят как на что-то подобное дезертирству; причём вполне могут и открытым текстом назвать таких людей дезертирами с демографического фронта (опять-таки не обращая внимания на мельтешащую под ногами малышню).

Вспомнился и такой случай, когда он ещё дошколёнком случайно услышал такой вот разговор взрослых жительниц посёлка и чисто механически его запомнил:

— Что же, твой на службу призвался, а тебя с животиком оставил?!...

— А мой так и сказал, что так он будет уверен, что я его дождусь; а иначе не будет уверен...

— Дурак он, твой, дурак! Я же тебя знаю, и мать твою знаю, и бабку, и тётку — быть того не может, чтобы ты, да не дождалась!... А теперь — а ну как не доживёт, погинет на службе, вот ты и мать-одноночка, срам то какой...

— Приходится надеяться, что доживёт, дослужит...

Вспомнилось и тоже случайно услышанные продолжения этой истории — тот самый служивый жить в посёлок не вернулся, остался служить сверхсрочником в оккупационных войсках, где-то далеко за морями-океанами; но и подружку свою не бросил, приехал к ней в отпуск, сыграл свадьбу и увёз жену с ребёнком к месту службы. А где-то в прошлом году не то этот самый сверхсрочник, не то какой-то другой, но тоже из поселковых и тоже из оставшихся на сверхсрочную службу где-то далеко за океанами, исхитрился через систему экстерната выйти в средние командиры и получил кубари на петлицы...

Старый хрыч, в прошлой жизни убеждённый чайлдфри, сначала начал прикидывать, до какого возраста удастся оттягивать неприятное, и на что при этом лучше будет ссылаться; но опять быстро успокоился, сравнив жизнь в этом мире и в прежнем.

В том мире — львиная доля неприятностей с детьми проистекала от школьных Проблем, и в порядке вещей было такое, что звонят родителям из школы и говорят паникующим голосом: "Ваше чудо в перьях тройку получило, примите меры!...". А ежели родители вздумали бы вякнуть, что это вообще-то Проблема не их, а учителей, коим по должности положено учить, а не сваливать свою учительскую работу на родителей — то эти самые учителя сразу бы начали обзванивать райком, райсовет, райпрокуратуру, да ещё и начальство родителей, и всюду поднимать большие скандалы, что эти граждане такие-сякие плохие, у них ребёнок тройку получил, а они меры принимать не желают... Как следствие — многие граждане детей не заводили, и даже приходили в панический ужас от таких мыслей, что у них могут быть дети и создаваемые детьми Проблемы, а прежде всего школьные и околошкольные ...

Вспомнился старому хрычу и один его знакомый, из прежнего мира. Который в девяностые годы двадцатого века (называемые ещё эпохой ларёчной демократии) был школьником, и воспользовался бардачной ситуацией в стране для того, чтобы школу бросить, отучившись в ней не то пять, не то шесть классов. Благо начальству это было безразлично, а старшие родственники не возражали. (И многие знакомые, коим не так повезло в жизни насчёт отношения к ним старших родственников, завидовали этому человеку воистину Сверхъестественно!...) И, бросив школу, человек пошёл работать мальчиком на побегушках у знакомых ларёчников. Больших шишей эта работа не приносила, но всё ж хоть что-то. А если просуммировать тогдашние рассуждения того человека, то так получается, что такая работа после обыкновенной школярщины была для него Курортом! А самое главное отличие он находил в том, что на работе, даже такой паскудной, хотя бы иногда, но бывает Выбор — за какую работу браться на стандартных условиях, за какую только на дополнительных (например, чтобы его довезли до места работы, да потом обратно отвезти не забыли), а от какой и вовсе отказаться... А вот в школе на подобный Выбор даже намёка не было!...

Вот так и проработал тот человек подсобником у ларёчников, пока не вошёл в призывной возраст, а как срочную отслужил — пошёл работать охранником в большой магазин. И благополучно там доработал до пенсии! В олигархи, конечно, не вышел; однако же, не голодал, и даже на туристические загранпоездки ему хватало.

Мог бы считать, что жизнь удалась, если бы не одно но. Его детям такое повторить не получилось! Вот только попробовали школу бросить — так сразу лягавка прессовать начала!... А уж как узнал человек, какой это Ужас — быть родителем школьников, а тем более старшеклассников — так и пришёл к Выводу, что если бы знал это заранее, то детей бы не плодил! И прекрасно понял, на своём горьком опыте, почему многие люди панически боятся заводить детей...

А здесь — ничего подобного, бояться нечего. Потому как здешние не забывают, что чем больше у гражданина образования — тем менее он согласен добровольно жить в медвежьем углу...

— Может быть, здесь не забывают и о том, что чем меньше образования — тем больше плодовитости?!... — подумал старый хрыч — И не собираются, как в прежнем мире, разменивать количество на качество...

И тут же вспомнил, что он в прежней жизни слышал про образование в царские и сталинские времена. Что тогда самые обыкновенные инженеры были очень умные — тогдашний инженер выходил в чистое поле с одной печатью в кармане, да и вёл за собой толпу малограмотных пролетариев, раздавал им целеуказания, а те выполняли. И таким образом на чистом месте от ноля возникали заводы, давали продукцию, ещё и совершенствовали её. И что в те времена в порядке вещей было такое, что самый обыкновенный заводской инженеришка — это был высокооплачиваемый и привилегированный шиш, коему полагалась роскошная квартира, спецпаёк, спецдача, спецсанаторий, и даже легковая служебная автомашина с шофёром. Причём пролетарии находили это в порядке вещей — потому как польза от тогдашних инженеров была им видна очень хорошо...

А вот во времена послесталинские дипломированные специалисты превратились в мальчиков на побегушках, гниющих в общагах и трясущихся в переполненных автобусах, замордованных выездами на сельхозработы; да ещё и на своих рабочих местах ни на что не способных настолько, что пролетариям приходилось брать над ними шефство. Получается, что здесь такого превращения даже и не намечается...

— Но тогда — подумал старый хрыч — здесь отбор в студенты должен быть сверхъестественным в своей требовательности... как и требовательность к ним самим! Да не насчёт формальных баллов в аттестатах, а насчёт фактической гениальности... Да ещё и с беспощадным отсевом тех самых, которые вовсе не гении, а тем более тех, которые выучились из-под отцовского ремня и потому считаются бесполезным балластом...

И внезапно старому хрычу пришёл в голову Вопрос:

— А какие тут учителя?!...

И сразу же память Вась-Вась-Вася выдала давнее воспоминание, как не то по радио, не то по ТВ был бубнёж на эту тему. И рассуждения сводились к тому, что настоящий педагог имеет четыре Таланта — понравиться своим ученикам, заинтересовать их своим предметам, дать хорошие знания по этому предмету и определить, кого из учеников по какой причине бесполезно учить его предмету. И что самый главный из Талантов — второй, если педагог не способен подзажечь учеников интересом к своему предмету, то ему придётся учить методом принуждения, что естественным образом возбудит в его учениках отвращение к предмету, то есть — сделает их безнадёжным балластом, а такое недопустимо. Причём чем выше образование, тем более его качество зависит от талантов преподавателей...

— Во как! — подумал старый хрыч — системно тут всё... Впрочем, всё это уже не мои проблемы! Хотя об экстернате может быть когда-нибудь и подумаю...

* * *

Возле дома Рыжик игрался с соседской Муркой, красивой белой разноцветноглазой кошкой.

— Вот кто хорошо устроился!... — подумал про них старый хрыч — Интересно, поймал ли сегодня крысу?... А если поймал, то сам слопал или Мурке отдал?...

Крыса нашлась на крыльце.

— Закормили кота! — подумал старый хрыч — уже и крысу не жрёт...

Хотел было пинком отшвырнуть крысу, но умом и опытом Вась-Вась-Вася успел сообразить, что какой-нибудь котейка её всё одно вскоре приберёт, и прошёл мимо. А памятью старого хрыча вспомнил, что в его прошлом мире такие вот посёлки бывали собачьи или кошачьи, соответственно тому, кого в них больше бегало; и сделал вывод, что этот посёлок — типичный кошачий, котиков в нём много больше, чем пёсиков.

* * *

— Сколько мне лет, столько и моему котику — сказала Инна Вась-Вась-Васю — мы с ним в один месяц родились...

— Семейное положение — есть котик!... — подумал про неё старый хрыч.

И посмотрел на крупного серого котяру с белой манишкой, развалившегося на диване. А над диваном на стене висела сабля в ножнах, чёрных с красной отделкой и бронзовыми деталями.

Увидев висящую на стене саблю, Вась-Вась-Вась вспомнил, что отец Инны, дядя Ваня, во времена военные служил в спецчастях НКВД, и был там исполнителем исторических приговоров — то есть лично рубил головы европейцам. А старый хрыч сделал вывод, что его интерес к этой сабле будет восприниматься как обычная детскость, и потому опасаться нечего.

— Дядь Вань... — подал голос старый хрыч — а разреши саблю посмотреть...

— В руки не дам, маленький ещё. Порезаться можешь! — ответил дядя Ваня — А из моих рук — посмотри...

И, снявши саблю со стены, вынул её из ножен. Сабля оказалась вроде как самой обыкновенной — на взгляд маленького Вась-Вась-Вася и не очень компетентного в специфике холодного оружия старого хрыча. Ножны и рукоятка с бронзовыми деталями, блестящее стальное лезвие со средней величины елманью; и даже есть украшения — на "яблоке" рукоятки с обеих сторон пятиконечные звёзды с серпом и молотом внутри, на устье ножен бронзовый герб СССР с хорошо читающейся гравировкой линейным шрифтом: "Пролетарии всех стран, соединяйтесь!"; а на лезвии возле гарды тоже с обеих сторон выгравированы изображения — кремлёвская башня со звездой и часами, и вокруг неё гравировка фигурным шрифтом: "Мы — не западноевропейцы и не хотим на них походить!".

Тут старый хрыч вспомнил, что в прошлом мире он слышал про заточку кавалерийских сабель — она производилась не по всему лезвию, а только в двух местах, на его конце и возле гарды, для дальнего боя и для ближнего. Середина же оставалась незаточенной — дабы не зазубривалась при отражении ударов вражеских клинков.

Но эта сабля была заточена по всей длине. Это не кавалерийская сабля, а ритуальная! Ею вершилась История этого мира!...

Старый хрыч вспомнил легенды, что от подобных предметов должна исходить какая-то омерзительная аура, оскверняющая всё вокруг. Однако же от этой сабли ничего подобного не чувствовалось — железка как железка...

Старый хрыч вспомнил и то, что коты много лучше людей чувствуют эту самую ауру, скосил взгляд на серенького — котик развалился на диване и никак не реагировал на обнажённую саблю. А Вась-Вась-Вась сразу же протрактовал эти воспоминания старого хрыча, причём с точки зрения своего возраста и своей компетенции:

— Если этой саблей очищали Вселенную от гадости, то эта самая аура должна быть не плохой, а хорошей...

И тут же у Вась-Вась-Вася как-то сам собой выскочил вопрос:

— Дядь Вань, а ты много европейцев зарубил этой саблей?!...

Старый хрыч механически отметил, что он бы, с его опытом прежнего мира, спросил бы иначе — много ли врагов дядя Ваня зарубил этой саблей...

А дядя Ваня добродушным голосом ответил:

— Да что я их, считал, что ли?!... У всех наших так было, что поперва непривычно, а потом безразлично. Вот уставали мы саблями махать, это да... Но всегда было кому нас подменить!

Старый хрыч вспомнил такое мнение, что человек, убивший много людей, причём неважно, при каких обстоятельствах, обязательно должен тронуться умом — и тогда или маньяком становится, который не убивать уже не может; или в безразличное ко всему ходячее бревно превращается; или спивается до безнадёжного алкоголизма; или в религию ударяется; или сходит с ума оттого, что ему назойливо снятся мертвяки, в мифологии это называется — неупокоенные духи убитых приходят во сне своим погубителям. Напряг память Вась-Вась-Вася, что ей было известно про дядю Ваню — получалось, что тот и вовсе не походил ни на одну из этих категорий. Самый обыкновенный гражданин, в мирное время добросовестно работающий на своём рабочем месте; в военное время ушедший на войну, где так же добросовестно исполнял приказы командиров и притом не привносил в них никакой отсебятины. А после войны — самый обыкновенный воин в отставке, вернувшийся к своей гражданской работе и охотно вспоминающий о своих подвигах.

— Вот такой у меня намечается тестюшка... — подумал старый хрыч.

Захотел было спросить, как это дядя Ваня исхитрился прихватить казённую саблю с собой, когда дембелился, но, прикинув, решил, что такой вопрос будет уже не детским. И на всякий случай промолчал.

И тут же память Вась-Вась-Вася напомнила, что в посёлке много кто вернулся с войны (да и с военной службы во времена послевоенные) с боевым оружием, некоторые со штатным, а некоторые и с трофейным; и что хранится оно в основном в поселковой оружейке, запертой комнате в подвале здания поселкового Совета. И что многие ветераны службы военной и послевоенной иногда берут оттуда своё оружие и ходят с ним на стрельбище; а потом возвращают в оружейку.

Вспомнился и случайно услышанный разговор взрослых, что кто-то из отслуживших срочную службу уже после войны, в конце сороковых, привёз в посёлок какой-то "шварцлозе", а ещё кто-то через несколько лет — какой-то "каркано"; и всё это так и ржавеет в оружейке без патронов.

Да ещё и вспомнился цветной кинофильм "Холодное лето", на просмотр которого несколько лет назад поселковых малышей организованно и с песней водили в клубный кинозал. Подробности фильма Вась-Вась-Вась по малолетству не понял, а запомнил только то, что это был художественный фильм про малый гражданский посёлок в советской глубинке, на который набрели откуда-то там сбежавшие какие-то там злодеи, которых победили поселковые ветераны разных возрастов, с помощью оружия из тамошней оружейки.

Старый хрыч не успел сделать из этого каких-то выводов, как память Вась-Вась-Вася выдала ещё информацию — что в поселковом совете есть не только оружейная комната, но и комната-музей, официально называемая комнатой боевой славы посёлка. И как ему в этой комнате несколько месяцев назад случайно довелось подержать в руках и даже немного почитать не очень редкостный раритет, юбилейный экземпляр газеты "Красная звезда", изданный к 10-летию победы во Второй Мировой войне. И что в этой газете было что-то написано про мобилизацию-41, и получалось так, что ещё задолго до войны какие-то враги народа предлагали вредительский план мобилизации, при котором у мобилизованных сначала отбирались бы гражданские документы, потом бы их грузили в эшелоны, везли бы в приграничные округа и только там выдавали бы обмундирование и вооружение. И что если бы такой план мобилизации был бы принят, то европейцы без особых усилий разгромили бы Советский Союз — им для этого всего-то понадобилось бы перестрелять плохо организованные толпы безоружных беспаспортных пассажиров. А поскольку был принят совсем другой план мобилизации, при котором воинские части формируются в местах мобилизации, где призванные граждане обмундировываются, вооружаются и обучаются, а в эшелонах едут уже боеспособные вооружённые подразделения — то европейцы шансов на победу не имели.

— Они здесь предусмотрительные... — подумал старый хрыч и отвёл взгляд от сабли.

— А садитесь-ка чай пить! — сказал дядя Ваня, возвращая саблю в ножны и вешая в них на стену.

— Да, да, садитесь, дети, чаю напьёмся... — поддакнула тётя Зина.

Переставила со стола на подоконник вазу с цветами, достала скатерть и застелила ей стол.

— Без скатерти в этом мире даже чай не пьют!... — подумал старый хрыч и присмотрелся к узору.

На скатерти у Ивановых был изображён сложный орнамент из белых и красных свастик, закрученных в разные стороны.

Глядя на них, старый хрыч вспомнил, как он в прежнем мире видел такой орнамент в музее советской Вологодчины, где его выставляли как изделие какого-то из давно минувших веков.

А дядя Ваня, заметив внимание малыша к орнаменту, сказал:

— Настоящий русский орнамент из настоящих русских узоров. А что на немецкий крест похоже — так европейцы воровать горазды, обокрали наших в хвост и в гриву! Вот мы им и показали, как выставлять ворованное своим!....

Дядя Ваня придвинул стол к дивану, посредине которого всё ещё лежал, широко развалившись, кот.

— Дети, садитесь на диван... — сказала тётя Зина.

Кота с дивана никто не спихивал. Серенький лежал, помахивал хвостом и поглядывал на людей. Инна села за стол с одной стороны от кота, Вась-Вась-Вась — с другой.

— Кто во всякой порядочной семье самый главный? — подумал старый хрыч — Любимый котик!...

Тётя Зина начала накрывать стол к чаепитию, а дядя Ваня завёл стоявший на высокой тумбочке механический патефон, который заиграл и запел:

Вань, посмотри, какие клоуны —

Рот хоть завязочки пришей,

Вань, посмотри, как размалёваны,

А голос — как у алкашей...

— Разве эта песня уже была в эпоху патефонов?!... — удивлённо подумал старый хрыч — Получается так, что была.... А я и не знал!...

Встал, подошёл, присмотрелся к патефону. Высмотрел эмблему завода "Молот", что в городе Вятские Поляны, и год производства — 1948.

— Ровесник!... — подумал Вась-Вась-Вась.

Дядя Ваня, увидев интерес малыша к патефону, сказал:

— Сейчас всё больше электрофоны входят в быт, а мне этот привычнее. И звук совсем другой, и красота, и впечатление... Вот самовар электрический — это да, красивая вещь!...

На стол был поставлен электрический самовар, в него тётя Зина залила воду из принесённого с кухни большого черпака, закрыла крышку и протянула длинный шнур к розетке. По внешнему виду самовара было заметно, что пользуются им не очень часто.

— Разве в пятидесятые уже были такие электросамовары?!... — опять удивился старый хрыч — Они же вроде как появились только в семидесятые... Или были и раньше, да я не знал...

Память Вась-Вась-Вася тут же выдала, что в посёлке чай почти все заваривают в обыкновенных наплитных чайниках. Некоторые из самых старых жителей имеют дореволюционные дровяные самовары, но и они обычно предпочитают чайники, а самовары раскочегаривают только иногда. А у некоторых есть электрические чайники или электрические самовары, ими иногда пользуются. И сразу же выскочил вывод про Ивановых — они сейчас гостя чаем поить собрались, не на кухне, а в гостиной, потому и электросамовар задействовали. Если бы пили бы чай сами — то на кухне и из чайника...

И вот тут старый хрыч подумал, что не всякие хозяева не всякого гостя поят чаем не по-обыденному, из чайника и на кухне, а по-праздничному, из электросамовара и в гостиной... А его, стало быть, по-праздничному, хотя он всего лишь малыш. А значит — хорошо быть красивым, хотя бы и малышом!...

— Лёд тронулся!... — подумал старый хрыч и снова сел на диван.

— Я тогда службу в основном в Чехии проходил — говорил дядя Ваня — и чешской сволочи головы сёк. Они же, сволочи какие, всю войну на немцев работали, и вооружение им изготовляли. Львиная доля всей гансовской амуниции у них, гадов таких, сделано было, на их заводах и их руками. Как немцы их прибирали, в тридцать восьмом, так они ничуть не вякнули. А как мы пришли, так они сразу же начали красными прикидываться; как же, пролетарии, туды-сюды, братья по классу, приветствуют освободителей, братьев по славянству. А как наши их спрашивали, что же они на немцев пахали, да ещё и на военных заводах, против своих братьев по классу и братьев по славянству; так они, падлы, нашим так отвечали, что жрать-то надо, а господа немцы хорошо кормили, особенно на военном производстве. Ещё и выставляли своим большим геройством, что работали в чёрной траурной одежде. Как будто нам жрать было не надо!...

Нам тогда ещё наши комиссары напомнили про чехословацкий мятеж восемнадцатого года, когда эти сволочи наших убивали и грабили; да так, что ежели мы всего-то по одной-единственной сотне чехов обезглавим за каждого убитого тогда нашего гражданского, то их всех для такого далеко не хватит. Раньше закончатся! Помню ещё, комиссары нам говорили, что чехи — это вовсе не славяне, а ославянившиеся немцы, там у них до конца прошлого века в городах только по-немецки разговаривали, а по-чешски разве что в деревнях, и потому это уже не в счёт. А как стало выгодно чехами прикинуться, чтобы от австрияков независимости потребовать — вот тут они и зачесались... приспособленцы! Про это тоже комиссары нам так сказали, что у них в Европе перманентное предательство — это их европейские Суть и образ жизни. У них всегда так бывало, что чья власть — того и вера, и что если мы их пощадим, то они рано или поздно и нас предадут. Вот мы им и дали понять, что нам такие гадёныши вовсе не нужны, сабельками их, сабельками!...

Котик встал, задрал хвост трубой, и залез на колени к Инне. Она его погладила, серенький расслабился и замурчал.

— Это ещё что — говорил тем временем дядя Ваня — чехи — это ещё полбеды. А вот поляки куда как их хуже. Хуже даже немцев! Как нам комиссары объяснили, если бы не белополяки в двадцатом, то быть бы тогда мировой революции, и мы давно бы уже жили при коммунизме. И войны никакой бы не было!... А говорили и про монеты наши советские, золотые и серебряные, что при товарище Ленине в оборот введены были. Если бы удалось их сохранить в обороте, то мы с самых двадцатых жили бы куда как лучше. Но поляки, мерзавцы такие, контрабанду устроили и наши монеты к себе перетягивали... А в тридцать девятом потому немцы смогли их легко и быстро завоевать, что не собирались поляки с немцами воевать, а собирались с нами, а гансов — в союзники приглашали. Был бы Адольф поумнее — вместе с поляками на нас пошёл бы, а там и прочие европейцы подтянулись бы... И тогда не мы от них, а они от нас пирамиды бы оставили...

— Хорошо здесь пропагандируют комиссары!... — подумал старый хрыч.

А кот слез с коленей Инны и перешёл на колени к гостю. Вась-Вась-Вась погладил серенького — и тот довольно замурчал и начал тыкаться мордой.

— Привыкли здешние котики, что всякий человек их любит, всякий человек их гладит... — подумал старый хрыч.

А дядя Ваня, вдруг посмотрев на детей как-то оценивающе, сказал:

— Вот не повезло вам, таким красивым, со временем и местом рождения! Родились бы вы пораньше лет на двадцать, да в местах поближе к хорошим осоавиахимовским клубам — и были бы вы одними из тех самых пионеров, которым, как они сами говорили, повезло вписаться в эпоху. Потому что они, с их осоавиахимовским образованием, настолько превосходили тогдашних малограмотных взрослых, что были у них инструкторами, по военной технике и её применению. Да и много по чему ещё... У нас такие пионеры и политработу проводили, не хуже комиссаров. Пионеры и пионерки! И, как я заметил, все они, как один — были очень красивые, как будто их в Осоавиахим подбирали по красоте и только потом обучали всем клубным премудростям... Да, так и получается, что специально подбирали самых красивых, пионеров и пионерок... Так что вас обоих в те времена и в тех местах с радостью приняли бы в Осоавиахим, а потом спецподготовка, и — бойцов инструктировать!...

Что-то в этих словах дяди Вани старому хрычу показалось чем-то особенным, но в это время серенький котик у него на коленях мурчал и тыкался мордой в руки, требуя ласки. Не давал сосредоточиться!...

А тётя Зина сказала дяде Ване:

— Да и ты в их возрасте был не хуже...

На что дядя Ваня ответил:

— Как и ты... Мы с тобой родиться поспешили, они — опоздали... Впрочем, поскольку у нас в посёлке Осоавиахима всё одно нет и не было, то и нам, и им от этого ни жарко, ни холодно... Мал наш посёлок для хорошего осоавиахимовского клуба, который со своим танкодромом и аэродромом...

Старый хрыч подумал, что красота его носителя делает своё дело — перспективным тестям она понравилась. Что само по себе уже Великолепно!... И вполне возможно, что они уже — хоть и незаметно для самих себя, но пришли к такому Выводу, что такой красивый парниша будет хорошей парой для их такой красивой дочки... И притом будут всю оставшуюся жизнь уверены в том, что пришли к этой идее самостоятельно...

А потому следующим ходом должно — подобрать подходящий момент и устроить такое чаепитие уже у него дома, чтобы и его родители пришли к подобному Выводу, и тоже были бы уверены, что пришли к нему самостоятельно...

* * *

Вась-Вась-Вась зашёл в поселковую библиотеку. На вид она была весьма не мала, и от входа стеллажей с книгами в ней просматривалось много. Между стеллажами и входом располагалось что-то вроде читального зала, с креслами и столиками. А на входе во всё это сидела за столом сонная библиотекарша тётя Света и увлечённо читала журнал "Вокруг света", старому хрычу это показалось забавным.

— Тётя Света "Вокруг света"... — с трудом не ляпнул вслух старый хрыч.

На входящего Вась-Вась-Вася она взглянула, как на обыкновенного малыша, от нечего делать пришедшего докучать взрослой гражданке.

— Я только посмотреть... — сказал Вась-Вась-Вась библиотекарше.

Она кивнула ему и снова уткнулась в журнал.

Вась-Вась-Вась прошёлся по библиотеке, посмотрел на стеллажи с приключенческой литературой — её было много, большинство в изданиях от начала сороковых и до текущего года. Книги были красиво оформлены и добротно изготовлены из хорошей бумаги.

— Во как! — подумал старый хрыч — а в прежнем мире всё на газетной бумаге книги издавать норовили... Халтурщики!...

Присмотрелся к толстой книге "Три стрельца". Взял её с полки, бегло пробежал взглядом по оглавлению и предисловию (Вась-Вась-Вась по малолетству так бы не смог, а старый хрыч — запросто) — и понял, что это не что иное, как местный вариант переиздания "Трёх мушкетёров". Действие книги перенесено в Московию эпохи ранних Романовых, и главные герои её — три москвича, потомственные стрельцы какого-то из тогдашних московских полков, вроде бы Стремянного; и один приехавший откуда-то из-под Онеги помор, желающий попасть в стрелецкое сословие. И вся толстая обильно иллюстрированная книга — описания их подвигов и приключений...

— Вот как, вот как... — подумал старый хрыч — А что, патриотично...

И тут же память Вась-Вась-Вася выдала информацию, как он слышал разговор взрослых про многосерийный кинофильм "Унесённые ветром". Фильма этого он не видел, а только разговор про него случайно слышал. Получалось, что фильм этот был про каких-то русских помещиков очень древнего рода, привыкших жить трудом своих крепостных, но в то же время ни разу не обращавшихся с ними по-зверски; а как раз наоборот, дравших оброки в меру. Как про них говорил кто-то из взрослых зрителей: "Бары это были из тех, что и сами обленились настолько, насколько барам было возможно облениться в те времена; и крепостным своим не мешали облениться настолько, насколько это было возможно им в их сословном положении...". И весь фильм этот был про то, как после отмены крепостного права помещики вымерли всем своим родом; а их бывшие крепостные сначала изрядно обнищали в своём временно-обязанном состоянии, потом раскололись на бедняков и кулаков, а потом и сошлись в классовых битвах эпохи Революций.

— Тоже патриотично, не механически переводить, а сюжеты тырить... — подумал старый хрыч.

Присмотрелся ещё к одной красивой книге — "Пять недель на воздушном шаре", про экспедицию Русского Географического общества, в 1863 году организовавших пролёт над Африкой на воздушном шаре.

— Патриотизм прежде всего!... — подумал старый хрыч.

И прошёлся среди стеллажей.

Увидел на полке собрание справочников-ежегодников "Наука и религия", взял один, пролистал, бегло просмотрел передовую статью. И быстренько сообразил, в чём там вся суть. Получалось так, что с точки зрения специалистов по религиям — цивилизация западноевропейцев была прежде всего христианская, а всё остальное не более чем во вторых. И что вся её специфика, вместе с капитализмом, империализмом и прочими фашизмами-нацизмами — это не более чем следствие её христианского Фундамента. А вся Суть христианства прекрасно видна в дореволюционной русской пословице (вынесенной в эпиграф к передовой статье): "Царю — отслужишь, боярину — отработаешь, от купца — откупишься, а от попа — не отмолишься!". То есть — с точки зрения христианства, каким бы соловьём ни пел прихожанин, а всё одно он остаётся плохим, в их терминологии "грешником", которого всегда есть за что облаять и обхаять, обвинить и осудить. А советская цивилизация — прежде всего антихристианская, а всё остальное уже потом. И потому никому не должно об этом забывать; а особо принципиально нужно давить такой вот подход к людям, при котором они всегда в чём-то виноваты и/или всегда что-то должны. "Советский человек — это прежде всего непримиримый и непреклонный противник христианства с его завышенными претензиями к человеку!" — утверждалось в статье.

Упоминалось в статье и о каких-то заблаговременно вычищенных врагах народа, которые намеревались внедрить в советские умы лозунг "За себя и за того парня!", который суть не что иное, как всё тот же христианский подход к бытию, по которому всякий человек всегда в чём-то виноват и/или всегда что-то должен.

А дальше писалось про то, что христианство — это всего лишь одна из авраамических религий, хотя и самая мерзостная из них. И что другим авраамическим религиям тоже не должно быть места на Земле, по причине их черезмерной требовательности к людям. И тут же добавлялось, что некоторые прочие религии и философии, хотя и не относятся к авраамическим, но по завышенным претензиям к человеку суть "тот же авраамизм, только что вид в профиль"; и потому тоже подлежат искоренению. Это — буддизм-махаяна, не путать с хинаяной; и этика Кун Цзы, по которой всякий человек — это прежде всего Должник. Не грешник, так должник — невелика разница...

— Надо же, в эти времена уже была фразочка "то же самое, только что вид в профиль" — подумал старый хрыч — А я и не знал...

Поставил справочник, пошёл дальше среди стеллажей. И увидел, что были в библиотеке и школьные учебники за следующие классы, попавшие в посёлок, надо полагать, специально для любителей экстерната.

— Так вот с чем мне напрягаться не придётся!... — довольно подумал Вась-Вась-Вась, глядя на полки с учебниками для классов с пятого по десятый.

А потом увидел и полку с журналами "Советская педагогика" за много лет. Подошёл, взял самый первый номер, просмотрел в нём, разумеется, тоже передовую статью. И сразу же уловил всю Суть!

Получалось так, что здешние советские большие начальники очень трезво относились к малышне как таковой. И потому не забывали, что большинство малышей вовсе не горит желанием учиться — оно, если получит Выбор, предпочтёт гулять и играть...

А таких, как Ломоносов, что с малолетства осмысленно и целенаправленно хотят учиться всему, чему их учат, и притом сами ищут такие возможности — примерно 4% в каждом поколении; причём ещё не факт что вдобавок к интересу у них будут ещё и какие-то таланты, благодаря каковым они смогут чему-то хорошо выучиться; а даже если и смогут — не факт и то, что такие учёные смогут где-то кем-то хорошо работать; бывают и такие, что учатся великолепно, а толку никакого — или память коротковата и потому все науки быстренько из бошек самопроизвольно вылетают, или способности есть только к учёбе, но никак не к работе.

Ещё около трети в каждом поколении, так признавалось в статье, охотно пойдут учиться тому, что им интересно, и будут очень недовольны, если их заставят учить то, что им не интересно. На этом месте было упомянуто, что такими были в свои годы товарищ Ленин и товарищ Сталин...

(Читая это, старый хрыч вспомнил историю из своего прежнего мира — там бывало и такое, что школьники возмущались: "Если мы не собираемся быть пушкинистами, почему нас заставляют зубрить Пушкина?!..." А им говорили: "Вас заставляют зубрить Пушкина не потому, что хотят сделать пушкинистами, а потому, что хотят сделать широкообразованными!...")

И, наконец, около двух третей малышни в каждом поколении учиться вовсе не желают, и загнать их за парты возможно только двумя способами.

Возможно приставить к ним особо Талантливых учителей, а особенно имеющих второй Талант педагога — способность возбудить в учениках искренний и неподдельный Интерес к наукам. Способ этот сам по себе великолепен, но приходится считаться и с тем, что по-настоящему Талантливых учителей очень мало, и на всё государство заведомо не хватит. Всё-таки приходится признать, что большинство учителей, как и большинство всяких прочих людей на Земле — это вовсе не редкостные Таланты, а всего лишь обыкновенные посредственности...

Или возможно просто заставить малышей учиться у абы каких, лишь бы учителей, то есть — у таких, каких к ним приставить всё-таки удалось; причём у таких учителей заставить детей учиться возможно только методом палочной дисциплины, да с рассуждениями, что ничего с ними не сделается, и что не сахарные — не растают. Тогда действительно удастся получить много граждан, хотя бы и из-под палки, но образованных средне и даже высше. Но — вот Проблема! — изнервированные, задёрганные, затюканные, заочкаренные и засутуленные в ходе подобного обучения людишки оказываются, причём часто незаметно для самих себя, склонными к тому, что в царские времена называлось — декаденс и декаданс. То есть — к упадничеству, к неприятию жизни, к настрою на безнадёжность, на пессимизм, на тоску и уныние, на восприятие себя лишними людьми, и, как следствие — на образ жизни людей изнервированных, нервно-надломленных, понимающих, что им по всем этим причинам ничего хорошего в жизни не светит; и на этой почве склонных к алкоголизму, аморалке и бездетности. Причём к бездетности — потому, что им будет страшно даже представить такой Ужас, что им придётся с каждым ребёнком в отдельности проходить заново всю школярщину, со всеми её подробностями, напряжёнками и нервотрёпками...

Далее в статье упоминалась и такое явление природы, неотвратимое как закон всемирного тяготения, и потому работающее во всех временах и во всех странах — чем больше у людей образования, тем меньше у них потомства. И потому делать десятилетнее, а тем более вузовское образование обязательным — это значит спровоцировать через поколение грандиозное падение рождаемости, а через несколько поколений — и полное вымирание народа.

И делались выводы — что нужно, во-первых, всячески поощрять четырёхпроцентников; во-вторых, склонным к узкой специализации давать возможности быть самими собой, то есть как можно меньше предметов загонять в обязаловку и как можно больше в добровольные; а в третьих, вовсе не проявляющим интереса к учёбе достаточно будет и начального, в максимальном случае семилетнего образования; лучше пусть уж они будут здоровыми неучами, чем становятся изнервированными сутулыми очкастыми декадентами. Потому как неучу, если у него с нервами всё в порядке, никогда не поздно пойти в вечернюю школу для взрослых, а там и вправду до заочного вуза недалеко!...

— Очень умно! — подумал старый хрыч и поставил журнал на место.

И вспомнил, что в его прежнем мире так и было — заставляли, и очень жестоко, и не смотрели, что многих из учителей по их способностям, категорически нельзя было приставлять к педагогике как таковой. Со всеми вытекшими из этого последствиями, в том числе и для демографии! А в Сети витали такие Идеи, что лучший способ устроить какому-то народу демографическую катастрофу, приводящую к его вымиранию — это всего-то навсего прогнать от одного до трёх поколений того народа через самую обыкновенную школярщину, причём обязательную, и по избыточно уплотнённой и перегруженной программе...

Вернулся к полкам с учебниками за старшие классы, взял один, какой-то технический, посмотрел в содержание.

— Это ещё что такое?!.... — удивлённо подумал старый хрыч, читая названия глав — двадцать шестой закон Ломоносова, тринадцатый принцип Нартова, четвёртый метод Ползунова...

Поставил учебник на полку, взял другой, по высшей математике, взглянул в оглавление, и прочитал: "Третья теорема Сидорова, шестое правило Иванова..."

Задумался. Попробовал по привычке напрячь память Вась-Вась-Вася — бесполезно. А вот память старого хрыча как раз выдала легенду из прошлого мира. Что там какой-то русский человек побывал в какой-то там стране, не то в Китае, а не то в Непале, и обратил он там внимание, что закон Архимеда в той стране называется законом какого-то Сю Сю-Сюя. А на вопрос, кто такой этот самый Сю Сю-Сюй, местные ответили, что это их соплеменник, переводчик, впервые переведший научный трактат об этом законе Природы. Тогда русский их спросил, почему же они закон Архимеда называют по имени не его первооткрывателя, как во всём мире, а всего лишь какого-то переводчика? На это местные встали в позу оскорблённой невинности, и с гордым видом заявили: "А кто такой Архимед? Он нам — не соплеменник! А поскольку мы — не изменники нашей родины, то никогда не согласимся называть фундаментальный закон Природы именем какого-то чужака!..."

— Похоже, здесь такое принято и в Союзе — подумал старый хрыч — оно и понятно, не называть же законы Природы именами всяких европейцев...

Покопался наскоро в оглавлениях учебников, и быстренько нашёл Систему — всё то, что в прошлом мире было названо именами всяких дозападноевропейских, то есть античных, Пифагоров и прочих Фалесов, и здесь сохранило такие названия, и даже закон Архимеда; но вот ни одной западной фамилии не было видно. Особенно понравилось, что формула Эйнштейна здесь называется восемнадцатой формулой Ломоносова, а диаграмма Герцшпрунга-Рассела здесь называется звёздным распределением Ломоносова-Кулибина...

— Хорошо, что здесь обязательно только начальное образование — сделал очередной вывод старый хрыч — а то пришлось бы не учиться, а переучиваться! С немалым риском ляпнуть прямо на уроке что-то такое, чему здесь малышню не учат...

А уж как подумал, какими последствиями здесь чреват такой ляп, как "бином Ньютона", "уравнение Максвелла" или "принцип Паули" — то пришёл и к такому выводу, что искать способы (в том числе и экстернатские) получить семилетнее, а тем более десятилетнее образование в его положении — это не самый лучший способ самоубийства... Так же, как и попытки что-то писать, хоть фантастику, хоть тексты песен — и там вполне возможно незаметно для самого себя ляпнуть что-нибудь не то... И тогда он не только сам пропадёт, но ещё и родню Вась-Вась-Вася подведёт не по-детски. А она такого заподла не заслужила — уже тем, что не заставляет его стричь голову и ходить в шортах вместо штанов. Да и вообще, не многого требует от ребёнка как такового. Какая-нибудь другая — заставила бы его ехать в райцентр на предмет семилетки, а потом и десятилетки... Или — заставила бы его готовиться на экстернат. Да ещё и начала бы его "попрекать куском хлеба", то есть рассуждениями, что вынуждена содержать тунеядца, который и не учится, и не работает...

Потом подумал, что нужно соответствовать своему носителю — сделать что-нибудь такое, чтобы напомнить, что он всего лишь одиннадцатилетний малыш.

Подошёл к полкам, взял подшивку журналов "Крокодил" за один из прошлых лет, сел в кресло за стол поближе к окну и начал листать, рассматривая картинки.

И сразу же наткнулся на историю в картинках, точнее в карикатурах, про каких-то проворовавшихся немалого уровня завов и их замов, причём вовсе не выдуманных, а очень даже реальных и притом перечисленных пофамильно. История была разрисована на несколько страниц, а эпиграфом к ней была цитата: "Мы хотим иметь государственный аппарат, как средство обслуживания народных масс, а некоторые люди этого госаппарата хотят превратить его в статью кормления. Вот почему аппарат в целом фальшивит." И был указан источник цитаты: речь прежнего Сталина в организационном отчёте Центрального комитета РКП(б) на XII съезде РКП(б).

— Вот как...— подумал старый хрыч — это же было ещё при Ленине, а помнят...

И обратил внимание, что на столе лежал забытый кем-то журнал-ежемесячник "Всемирное экономическое обозрение".

— Не помню, был ли в прежнем мире такой... И в эти времена, и позже... — подумал старый хрыч.

Оглянулся на библиотекаршу — та по-прежнему сидела на своём месте и читала журнал. На Вась-Вась-Вася не оглядывалась — не шумит, не шалит, ну и ладно, пусть сидит...

Протянул руку, взял экономический журнал, начал его листать и просматривать, оглядываясь на библиотекаршу и делая вид, что рассматривает картинки в "Крокодилах". Пролистал, просмотрел и быстренько добрался до сути. Попутно ещё и порадовался, что опыт и навыки старого хрыча немало помогают в работе с книгами и прочими текстами.

А насчёт осмысления экономической линии партии, как она излагалась в журнале — получалось так, что побеждённая советскими героями западноевропейская цивилизация была по природе своей космополитичной, и потому неосознанно стремилась устроить на Земле такой порядок, как "международное разделение труда", что привело бы к невозможности каждого отдельного государства выживать без грандиозного товарообмена с другими государствами; а это не что иное, как утрата государствами их фактической независимости. А победившая советская цивилизация — по природе своей интернациональная, и потому бережно поддерживает достаточную экономическую самостоятельность всякого государства и даже каждой отдельной его части. И в качестве наглядного примера приводилось такой факт, что в московском телевизорном магазине 60% всех телевизоров было московского производства, 30% — советского немосковского, а 10% — вовсе не советского, а японского.

В этот момент в памяти Вась-Вась-Вася всплыл такой случай, когда он случайно услышал рассказ кого-то из поселковых взрослых, побывавшего в каком-то далёком от их посёлка большом городе. Так получалось, что тот город поделён на несколько районов, и в каждом из них своя специфика; в магазинах одного района очень много всяких колбас самых разных сортов, а вот сыры — редковаты, а в магазинах другого района — наоборот!... И так там по многим товарам...

— Своеобразие местного производства приводит к своеобразию местного потребления... — подумал старый хрыч.

Оглянулся на библиотекаршу и вернулся к журналу. По которому дальше получалось так, что западноевропейская цивилизация была по природе своей ещё и буржуазной, а потому — стремилась навязать всем людям на Земле образ жизни предпринимателя как такового, а прежде всего частного предпринимателя, (хотя и не обязательно частного). А советская цивилизация — по природе своей пролетарская, а потому стремится увеличить на Земле количество заводских работников, прежде всего классических производственников; причём в каждой стране и в каждой части каждой страны.

И в качестве наглядного примера приводился такой факт, как нежелание местных жителей в каком-то азиатском национальном округе работать на заводах и фабриках, а тем более работать качественно и не гнать брак. Из-за чего там пришлось немало потрудиться местным коммунистам, комсомольцам и ветеранам, а также и героям НКВД — дабы живущий там народ не остался без своего родного рабочего класса, и притом достаточно многочисленного и квалифицированного.

— Вот тут оно как... — подумал старый хрыч — а в прежнем мире в таких случаях завозили русских работников, на заводы союзных республик...

И вспомнил старый хрыч, как в прежнем мире слышал про рассуждения маршала Баграмяна, между прочим, нерусского, про национальный состав фронтовых подразделений. Что ежели в каких-то воинских частях было менее половины русских, то такие части были небоеспособны и их надлежало переформировать. А из памяти Вась-Вась-Вася тут же вылезло воспоминание, как он где-то когда-то от кого-то слышал, что здесь на фронте было весьма нередко такое, что подразделения, сформированные в национальных республиках, причём сформированные не абы как, а по принципу однонациональности; могли идти в атаку, только если их подпирали заградбаты, причём тоже всегда сформированные строго из их же соплеменников, только что коммунистов и комсомольцев...

Вспомнил старый хрыч и то, что в его прежнем мире все попытки тамошней Советской власти наладить заводское производство во всяких южных ССР приводили только к большому бракоделию и большим припискам. И получалось так, что в этом мире красные за чёрных взялись серьёзно, и на своём настояли...

— Во как! — подумал старый хрыч — они тут ещё и практичные...

Положил журнал, где тот лежал и снова начал рассматривать картинки в "Крокодилах". Посмотрел карикатуру на пьяницу, что не может пройти мимо лужи, не вляпавшись; карикатуру на заводского бракодела, что может только ломать резцы и запарывать заготовки; карикатуру на художника, который от слова "худо"; карикатуру на шофёра, у которого на ходу отваливается колесо; карикатуру на столовку, уверенно держащую первое место по сдаче пищевых отходов; карикатуру на свиноферму, в которой свиньи тощие, как шкилеты, хотя в отчёте они же толстые, как надувные...

Оглянулся, и увидел лежащий на соседнем столе свежий экземпляр газеты "Красная звезда".

— Надо же!... — подумал старый хрыч — кто-то в гражданском посёлке недавно читал такую... Да ещё и здесь!...

Протянул руку, взял газету и бегло её просмотрел. Нашёл статью "Исключён за пьянство". Начал читать.

Статья оказалась рассказом о каком-то военнослужащем, вроде бы не фронтовике (потому как о его участии в войне не упоминалось), однако же среднем командире, да ещё и члене партии.

— Хи-хи-хи-с!... — ехидно подумал старый хрыч — даже здесь не сообразили найти благозвучный синоним слову "член"... А красиво бы звучало: "фаллос ВКП(б)"...

Продолжил читать, как этот самый член оказался пьяницей, неоднократно получал по службе и по партийной линии взыскания за свои пьянки, и однажды на партийном собрании клятвенно пообещал "завязать". И некоторое время действительно держался, а потом как-то так получилось, что по какой-то надобности поехал из расположения части в тамошний облцентр, и заодно повёз доверенности на получение денежных переводов для своих бойцов. Деньги по ним получил, всё было хорошо, член собирался уже ехать обратно, да заскочил в придорожный ресторан. Там к обеду заказал всего-то одну рюмку водки, и полагал, что это ему не повредит. Но повредило — член ничего не смог с собой поделать, вслед за рюмкой заказал бутылку, потом вторую, потом связался с плохой компанией, свалился с ней в запой, и промотал не только свои деньги, но и те, что вёз для бойцов. В часть прибыл с немалым опозданием, на какой-то случайной попутке. И в результате всего этого был на очередном партсобрании исключён из партии...

— Так значит, на одной рюмке не удержался, захотел продолжить?!... — подумал старый хрыч — А вот это уже генетика подвела... Будем надеяться, что у моего носителя она получше...

— Вся моя родня не такова!...— добавил Вась-Вась-Вась — мои, даже когда пьяные, свою меру знают...

И положил газету, где взял.

И сразу же задумался — если сходу нашлась статья про вычищенного из партии военного, то не найдётся ли с такой же лёгкостью статья про вычищенного из партии гражданского?!...

Оглянулся на библиотекаршу — та всё продолжала увлечённо читать журнал.

Встал, подошёл к подшивке газет "Правда", бегло пролистал и быстро нашёл передовую статью "Наказаны за пропущенную несправедливость". Косясь на библиотекаршу, торопливо прочитал историю про несправедливое решение квартирного вопроса.

Из статьи так получалось, что в здешнем СССР во многих госучреждениях существует такой порядок — бесквартирные работники временно живут в общежитиях; а эти самые госучреждения получают от строительных госучреждений жилые дома и распределяют в них квартиры для своих работников. И вот где-то в каком-то госучреждении как-то так получилось, что есть там какой-то работник, много лет живущий в общежитии и не получающий квартиру; а какой-то другой работник вот как только устроился работать в то госучреждение, так быстренько и квартиру получил. Каким-то местным патриотам это показалось несправедливым, они подняли этот вопрос на плановом партсобрании, проходившем в присутствии каких-то партийных работников районного уровня, да ещё и во время войны бывших фронтовыми комиссарами. Те это дело взяли на контроль и разработку, и оказалось так, что старый работник вёл себя тише воды и ниже травы, работал, гнил в общаге и терпеливо ждал, когда начальство его осчастливит квартирой. А недавно устроившийся — наоборот, сразу же побежал по инстанциям со слёзными разговорами о том, что ему нужна квартира; и в администрации он её клянчил, и в парткоме, и в профкоме, и едва ли не в прокуратуре. Вот и выклянчил, своей напористостью и пробойностью. И комиссары сделали Вывод — старый работник суть настоящий советский человек, добросовестно работающий на своём рабочем месте и не претендующий на чужое; а этот самый недавно устроившийся поступил как человек отнюдь не советский, а — типично западный, добивающийся, пробивающийся и предприимчивый, делающий свой Успех своими руками, и, в отличие от советского, отнюдь не намеренный дожидаться, пока на него обратят внимание представители Советской власти, и, выполняя свою работу, осчастливят его квартирой. (Как было буквально написано — "...претендующий самостоятельно залезть на пьедестал личного Успеха, вместо того, чтобы тихо и неприметно дожидаться, пока на него обратят внимание и примут меры те, кому такая работа по должности положена — обращать внимание и принимать меры...")

В итоге — мерзавец был выслан в какие-то там неперспективные места, хороший человек получил квартиру, а ответственные за распределение квартир начальнички, допустившие такую несоветскую несправедливость, схлопотали немалые партийные взыскания, хотя из партии их вроде бы не выгнали. И всё это под рассуждения фронтовиков-комиссаров: "За что воевали, если западноевропейщина изнутри попёрла?!..."

Заканчивалась статья предложением — комиссарам по всему Союзу надо бы проверить, да повнимательнее, а не творится ли у них под носом подобная несправедливость, когда носители западноевропейской психологии своей напористостью и предприимчивостью объегоривают порядочных советских людей?!...

— А что у нас в посёлке насчёт квартирного вопроса?!... — подумал старый хрыч.

По памяти Вась-Вась-Вася так получалось, что в посёлке квартирный вопрос решён вполне хорошо, вспомнились когда-то случайно слышанные разговоры взрослых, что сейчас есть даже запасные квартиры.

Также вспомнилась ещё и — тоже случайно услышанная, кому-то из взрослых сказанная, фраза не то председателя Сан Саныча, не то комиссара дяди Володи: "Если ты жениться собрался, то имей в виду, что вот как только женишься, так сразу же в отдельную квартиру вселишься, в любую из свободных, на выбор...". Вспомнилось и то, как несколько лет назад было слышно среди взрослых много таких рассуждений, кому из них в какую из свежепостроенных квартир хочется; кто-то хотел, чтоб из окна был вид на клумбы, а кто-то не хотел квартиру с окнами на юг. А потом эти рассуждения как-то так сами затихли...

— Во как! — подумал старый хрыч — здесь они предусмотрительные, понимают, что квартирный вопрос людей портит... Впрочем, если бы у меня был выбор, я бы хотел квартиру с хорошим видом на закат Солнца...

— С моего балкона закат прекрасно виден — тут же подсказал Вась-Вась-Вась — если выйти на него и смотреть немного вбок... А возможно и вынести на балкон кресло, и. сидя в нём, пить чай, глядя на закат...

— Это хорошо!... — подумал старый хрыч.

Ещё раз покосился на зачитавшуюся журналом тётю Свету, отошёл от подшивок "Правды" и хотел было вернуться за стол с "Крокодилами", но увидел среди стеллажей один с комплектами журнала "Коммунист". Подошёл, взял экземпляр, полистал и нашёл интересную статью.

Оказывается, этот самый журнал ещё в позапрошлом году устроил такой конкурс — кто из его читателей накатает лучший художественный рассказ на тему "Как я представляю себе окончательно достроенный коммунизм". И на этот конкурс пришло по почте весьма немало рукописей; из коих оказалось, что советские граждане представляют себе коммунизм достаточно разнообразно — кто-то как такой порядок, при котором очень много бесплатной колбасы, а кто-то и как совсем другой порядок, при котором есть такие таблетки, которую проглотил — и стал очень здоровым, умным и красивым. А кто-то и ещё как какой-то порядок...

— Вот как оно тут... — подумал старый хрыч.

И вспомнил, что в его прежнем мире подобную писанину даже бывалые фантасты не очень-то писали; навскидку вспоминалась разве что "Далёкая Радуга" Стругацких, да и та — скорее коммунистическая антиутопия, жители которой имеют уйму достоинств, этого у них не отнять, однако же ради своих научных амбиций (не абы каких, а научных!) с чистой совестью и сами пойдут на верную гибель, и других заставят...

Посмотрел, что в журнале далее — а там несколько таких рассказов, как люди представляют себе коммунизм.

Оглянувшись на забывшую про него библиотекаршу, начал читать один из них, называвшийся: "Легенда о счастливом человеке, живущем при коммунизме".

"...Человек жил в одном из кварталов центральной Москвы, недалеко от Кремля.

И жил этот человек в очень хорошей многокомнатной квартире, с высокими расписными потолками, в роскошном доме дореволюционной ещё постройки. Не всякий барин в царские времена жил в такой! А в этой — жил богатый не то барин, не то купец, не то церковный иерарх, сбежавший за границу вскоре после Февральской революции.

Досталась эта квартира предкам человека ещё при Керенском или при раннем Ленине. И досталась не абы за какие заслуги, а за то, что эти самые предки ещё при царе были достаточно революционно настроены и потому лично принимали участие в Революциях — и Февральской, и Октябрьской.

Возможно, конечно, что ранее в эту квартиру подселяли немало коммунальщиков, причём всех из природных мещан всё того же квартала; но впоследствии всех их расселили, в построенные здесь же дома, такие же роскошные и стилизованные под местные архитектурные традиции. Посторонний человек не сразу определил бы на глаз, какие из этих домов построены ещё до Революции, а какие совсем недавно; но старожилы квартала знали это великолепно.

И во всём квартале было так — только роскошные дома, только многокомнатные квартиры, и живут в них только природные жители этого квартала, все из потомков дореволюционных москвичей мещанского сословия, и ни у кого из них не было в роду ни бар, ни купчишек, ни церковников, ни тем паче врагов Революции. И у всех предки жили в этом квартале Москвы ещё задолго до событий Смутного времени!

Только что этот человек был одним из самых счастливых — жил в доме, антикварном по-настоящему. И потому была его квартира набита множеством всяких антикварных вещей, оставшихся от нескольких поколений её дореволюционных жителей. Человек даже чай пил из настоящих фарфоровых китайских чашек эпохи Мин. Хотя и вполне возможно, что в его антикварнейший самовар был вделан ещё не изобретённый в наше время плазменный нагреватель. Но при коммунизме его изобретут...

А самое большое Счастье этого человека было в том, что он, как и всякий житель эпохи коммунизма, работал в одном из госучреждений где-то вблизи своего жилья. И не знал, а каково это, когда до работы нужно добираться через весь город!

Кем же он работал — наркомом в наркомате или подсобником в гастрономе — это уже не важно. Главное, что всё у человека было под боком, в его квартале — и рабочее место, и все житейские подробности, вплоть до мастерской по ремонту утюгов.

И был этот квартал коммуной как таковой, ячейкой коммунистического общества.

И на всей коммунистической Земле все люди живут подобно этому человеку — в подобных такому городских кварталах, если городские; или в подобно ему благоустроенных деревнях, если деревенские.

Потому как коммунизм — это такой порядок, когда люди живут коммунами; а самая лучшая из коммун, которую только возможно вообразить — подобна вот такому кварталу, из которого никому не нужно никогда никуда уходить..."

— Однако! — подумал старый хрыч — при таком коммунизме и я бы пожить не отказался...

Поставил журнал на место и вернулся за стол с "Крокодилами". Оглянулся на библиотекаршу — она всё зачитывалась журналом.

А вот так предполагается ещё дальше:

Бабка сказала Вась-Вась-Васю:

— Вот так мы при царе и жили... Как-то заболел мой дед, старый уже был. А тут — как раз великий пост! Вот дед и послал своих внуков и внучек, и меня тоже, сходить к попу, поплакать и слёзно попросить для него разрешения пост нарушить, скоромного покушать...

Вась-Вась-Вась переспросил:

— А что поп, разрешил?...

Бабка продолжила:

— Да поп-то разрешил, что попу какой-то дед. А ты вот подумай, внучек, кого тогда старый дед боялся?!... Неужели он того попа боялся?!...

* * *

Старый хрыч пришёл к Выводу:

— В этом мире мне никак нельзя высовываться — ни с песнями, ни с анекдотами, ни даже с учёностью. И вообще, нежелательно попадать в среду таких типов, которые моего носителя с детства не знают. Да и среди своих нужно найти такое место, чтобы уменьшить вероятность случайного ляпа...Как бы чего не вышло!...

А потому мне ничего более не остаётся, кроме как этим же летом начать подбивать клинья к нашему лесхозу. Благо это возможно делать на пару с Вовочкой. Сначала на подхвате, потом учеником, потом краткие курсы без отрыва от производства, и — на всю трудовую биографию лесником на отдалённый кордон... С перерывом разве что на срочную службу, которая и выпадет соответствующая...

* * *

— Вот тут и живу... — сказал Вась-Вась-Вась Инне, заводя её в свою комнату.

А взглянув на приоткрытую дверь на балкон и на подоконник, добавил:

— А вот это наши кисы. Рыжий это мой Рыжик, а белая это соседская Мурка. Иногда её Рыжик приводит в гости, а иногда сам к ней бегает. Они очень ловко прыгают с балкона на балкон...

Кисы разлеглись на подоконнике.

— Толстая кошка Мурка... — сказала Инна.

— Как же ей не быть толстой, если Рыжик отдаёт ей пойманных крыс... — пояснил Вась-Вась-Вась.

И сказал Инне:

— Присаживайся...

Инна, похоже, посчитала бестактным присаживаться в единственное полукресло, и потому присела на застеленную кровать.

— Великолепно! — подумал старый хрыч — уже сидит на моей постели!...

Присел в кресло и сказал Инне:

— Инночка, мы с Вовочкой подумываем, не начать ли нам загодя прибиваться к нашему лесхозу, насчёт выйти в лесники... Как ты насчёт с нами?!... Втроём веселее...

Инна задумалась. А потом сказала:

— В лесниках — это не в конторе, но тоже неплохо... А насчёт втроём веселее — так вчетвером ещё лучше. Наша Марина тоже подумывает туда податься, у неё же там оба дядьки...

Вась-Вась-Вась вспомнил Марину, тоже их бывшую одноклассницу, с которой Инна дружила с ясельного возраста. А старый хрыч сказал:

— Да, вчетвером ещё лучше. Решите составить нам компанию — сразу говорите. Так вчетвером и пойдём напрашиваться...

И подумал, что пусть девочки так думают, что они сами приняли такое решение — идти в лесхозовки. А Инна сказала:

— В лесхозе за меня может отец попросить. А за Марину — её дядьки. Да и за вас с Вовочкой тоже...

Вась-Вась-Вась (а точнее, старый хрыч) ответил:

— В нашем посёлке вовсе не обязательно кому-то за кого-то просить. И так возьмут своих. Куда они денутся?... Если мы вчетвером придём... А поскольку никто за нас не просил — поймут, что мы сами пришли, никто нас не заставлял. И отношение к нам будет получше... Так и скажут — из молодых, да ранние...

Насчёт того, что стаж пойдёт с 11-летнего возраста, старый хрыч опять предпочёл промолчать. Понимал, что не нужно так не по-детски рассуждать!

Инна задумалась. А старый хрыч обратил внимание, что как-то так само собой получилось, что изо всех окончивших четырёхлетку в этом году — нет ни одного, который заявил бы чётко и однозначно, что намерен бездельничать до самого призыва. И это вопреки тому, что взрослые никого из них не заставляют...

Кисы неторопливо встали и ушли с подоконника. Рыжик прыгнул на колени Вась-Вась-Васю, а Мурка — на кровать, и ткнулась лобом в бок Инне.

— Это она просит, чтобы её погладили... — подсказал Вась-Вась-Вась.

Дети погладили кисок. Кисы замурчали.

— А пошли на кухню, чай пить... — предложил Вась-Вась-Вась.

* * *

— Ездят по району... Спрашивают, нет ли где-то у нас особо талантливых малышей?!... Особенно таких, что песни сочиняют и анекдоты выдумывают...

— Да вроде как песни у нас никто не сочиняет... Мы их по радио слушаем... А анекдоты к нам из райцентра приходят...

Старому хрычу опять что-то показалось подозрительным. Но мурчащий кот мешал сосредоточиться.

А вот таким предполагается конец:

Через один оборот Урана.

Старый хрыч, он же Вась-Вась-Вась, он же пенсионер с немалым стажем, обратил внимание, что уже несколько дней чувствует себя много лучше, чем несколько последних лет.

— Э, да у меня опять последний парад!... — подумал старый хрыч — дожил по второму разу! Нужно отметить, как в прошлый раз — а ну, как опять повезёт...

Перво-наперво открыл форточку, выглянул, и убедился, что погода грозовая, как и в прошлый раз.

— Это обнадёживает!... — подумал старый хрыч.

Достал из холодильника коньяки, бальзамы и закуски, напился-нажрался.

— Что там дальше?!... — подумал старый хрыч — ах да, приготовиться пить за здравие...

Налил бокал коньяка, оглянулся на форточку, глядь — а в неё влетает шаровая молния. Старый хрыч с готовностью отсалютовал ей бокалом и провозгласил вслух:

— За здравие!... А за упокой пусть молодые пьют!... — И только начал из бокала пить, как полыхануло...

— Опять! Опять вокруг меня радуги!... — успел подумать старый хрыч.

* * *

— Я проснулся?... Я опять проснулся! — с радостью подумал старый хрыч — где и когда?!... А ну, память, время, место!...

Память безотказно отозвалась:

— Воскресенье, 31 мая, 1959 год, своя комната...

— Что?... Опять?!... — подумал старый хрыч и услышал:

— Мяу!...

И на кровать запрыгнул кот Рыжик. Приткнулся к боку и замурчал, прося ласки...

— Так-так... — подумал старый хрыч — Хронопетля!... Зеркало для героя...

И машинально начал гладить мурчащего кота, вспоминая, что Рыжик много лет не только ловил крыс в сараях, но и водил романы с соседской Муркой. И сколько поколений их потомков он видел в прошлой жизни...

Огляделся, прислушался — вокруг всё как оно и было тогда, в этот момент, при его прежнем Вселении. Голоса сбоку, звон посуды снизу, и даже атлас на полке на своём месте. Из позапрошлой жизни вылезло словечко:

— Никитаворонцовщина!...

И заскользили мысли — эта самая хронопетля, что она такое, награда, наказание, испытание или просто случайность?!... И что будет Интереснее, искать из петли выход или наоборот, искать возможность и дальше в ней оставаться?!....

Вспомнил по-быстрому всё, что произошло с прошлого Вселения. Как он принял решение идти в лесники, как он много лет приучал к себе первую красавицу посёлка и благополучно окольцевал её, как служил срочную в морской авиации, как всю трудовую биографию отработал в лесхозе, как ездил в отпуска на курорты по профсоюзным путёвкам, как вышел на пенсию и жил на ней много лет...

Получалось так, что прожил он, в сущности, неплохо; единственное, что не нравилось — это то, что не в Москве жил, да и просто побывать в столице удалось всего-то несколько раз, да и те фактически проездом...

Вставал Вопрос, жить ещё раз так же, или как-то иначе. И сразу же вылезло понимание, что прожить жизнь иначе — это прежде всего учиться дальше, в райцентре или экстерном, но при этом рискуя ляпнуть что-то из позапрошлой жизни...

— Опасно!... — подумал старый хрыч — или рискнуть на экстернат?!... А впрочем... Была бы гарантия, что выйду в маршалы — пошёл бы в курсанты... Но гарантии-то и нет!... А понапрасну напрягаться неохота...

Старый хрыч задумался, почёсывая кота.

— А пусть так оно и будет! — сделал Вывод старый хрыч — всего-то несколько эпизодов нужно подкорректировать, и все их прекрасно помню, записывать не нужно. В каком году отпуск брать в другое время, в каком году кому посоветовать от какой болезни провериться, в каком году кому посоветовать от пожара поостеречься... И в каком году не спешить с покупкой непроверенной технической новинки... Ещё в каком году не упустить возможность провести отпуск в Москве... Да, пожалуй, и всё на этом...

— Поживём!... — подумал Вась-Вась-Вась.