20 на 80

Не люблю бомжей. Хотя, кто их любит? Может, кто-то жалеет, кто-то сочувствует, но не любят однозначно. К чему это я? Просто проходит мимо меня пара (я не шарахаюсь, но все-таки неприятно) — высокий парень-бомж лет тридцати бережно, как-то даже нежно, обнимает девушку в огромном мужском пуховике (которая тоже явно без определенного места жительства). Смотрю им вслед и тут на ум приходит, что да, у них нет дома, нет денег, они наверняка имеют букет венерических и разводят живность на голове (я вшей имею ввиду), но эти люди на самом деле друг друга любят и...

— Любят по-настоящему... — с грустью и легкой завистью (завидую бомжам, супер!) констатирую я, наблюдая за красивой (как бы странно не звучало) парой. Мне уже 17, а я еще ни разу не целовалась. Серым мышкам редко достается хороший парень. Ну а нехороший... Кому такой нужен? Да никому, тем более мне. В тринадцать лет прочитав 'Гордость и предубеждение' Джейн Остин, я твердо вбила в голову навящевую идею — выходить замуж или просто встречаться только с любимым человеком. Мелкие подробности и нюансы вроде: как он меня вообще заметит при моей абсолютной серости или как я узнаю, если не начну встречаться, что мой любимый — это именно он, не колыхали мое больное воображение ни капельки.

— Привет.

Я повернула голову к тому, кто посмел оторвать меня от размышлений. Челюсть медленно поехала вниз, брови вверх. Передо... точнее надо мной возвышался офигенно красивый парень. Но красота его волновала меня в последнюю очередь. С этим 'мальчиком' мы учились в одном институте. Как пелось в одной из песен 'Арии':

'Этот парень был из тех,

Кто просто любит жизнь.

Любит праздник и громкий смех,

Пыль дорог и ветра свист.

Он был везде и всегда...', — ну, далее по тексту под 'ангела' Тимофей не подходил, но начало как будто на него было написано. Неисправимый оптимист на черно-синем байке. Он действительно влюблял в себя целый свет. Вот так вот. И в данный момент Тиму что-то от меня(!) надо. Иначе зачем ему так улыбаться?

— Эммм, Катя? Ты меня слышишь?

— Катенок.

— Что, прости?

— Меня зовут Катенок, — тут до меня резко дошел смысл собственных слов. — Ээээ, я имела в виду Катенок через А. Такое сокращение.

— Хорошо, — уголки губ собеседника подозрительно дрожали. Молодец я. Только-только познакомилась с парн... Стоп. А откуда звездный мальчик знает мое имя?

Я озадаченно уставилась на предмет моих мыслей. Весьма и весьма красивый такой предмет. Подтянутая спортивная фигура, длинные ноги, каштановые волосы и серые глаза. Смотрится интересно.

— Я к тебе, КАТЕНОК, собственно, по делу, — выделив имя этот гад весело так улыбнулся. — Понимаешь, я очень не люблю врать. Да вообще-то и делать это не умею, поэтому все тебе сейчас расскажу. Проблема в том, что я по-пья...хм... был немного нетрезв и из-за того, в каком состоянии находился, совершенно случайно поспорил с другом, что смогу влюбить в себя ту девушку, которую он выберет. Срок месяц. Ставка — тридцать тысяч. Если ты мне поможешь, я думаю... 20 на 80 процентов тебя устроит.

Во время монолога я сидела и тихо охреневала. Этот... поставил меня на кон и рассказывает об этом в лицо предмету спора, ничуть не смущаясь. Он думает, я соглашусь? Ха! Тим меня еще не знает... 'Но это ведь не помешало ему зацепить, заинтересовать тебя. Ты не откажешь, потому что это любопытно и ты этого хочешь', — мелькнула в голове мысль. И, черт, как бы хотелось сказать, что это ложь. Но это было правдой.

После осознания сего прискорбного факта я, состроив наглую рожу, выдала:

— Хорошо, Тим. 80 процентов — это действительно круто! Я согласна. Детали обговорим потом, я тороплюсь.

Кусая губы, чтобы не заржать в голос, наблюдаю абсолютный ступор собеседника. Да, порой я могу жестоко пошутить, но это он хлюпик, а не я такая ужасная.

— Эээ... Э! Э-э? — какой богатый словарный запас, однако. Даже не словарный, а, скорее, буквенный. Я, тщательно соизмеряя скорость собственного движения со скоростью 'размораживания' парня, начала идти в сторону метро.

— Подожди! — какая я молодец. Как раз 20 метров прошла. Так, а сейчас мне, видимо, все мое актерское мастерство пригодится. Ме-е-едленно оборачиваюсь.

— Подожди, Катенок, — вижу, что этот гад опять хочет поржать над именем. — Ты меня не так поняла. Я имел ввиду, что ты получаешь 20, а я...

— Стоп. Ты хочешь сказать, что я ошиблась? Что я не смогла верно интерпретировать твои слова насчет нашего договора? — так, чуть побольше вдохнуть. И, главное, не заржать, а то не поверит. — А может, по-твоему, я вообще не в состоянии понимать человеческую речь? Ну, признавайся! Думал, что я — тупая курица и ты легко сможешь меня окрутить? Конечно, наш красивый звездный мальчик пребывает в полной уверенности, что никого лучше и умнее просто быть на свете не может, я права?

Глаза собеседника все округлялись, и все чаще там мелькал ужас. Главное, чтобы объект обработки не упал в обморок, а то что мне делать потом с хладным трупом героя, скончавшегося под натиском зла?.. Что-то понесло меня... А надо продолжать концерт.

— А то, что у такой серой мышки, как я тоже могут быть мысли, чувства тебе, конечно, в голову просто не пришло, да? Я не дура и в состоянии понять смысл твоих слов, как бы ты в этом не сомневался. Хотя, во мне всегда все сомневаются, не доверяют, считают безответственной... Думаешь, легко жить вот так, в тени более ярких, интересных. Они, да и ты, считают, мне показать нечего, уверены, что за душой три копейки. Да вы присмотритесь просто! Если с первого взгляда что-то большее не заметно, это вовсе не означает, что 'большего' нет! — я натурально рыдала, а Тим, замешкавшись на секунду, все-таки подошел и обнял. Как же приятно. Сильные руки бережно прижимают мое тщедушное тельце к широкой груди...

Так, не расслабляемся. Похожие обнималки в течение месяца будут постоянными, конечно, но ведь только в течение месяца. Потом снова начну привыкать к одиночеству и, естественно, к жалости. Знаю я этих козлов, которые через четыре недели будут, сочувственно смотря на меня, говорить, какой Тим является сволочью, а за спиной хохотать до слез над доверчивой идиоткой. Может, такое внимание даст мне понять, что абсолютная серость — это не так уж и плохо? Не знаю.

— Тише, Катенок, тише. Успокойся, не надо плакать. Все будет хорошо. Все наладится. Мы отыграем этот спектакль, и ты найдешь себе парня, подруг. И 80 процентов от спора станут твоими... наверное...

— Как это наверное?! Сейчас опять зарыдаю! Ой... — кажется, я жестоко спалилась, а он это понял. Мало того, что понял, сам же и спровоцировал. Ладно.

— Если мне положено меньше 80, то я отказываюсь от участия в этой сумасшедшей авантюре. Все.

— Подожди, подожди. Я сказал 'наверное'. Хорошо исполнишь свою роль — так и быть, я рассмотрю возможность передачи тебе этих несчастных... 50 процентов. Не больше.

— Посмотрим, — я слишком упряма, чтобы уступить, хотя вполне могла согласиться на игру вообще без денежного вознаграждения.

Мы обменялись телефонами и Тим сказал:

— Завтра начало. Запомни, ты ведешь себя как обычно, а я начинаю к тебе 'подкатывать'. Ты так, для вида побрыкайся чуть-чуть, а потом... — довольный парень собрался уходить, но как-то странно на меня глянул, вдохнул поглубже и..

— Слушай, коллега, давай я тебя до дому довезу что-ли? — неуверенно прозвучало. Ха! Будто кто-то может отказаться от поездки на черно-синем чуде!

— Хорошо, — быстро кивнула, словно устного согласия недостаточно, на что Тимофей красиво так, солнечно улыбнулся.

— Тогда поехали, Катенок, — не сдвинувшись с места ни на сантиметр, парень просто стоял и смотрел на меня. Полминуты я подождала, но затем нетерпение взяло верх.

— Ага-ага. Поехали. Только для этого, Тимошка, надо до средства передвижения своим ходом добраться. А ты стоишь.

— К-как ты меня назвала?

— Тимошка. Привыкай. Периодически буду звать Тимочкой, Тимофейкой, Тимошечкой, Ти..

— Хватит. Стоп. А то мне уже страшно.

— Мне тоже, — сказала тихо, чтобы не услышал. Я боялась влюбиться в этого, как оказалось, обаятельного парня по-настоящему.

* * *

'Мы побежим по улицам Москвы,

Я догоню тебя и дам пиджак —

Похолодало как-то без любви,

А ты уже простужена и так.'

Вещал мне приятный мужской голос из наушников. Тоже так хочу, чтобы догоняли, накидывали на плечи пиджак и скромненько так, как бы в оправдание, заявляли, что, мол, без любви прохладно стало, а мне мерзнуть нельзя. Эх, романтика!.. Стоп. Сейчас не до нее. До института осталось прошлепать одну остановку и за время 'шлепанья' надо собраться с мыслями, подготовиться к игре. Тим вроде говорил, что сначала все как обычно, а потом он начнет 'подкатывать'. Вот на это будет интересно посмотреть.

Войдя в здание альма-матер и поздоровавшись с несколькими знакомыми — такими же незаметными и тусклыми, как я, пошла искать свободное зеркало — надо же хоть чуточку усмирить собственную непокорную шевелюру. Волосы — это, наверное, единственное, что отличает мою скромную персону от серой массы. Они черные и очень, очень кудрявые. Достают мне примерно до лопаток, но в прямом состоянии раза в полтора длинней. И, соответственно, после улицы эта 'красотища' выглядит как гнездо, которое зачем-то полили темной краской, поэтому надо немного пригладить. Про то, чтобы расчесать даже заикаться не буду — все равно не выйдет, так зачем же зря очередную массажку ломать?

Мельком глянув в окно по пути к женскому туалету, заметила черно-синее чудо, на котором вчера каталась. Тима заметила тоже и вспомнила, как он меня убеждал в том, что обнять его за талию, прижавшись всем телом — это нормально. Я же упорно доказывала то, что в таких экстремальных мерах вовсе нет необходимости. На это парень сказал, что тогда мне придется добираться до дома пешком, так как он не хочет, чтобы я где-нибудь по дороге свалилась с мотоцикла. Пришлось уступить. Хотя обнимать Тима было действительно приятно. И, по-моему, ему тоже понравилось. Да-а-а, мечтать не вредно, Катенок.

Прошло две пары, и я отправилась в столовку. Не скажу, что умирала с голоду, но хотелось размять ноги и предоставить, наконец, возможность звездному мальчику действовать. Взяв чай с посыпушкой (это такая булочка, которая сверху посыпана непонятно чем, но эта 'непонятка' крайне вкусная), я отправилась к окну. Хоть и был сейчас конец октября, на улице стояла удивительно хорошая погода — солнышко, легкий теплый ветерок и никакого дождя. Вот такую осень я люблю.

— И почему такая очаровательная девушка сидит в одиночестве? — услышала голос своего подельника и чуть не свалилась со стула, на котором легонько раскачивалась. — Позволите к Вам присоединиться?

Я подняла на него гневный взор. Только потом дошло, насколько мои 'молнии из глаз' ухудшили положение. Если сначала ему было просто забавно, то после того, как он меня напугал, а я в ответ попыталась продырявить его взглядом, Тим еле-еле сдерживался, чтобы не засмеяться в голос прямо здесь. Надо было как-то спасать положение.

— Ти... Э-э-э молодой человек, будьте добры, уйдите от моего столика, — скроила недовольную физиономию, что, кстати, было совсем нетрудно.

— Не могу. Моя совесть не позволит мне бросить столь прекрасную незнакомку одну! — патетично заорал (чтобы было лучше слышно) Тим на всю столовку. Половина студентов тут же обернулась, а я... покраснела. И это был вовсе не романтичный, нежный румянец на щеках, а ярко-розовая краска, разлившаяся по всему лицу, из-за чего оно (лицо то есть) стало выглядеть так, будто его только-только окунули в кипяток. После такого интенсивного притока крови к коже мне стало жарко, как следствие, на лбу выступил пот. Хорошего настроения данное обстоятельство не прибавило.

Тимофей же спокойно усаживался на свободный стул. И я взбесилась.

— Встал. Быстро. И пошел отсюда вон, — ему никто не разрешал выставлять меня на посмешище. Тем более, должна же я 'поломаться'.

— Но...

— Я сказала вон. Ты плохо слышишь? — у Тима глаза полезли на лоб и, по-моему, у парня появились подозрения, что я больна или склерозом, или амнезией.

— Подожди, Ка... — доли секунды потратила на размышления — испорчу я игру этим поступком или не испорчу. Пришла к выводу, что все в итоге будет чики-пуки, но для зрителей спектакль станет куда зрелищней и... плеснула остывшим чаем в лицо Тимофейки, которое приобрело абсолютно офигевшее выражение. Потом он по-собачьи встряхнулся и, не глядя на меня, направился к выходу из столовой. Резко стало стыдно. Мы ведь так не договаривались. Ну и что, что заставил при всех покраснеть и смутиться? Какая разница? Сама хотела внимания — получай! А если я его обидела? Или вещь хорошую испортила? Вдруг он теперь от пари откажется? Перестанет со мной вообще разговаривать...

Я резко срываюсь с места, не обращая внимания на любопытные взгляды, и несусь в сторону выхода. Без разницы, что подумают. Главное, успеть догнать моего чудо-мальчика, который, скорее всего, пошел в ближайший мужской туалет. На бегу приходит мысль, что настроение у меня меняется, как у беременной. Или влюбленной. Черт! Резко торможу на полпути к дверям с табличкой, на которой нарисован человечек и большая буква 'М'.

— Только не это... — выдыхаю и пытаюсь все-таки взять себя в руки. Потом. Все мысли потом. Сейчас просто надо найти Тима, извиниться, объяснить... Я снова срываюсь с места. Кто же делал злосчастные туалеты так далеко от места приема пищи? Чтобы поел и пока до горшка идешь, все перевариться успело что-ли? Бред какой-то в голову лезет. Лучше подумать над тем, что говорить буду, когда Тимофея-то найду.

На полном ходу врезаюсь в кого-то, отлетаю, но не падаю, потому что этот кто-то ловит.

— Твою налево!.. У тебя со зрением пробле... — не договариваю, потому что поднимаю голову и вижу несколько ошарашенного, мокрого Тима. Извинилась, называется! Бурные аплодисменты мне.

— Катенок? Ты куда на такой скорости летишь? Никак, извиниться хочешь? — и выражение лица такое ехидное-ехидное, как будто он только что меня очень удачно подколол.

— Ну да, — говорю автоматически и чувствую себя дурой. Я тут, понимаете, переживаю, а он вроде и не обиделся вовсе.

— Что? Серьезно что-ли? — кажется, теперь дураком себя ощущает он.

— Серьезно. Прости меня, пожалуйста. Я повела себя неосмотрительно и глупо. Просто я немного разозлилась, что ты поставил меня в неловкое положение, заставил покраснеть и начал ломать комедию. Тим, это абсолютно неправдоподобно. Люди не ведут себя так, когда хотят привлечь внимание противоположного пола. Так у нас ничего не получится! Они бы не поверили, поэтому надо было исправлять ситуацию. Во-о-от, я и исправила. Ты еще спасибо должен мне сказать! — в очередной раз в присутствии Тимофея меня понесло. В порыве праведного возмущения чуть не начала стучать кулаками по его груди, но, в силу того, что до сих пор была прижата к этой самой груди, стучать было проблематично. Тут меня почему-то начало трясти. Хорошо так трясти, что даже зубы стали отбивать дробь. И я пониманию, что это не меня колотит, а это Тим так ржет. Зараза.

— Ну и что смешного? — вопросительно подняла брови.

— Ты, Катенок, в совершенстве владеешь умением переворачивать все с ног на голову, — отсмеявшись, заявил Тимофей. — Облила меня чаем, выставила дураком перед друзьями и всем институтом, а теперь утверждаешь, что виноват я. И это притом, что сама только что неслась на предельной скорости, чтобы извиниться.

Да, в чем-то он определенно прав. Хотя, какая разница? Он не обиделся, все в порядке и игра продолжается.

-Катенок, сейчас ты должна громко, выразительно попросить прощения. И за чай, и за то, что чуть с ног меня не сбила. Четко, чтобы было слышно. И не возбухай, — отлично, за нами, видимо, его друзья наблюдают. Но это ведь серьезно неправдоподобно выглядит — сначала ору и обливаю чаем, а потом извиняюсь и прижимаюсь всем телом. Э-э-э нет. Так не пойдет. Сейчас немного скорректируем.

— Молодой человек, я прошу прощения и за чай, и за то, что чуть не сбила вас с ног. Спасибо, что не дали мне упасть, но я бы попросила вас отпустить меня, наконец, — видела, я прекрасно видела, как отражается на лице Тима жгучее желание меня прибить прямо здесь.

— У нас не такая большая разница в возрасте и положении, чтобы выкать. Я предлагаю познакомиться и перейти на 'ты'. Меня зовут Тимофей.

— А меня — Катерина. И ТЫ уже можешь убрать руки — я твердо стою на ногах, — насмешливо посмотрела в глаза парня, который, по ходу, совсем не злился. На данный момент он просто наслаждался игрой. Как, собственно, и я.

— Это хорошо, Катенок. Я не хочу весь день переживать из-за того, что такая красивая девушка может упасть и что-нибудь повредить, — он так ехидно улыбнулся, что я невольно задумалась: Тим имел ввиду, что я упаду и поврежу что-нибудь себе или упаду и поврежу кому-то или чему-то вообще? Здравый смысл упорно вдалбливал мне, что вероятнее вариант номер два. Но не суть. Надо продолжать.

— Ты можешь быть уверен, что больше со мной ничего не случится, — я картинно закатила глаза в показном раздражении.

— Ну, хорошо, — Тим как бы неохотно разжал руки. — С тобой, правда, все в порядке?

Черт. Черт, черт, черт. Когда он так говорит, мне действительно кажется, что ему не все равно. И это плохо сказывается на моем душевном равновесии.

— Все кости целы, не тошнит, не знобит, голова не болит и не кружится, зрение и слух в норме, — четко отрапортовала я, представляя, как забавно, должно быть, друзьям Тима наблюдать за этим цирком.

— А осязание?.. — и он легонько проводит большим пальцем правой руки по моей щеке, левой придерживая за талию. Вашу мать!.. Я шарахаюсь от него, разве что не с криком.

— У-у-увидимся. П-потом, — заикаясь, выговариваю слова и бегу в противоположную от Тима сторону еще быстрее, чем совсем недавно бежала за ним. Во время движения приходит мысль, что мне же с ним еще и целоваться при всех придется, и я чуть не сворачиваю себе шею, потому что пытаюсь увеличить и так немаленькую скорость на повороте. Но что мешает ловить момент и просто наслаждаться происходящим? Кататься на мотоцикле, разговаривать, обнимать, целовать?.. 'Мешает то, что через месяц, когда станешь ему не нужна, ты просто загнешься без всего этого и будешь наблюдать, как Тим очаровывает очередную девушку', — сообщил голос разума. Но мне почему-то всегда больше нравилось жалеть о сделанном, чем об упущенной возможности. Так и сейчас.

Я успокоилась, но с Тимофеем сегодня больше видеться не хотелось, поэтому я пошла в гардероб, взяла свою легкую белую курточку из плотной ткани и вышла из института. Остановилась, вдохнула полной грудью и... закашлялась. В легкие вместо чистого воздуха попал табачный дым, который испускали сигареты третьекурсников неподалеку. Вот объясните мне, недоразвитой, зачем люди курят? Я понимаю, что могло что-то там случиться и человек таким образом справляется со стрессом, но когда девушки и парни привыкают к этой гадости только потому, что так делают все? На мой взгляд, это глупо. И противно. Я один раз попробовала — такое ощущение, что по горлу с особым смаком провели наждачкой, а легкие потом минут пятнадцать рвало от кашля. Как вспомню — так вздрогну.

От института я пошла в сторону парка — там сейчас должно быть море из листьев всех расцветок. Можно будет походить, послушать, как они шуршат, вспомнить, как в детстве с братом брала их огромными охапками, подкидывала в воздух и устраивала 'дождик'... Не судьба. В парке обосновалась компания каких-то гопников с банками чего-то алкогольного (не лимонад же они будут пить, в самом деле) в руках, а я таких побаиваюсь. Мало ли что они могут сделать.

До дома по короткой дороге дошла без приключений, если не считать того, что при полном отсутствии дождей умудрилась найти в городе одну-единственную невысыхающую лужу и наступить в нее.

— Систер, это ты? — раздался голос из дальней комнаты.

— Я. Сень, ты чего опять тут ошиваешься? У тебя же своя жилплощадь.

— Надо, — по-мужски четко и коротко ответствовал братец. Я разулась, прошла в ванную, а потом отправилась искать в недрах квартиры родственника.

— Привет, глиста в обмотках, — не отрываясь от онлайновой игрушки бросил Сенька.

— Привет-привет. Тебе опять лень готовить или стирать, и ты приперся сюда, я права? — скрестила руки на груди и прищурила глаза, чтобы показать брату свое неодобрение его безответственности и несамостоятельности.

— Катенок, сестренка, — Сенька понял, что если не задобрит, то добывать пищу ему придется самому. — Ну, ты же знаешь, как я занят. Или хочешь, чтобы я погиб голодной смертью? — он состроил такую жалостливую физиономию, что расплакался бы и камень.

— Ладно, будет тебе пропитание, но сегодня ты не называешь меня этой тупой кличкой, — выдвинула свое условие. Когда-то, в далеком детстве братец услышал выражение 'глиста в обмотках' и с тех пор так меня и называет. Нет, я согласна, что при талии 50 см. считать себя толстой глупо, но я вовсе не тощая, это комплекция такая... Именно поэтому я в корне не согласна с кличкой, которую присвоил мне брат. Ладно, там какая-нибудь анорексичная худоба, но у меня-то тело пропорциональное и... Короче, я думаю, что Сеньке просто нравится моя реакция на глупое прозвище, да и привык он уже...

— Юная шантажистка!

— Какая есть, другой не буду.

— Да-да, знаю. Может, пойдешь уже, а? Кушать хочется...

— Проглот и эксплуататор! — разыграла возмущение и пошла жарить котлеты с картошкой.

Братик у меня на самом деле очень хороший, просто ленивый до невозможности, но я его все равно люблю. Да и он меня тоже. В школе от любых нападок защищал и устраивал обидчикам программу 'избиение малолетних', как я назвала это еще в началке. Только один раз был случай, когда я расплакалась из-за него. Знаете, такие светлые тонкие медицинские перчатки? Ну, вот, если их надуть, то они получаются куда больше обычных воздушных шариков, да еще и с пальцами. Короче, в пять лет это был просто праздник для души — когда мама принесла домой пару таких перчаток. Сеньке на тот момент было одиннадцать, и он был совсем не прочь послушать, как будут 'бабахать' мои 'шарики'. Когда братец лопнул и правую и левую перчатки, я разрыдалась. Родственник, под грозным материнским взглядом понял, что свои ошибки надо уметь исправлять и попытался успокоить меня. Через полчаса уговоров до Сеньки дошло очевидное решение проблемы — он элементарно сгреб офигевшую от такого обращения меня в охапку, сказав маме, что 'мы сейчас' и пошел в ближайшую аптеку. Искомого товара, то есть перчаток, там не оказалось, поэтому мы направились в другую. Таким образом, братец со мной обошел пять аптек. В шестой мы купили несчастные перчатки и уставшие, отправились домой. Хотя успокоилась я аптеке на третьей, дальше мы шли на чистом упрямстве.

Из воспоминаний меня выдернул надрывный писк телефона. Посмотрев на экран, я узрела шесть пропущенных вызовов и одну смску, в которой сообщалось, что я должна немедленно перезвонить этому абоненту. Абонентом оказался Тимофейка. Что, интересно, там случилось? Ладно, щас узнаем.

— Тим, что слу...

— Ты куда делась?! Я весь институт облазил, чуть ли не в женские туалеты заглядывал! Ну?

— Э-э-э... Что 'ну'?

— Твою!.. Катенок, где ты, на данный, момент находишься?

— Дома. Где еще-то я могу быть?

— Где?! На лекциях, например, которые, кстати, еще не кончились.

— Понимаешь, я подумала, что на сегодня мы все отыграли, вот и ушла на хаузен, — быстро выпалила в трубку, так и не поняв, почему Тимофей вообще злится.

— И ты, конечно, даже не подумала о том, чтобы предупредить меня о своих намерениях, да? Сначала уносишься куда-то на спринтерской скорости, а потом пропадаешь. Как я должен был узнать, что с тобой все хорошо? — устало прозвучал из динамика голос парня. Я недоверчиво уставилась на трубку. Может, я грибочки, какие галлюциногенные съела и у меня глюки? Он беспокоится за меня?

— А тебе какая разница-то? — на автомате выдала то, что вертелось в голове.

— Какая разница?! Дура! — дальше я услышала короткие гудки. В полном обалдении уставилась на жарящиеся мясные шарики. Что случилось-то? Ничего не понимаю!

Притащила брату тройную порцию (шесть котлет и горка картошки) и отправилась к себе в комнату. Переживания переживаниями, а зубрежка по расписанию.

Как раз тогда, когда я с головой погрузилась в мир органической химии, телефон опять запищал, словно голодный птенец. Тим. Снова? Ну, хорошо, ответим.

— Да?

— Привет. Катенок, прости меня, пожалуйста, за то, что накричал. Просто... — парень замолчал на самом интересном месте.

— Просто?.. — пытаюсь натолкнуть на мысль.

— Я действительно беспокоился. Ты могла бы больше так не делать? Мы ведь как-никак друзья? — последнее слово прозвучало с явной вопросительной интонацией, но мне было не до этого. На данный момент я растекалась сладкой лужицей по подоконнику, на котором сидела. Но надо отвечать, кайфовать буду позже.

— Конечно. Это я должна извиниться...

— Не надо!!! Если Ты начнешь просить прощения, то виноватым на все сто процентов окажусь я, — в чем-то Тимофейка определенно прав. И тут в голову пришла идея, которую я немедленно и высказала.

— Слушай, Тим, а лекции кончились уже?

— Да, а что?

— Я предлагаю встретиться и обговорить план действий. А то сегодня ты... несколько выбил меня из колеи. Мне бы хотелось быть готовой к твоим поступкам.

-М-м-м. Хорошо. Где ты живешь?

— Только не дома! У меня брат сейчас в квартире!

— И что?

— Он старший. И, понимаешь, Сенька вполне может решить, что... неважно. Давай, лучше, в парке?

— Как хочешь. В каком и когда?

— В Центральном, через час.

— Угу, — и отключился. Я выдохнула. Хоть идти до парка мне минут двадцать, решила выдвинуться прямо сейчас. Натянула серую толстовку, светлые, можно сказать, белые джинсы и черные шузы.

— Я погулять. Надеюсь, не заскучаешь без меня до прихода родителей? — крикнула брату и уловила какие-то звуки, которые, вроде, означают согласие.

Шла по улице, слушала любимую музыку и думала о том, что говоря про любовь я, пожалуй, переборщила. Ну и что, что он — милашка-обаяшка? Тим — просто приятный для меня человек, и его дружба — это действительно то, что надо. На этой позитивной ноте кто-то кладет мне руку на плечо, и я чуть не ударяю с разворота кулаком этого 'кто-то'. Потом приходит здравая мысль, что до меня из-за музыки элементарно не смогли докричаться и я, уже спокойно, оборачиваюсь, вытаскивая наушники, и вижу прямо перед собственным носом черное стекло. Чуть отклоняюсь назад и обозреваю черный же мотоциклетный шлем. Да-а-а, бедная моя рука! Хорошо, что я все-таки опередила собственные инстинкты, а то казанки бы выбила точно. Тут этот защитный агрегат снимается (не сам по себе, а с помощью хозяина) и я вижу взъерошенную каштановую шевелюру Тима.

— Ты что так рано? Еще полчаса времени осталось.

— Прогуляться хотела. А что?

— Да ничего. Я просто спросил. Думал, опоздаешь... А ты вот, заранее пришла, — он как-то странно глянул, словно пытаясь подавить удивление.

— Ладно, не важно. Давай, паркуй куда-нибудь свое средство передвижения и пойдем писать сценарий, я предвкушающее улыбнулась.

— Ага, сейчас, — Тим кивнул и пошел в сторону чуда, на которое я до сих пор смотрела с восторгом в глазах.

— Пошли, — парень потянул меня за руку, но заметив, в какую сторону я гляжу, понимающе покивал, улыбнулся и сказал:

— Давай-давай, составим план игры, и я тебя покатаю, но потом, сейчас надо работать.

— Хорошо, — на лице расплылась донельзя счастливая улыбка. — Я предлагаю расписать все по дням. Основные действия, не зацикливаясь на деталях. Завтра, например, ты можешь встать за мной в очереди в столовке и оплатить мой обед, — посмотрела на Тима выжидающе. Что скажет на этот мой экспромт?

— Экономишь? — и ехидная улыбка. — Шучу, шучу, не кипятись. Хорошая идея. Только после какой именно пары ты пойдешь есть? Мне надо знать. И с деньгами тебе придется долго возиться, чтобы я успел оплатить еду.

— Я понимаю. Потом что-нибудь еще сымпровизируешь. Маленькое такое, чтоб без потрясений. Куртку, может, из гардероба мою притащишь, когда я всем объявлю, что номерок потеряла или еще что-то в этом духе.

— Понял. Так, а послезавтра? — Тимофей с интересом уставился на меня.

— Сам подумай немного!

— Ладно. Тогда можно было бы...

ЧЕРЕЗ ДВА ЧАСА:

— Нет! Нет, нет и нет! Это никуда не годится! Я не разрешу тебе снимать с меня блузку и страстно целовать в коридоре на перемене ни через две недели, ни, даже, через два года! Точно так же я не позволю себе стаскивать с тебя рубашку в пустой аудитории, потому что через несколько секунд, по твоему плану звенит звонок и туда вваливается толпа студентов! — щеки начали приобретать розоватый оттенок, а я все размахивала руками в праведном возмущении.

— То есть ты не хочешь этого делать только из-за ребят? А если бы мы были наедине? — вот теперь я была полноценного красного цвета.

— Пошляк! — дала Тиму подзатыльник. — Не цепляйся к словам. Ты и так отлично знаешь, что 'нет'.

— Катенок, ты стала слишком часто давать отрицательные ответы. Откройся для мира, скажи 'да'.

— Тимошка, неужели тебе так хочется предстать передо мной без рубашки? Так старательно меня уговариваешь! — хитро глянула на парня. И, могу поклясться, он смутился, но уже через секунду нагло смотрел прямо в глаза.

— Катенька, а неужели тебе не хочется посмотреть, как я выгляжу без этой самой рубашки? — не покраснела я только благодаря тому, что покраснеть больше, в силу физических возможностей организма, просто нереально. Поймал. Он меня поймал. Не то, чтобы я хотела, но... интересно было однозначно. Не только же из-за красивого лица по нему сходит с ума вся женская половина института?

— Хочется, — с улыбкой констатировал Тим. Он что, мысли мои читает? — Могу показать. Я — не ты. Мне стесняться нечего.

— Ты... Да ты... Да я... — дар речи все еще при мне. Просто воздуха чуточку не хватает. — У меня великолепная фигура, — это не вранье, а преувеличение. — Я себя не стесняюсь.

— Тогда почему ты не согласна в коридоре...

— Потому, что стриптиз не входит в число моих хобби, — показалось, или Тимофей пробормотал что-то вроде 'какая жалость'? — Как и порнография, — гордо вскинула голову, демонстрируя свое пренебрежение к вышеперечисленным занятиям. Да, и с поднятой головой смотреть в серые глаза парня куда как удобнее.

— Ладно-ладно. Обойдемся без прелюдных раздеваний друг друга. Ограничимся поцелуями, — довольная улыбка Чеширского кота. — На сколько дней мы придумали сценарий?

— М-м-м... На десять. Ты помнишь, что мы делаем завтра?

— Помню.

— Только обязательно следи за входом в столовую после...

— Второй пары. Я же сказал, что помню. Спроси еще, не забуду ли я завтра покушать перед учебой.

— Э-э-э, зачем? — или он так тонко мыслит, или я так бесконечно туплю.

— Для того, чтобы ты окончательно вжилась в роль заботливой мамочки бестолкового сына-склерозника!

— Несмешно, — надулась. Я ему всеми силами помогаю спор выиграть, хочу, чтоб все, как по маслу, а Тим с такой легкомысленностью относится к моим словам.

— Ну, извини, Катенок. Для меня игра важна так же, как для тебя. И, поверь, я умею понимать все с первого раза.

— Понимать — одно, а помнить — другое...

— Ага-ага. До меня дошло, что в некоторых вопросах спорить с тобой — дохлый номер, — в чем-то он, опять-таки, прав, но настроение у меня, не смотря ни на что, неумолимо ползло вверх — Тим ведь обещал покатать меня чуде. И еще — он благополучно забыл разговор о снятии с себя рубаш...

— Но по поводу раздевания я все же попытаюсь еще разок, — улыбается, но вижу, что хочет засмеяться в голос.

— Попытаешься что?..

— Поспорить. Позже, — точно мысли читает. И издевается.

— Попытка — не пытка, — философски изрекла и тут же уставилась на Тима горящими глазами. — Пойдем уже кататься!

— У меня создается впечатление, что ты общаешься со мной исключительно ради езды на мотоцикле, — смотрит, и видно, с каким самодовольством думает о том, что сейчас я начну опровергать высказанную версию. На комплименты нарывается? А вот фиг вам!

Скроила задумчивую физиономию, смерила Тимофея оценивающим взглядом, с большой долей скептицизма, и промолчала. А он.. он, кажется, обиделся. Вот этого мне совсем не хотелось!

— Я действительно думал, что мы друзья, — ровный безэмоциональный голос. Черт. Я, видимо, переборщила. Ну, дура, она и в Африке, и в России дура.

— Конечно, друзья! Это я пошутила неудачно, извини, пожалуйста. Просто, — опять захотелось во всем обвинить парня, но сдержалась. Ценой огромных усилий, между прочим. — Прости меня.

— Ну, надо же! Можешь, когда хочешь, — такое неприкрытое удивление. А, Тим, наверняка, думал, что всех 'собак' я снова повешу на него. Заглянула в глаза — простил или нет? Вопросительно подняла брови. — Ладно, забыли. Я глупость ляпнул, ты тоже. Оба виноваты, — только я хотела добавить, что если и виноваты мы вдвоем, то он определенно больше, как Тимофей позвенел ключами от байка у меня перед носом и провокационно сказал:

— Так кататься-то пойдем? Или ты уже устала?

— Еще чего! — помолчу лучше со своими заявлениями-добавлениями, а то, чего доброго, к чуду подпускать перестанет.

Ветер, скорость... В голове всплыли слова из знакомой песни:

'...Мимо пролетают дорогие лимузины,

В них женщины проносятся с горящими глазами,

Холодными сердцами, золотыми волосами.

Город-сказка, город-мечта,

Попадая в его сети, пропадаешь навсегда,

Вдыхая воздух простуд и сквозняков,

С запахом бензина и дорогих духов...'

Поездку на мотоцикле, конечно, не сравнить с тем волшебным ощущением, когда ты едешь верхом галопом, но от нее я тоже в восторге. Да и с Тимошкой так уютненько, хорошо себя чувствую... на конюшню бы его затащить как-нибудь.

— Ты там приросла что-ли? — вывел меня из размышлений голос парня.

— Э-э-э-э, нет. Задумалась, — начала слезать с чуда. — До завтра, Тим.

— Пока, — мигнули фары, взревел мотор, и байк унесся прочь вместе со своим хозяином, а я направилась в сторону подъезда. Всем людям, как ни крути, нужна хоть капля отдыха. И мне в том числе. Тем более, что денек сегодня был насыщенный.

Вот откуда взялась эта дурная особенность организма, что утром спать хочется куда больше, чем вечером? И ведь так почти у всех, за редкими исключениями, коими являются истинные 'жаворонки'. Остается только мечтать, что когда-нибудь рабочий день будет начинаться в двенадцать дня и кончаться в восемь или девять вечера... Но пока приходится в состоянии полутрупа идти на кухню, когда телефон показывает без десяти семь и, если верить биологическим часам, мне еще спать и спать.

Навалив какого-то эстетского корма Гамбрюше (обожаемому всем нашим семейством котику), пошла ставить чайник для себя любимой. Тут мобильник разразился радостной мелодией и затих. Ху (who) бы это был? 'Доброе утро, Катенок! Тебя подкинуть до института?'. Тим. Хм, ну ладно.

— Алле. Привет. Слушай, может, не надо? По сценарию еще ра...

— Привет! Я не про спектакль наш сейчас говорю. Просто хочу подвезти. Высажу тебя подальше, и никто не увидит.

— А вдруг...

— Никаких 'вдруг'! Без тебя я не уеду.

— В смысле, не уедешь? — чтобы он меня доставил до института, мне предлагается сначала прийти к нему домой, что-ли? Так? — Ты где?

— В окошко выгляни, — закралось нехорошее подозрение, и я опрометью бросилась к окну. Ни кого не увидев, облегченно выдохнула.

— Где радостные возгласы? — парень пребывал в явном нетерпении.

— А чего мне орать? Двор как двор. Пусто и грязно. Листьев много.

— Черт! Не с той стороны заехал.

— Так ты это серьезно?

— Вполне. И про то что без тебя не поеду тоже.

— Ох, блин!

— Что блин? Что блин, я тебя спрашиваю?.. Извини. Просто, я немного не выспался. Что случилось? — вот это смена настроения! Офигеть — не встать, встать — снова офигеть! Сначала орет так, будто я по его чуду из гранатомета шандарахнула, а потом спокойно просит прощения. Еще у кого из нас перепады хм... расположения духа, как у беременных или влюбленных?

— Да ничего. Только, видишь ли, у меня сейчас братик старший дома, и если он увидит, что кто-то, ему не известный, увозит его же сестренку на мотоцикле... Короче, Сенька вполне может решить, что у нас все серьезно, и тебе, Тим, сильно не поздоровится, когда он поймет, что женится на мне ты не собираешься.

— Да ладно! Не увидит. Давай только в темпе, Катенок. Даже передвигаясь на байке, можно опоздать.

— Ага. Мне еще одеться осталось и все...

— Оде-е-еться? Постарайся в полчаса уложиться, хорошо?..

Через пятнадцать минут (и не такое случалось — когда я на экзамен проспала, то умудрилась принять душ и собраться минут за десять), на ходу застегивая маленький рюкзачок, в который утрамбовала толстенную энциклопедию, взятую в библиотеке, косметичку, стопку тетрадей, телефон, кошелек и ключи, я вылетела из-за угла дома, чудом не снеся чудо и его владельца.

— Уф-ф... Все. Поехали быстрее! Ну, что ты тормозишь?!

— Спокойно, спокойно. Вдох-выдох, вдох-выдох. Вот. Держи шлем, сейчас тронемся.

— Не мы тронемся, а я. Умом... — пробормотала, поминутно бросая взгляды то на окно, то на тротуар, ведущий к нашему подъезду.

— Катенок, хочешь шоколадку?

— Какую? — механически отозвалась.

— Белую, пористую. Правда, если не любишь, у меня есть еще молочная с фундуком и изюмом, — и Тим полез карманы черного рюкзака. Он серьезно?

Когда на свет показались две большие плитки обожаемого мной шоколада, появилось неприятное чувство, что в скором времени от меня будут добиваться чего-то, не очень хорошего.

— Тимошка, — парень напрягся. — А давай ты сразу скажешь, что тебе надо?

— Ничего мне не на...

— Ври, да не завирайся!

— Ну! — пришлось подгонять резко онемевшего Тима.

— Понимаешь, Катенок, тут такое дело... Короче, мне очень нужна твоя помощь! Все девчонки в институте считают меня бабником, а я... она мне понравилась сильно, и это серьезно!

-Э-э-э.. Что? — ступор, столбняк, оцепенение, онемение и полное прекращение мозговой активности — вот все что происходило со мной в данную минуту. Мне нравился институтский Казанова, а оказалось, судя по тому, как горят глаза, что Казанова этот однолюб. И он просит меня помочь. А я... Я просто не могу ему отказать.

— Что слышала! — опять разнервничался мой подельник, но голова тут же опустилась и плечи поникли. — Прости. Я снова на тебе сорвался.

Чуть-чуть подумав, я решила, что друзьям в такой помощи отказывать нельзя.

— Эй, Тим. Ти-и-им. Все хорошо. Должен же ты был когда-нибудь влюбиться впервые? Хотя, скажу честно, звучит малость нереально. Я тебе помогу.

— Правда? — если сейчас поставить рядом с парнем мальчика лет пяти, который только что упросил родителей купить ему десять кг конфет просто так, то в выражении лиц Тимошки и этого самого мальчика нельзя будет увидеть ну абсолютно никакой разницы.

— А то! Игра в игре — это высший пилотаж! — наигранный веселый голос совсем не отражал почему-то паршивое состояние души. А чего еще я могла ожидать? Что Тимофей, увидев мой прекрасный внутренний мир, полюбит меня? С какой стати? Мечтательная дура! Принца захотела на черно-синем байке... Ха! Жизнь бывает сказкой только для избранных, к которым я никогда не относилась и относиться не буду. А жаль.

— Ты права, как никогда! А как думаешь Катенок, какие цветы она любит? А куда ее можно отвести? Кино, кафе, ресторан, музей, планетарий, парк, хоккейный матч, набережная?.. Нет, там сейчас ветер сильный. Не пойдет. И вообще, почему ты еще стоишь, мы ведь опоздаем! С меня ведь Платоныч три шкуры сдерет!

— Я стою?! Ты сам стоишь! Как мне на мотоцикл залезать? И куда ты дел мои шоколадки? — сложила руки на груди и начала недовольным взглядом сверлить парня. Что было не просто. Какое бы плохое настроение у меня не было, воображение работало всегда. Вот и сейчас в голове плавала яркая, подробная картинка того, как Тим с радостной (на грани сумасшедшей) улыбкой ведет утонченную блондинку (что поделать — стереотип) сквозь толпу пьяных, толстых, с полным отсутствием, как зубов, так и мозгов, мужиков орущих во всю мощь богатырских легких что-то. Девушка на каблуках не падает только потому, что падать просто некуда. Но тут кто-то из болельщиков поворачивается в ее сторону и кричит кому-то, чтоб принес еще пива. Бедняжку обдает таким запахом перегара, что она моментально пьянеет и падает в обморок. Тимомошка смотрит в ее сторону и... вот тут было два варианта развития событий. Либо все происходило по сценарию 'Ромео и Джульетта' (т. е. когда Тимофей замечает, что любимая его в бессознательном состоянии, сердце не выдерживает горя, и он протыкает себя ритуальным кинжалом), либо парень, плюнув на чувствительную девушку и бросив ее, где лежала, идет к трибунам дальше.

Сами понимаете, с такими мыслями сохранять на лице злобную мину было проблематично. Но я справилась.

— Почему это шоколадкИ? Одна — мне, другая — тебе. Выбирай, какая больше нравится, — в каждой руке этот жмот держал по заветному лакомству. Жадина!

— Тим, понимаешь, вся проблема в том, что эти вкусности мне нравятся обе. В равной степени. Поэтому... Нет! Не думай даже! Половинку от каждой шоколадки я тебе, естественно, не дам. Разве что, дольку... Так вот, поэтому ты сейчас отдаешь мне две плитки.

— Тебе палец в рот не клади...

— Зачем мне твой палец? Тем более во рту. Я же не знаю, где ты там им ковырялся. Может, в носу, а может в.. хм, ладно, забудем. Шоколад гони! — требовательно протянула к сопящему от возмущения парню руку, уверенная, что сегодня мы уже опоздали.

— Держи, разорительница, — с явным сожалением проводив взглядом Alpen Gold с Воздушным, Тим оценивающе посмотрел на меня.

— Катенок, если и со спором и с НЕЙ все сложится хорошо, то, даю слово, я куплю тебе сто шоколадок. Таких, каких захочешь.

На миг, блаженно прикрыв глаза, представила этот рай на земле, но жадность до всего сладкого быстро напомнила о себе.

— Двести, — категорично заявила, не подумав, куда же я дену такое количество шоколада.

— Сто пять.

— Сто восемьдесят.

— Сто десять.

— Сто семьдесят.

— Имей совесть! Те 20 процентов, что достанутся мне от выигрыша по твоей воле, полностью уйдут на то, чтобы такое море шоколада купить!

— Сто двадцать. И ни шоколадкой меньше.

— И почему ты вообще учишь химию с биологией? Твое призвание — это экономика и логистика!

— Не тебе решать, что мое, а что — нет, — сейчас я действительно злилась. В свое время родители упорно пытались заставить меня заниматься именно экономикой, и, когда я уже наравне рассматривала возможность поступления, как на биофак, так и на экономический факультет, помог братец. До сих пор отлично помню тот разговор:

— Катенок, а оно тебе зачем?

— Ну, Сень, экономика — это запасной вариант.

— Она тебе нравится?

— Не очень, но я в ней разбира...

— Сестренка, это мое личное мнение, но я все равно скажу, а ты подумай. Так вот, заниматься надо только любимым делом, а запасные варианты показывают твою неуверенность. Боишься, что не сможешь и готовишь пути к отступлению. Заранее. Зачем? Я же знаю, что в химии ты — профи. Как и в биологии. И еще, попробуй себе представить, какой 'прекрасной' станет жизнь, если каждый день, из года в год, ты будешь заниматься чем-то, что тебе опостылело уже сейчас, — братец тогда развернулся и вышел из комнаты, а через несколько дней родителям было объявлено, что ни о какой экономике не может быть и речи.

— Как скажешь, — пожал плечами не понявший моей вспышки Тим. — Кстати, у нас же сегодня еще представление намечалось. Придется ко второй паре ехать.

— Ага. Ты точно помнишь, что...

— О-о-о-о... Ты опять, да? Не поверишь, но я действительно все-все-все помню. В мельчайших подробностях!

— Вот и хорошо, — спокойная улыбка. — Может, поедем уже, а?

— Опоздали из-за тебя, а теперь: 'Может, поедем уже?', — передразнил Тимошка, перекидывая ногу через байк.

— Из-за меня? Это тебе, между прочим, резко приспичило просить о помощи, а не мне, — высказала свое возмущение его словами и села на чудо, уже привычно прижавшись к парню всем телом.

На паре я честно пыталась конспектировать учительскую речь, но дело не шло. Я представляла, раз за разом проигрывала, все возможные несостыковки и неувязки, которые могли возникнуть по ходу нашего представления, и сосредоточится на учебе просто не могла. Вот, наконец, звонок. Нервно запихав тетрадь в сумку, пошла в сторону столовой. Главное — не дать понять, что тебя что-то волнует. Все как всегда. Все как обычно.

Подойти к раздаче и набрать обед. Так. Борщ, пюре, две котлеты, булочка и грейпфрутовый сок. Встать в очередь к кассе.

— Пятьдесят семь рублей, — потыкав пальцами по кнопкам калькулятора, выдала работница столовой.

— Сейчас, — как-то совсем жалостливо от волнения это прозвучало. Будто проблеяла, а не сказала.

— Быстрее, девушка. За вами еще очередь, а вы копаетесь тут! — я действительно рылась в сумке уже целых пять минут. Когда не появился Тим, я разозлилась и действительно полезла в кошелек, чтобы оплатить обед самой, но... Всегда есть вездесущее но. Вчера я за каким-то надом переложила все деньги в карман джинс, да там и оставила. Как назло, ни в сумке, ни в косметичке (а вдруг?) не обнаружилось ни единого рублика, я даже не говорю о тех пятидесяти семи, которые с меня сейчас требовали. И что делать?

Когда я уже готова была закатить глазки и тихо-мирно изобразить обморок, раздался вопль:

— Катенок! — чуть развернувшись, я только и успела с облегчением заметить, что орал Тим, который несся ко мне на предельной скорости. И вовсе не странно то, что он не успел вовремя затормозить, чуть-чуть впечатавшись в меня. Но этого 'чуть-чуть' было достаточно для того, чтобы я покачнулась и, для удержания равновесия, попыталась опереться рукой о кассу. Ключевое слово 'попыталась'. Да, я не упала, зато прямой наводкой попала в тарелку с пюре.

— Убью, — а почему шарахнулись от меня все? Угроза, между прочим, только отдельно взятому индивиду предназначалась.

— Вот, возьмите, — парень быстро сунул в руку кассирше сотку и поднял на меня извиняющийся взгляд.

— Ка-а-ать...

— Знаешь, я так много читала исторических книг. Особенно про Святую Инквизицию. Уделяя внимание пыткам, — и улыбнуться. По-доброму, душевно. Чтоб прочувствовал, гад — если бы не свидетели — убила!

— Солнышко, извини, я... — Тим замялся, явно не представляя, как можно оправдать собственное поведение перед столь многочисленной аудиторией, а на меня следом за злостью накатила обида. Когда я проговариваю план, он заявляет, что не ребенок, а когда этот самый план надо в действие приводить... Я же помогаю от всей души, но стоит только появиться необходимости мне помочь, Тимошка, не колеблясь ни секунды, выставляет (уже во второй раз, между прочим) меня на посмешище.

— Знаешь, Тимофей, ничего страшного. Руку от пюре я отмою быстрее и проще, чем ты отмывал чай от рубашки, — выдавить улыбку. Это — спектакль. Игра.

— Подожди, Кать! — но я уже быстро шла в сторону туалета, пытаясь сморгнуть с глаз слезы. Вроде пустяковый повод, не стоящий внимания, но почему-то то, что у Тимошки есть вещи, которые завладевают его вниманием куда сильнее моей скромной персоны и нашего общего дела задевали за живое. Выйдя из столовой, я побежала. Надо же куда-то выплеснуть тот бешеный коктейль отрицательных эмоций.

— Стоять!!! — попыталась передвигать ногами быстрее, но обладатель голоса уже поймал меня за талию и явно не собирался никуда отпускать. Вот догадайтесь с трех раз — кто это был?

— Отпусти! — я брыкалась изо всех своих цыплячьих сил, но убежать от него — дохлый номер. Дохлый заранее.

— Значит так. Сначала я все объясню, а потом отпущу, и ты решишь сама, стоит обижаться или нет.

— Подожди, — в кои-то веки пришла разумная мысль. Сейчас его дружки наверняка стоят и смотрят, как мы тут отношения выясняем. Отношения, которых и быть-то, по идее, не должно. О, черт! — Сейчас ты от меня отцепляешься и идешь своей дорогой, на ходу бросая небрежное 'извини', а потом приходишь в парк. Я буду ждать там.

Никогда не сомневалась в его уме. Схватывать на лету — это талант, который у Тима присутствует. Он понятливо кивнул, но прежде чем разжать руки, тихо и с легкой угрозой сказал:

— Смотри. Если тебя не будет, то мне придется в квартиру. Твою, — и отпустил.

Потом появилось страстное желание смыться с оставшихся пар, но совесть взяла свое. Иногда я очень жалею, что выбрала химию профильным предметом. Сейчас мы вроде, по словам учителя, вспоминали далекий школьный материал. Но это вовсе не утешение, когда слышишь такое адское название соединения как 'гексоцианоферрат калия три'.

Пока я записывала конспект, педантично внося в тетрадь малейшие нюансы, у меня запиликал телефон. И почему я не выключила звук? Взглянув на экранчик, немного побледнела. Сообщение от Тима.

'Если через пять минут тебя не будет у входа в парк, я еду домой. К тебе' Учитывая скорость и маневренность чуда, то от парка до квартиры он доберется минуток за десять, то есть, в сумме всего пятнадцать минут! Теряя драгоценное время, напечатала ответ: 'У меня еще пара. Я освобожусь только через час'

В ответ пришло холодное и недоверчивое: 'ты обещала ждать в парке'. Супер. У меня есть пятнадцать минут, чтобы дойти до места встречи. Вся проблема была даже не в том, что придется уйти прямо посреди занятия, а в том, что до чертова парка моим быстрым шагом идти около получаса. Решение появилось быстро — не успеваешь дошагать, нужно добежать.

Стряхнув вещи в сумку, пошла к преподавателю. Вид у меня был бледный и немного испуганный (очень уж не хотелось объяснять Сеньке, что встречаюсь я с парнем, который на меня поспорил) и вполне удачно я смогла набрехать какую-то историю про родственника, попавшего в больницу.

Легкие горели, ноги грозились отвалиться, но я уже приближалась к заветной цели. Сквер находился через дорогу от меня, но до входа было еще пилить и пилить. Улочка, отделявшая меня от этого клочка земли с деревьями была совершенно пустынна и я понеслась навстречу парку, игнорируя светофор так таковой. Тут, где-то справа, послышался звук мотора. Повернув голову, я с ужасающей четкостью увидела, как на меня несется чудо. 'Не дождался', — промелькнула тупая мысль. Прекрасно понимая, что затормозить Тим не успеет, я даже не сделала попытки отпрыгнуть в сторону. Закрыла глаза, ожидая просмотреть собственную жизнь и узреть свет в конце туннеля, но место этого услышала визг покрышек и ощутила сильный порыв ветра. Решила посмотреть, что происходит и успела уловить момент, как мотоцикл на бешеной скорости врезается в ограду парка, как тряпичной куклой отлетает на порядочное расстояние Тимошка и как через несколько минут чудо загорается.

Не хотелось кричать, как киношные герои, во все горло: 'Нет!'. Хотелось упасть в обморок, чтобы не чувствовать, не осознавать, что из-за тебя, возможно, погиб человек.

* * *

Я стояла столбом посреди дороги без единой мысли в голове. Ступор? Наверное, но минуты через две пришло ясное понимание того, что же я наделала. Теперь надо исправлять. Набрав на сотовом 030, стала дожидаться ответа.

— Здравствуйте, вы позвонили...

— Здравствуйте. Человек разбился на мотоцикле. Проспект Мира, возле входа в парк.

— Проспект Мира, возле входа в парк Горького?

— Да.

— К вам скоро приедет бригада.

Очень хотелось надеяться, что произойдет это действительно скоро. Глянув еще раз на злополучную ограду поняла, что одними медиками не отделаюсь и придется звонить пожарным — покореженное чудо начало как-то подозрительно дымиться. Почти полностью повторив разговор, но уже по номеру 01, я помчалась в сторону Тима. Хоть бы живой, хоть бы живой!

Присев возле Тимошки, попыталась нащупать пульс, но удары собственного сердца отдавались в ушах кузнечным молотом, потому, для начала, решила просто приглядеться — дышит или нет. Минута созерцания и... у самой вырвался вздох облегчения — прерывистое, хриплое дыхание. Кровью он не харкал, но мама, когда ломала ребро, дышала похоже. Если так, то главное, чтоб это ребро ничего важного не проткнуло. Помочь с этим сейчас я не смогу.

Через несколько секунд выяснилось, что помочь я не смогу ни с чем. У меня не было даже шарфика, чтобы хоть как-то остановить кровотечение, и я не могла оттащить парня подальше от мотоцикла, боясь навредить. Слезы уже подступали к глазам, но водоразлив предотвратил визг подъезжающей скорой.

— Девушка, отойдите, — меня отодвинул в сторону длинный, нескладный человек в белом халате.

— Да, хорошо, — я послушно отошла и даже отвернулась, чтоб не видеть того, что случилось по моей вине. Знаю, это малодушно. Это трусость. Но все равно не получалось заставить себя посмотреть на Тима.

— Игорь Витальевич, зрачки не реагируют на свет.

— Угу, без сотрясения никуда. Ребят, нужны носилки. И дайте девушке успокоительного чего-нибудь.

Про успокоительное он верно догадался, потому что я уже была почти на грани обморока.

— Подождите, я должна поехать с вами, — развернувшись, посмотрела в глаза врачу.

— Кем вы ему приходитесь?

— Невеста, — выпалила, не особо задумываясь о последствиях. Сейчас мне просто нужно было знать, куда его отвезут и что с ним там будут делать. Потом надо будет сообщить Тимошкиным родителям об аварии, а для этого необходимо узнать номер его мамы или папы...

— Ну, раз невеста, то залезайте, — как я поняла, Игорь Витальевич, сделал приглашающий жест в сторону машины скорой помощи.

— Ага... — я уже открывала дверцу, попутно пытаясь привести мозги в порядок и вспомнить, куда же Тимошка свой сотовый кладет, а то обыскивать собственного 'жениха' в присутствии бригады врачей мне совсем не улыбается. — Подождите! Отдайте мне! — заорала, заметив, как врачи ножичком разрезают и стаскивают с парня куртку. По-моему они решили, что у меня что-то с головой — то тихая и подавленная, то шумная и активная.

— Ну, держи, — кто-то из санитаров протянул мне огрызки некогда стильной кожаной мотоциклетной куртки. Ощупывая карманы, я наткнулась на нечто маленькое и прямоугольное. Хорошо, хоть телефон нашла без проблем. На то, что мобильник цел рассчитывать не приходилось и потому я надеялась, что симка все-таки не сломалась.

Переставив в свою Нокию маленькую карточку трясущимися руками в трясущейся машине, я позволила себе бросить взгляд в сторону неподвижного тела парня над которым колдовали врачи. Ну, теперь надо найти номер его матери, позвонить ей, сказать... Черт, как же страшно, но виновата я, а значит... Значит именно мне надо это сделать.

Минут пять искала номер еще минут пять решалась нажать кнопку 'вызов' и вот уже идут гудки.

— Тимофей! Разве я не говорила тебе не беспокоить меня во время работы? У меня совещание, перезвони через час, — я не успела сказать и слова, как эта странная женщина с несколько визгливым голосом положила трубку. Я набрала номер вновь.

— Тимофей!!! Я непонятно выражаюсь? Сказала же...

— Здравствуйте, меня зовут Катено... Катя. Ваш сын разбился на мотоцикле, его сейчас везут на скорой, — быстро выпалила, боясь, что она не дослушает.

— На скорой... — несколько задумчиво и абсолютно спокойно протянула женщина. — Значит жив. Что с ним?

— Врач сказал, что перелом ребер, открытый перелом руки и сотрясение мозга, — появилось глупое ощущение, будто я сейчас нахожусь в зале заседания суда в качестве свидетеля по делу...

— И ради этого ты, Катя, выдернула меня с совещания? Не смертельно это все. Ты должна была позвонить через час, — в голосе матери Тима послышалось раздражение. Я просто не верила собственным ушам! Какие хорошие отношения в семье! Мне даже показалось, что будь Тимошка мертв, она бы не расстроилась, а разозлилась из-за его неосмотрительности.

— Но это же ваш сын, — растеряно пробормотала я в трубку.

— И что? Мне до конца жизни ему сопли и слюни подтирать? В конце концов, работа тоже моя... Хватит вести этот бесполезный разговор. Сообщи мне потом, в какой больнице он находится, — не прощаясь, эта женщина повесила трубку. После столь содержательного разговора звонить отцу Тима я просто не решилась — мало ли, а вдруг он еще хуже?

* * *

Вот уже пятый час как я сижу в здании областной больницы и верчу в потных руках Тимофейкин телефон. Его матери я так и не смогла дозвониться и в итоге просто отправила смс со всеми данными, но пока передо мной была неразрешимая проблема. Нужно было срочно где-то достать страховой медицинский полис Тима. Хорошо хоть все операции врачи проводили без этой бумажки! А я все думала, стоит ли звонить Тимошкиному папе. А вдруг...

В голову полезли всякие мерзкие мысли на тему: если отец парня такой же как и мать и разозлиться на сына? Тогда все станет только хуже... Но ведь несчастный документ добыть надо обязательно! И паспорт...

— Тимка! Приветствую, сын! Что-то случилось? Обычно, ты звонишь в другое время, — я с облегчением выдохнула прямо в трубку. Голос мужчины казался не в пример дружелюбнее мамашиного.

— Здравствуйте. Меня зовут Катя, я знакомая вашего сына. Он попал в аварию. Разбился на мотоцикле, — быстро выдала, ожидая реакции. На том конце провода воцарилась тишина. А потом тихо и как-то обреченно:

— Насмерть?

— Нет-нет! У него переломы ребер, открытый перелом руки и сотрясение мозга. Он в больнице областной сейчас. Но, понимаете, нужен его полис медицинский и паспорт. Я звонила его маме, но она...

— Занята, как и всегда, своей работой! Я понял. Буду через час. Дождитесь меня, пожалуйста, Катя, мне нужно будет с вами поговорить.

— Хорошо, — ответила и подумала, что действительно, все будет хорошо.

Через час ожидания у меня дико болела шея, потому что одну минуту я смотрела влево (туда увезли Тима), а другую вправо (там находился вход в больницу), потом опять влево... Наконец справа послышался голос (и как только уловила?)

— Здравствуйте. Мой сын разбился на мотоцикле, его сюда сегодня привезли. С ним еще девушка должна быть.

— Угу. Странная у вашего сына невеста. Фамилию и отчество жениха не знает! Что за молодежь пошла?..

— Какая невеста? У моего сына даже девушки нет.

— А вы у нее сами спросите. Вон сидит, — тетка в белом халате безжалостно сдала меня, показав пальцем.

— Спасибо, — отец Тимофейки выглядел несколько ошарашенным, но все же смог приветливо мне улыбнуться.

Да, красота, это у них, видимо, семейное. Так, как он выглядел в сорок пять, дай Бог большинсту выглядеть в тридцать!

— Здравствуй, — папа Тима протянул мне руку. — Александр Витальевич.

— Здрасте. Катенок, — четко очерченные брови чуть приподнялись. — В смысле, Катя.

— Невеста сына?

— Э-э-э... нет. Меня просто брать не хотели, вот и ляпнула, — виновато улыбнулась и, как всегда, покраснела.

— Раз брать не хотели, тогда правильно сделала. Я привез полис и паспорт. Куда это все нужно отдать?

— Я не знаю. Когда операция закончится, у врача хотела спросить.

— Давай я лучше схожу в регистратуру и спрошу там, а потом ты мне все расскажешь: кто ты, из-за чего и как произошла авария и что с Тимофеем.

— Угу, — свалился, блин, следователь недоделанный на мою голову!

* * *

Ну, что ж, приступим, — Александр Витальевич, довольно улыбаясь, потер руки. За полчаса он поставил на уши всю больницу, организовав Тимошке лучшего врача и лучших же медсестер, палату одноместную с телевизором (туалет, правда, общий, но не перестраивать же здание?) и новейшим оборудованием (какое может быть оборудование при таких травмах — я без понятия, но красные и зеленые лампочки на железных ящиках не оставляли сомнений). Отец Тима все это продемонстрировал мне, и не покидало чувство, что он явно напрашивался на похвалу. Порой даже казалось, что Александр Витальевич с сыном ровесники.

— А? — наверное, я немного отвлеклась.

— Б! — и вы хотите мне сказать, что это — взрослый мужчина? — Катя, я попросил тебя рассказать, что вас связывает с Тимофеем.

И что? Что делать? Соврать? Как же надоело... Скажу правду.

— Спор.

— Что? Какой спор? — мне откровенно не верили. Да, правда, она такая. В нее всегда тяжело поверить. И не важно, хорошая она или плохая.

— Ну, э-э-э... сын ваш напился и поспорил с кем-то, что сможет меня соблазнить за месяц, но, в итоге, сам подошел ко мне и предложил сделку — я разыгрываю любовь неземную, а он мне 80% выигрыша.

— 80?! Тимофей теряет хватку... В смысле, — он растеряно посмотрел на меня, а я так же растеряно смотрела на него. Капец это, а не отец, — как вы могли? Это недостойное поведение! — почти смеялся Александр Витальевич, глядя на мою вытянувшуюся физиономию. Мои родители, наверняка, попадали в продолжительный обморок, услышав нечто подобное от единственной дочери. Но тут наш увлекательный разговор прервал врач.

— Операция закончилась, все прошло успешно. Тимофей Александрович сейчас без сознания в своей палате.

— Можно его увидеть? — я встала с железного больничного стула, чувствуя, что попа у меня в пупырышках из-за дырочек, что в этом стуле проделаны были неизвестным мне идиотом. Зачем они вообще нужны? Не идиоты и не стулья, а дырочки эти...

— Да, но сейчас, как я говорил уже, он без сознания и, в лучшем случае, вы завтра сможете с ним пообщаться.

— Я просто хочу посмотреть на него, — предупреждающе покосилась на отца Тима, чтобы он не вздумал что-нибудь ляпнуть (сомнений в том, что он это может, у меня не возникало). Для врачей, медсестер и даже уборщиц я была невестой этого 'молодого человека', как, с придыханием, обозвала его какая-то девушка в белом халате, который едва-едва прикрывал стратегически важные места. И как она вообще могла польститься на столь побитое тело моего товарища?

— Хорошо. Вы тоже пойдете? — теперь врач вопросительно смотрел на Александра Витальевича.

— Конечно.

— Отлично, — мужчина кивнул сам себе. — Только не больше пяти минут. Тем более что пациент все равно еще под наркозом, — мы синхронно кивнули.

— Тогда поднимитесь сейчас на третий этаж. Палата 314. С правилами безопасности вы ознакомились?

— Конечно, — пока сидела и ждала, чтобы успокоиться хоть немного и отвлечься перечитала все, что висело на стенах и лежало возле регистратуры, в том числе и свод правил поведения. Теперь, после многочасового сидения в больнице, я с уверенностью могла рассказать любому, кто пожелает выслушать, какие прививки и в каком возрасте ставятся детям до восемнадцати лет, как не подхватить вирусное заболевание, какие упражнения нужно делать во время беременности и...

— Вот и хорошо. А теперь, извините, мне надо идти, — прервал мои размышления на тему: 'Какая я теперь умная' врач и смылся.

— Пойдемте?.. — вопросительно посмотрела на Александра Витальевича.

— Пойдем. Где здесь лестница, ты знаешь?

— Знаю, — план пожарной эвакуации я тоже тщательно изучила.

— Ну, веди.

Через пять минут мы стояли перед палатой 314. Черт, как же страшно! Почему? Боюсь увидеть, что стало с человеком из-за меня. Хотя, даже если бы и не из-за меня, все равно бы боялась.

Сквозь стекла в двери смутно виднелась кровать в углу небольшой, продолговатой комнаты. Рядом с изголовьем тумбочка, пол кафельный...

Я еще долго могла бы вот так разглядывать палату, не касаясь взглядом Тима, но на сегодня с меня достаточно трусости и неуверенности. И не только на сегодня. Вообще пора прекращать быть таким серым, глупым, эгоистичным ничтожеством!

Решительно, но не сильно толкнула дверь и подошла к парню. Рука в гипсе, из под одеяла видны бинты, которыми обмотана грудь. Кажется, действительно сломал ребра. Лицо не белое, а какое-то даже серое. Глаза, естественно, закрыты. Захотелось погладить его по голове, запуская пальцы в спутанные волосы, но я вовремя вспомнила о наличии в палате еще и Тимошкиного отца и отдернула руку.

Тут раздалось какое-то подозрительное жужжание со стороны Александра Витальевича. Я обернулась как раз вовремя, чтобы заметить, как он беззвучно что-то произнес. И произнес явно что-то непотребное.

— Да, Михал Сергеич, слушаю. Что, совсем никак? Знал бы ты, как не вовремя звонишь! Что, что... сын у меня в больнице. Нет. Еще не хватало, чтоб он при смерти был! Ну, да, да, я понял, скоро буду, — Тимошкин папа зло посмотрел на мобильник у себя в руках и чертыхнулся.

— Опять эта работа...

Он подошел к загипсованному и перебинтованному парню, присел на корточки возле кровати и погладил его осторожно по голове.

— Ты, сынок, давай, выздоравливай. Не надо больше меня так пугать, хорошо? — потом Александр Витальевич повернулся ко мне. — Катенька, тебя, может, подвезти куда? Уже поздно.

— Да нет, спасибо, не надо. Меня, если что, брат заберет, а семью я уже давно предупредила, — это была правда. Маме я позвонила, как только началась операция, и вкратце описала все произошедшее, поэтому домашние мои были в курсе, что я могу сильно задержаться в больнице.

— Ну, смотри. Пока, — он еще раз провел рукой по голове сына и направился к выходу из палаты, но у самой двери обернулся. — Если что случится, то обязательно мне звони, поняла? У тебя же есть мой номер?

— Э-э-э, нет. Я же вам с Тимкиного звонила...

— Записывай. 8 — 960 —

* * *

—

* * *

— Все. Спасибо, — улыбнулась.

— Звучит так, будто ты меня выгоняешь, — я смутилась, потому что он оказался прав. Ну, вот зачем надо было это вслух говорить, даже если догадался?

— Ладно, пока. Присмотри за сыном, — Александр Витальевич аккуратно прикрыл дверь, и со стороны коридора послышались шаги.

Я тихонько подошла к кровати. Лучше б не подходила, честное слово!.. На глаза опять навернулись слезы. Осторожно погладила по голове.

— Не бойся, Тимофейка. Даже если я не могу вернуть все, как было, я, во всяком случае, постараюсь исправить.

Заснуть в кресле около окна в палате получилось далеко не сразу, потому что каждые несколько минут меня тянуло проверить — спит он или нет и все ли с ним в порядке. Под утро я ненадолго задремала только для того, чтобы проснуться от какого-то грохота. Подскочив на добрых два метра, я тут же повернулась в сторону Тима, который... с виноватой физиономией лежал в кровати и явно пытался дотянуться левой рукой до тумбочки, на которой был стакан с водой. Ключевое слово 'был'. Теперь он валялся на полу, сверкая множеством осколков. Вздохнула, понимая, это все мне лучше убрать самой потому как медсестра, что приходила всего один раз, сильно напоминала смесь кондуктора, продавщицы и уборщицы и, как следствие, в ней были качества, которые присущи женщинам этих профессий (читай: задиристость, стервозность, крикливость, агрессивность и лень). Вздох мой, видимо, вышел уж очень тяжким, потому что процент виноватости на Тимином поцарапанном лице резко повысился.

— Ну, кхе-кхе, — он попытался что-то сказать, но лично я услышала только хрип. — Черт! У меня горло сухое абсолютно, а я не хотел тебя будить. Извини.

Вот же ж!.. Герой, блин! Джентльмен!

— Если бы ты меня разбудил, то мне не пришлось бы все это убирать, — ну, да, да, я была немного зла, но мне прощается. В конце концов, я ничего не ела уже сутки, не спала пол ночи и дико переживала все это время.

— Я уже извинился, — Тим попытался улыбнуться, но тут же зашипел сквозь зубы. Видимо, ему и это теперь делать больно. А виновата в этом я...

Забыв про злость, подошла, присела рядом с кроватью.

— Сильно болит?

— Есть немного, — и нечего так удивленно смотреть. Проторчала же я с тобой всю ночь, в самом деле...

— Пить что будешь?

— Сок, — чуть-чуть подумав, он добавил. — Апельсиновый.

— Тогда придется подождать. Здесь есть только вода. Про сок узнаю у медсестры, но до этого надо убраться, а то она такая 'добрая'...

— И зачем было спрашивать?

— Чтобы знать, — пожала плечами. Какая разница, что сейчас он этого сока не получит? Зато он получит его потом.

* * *

Один раз в своей жизни я попробовала заниматься спортом. Честно говоря, это был очень печальный опыт. В четыре года я еще была хиленькой и тощей, и потому нагрузка оказалась для меня непомерной. Тогда нас под конец занятия заставили бегать на скорость, и совершено естественно, что бежала я медленно, после чего получила гневную отповедь от раздражительного тренера в стиле: 'Ты бегаешь, как дохлая курица!', но не об сейчас речь. Просто, после первого (и за что мне это?!) дня ухаживаний за больным Тимом я действительно чувствовала себя 'дохлой курицей'. Начались мои мучения с этого несчастного разбитого стакана. Конечно, я все убрала к приходу медсестры, но это вовсе не помешало ей заметить отсутствие стакана, разораться на меня (!) и потребовать компенсацию тоже у меня, потому как этот мерзкий больной прикинулся спящим. Ну, как можно спать, когда у тебя над ухом такая сирена вопит? Правильно, никак. Но вредная тетка почему-то совершенно не обратила внимания на сей странный факт, продолжая кричать на меня. Когда она, наконец, ушла, а я подумывала над тем, а не вздремнуть ли мне еще часок-другой, Тим в ультимативной форме послал меня за соком. Пришлось идти. Потом ему захотелось покушать, но все, что могло предложить больничное меню, парня не устроило, и мне пришлось бешеной кенгуру скакать в пекарню за тем, что пожелал вкусить Его Высочество... И что вы думаете? Как оказалось, этот эстет предпочитает мароккино, а не мокаччино, который я принесла. А еще обнаружилось, что каждый продукт он предпочитает определенной марки, при этом не помня даже упаковки, не говоря о названии. В итоге, чувствуя себя спринтером, я забегала в больницу уже в третий раз с пакетом продуктов, взмыленная, как скаковая лошадь. Тихонько пронеся еду мимо персонала (на всякий случай — а вдруг остановят?), я зашла в палату и увидела... как эта сволочь преспокойно употребляет больничный завтрак, сидя в кровати, а две сумки, что я принесла до этого стоят возле тумбочки.

— Ты!

— Я, — и ни капли угрызений совести. Только легкое ехидство. Так нравится меня мучить, да?

— Ты!!! — заорала еще громче, понимая, что если не спущу сейчас пар посредством крика, то покалечу и так больного Тимофея.

— Ну, что я? Так долго ходила, что мне уже грозила голодная смерть.

— Долго, значит? — я обиделась. Помочь хочу, а он издевается. Убивать совсем расхотелось. Появилось желание развернуться и уйти, что, собственно, я и проделала, предварительно оставив еду у кровати. — Не хочешь — не надо.

Обратно, полным раскаяния голосом, меня никто не позвал, и потому я осталась сидеть в коридоре, все еще не решаясь уйти. Через минут где-то сорок моего сидения мимо прошла компания из четырех парней. Насколько я знала, это были институтские друзья Тима. Естественно, никто меня не заметил. И хорошо. А то начнутся еще всякие приколы-подколы на счет наших 'отношений'... Интересно, а откуда они тут взялись? Тимошка им что-ли позвонил? А зачем? Скучно?.. Мне вот тоже скучно. Может, послушать, как ребята будут эту 'принцессу на горошине' развлекать? А что, идея.

На цыпочках (глупо, конечно — пол кафельный, какой уж тут скрип) подойдя к палате Тимофея, из которой слышался смех, чуть приоткрыла дверь.

— Тим, а где твой котенок? — видимо, кто-то из парней. Странно. Неужели они думают, что я ТАК сильно влюблена в Тимошку, что буду тут с ним сидеть? Ну, да, я действительно сижу, и, да, кажется, влюблена (себе лучше не врать), но они ведь не знают всей ситуации...

— Да откуда мне знать? — безразличный голос этого покалеченного.

— Оттуда. Ты же сам писал, что она здесь, — это уже кто-то другой.

— Сейчас ушла.

— А что? У тебя с ней так все хорошо получалось. Вот как ты это делаешь? — мне показалось, или в интонации говорившего явно проскальзывала зависть?

— Что делаю? Я просто сказал ей, вот и все.

— Ну, да! Предложи я девушке встречаться только потому, что я на нее поспорил... Да представлять даже страшно. Глаза б точно повыцарапала! А тебе ничего. Я уже начинаю думать, что спор ты выиграешь. Она согласилась и точно скоро влюбится в тебя. В тебя все влюбляются!

Какая я дурра. Какая я непроходимая идиотка. Он поспорил. Он поспорил, что я соглашусь на его предложение сыграть девушку, а потом влюблюсь. Ну, что ж. Надо помочь получить Тимофею его законные 100 процентов выигрыша.

Без грохота, тихонько приоткрываю дверь, но все равно привлекаю внимание собравшихся здесь козлов.

— Знаете, ребят, — обращаюсь к парням, которые полукругом стоят возле койки, на которой лежит Тим, обходя при этом взглядом его самого. — Он ведь выиграл.

Небольшая пауза, а потом смотрю прямо в глаза тому, кто не заслужил того, что я ему так хотела подарить.

— Но с этого момента, Тимофей Зарецкий, я тебя больше не люблю.

Дальше смотреть в глаза парню просто не хотелось, как не хотелось знать, что он чувствует. Уже на выходе из палаты услышала то, что никак не ожидала.

— А как же 80 процентов? — как же прав был тот человек, произнесший фразу : от любви до ненависти один шаг. Сейчас я ненавидела. Всей душой.

— Поверь, ты заработал все сто, — сказала не оборачиваясь. Я уже приняла решение. В конце концов, у меня никогда не находилось достаточного количества храбрости, чтобы смело встречать неприятности и трудности. Вот и теперь я собиралась уехать. Скорее всего, в Красноярск. Очень уж понравился город, когда я была там еще с родителями.

* * *

Отпроситься оказалось даже как-то слишком легко. Наверное, у меня вид просто был 'говорящий'. Еще лет десять родители взяли с меня слово, что, что бы не случилось, я не должна во-первых, кончать жизнь самоубийством, во-вторых, спиваться или употреблять наркотики. Тогда показалось смешным, но сейчас мама с папой были уверены во мне, хоть и беспокоились. Конечно, Сенька был против, одновременно доказывая, что здесь мне будет лучше и пытаясь выведать имя 'этого п

* * *

* * *

а'. Я же не слушая назойливого брата, отправилась собирать вещи.

Сутки спустя, лежа на узкой полке в плацкарте, думала, что даже если бы он не соврал, то все равно ничего бы не вышло. Со мной слишком скучно находиться долгое время, а я бы успела привязаться... Да, действительно, хорошо, что ничего не вышло. Сейчас я успокоюсь, приду в себя, и жизнь тоже придет в норму.

* * *

Активная тетя вот уже целых две недели пыталась меня растормошить, но это был дохлый номер. Все четырнадцать дней я пребывала в абсолютно аморфном состоянии. Не хотелось ничего. Из-за того, что практически не ела, я сильно похудела, под глазами залегли круги, потому спала я от силы по три-четыре часа. Он все время снился, даже если я принимала снотворное, которым в последнее время стала несколько злоупотреблять... Жизнь потихоньку превратилась в существование.

В понедельник, в пять тридцать тишину квартиры разрезал резкий звук — звонили в дверь. Я пошла открывать. Не глядя в глазок, распахнула толстую и тяжелую, обитую железом дверь и... кажется, я впервые упала в обморок.

ТИМ

Все началось... да все банально началось с пьянки.

— Эй, Тим, пойдешь на вписку к Ёгину? — ткнул меня в бок на лекции один из знакомых.

— Окай. Когда?

— Как всегда. Суббота-воскресенье. В девять-десять надо уже быть.

— Хорошо.

Знай я тогда, чем все это обернется, то, наверное, не пошел бы в институт вообще...

Около часа ночи все уже были изрядно подвыпивши, потому многие начинали нести откровенную галиматью. Так же я отнесся к словам одногруппника о том, что он хочет со мной поспорить. Снисходительно поглядывая на него и больше вслушиваясь в музыку, чем в несвязное бормотание, думал о том, что парень как-то быстро дошел до кондиции.

— Спорим? Или тебе слабо? А может, денег жалко? Жаба тебя не придавила еще?

— Хорошо-хорошо, спорим, — я вяло протянул руку, надеясь, что к утру Димка забудет про все, что сейчас наговорил. А мне на данный момент лучше согласиться. Проще.

Оказалось, не проще, потому что одногруппник не только не забыл про несчастный разговор, но и помнил все детали, а именно: мне нужно подойти к девушке, которую он выберет, сказать ей, что я на нее поспорил и попросить помочь. Пока она будет 'помогать', мне необходимо влюбить ее в себя. Ставка составляла 30 тысяч. Срок — месяц.

Вот так все и понеслось... Впервые увидев этого 'барашка' я не испытал ни каких чувств, кроме, пожалуй, любопытства. Эта особа сидела на скамейке с мечтательно-брезгливым выражением на лице (я раньше даже представить такое не мог, а тут увидел) и смотрела на пару бомжей. 'Э-э-э, да она романтик', — подумалось тогда. Нежная и трогательная, непримечательная и серая девочка-ванилька. Три 'ха-ха' четыре раза! Когда это создание запросило 80 процентов, я впал в столь несвойственное мне состояние ступора, а 'ванилька' спокойно пошла сторону остановки.

А потом... с ней просто стало интересно жить. Приключения посыпались как из рога изобилия. И не только приключения. Появились какие-то эмоции, чувства. Помню, как стало неприятно, когда девчонка вылила на меня чай. Почему? Самому бы разобраться... Однообразные пьянки-гулянки, полуодетые девицы, что без стеснения вешались на шею, потихоньку отошли на второй план, особенно после моего обращения к какой-то девице 'Катенька, Катенок мой'. Хорошо хоть она пьяненькой была и когда захотела дать пощечину, то элементарно промазала. Вздорный 'барашек' стала родной. Источник жизни, она всегда могла выкинуть что-нибудь неожиданное и непредсказуемое. Что удивительного в том, что у меня возникло желание оставить ее при себе если не навсегда, то, как минимум, надолго.

Затем мне пришла бредовая идея. Какая? В моей группе была девушка. Симпатичная, приятная в общении, она никогда не обращала внимания на меня, и я попросил своего Катенка помочь. Она согласилась, а я... расстроился. Но кто бы на моем месте не расстроился? Ни капли ревности, значит, ни капли любви...

А после она не пришла в парк. Обещала, а не пришла. Волной накатила злость, не давая воли разуму. Я тогда уже на бешеной скорости мчался по улице вдоль сквера, а в голове билась глупая навящевая мысль, что мой мотоцикл Катенок любит больше, чем меня, как... я вижу, что эта сумасшедшая бежит прямо под колеса 'чуда', и сворачиваю, надеясь, что не задел девушку, в которую уже, кажется, влюбился.

Было дико больно. Так, что помимо воли на глаза наворачивались слезы, но я терпел. Терпела и она, выполняя мои капризы, а потом пришли 'друзья' — те с которыми я спорил. В полной уверенности, что Катенок ушла, я безразлично говорил полуправду. Мне не было все равно, где она и что с ней. Когда я уже собирался отделаться от общества знакомых, дверь тихонько открылась и в палату зашла Катенок. 'А он ведь выиграл', — кто бы знал, как меня тогда обрадовали эти слова! Это было счастье в чистом виде, но только успело закрасться подлое подозрение, что тут явно что-то не то, как 'я тебя больше не люблю'. Это был удар ниже пояса. Так нельзя. Но я решил подождать. Извинюсь, расскажу все. Катя ведь поймет, да и куда она денется из института? И куда она сможет деться от меня?

Смогла. Это выяснилось, когда я, перемазанный в зеленке и с рукой в гипсе, через две недели пришел в альма-матер. Там знакомые объяснили, почему Катенка нет на лекциях. Взяв академический отпуск, она смылась в неизвестном направлении. Пришлось ехать к ней домой. В итоге от ее братца я получил хороший фингал, а от матери информацию, куда уехала ее дочка и наказ больше не обижать девочку, а то и она сможет синяк поставить.

По дороге размышлял обо всем и пришел к выводу, что, да, я влюбился, но угрызений совести как-то не чувствовал. В конце концов, без этого пари я бы точно не заметил своего Катенка, а потом, с ней, я не играл. Девушке нужно будет это просто объяснить. Она умная и она поймет. Главное, чтобы больше не ушла, не убежала куда-нибудь еще.

Звонок в дверь, тихие шаги в квартире, щелчок замка. Надо же, как все просто! Я-то был уверен, что придется уговаривать открыть, а тут. В проеме стоял скелет с ввалившимися глазами, посеревшей кожей и огромной копной черных кудряшек. Черт, она тут не ела совсем что-ли? Вдруг Катенок очень странно посмотрела на меня и стала заваливаться назад. Фу-у-ух, еще чуть-чуть и точно не успел бы поймать. Нашатырь нужен, но не рыться же в чужой квартире, хотя... здоровье важнее? Конечно. Вот уложу эту обморочную куда-нибудь и отправлюсь на поиски аммиачной водички.

— О-о-о, крыша едет, — первые слова, что я от услышал, она произнесла с блаженной улыбкой абсолютной идиотки. Может, к психологу сводить, а лучше к психиатру... Я понимаю, что ей было больно, неприятно, но, черт, она действительно решила тут коньки отбросить?! Спокойно... Будто я сам лучше выгляжу... Но ведь Катенок — девушка! Нельзя так к собственному организму относиться!

— И правда едет. Ты решила умереть голодной смертью? — спокойствие, только спокойствие. Я не хочу никого душить.

Катенок приподнялась на локтях, озадаченно осмотрела меня и выдала:

— Говорит! — улыбнулась, а потом ткнула пальцем прямо в живот. — Хм, настоящий. И что ты здесь забыл?

— Тебя.

— Хорошая шутка. Будем считать, что мне смешно. А теперь просто уйди.

— Окай, — перехватываю ее поперек талии, взваливаю на плечо и несу к входной двери. При ее нынешнем цыплячьем весе это легко.

ПРОДА

— Отпусти! Скотина! Убирайся! Оставь меня в покое! — когда появилась навящевая мысль, что такими я скоро оглохну, Катенок замолчала, а потом слабо сказала сакраментальное:

— Меня тошнит...

Быстро стащив девушку с плеча, в очередной раз поразился болезненной худобе. Успел я заметить только победную улыбку, а чертовка, быстро обогнув меня, захлопнула дверь с обратной стороны, то есть, в квартире.

— Просить тебя открыть бесполезно, верно? — чувствуя себя абсолютным идиотом, обратился в никуда.

— Просить тебя уйти бесполезно, верно? — послышался из-за двери чуть приглушенный голос.

— Если тебе так удобней разговаривать, то я готов, — чуть улыбнулся, представив, как она опять начнется обижаться на каждую безобидную подколку.

В ответ услышал оглушительно-громкую мелодию. Явно рок. И, кажется, это Ария... И, кажется, включена для меня... неприятно, однако.

За двери я выгнал в ночь,

Но выйти вон и сам не прочь.

Ты без меня хоть застрелись —

Все решат, что это — твой каприз,

Повтори его на бис!

Да, я уйду, и мне плевать.

Ты знаешь, где меня искать —

В квартале Красных Фонарей

Я смогу тебя забыть быстрей —

Это дело двух ночей!

На последних строчках сжал кулаки и еле удержался, чтоб зубами не заскрипеть. Это она сама в квартал проститук и жиголо собралась или меня туда намеревается отправить. Но самое обидное было потом.

Но хватит врать и все время хитрить!

Здесь все за деньги несложно купить!

Она явно упивалась жалостью к себе, глупая девчонка! Поспорил я на нее, видите ли! Ну, да, признаю, что это был не самый умный поступок в моей жизни, но ведь именно ей я не врал. Не нужен был мне этот чертов выигрыш! Мне была нужна она... И сейчас нужна.

Пока думал, заиграла следующая песня. Не лучше.

Я бы мог с тобою быть,

Я бы мог про все забыть,

Я бы мог тебя любить,

Но это лишь игра...

Очевидно, эта... да она просто изощренно издевается! Ну, ладно. Значит, буду сидеть здесь. В конце концов она выйдет. Или кто-нибудь войдет.

* * *

Прошел час. Терпение медленно, но верно подходило к концу, как на площадке показалась несколько полноватая женщина, которая без видимого труда тащила два преогромных пакета с чем-то. Чтобы хоть чуточку размяться, поднялся ей навстречу.

— Давайте, помогу.

— Если надоело морозить задницу на бетоне, то лучше сделай зарядку, а не тягай продукты. Мне не тяжело.

Оригинально, однако...

— Но все равно, спасибо, — и женщина направилась к двери Катенка.

— А вы там живете? — вырвалось прежде, чем успел подумать.

— Да. А ты мою девочку ждешь, значит? — я кивнул. Что толку отрицать очевидное? — Значит, это из-за тебя она, наконец, сподобилась навестить родную тетю? Интересно...

Она задумчиво окинула меня взглядом, кивнула и совершенно спокойно сказала:

— Заходи. Гостям всегда рады.

* * *

КОНЦОВКА

— Привет, теть Лид! — услышал я из дальней комнаты голос моего Катенка.

— Привет. Иди, Кать, чайник ставь. У нас гости, — активная женщина весело мне подмигнула и, как бы невзначай, подперла собой входную дверь.

— Какие гости? — из-за двери высунулась голова, глаза в ужасе округлились, и голова нырнула обратно.

— Теть Лид, у меня что-то голова разболелась... Пойду, прогуляюсь... — Катенок вылетела полностью одетая, абсолютно не производя впечатления больной.

— Так-то лучше, — высказалась тетя, удовлетворенно оглядывая племянницу. — Ну, вы тут поболтайте...

— Тим, тебе действительно лучше уйти. Ты все выиграл, — опять безразличный голос. Зае

* * *

! Подошел, резко встряхнул за плечи.

— Катенок, посмотри, наконец! Разуй глаза! Это не игра была! Не игра и не спор! Терпел эту больницу, хотел быстрее в институт. Нет, не в институт. К тебе хотел. Увидеть, обнять. Просто так. Просто потому, что это ты! Понимаешь? Посмотри, пожалуйста! Неужели так трудно видеть чьи-то еще чувства, кроме своих?

Она стояла, зажмурив глаза и вжав голову в плечи. Если бы не боялся напугать ее еще больше, то вмазал бы стене, но нельзя. Моему Катенку еще пока страшно. Отошел, сжимая руки в кулаки, чтобы хоть немного прийти в себя, успокоиться.

— Но ты поспорил. Зачем? — голос чуть дрожит.

— По глупости. По пьяной глупости. Решил тогда к тебе подойти только потому, что был уверен: откажешься. Хотел поуговаривать немного для порядка, авось выйдет, а потом идти, снимать с карточки деньги, но ты согласилась. А потом фраза про 80 процентов... Ты разве сама не чувствуешь, что вроде и жизнь бьет ключом, но одновременно вместе уютней становится...

Я беспомощно замолчал, не зная, как описать то, что испытывал рядом ней.

— Ты спорил... Я не верю тебе, — это я не верю, что слышу это. Сил на контроль не осталось.

— Дура! Какая же ты дура! — вылетел за дверь и уже открывая замок входной, опомнился. Понесся обратно. Она сидела на полу, уткнувшись носом в коленки, и всхлипывала. Б

* * *

ь!

— Катенок, прости, сорвалася. Прости, пожалуйста. Ну, успокойся, — я неловко приземлился рядом, притянул девушку к себе. — Хватит, хватит. У тебя глаза покраснеют и нос...

— И ты тогда точно удешь! — всхлипы продолжились с новой силой.

— Нет, не уйду. Подожду, пока пройдет и все.

Постепенно мой Катенок успокаивалась. Перестав плакать, серьезно посмотрела на меня.

— Извини меня. Я э-э-э... не подумав...

Я усмехнулся. Очень даже подумав... Но она, в конце концов, девушка. Ей просто захотелось, чтобы мне стало так же больно как ей тогда, в больнице.

— Извиняю. А ты?

— Что я? — вопрос и облегчение на лице.

— Ну, да. Дам тебе еще шанс. Только ты забыл, — выжидающе уставилась на меня краснющими глазами самая любимая девушка на свете.

— Забыл? Что?

— Ну, как же! Я...

— Ты?

— Нет, ты!

— Что я?

— Дурак ты, вот что! — и в чем на этот раз причина такой обиды? — Повторяй за мной: Я...

— Я.

— Тебя...

— Тебя.

— Люблю, — ошарашено посмотрел на Катенка, которая прямо глядела в глаза, при этом краснея все больше.

— Люблю, — подтянул к себе поближе, коснулся губами и... улыбнулся. Кажется, придется поработать педагогом. Но как же приятно быть не просто первым, а единственным.

Эпилог.

— И почему такая очаровательная девушка сидит в одиночестве? — на секунду задержала дыхание. Какая знакомая фраза, однако...

— Молодой человек, вас это не касается! — повернула голову и окатила презрительным взглядом стоящего возле столика в кафешке парня. — И учтите: в этот раз у меня исключительно горячий чай! — чуть улыбнулась. Он улыбнулся в ответ.

— Не скучала? — подошел, легонько поцеловал и отстранился.

— Мог бы и догадаться! — обиженно надулась.

— Куда пойдем?

— Может, просто погуляем?.. — предложила без особой надежды.

— Даже не думай! Сегодня годовщина!

— Тогда в аэропорт. На поезде я больше не катаюсь! — с того памятного дня, когда мы помирились, прошло три года и теперь мы всегда в этот день идем или на вокзал, или в аэропорт и уматываем куда-нибудь на день-два. Традиция в память о том, что тогда было. Но все хорошо, что хорошо кончается!