Последнее обновление (Орел)

Глава 5

2 июля 1388 года, Салоники

Утро началось с сюрприза — к осажденному городу с севера подходила армия сербов.

— Да неужели? — Это была единственная реакция Дмитрия на эту новость. Удивление, густо перемешанное с раздражением. Как говорится — долго мы не виделись, нафиг мы и встретились. Особенно в том разрезе, что воевать с сербами он не планировал вообще. Лазить по их горам — дурная затея в текущем положении.

Однако сербы вели себя на удивление покладисто.

Разбив лагерь на границе прямой видимости, они отправили переговорщиков. После кампании 1386 года, в которой сербы участвовали в составе третьего корпуса, им было не ясно — чего ждать от войск Империи.

Дмитрий не стал даже пытаться соблюсти приличия. Поэтому, вместо выезда на переговоры, он отправил своего человека сообщить, чтобы гости следовали к нему в шатер. Вроде бы и приглашение, но выглядящее унижением. Однако гости проглотили намек валить подальше и охотно прибыли в расположение имперских войск.

— Доброго дня, — первым поздоровался незнакомый Дмитрию человек в весьма дорогом доспехе, по местным меркам, разумеется.

— Взаимно. — Холодно ответил Император, прямо смотря в глаза гостю.

— Я Лазарь, князь сербов .

— Очень приятно. Император.

— Я пришел на помощь, — произнес, нахмурившись, Лазарь, но быстро взял себя в руки.

— После того, как я разбил Мурада под Константинополем и Адрианополем, а потом загнал его сына Баязида в этот капкан? — Повел бровью Дмитрий. — Я очень тщеславный и не хочу просто так делиться своей победой.

— Ты злишься на нас за участие в войне против тебя?

— В политике нет места злости. Только две православные державы посмели выступить против меня. Вы да Новгородская республика. И я не доверяю вам. Не хочу доверять.

— Выступило лишь часть сербов. Ни меня, ни моих людей в том походе не было. Ты же знаешь — как умер Стефан, Сербия погрузилась в пучину распри.

— И ты знаешь, кто выступал?

— Да. И понимаю их. Король Венгрии Сигизмунд пообещал им поддержку в борьбе с османами. Вот и соблазнились по слабости духа. Слаб человек.

— Допустим, — недовольно буркнул Дмитрий, обдумывая слова Лазаря. — Ты мне не враг. Но зачем ты пришел? Победа уже одержана. Тебе нужна слава победителя османов? Я правильно понимаю?

— И друга Императора, — чуть пожевав губы, произнес Лазарь. — Сербия в опасности. Ее раздирают противоречия. Без твоего благоволения ее сложно будет собрать воедино.

— Если ты хочешь объединить Сербию, то почему же ты до сих пор не короновался? Претендовать на что-то стоя в стороне — странная стратегия. Или ты хочешь собрать державу в кулак, не будучи ее хозяином?

— Я не имею права. Мой род худ и не может претендовать на корону.

— И как же ты собираешься править без прав на престол?

— Я знаю, что твой младший сын, Константин , овдовел. Моя дочь Оливера славится своей красотой и образованностью. Я был бы счастлив, если бы...

— Понятно, — прервал его Дмитрий, хмыкнув и задумавшись.

В общем, поговорили они вполне продуктивно.

Положение Лазаря действительно было отчаянным. Сербия расползалась лоскутами истлевшего одеяла. Никто никого видеть и признавать не хотел. И Дмитрию, в принципе, вся эта возня была до малины. Однако — слово за слово, и оказалось что Лазарь совсем не против признания вассальной зависимости от Дмитрия. А это уже совсем иной коленкор. После царства Иерусалима, Кипра и Армении — это было уже второй вассальной державой. Что весьма недурно для формирования сферы влияния. Особенно если в будущем удалось бы еще и Болгарию привести к той же присяге, и с Трапезундом как-то договорится.

Пообщались. Разошлись.

Но на следующий день новая неожиданность — османы пожелали пообщаться.

Ничего необычного и неожиданного не произошло. Баязид предлагал сдать город в обмен на право покинуть его с оружием в руках.

— Зачем мне это? — Удивился Дмитрий. — Ты в моих руках. Здесь и сейчас я уничтожу тебя и твое воинство, что обезопасит тыл и покой моих союзников. Назови мне хоть одну причину, по какой я не должен убивать тебя?

Баязид взъярился и попытался воззвать к чести Императора. На что тот лишь рассмеялся, заявив:

— Горе побежденным!

— Убей меня, но не трогай преданных мне воинов!

— Твой брат или сын унаследует престол и выведет этих же воинов против меня. Зачем мне совершать такую глупость? — Удивленно поинтересовался Дмитрий. — Я убью всех. Нет, конечно, если ты примешь православие и принесешь мне клятву верности — это позволит решить проблему. Но ведь ты на это никогда не пойдешь. Ведь так?

— Так, — мрачно произнес Баязид.

— Поэтому тебя и отпускать нет смысла, — мягко, с какой-то отеческой теплотой произнес Император.

В общем — разговор не сложился.

Спустя полчаса заговорили 'Василиски', подготавливая штурм.

Постреляли — утихли.

Проходы в стенах были сделаны прекрасные. После чего Дмитрий уступил право первого штурма сербам. Ведь они шли на помощь. Пусть проявят себя.

Как и ожидалось, воины Лазаря завязли в проходах. Ибо османы хоть и были деморализованы, но воевали все-таки здорово. За плечами армии было тридцать лет успешных военных кампаний. Это легионеры были им не по зубам, будучи, фактически, гостями из будущего. А местных 'туземцев' воины ислама вполне уверенно били.

Двухчасовая свалка закончилась полным фиаско. Сербы отступили.

Дмитрий же, улыбнувшись, махнул рукой и отправил на разгоряченных османов легионеров. И произошло чудо...

Ну как чудо?

Легионеры подошли метров на сто. Построились в две шеренги: первая на колене, вторая в полный рост. И ураганным огнем из карабинов просто очистили проходы от тех осман, что сразу не догадались уйти оттуда. А потом, активно стреляя и применяя гранаты, заняли проходы, отбили три контратаки. И сами перешли в наступление. Просто и легко. Словно и не воевали, а тренировались.

Стихийная баррикада?

Пять-шесть гранат за нее. Подъем наверх. Расстрел всех, кто там прятался и бегущих. Уличные бои заканчивались, едва успевая начаться. Немного треска карабинов. И все. Группа из пары десятков воинов ислама падала вповалку на брусчатку.

Причем, учтя опыт боев за Адрианополь, несколько легионеров в центурии постоянно шли с мечами наголо. Чтобы оперативно сдерживать выскакивающих из подворотни противников.

Следом за легионерами, увидев их успех, устремились и сербы. С воем и каким-то безумием. В общем — Дмитрию даже пришлось прикладывать некоторые усилия, чтобы остановить разгоравшуюся бойню в городе. А то ребята разгорячились уж больно сильно.

А потом была коронация.

По-простому.

В базилике Святого Дмитрия, при большом стечении народа Император возложил на голову обычный лавровый венец, провозгласив Лазаря своим вассалом и царем Сербским. Дешево и сердито. Корону, как заявил Дмитрий, Лазарю самому надлежит себе сделать.

Пленного же Мурада и его сына Баязида, которого тоже удалось захватить живым, Император подарил своему вассалу. И судьба их была незавидна...

Глава 6

29 июля 1388 года, Генуя

Балканская кампания закончилась и Император, погрузившись на свои корабли, отправился дальше. У него хватало адресов для нанесения визитов вежливости, а политической импотенцией он не страдал....

Жаркое обеденное солнце.

Плавящийся воздух.

Плывущие силуэты.

Моряки сонно дремали на причале Генуи, посматривая куда-то вдаль. Первые слухи о разгроме их флота стен этого величественного города уже достигли. Однако люди отказывались верить. Как это возможно, чтобы никто не ушел?

Дмитрий направился именно сюда по очень простой причине. Именно Генуя спровоцировала в 1387 году новую войну против Венеции. А Альбрехт Габсбург, ставший после покойного Сигизмунда Императором Священной Римской Империи, активно поддержал эту идею. Ведь у него в распоряжение были войска, способные смять Венецию. А Дмитрий был далеко. Из-за чего, кстати, Венеция и отвела свои галеры от Константинополя в Адриатику. Война в Далмации требовала всего напряжения ее сил. Равно как и в Ломбардии, Трентино и Фриули. На нее наступали по всем фронтам и держались, как стало известно Дмитрию, они из последних сил. Попытки заключить мирный договор ничем не заканчивались. Альбрехт хотел только одного — включения Венеции в состав Священной Римской Империи. А на это она пойти не могла.

— Смотрите! — Воскликнул один из портовых босяков, коротающих самое жаркое время в тени. — Смотрите! Корабли! Наши возвращаются!

Но это были не они.

Когда сквозь гудящую дымку раскаленного моря проступили более четкие очертания, на берегу началась натуральная паника. Ведь к городу шла целый флот незнакомых кораблей. Ничего хорошего от такого визита ждать явно не приходилось.

Вход во внутреннее пространство гавань прикрывало два волнореза с установленными на них маяками и укреплениями. А также цепь, поднимаемая в случае опасности. Вот сейчас ее экстренно и пытались выбрать, чтобы перегородить путь незнакомым кораблям. Однако шхуны полностью оправдали ожидания генуэзцев и, выйдя на дистанцию в триста метров, развернулись бортом и открыли огонь по оконечностям волнорезов.

Взрывы шли за взрывами.

Куски земли, камня и дым.

Изредка снаряды перелетали волнорез и взрывались на просторах внутреннего рейда, поднимая высокие столбы воды.

Вот обрушился один из маяков в куче пыли и дыма. Потом второй. И вот — спустя всего лишь четверть часа оконечности волнорезов лежали в руинах, дыму и местами горели. А цепь, перегораживающая проход, давно сверзилась обратно в море.

После чего шхуны двинулись на внутренний рейд.

Что там творилось!

Экипажи 'купцов', понимая, что вырваться не получится, спешно покидали корабли и пытались укрыться в городе. Демонстрация силы была проведена внушительная. Если уж каменные постройки так стремительно развалились, то, что случится с их деревянными корабликами? Никто не питал иллюзий на этот счет.

Конечно, убегали не просто так. Самое ценное имущество пытались унести с собой. Но много ли можно утащить вот так — убегая?

С башен, прикрывающих гавань, попытались стрелять из тяжелых арбалетов. Да только все без толку. Болты даже не долетали до шхун. А те, заметив явную угрозу, открыли по неудачливым обидчикам свой огонь. И вот их 'подарки' уже вполне долетали.

Двадцать семисантиметровых орудий закидывали чугунными фугасными гранатами с инерционными взрывателями. Темп стрельбы у них был невеликий — всего три выстрела в минуту на 'ствол' . Но стене и башням хватало и тех шестидесяти взрывов каждую минуту. Изредка снаряды не взрывались. Но легче от этого становилось несильно. Каменная кладка дробилась и обваливалась, осыпая всех пылью и обломками, летящими вперемежку с осколками.

Люди, попадавшие под такой 'душ', падали прямо на брусчатку, зажимая раны. А то и вовсе мертвыми. Лошади дико ржали от страха и боли. Таких больших животных осколки находили намного проще.

После десяти минут, израсходовав порядка шестисот выстрелов, шхуны задробили стрельбу и принялись чистить орудия. А корабли второй линии направились к причалу. Никакого сопротивления высадке десанта Генуя не оказывала. Город был охвачен стихийной паникой.

Продолжающийся грохот взрывов тесно переплелся с кучей истерических историй, которыми охотно делились люди, энергично отступающие от порта. Потом пошла новая волна беглецов, частично раненых. От чего паника только усилилась. Легионеры десантировались в полигонных условиях.

Никто, ни одна сволочь не рискнула в них выстрелить. Занятие порта было делом нескольких минут.

Вот ворота.

Их никто не охранял.

Пара снарядов попали в металлическую решетку, погнув ее и перекосив. Теперь не опустить быстро. Рядом валяется трое стражников. Двое еще живы. Пара ударов милосердия и их стоны прекращаются. Заниматься ими некому и незачем. Этот город Дмитрий собирался покарать демонстративно.

Вслед за легионерами на причал выгружаются ополченцы городовых центурий. Они, числом в две тысячи, в Балканской кампании не участвовали. Их специально подняли по мобилизации под конкретную задачу — грабить. Все. Вообще все. В Генуе не должно было остаться ни чего ценного: продовольствие, ткани, кожи, цветные металлы, железо....

Высаживаясь, ополченцы сразу принимались за дело. Раненых горожан деловито добивали, а потом начинали раздевать и обыскивать. Трупы в одну кучу — ценности в другую. Часть бросилась осматривать брошенные торговые корабли. Их можно и нужно было реквизировать. Сразу со всем ценным. Для чего в Константинополе были завербованы моряки, запертые там осадой.

Бои в городе носили эпизодический характер.

Дмитрий не сильно наседал, позволяя людям убежать. Ведь в этом случае убивать пришлось бы меньше. Нет, гуманистом он не был. Просто толпа голодных горожан, хлынувшая в деревню, изрядно все вокруг дестабилизирует. Да и с трупами возиться — та еще морока. Особенно по такой жаре.

К обеду следующего дня город был взят.

Ни одного живого жителя Генуи в нем не осталось. Только трупы и пришельцы. А вокруг, по всей Лигурии уже побежали жутковатые слухи о вторжение адских орд. Ну, а что? Кто еще может так все крушить и ломать?

Дмитрий же, засев в ратуше, вкушал лучшее вино из запасов сеньории и просто наблюдал за деловитым сбором ценностей. Весь город обыскивался со всем радением. С топорами и кувалдами. Бойцы городовых центурий следовали зазубренным за время морского перехода инструкциям — и обшаривали все, подходящие для закладок места. Простукивали стены. Обшаривали стальными щупами садики и цветники. Вскрывали полы. Крушили габаритную мебель, в которой можно было устроить тайники....

В общем — вели себя как деловитые варвары.

Императору лишь оставалось руководить этим действом. Золото тащим сюда, серебро туда, ткани складываем вот в этом помещение. И так далее. Что-то солдаты припрятывали и себе. Но не сильно. Дмитрий действовал по старому, отработанному методу — каждый из бойцов получает свою долю по окончанию похода. И доля эта считается от совокупной добычи....

Величие Генуи стремительно таяло. Скорее даже испарялось.

Император продолжал отдавать долги.

Глава 7

12 сентября 1388 года, окрестности Милана

Дмитрий осмотрел предстоящее поле боя в зрительную трубу и задумался....

Разграбление Генуи было делом долгим и обстоятельным. По задумке Императора, после ухода верных ему людей, в городе должны были остаться только голые стены. Все же ценное надлежало открутить-отвинтить и, погрузив на корабли, выслать на сортировочный пункт в Севастополе . Туда уже вот так скопом свезли много чего после битв под Константинополем, Адрианополем и Салониками.

За тот месяц, что шло обдирание Генуи, весть о высадке Дмитрия расползлась далеко за пределы Италии. Все окрестные города же, считай, узнали о том буквально в первые дни. И, в основном, постарались выслать послов, дабы заверить в своей дружбе и лояльности. Среди всей этой плеяды особенно выделялся сеньор Пармы — Людовик Висконти.