Я демон - Странствия

Холод дальних окраин не мил,

Как он веет в бездонную душу,

Потому этой ночью на мир

Столько горьких проклятий обрушу.

Я спешу по дождю, я ничей.

Ночь наполнена свистом и гулом.

Только странно, что холод ночей

Полюблю и всю горечь забуду.

Только знаю, когда-нибудь я

Вновь увижу своё мирозданья.

Этот жуткий пролёт бытия,

Уходя, оглянусь на прощанья.

Анатолий Зырянов

1 глава

Мне снился сон добрый светлый ласковый.

Я опять в своём старом теле, в доме бабушки, и ничего из произошедшего со мной ещё не было, ничего не случилось. Утро. Ещё слишком рано, чтобы вставать. Восходящее солнце только-только показало свой краешек из-за горизонта, но спать уже не хочется. Где-то там, далеко-далеко, на грани слуха или скорее ощущений, зазвенели хрустальные колокольчики, окончательно выводя меня из утренней дрёмы. Звук, вытянувшись в струну, влетел в открытую форточку, вместе с шумом листвы и пением просыпающихся птиц. Тело наполняла энергия, пузырясь во мне словно шампанское, она требовала выхода, буквально подбрасывая меня в верх. Находиться в душной комнате, когда на улице наверняка свежо и прохладно, не было никакого желания, и, одевшись, я выбегаю из дома.

Молодая девушка бежит босиком по мокрой от росы траве, задрав выше колен длинный подол сарафана, чтобы не мешал, размахивая на ходу босоножками и смешно морщась, когда нечаянно наступает на острые камушки или ветки. Бежит через близлежащий лес, через поле и заградительные лесопосадки, мимо дикого озера, окружённого камышами и ивовыми кустами, к большой поляне, которая, словно белая жемчужина, лежит в малахитовой шкатулке окружающего леса. Почему белая? Потому, что на ней растут только ромашки, и эти маленькие белые цветочки, с желтенькой, как солнышко, серединкой вытеснили оттуда все другие цветы, переплетясь между собой так, что даже пройти было трудно. Взошедшее солнце окрасило небо в разные цвета, даря ему удивительные краски и превращая лёгкие, перьевые облака в сказочные замки и корабли, плывущие по синеве небосвода. С восхищением глядя на эту сказочную палитру, девушка улыбается всем: солнцу, небу, жаворонку, что взлетев, запел свою песню высоко над поляной, утреннему ветерку и своему хорошему настроению. Раскинув руки, она падает на спину, в пенящее, белое море ромашек.

И вдруг... я снова оказываюсь в зале испытаний. Давящая тяжесть ложится на плечи, непомерным грузом пригибая к полу и не давая вздохнуть полной грудью. Я вижу его глаза, какие-то больные и уставшие. Он зовет меня, но я не слышу. Не хочу слышать. И развернувшись, снова ухожу, вспарывая ткань мира. Только за гранью меня встречает не чернота междумирья, со всполохами проносящихся мимо миров и звёзд, а густой снегопад из кружащихся белых лепестков ромашки. Вспыхнув, они горячим пеплом оседают на мою кожу, кусая, раня, жаля своим огненным прикосновением, забивая легкие и не давая вздохнуть. Пепел. Кругом один пепел. Я мечусь в этой серой круговерти, ищу выход, и... не нахожу. Паника, отчаянье, боль, и тут... я просыпаюсь.

Сон, это всего лишь сон. Открыв глаза, я с силой провожу по своему лицу рукой, стирая липкую паутину сна. Сон, всего лишь сон, и надо успокоиться. Встав с кровати, я выхожу на кухню, ополаскивая разгорячённое лицо под струёй холодной воды. Тупая боль зародилась где-то в районе затылка, пока ещё слабая и почти не заметная, но грозящая вскоре разрастись и снова начать грызть мой мозг. Подойдя к окну, отдёрнул занавеску. Смотря на тихую, ночную улицу я размышлял, вспоминая месяц моего пребывания на Земле.

Тогда нам повезло. Сразу удалось найти квартиру и пока хотя бы не думать о крыше над головой. Пожилая женщина, давшая объявление в газету, случайно оставленной кем-то в парке на скамейке, не смогла устоять перед моим обаянием и согласилась пустить нас без документов и предоплаты. Деньги я потом раздобыл. Всего лишь надо было попросить душу предмета изменить свою сущность. А золото во все времена ценилось, и так же всегда были нечистоплотные на руку перекупщики, готовые купить подозрительное украшение или статуэтку, просто нужно было знать, где искать. А свой город я знал.

Но мир, когда-то бывший моим домом, не хотел вновь признавать меня. Мне не было места в нём. Без родни, без друзей, без прошлого, я словно стоял на берегу реки, бурные воды которой проносились мимо меня. Мы все часть своего прошлого. Что-то нам оставили родители, их часть тянется в глубину веков, туда, где из отдельных звеньев сплетается цепь нашего рода, из обычаев, культуры, мировоззрения. Другая часть, — это мы сами. То, что мы оставили после себя, наш взгляд на жизнь, наша судьба и наши решения. То, что ломало нас и то, что строило, заставляя изменяться под давлением мира и изменять мир под себя. Но в том-то и дело, что для всех здесь я умер, точнее, умерла та девушка, которой когда-то я был, и её след в этом мире оборвался. Можно, конечно, вновь попытаться влиться в это течение. Но кем я там стану? Слишком чужероден я для этого мира. Представив, что каждый день хожу на работу, ругаюсь с соседкой из-за пустяков, смотрю вечером футбол по телевизору, ворчу на правительство и новое повышение цен, я горько усмехнулся. Нет, сейчас для меня это будет выглядеть дико. Дико, смешно и... грустно.

Головная боль разрасталась, тыкаясь своими тупыми иголками мне в виски и сжимая железной хваткой затылок. Вот и ещё одна проблема. Ускоренный ритуал не прошёл для меня бесследно, не зря же говорили, что мне ещё рано сдавать второй ранг. Это как нагрузки у спортсменов: новичка никогда не заставят крутить тройное сальто или поднимать большие тяжести, иначе это грозит серьёзными последствиями для здоровья. Сначала надо нарастить мышечную массу, укрепить и подготовить связки, а уж потом браться за головокружительные трюки. А я, как тот новичок, схватился сразу за стокилограммовые гири, вот теперь и приходится терпеть последствия. Любые сильные эмоции вызывают настолько нестерпимую головную боль, что хочется лезть на стенку, вырывать волосы и завывать в голос. Поэтому, сейчас я стараюсь как можно меньше чувствовать. Смотрю на всё отстранённо и, по возможности, равнодушно. Поневоле научишься замораживать себя изнутри, если на каждое чувство выдаётся такой вот удар по мозгам. Спасибо ещё, что сейчас боль реагирует только на душевные метания, вначале это было не так. Мешал слишком яркий свет, глаза стали намного чувствительнее, и мне пришлось перейти на ночной образ жизни. Стало слишком шумно, слух обострился, и я как можно реже выхожу на улицу, не включаю дома телевизор и радио, меня и так уже достало слышать, что делается во всём доме. Постепенно я приспособился, привык, смог контролировать свои новые способности, регулируя их силу, и не реагируя уже так болезненно на внешние раздражители. Но контролировать свои чувства намного сложней. Сны. Они приходят, стоит мне только закрыть глаза, и я снова проживаю свою прошлую жизнь: тихая музыка скрипки, плывущая над многоголосой толпой, безумный парень с ритуалом вызова демона, сам демон, все горести и радости, испытываемые мной в новом мире, и боль.... Это последнее, что я всегда чувствую во сне и первое когда просыпаюсь. Моим новым знаниям и умениям надо было куда-то деться, как-то разместиться в моём сознании, и они решили, что чувства мне вовсе не к чему.

Отойдя от окна, я поставил на плиту чайник, усевшись за стол и дожидаясь пока он закипит. Кузя опять где-то бегал. Вот ведь неугомонный парнишка, стоило ему отойти от шока, вызванного новым миром, как он тут же взялся его исследовать. И хотя сейчас не так уж много времени, но в октябре темнеет быстро, и я немного беспокоюсь за него.

Прикрыв глаза, я откинулся на спинку стула. Это Кузе здесь хорошо и интересно, меня же в этом мире больше ничего не держало. Все долги были отданы, по всем счетам заплачено, и я постепенно начал погружаться в болото безразличия и апатии. Ничего не хотелось делать, только лечь и заснуть. Навсегда. Как там у поэта:

Уж не жду от жизни ничего я,

И не жаль мне прошлого ничуть;

Я б хотел свободы и покоя!

Я б хотел забыться и заснуть!

Только вот не получится заснуть. Во-первых, Кузя. И, как ни крути, но я за него отвечаю. Во-вторых, что-то мне подсказывает, что в покое меня уж точно не оставят, и опять придётся сниматься и бежать с насиженного места. Но как я уже говорил, здесь меня ничего не держало.

Чайник закипел, и заварил себе чаю, я снова уселся за стол. Обнимая руками чашку, предварительно щедро сыпанув туда сахару, самое то, чтобы немного приглушить головную боль. Не знаю кому как, но мне горячий сладкий чай помогает. Грея руки об её фарфоровые бока, я вспоминал дальше. А что ещё делать, когда делать нечего и мысли сами лезут в голову.

Когда мы с Кузей обустроились, я решил узнать, что хотя бы стало с моим телом, да и кое-какие долги отдать надо было.

Тихое кладбище, кованная, небольшая оградка, и... надгробная плита с цветной фотографией на ней, на которой изображена смеющаяся молодая девушка, и пара строк, родилась — умерла. Вот и всё. Всё, что от меня здесь осталось. Горько, но что я хотел увидеть?

Белая лилия упала на мёрзлую, черную землю. Мой любимый цветок. Дико было стоять и смотреть на собственную могилу. Могилу, в которой захоронено твоё прошлое, и к которому больше нет возврата. Развернувшись, я ушел с кладбища. Ушел, не оглядываясь даже в мыслях.

Родные. Я ничем особым не мог помочь им: ни утешить, ни вернуть обратно им дочь. Единственное, что я мог сделать, это просмотреть вероятности линий их жизни, и по возможности подкорректировать их на самых опасных моментах. Да ещё попросить духа старого дома помогать и оберегать своих жильцов. Незримый ангел-хранитель, который теперь всегда будет опекать свой род, пока его линия окончательно не угаснет. И чтобы ни случилось, чтобы ни произошло, я теперь всегда буду знать об этом.

Долги. Нелегко было отыскать должников спустя столько времени, ведь в отличие от мира демонов здесь прошло не полгода, а почти полтора. К счастью нашлись те, кто ещё помнил необычную скрипачку, игравшую здесь больше года назад. Смешливая рыжая девушка, похожая на хиппи и торгующая фенечками собственного производства, подсказала мне адрес, поддавшись моему обаянию. Я раньше часто видел их вместе, когда скрипачка отдыхала, о чём-то болтая с рыжей, и сейчас не ошибся, спросив именно её о готке.

Старый заплёванный и загаженный подъезд, с неистребимым запахом мочи и вечно сломанным домофоном. Дверь мне открыла усталая, замученная женщина, с маленьким ребёнком на руках. И каково же было моё изумление, когда я узнал в ней ту самую скрипачку. Воздушная сказка разбилась о реальность жизни, разлетевшись по асфальту осколками пивной бутылки. Засаленный халат, короткие волосы до плеч, с остатками почти смывшейся чёрной краски, усталый взгляд на опухшем от недосыпания лице, и огрубевшие руки, когда-то державшие тонкий смычок. Этот образ никак не хотел вязаться с тем, что остался в моей памяти.

— Брат, какой брат? — недоумённо ответила она на мой вопрос. — Никаких братьев у меня нет и никогда не было.

Пришлось напомнить ей события полутрагодичной давности.

— А, этот, — вспомнив, она презрительно сморщилась, — не брат он мне вовсе. И вообще, не хочу я о нём разговаривать. Сто лет бы о нём не слышала.

— Что так?

— Да всю жизнь мне испортил. Я ведь дальше учиться собиралась, мечтала выступать на большой сцене, а он... — с какой-то обреченностью махнула рукой она, — он сначала вроде как другом был, типа старший брат, оберегал и защищал меня. Потом дружба переросла в нечто большее. Я влюбилась как дурочка, ничего кругом не замечала кроме него. А он ревновать начал буквально к каждому столбу, всех друзей от меня отвадил. Говорил, что нам вдвоём никого не надо, и скоро у нас появятся деньги, тогда мы заживём как короли. И ведь, правда, раздобыл где-то. Да только шальные деньги никогда и никого до добра не доводили. Прогорел он на своих афёрах и совсем с катушек слетел, да так, что мне самой страшно стало рядом с ним находиться. В мистику, да в магию ударился, всё хотел с их помощью ещё денег добыть. Совсем одержимым стал. Я, да родственники его, лечить пытались, только это всё бестолку было, он как из больницы выходил, снова за своё. Так что бросила я его, и думать забыла. Один только Коленька у меня от него и остался, — с горечью кивнула женщина на ребёнка в своих руках. — Куда я с ним теперь? Об учёбе пришлось забыть.

Да-а, здесь и наказывать некого, она сама жертва и своё уже получила.

— И всё-таки, где я могу найти вашего бывшего.

— Зачем он вам, — сумасшедший.

— Надо. Я ему давно кой-какой долг отдать должен был, да всё руки не доходили.

— Бомжует где-то, — равнодушно пожала плечами бывшая скрипачка. — Иногда, правда, приходит, я его подкармливаю. Может и сейчас где-то поблизости ошивается.

Больше мне делать здесь было нечего. Попрощавшись, я ушел. И где искать теперь того парня? Но, мне опять повезло.

Проходя во дворе мимо мусорных баков, я случайно встретился глазами с мужчиной, сидящих возле них. О, бездна, тот парень! Наверное, если бы не глаза, ничуть не изменившееся с того времени, я бы никогда его не узнал. Заросший, грязный, в порванной старой одежде, с недельной щетиной — настоящий бомж.

— Чё смотришь? — сплюнув на землю, зло спросил он.

— Да вот, никак не пойму. Неужели за столь короткое время можно так измениться?

Разглядывая этого индивида, только номинально относящегося к виду человека разумного, я никак не мог решить, наказывать мне его или нет. Похоже, пока меня не было, жизнь сама наказала всех виновников моей смерти.

— А мы чё, знакомы, что ли? — наклонив голову и глядя на меня исподлобья, сказал он.

— Ну, вроде как. Только это давно было, ты тогда совсем другим был, сейчас и не узнаешь.

— Это всё они, они, — безумно забормотал парень. — У меня всё было. Всё, понимаешь! А они всё отобрали.

Вслушиваясь в его бормотание, я воссоздавал для себя историю его жизни.

Такие типы часто встречаются. Амбиций и самомнения море, только вот сами из себя они ничего не представляют. Но ведь зависть-то гложет. Как это так другим — всё, а мне, такому хорошему и замечательному — ничего. И может быть, он так и остался бы, одним из тысячи подобных, мелких и завистливых людишек, не попадись ему в руки тот документ. Только вот он ещё не опустился до такого, чтобы сознательно и хладнокровно принести в жертву невинного человека. Нужен был повод, какая-то мотивация. И повод нашёлся. Гипертрофированная ревность, нелюбовь к секс меньшинствам, всё совпало, раздув в его глазах из мухи слона. Достаточно было найти своим мыслям и действиям оправдание, как и без того слабая совесть успокоилась. Дальше уже было дело техники. Только вот он не учёл, что демон — это не добрый волшебник, и свои желания ему нужно формулировать предельно чётко. Нет, демон не обманул и исполнил всё в точности. Деньги, власть — всё, что хотел. Только было одно но. Внезапно свалившееся на голову богатство ещё требовалось удержать. Никто из сильных мира сего не потерпит, если их попытаются подвинуть, здесь всё и давно разделено между собой, и пришлому из ниоткуда чужаку места нет. Среди акул и воротил большого бизнеса нужно самому иметь острые зубы, а если ты не только внешне, но и внутренне ноль без палочки, тут уж извини, тебя съедят. Что собственно и случилось. Хорошо хоть вызов демона был одноразовым, и повторно тем документом воспользоваться было нельзя, иначе одной бы жертвой не обошлось. Прочитанное вслух один раз заклинание превратилось в пепел. Но попробовав один раз вкус власти и денег, парень уже не мог от них отказаться. Он искал что-нибудь подобное, связываясь с шарлатанами, покупая на последние деньги пустышки, вступая в сомнительные секты, и все ниже и ниже опускаясь на дно жизни. Найти заклинание вызова демона стало для него идеей фикс. И сейчас ему не потребовался бы даже повод, чтобы принести в жертву своим желаниям человека.