Темные берега(основной файл)

"Темные берега"

Глава 1:

Тихий скрип колес и мерный перестук копыт ненавязчивой погребальной симфонией играли в ушах Рустама дель-Роар. Прекрасный, солнечный летний день, чуть более жаркий, чем нужно, но тихий и ясный. Шелест листвы Кронского леса всегда успокаивал нервы: многие дипломированные целители в графе 'рекомендации' прописывали отдых душе и нервам под сенью древних ветвей.

Пыль старого тракта, пение птиц и вялые перекрикивания случайных попутчиков: извозчиков, крестьян и аристократов создавали ту самую непередаваемую атмосферу чего-то таинственного, увлекательного и многообещающего. Однако на сей раз молодой баронет лишь кривился, как от зубной боли, заслышав ранее любимые и приветствуемые ноты.

Одет молодой мужчина был добротно, но недорого. Крепкие, вычищенные до блеска сапоги, кожаные и в хорошем состоянии, однако видавшие век. Черная, залатанная подмышкой рубашка с высоким воротником, и серебряный драунор на правом запястье. Замысловатое и популярное в высоких кругах украшение являлось наиценнейшей вещью в запасниках дель-Роар, и единственной памятью о покойных родителях.

Украшение досталось в наследство. Покрывающая все запястье широкая серебристая лента, состоящая, казалось из тысяч миниатюрных серебряных цепочек венчалась овальным окошком с маленькой дверцей, запирающейся на миниатюрнейший ключик. Впрочем, сложнейший микроскопический замок был давно сломан, как и ключик — утерян. Однако пружины зачарованного надежного механизма исправно работали, повинуясь малейшему желанию баронета, открывали изображение прекрасной светловолосой женщины, с любящим, ясным взором синих пронзительных глаз.

Ещё одной полезностью сего украшения являлась возможность одним движением сдвинуть его вниз, образовав крепкий и увесистый кастет. Однако знатью считалась дурным тоном, и явным скотством использовать столь ценное (в плане культуры и памяти) и значимое для каждого человека знамение в низменных целях.

Однако, сейчас в меряющей каждую кочку карете меньше всего задумывались об применении сей, несомненно примечательной вещицы.

Сидящий напротив юноши старик обливался потом, мысленно проклиная все на свете, однако не смеющий роптать. Повинуясь безжизненному, отрывистым голосом брошенному приказу карету закупорили, как банку с огурцами. Внутренняя жара стачивала старческие силы, пот стекал по видавшим виды сединам, однако бывший дворецкий, а нынче персональных слуга дель-Роар молчал. Молчал, и пытался думать об чем-то отстраненном и далеком, — подальше от изнывающей от жары кареты, подальше от считающего себя непоправимо погибшим молодого выпускника столичного Магического Училища.

'Такова Судьба', — подумывал старый слуга, с нежностью и любовью думая о Рустаме. С детства выпестованный мужчина, вкупе с отсутствием собственных детей являлся зенитом всех чаяний угасающего человека. 'Все ещё юн и полон несбыточных надежд. Но все будет хорошо. Рустам хоть вспыльчив, и в пылу беспощаден, но сердцем очень добр и сердоболен. Найдет свое место, пыл уляжется, и баронет обретет своя счастье. Лишь бы Гор-Дэмброу ничего не удумал...'

— Родольфус, открой окно, жарко, — вторые, за целые сутки слова баронета улучшили настроение старика. Последний, поспешил выполнить распоряжение, трясущими руками дотянувшись до щеколды и, повозившись, открыл карету навстречу ветру и свежему воздуху.

'Благодать', — подумал Родольфус, очень по-доброму усмехнувшись в седые усы. Любимый 'подопечный', как он обожал по строгому называть Рустама умен и отходчив. Бывало, вспылив, мог впасть в состояние дикого зверя, бесстрашного и беспощадного, однако, зачастую, сии симптомы проявлялись гораздо мягче. Именно поэтому, минут пять спустя умиленный старик рискнул задать отвлеченный вопрос, надеясь развеять царящую скуку:

— Господин, быть может все же стоило остаться на Изменение?

— Издеваешься?! После всего произошедшего ещё надеяться на предложение кого-то из этих павлинов?! — дель-Роар тут же рассвирепел. — Как будто не знаешь, что только Верховные могут свободно проходить на праздник!

— Простите дурака, господин, запамятовал, — ойкнул старик, закусив палец на руке.

— Князья, герцоги и графы имеют свободный вход на праздник, баронам же нужно приглашение, запомни раз и навсегда! — с присущей ему раздражительно-нравоучительной ноткой прорычал дель-Роар, приподняв палец к верху. Словно забыв, что сии прописные истины ему толковал сам же Родольфус, в далеком светлом детстве. В безоблачном детстве, где не было всяких сложнейших артефактов, определяющих уровень волшебника, где само наличие магических сил вызывало трепет и уважение, наряду с заблаговременно демонстрируемом преклонением. Тем больнее ужалило по приезду в столицу.

'Барон', — с ненавистью к себе подумал молодой, двадцатилетний выпускник. 'Нижайший, среди высочайших. Видимо, такова моя презлейшая участь'.

Подверженный пороку множества людей — смотреть с завистью наверх вместо сочувствия вниз, Рустам всю свою сознательную жизнь, или молодость (за таковую он считал лишь истинно-столичную жизнь) тяготился и отчаивался текущим положением вещей. Похоже, быть последним, среди первых его удел.

О, как он мечтал, бывало, глядя глубокой ночью на пламя догорающей свечи, стать старостой большой деревни, или избранным городским вече всенародным мэром. Быть первым среди низших, решая дозволенные лишь ему животрепещущие вопросы, и не заглядывать туда, где нет дороги. Но если со званием дель-Роар хоть как-то смирился, то второй удар, постигший его по приезду в столицу, и усугубляемый ежедневно, зиял в душе сквозной, незаживающей раной.

Сколько юных и светлых мечтаний было положено на алтарь грядущих страданий! Когда-то давным-давно, в светлые, незапамятные времена юный барон въезжал в Золотые Врата едва ли не хозяином столицы. Однозначно проявившиеся способности, подбадриваемые сладчайшими речами дядюшки, графа Гор-Дэмброу, вознесли тогдашние грезы на божественную высоту.

И шестой уровень, озвученный, как приговор, оглушенному и раздавленному Рустаму на поступлении. Единственный 'шестой' на всем курсе, между прочим, что изрядно ухудшало положение.

Насколько меньше несбыточных чаяний и надежд сулило объявление пусть даже седьмого, да хоть и восьмого ранга. Отмучался два года, затем 'народный' факультет, и углубленное познание будущего ремесла, хоть знахарского, хоть алхимического. И вперед, и с песней, в народные массы нести пользу людям за гроши или чуть лучше, кому как повезет.

Почему именно шестой?! Нижайший среди Верховно-Магических, шестой уровень не сулил юному магу ничего, кроме унижения и жалостливо-снисходительных усмешек. Совершенно особая ступень. Когда ты вполне сносный чародей и сильнее всяких колдунишек и ведьмочек, но слабее прочих магов. Мучительные пять лет жизни в Училище, в замкнутом мирке, где девять десятых учащихся сильнее тебя. Шестой ранг и самый редкий, к слову. Большинство либо явные чародеи в промежутке между пятым и третьим (второй и выше — редчайшие могущественнейшие перлы), либо откровенные колдунишки, обучающиеся отдельно.

Шестой уровень. Без малейшей возможности стать боевым магом, где минимальный уровень — пятый. И без шанса попасть в Академию с аналогичным рангом поступления. В старые времена юности дедов Рустама даже хотели было упразднить шестой уровень, явно воспитывающий эшелон страдальцев. Причислить к мелким знахарям. Но кто-то же должен быть погодником? Кто-то же должен обеспечивать урожаи, свести мелкую порчу или отогнать буйствующего в округе дикого зверя? Очищать подвалы от крыс и шнырглов, а чердаки от грязи и чернышей? Заниматься бесчисленными бытовыми потребностями, в то время как прочие вырастают в боевых магов, ученых, послов, разведчиков и прочих значимых людей высшего сорта. Людей с большой буквы.

Как уже говорилось ранее — жизнь в училище, где девяносто процентов более одаренные чем ты, родовитее тебя, и с лучшими перспективами, была ядовитейшей мукой. И сейчас, августом девятьсот восьмидесятого года Новой Эпохи, пять лет спустя, возвращаться той же дорогой в старое деревенское захолустье, со старым, облезшим замком... Может, удавиться на суку?

Юноша перевел воспаленный взор на лесную опушку. Извилистый тракт вилял между холмами, как змея или цветастая лента. Ухоженные, залитые ровной зеленью луга, чистейшая речушка с ровными и пологими, лишенными даже намека на камыш, берегами. Настоящий лес накроет их где-то через час, а пока глаз радовали пред-столичные, ухоженные земли. 'Привет от товарищей по несчастью', — с горькой усмешкой подумал дель-Роар.

А как он старался! Будучи в десятке лучших студентов курса, буквально разрывая себя на части пытаясь успеть везде, и в фехтовании, и в праве, и многом, многом прочем. Но вердикт ненавистного артефакта — приговор на всю жизнь. И с годами ранг лишь полностью раскрывается, как цветок, но не имеет возможности быть стертым, и выращенным заново, более лучшим. И непреодолимая стена для поступления в Академию. Проклятая Академия... как причина потери Лоры.

Полтора года любви... полтора года ухаживаний, цветов, стихов и признаний под луной. И как итог — злосчастный разговор за несколько месяцев до выпуска.

' — Рустик, — невинно начала первая красавица курса. — Прости меня. Право, мне так неловко...

Юный маг, хотя да какой маг, (юноша, несмотря на официальное звание и отличные отметки себя таковым не считал) невольно напрягся. Невольная судорога — предвестница беды пробежала по позвоночнику леденящими мурашами.

— Я не готова ехать к черту на куличики, в твою глушь, или ещё куда-то там. Не могу потерять жизнь на окраине, живя до конца дней в глуши!

Свершилось. Подсознательный страх, тщательно загоняемый в глубины сознания. Ночной кошмар, как кульминация нагнетающейся действительности, и добивающий удар Судьбы. Хотя Рустам подсознательно чувствовал, что так все и должно было быть. Естественно! С её то раскрывающимся третьим уровнем! Таких Академия ждет с распростертыми объятьями, закрывая глаза даже на училищный аттестат. Древняя громадина из нескольких замков, общежитий и корпусов покрывающая многокилометровую территорию. Страна в стране, миниатюрная община, где зарождаются грядущие альянсы и выковываются союзы будущих великих магов Красной Лозы. Кто бы сомневался, что неприглядную перспективу 'истинной любви' променяют на заманчивейшую возможность стать полноценным верховным магом. Кто посмотрит на не пышущего богатством баронета, когда рядом, только протяни руку — Академия, где столько высшего сословия, и перспективный состоятельных мужчин!

Это же так естественно для девиц, подобных Лоре. Юный дель-Роар сам не заметил, как стал мыслить о любимой в обвинительном и осуждающем ключе. А затем 'дорогая' показала зубки:

— Ты хороший человек, очень добрый, мне так жаль... Уверена, ты найдешь девушку себе по плечу, и проживешь с ней долгую, счастливую жизнь.

— Я же хотел с тобой... — поднял на нее взор Рустам. Озера выплескивающейся через край боли столкнулись с замораживающими льдинками.

— Мне очень жаль, — ровно повторила Лора. — Я искренне желаю тебе счастья. Уверена, ты найдешь свою судьбу, добрую девушку, которая оценит твои качества...пастушку там, или знахарку.

Под конец бывшая пассия не смогла сдержать кривоватой ухмылки, и сей последний, завершающий штрих сразил студента наповал. Невероятным волевым усилием удержав бушующие чувства, он лишь опустил свой взор, слегка сощурившись. Единственное размышление, витавшее в сознании на тот миг недоумевало. Ну решила ты расстаться — уходи, зачем ещё хочешь больно сделать?

А она продолжала нависать, как коршун, как пернатый хищный старрагг, пристально отслеживая каждую вздрагивающую частичку его лица.

— Почему молчишь? Ничего не хочешь сказать?! — распалилась Лора, видя, что парень совершенно безучастен к её словам. Долгие, склизкие секунды растягивались в минуты, а юный маг не отрывал деланно-безразличного взора от каминного пламени. Лишь добела стиснутые пальцы ног могли сейчас выдать нечеловеческую боль растерзанного сердца.

— Язык проглотил?! Сказать нечего?! Да и пошел ты, найду того, кто лучше меня оценит! — и презрительно фыркнув, Лора ринулась прочь. Не забыв продефилировать бедрами, к слову. Рустам тогда ещё удивился — раньше она себе такого не позволяла.

Впрочем, все встало на свои места следующим же понедельником, когда за обедом бывшая пассия оказалась за одним столом с наивысшей знатью училища. Несколько расфуфыренных графов и один герцог венчали и руководили элитой расфуфырчиков. Даже преподаватели, достойные и могущественные маги не рисковали серьезно наказывать, осуждать и вообще связываться с десятком наиболее родовитых юношей и девушек. Минуя злополучный столик изнервничавшийся за выходные дель-Роар ожидаемо услышал заливистый хохот. Очевидно, насмехались над несчастным барончиком, а громче всех смеялась Лора, очередной раз пронзая сердце раскаленным железом.

Невольно разворачиваясь и всматриваясь прищуренным взором в бывшую пассию, Рустам испытывал всего одно желание — получить интуитивное, а лучше наглядно подтверждение концу всего.

— Эй барон, позабыл чего? — обратился к нему сынок герцога Краусского, высокий голубоглазый блондин, будущий владелец второго по величине герцогства в королевстве. Последний курс и третий уровень. Страшный соперник. Теорию дель-Роар изучил от корки до корки и прекрасно понимал, на что тот способен. Вот с практикой боевых заклинаний у шестых уровней как-то не складывалось. Ужасное, угнетающее чувство — день за днем учить боевые заклинания, которые никогда применить не сможешь, год за годом стоять на полигоне вместе со всеми, не применив и одного. Лишь для того, чтобы при случае 'суметь классифицировать', как выражался профессор.

Колоссальным усилием воли Рустам дель-Роар вырвался из пучины гнетущих воспоминаний и перевел воспаленный взгляд на посапывающего дворецкого. Скрип колес изматывал нервы подобно ноющему зубу. Бывало, вспыхнув в гневе барон хотел выскочить и накричать на возницу, но всякий раз одергивал себя. Негоже. Неправ.

Пение птиц и усилившийся зной окончательно доконали расшатанные нервы барона.

— Б-бах! — колесо налетело на колдобину. Родольфус всхрапнул, очнувшись от короткого забытья, и подслеповато прищурился в окно:

— Ба-а, так мы уже почти на месте, господин! Трактир 'Две звезды' — лучший на пути в столицу!

'Или из нее', — мрачно подумал Рустам, доведенный до бешенства расшатанными нервами и окружающей духотой. Хотелось как можно быстрее выбраться из повозки и размять затекшее за утомительные часы тело.

Наконец, одуряющий путь подошел к концу. Посредственная карета остановилась у невысокой, но крепко сбитой деревянной стены. Широкие в обхвате бревна частокола плотно прилегали друг к дружке, надежно защищая крохотный поселок от окружающего леса.

А наиболее удивительно то, что пять лет назад никаких укреплений в помине не было. Теперь же вкопанные в земляной вал стены, с прилегающим, заполненным кольями рвом становились серьезной преградой для недругов любого рода.