Собачья работа

В заваленном бумажками кабинете Комуи Ли чувствовал себя весьма и весьма уютно, в отличие от прочих работников лаборатории, которые никак не могли запомнить, в какой куче что лежит. А потому он долго чесал лоб и ходил по свободному пространству на полу туда-сюда (впрочем, такового было совсем немного), пока вызванные Канда и ученик Книжника читали отчёт, наскоро состряпанный со слов искателя. Наконец, он остановился и, поправив беретик, указал на экзорцистов:

— Разбираться с этим будете вы.

— Детский лепет, — Канда презрительно бросил листы бумаги на заваленный хламом стол. — Я и сам справлюсь.

— Может быть, — Комуи поправил очки, отчего снова сдвинул берет. — Но я точно знаю, что Книжник хотел бы увидеть это...

Теперь настала очередь Лави возражать:

— Но ведь я не Книжник, а только его ученик! Разве я могу...

Смотритель, наконец, закончил синхронизировать очки и берет на своей голове, правда, безуспешно, из-за чего пришел в некоторое раздражение:

— Можешь. Думаю, старик в тебе уверен. Конечно, он бы и сам хотел пойти, но...

Сам старый Книжник пойти не мог: в последней стычке с акумами он получил довольно серьёзные ранения и подпалил хвост, что расстроило его намного сильнее, чем наполовину освежёванная рука и несколько сломанных позвонков. Раздосадовано крякнув, он погрузил себя в анабиоз по какой-то одному ему известной методике и теперь лежал в коме в больничном крыле Главного Управления, дав всем понять, что в себя не придёт, пока не восстановится полностью.

Лави с тоской посмотрел на своего новоиспечённого напарника: его вечно недовольное выражение лица было прямым вызовом рыжему, который был искренне уверен, что надо радоваться, пока жизнь сама не заставила тебя плакать. Судя по ответному взгляду, брошенному на него экзорцистом, тот думал примерно о том же.

Похоже, что это простенькое с виду задание обещало стать настоящей проверкой на прочность для обоих парней... Хоть они и были знакомы и встречались в те редкие моменты, когда и молодой Книжник и экзорцист одновременно оказывались в Главном Управлении, Лави никогда не ходил на задания с этим угрюмым самураем. Ни с учителем, ни, тем более, без него.

Уже на подходе к деревне они поняли, что что-то не так. Не слышалось ни голосов крестьян, ни гусиного гогота, ни собачьего лая, ни мычания скотины. Деревня не выглядела живой.

— Не нравится мне всё это, — скорее для себя, чем вслух протянул Лави.

— Не нравится — не надо было ходить, — в обычной для себя манере ответил Канда и уверенно зашагал вперёд. — Не знаю как ты, а я надеюсь, что мы поскорее покончим с этим делом.

— И я надеюсь! — молодой Книжник очень надеялся, что его голос не дрожит — всё-таки было что-то жуткое в этом молчаливом поселении.

Они вышли на центральную улицу деревни и огляделись: людей не было. Впрочем, не было никого вообще. Только с раздражающим скрипом колыхалась деревянная вывеска таверны и, подгоняемое ветром, навстречу катилось перекати-поле. И почему-то это добивало Книжника сильнее всего. Канде явно было всё равно. Он молча пожал плечами в ответ на вопросительный взгляд Лави и толкнул дверь в таверну. Внутри было пусто. Ни хозяев, ни постояльцев. Не было видно даже завсегдатаев подобных заведений — кошек и собак.

— Похоже, что на тёплую ванну тебе сегодня рассчитывать не придётся, — шуткой попытался скрыть нервозность Лави.

— Я неприхотлив, — Канда шутки не понял, но от него подобного никто и не ожидал. — Надо сходить в ратушу. Если люди просто ушли, испугавшись нашествия акум, мы узнаем это там.

— Пошли, — кивнул Лави и не смог удержаться от того, чтобы положить руку на свой Молот.

Ратуша была маленькой и ничем не примечательной среди других домов. Только вывеска и более ухоженный сад перед ней указывали на то, что в этом доме всё-таки не живут, а работают. Канда уверенно зашёл внутрь, а Лави остался снаружи, отговорившись тем, что осмотрит площадь. Это было мудро, тем более, что способности Книжника позволяли ему подмечать очень много деталей. На деле же ему просто больше не хотелось заходить в дома этой опустевшей деревни. Судя по лицу Канды, он это понял, но, как не странно, не прокомментировал.

Тут-то его и посетило ощущение, что никуда жители деревни не ушли. На дороге не было свежих колей от телег, на которых крестьяне вывозили свой нехитрый скарб. Не было этой атмосферы покинутости насиженного места. Жители просто исчезли. Либо...

— Я не нашёл ничего, что бы подтверждало их отъезд, — голос Канды слышался будто издалека. — Может, сильно спешили. Но где же тогда искатель?

— Боюсь, он уже никого не найдёт, — пробормотал Лави, всё ещё сканируя местность.

— О чём ты?

— Туда, — выдохнул Книжник и быстро пересёк площадь, направляясь к небольшой деревенской церквушке. Подёргал ручку — заперто.

— Странно, — казалось, Канду совершенно не волнует происходящее, и Лави в очередной раз позавидовал выдержке и хладнокровию вынужденного напарника. — Обычно двери не запираются...

Лави, не долго думая, достал Молот и, шепнув ему "Расти", разбил витраж рядом с дверью. Перепрыгнув через подоконник, он приземлился внутри церкви... и понял, что этого делать совершенно не стоило. Под ногами противно хлюпнула и пошла кругами тёмная густая жидкость, а кругом беспорядочно были раскиданы тела крестьян. Изломанные, выпотрошенные, источающие нестерпимый смрад. А прямо над криптой на большом кресте, явно гордости этой церквушки, был распят искатель, который и позвал сюда экзорцистов. Поспешно отвернувшись, Лави уткнулся прямо в оторванную руку, которая была продета в ручки массивной двери наподобие засова. Всё вокруг выглядело неестественно. И если бы не отдельные определённо человеческие фрагменты, сами тела бы таковыми даже и не казались. Будто вокруг просто произошёл взрыв из мяса и крови, а пожелтевшие кости остались лежать. Почувствовав, что он почти не дышал всё это время, Лави резко вдохнул... И понял, что это делать не то, чтобы не стоило... А не стоило категорически. Шумно сглотнув, он выпрыгнул обратно на улицу, чуть не сбив с ног Канду, и повалился на гравий.

Уже поняв, что ничего хорошего внутри его не ждёт, Канда сделал глубокий вдох и забрался внутрь. Бегло осмотрев всё, он вышел и так же глубоко выдохнул. Судя по звукам, которые издавал Книжник, его желудок уже прощался даже с желчью, а ничего мясного он не сможет видеть ближайшие недели три. Положа руку на сердце, экзорцист и сам не был уверен, что не разделяет его чувств. На всякий случай вдохнув ещё несколько раз, Канда подошёл к Книжнику:

— Ты в порядке?

— Не очень, — буркнул в ответ Лави и закашлялся. — Я не так много видел, чтобы подобное уже не отпечатывалось в памяти. Войны менее безжалостны.

— Я тоже никогда не видел подобного, — Канда кивнул на церковь. — Жертвы акум обычно выглядят как пепел, но уж совсем не как...

— Кровавая баня, — закончил за него всё ещё сидящий на гравии Книжник. — Я такого тоже не видел. Не могу сказать, что никогда — моё "всегда" началось позже твоего. Но если и видел — рад, что забыл всё это...

— Ладно, хватит терять время, — экзорцист рывком поднял Книжника на ноги. — Живых здесь нет — акумам тут делать нечего.

— Если это, конечно, были акумы, — Лави машинально поправил повязку на глазу и потёр предплечье. — Мог бы быть и понежнее, Юу. У меня же теперь синяк будет.

Канда смерил его совсем не нежным взглядом и зашагал прочь от церкви. Даже стандартного "Не называй меня Юу!!!" Лави от него не дождался.

— Псих, — мотнул головой Книжник и побежал догонять напарника.

Через час быстрой ходьбы по лесу, Лави не выдержал:

— Может, всё-таки расскажешь, куда мы мчимся?

— В город, — Канда даже не запыхался. — Нам нужно связаться с Главным Управлением и рассказать им обо всём, что мы видели. А в деревне не было телефона.

— И долго нам ещё бежать? — Лави тоскливо посмотрел на тучи на горизонте, за которыми тусклым свечением угадывался закат.

— Утром будем там.

— Утром?! Ты что, не видишь, что ночью будет гроза? Мы увязнем в грязи в этой чаще и никуда не придём! — для достоверности Лави пнул ни в чём не повинный пенёк. Словно в доказательство его слов, где-то вдалеке громыхнуло, и начал накрапывать дождь.

Канда остановился и посмотрел на него:

— А ты можешь предложить альтернативу? Заночевать где-то здесь и увязнуть в грязи или всё-таки идти?

Лави молча смотрел на пень, который только что пнул: дерево было срублено — начавшие подгнивать грязные щепки валялись вокруг в изрядном количестве. И срублено не далее как неделю назад. А хоть пенёк и был довольно внушительным, однако опилок не было видно.

— Здесь недалеко есть хижина лесника. Можно заночевать там.

— Откуда ты знаешь?

Лави кивнул на пень:

— Опилок нет — дерево не пилили на месте, а несли целиком. Значит, место назначения неподалёку.

Канда пробормотал что-то вроде "Книжники..." и свернул на неприметную тропинку в сторону от тракта. Лави оказался прав: уже через десять минут они, вымокшие от усилившегося дождя, увидели маленькую покосившуюся хижину. Но присутствия в ней живых людей, как и в деревне, не ощущалось.

Канда открыл дверь и презрительно посмотрел на скудное убранство в доме неведомого лесника.

— Отвратительно, — чуть слышно прошипел он.

— Слушай, если тебе так всё не нравится, мы можем быстро добраться на моём Молоте, — от вечной весёлости Лави не осталось и следа — сказывались переживания этого безумно долгого дня.

— Нет, — покачал головой экзорцист. — Если мы всё-таки ошиблись, и эти твари неподалёку, нам понадобятся все наши силы. А ты ведь не можешь держать свою Чистую Силу включенной вечно.

— Вот и не вороти нос тогда, — резюмировал Лави и отжал свой шарф, затем, подумав, снял и плащ. — Слава Богу, дрова в доме. Не придётся давиться дымом, пока будем их сушить.

Канда молча смотрел, как Лави укладывает поленья в камин и чиркает огнивом, чтобы разжечь огонь. Когда дрова неуверенно затрещали, Лави снял повязку с головы и пальцами стал просушивать волосы.

— Зачем ты носишь эту повязку на глазу? — спросил Канда.

— Мне кажется, что с ней я выгляжу загадочней, — хохотнул рыжий. — Да и девчонкам нравится, — он посерьёзнел и повернул голову в сторону экзорциста. — А почему ты спрашиваешь?

Канда пожал плечами:

— Мне нет никакого дела до чужих секретов. Так, вежливый интерес.

— А-а... — Лави казался слегка расстроенным. Отвернувшись, он принялся вытаскивать из сумки то, что осталось от их завтрака: немного хлеба и сыра. — А ты чего встал? Раздевайся и суши одежду. У тебя вон с волос капает.

Канда было подумал огрызнуться, но Книжник был прав: одежда и волосы действительно промокли, а дождь в октябре не бывает тёплым. Тем более, от окна дуло. И уж точно не потому, что зелёный глаз смотрел на него так сурово, будто, вздумай Канда возражать, его одежду развесят сушиться, так сказать, не отделяя от тела, он расстегнул пуговицы на плаще и скинул его и рубашку, оставшись в одних штанах. Лави присвистнул:

— Ого, какая татуировка! Что она значит?

— Не твоё дело, — прозвучал стандартный ответ, и оба экзорциста приступили к импровизированному ужину.

За мутным окном уже стемнело, а дождь всё не прекращался. Монотонная дробь по потрескавшейся черепице нагоняла тоскливую одурь, от которой хотелось кричать.

— Скажи мне, — начал Лави, чтобы хоть как-то разогнать эту тишину. — Почему ты так не любишь, когда тебя зовут по имени?

— Тебя удовлетворит ответ, что мне просто не нравится моё имя? — обычно таким тоном Канда говорит "заткнись".

— Странно... — протянул Книжник, будто не уловил угрозы в тоне экзорциста. — А мне моё нравилось, наверное. Иначе я бы не старался его вспомнить.

— Ты знал, на что идёшь, когда решил стать учеником Книжника, — Канда достал Муген из ножен, придирчиво осмотрел клинок и аккуратно вернул его на место. — Так что поздно сокрушаться.

— Мне не кажется, что в шесть лет человек может определять свою судьбу, — Лави почесал лоб и снова поправил повязку на глазу. — Я не жалуюсь, меня всё устраивает. Но почему-то именно это кажется мне самым обидным. Не помнить своего имени — будто не помнить чего-то очень важного. Самого важного.

Канда пожал плечами и устроил катану рядом с подушкой:

— Спать ложись.

Лави покачал головой, отвернувшись к камину:

— Вряд ли я смогу сегодня заснуть. Закрываю глаза — а перед ними встаёт картинка из церкви.

Канда подавил в себе острое желание выругаться на тему кисейных барышень и достал из кармана плаща небольшую фляжку:

— Сделай глоток. Только небольшой, а то... — Канда с интересом смотрел, как Книжника, от души хлебнувшего неизвестного пойла, бросило в жар. — Крепкое...

— А что это? — глаза рыжего заблестели, щеки заалели от прилива крови.

— Тебе не кажется, что ты немного опоздал с этим вопросом? — ехидно осведомился экзорцист и сам сделал глоток. — Какой-то бальзам из Тибета. Одновременно и успокаивает и обостряет все чувства, так что спать сможем спокойно: никто не проберётся мимо незамеченным.

— Да уж, но ведь я тебе доверяю, — Лави отполз от камина — сидеть у огня стало жарко. — Знаешь, а ты ведь можешь быть вполне нормальным.

— Ещё одно твоё слово, и я пожалею о том, что поддался чувству сострадания к ближнему, — Канда уже спрятал фляжку обратно и уселся прямо на полу, вытянув ноги и прислонившись спиной к кровати.

— Да ладно тебе! — рыжий как раз завершил свой маршрут от камина, также вытянувшись на полу и бесцеремонно устроив голову на коленях у экзорциста. Канда согнул одну ногу в колене, но Книжник и не думал понимать намёки. Вообще, насколько можно было судить по его лицу, он балдел. Желая намекнуть прозрачнее, Канда положил руку на грудь наглецу и уже хотел было спихнуть его прочь, но тепло чужого тела обожгло ладонь прямо через тонкий свитер Книжника. "Чёртов бальзам", — мелькнуло в голове у него, но рыжий от прикосновения вздрогнул и резко сел, скинув руку.

— Обостряет, да? — почти прорычал Книжник и отвернулся.

— Ты же мне доверяешь, — насмешливо ответил экзорцист и добавил уже серьёзно. — Обостряет только имеющееся. Ничего нового не добавляет.

— Тогда пофигу, — явно отвечая на какие-то свои мысли произнёс Лави и, придвинувшись ближе, облокотился спиной на согнутую ногу Канды. Повернув голову, он уткнулся взглядом в пресловутую татуировку на груди экзорциста. И Канда еле успел перехватить руку, которая уже тянулась обвести непонятные символы на коже.

— Хватит болтовни, пора спать. Завтра нам весь день идти, — он старался не замечать почти детской обиды рыжего. Подобное начало могло привести только к одному логическому завершению, но поступать так по отношению ко вчерашнему мальчишке, который только недавно боялся заснуть, было нечестно. Пусть он сам разбирается в своих новых открытиях и уже на трезвую голову делает выводы. Да и ему самому не мешало бы подумать, что делать, если всё это всё-таки не было результатом стресса и выпитого бальзама.