1936. 12-я Интернациональная.

12Я ИНТЕРНАЦИОНАЛЬНАЯ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

"ОРЕЛ ШЕСТОГО ЛЕГИОНА"

Пусть я погиб и взят Хароном,

И кровь моя досталась псам, —

Орел Шестого Легиона,

Все так же рвется к небесам!

Орел Шестого Легиона

Все так же рвется к небесам!

Все так же храбр он и беспечен,

И бег его неукротим,

Пусть век солдата быстротечен,

Но вечен Рим, но вечен Рим!

Пусть век солдата быстротечен,

Но вечен Рим, но вечен Рим!

Под палестинским знойным небом,

В сирийских шумных городах,

Манипул римских топот мерный

Заставит дрогнуть дух врага!

Манипул римских топот мерный

Заставит дрогнуть дух врага!

Пот, кровь, мозоли нам не в тягость,

На раны плюй! — Не до того!

Пусть даст приказ Тиберий Август,

Мы с честью выполним его!

Пусть даст приказ Тиберий Август —

Мы с честью выполним его!

Сожжен в песках Ершалаима,

В волнах Евфрата закален,

В честь императора и Рима,

Шестой шагает легион!

В честь императора и Рима

Шестой шагает легион!

Исполняется на мотив "Моторы пламенем пылают...".

ГЛАВА 1

13 ноября 1936 года, пятница.

Испания, город Чинчон.

Батальон подняли в два пополуночи. Наша рота, получившая обозначение "Польской", хотя настоящих поляков в ней было — раз-два и обчелся, имела сомнительную честь управляться на польском языке. А поскольку никакой польской армии не существовало в природе уже полтора с лишним столетия, бедолага Яцек Хмель, бывший офицер РИА, высланный из России по "Делу Польского Легиона", мучился несказанно. Поступить проще всего и использовать русские команды он не мог — не столько из панского гонора, сколько из-за инструкций Коминтерна. Так что всю систему воинских команд пришлось разрабатывать заново, безбожно мешая польские, французские и искаженные "a-la poland" русские и украинские слова. Конечно, мысль о том, что кто-то будет обращать хоть какое-то внимание на то, на каком языке, русском или польском, отдаются приказы в польской роте батальона Тельмана, изрядно отдавала паранойей, но требования "конспирации" блюлись свято. Бедолаге Яцеку приходилось мучатся, командуя "Алярм!" вместо "Тревога!" и "Збюрка!" вместо "Строиться!".

С трудом натянув на ноги успевшие уже покоробиться и одеревенеть ботинки, я подхватила винтовку, перепоясалась ремнем со всем навьюченным на него снаряжением — подсумки с запасными магазинами, длинный ножевой штык в лакированных ножнах, фляга, малая саперная лопатка и прочее, включая и пенал с противогазом — и выбралась во двор. С неба, усеянного крупными южными звездами, тянуло осенним холодом — на дворе стоял ноябрь. Внутренний озноб тут же прорвался наружу частой дробью зубов, отзывавшейся эхом по всему строю. Наша униформа, несмотря на длинные рукава, относилась, скорее, к тропическому варианту.

Рота быстрым шагом пересекла площадь и поднялась немного в гору к высокой каменной стене, окружавшей какое-то здание, не то семинарию, не то казарму. Здесь, на ветру, было ещё холоднее, но из темноты послышался немецкий оклик и кто-то невидимый повел нас по кривой, неровно вымощенной улице.

По ней мы вышли на окраины, свернули в сводчатые ворота и очутились на обширном церковном дворе. На нем было тепло и светло от костра, над которым бурлил большой котел. Вдоль строя протащили корзину с хлебом, суя по буханке бойцам первой шеренги — они разрезали его штыками и передавали половину назад. Около костра лежали груды немытых манерок, их стряхивали, освобождая от кофейной гущи, и занимали очередь. Веселый молодой немец литровым черпаком на длинной ручке разливал кипящий кофе. Придерживая локтем винтовку, мы откусывали прямо от половины буханки и, обжигаясь, запивали с наслаждением маленькими глотками.

Из церковного двора рота вернулась все к той же высокой стенке. Пока мы отсутствовали, здесь произошли кое-какие перемены — между нами и площадью разместились то и дело приезжавшие и отъезжавшие грузовики, а на дальнем конце вокруг большого костра собрались командиры, которых легко было узнать по выдававшимся только командному составу белым канадским полушубкам.

Вскоре пришли и наши грузовики — русские АМО-5 с высиненными для светомаскировки фарами. Для освещения дороги были оставлены только узкие щели, и было совершенно непонятно, как водители ухитряются водить их на здешних дорогах. Грузовиков не хватало, и нас набивали в них так, что приходилось стоять в обнимку. Кто-то выругался и заметил, что в коробке сардин свободнее, другой невидимка в ответ сострил, что это потому, что сардинок обычно не вооружают винтовками.

Вскоре машины нашей роты тронулись через площадь по направлению к тому шоссе, которым мы вчера вечером прибыли в город, но уехали недалеко — не доезжая костра колонна взяла в сторону и остановилась.

Мимо один за другим проезжали набитые солдатами грузовики, и тянулось это долго. Похоже, в бой вводили всю бригаду. Но артиллерии по-прежнему не было, как и минометов. Оставалось надеяться, что она подойдет позднее. Конечно, "Эспаньола" — оружие, не имеющее себе равных. Но против итальянских танкеток слабовато, а противотанковые ружья, выданные из расчета 2 ружья на роту, не внушали мне особого доверия.

То один, то другой белый полушубок отделялся от группы у костра, о чем-то спрашивал проезжающих, жестом задерживал какую-нибудь из машин, на ходу вскакивал в кабину и захлопывал дверцу. Переполненные грузовики уходили все быстрее, интервалы между ними все увеличивались, а у костра все убывали и убывали канадские полушубки, пока не осталось двое: очень высокий худой человек в очках и маленький сердитый старик в металлических очках на крючковатом носу и полушубке, висящем на нем как на вешалке, всю ночь суетившийся между остальными с начальственным видом и заносивший в записную книжку информацию о каждом проходящем мимо грузовике. Старичка я не знала, а вторым был командир нашего батальона Людвиг Ренн. Писатель-антифашист, дворянин и бывший кайзеровский офицер, воевавший на Западном фронте. Он участвовал в Баварском Восстании 1917 года, был офицером Баварской Красной Армии, после поражения Республики в декабре 1918 года вынужден был бежать в Россию, там отличился при подавлении басмаческого движения, а также как писатель. Мне не случилось читать его книгу "Война", но в газетах рецензенты оценивали её как новое слово в немецкой литературе.

В начале августа он прибыл в Мадрид, уже как совершенно частное лицо, предложив командованию армии Испанской Республики использовать его военный опыт. Испанцы поручили ему дело, использующее сразу обе специальности — посадили писать общедоступные военные брошюры. После того, как Коминтерн направил в Испанию организованных волонтеров, а в Альбасете, ставшем, по выражению одного американского добровольца, Коминтерн-Сити, началось формирование 1-й и 2-й Интернациональных бригад (официально 11-й и 12-й бригад ИНА — Испанской Народной Армии), товарищ Ренн был назначен для формирования на базе центурии Тельмана, сформированной из немецких добровольцев сразу после мятежа генералов, 2-го немецкого батальона, унаследовавшего от центурии её прославленное в боях имя.

Наша рота тронулась последней, в кабине первого грузовика сел Яцек Хмель, в кабину нашего, замыкающего — комиссар роты Болек, в машину второго взвода — старичок, которого комбат назвал Морицем. Передних качнуло на стоящих сзади, затем все выпрямились, машина объехала догоравший костер и, пропетляв немного по переулкам, выехала на шоссе, где, пытаясь компенсировать отставание и нагнать колонну, понеслась во весь дух. Днище кузова то проваливалось под ногами, словно пол опускающегося лифта, то подбрасывало нас кверху и ещё встряхивало несколько раз подряд. Глядеть на летящую под колеса почти неосвещенную дорогу не хотелось. Повернувшись спиной к движению, мы, даже находившиеся у бортов, почти не ощущали холода, усиленного резким встречным ветром, обогреваясь накопленным внутри взвода теплом.

Вскоре шоссе углубилось в невысокие округлые холмы, узкий серпантин струился между ними как змея. Бригада летела на всех парах, и наш грузовик, пытаясь не отстать, также не сбавлял скорость. Крутые повороты, изрядной высоты склоны холмов, большая скорость и закрашенные фары вместе создавали такой эффект, что я решила, что погибну не от фашистской пули, а от дурости водителя. Но вскоре пришло избавление — очередное S водитель выписал бережно и аккуратно. Глядя назад, мы увидели причину этого: справа, метрах в десяти ниже шоссе, лежал, задрав все четыре колеса в небо, новенький зеленый грузовик с трехцветным красно-желто-фиолетовым щитом испанского флага и надписью Fuerza Militar на капоте и дверцах. Зигзаги дороги давно скрыли место аварии, а во взводе продолжался взволнованный обмен мнениями. Зрелище перевернутой кверху дном машины, по-видимому, оказало, отрезвляющее воздействие на водителей, потому что бригадная колонна заметно поубавила прыть, и грузовики двигались теперь сплоченным потоком, почти без разрывов.

По левую руку от нас небо над горизонтом было освещено заревом, похожее на свет крупного города — поскольку Мадрид должен был быть затемнен, это вставал рассвет, но вокруг было все ещё темно. Затем левая половина неба позеленела и вдруг, будто вверху повернули выключатель, сразу сделалось светло.

Третий взвод сообщил, что первому взводу прокричали с предыдущего грузовика, что в том АМО ехал взвод тяжелого оружия 1-й роты батальона Андре Марти, убитых нет, но есть раненные, некоторые тяжело. По штату ротному взводу тяжелого оружия полагалось иметь два 50-мм миномета и два 13,37-мм пулемета "Хиссо М 1935", но из-за задержки поставок как их, так и универсальных пулеметов "УР-36", которым полагалось вооружить отделения и взводы, они получили только четыре легких станковых пулемета (причем не "албанских" под тот же 7,62х51 мм патрон, что применялся в наших "Эспаньолах", а русских "Максим М 1910/1914 УС" под патрон 7,62х54Р — что изрядно осложняло снабжение боеприпасами) и два 13,37-мм противотанковых ружья, фактически являвшихся упрощенным вариантом крупнокалиберной снайперской винтовки "Южный Крест" — с диоптром вместо оптического прицела и без регулируемого по длине и высоте приклада. Одна из наших девчонок, Мари-Анж Пиве, снайпер от Бога, бравшая призы на женских стрелковых чемпионатах по всей Франции, была назначена как раз на ПТР во франко-бельгийский батальон. Оставалось только надеяться, что она не пострадала.

Вскоре после того, как окончательно рассвело, шоссе, наконец, выпрямилось, превратившись в главную улочку небольшого чистенького селения, дома которого прятались в садах, напоминая дачные поселки под Варшавой. Миновав последние из них, колонна свернула на проселок, прокатилась через выкошенную ложбину, похожую на обширное футбольное поле, и свернула влево. У гребня, ограничивающего поле с другой стороны, жалось несколько сот кутавшихся в одеяло людей. Они были вооружены винтовками и карабинами различных образцов, а некоторые какими-то охотничьими ружьями и даже двухстволками. Между бойцами попадалось немало молодых черноглазых женщин, одетых и вооруженных так же, как мужчины, но выделяющиеся чистыми нежными лицами, похожими на лики Пресвятых Дев в здешних церквах, и сложными прическами, на которых кокетливо сидели островерхие пилотки с кисточками. Группы бойцов — на примерный взгляд около роты — отъединяли длинные круглые палки от носилок, торчавшие как древки спущенных флагов. Мимо этой продрогшей не выспавшейся части проехало уже столько машин, что на наши, последние, никто не обращал внимания, зато я обратила внимание, что многие милисианосы беспокойно посматривали на безоблачное небо.

Мы выгрузились у почти отвесной высотки, Яцек куда-то пропал, и в его отсутствие роту строил Болек, повернув её спиной к дороге и порожним грузовикам, так что наше отделение — 4-е отделение 4-го взвода, укомплектованное самыми низкорослыми солдатами — оказалось правофланговым. Тут появился Яцек и объявил, что бригада идет в бой, батальон Тельмана идет на правом фланге, наша, польская, и балканская роты, как еще не полностью боеспособные, пойдут в арьергарде. Задача на день — захват монастыря Сьерра-Де-Лос-Анхелес, с башен которого франкисты наводят бомбардировщики на идущие с юга к Мадриду дороги. Вдобавок гора, на которой расположен монастырь, является географическим центром Испании, можно сказать, пупом испанской земли, так что её захват важен и в символическом плане.

Эта новость вызвала у меня, мягко скажем, удивление. Я уже видела здешние монастыри, возведенные как сущие крепости — стены метров в десять высотой и такой толщины, что наверху можно спокойно установить небольшого калибра пушку. Артиллерии нам не дали, если только орудия не ждали нас на месте — в чем я сомневалась. Саперная группа? Если да, то дело имеет какой-то смысл. Если нет... Ну, тогда мы просто зря сюда приехали. Под Мадридом нужен каждый ствол, не говоря уже о двух тысячах "Эспаньол", а командование Хунты Обороны затыкивает нас в эту задницу.

Рота вскарабкалась на холм, там Яцек её перестроил и приказал рассыпаться. На склоне следующего холма, километрах в двух от нас, виднелись темные фигурки — немецким ротам, созданным на безе переформированной центурии Тельмана, выдали темно-синюю, почти фиолетовую униформу, хорошо заметную на фоне выгоревшей травы поздней испанской осени. Наша, впрочем, была не лучше — этот песочно-желтый цвет был очень уместен где-нибудь в Сахаре, но здесь, в географическом центре Испании? Если бы балканская рота получила красные мундиры, наподобие старых английских, то батальон Тельмана, построенный соответствующим образом, выглядел бы в точности как красно-желто-фиолетовый флаг Испанской Республики.