Кровные родственники

Я с ними уже несколько месяцев. Я их знаю — почти всех, а остальных узнаю постепенно: сперва понаслышке, потом в бою, потом... Ну, иногда выходит, что только посмертно. Тут ничего не поделаешь — война ведь. И трудно жалеть людей, которых никогда не знал, особенно когда в жалости нуждаются живые!

Вот только мои нынешние напарники в жалости как раз и не нуждаются. Оба.

Одного я узнал недавно. Он называет себя учеником Книжника — того старика, от взгляда которого дрожь пробирает. Вообще, ведет он себя совсем не так, как учитель, и тот не забывает ему на это пенять. Этот парень — его зовут Лави, хотя это не настоящее имя, он сам сказал, — меня чем-то... нет, не пугает. Не раздражает. Просто — держит в напряжении. Сам не понимаю, почему. Он приветливый, он веселый, он так легко заводит со всеми дружбу, и мне тоже хочется открыться ему, рассказать всё-всё, но что-то удерживает. Нет, я рассказываю, конечно, но не до конца. И, по-моему, он это чувствует.

Я вообще неплохо разбираюсь в людях. Ну, по крайней мере, считал так, пока не попал в Орден: иначе нельзя было, иначе я просто бы не выжил. Думал — ну наконец-то можно расслабиться! А тут чуть не у каждого двойное дно... Вот у этого Лави: иногда с ним одно удовольствие поболтать, он столько всего знает, так интересно рассказывает! Его любят все поголовно и он всех любит, вот только... Мне не всё в нем нравится. Иногда, если посмотреть исподтишка, кажется, будто улыбка у него неискренняя, а взгляд — совсем не дружелюбный. Может, мне мерещится, я привык искать в каждом подвох — опять же, вопрос выживания. А может, и нет. Лучше уж перестраховаться. Пусть считает меня другом, мне от этого вреда не будет, одна польза: Лави ведь может много полезного рассказать — тайком от учителя. Он нам, экзорцистам, сочувствует: мы-то не можем уйти, если вдруг что. И то, что сам Лави носит нашу форму, еще ни о чем не говорит. Он — не один из нас, хоть и прикидывается отлично, я-то вижу! А видят ли другие, не знаю. Не спрашиваю: то ли просто не хочу услышать ответ, то ли боюсь... За кого меня примут, начни я задавать такие вопросы? Вот именно...

Так или иначе, но Лави я жалеть просто не могу. Особенно после сегодняшнего: он вышел из боя, получив ранение, хотя и мне, и еще одному экзорцисту досталось куда сильнее! А он просто прекратил сражаться, только оборону держал. И пальцем не шевельнул, когда двух искателей и экзорцистку накрыло атакой акума, хотя мог что-то сделать, и тогда кто-нибудь, да уцелел бы!

Я-то, хоть и понял немного, что он из себя представляет, и то не сдержался — наорал на него, когда бой закончился. Может, даже в морду бы дал... хотя еще неизвестно, кто кому наваляет: я Лави в деле еще толком не видел, а он меня намного опытней. Так или иначе, но нос бы я ему расквасил, как пить дать! И плевать на его убеждения как ученика Книжника! Назвался экзорцистом, надел нашу форму — будь как мы! Прикинься хотя бы, вряд ли уж это сложно — уж Лави-то сумел бы... Может, и так, только нужным он это не считал.

Он выслушал всё, что я на него вывалил, ничего не отвечал, только улыбался с каждой минутой всё более неприятно. В этой улыбке уже не растерянность была видна и не вина, а... не знаю даже, что именно. Не могу назвать. Но это меня взбесило еще сильнее: что делает человек, которому плевать на всё, кроме его драгоценной Истории, рядом с нами? Смотрел бы со стороны, кто бы его осудил?! Но...

Сделать я ничего не сделал, конечно. Даже размахнуться не успел, хотя Лави явно моё намерение почувствовал: подобрался, взгляд сделался жестким — он совершенно точно готовился к отражению атаки. Он совсем не такой идиот, каким прикидывается, и намного опаснее, чем может показаться, вот что я тогда понял. Впрочем, это-то я понял намного раньше. Вот только проверить случая и на этот раз не выдалось: меня от Лави оттерли, причем совершенно недвусмысленно.

Во взгляде — верное обещание смерти любому, кто сейчас кинется в драку, что мне, что Лави. Это правильно, конечно: после сражения мы и так измочалены, не хватало еще между собой цапаться! Но меня поражает то, что он защищает ученика Книжника. Или не защищает? Просто останавливает нас обоих? Я не знаю. В этом человеке я вообще разобраться не могу...

С ним-то я познакомился раньше, чем с Лави, и при куда более неприятных обстоятельствах. Проще говоря, он меня едва не убил. Наверно, сейчас я смог бы с ним схлестнуться один на один, вот только в исходе такой стычки опять-таки не уверен. Видел, как он себя ведет в бою. Допускал, что смогу его завалить. Только... вероятность была, прямо сказать, невеликая. Опять же, биться со своим, с экзорцистом — это совсем не то, что с акума. Чистую силу в ход не пустишь, а без нее, я вполне допускал, меня просто нашинкуют мечом. Опыта мне, как ни крути, не хватало!

Этого экзорциста — Канда его зовут, Канда Юу, только не дай боже назвать его просто "Юу", угробит! — вообще понять сложно. Тут все с придурью, я уж вижу, а он особенно. Нелюдим, а если еще и в дурном настроении — лучше не подходи, тебе же хуже будет. (Если учесть, что он почти всегда в дурном настроении, я удивляюсь, как это Управление еще не обезлюдело!) Правда, в бою ведет себя так, как должен — и прикроет, и поможет... Другое дело, после обматерит так, что жить не захочется, а то еще и съездит сгоряча по физиономии, а рука-то тяжелая... Но он мне всё же чем-то нравился. Может, просто потому, что мне эмоций не хватало. Не тех, что из боя приходят, и не положительных: этих как раз переизбыток случился, уж слишком все в Ордене оказались благожелательные и дружелюбные. Как раз наоборот: давно я не чувствовал такой вот злости, чтобы через край перехлестывала, не видел такого пренебрежения к окружающим и зацикленности на собственной персоне... и склонности меня унижать — тоже. Не то чтобы я мазохист, но что-то родное в этом чувствовалось. А самым приятным был факт, что если он меня совсем достанет, я и сдачи могу дать, не рискуя слишком. Не убьет же он меня и не покалечит особо — отвечать придётся! Другой бы на задании несчастный случай подстроил, но этот не из таких. Вообще, думаю, ему на подобное просто мозгов не хватит, он не сказать, чтоб особо умен был. Боец хороший — это да, этого не отнять. Но и только!

И чего он за Лави вступился?..

Этим вопросом я и задаюсь, пока иду вслед за ними: нам за день надо одолеть два десятка миль, чтобы добраться до точки рандеву, как громко именует место встречи с искателями Лави, вовремя. Идти тяжело: все уже вымотаны до предела последним сражением, даже Канда держит не такой уж высокий темп. Лави, я вижу, прихрамывает, но не жалуется. Не знаю, ранен ли он, а если да, то насколько серьезно: на черном мундире крови не видно, а белые некогда штаны стали коричневыми от грязи. Да и шутит он, как обычно. Я даже смеюсь — он умеет поддеть! Канда, по обыкновению, только мотает головой, если Лави обращается к нему, чертыхается сквозь зубы, но почему-то не пытается пришибить рыжего идиота: то ли тоже устал, то ли просто притерпелся. Хотя, по-моему, притерпеться к шуточкам Лави невозможно — он все время выдает что-нибудь новенькое, я порой чуть рот себе не зажимаю, чтобы не заржать в голос. А то вот так засмеешься, первым же и огребешь от Канды, он-то вообще шуток не понимает... А Лави он терпит, по-моему, самым простым способом: вообще его не слушает. Это сложно, ученик Книжника бывает назойлив, как осенняя муха, и не отмахнешься — так и зудит над ухом. В этом плане Канда проявляет немыслимое терпение, я ему порой просто завидую! Самому иногда хочется отходить Лави чем под руку попадется... Хотя у меня, конечно, привычки меньше. Или больше? Если учителя считать, так я Канде фору дам...

Вот так, занимая голову дурацкими мыслями, я и иду за ними. Час, другой, уже у самого ноги отваливаются, а они шагают, как заведенные. Лави, правда, хромает всё сильнее, но молчит. В смысле, о привале молчит, так-то рот у него не закрывается. Даже Канда начинает поглядывать на него злобно, да и мне уже осточертели эти шуточки, но куда деваться? Кляп разве что вставить!

-Стоп — говорит Канда, и я со вздохом облегчения падаю в траву. Рано, как выяснилось. — Ты чего разлегся, мелкий? А ну, вали за хворостом!

-А ты чего, прохлаждаться будешь? — огрызаюсь я, так не хочется вставать.

-Я воды наберу, — отвечает Канда и словно принюхивается. Я тоже чувствую воду поблизости. — А Лави жратвой займется.

Тоже еще задание: обед из сухпайка готовить! Только и дел: сухари да солонину разложить. Если бы не посеяли сумку одного из искателей, можно было б сварить похлебку, у него там крупа какая-то имелась, но теперь-то придется обходиться всухомятку. Но костер разжечь стоит, и я иду за хворостом — спорить с Кандой смысла нет, все равно заставит делать, что велел.

Возвращаюсь к месту стоянки — ни Канды, ни Лави нет. Вещи на месте. Ну, первый, допустим, ушел к ручью, а куда второй-то провалился?

Оставляю собранные ветки и иду туда, где, мне кажется, течет ручей. Точно, и голоса слышны. По какому-то наитию я не ломлюсь сквозь ракитник, осторожно раздвигаю ветви и вижу... слышу...

-Ну, что? — Канда откладывает наполненные фляги, поднимается с колен, отряхивает плащ. — Совсем хреново?

-Да так... — Вот сейчас улыбка Лави не кажется жизнерадостной, это болезненная гримаса.

-Показывай.

-Обойдется. Я же идти могу.

-Это ты сейчас идти можешь, и то кое-как. А завтра я тебя на себе не поволоку! — глаз Канды я не вижу, но в голосе звучит что-то настолько непримиримое, что Лави только плечами передергивает, будто ему холодно.

-Да ну...

-Снимай штаны! — командует Канда, и Лави подчиняется: скидывает сапоги, спускает штаны.

Похоже, это простое действие дается ему не без труда — ткань приходится отдирать от кожи. Как же это я не увидел? Конечно, белая ткань побурела настолько, что... Но я мог бы догадаться, что это не только грязь, а и кровь тоже? И прореха там не просто так... Правду сказать, я задницу Лави не особенно рассматривал, хоть и шел позади, но не заметить очевидного... Я был о себе лучшего мнения!

-Кретин, — коротко характеризует Канда умственные качества Лави. — Чего молчал?

-А мне перед этим надо было штаны снимать? — в голосе Лави звучит злость и еще что-то, не могу опознать.

-А он тебя волнует, что ли? — пожимает плечами Канда.

Молчание.

-Поможешь? — Лави низко опускает голову. Потемневшая от пота и пыли челка скрывает лицо. — Я так не извернусь, чтобы промыть.

-Стой смирно...

Я тоже стою смирно. Молча. Смотрю: с моего места мне хорошо видно, что там у Лави с ногой. А там ничего хорошего: похоже, это он, когда падал, на что-то напоролся. Длиннющая рваная рана по задней поверхности бедра, наискосок. Вся нога в потеках запекшейся крови, и ясно, что далеко так Лави не уйдет, тут зашивать надо. Да вообще странно, что он до сих пор на ногах! Ладно, боль терпеть можно, а как быть с кровопотерей?

За спиной Канды — он присел на корточки, — мне толком не видно, что он делает, но, видимо, промывает рану. Чем, спрашивается? Водой из ручья и грязным лоскутом, оторванным от рубашки? Почему у нас с собой никогда аптечек нормальных нет, а? Даже у искателей — и у тех имеются! Или считается, что мы сразу — того? Незачем медикаменты тратить?..

-Всё. — Канда поднимается во весь рост.

-Спасибо. — Лави сейчас выглядит нелепо и как-то... нет, не глупо, но неопасно уж точно: худые ноги, полы рубашки едва прикрывают тощую задницу.

-Куда тянешь! — кажется, Канда ударяет его по руке. — Грязные шмотки на открытую рану...

-Других нет, — Лави потирает запястье, настороженно косится на Канду. — Ты чего?..

-Поворачивайся.

-Какого...

-И нагнись! — рука экзорциста пригибает голову Лави, и я невольно смаргиваю. Он что собрался делать? Ничего не понимаю!

-Я как-то опасаюсь стоять к тебе спиной в такой позе! — сквозь зубы смеется ученик Книжника, и мне кажется, что ему страшно. — Может, лучше лягу?..

-Не лучше. Так рана шире раскрывается.

И вот тут я отворачиваюсь. Закрываю глаза. Не выдерживаю, хотя видел и не такое.

А дальше слышу только всхлип Лави — так стонут от внезапной боли, и невольно сочувствую ему, потому что понимаю, что затеял Канда. У него во фляжках не только вода, я это давно подозревал, а... спиртом на голое мясо — оно, конечно, в данном случае небесполезно, но я представляю, что ощущает Лави!

Но странно — это только сперва в таких случаях боль оглушает. Потом уж терпишь, а я до сих пор слышу тихий вой Лави — будто он себе рот зажимает. Что там за чертовщина творится?

Я выглядываю из своих кустов как раз вовремя, чтобы увидеть это: вздрагивающая спина Лави, облепленная разом взмокшей рубашкой, окровавленная рана... Странно, там же было чисто, я видел!

-Хватит!..

-Еще нет, — отвечает Канда, и я только сейчас вижу, что по его руке катятся крупные капли крови — порез пониже большого пальца, через всю ладонь, хорошо будет течь, если располосовать поглубже. — Терпи.

И я не хочу приглядываться, потому что Канда заливает рану Лави не спиртом. Я снова отворачиваюсь. Не могу смотреть. Мне... неприятно.

-Теперь всё, — раздается спокойный голос. — Ну?

Снова смотрю. Лави выпрямляется — у него ноги дрожат, а на лице такое выражение... Канда чуть наклоняется, проводит рукой — сваливается струп, и на ноге даже шрама нет, вообще ничего, чистая гладкая кожа... Как на ладони у самого Канды.

-Ты же говорил, что больше этого не сделаешь, — тихо говорит Лави. На запястье — следы зубов, это чтобы не орать в голос, мне такое знакомо. — Ты обещал, что...

-Я не обещал, — бросает экзорцист. — Я сказал, что не стану больше этого делать. Но обстоятельства сильнее. Мне так проще, чем тебя на себе переть.

Тишина. А потом внезапное движение — я его с трудом различаю, Лави умеет очень быстро перемещаться, когда нужно, — и снова молчание.

Это не... Я не знаю. Не объятие, не поцелуй, — просто щека прижимается к щеке, и то, что губы касаются виска, ни о чем не говорит. И секундная неподвижность.

-Пошел ты со своими телячьими нежностями! — Канда отталкивает его резко, но не грубо, я это вижу. — Штаны надень, что ты светишь...

-А вдруг акума — испугаются! — это снова прежний Лави, веселый и вредный.

И я могу потихоньку покинуть свою засидку, вернуться на стоянку. Я знаю, они подойдут чуть позже, сперва Лави, потом Канда. Будут ругаться, как обычно, и мне достанется ни за что: или хвороста мало собрал, или огонь слишком сильный развел, какая разница?

Только мне теперь неуютно. Я что-то видел, что-то, чего толком не понял. Я ненавижу не понимать чего-то. Ненавижу. Вот только спросить не могу, ни у того, ни у другого: придется признаться, что подсматривал, а тогда... Не знаю, что будет.

Не знаю. Не понимаю

Невыносимо.

Я начал смотреть и слушать внимательнее. Еще внимательнее, чем прежде, — я что-то расслабился в Ордене, отвык подмечать оттенки интонаций, несоответствие слов, взглядов и мимики... Вот, пожалуйста, любуйся. Главное, не смотреть прямо — тогда-то всё в полном порядке, а если взглянуть искоса — картина открывается во всей красе.