Пролог
Над волной ручья
Ловит, ловит стрекоза
Собственную тень.
Тие из Кага
Я закрываю глаза, и тьма раскрывает свои объятья. Живая, бездонная, непостижимая. Она течет эбонитовым светом, мерцая и тая в океане теней. Без дна и без края.
И Вечность опускается на мои ладони. Становится так спокойно. Все правильно. Так и задумано.
Я плыву с ручейками созвездий. Всплеск — серебристою рыбкой мелькнут звездопады и растворятся в чернильном потоке. Не спеша, мимо темных материй, ступают планеты, выстраиваясь в парад, и исчезают в лиловых дымках. А звезды сияют, и, кажется, будут жить вечно, и ничто не прервет их таинственный свет. Но однажды их взгляды встречаются. Миг — и раскаленные солнца вспыхивают. Добела, освещая сиянием бездну. И тьмой первозданной оттеняется свет. Голубой, сиреневый, алый... Весь мир замирает в восторге, и Вселенная наполняется смыслом.
Но звезды гаснут. И не у кого больше спросить, что за тайну поведал им Бог, забирая с собою в вечность.
Нет, это не правильно, так не должно быть! Бесплотные пальцы хватают воздух. Прозрачные, им не за что уцепиться, им не защитить иллюзорное тело от вспышек сотни и тысячи звезд. А бездна ревет и взывает, пытаясь изъять мою душу. Нет, половинку. Я лечу, разрываясь в клочья, вырываясь из Тьмы в потоки огня и света. И отдаю жизнь умирающим звездам. Я знаю, они донесут до тебя мои молитвы. Я успеваю и в тот же миг таю, не в силах остаться собой. Но прежде... Мне кажется, я вижу тебя. Я почти счастлив... И кричу сквозь пространство и время, что любовь моя — это вечность, и она, как Вселенная, — бесконечна.
Глава 1
На Галее уже угасала ночь, когда королевский лекарь устало поправил очки и подошел к окну. Огромное, оно тянулось до самого потолка, соединяясь с ним в гармоничном переплетении стекла и лепнины. Простота и изящество царили во дворце Предрассветных. Впрочем, этому клану не требовались доказательства ни их исключительности, ни вкуса. Они были Предрассветными, изначальными правителями и темных, и светлых эльфов еще с тех пор, когда не было деления на расы, когда над землей еще парили драконы.
Лекарь вздохнул и невольно улыбнулся, почувствовав аромат знаменитых канрий. Удивительные цветы, они раскрывали белоснежные бутоны лишь ночью. Сначала чуть приоткрывшись, выпускали из тонких лепестков золотистую сердцевину, а после замирали, пока на небе не погаснут луны и не взойдет Эмрад. Только этой звезде они дарят себя и увядают с ее уходом.
Боги, неужели он сделал это? Неужели это он, Таррий Дудок, будучи простым человеческим знахарем, был назначен Главным лекарем при клане Предрассветных? Таррий не мог поверить собственному счастью. Даже теперь, когда прошло уже пару недель с тех пор, как он стал работать в замке, он не мог избавиться от чувства, что его вот-вот вышвырнут отсюда, как мальчишку, укравшего соседские яблоки. А как возмущалась при его назначении Клозильда, это надо было видеть! У человека до сих пор стояло перед глазами потрясенное лицо надменной эльфийки, его коллеги и противницы, всезнайки из клана Супримо. Эта женщина одним своим взглядом могла отравить существование Таррия, что, в принципе, она и делала на всем протяжении его пребывания в замке. Если бы только власть Предрассветных не была номинальной, если бы клан эль Комподжоу не контролировал каждый шаг наследницы Даркуса Предрассветного!
Даркус Предрассветный. Человек задрожал от страха и почтения. Кровавый эльф, чье имя стало синонимом красоты и смерти, жестокости и милосердия. Прекрасный и безумный Владыка, обезобразивший и убивший Праматерь. И сейчас Дудок стоит у окна, быть может, того самого, возле которого стоял и Он.
Таррий присел на подоконник, наслаждаясь долгожданным покоем. С этого места весь сад был как на ладони: изысканные фонтаны терялись в густой зелени, отчего казались единым целым с вековыми стволами, а прозрачные бабочки сияли в отсветах витых фонарей. На небе начали гаснуть звезды. Вот-вот замолкнут ночные цикады, и мир погрузится в абсолютную темноту. Луны, прозванные Глазами Дракона, постепенно закрывались, будто под властью крылатого хищника. А камрии засеребрились. Еще миг — и они распустят свои бутоны в ожидании Эмрад — звезды, что рождается во тьме предрассветной и умирает с первым лучом солнца. Светлые эльфы до сих пор называют ее Сердцем Дракона. Дудок улыбнулся, вспомнив, как в детстве с замиранием сердца слушал бродячих сказителей, их предания о создании мира и о его правителях — загадочных драконах. Говорили, что крылатые ящеры так полюбили благодатную землю и чистое небо Галеи, что поклялись защищать этот мир от всяких напастей. Вот только они были настолько прекрасны и сильны, что никто, хоть сколько-нибудь наделенный Силой, не мог устоять перед ними, сходя с ума от страсти и похоти. И так был убит, разорван на куски прекраснейший из Правителей Неба. Но любовь к этому миру была настолько сильна, что даже после смерти он присматривал за неразумными творениями. Так, глаза его стали лунами, а сердце — звездой, что прогоняет мрак и дает надежду новой жизни.
Удивительно, но некоторые до сих пор верят, что именно драконы создали народы, населяющие этот мир. В преданиях говорится, что Вечные не влюблялись ни в страстных демонов, ни в прекрасных духов. Им были безразличны судьбы волшебных существ. Но они не смогли устоять перед простыми смертными. Что могло заинтересовать их, прекрасных первозданных, в людях, с их бесконечными войнами и распрями, в тех, кто рождается так часто и так быстро увядает?
Таррий сам был человеком и прекрасно чувствовал бег времени. Он с горечью посмотрел на свои руки. Казалось, еще пару лет назад на них не было этих пятнышек, и пальцы не казались узловато-корявыми. А ведь эльфы даже не понимают, насколько им повезло. Просто умереть, когда придет время. Не от болезней и старости, кряхтя, теряя остатки памяти и энергии. Умереть, когда почувствуешь, что время пришло, оставаясь при этом молодым и здоровым. Но разве это справедливо? Ему нет еще и шестидесяти, и он — практически старик, а один из его учеников — всего лишь подросток ста пятидесяти лет отроду, у которого впереди века, практически Вечность, при условии, что она ему не надоест.
— Он очнулся! Господин Дени очнулся! Господин Дудок! Госпожа Лея! Господин Дени...
Рыжий подросток влетел в комнату, хрипя и пытаясь на одном дыхании донести до наставника:
— ГсподинДениочнся.
В таком состоянии Таррий его еще не видел. Взъерошенный, бледный, с выпученными глазами.
— Да скажи уже нормально, что случилось!
Таррий стремительно направился к столу и четким движением защелкнул сундучок с травами, не обращая внимания на сумбурную речь подмастерья. Интуитивно господин Дудок понимал, что время пришло, и сейчас он узнает, зачем высокородным эльфам потребовался простой деревенский знахарь, когда к их услугам были лучшие лекари этого мира. Спеша за учеником, Дудок так и не увидел, как в абсолютной темноте последний раз вспыхнули звезды, осветив небосвод, как камрии повернули головки навстречу свету, и не услышал, как волчий вой наполнил округу. Взошла Эмрад, необыкновенно яркая для этого времени года, заливая землю первозданным светом. В воздухе закружились золотистые блики, и бессмертные духи поднимались от долгой спячки. Мир просыпался молитвой Дракона. И звезды шептали, что Вселенная бесконечна. И Праматерь очнулась, распахнув пустые глазницы. Не узнать Этот голос?
— ... любовь моя — это Вечность...
— Мой мальчик, я знаю, что такое Вечность...
Глава 2
— Он очнулся! Господин Дени очнулся! Господин Дудок, госпожа Лея...
Перед глазами лежавшего все завертелось: голубой потолок, бордовые портьеры, резьба на деревянных столбцах и этот свет. Яркий, режущий, он не давал ни единого шанса четко рассмотреть говорившего.
— Господин лекарь, госпожа Лея, — продолжал горланить парнишка.
Больному хотелось одного — чтобы этот голос замолчал навеки, да чтобы свет перестал причинять такую резкую боль. Он бы собственноручно придушил этого господина Дени с его пришибленным слугой. Да только кто этот 'Дени'? Имя у него какое-то странное. 'И почему я так плохо вижу?'
Дверь в комнату то открывали, то вновь закрывали. Шепот казался просто оглушающим:
— Через столько лет...
— Это чудо!
— Император будет в ярости...
— А нужно ли сообщать?
— Он повернулся! Смотрите, смотрите на его лицо. Создатель, да он совершенен!
— Как он похож на...
— Тьма Предрассветная!
— Что же теперь будет?
Юноша не мог рассмотреть прибывших, но он чувствовал на себе их обжигающие любопытные взгляды. А он даже не мог рассмотреть, что на нем надето, лишь чувствовал нежную ткань, то и дело норовящую сползти с плеча. Они его видели таким беспомощным, немощным!
— Где я? — тихий голос заставил присутствующих вздрогнуть. Это были первые слова молодого принца за несколько лет с тех пор, как болезнь завладела не только его телом, но и сознанием.
В комнате тут же засуетились, словно перезвон колокольчиков в нежном голосе разорвал невидимую стену, и кинулись к кровати.
— Господин Дени!
— Ваше Высочество, Вы очнулись!
— Случилось чудо!
Мальчик почувствовал, как сжимают его ладони, как к нежной коже прикасаются руки тех, чьи лица он не мог рассмотреть, чьи голоса он никак не мог вспомнить.
Кто он? Как его зовут? Его охватил ужас — он совершенно ничего не помнил.
— Кто позволил посторонним находиться в комнате моего пациента?
— Посторонним?!! — пронзительный женский крик отбросил вошедшего обратно к двери. Красноволосая эльфийка разъяренной фурией вскочила с кровати.
'Так вот кто держал мои руки в ледяных тисках. Неужели женщина может быть настолько сильна?'
— Простите меня, госпожа Клозильда, но мне необходимо осмотреть своего пациента, — нарочито-небрежным тоном заметил Таррий.
Эльфийка поджала и без того узкие губы.
— Надеюсь, Предрассветные знали, что делали, когда вместо лучших светлоэльфийских лекарей наняли человеческого шарлатана, — не могла не оставить за собой последнее слово гений из клана Супримо.
Женщина вышла, за ней потянулись остальные, то и дело посматривающие в сторону принца, но не смеющие в открытую пожирать его взглядом. Таррий вздохнул. Он не сомневался, что уже через каких-нибудь пару минут император будет знать, что его младший сын очнулся, и что жена и на этот раз не подчинилась его приказам.
Как только за последним эльфом закрылась дверь, господин Дудок вздохнул с облегчением. А теперь можно и за дело.
Он придвинул стул к кровати, и тепло начал:
— Не бойтесь меня, Ваше Высочество. Теперь я Ваш новый лекарь. Неудивительно, что Вы не узнали меня. Я осматривал Вас всего лишь раз, тогда Вы были еще в сознании, но начавшаяся лихорадка вряд ли позволила Вам помнить хоть какие-то детали.
— Вы правы, господин... лекарь. Я совсем вас не помню, — до лекаря донесся робкий голос.
— О, можете называть меня просто по имени — Таррий.
— Хорошо, господин Таррий. Но дело в том, что я не помню не только вас...
— Вы не узнаете собственных лекарей, Дени? — всполошился лекарь.
— Дени?
— О, простите мою оплошность, Ваше Высочество.
— Нет-нет, не надо... Просто я не понимаю, почему все зовут меня этим именем. Оно не мое.
— А чье же, Ваше Высочество? — озадаченно спросил Дудок, видя, как Дени судорожно сжимает в тонких ладонях кружевную накидку.
— Думаю, это имя какого-то принца. Но я точно не Дени, и тем более не какой-то там принц, правда? — на лице мальчика застыло такое беспомощное выражение, что у лекаря защемило сердце. Что же было такого необычного в этом эльфе, что все годы практики показались ничем перед потерянным выражением совершенного лица? Красивый и богатый ребенок. Почему чувство жалости к нему потрясло лекаря до основания? Таррий не мог оторвать взгляда от худенького личика. Теперь, когда ребенок не прятался, мужчине удалось заметить огромные перемены с того раза, как он последний раз видел его.
Белоснежная кожа, высокие скулы и точеные черты лица присущи большинству эльфов, но в нем они были доведены до совершенства. Но не это так потрясло человека, за столько месяцев, казалось, уже привыкшего к внешности Перворожденных. Именно глаза этого ребенка заставляли Таррия забыть, как нужно дышать. Огромные, очерченные нереально густыми ресницами, и брови, взлетающие гордой дугой, словно говорили: 'Повинуйся мне, я — прекрасен!' И их цвет. Дудок потонул в омуте кристально чистых голубых глаз. Таких глаз не бывает в этом мире. Желтые и черно-лиловые, серебристо-бордовые и алые, но только не цвета неба в солнечный день.
— Господин Таррий, — позвал мальчик, наклонив голову, отчего белые пряди упали на высокий лоб.
Точно, волосы. И как он раньше не заметил. Они стали длиннее, и их цвет... Такие волосы были у... Лекарь подскочил к окну, чтобы проверить догадку. Одними магическими светлячками здесь не обойтись. Он судорожно отодвинул портьеры, и в комнату ворвался лунный свет.
Мальчик тотчас отвернулся, и лекарь как завороженный проследил за полетом тяжелых прядей. Они были белыми, совершенно белыми, без каких-либо отливов: ни желтых, ни лиловых, никаких. Но они сияли тысячами огоньков. Словно цветные песчинки, нет, алмазная крошка покрывала их изнутри. Так может сиять солнце в снегах Тамояну.
— Прикройте, пожалуйста, окна. Этот свет, мне больно, — лекарь очнулся. Как он мог так отвлечься? Чувство стыда охватило его. Такого с ним раньше не случалось, но, в то же время, раньше он не встречал ожившей легенды. Нет, все потом, в первую очередь он лекарь, и сейчас перед ним испуганный мальчик, которому необходима помощь.
— Так лучше? — Таррий занавесил окна наполовину, — Простите, но мне нужен свет, я же должен все-таки осмотреть вас.
— Да, спасибо, — задумчиво ответил принц, сосредоточенно рассматривая свои белые ноги. Хмурясь, он что-то недовольно прошептал, словно сомневаясь, что это произведение искусства создано для ходьбы. Таррий тоже в этом сомневался и как завороженный начал наблюдать за мальчиком. А тот в это время опустил ноги с кровати, тяжко вздохнул и, набрав воздуха в грудь, словно перед прыжком, резко вскочил на пол. И пошатнулся. Лекарь в ту же секунду подскочил к подопечному, чтобы не дать ему упасть, но это оказалось излишним. Тело молодого правителя жило собственной жизнью — изящно выровнявшись, эльфенок сделал пару шагов, потянулся, отпрыгнул к окну и заливисто рассмеялся, увидев на лице лекаря растерянное выражение. Как же ему шла улыбка, Создатель! Лицо мальчика словно засияло изнутри, а на нежных щечках появились задорные ямочки. Лекарь был очарован и впервые в жизни не мог сосредоточиться на своей работе, которой посвятил самого себя.
— Господин Таррий, вы, кажется, хотели меня осмотреть. Ой, а зеркала у вас, случайно не найдется? И чего-нибудь попить. Да и одеться бы нормально не помешало, — зачастил принц.
— Не все сразу, молодой господин, — Таррий рассмеялся и потянулся к одному из десятка различных колокольчиков, что лежали на прикроватном столике. Взяв средний по размеру, лекарь раскачал его из стороны в сторону, и комната наполнилась мелодичным переливом. Через несколько секунд дверь отворилась, и в нее проскользнула любопытная мордашка мальчишки, казалось, всего на несколько лет постарше самого Дени.
