|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Глава 5
2 июля 1388 года, Салоники
Утро началось с сюрприза — к осажденному городу с севера подходила армия сербов.
— Да неужели? — Это была единственная реакция Дмитрия на эту новость. Удивление, густо перемешанное с раздражением. Как говорится — долго мы не виделись, нафиг мы и встретились. Особенно в том разрезе, что воевать с сербами он не планировал вообще. Лазить по их горам — дурная затея в текущем положении.
Однако сербы вели себя на удивление покладисто.
Разбив лагерь на границе прямой видимости, они отправили переговорщиков. После кампании 1386 года, в которой сербы участвовали в составе третьего корпуса, им было не ясно — чего ждать от войск Империи.
Дмитрий не стал даже пытаться соблюсти приличия. Поэтому, вместо выезда на переговоры, он отправил своего человека сообщить, чтобы гости следовали к нему в шатер. Вроде бы и приглашение, но выглядящее унижением. Однако гости проглотили намек валить подальше и охотно прибыли в расположение имперских войск.
— Доброго дня, — первым поздоровался незнакомый Дмитрию человек в весьма дорогом доспехе, по местным меркам, разумеется.
— Взаимно. — Холодно ответил Император, прямо смотря в глаза гостю.
— Я Лазарь, князь сербов .
— Очень приятно. Император.
— Я пришел на помощь, — произнес, нахмурившись, Лазарь, но быстро взял себя в руки.
— После того, как я разбил Мурада под Константинополем и Адрианополем, а потом загнал его сына Баязида в этот капкан? — Повел бровью Дмитрий. — Я очень тщеславный и не хочу просто так делиться своей победой.
— Ты злишься на нас за участие в войне против тебя?
— В политике нет места злости. Только две православные державы посмели выступить против меня. Вы да Новгородская республика. И я не доверяю вам. Не хочу доверять.
— Выступило лишь часть сербов. Ни меня, ни моих людей в том походе не было. Ты же знаешь — как умер Стефан, Сербия погрузилась в пучину распри.
— И ты знаешь, кто выступал?
— Да. И понимаю их. Король Венгрии Сигизмунд пообещал им поддержку в борьбе с османами. Вот и соблазнились по слабости духа. Слаб человек.
— Допустим, — недовольно буркнул Дмитрий, обдумывая слова Лазаря. — Ты мне не враг. Но зачем ты пришел? Победа уже одержана. Тебе нужна слава победителя османов? Я правильно понимаю?
— И друга Императора, — чуть пожевав губы, произнес Лазарь. — Сербия в опасности. Ее раздирают противоречия. Без твоего благоволения ее сложно будет собрать воедино.
— Если ты хочешь объединить Сербию, то почему же ты до сих пор не короновался? Претендовать на что-то стоя в стороне — странная стратегия. Или ты хочешь собрать державу в кулак, не будучи ее хозяином?
— Я не имею права. Мой род худ и не может претендовать на корону.
— И как же ты собираешься править без прав на престол?
— Я знаю, что твой младший сын, Константин , овдовел. Моя дочь Оливера славится своей красотой и образованностью. Я был бы счастлив, если бы...
— Понятно, — прервал его Дмитрий, хмыкнув и задумавшись.
В общем, поговорили они вполне продуктивно.
Положение Лазаря действительно было отчаянным. Сербия расползалась лоскутами истлевшего одеяла. Никто никого видеть и признавать не хотел. И Дмитрию, в принципе, вся эта возня была до малины. Однако — слово за слово, и оказалось что Лазарь совсем не против признания вассальной зависимости от Дмитрия. А это уже совсем иной коленкор. После царства Иерусалима, Кипра и Армении — это было уже второй вассальной державой. Что весьма недурно для формирования сферы влияния. Особенно если в будущем удалось бы еще и Болгарию привести к той же присяге, и с Трапезундом как-то договорится.
Пообщались. Разошлись.
Но на следующий день новая неожиданность — османы пожелали пообщаться.
Ничего необычного и неожиданного не произошло. Баязид предлагал сдать город в обмен на право покинуть его с оружием в руках.
— Зачем мне это? — Удивился Дмитрий. — Ты в моих руках. Здесь и сейчас я уничтожу тебя и твое воинство, что обезопасит тыл и покой моих союзников. Назови мне хоть одну причину, по какой я не должен убивать тебя?
Баязид взъярился и попытался воззвать к чести Императора. На что тот лишь рассмеялся, заявив:
— Горе побежденным!
— Убей меня, но не трогай преданных мне воинов!
— Твой брат или сын унаследует престол и выведет этих же воинов против меня. Зачем мне совершать такую глупость? — Удивленно поинтересовался Дмитрий. — Я убью всех. Нет, конечно, если ты примешь православие и принесешь мне клятву верности — это позволит решить проблему. Но ведь ты на это никогда не пойдешь. Ведь так?
— Так, — мрачно произнес Баязид.
— Поэтому тебя и отпускать нет смысла, — мягко, с какой-то отеческой теплотой произнес Император.
В общем — разговор не сложился.
Спустя полчаса заговорили 'Василиски', подготавливая штурм.
Постреляли — утихли.
Проходы в стенах были сделаны прекрасные. После чего Дмитрий уступил право первого штурма сербам. Ведь они шли на помощь. Пусть проявят себя.
Как и ожидалось, воины Лазаря завязли в проходах. Ибо османы хоть и были деморализованы, но воевали все-таки здорово. За плечами армии было тридцать лет успешных военных кампаний. Это легионеры были им не по зубам, будучи, фактически, гостями из будущего. А местных 'туземцев' воины ислама вполне уверенно били.
Двухчасовая свалка закончилась полным фиаско. Сербы отступили.
Дмитрий же, улыбнувшись, махнул рукой и отправил на разгоряченных османов легионеров. И произошло чудо...
Ну как чудо?
Легионеры подошли метров на сто. Построились в две шеренги: первая на колене, вторая в полный рост. И ураганным огнем из карабинов просто очистили проходы от тех осман, что сразу не догадались уйти оттуда. А потом, активно стреляя и применяя гранаты, заняли проходы, отбили три контратаки. И сами перешли в наступление. Просто и легко. Словно и не воевали, а тренировались.
Стихийная баррикада?
Пять-шесть гранат за нее. Подъем наверх. Расстрел всех, кто там прятался и бегущих. Уличные бои заканчивались, едва успевая начаться. Немного треска карабинов. И все. Группа из пары десятков воинов ислама падала вповалку на брусчатку.
Причем, учтя опыт боев за Адрианополь, несколько легионеров в центурии постоянно шли с мечами наголо. Чтобы оперативно сдерживать выскакивающих из подворотни противников.
Следом за легионерами, увидев их успех, устремились и сербы. С воем и каким-то безумием. В общем — Дмитрию даже пришлось прикладывать некоторые усилия, чтобы остановить разгоравшуюся бойню в городе. А то ребята разгорячились уж больно сильно.
А потом была коронация.
По-простому.
В базилике Святого Дмитрия, при большом стечении народа Император возложил на голову обычный лавровый венец, провозгласив Лазаря своим вассалом и царем Сербским. Дешево и сердито. Корону, как заявил Дмитрий, Лазарю самому надлежит себе сделать.
Пленного же Мурада и его сына Баязида, которого тоже удалось захватить живым, Император подарил своему вассалу. И судьба их была незавидна...
Глава 6
29 июля 1388 года, Генуя
Балканская кампания закончилась и Император, погрузившись на свои корабли, отправился дальше. У него хватало адресов для нанесения визитов вежливости, а политической импотенцией он не страдал....
Жаркое обеденное солнце.
Плавящийся воздух.
Плывущие силуэты.
Моряки сонно дремали на причале Генуи, посматривая куда-то вдаль. Первые слухи о разгроме их флота стен этого величественного города уже достигли. Однако люди отказывались верить. Как это возможно, чтобы никто не ушел?
Дмитрий направился именно сюда по очень простой причине. Именно Генуя спровоцировала в 1387 году новую войну против Венеции. А Альбрехт Габсбург, ставший после покойного Сигизмунда Императором Священной Римской Империи, активно поддержал эту идею. Ведь у него в распоряжение были войска, способные смять Венецию. А Дмитрий был далеко. Из-за чего, кстати, Венеция и отвела свои галеры от Константинополя в Адриатику. Война в Далмации требовала всего напряжения ее сил. Равно как и в Ломбардии, Трентино и Фриули. На нее наступали по всем фронтам и держались, как стало известно Дмитрию, они из последних сил. Попытки заключить мирный договор ничем не заканчивались. Альбрехт хотел только одного — включения Венеции в состав Священной Римской Империи. А на это она пойти не могла.
— Смотрите! — Воскликнул один из портовых босяков, коротающих самое жаркое время в тени. — Смотрите! Корабли! Наши возвращаются!
Но это были не они.
Когда сквозь гудящую дымку раскаленного моря проступили более четкие очертания, на берегу началась натуральная паника. Ведь к городу шла целый флот незнакомых кораблей. Ничего хорошего от такого визита ждать явно не приходилось.
Вход во внутреннее пространство гавань прикрывало два волнореза с установленными на них маяками и укреплениями. А также цепь, поднимаемая в случае опасности. Вот сейчас ее экстренно и пытались выбрать, чтобы перегородить путь незнакомым кораблям. Однако шхуны полностью оправдали ожидания генуэзцев и, выйдя на дистанцию в триста метров, развернулись бортом и открыли огонь по оконечностям волнорезов.
Взрывы шли за взрывами.
Куски земли, камня и дым.
Изредка снаряды перелетали волнорез и взрывались на просторах внутреннего рейда, поднимая высокие столбы воды.
Вот обрушился один из маяков в куче пыли и дыма. Потом второй. И вот — спустя всего лишь четверть часа оконечности волнорезов лежали в руинах, дыму и местами горели. А цепь, перегораживающая проход, давно сверзилась обратно в море.
После чего шхуны двинулись на внутренний рейд.
Что там творилось!
Экипажи 'купцов', понимая, что вырваться не получится, спешно покидали корабли и пытались укрыться в городе. Демонстрация силы была проведена внушительная. Если уж каменные постройки так стремительно развалились, то, что случится с их деревянными корабликами? Никто не питал иллюзий на этот счет.
Конечно, убегали не просто так. Самое ценное имущество пытались унести с собой. Но много ли можно утащить вот так — убегая?
С башен, прикрывающих гавань, попытались стрелять из тяжелых арбалетов. Да только все без толку. Болты даже не долетали до шхун. А те, заметив явную угрозу, открыли по неудачливым обидчикам свой огонь. И вот их 'подарки' уже вполне долетали.
Двадцать семисантиметровых орудий закидывали чугунными фугасными гранатами с инерционными взрывателями. Темп стрельбы у них был невеликий — всего три выстрела в минуту на 'ствол' . Но стене и башням хватало и тех шестидесяти взрывов каждую минуту. Изредка снаряды не взрывались. Но легче от этого становилось несильно. Каменная кладка дробилась и обваливалась, осыпая всех пылью и обломками, летящими вперемежку с осколками.
Люди, попадавшие под такой 'душ', падали прямо на брусчатку, зажимая раны. А то и вовсе мертвыми. Лошади дико ржали от страха и боли. Таких больших животных осколки находили намного проще.
После десяти минут, израсходовав порядка шестисот выстрелов, шхуны задробили стрельбу и принялись чистить орудия. А корабли второй линии направились к причалу. Никакого сопротивления высадке десанта Генуя не оказывала. Город был охвачен стихийной паникой.
Продолжающийся грохот взрывов тесно переплелся с кучей истерических историй, которыми охотно делились люди, энергично отступающие от порта. Потом пошла новая волна беглецов, частично раненых. От чего паника только усилилась. Легионеры десантировались в полигонных условиях.
Никто, ни одна сволочь не рискнула в них выстрелить. Занятие порта было делом нескольких минут.
Вот ворота.
Их никто не охранял.
Пара снарядов попали в металлическую решетку, погнув ее и перекосив. Теперь не опустить быстро. Рядом валяется трое стражников. Двое еще живы. Пара ударов милосердия и их стоны прекращаются. Заниматься ими некому и незачем. Этот город Дмитрий собирался покарать демонстративно.
Вслед за легионерами на причал выгружаются ополченцы городовых центурий. Они, числом в две тысячи, в Балканской кампании не участвовали. Их специально подняли по мобилизации под конкретную задачу — грабить. Все. Вообще все. В Генуе не должно было остаться ни чего ценного: продовольствие, ткани, кожи, цветные металлы, железо....
Высаживаясь, ополченцы сразу принимались за дело. Раненых горожан деловито добивали, а потом начинали раздевать и обыскивать. Трупы в одну кучу — ценности в другую. Часть бросилась осматривать брошенные торговые корабли. Их можно и нужно было реквизировать. Сразу со всем ценным. Для чего в Константинополе были завербованы моряки, запертые там осадой.
Бои в городе носили эпизодический характер.
Дмитрий не сильно наседал, позволяя людям убежать. Ведь в этом случае убивать пришлось бы меньше. Нет, гуманистом он не был. Просто толпа голодных горожан, хлынувшая в деревню, изрядно все вокруг дестабилизирует. Да и с трупами возиться — та еще морока. Особенно по такой жаре.
К обеду следующего дня город был взят.
Ни одного живого жителя Генуи в нем не осталось. Только трупы и пришельцы. А вокруг, по всей Лигурии уже побежали жутковатые слухи о вторжение адских орд. Ну, а что? Кто еще может так все крушить и ломать?
Дмитрий же, засев в ратуше, вкушал лучшее вино из запасов сеньории и просто наблюдал за деловитым сбором ценностей. Весь город обыскивался со всем радением. С топорами и кувалдами. Бойцы городовых центурий следовали зазубренным за время морского перехода инструкциям — и обшаривали все, подходящие для закладок места. Простукивали стены. Обшаривали стальными щупами садики и цветники. Вскрывали полы. Крушили габаритную мебель, в которой можно было устроить тайники....
В общем — вели себя как деловитые варвары.
Императору лишь оставалось руководить этим действом. Золото тащим сюда, серебро туда, ткани складываем вот в этом помещение. И так далее. Что-то солдаты припрятывали и себе. Но не сильно. Дмитрий действовал по старому, отработанному методу — каждый из бойцов получает свою долю по окончанию похода. И доля эта считается от совокупной добычи....
Величие Генуи стремительно таяло. Скорее даже испарялось.
Император продолжал отдавать долги.
Глава 7
12 сентября 1388 года, окрестности Милана
Дмитрий осмотрел предстоящее поле боя в зрительную трубу и задумался....
Разграбление Генуи было делом долгим и обстоятельным. По задумке Императора, после ухода верных ему людей, в городе должны были остаться только голые стены. Все же ценное надлежало открутить-отвинтить и, погрузив на корабли, выслать на сортировочный пункт в Севастополе . Туда уже вот так скопом свезли много чего после битв под Константинополем, Адрианополем и Салониками.
За тот месяц, что шло обдирание Генуи, весть о высадке Дмитрия расползлась далеко за пределы Италии. Все окрестные города же, считай, узнали о том буквально в первые дни. И, в основном, постарались выслать послов, дабы заверить в своей дружбе и лояльности. Среди всей этой плеяды особенно выделялся сеньор Пармы — Людовик Висконти.
Вроде бы Висконти, родич правящему герцогу Милана и врага Дмитрия. А прискакал в числе первых. Еще и кое-какое войско с собой привел, подбивая идти войной на дядю.
Удивительно? Не очень, если разобраться в ситуации.
Жил-был Бернабо Висконти, бывший одним из братьев, управлявших этой сеньорией с благоволения Императора Священной Римской Империи. И тут так вышло, что он подсуетился и смог получить единолично титул герцога. В замен на участие в предстоящей войне на нужной стороне. Банальность, в общем. Однако братик Джан, потерявший при этом все шансы на успех, изрядно расстроился. Как же? Его ведь прокатили с ветерком. Кинули, фактически.
В общем — недолго музыка играла, недолго гарцевал плясун.
Улучив момент Джан Галеаццо Висконти смог отравить и братца Бернабо, и двух его сыновей. Что вкупе с дружескими отношениями с покойным Сигизмундом обеспечило ему право наследования, вместо третьего сына — Людовика. Тот же тихо сидел в Парме и не отсвечивал. Оно и понятно — при таком раскладе, выступи он, жизнь была его яркой, но короткой. Дядя Джан ясно показал свои намерения и методы....
По большому счету Дмитрию этот Людовик был бы до малины, если бы не несколько нюансов. Во-первых, он был братом Валентины Иерусалимской — правящей царицы Святой земли, родившей Императору наследника тех земель — будущего Льва II. Во-вторых, у самого Дмитрия была дочка на выданье — Елена. И ее было бы неплохо пристроить куда-нибудь. Волей-неволей Император залюбовался этим 'гарным хлопцем'. И все-то при нем. И рода подходящего. И политической партии. И жена недавно умерла, а новой обзавести не успел. В общем — идеальный кандидат.
Ну и главное — успех с венчанием на царство нового правителя Сербии его как-то вдохновил и окрылили. Настолько, что он решился на радикальную коррекцию первоначального плана. Разграбить Северную Италию он всегда успеет. Сейчас же он захотел сделать нечто большее....
— А скажи-ка мне друг, — медленно произнес Дмитрий, продолжая наблюдать за возможным полем боя. — Не хочешь ли ты стать царем?
— Кто же не хочет? — Усмехнулся Людовик. — А почему не королем?
— Я Император православный, поэтому только царством тебя могу пожаловать.
— Ясно... — кивнул Людовик. — А что за царство?
— А вот это, — махнул Дмитрий рукой окрест. — Разобью я твоего дядю. Возьму Милан. Ну и что дальше? Зачем мне оно? Только разграбить остается. А это не по-христиански. Генуя — ладно, заслужила. А миланцы-то тут при чем? Но и просто так оставлять нельзя. Вот и мыслю — окрещу тебя в православие, оженю своей дочкой, приму оммаж — все лучше будет, чем оставлять дымящиеся руины.
— Кхм... — поперхнулся Людовик.
— Тебя что-то не устраивает?
— Я... хм... католик.
— А мне казалось, что ты христианин.... Значит, не хочешь царем стать?
— Ну...
— И моя защита, значит, тебе не нужна.... Брезгуешь?
— Что?! Нет! Конечно, нет!
— Тогда что тебя останавливает? У вас вон — три Папы никак не договорятся о том, кто главный. А у меня порядок. Тихо, спокойно и мухи не кусают.
— Я... — начал было говорить Людовик, но замялся.
— Что ты?
— Я согласен, — выдал он, сглотнув тяжелый и липкий комок, подкативший к горлу.
— Ну и вот и чудно. Завтра воевать и начнем. А пока, вручаю тебя в руки моему походному священнику — он проведет все подходящие ритуалы. И мой тебе совет — постарайся заручиться поддержкой своих людей. Если получится — убеди их принять православие. Пообещай титулы там или еще чего. Все ясно? Вопросы есть?
— Каким будет приданое? — Робко поинтересовался Людовик.
— Ну ты наглец! — Хохотнул Дмитрий. — Отдаю тебе Лигурию. Генуя, правда, разграблена вся, но дома и стены целы. Что уже неплохо. Ведь это означает, что у твоего царства будет морской порт. Ты доволен?
Конечно, по-хорошему, просто так вот взять и перекрестить было нельзя. Ну, если следовать традиционной концепции православия. Дмитрий же еще с Крестового похода установил новый подход к делу. Да и священники у него были дрессированные — знали, что и как делать, чтобы по ушам не получить. Причем без лишних глупостей. Ведь богословом он был, так сказать, от Бога. Свои простые и доходчивые слова, проникающие в самую душу, он, не церемонясь, подкреплял авторитетом тяжелых предметов. Особенно при попытках отдельных личностей развести волокиту, фарисейство или еще какие-нибудь прогулки по ушам....
Войска Джана Висконти ждали нападения, расположившись вокруг города хорошо эшелонированным порядком. Опыт противодействия российской артиллерии, какой-никакой уже был. Поэтому никто не бежал в самоубийственную атаку фронтом. Мало того — даже открыто никаких войск не стояло. Обширно применялись массивные осадные щиты для защиты от шрапнельных пуль и осколков. Грунтовые валы. Овраги. И прочее, прочее, прочее.
Так глянешь — даже и не поймешь сходу, что здесь войска стоят в большом количестве. Причем, что примечательно — войска стояли не общим массивом, а были изрядно размазаны по местности. А все для того, чтобы можно было атаковать с флангов, максимально стремительными рывками, дабы под обстрелом они были минимальное время.
Одно Джан не учел — управление.
Враг перенял у Императора способ управления флажными сигналами. Для чего, в глубине эшелонированного ордера разместилась ставка с шатрами и сигнальщиками. А как иначе? Потрубили в трубу. Привлекли внимание. И ну флажками махать. Все как у людей.
На первый взгляд все нормально. Ведь Дмитрий также поступал. Но это только на первый....
Вести стандартное наступление Император не собирался.
Да и зачем?
Пока Людовик со своими людьми спешно крестился — артиллеристы подготавливали тяжелые 'Василиски' и занимались увлекательной геометрией. То есть, составляли карту местности, оценивая дистанции и уровни высот. Таблицы стрельбы по данным орудиями имелись. Но их ведь еще и применить нужно правильно. А вместе с ними во всей этой возне активно участвовал и Дмитрий — проверяя, помогая и контролируя.
И вот — в назначенный день войска обеих сторон выстроились и подготовились. Все при параде. Все готовы к тяжелому бою.
Бах! Бах!
Ухнули 'Василиски', отправляя свои тяжеленные картечные гранаты. Герцог Милана слишком пренебрежительно отнесся к могуществу таких пушек. Конечно, в какой-то мере, это ему простительно. Из 'Василисков' Дмитрий, как правило, стрелял не далеко, чтобы можно было применять ослабленные заряды, уменьшая износ ствола. А тут дал на полную мощность. Посему, казавшаяся безопасной дистанция, вдруг стала смертельно опасной.
Бам! Бам!
Лопнули в воздухе пятнадцатисантиметровые кованные тонкостенные болванки, извергая из себя сонм картечных пуль. Классическая тяжелая шестидюймовая шрапнель... только именуемая иначе. В годы Первой Мировой войны один такой снаряд мог, при удачном накрытии положить до роты пехотинцев. Но — тут роты не было. Накрытие — не самое удачное. Зато снаряда было два и той небольшой горстке людей, что стояла на пригорке вполне хватило.
Всех, конечно, не убило.
Но лошадей посекло и обескуражило всадников, где-то с ранениями.
А когда кое-как очухались — 'Василиски' ударили снова. Уже с корректировкой. Так что, на второй раз открыто расположенную цель накрыло очень душевно картечными гранатами.
Бам! Бам!
И вновь вся ставка повалилась на залитую кровью землю.
Ну а следом в 'Василиски' загрузили фугасные снаряды и завершили начатое. Не одним, а тремя последующими дуплетами. После чего на месте ставки осталось только тщательно вспаханная земля, перемешанная с кусками человеческих и лошадиных тел.
— Запомни на будущее, друг мой, — отметил Дмитрий, обращаясь к совершенно обескураженному Людовику, — открыто расположенная цель — это корм для артиллеристов. Что войска, что ставка. Для моей артиллерии, разумеется. Впрочем, вон те бойцы, что прячутся по оврагам, тоже не проблема, — сказал Император и, кивнул командиру артиллеристов.
Заранее наведенные 'Единороги' дружно ахнули круто задранными стволами, отправляя ослабленными зарядами картечные гранаты по расчетным координатам.
Бам! Бам! Бам!
Посыпались разрывы в воздухе.
А следом поднялся вой. Ведь на пару тысяч, плотно стоящей пехоты сверху обрушился натуральный дождь из картечных пуль.
Сражения не получилось.
Первые три группы пришлось вот так вот выкуривать. А потом остальные дали деру, не дожидаясь своей порции гостинцев.... Да и какой смысл там сидеть? Чего ждать? Легионеры даже не пытались идти на штурм. А эти проклятые машинки смерти.... От них не было совершенно никакого спасения. Суровый Бог войны — во всей своей красе.
Глава 8
3 ноября 1388 года, Окрестности Венеции
Гуляния в Милане продлились недолго, хотя обойтись без этого было совершенно невозможно. Тут и принятие православия, и выход из состава Священной Римской Империи, и провозглашение Ломбардского царства, и присоединение Лигурии.... В общем — месяц пить, не меньше.
Но Дмитрий дал только неделю. Война не располагала к иному.
После чего выступил на соединение со своими союзниками в Венеции. Тем, как сообщил гонец, совсем тяжело было. Армия Священной Римской Империи их дожимала. Серия поражений — и вот, последнее сражение недалеко от береговых терминалов, обслуживающих островной город. Сил на сопротивление уже практически не осталось. Оттянутая из Ломбардии армия разбита так же, как и войско, вернувшаяся из Далмации....
Слишком не равные силы.
Легион нагрянул внезапно. Под вечер.
Под барабанную дробь вынырнул из-за перелеска и спутал сразу все карты.
Альбрех Габсбург — новый Император Священной Римской Империи даже как-то растерялся. По его подсчетам, Дмитрий должен был возиться с Миланским герцогством. Разбить, а потом грабить. Однако — он тут. А след за легионерами из-за перелеска стали выдвигаться отряды под баннерами Ломбардии.
Не дожидаясь развертывания боевых порядков у противника, Альбрехт приказал атаковать.
— Немедленно! — Кричал он, изрядно нервничая и бледнея.
Обескураженные конные отряды не решались атаковать легионеров. У всех была свежа память о совсем недавно отгремевшей войне. Поэтому Альбрехту пришлось лично возглавить атаку кавалерии. За Императором не пойти в атаку уже не смогли. Это ведь какой стыд и позор был бы!
Осень уже прибрала траву с земли. Поэтому легионеры построились в три линии. Первая легла, вторая сразу за ними встало на колено, а третья — в полный рост .
Взяли свои карабины.
Зарядили.
И грянули.
По очереди.
Первый ряд. Второй. Третий.
Опять первый.
И так дальше. По кругу. Благо, что нарезные карабины, заряжаемые унитарными патронами с казны, позволяли палить весьма быстро.
— Прекратить огонь! — Зычно заорали центурионы, когда видимость совершенно потерялась из-за задымления. Все-таки стоял практически штиль, и пороховой дым очень плохо рассеивался.
И тишина....
Ну как тишина? Ржание коней, стоны людей и много-много мата. Но не стреляют же, ничего не взрывают же, а значит тишина.
Легионеры поднялись. Построились в две линии. Перезарядились. Примкнули штыки. И медленно пошли вперед.
Барабан мерно и четко отбивал каждый шаг.
— Первая линия товсь! — Прокричали центурионы, когда отряд прошел вперед шагов на двадцать.
— Бей!
И сразу же слаженно затрещали карабины, отправляя свои смертоносные подарки вперед.
— Вторая линия вперед!
— Товсь!
— Бей!
— Вторая линия вперед!
— Товсь!
— Бей!
И так легионеры продвигались. Шаг за шагом.
Слаженные залпы по совершенно деморализованной кавалерии противника. Мерность и слаженность. И блеск тщательно начищенных стальных доспехов.
Легионеры целились кто куда. Кто-то метил, чтобы добить лошадь, бьющуюся в агонии. Кто-то старательно выискивал всадников, пытавшихся хоть как-то организовать сопротивление. Кто-то просто стрелял по чему-то шевелящемуся впереди.
Зачистка продолжалась.
Стремительная гибель Императора Священной Римской Империи Альбрехта Габсбурга и той кавалерии, которая последовала за ним, потрясли противников. Многие из них бились с легионом там — под Оршей, и хорошо помнили, что стрельба так часто не велась. И да, легионы были сильны... но не настолько. Сейчас же, сметя приличный отряд тяжелой кавалерии, они надломили и деморализовали оставшиеся войска Альбрехта. Его воины и генералы запаниковали.
Мерная поступь, спокойно идущих нескольких сотен легионеров, прямо на многотысячную толпу, выглядела одуряюще. Как и жмущееся за ними войско Ломбардского королевства, многократно превосходящее числом.
— Стой! Первая линия товсь! — Прозвучали зычные команды, после того, как легион прогулочным шагом сблизился с коробками арбалетчиков и пикинеров на четыре сотни метров.
— Бей!
И слитный залп безоболочечных свинцовых пуль обрушился на выдвинутых вперед пикинеров.
— Вторая линия вперед!
— Бей!
— Вторая линия вперед!
— Бей!
Не бой — расстрел.
Куда врагу было деваться? Только бежать, ибо падать на землю в Средневековых битвах означало гарантированную гибель. Затопчут — и не заметишь.
А следом за ними двинулись кавалеристы Ломбардии и Пармы. Не так чтобы много, но для преследования более чем хватило.
Нет, ну а что? Поиграли и хватит. Тем более — они убили Кенни. То есть, Анну. Что совершенно лишило Дмитрия желания играть с ними в старые игры.
Глава 9
24 декабря 1388 года, Окрестности Вены
Несмотря на Рождество в Вене было очень беспокойно. Слухи о гибель Альбрехта и разгром могучей армии пришли в столицу Священной Римской Империи практически сразу с известиями о приближении объединенных сил вторжения.
И вот — в окрестностях Вены появились первые разъезды. А армии для защиты не было. Войска, отступившие с поля битвы под Венецией, уходили отнюдь не к столице. Поэтому Беатрисе Гогенцоллерн, супруге покойного Альбрехта, пришлось выезжать лично на переговоры с врагом. Так себе затея. Но в ситуации, когда все разбежались — никакого иного выбора не оставалось. Разве что бежать, но, будучи хоть и не юной, но все еще симпатичной женщиной, она рассчитывала на некоторую мягкость со стороны Императора. Ради чего даже оделась в любимые, по слухам, цвета Анны Дондоло — покойной и весьма любимой Императрицы.
— Мадам, — произнес с улыбкой Дмитрий, подъехав на своем Буцефале к австрийской делегации. — Почему без наследника?
— Он слишком юн, чтобы участвовать в таких переговорах, — поджав губы, произнесла Беатрис.
— Боишься, что я прикажу казнить вас обоих? Ха! По лицу вижу — так и есть. Вон как раскраснелась! Хочешь сказать мне какую-нибудь гадость? Нет? Правильно. Меня нужно любить.
— Ваше Императорское Величество, — прошипела Беатриса.
— Судя по всему, сражения не будет. Я прав?
— Если понадобиться, мы мои воины будут сражаться до последнего вздоха!
— Удивила! — Хохотнул Дмитрий. — Прикажешь этих несчастных расстрелять? Вот! Поэтому думай, что говоришь. У тебя нет армии. После гибели Альбрехта под Венецией она разбегается в разные стороны. Никто не хочет со мной меряться силой. А значит, что? Правильно. Ты приехала обсудить капитуляцию. Или я что-то не то сказал? Может быть, я ошибся?
— Нет, — сквозь зубы процедила Беатриса. — Все верно. Что ты хочешь?
— Тебя.
— Что?! — Вспыхнула вдова Альбрехта, покраснев.
— Ну а зачем еще ты вырядилась в любимые цвета моей покойной супруги? Или скажешь, это все случайно так вышло? До конца переговоров ты будешь делить со мной ложе. Откажешься?
— Нет, — после длинной паузы произнесла вдовая Императрица.
— Вот и славно. А теперь, раз сражения не будет, предлагаю продолжить переговоры в более удобной обстановке. Твои бойцы вон уже бледные все он предвкушения скорой смерти. Незачем их так мучать.
Так и поступили.
Впрочем, в тот же день официальные переговоры не продолжились. Дмитрий решил отдохнуть с дороги. Да и обещание, данное Беатрисе, требовалось выполнить. Немного хорошего вина, красивая женщина в самом расцвете сил, водные процедуры, вкусная еда.... В общем — полный букет животных удовольствий, которыми Император решил не пренебрегать. Мало того, о том, что Беатриса обязана делить с ним ложе до конца переговоров, ни от кого не скрывалось. Даже напротив — специально эти слухи распространялись среди простых горожан.
Лишь через неделю сибаритства Его Императорское Величество соизволило вернуться к переговорам. Тем более что за это время в Вену потихоньку подтянулись некоторые влиятельные аристократы.
— Итак, господа, — начал Дмитрий новый раунд переговоров. — Благодаря усилиям нашей милой Беатрис я хочу не растерзать Австрию на кусочки, но возвысить ее. За что благодарите ее благодетель. Ибо мнил я раздел Австрии между Венецией, Богемией и Сербией.
После чего сделал небольшую паузу и осмотрел слегка обескураженных переговорщиков.
— Мне кажется, я не ясно выразился, — тихо произнес Дмитрий, а потом буквально заревел. — Встали и поклонились Беатрис!
Вполне возможно, что высокородные аристократы и попытались возмущаться, но легионеры, охранявшие переговоры, очень недвусмысленно взвели курки своих карабинов. После чего последовало весьма энергичное излияние верноподданнических чувств в адрес вдовы Альбрехта.
— Как я мыслю дальнейшую судьбу Австрии... — произнес Дмитрий и, взяв паузу, встал из-за стола и подошел к окну. — Первое. Вы все, включая наследника престола, принимаете православие.
— Но... — попытался возразить один из архиепископов.
— Любой, кто откажется — будет убит на месте, а его имущество будет конфисковано в пользу казны. Должности и титулы после принятия православия будут подтверждены, при отказе — поражение в оных. Есть еще вопросы? — Спросил Дмитрий, обведя ледяным взглядом зал, полный озадаченных людей. — Отлично. Напоминаю, принятие православия освобождает от любых форм рабства и долговых обязательств. Подумайте хорошенько. Только здесь и сейчас все искренне верующие католики имеют шанс стать блаженными мучениками, пострадавшими за свою веру. Когда еще у вас будет такая возможность?
После чего прошелся, выдерживая паузу и очень внимательно вглядываясь в глаза.
— Ну что же, продолжим. После того, как сын этой уважаемой женщины примет православие, он обвенчается с моей внучкой — Анастасией. Принесет мне вассальную клятву и будет коронован как царь Австрии. Разумеется, новое царство выйдет из состава Священной Римской Империи, как и новообразованное Ломбардское царство.
— Ломбардское? — Удивленно переспросил кто-то из зала.
— А вы еще не знаете? Я даровал своему верному вассалу Людовику Висконти титул царя Ломбардии.
— А Рим?
— А что Рим? — Пожал плечами Дмитрий. — Три Папы — явный признак глубокого кризиса католичества. Я же желаю возродить единство христианской веры. Святую землю я отбил, очистив ее от скверны иноверцев. Впереди освобождение тучных земель Северной Африки, Малой Азии и Аравии. А возможно и более далеких пределов. Без единства и монолитности христиан это сделать будет затруднительно. Думаю, никому из вас не нужно рассказывать о том, насколько вкусными будут эти новые владения, нуждающиеся в заботливых хозяевах.
— Но разногласия... — развел руками один из епископов.
— Все эти разногласие — дело мирское. Всевышнему, я убежден, нет никакого дела до того, кто и как справляет ритуалы. Главное — верить искренне и дела добрые делать. А что может лучше и добрее, чем перестать ругаться промеж собой из-за всяких мелочей? Я мыслю — справляйте ритуалы как хотите. Это личные дела каждого епископства. Мало того — само Святое писание надобно переводить с латыни на местные языки, дабы каждый пастух его мог услышать и понять....
— Но кто это будет решать?
— Собор, — не задумываясь, ответил Император. — Я считаю, что один человек не вправе решать такие сложные вопросы. Посему, возвращаясь к старым традициям, существовавшим еще до раскола, все разногласия должно решать только через дискуссию на Соборе.....
Пообщались.
Дмитрий наглел и заносился. Скажи ему еще пятнадцать лет назад, что он будет здесь в Вене строить из себя вершителя мира — не поверил бы. Сейчас же.... А что ему оставалось? Как бедному родственнику обнести город и уйти домой? Великая победа, ничего не скажешь. А главное — потрясающее реализацией далеко идущих геополитических планов. Ведь он умрет, а что дальше? Как будут жить его потомки?
Он не раз задумывался о будущем.
В той реальности, которая складывалась сама собой, нарождающаяся Россия совершила одну очень важную геополитическую ошибку. Она решила пойти на поводу у греческих богословов и сохранить православие. Результатом этого поступка стала начало тяжелой многовековой идеологической борьбы между Востоком и Западом Европы. Потом на этом фундаменте возводили еще не единожды много всякой ереси. И речь совсем не шла о том, кто хороший, а кто плохой. Просто на каком-то этапе развития православный мир скукожился как шагреневая кожа, сдулся и сдал по всем фронтам. Конечно, сначала в Москве, а потом и в Санкт-Петербурге грезили возрождением Великого Востока. Но... мечты мечтами, а дела делами. Так исторически сложилось, что у католического мира было намного больше ресурсов, возможностей и перспектив, в том числе и у католических раскольников — протестантов.
У Дмитрия было фундаментальное техническое, экономическое, и организационное преимущество перед своим прототипом. Тем Дмитрием Донским, который появился бы, не вселись он в это тело. А значит, он мог перекраивать этот мир так, как считал нужным.
Что он делал?
Он делал единое идеологическое пространство, в данном случае православное, расширяя его на сопредельные и не очень государства. Причем нагло, решительно и довольно упорно, создавая возрожденный Православный мир. На текущий момент в него входило десять государств. Российская Империя и три ассоциированные державы: Сербское и Ломбардское царства, а также царство Иерусалима, Кипра и Армении. Особняком стояли Болгария, Валахия и Молдавия.
То есть, уже на данный момент выходил довольно серьезный конгломерат. Почему же он должен останавливаться именно сейчас? Вот еще! С чего такая щедрость? Гуманизм и человеколюбие? Право на выбор и самоопределение? К черту! Дмитрий вновь внимательно осмотрел зал с людьми, вглядываясь в глаза присутствующих. Хищники. Испуганные, смущенные и подавленные, но от того не менее опасные хищники. Дай им только повод — сожрут живьем, и не подавятся.
Вперед и только вперед!
Враг будет разбит, избит и жестко обнесен до нитки! Ибо наше дело правое!
А еще требовалось отнять корону Карла Великого, Имперский крест и Имперский меч. Ибо нефиг! Впрочем, на последнее никто особенно и не сопротивлялся. Ведь по всему выходило, что обретая статус сюзерена Австрии, Дмитрий получал положение, аналогичное тому, который имел Император Священной Римской Империи. То есть, они и должны были перейти к нему по праву наследования.
Переговоры закончились.
Документы подписаны.
Дмитрий покидал вполне гостеприимный город. И жалел лишь об одном — о Беатрис. Несмотря на некоторое раздражение, всплывшее поначалу, постель сгладила много шероховатостей в отношениях. И у них даже сложились неплохие отношения. Не любовь, конечно же. Но практически приятельство. Жаль только началось все так по-дурацки.
Глава 10
5 мая 1389 года, Константинополь
Наглеть, так наглеть!
Именно под этим слоганом проходило возвращение Императора в Константинополь.
За то время, что Дмитрий гулял по землям Европы столица Восточной Римской Империи — Византии — более-менее оправилась от долгой осады. Поэтому возвращение Императора было встречено безумной овацией слегка оживших и отъевшихся простолюдинов.
Каждая дворняжка знала, кто возродил непобедимые легионы, один из которых держал оборону их города в осаде долгих три года. Все жители прекрасно видели, КАК и КЕМ была снята, казалось бы, безнадежная осада. Ни от кого не ушел тот факт, что именно в руках полковника легионеров оказались заранее подготовленные запасы продовольствия и вооружений, без которых Константинополь бы пал...
В глазах черни этого города Дмитрий был практически Богом — новым мессией, спустившимся с небес, дабы спасти их и возродить было величие Римской Империи. Поэтому и неудивительно, что толпа не желала выбирать иного Басилевса, кроме него. А любые попытки прерывались сильными волнениями. Да, легионы Императора были родом из Москвы, а он сам происходил из древнего рода датских конунгов. И что с того? Кого только не было на престоле Римской Империи — от германских вождей до армянских аристократов. Зрелая Империя не отличалась каким-либо цветущим национализмом, выбравшись из коротких штанишек национальных государств. Важнее было то, что ты сделал для нее. Насколько полезен, нужен, выгоден.
А посему Дмитрий возвращался с триумфом. Нет, не так. ТРИУМФОМ. Первым, за последнюю тысячу лет на просторах Римской Империи .
Все население города высыпало встречать легион и Императора.
Даже аристократы и былые претенденты на престол. Никто не решился задрать нос к небесам и выказать высокомерие.
Самые ценные трофеи из Генуи уже ехали в Севастополь, но те, что Дмитрий провез по улицам Константинополя, оказались особенно важными. Это было оружие и воинское имущество, взятое в сражение под Венецией. Каждая кольчуга, каждый меч были на вес золота. Не по ценности. Нет. По духу. Ибо это был символ победы. Символ возрождения.
Император во главе своего войска и огромной толпы горожан проследовал к собору Святой Софии.
Там его уже ждали.
Никому ничего говорить было не нужно.
Патриарх Константинополя стоял в своем самом торжественном облачении. А рядом — куча разодетых аристократов и высокородных гостей. К церемонии венчания нового Басилевса все было готово.
И вот, когда оставалось сделать последний шаг — Дмитрий замер.
Несмотря на явную выгоду от такого поступка, Император испытал определенные затруднения морального толка. Да, пока он резвился где-то на просторах Русской равнины, все было хорошо. Легенда о возрождении Римской Империи более чем замечательно подходила для возни в том маленьком болоте. Ква-ква-ква! И всем плевать. Просто одна из легенд — не хуже и лучше иных. Сейчас же, выйдя на глобальный политический простор, и оказавшись на пороге Софийского собора Константинополя, Дмитрий замялся. А что дальше? А как дальше? Ведь Российская Империя, тщательно создаваемая им столько лет, больше не нужна.... Ее же создавали как некий эрзац-вариант до возрождения Римской державы, хотя бы в ее восточном формате. Теперь она становилась просто гроздью провинций возрожденной Римской Империи.... Правильно? Нужно ли так поступать? Ответа на этот вопрос Дмитрий не знал, как и, пожалуй, любой другой на его месте...
Внешне все эти терзания отобразились лишь незначительной заминкой с мутным взором, устремленным внутрь помещения церкви. Несколько секунд колебаний. Ладонь скользнула на пряжку с выгравированным орлом и надписью: 'Империя превыше всего' . И вновь злая усмешка пересекла его лицо. Ухмылка. И решительный рывок вперед.
Делай, что должен и будь что будет!
Бравада?
Глупость?
Заносчивость?
Отнюдь.
Почему собственно Дмитрий согласился на столь значимые перемены? Ведь Россия, фактически, превращалась в иную державу. Зачем? Казалось бы глупо и необъяснимо. Но, на самом деле все очень просто.
Дело в том, что в свое время, в 1360-е годы Император уже один раз сделал что-то подобное, когда оспаривал титул Rex Russian. Ну и, заодно, все земли, которые хоть как-то могли подходить под руку того, кто так именуется. И вот прошло три десятилетия. Он забрал под себя все, на что претендовал. Причем публично, открыто и нагло. И все в Европе и прочих окрестностях его державы о том хорошо ведали.
Теперь же, в контексте вышеописанного антуража, Дмитрий провозглашает себя Императором Рима, а свою державу называет Римской Империи. То есть, явно, нагло и неприкрыто намекает всей остальной Европе на том, что ее ждет впереди. А так же Ближнему Востоку, Малой Азии, Аравии и Северной Африке. Ну, так, ненавязчиво. Конечно, бывали и иные крайне амбициозные товарищи, не стесняясь называвшие себя Черными Властелинами Вселенной. Так что, после таких заявлений, по идее, и французский король, и султан мамлюков должны были бы поржать громко и в голос. Если бы ни одно 'НО'. У Дмитрия были не только амбиции, но и возможности. А уж о том, как его легион гонял ссаными тряпками лучшие армии исламского и христианского мира уже ходили легенды, достигавшие даже самых отдаленных уголков Евразии и Африки. А значит что? Правильно. После этой коронации все вокруг напряглись ну совершенно не иллюзорно. Ведь сам-то Дмитрий мог и справиться с поставленной задачей. Как-никак тридцать девять лет — возраст не малый для XIV века. А вот его сын и наследник — Александр, отличившийся в ходе последней войны, вполне мог реализовать амбиции родителя. Легионы то никуда не девались, как и их замечательное вооружение....
Мир больше никогда не будет тем, каким он был раньше.
И это очень громко, отчетливо и ясно прозвучало из Софийского собора Константинополя. Римская Империя переживала свое третье возрождение....
Эпилог
19 июня 1389 года, Москва
Война закончилась. На всех границах Империи установился мир. Ну, насколько это вообще возможно.
Дмитрий же ехал домой. В Москву.
Чтобы просто отдохнуться. Выспаться. И заняться рутиной в теплой, ламповой атмосфере. Потому как все соседи после серии военных конфликтов 1386-1388 годов были крайне покладисты и понятливы. Никому не хотело получить свою порцию нажористых трындюлей. Причем быстрых и резких.
Но совсем уж спокойным финал этот истории не получился.
В Москве, среди прочих делегаций, прибежавших засвидетельствовать свое почтение, с засосом в десны, были и гости и Дании. Да не просто так, а во главе с самой королевой — Маргаритой .
— Зачем ты приехала? Ты же выгнала моего посла? — С легким раздражением произнес Дмитрий, когда королева, в порядке очереди добилась аудиенции. Он специально не давал ей преимуществ, указывая на свое отношение и общее неодобрение совершенным поступком.
— Я ошиблась, — поджав губы, произнесла она.
— Твой сын умер, — пожав плечами, заметил Дмитрий, после небольшой паузы. — Боюсь, что тебе нечего предложить.
— Я могу предложить себя, — с огромным трудом произнесла Маргарита, покраснев и замявшись.
— Вот это поворот... — сказал Дмитрий и невольно потянулся к затылку. — Тебя заставили?
— Нет, — чуть помолчав, произнесла она.
— Тогда почему?
— Если я стану твоей женой, всякие волнения аристократии в Дании, Норвегии и Швеции прекратятся. Никто не рискнет выступать против тебя. Эти прохвосты боятся тебя. А это значит — мои земли будет ждать покой. Они измождены постоянной борьбой. А при тебе и пираты притихнут, и Ганза станет сговорчивой как никогда.
— Ты жертвуешь собой ради подданных?
— Почему же сразу жертвую? — Повела бровью Маргарита и очень многозначительно улыбнулась. — Если бы ты был мне противен, поверь, я бы не приехала сюда.
Дмитрий улыбнулся в ответ. Умная и красивая женщина. Да, в отличие от Анны эта была жгуче-рыжей. Но это только придавало ей шарма и сексуальности...
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
