Лекарь

Глава 1. Пробуждение.

Щека Владимира ощущала шероховатую, колючую поверхность...он не мог определить, что это было...его глаза медленно стали открываться, муть в них медленно проходила...взгляд уткнулся в тёмный потолок над головой. Доски потолка, почему-то не покрытого извёсткой или какой-то краской были темны, как бы закопчёны. Владимир стал мучительно вспоминать — где он, что с ним.

Он шёл из спортзала к машине, которую припарковал у банка напротив, через дорогу. Как обычно поставить машину было негде — какие-то уроды заставили все парковочные места своими грязными, заляпанными смесью песка и снега машины и ему нашлось место только на вершине сугроба, образованного той же смесь песка, грязи и снега, что залепляла всё, к чему могла прилепиться. Он с мстительной радостью загнал туда свою ниву, с удовольствием в который раз констатируя, что в нашей жизни вездеход не роскошь... Занятия прошли как обычно — он начал с тренажёра, прокачивающего грудные мышцы, перешёл на отжимание штанги...потом на другой...третий...через два часа и после выпивания поллитровой бутылочки противной негазированной воды (в который раз он обматерил себя, что забыл купить в магазинчике литровую бутылку газировки — тут всё было в два раза дороже, в буфетике спортзала). Владимир стал ходить в спортзал после того, как почувствовал, что стал сильно тяжелеть — ему только что исполнилось 50 лет...грустная дата. Как пел один бард, в песне про тридцать лет: 'А потом начинаешь спускаться, каждый шаг осторожненько взвеся, в пятьдесят — это словно как в двадцать, ну а в семьдесят — словно как в десять...' Так что — Владимиру, судя по этим словам было сейчас двадцать лет. Он был атлетического сложения — сказалась спортивная молодость — занятия рукопашным боем, дзюдо, штанга, отец , в юности, увлёк его занятияем гирями. Увы — самостоятельные занятия тяжёлой атлетикой плохо сказались на его фигуре — никто не подсказал ему, что когда тягаешь железо, необходимо стягивать живот ремнём, чтобы не растянуть мышцы живота... Живот с годами покрылся слоем благоприобретённого жира — пиво, вкусные копчёности...и это его сильно раздражало. Отвратительно — и силы хватало, реакция у него была молниеносная — как у двадцатилетнего, но зеркало, это мерзкое изобретение цивилизации, демонстрировало ему седого бородатого мужика, слегка смахивающего на Николая II, только у того седины не было...а может была? Может и была, но уж точно не такая — он не прошёл через 'лихие девяностые', не был под следствием по навету, не выживал, вытаскивая свою семью из нищеты. Владимир не любил вспоминать об этом времени — было всё — от состоятельной жизни, до полной нищеты. При мысли об этом у него щемило сердце... Теперь дети были взрослые, более-менее устроенные, жена не работала — содержала хозяйство, их небольшой загородный домик...у него был небольшой стабильный доход от мелкого бизнеса...

Володя опять пошевелил головой, глаза окончательно сфокусировались , он повернул голову и осмотрел помещение, насколько позволила ему шея... Большая комната была темна, и лишь отблески огня метались по бревенчатым стенам, выскакивая лучами из щелей и дырочек в печи. Печи? Какой нахрен печи — дошла до него абсурдность происходящего — откуда печь в городе? Как я оказался в этом сарае? — Владимир попытался сесть, но руки и ноги не слушались, после небольшого усилия его накрыла волна тошноты и он провалился во тьму... Следующее пробуждение было уже полегче, глаза открылись сразу...а нос почувствовал запах какого-то варева. На его груди стояла глубокая, похоже деревянная чашка, а к губам его была приставлена деревянная же ложка, видимо наполненная чем-то вроде бульона и настойчиво пропихивающаяся через его сомкнутые челюсти.

Пей! Пей, а то сдохнешь! Он скосил глаза и увидел женское лицо вблизи себя — волосы, собранные в гладкий хвост и обтягивающие маслянистой блестящей волной голову небольшой пожилой женщины — Владимир подумал — как баушка — она всё мазала волосы маслом...что за дурацкая привычка — мазать волосы маслом. Вот откуда присказка — 'масляна головушка' и— русских сказок. Эта дурацкая мысль не помешала ему раскрыть рот и в него пролилась тёплая пахучая струя варева, чтобы не захлебнуться, он жадно сглотнул...затем ещё ложка, ещё...он боялся захлебнуться, но ему вдруг очень захотелось есть и Владимир неожиданно для себя поднял руку — что далось ему уже легче — и потянул чашку с груди к губам, захлебнувшись бульоном и залив себе глаза и лицо варевом, закашлялся.

Ну что ты как ребёнок — сердито прикрикнула женщина — ну вот всё пролил, теперь мокрый будешь лежать! Она вытерла ему лицо тряпочкой...у него из глаз вдруг полились слёзы — чувство собственной беспомощности, слабости, было сродни чувству младенца...ему вдруг показалась такой родной и близкой эта незнакомая женщина, как будто он увидел свою давно умершую мать... руки женщины были тёплые, шершавые, и от них веяло силой, добротой и какой-то уверенностью...в животе его приживался крепкий бульон, распространяя по телу усталость и сон. Владимир снова уснул. Следующее пробуждение было активнее — кто то тряс его за плечо, не обращая внимания на то, что он пытался спрятаться в спасительной темноте — когда спишь, не так всё и страшно и странно...вроде как ничего и не случилось. Пробуждение опять поставило его перед фактом — он неизвестно где, бессильный, слабый, фактически умирающий. Он попытался что то сказать нависшей над ним женщине, из горла вырвался какой-то клёкот, хрип, женщина приказала ему молчать, поставила на грудь чашку с пахучим бульоном и стала, макая в чашку, совать ему в рот кусочки пропитанного соком хлеба. Хлеб был размокший, пах одуряющее вкусно, Владимир, давясь, стал его глотать, пока женщина не заявила — всё, хватит на сегодня, а то плохо будет. Он опять расслабился, только теперь не сразу уснул, а стал следить взглядом за перемещающейся по комнате женщиной, прислушиваясь к ощущениям тяжести в животе. Тошнота видимо отступила, тело настойчиво требовало пищи. Владимир стал думать — куда же он попал? Как оказался в деревне? — он вышел из спортзала, налетел порыв сильного ветра, поднявший снежную пыль и секанувший глаза ледышками. Ветер задувал через не до конца застёгнутой куртки, пробрав ознобом. Владимир уселся на водительское сиденье, воткнул ключ в замок зажигания, повернул, машина затарахтела стартером, завелась, заглохла — он поморщился и снова повернул ключ. Наконец машина завелась и неровно заработала своим усталым двигателем, прошедшим огни и воды. Владимир собрался сдать назад, включив заднюю скорость, потом передумал и достал из кармана сотовый телефон — он оставлял его в кармане, занимаясь в зале, могли быть звонки или смс, которые он не увидел. Владимир стал рассматривать экран аппарата, и вдруг по крыше машины раздался сильный хлёсткий удар, как будто кто то ударил по ней железной цепью, лобовое стекло треснуло, покрывшись сеткой трещин, двигатель сразу заглох, а в салоне что то заискрило и запахло озоном. Не понимая что произошло, Владимир выматерился, ошеломлённый, собрался открыть дверь и вывалиться из машины, но внезапно заметил перед лицом сияющий шарик, с мандарин размером, который парил перед ним и медленно колебался из стороны в сторону, подчиняясь какому-то неизвестному и причудливому ритму. Владимир осторожно убрал голову подальше от шарика — бля — неужели шаровая молния? Участь Рихмана что то мне никак не катит...пожить бы ещё — подумал он и стал осторожно отодвигаться от шара в сторону, с намерением пролезть на заднее сиденье. Шарик, как будто на невидимой ниточке потянулся за ним, приближаясь всё ближе и ближе Владимир зашевелился быстрее, шарик тоже ускорился...— ААААА! — блядь отстань! — шарик приблизился к лицу Владимира и с грохотом соприкоснулся с его головой. Вспышка, грохот, тело свело судорогой, закрутило, и сознание покинуло тело. Следующий раз Владимир очнулся уже на лежанке в бревенчатом доме.... Он стал размышлять — что же это было, что упало на машину? Вспомнил, что машина стояла под столбом электропередач — может провод упал, оборвался? Скорее всего — ещё когда он шёл в спортзал, обратил внимание, что провода облеплены льдом, после прошедшего дождя — отвратительно — на улице мороз 3 градуса, а идёт дождь — дорога сразу превращается в каток, провода провисают, облепленные льдом, деревья сгибаются под тяжестью замёрзшей воды, обламывая трещащие ветки, троллейбусы двигаются осторожно, испуская снопы искр из-под контактов, как будто работает гигантская электросварка. Такое за жизнь Владимира он наблюдал не менее трёх раз — природные аномалии такого рода были нечасты...но и не так уж феноменальны — природа есть природа, сюрпризов у неё предостаточно. Вот только такой сюрприз , как падение оборванного электропровода на его машину, был ему абсолютно не нужен. Он любил свою 'проходимку', на которой он форсировал реки, после чего вода плескалась в фарах и удалить её оттуда было проблемой, пролазил по такой грязи, в которой пешеход бы увяз и оставил свои сапоги навечно...и вот теперь какой то мерзкий провод раздолбал её. И денег на ремонт нет... Он опомнился — каких денег? Тут ещё понять — где он вообще-то находится? ЧТО с ним? Ладно — успокоился он — надо немного укрепиться и там всё выяснится. У него опять защемило сердце — близкие будут переживать — куда он делся. Что бы с ним не случалось — он всегда возвращался домой. Пьяный ли сраный, больной или раненый — всегда приползал домой. Дом — это свято. И вот теперь... Глаза его закрылись, мозг не выдержал перегрузки, Владимир провалился во тьму. Так продолжалось, по его подсчётам не меньше недели — женщина кормила его руками, накладывая в его рот размоченные кусочки хлеба и заливая бульон, скоро сменившийся некой кашицей из растолчённого мяса пополам с бульоном. К концу недели его организм укрепился настолько, что он стал шевелиться, садиться на топчане, а потом взбунтовался и его потянуло на хммммм....в общем женщина повела его к заведению во дворе дома, так как воспользоваться кадкой (деревянная кадка — он потрясённо оглядел её — он такие кадки видел только в сказках Роу!). Воспользовавшись заведением, он огляделся, ища туалетную бумагу или хоть газетки — заодно посмотреть на газетках, где он находится, не обнаружил ничего, кроме большого сосуда вроде кумгана...усмехнулся — татары, что ли — там только подмываются из кумгана после этого...ну или восток... Сделал свои дела и по стеночке выполз из заведения, шатаясь и дрожа от слабости. Встав на обе ноги и укрепившись, он поднял голову и осмотрелся: вокруг стоял мачтовый сосновый лес, похожий на лес на картинах Шишкина, бревенчатый дом стоял на большой поляне, за ним было что то вроде огорода, на котором росло непонятно что — рассмотреть было невозможно. Зимой и не пахло...а вот запах хвои. Лесных трав и раздавленной клубники шибал в нос...перебиваемый только запахом сортира. Владимир сделал несколько шагов, по направлению к дому и женщине, стоявшей к нему спиной. При дневном свете он рассмотрел её, насколько мог — невысокая, крепкая, голова затянута простым коричневым платком, на теле что то вроде сарафана, на плечах шаль — было немного прохладно и сыро — видимо ночью был дождь. Она обернулась на шорох, и на её жёстком, покрытом морщинами лице возникла полуулыбка

— Ну что, оклемался? Я думала не жилец. Ну пошли в дом...обопрись на меня, а то шандарахнешься и испачкаешь мне мозгами крыльцо, а я его только что вымыла. Он побрели в дом, Владимир с трудом преодолел ступеньки крыльца, наконец забрался в комнату и хрипло дыша, кашляя и задыхаясь, свалился на топчан. Руки и ноги предательски дрожали, а в глаза плавали радужные круги. Да, Вова, — подумал он — задохлик ты стал ещё тот. Надо как то преодолевать — не вечно же мне тут валяться...а где тут-то? Где я? Надо с женщиной поговорить. Он собрался с силами, с скрипом и хрустом в суставах приподнялся и спустил ноги с топчана, привыкая и удерживая равновесие. Женщина возилась у печи, чем-то булькая и переливая, потом обернулась, поднося к нему чашку с парящим, видимо очень горячим варевом, пододвинула ногой к топчану табуретку и поставила деревянную чашку на неё, погрозив Владимиру пальцем:

— Не хватай, горячо! Пусть остынет. Сейчас ложку и хлеба принесу. Владимир в очередной раз подсознательно отметил, что что то в её речи неправильно — то ли акцент какой-то, то ли слова как то неправильно ставит, что то в ней было неправильное — ну как бы вот слышишь мордвина — говорит по русски, правильно, но вот ударения и произношения слов не те...ну слышно, особенно когда за свои 50 лет наслушаешься любых акцентов и слов, начинаешь сразу определять — откуда человек, а тут непонятно. Обстановка странная... Женщина подошла к нему, сделал лёгкое движение рукой, как будто кидала что то легко, у потолка загорелся шарик, вроде электрической лампочки. Владимир вздрогнул, и вытаращил глаза, ошеломлённый картиной. Женщина удивлённо воззрилась на него:

— Ты чего, светлячка не видал не разу? Чего так напугался?

— Не видал...у нас так не умеют. Он посмотрел на женщину и с волнением спросил — я вообще где? Это что за местность, как я сюда попал? Вы кто? Как мне попасть в город? Мне надо связаться с семьёй, они волнуются, потеряли меня наверное. Что это за глушь? Я в городе был, когда потерял сознание.

— Сколько вопросов сразу...ну начнём по порядку. Я Марьяна. И не надо меня на вы звать — я простая деревенская целительница, только дворян на вы зовут и по имени отчеству. Ты на моём хуторе, рядом деревня Карауловка, двести дворов. Самый близкий город Лазутин, пятьдесят вёрст вниз по реке. Как ты тут оказался — я не знаю. Я тебя нашла на огороде. Грядку мне всю помял. Да пол огорода помяла, пока тебя тащила в дом — вот ты наел телеса. Хотя это тебя и спасло — ты месяц лежал в обмороке, пока очнулся. Не было бы запасов в теле — умер бы от голода. И так чуть не умер. Вовремя оклемался. Думала тащить опять, яму копать надрываться — женщина хмыкнула ехидным смешком . Если бы я не была целительницей — не выжил бы. Я уж и так и сяк тебя силой поднимала, руки накладывала, и только через месяц начал оживать, шевелиться. Я, конечно, не сильная колдунья, но кое-что могу, дак вот на пределе моих способностей это было. Могу лечить силой, могу травами отпаивать, могу небольшие колдовства делать — вот как светлячок этот — но это все могут, кто силы касаться может, и ты тоже...я по ауре вижу — можешь, только необучен. Вот всё что могу сказать. Давай ешь, пока совсем не остыло, потом будем разговаривать. Жуй, жуй...набирайся сил Она придвинула к нему чашку с похлёбкой, Владимир стал хлебать из миски, заедая куском хлеба, отрезанным от каравая. Полученная информация его ошеломила — ну он любил фэнтези, про попаданцев всяких, что то ему нравилось, что то его раздражало, но в общем это было неплохое времяпровождение, но вот чтобы самому попасть...куда? Хрен знает куда. Говорит вроде по русски, с каким то акцентом, правда ,но цивилизацией и не пахнет. Всё застыло на уровне средневековья...а может и бронзового века? Да запросто. Стоп — на печи чугунная плита, нож стальной — это не бронзовый век точно. Значит примерно средневековье. На это указывает и упоминание о дворянах. Раз есть дворяне — есть двор, есть царь и так далее. Параллельный мир? Ну почему и нет — Владимир допускал, что в жизни есть много чего неизвестного, недоступного пониманию. А уж про шаровые молнии столько всяких таинственных историй было — до современности так никто и не знает, что это такое, куда деваются и откуда приходят. И самое главное — куда уходят. Кого-то они убивают, а кого-то не трогают... В общем— ему повезло, как утопленнику — забросило хрен знает куда и зачем, без средств к существованию, без информации, без надежды на возвращение. Его взяла такая тоска, что впору завыть в голос, как собаке...он бросил ложку — кусок в горло не лез. Марьяна внимательно посмотрела на него: