20 на 80

Не люблю бомжей. Хотя, кто их любит? Может, кто-то жалеет, кто-то сочувствует, но не любят однозначно. К чему это я? Просто проходит мимо меня пара (я не шарахаюсь, но все-таки неприятно) — высокий парень-бомж лет тридцати бережно, как-то даже нежно, обнимает девушку в огромном мужском пуховике (которая тоже явно без определенного места жительства). Смотрю им вслед и тут на ум приходит, что да, у них нет дома, нет денег, они наверняка имеют букет венерических и разводят живность на голове (я вшей имею ввиду), но эти люди на самом деле друг друга любят и...

— Любят по-настоящему... — с грустью и легкой завистью (завидую бомжам, супер!) констатирую я, наблюдая за красивой (как бы странно не звучало) парой. Мне уже 17, а я еще ни разу не целовалась. Серым мышкам редко достается хороший парень. Ну а нехороший... Кому такой нужен? Да никому, тем более мне. В тринадцать лет прочитав 'Гордость и предубеждение' Джейн Остин, я твердо вбила в голову навящевую идею — выходить замуж или просто встречаться только с любимым человеком. Мелкие подробности и нюансы вроде: как он меня вообще заметит при моей абсолютной серости или как я узнаю, если не начну встречаться, что мой любимый — это именно он, не колыхали мое больное воображение ни капельки.

— Привет.

Я повернула голову к тому, кто посмел оторвать меня от размышлений. Челюсть медленно поехала вниз, брови вверх. Передо... точнее надо мной возвышался офигенно красивый парень. Но красота его волновала меня в последнюю очередь. С этим 'мальчиком' мы учились в одном институте. Как пелось в одной из песен 'Арии':

'Этот парень был из тех,

Кто просто любит жизнь.

Любит праздник и громкий смех,

Пыль дорог и ветра свист.

Он был везде и всегда...', — ну, далее по тексту под 'ангела' Тимофей не подходил, но начало как будто на него было написано. Неисправимый оптимист на черно-синем байке. Он действительно влюблял в себя целый свет. Вот так вот. И в данный момент Тиму что-то от меня(!) надо. Иначе зачем ему так улыбаться?

— Эммм, Катя? Ты меня слышишь?

— Катенок.

— Что, прости?

— Меня зовут Катенок, — тут до меня резко дошел смысл собственных слов. — Ээээ, я имела в виду Катенок через А. Такое сокращение.

— Хорошо, — уголки губ собеседника подозрительно дрожали. Молодец я. Только-только познакомилась с парн... Стоп. А откуда звездный мальчик знает мое имя?

Я озадаченно уставилась на предмет моих мыслей. Весьма и весьма красивый такой предмет. Подтянутая спортивная фигура, длинные ноги, каштановые волосы и серые глаза. Смотрится интересно.

— Я к тебе, КАТЕНОК, собственно, по делу, — выделив имя этот гад весело так улыбнулся. — Понимаешь, я очень не люблю врать. Да вообще-то и делать это не умею, поэтому все тебе сейчас расскажу. Проблема в том, что я по-пья...хм... был немного нетрезв и из-за того, в каком состоянии находился, совершенно случайно поспорил с другом, что смогу влюбить в себя ту девушку, которую он выберет. Срок месяц. Ставка — тридцать тысяч. Если ты мне поможешь, я думаю... 20 на 80 процентов тебя устроит.

Во время монолога я сидела и тихо охреневала. Этот... поставил меня на кон и рассказывает об этом в лицо предмету спора, ничуть не смущаясь. Он думает, я соглашусь? Ха! Тим меня еще не знает... 'Но это ведь не помешало ему зацепить, заинтересовать тебя. Ты не откажешь, потому что это любопытно и ты этого хочешь', — мелькнула в голове мысль. И, черт, как бы хотелось сказать, что это ложь. Но это было правдой.

После осознания сего прискорбного факта я, состроив наглую рожу, выдала:

— Хорошо, Тим. 80 процентов — это действительно круто! Я согласна. Детали обговорим потом, я тороплюсь.

Кусая губы, чтобы не заржать в голос, наблюдаю абсолютный ступор собеседника. Да, порой я могу жестоко пошутить, но это он хлюпик, а не я такая ужасная.

— Эээ... Э! Э-э? — какой богатый словарный запас, однако. Даже не словарный, а, скорее, буквенный. Я, тщательно соизмеряя скорость собственного движения со скоростью 'размораживания' парня, начала идти в сторону метро.

— Подожди! — какая я молодец. Как раз 20 метров прошла. Так, а сейчас мне, видимо, все мое актерское мастерство пригодится. Ме-е-едленно оборачиваюсь.

— Подожди, Катенок, — вижу, что этот гад опять хочет поржать над именем. — Ты меня не так поняла. Я имел ввиду, что ты получаешь 20, а я...

— Стоп. Ты хочешь сказать, что я ошиблась? Что я не смогла верно интерпретировать твои слова насчет нашего договора? — так, чуть побольше вдохнуть. И, главное, не заржать, а то не поверит. — А может, по-твоему, я вообще не в состоянии понимать человеческую речь? Ну, признавайся! Думал, что я — тупая курица и ты легко сможешь меня окрутить? Конечно, наш красивый звездный мальчик пребывает в полной уверенности, что никого лучше и умнее просто быть на свете не может, я права?

Глаза собеседника все округлялись, и все чаще там мелькал ужас. Главное, чтобы объект обработки не упал в обморок, а то что мне делать потом с хладным трупом героя, скончавшегося под натиском зла?.. Что-то понесло меня... А надо продолжать концерт.

— А то, что у такой серой мышки, как я тоже могут быть мысли, чувства тебе, конечно, в голову просто не пришло, да? Я не дура и в состоянии понять смысл твоих слов, как бы ты в этом не сомневался. Хотя, во мне всегда все сомневаются, не доверяют, считают безответственной... Думаешь, легко жить вот так, в тени более ярких, интересных. Они, да и ты, считают, мне показать нечего, уверены, что за душой три копейки. Да вы присмотритесь просто! Если с первого взгляда что-то большее не заметно, это вовсе не означает, что 'большего' нет! — я натурально рыдала, а Тим, замешкавшись на секунду, все-таки подошел и обнял. Как же приятно. Сильные руки бережно прижимают мое тщедушное тельце к широкой груди...

Так, не расслабляемся. Похожие обнималки в течение месяца будут постоянными, конечно, но ведь только в течение месяца. Потом снова начну привыкать к одиночеству и, естественно, к жалости. Знаю я этих козлов, которые через четыре недели будут, сочувственно смотря на меня, говорить, какой Тим является сволочью, а за спиной хохотать до слез над доверчивой идиоткой. Может, такое внимание даст мне понять, что абсолютная серость — это не так уж и плохо? Не знаю.

— Тише, Катенок, тише. Успокойся, не надо плакать. Все будет хорошо. Все наладится. Мы отыграем этот спектакль, и ты найдешь себе парня, подруг. И 80 процентов от спора станут твоими... наверное...

— Как это наверное?! Сейчас опять зарыдаю! Ой... — кажется, я жестоко спалилась, а он это понял. Мало того, что понял, сам же и спровоцировал. Ладно.

— Если мне положено меньше 80, то я отказываюсь от участия в этой сумасшедшей авантюре. Все.

— Подожди, подожди. Я сказал 'наверное'. Хорошо исполнишь свою роль — так и быть, я рассмотрю возможность передачи тебе этих несчастных... 50 процентов. Не больше.

— Посмотрим, — я слишком упряма, чтобы уступить, хотя вполне могла согласиться на игру вообще без денежного вознаграждения.

Мы обменялись телефонами и Тим сказал:

— Завтра начало. Запомни, ты ведешь себя как обычно, а я начинаю к тебе 'подкатывать'. Ты так, для вида побрыкайся чуть-чуть, а потом... — довольный парень собрался уходить, но как-то странно на меня глянул, вдохнул поглубже и..

— Слушай, коллега, давай я тебя до дому довезу что-ли? — неуверенно прозвучало. Ха! Будто кто-то может отказаться от поездки на черно-синем чуде!

— Хорошо, — быстро кивнула, словно устного согласия недостаточно, на что Тимофей красиво так, солнечно улыбнулся.

— Тогда поехали, Катенок, — не сдвинувшись с места ни на сантиметр, парень просто стоял и смотрел на меня. Полминуты я подождала, но затем нетерпение взяло верх.

— Ага-ага. Поехали. Только для этого, Тимошка, надо до средства передвижения своим ходом добраться. А ты стоишь.

— К-как ты меня назвала?

— Тимошка. Привыкай. Периодически буду звать Тимочкой, Тимофейкой, Тимошечкой, Ти..

— Хватит. Стоп. А то мне уже страшно.

— Мне тоже, — сказала тихо, чтобы не услышал. Я боялась влюбиться в этого, как оказалось, обаятельного парня по-настоящему.

* * *

'Мы побежим по улицам Москвы,

Я догоню тебя и дам пиджак —

Похолодало как-то без любви,

А ты уже простужена и так.'

Вещал мне приятный мужской голос из наушников. Тоже так хочу, чтобы догоняли, накидывали на плечи пиджак и скромненько так, как бы в оправдание, заявляли, что, мол, без любви прохладно стало, а мне мерзнуть нельзя. Эх, романтика!.. Стоп. Сейчас не до нее. До института осталось прошлепать одну остановку и за время 'шлепанья' надо собраться с мыслями, подготовиться к игре. Тим вроде говорил, что сначала все как обычно, а потом он начнет 'подкатывать'. Вот на это будет интересно посмотреть.

Войдя в здание альма-матер и поздоровавшись с несколькими знакомыми — такими же незаметными и тусклыми, как я, пошла искать свободное зеркало — надо же хоть чуточку усмирить собственную непокорную шевелюру. Волосы — это, наверное, единственное, что отличает мою скромную персону от серой массы. Они черные и очень, очень кудрявые. Достают мне примерно до лопаток, но в прямом состоянии раза в полтора длинней. И, соответственно, после улицы эта 'красотища' выглядит как гнездо, которое зачем-то полили темной краской, поэтому надо немного пригладить. Про то, чтобы расчесать даже заикаться не буду — все равно не выйдет, так зачем же зря очередную массажку ломать?

Мельком глянув в окно по пути к женскому туалету, заметила черно-синее чудо, на котором вчера каталась. Тима заметила тоже и вспомнила, как он меня убеждал в том, что обнять его за талию, прижавшись всем телом — это нормально. Я же упорно доказывала то, что в таких экстремальных мерах вовсе нет необходимости. На это парень сказал, что тогда мне придется добираться до дома пешком, так как он не хочет, чтобы я где-нибудь по дороге свалилась с мотоцикла. Пришлось уступить. Хотя обнимать Тима было действительно приятно. И, по-моему, ему тоже понравилось. Да-а-а, мечтать не вредно, Катенок.

Прошло две пары, и я отправилась в столовку. Не скажу, что умирала с голоду, но хотелось размять ноги и предоставить, наконец, возможность звездному мальчику действовать. Взяв чай с посыпушкой (это такая булочка, которая сверху посыпана непонятно чем, но эта 'непонятка' крайне вкусная), я отправилась к окну. Хоть и был сейчас конец октября, на улице стояла удивительно хорошая погода — солнышко, легкий теплый ветерок и никакого дождя. Вот такую осень я люблю.

— И почему такая очаровательная девушка сидит в одиночестве? — услышала голос своего подельника и чуть не свалилась со стула, на котором легонько раскачивалась. — Позволите к Вам присоединиться?

Я подняла на него гневный взор. Только потом дошло, насколько мои 'молнии из глаз' ухудшили положение. Если сначала ему было просто забавно, то после того, как он меня напугал, а я в ответ попыталась продырявить его взглядом, Тим еле-еле сдерживался, чтобы не засмеяться в голос прямо здесь. Надо было как-то спасать положение.

— Ти... Э-э-э молодой человек, будьте добры, уйдите от моего столика, — скроила недовольную физиономию, что, кстати, было совсем нетрудно.

— Не могу. Моя совесть не позволит мне бросить столь прекрасную незнакомку одну! — патетично заорал (чтобы было лучше слышно) Тим на всю столовку. Половина студентов тут же обернулась, а я... покраснела. И это был вовсе не романтичный, нежный румянец на щеках, а ярко-розовая краска, разлившаяся по всему лицу, из-за чего оно (лицо то есть) стало выглядеть так, будто его только-только окунули в кипяток. После такого интенсивного притока крови к коже мне стало жарко, как следствие, на лбу выступил пот. Хорошего настроения данное обстоятельство не прибавило.

Тимофей же спокойно усаживался на свободный стул. И я взбесилась.

— Встал. Быстро. И пошел отсюда вон, — ему никто не разрешал выставлять меня на посмешище. Тем более, должна же я 'поломаться'.

— Но...

— Я сказала вон. Ты плохо слышишь? — у Тима глаза полезли на лоб и, по-моему, у парня появились подозрения, что я больна или склерозом, или амнезией.

— Подожди, Ка... — доли секунды потратила на размышления — испорчу я игру этим поступком или не испорчу. Пришла к выводу, что все в итоге будет чики-пуки, но для зрителей спектакль станет куда зрелищней и... плеснула остывшим чаем в лицо Тимофейки, которое приобрело абсолютно офигевшее выражение. Потом он по-собачьи встряхнулся и, не глядя на меня, направился к выходу из столовой. Резко стало стыдно. Мы ведь так не договаривались. Ну и что, что заставил при всех покраснеть и смутиться? Какая разница? Сама хотела внимания — получай! А если я его обидела? Или вещь хорошую испортила? Вдруг он теперь от пари откажется? Перестанет со мной вообще разговаривать...

Я резко срываюсь с места, не обращая внимания на любопытные взгляды, и несусь в сторону выхода. Без разницы, что подумают. Главное, успеть догнать моего чудо-мальчика, который, скорее всего, пошел в ближайший мужской туалет. На бегу приходит мысль, что настроение у меня меняется, как у беременной. Или влюбленной. Черт! Резко торможу на полпути к дверям с табличкой, на которой нарисован человечек и большая буква 'М'.

— Только не это... — выдыхаю и пытаюсь все-таки взять себя в руки. Потом. Все мысли потом. Сейчас просто надо найти Тима, извиниться, объяснить... Я снова срываюсь с места. Кто же делал злосчастные туалеты так далеко от места приема пищи? Чтобы поел и пока до горшка идешь, все перевариться успело что-ли? Бред какой-то в голову лезет. Лучше подумать над тем, что говорить буду, когда Тимофея-то найду.

На полном ходу врезаюсь в кого-то, отлетаю, но не падаю, потому что этот кто-то ловит.

— Твою налево!.. У тебя со зрением пробле... — не договариваю, потому что поднимаю голову и вижу несколько ошарашенного, мокрого Тима. Извинилась, называется! Бурные аплодисменты мне.

— Катенок? Ты куда на такой скорости летишь? Никак, извиниться хочешь? — и выражение лица такое ехидное-ехидное, как будто он только что меня очень удачно подколол.

— Ну да, — говорю автоматически и чувствую себя дурой. Я тут, понимаете, переживаю, а он вроде и не обиделся вовсе.

— Что? Серьезно что-ли? — кажется, теперь дураком себя ощущает он.

— Серьезно. Прости меня, пожалуйста. Я повела себя неосмотрительно и глупо. Просто я немного разозлилась, что ты поставил меня в неловкое положение, заставил покраснеть и начал ломать комедию. Тим, это абсолютно неправдоподобно. Люди не ведут себя так, когда хотят привлечь внимание противоположного пола. Так у нас ничего не получится! Они бы не поверили, поэтому надо было исправлять ситуацию. Во-о-от, я и исправила. Ты еще спасибо должен мне сказать! — в очередной раз в присутствии Тимофея меня понесло. В порыве праведного возмущения чуть не начала стучать кулаками по его груди, но, в силу того, что до сих пор была прижата к этой самой груди, стучать было проблематично. Тут меня почему-то начало трясти. Хорошо так трясти, что даже зубы стали отбивать дробь. И я пониманию, что это не меня колотит, а это Тим так ржет. Зараза.