↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Зимой 2001 года в кабинете ректора Ярославского медицинского университета проходило внеплановое совещание.
За столом для совещаний сидели ректор Кронберг, член попечительского совета Вельяминов и все четыре проректора. Судя по тому, что лица присутствующих выражали недоумение, удивление и озабоченность одновременно, вопрос был далек от медицины и учебного процесса.
Ректор только что прочел всем присутствующим документ на дорогой гербовой бумаге, доставленный утром курьером из столицы. Судя по всему, документ был ожидаемым и, вместе с тем, неожиданным для присутствующих.
— Итак, господа, указом Государя Иоанна X нашему университету пожаловано имя Менделеева. Это накладывает на нас определенные обязательства, тем более, что в высочайшем указе говорится о памятнике ему, который будет установлен за счет казны. Проект памятника отобран Государственной художественной Академией и высочайше утвержден.
— Но почему именно Менделеев? — проректор по науке Кашкаров, доктор медицины и эксперт в желудочно-кишечных заболеваниях, первым задал вопрос, который интересовал всех присутствующих. — Он же никакого отношения к медицине не имеет. И мы ходатайствовали о другой кандидатуре...
— Попечительский совет согласовывал другую кандидатуру, — Вельяминов с недоумением смотрел на Кронберга. — Август Федорович, я же помню ходатайство, которое мы направили на Высочайшее имя...
— Господа, я могу только предполагать, чем вызвано подобное решение, — ректор сделал паузу и обвел глазами всех присутствующих. — Я уже звонил в Академию наук своему хорошему приятелю по этому вопросу. Он говорит, что это личное решение государя. Они там, — Кронберг на секунду глянул вверх, — предполагают, что оно продиктовано политическими и личными причинами.
— Я не понимаю, чем академик Менделеев лучше царицы Марии? Как раз с политической точки зрения супруга основателя династии явно предпочтительнее академика, пусть и талантливого.
— Господа, Вы не поняли. Нашему университету присвоено имя не этого Менделеева, а его дальнего предка Захария Менделеева. Он-то как раз имел к медицине самое непосредственное отношение.
Недоумение и непонимание на лицах всех присутствующих были столь очевидны, что ректор, во избежание вопросов поспешил продолжить.
— Господа, вспомните, что Захер Мендель был одним из врачей принца Иоанна Датского, прибывшего с ним ко двору царя Бориса в 1602 году. После восхождения на престол Иоанна V Иоанновича он принял Святое крещение и стал Захарием Менделеевым, а с 1613 года и вплоть до своей смерти в 1631 был главным царским медиком. Очевидно, что Государь решил таким образом увековечить его память.
— Ну да, — с сарказмом сказал Вельяминов, — он ставил клистиры принцу и придворным, причем так хорошо, что теперь нашему университету пожаловано его имя. Вот так и входят в историю — через августейший зад.
Шутка вызвала улыбки у присутствующих.
— Михаил Иванович, дорогой, давайте не будем комментировать кто, как и куда попадает. — Кронберг вздохнул и продолжил, — Все равно изменить это решение мы не можем.
— Ну, с личными причинами понятно, — продолжил Вельяминов, — династия решила увековечить память одного из своих слуг, пусть и таким нестандартным способом. Но Вы говорили и о политических причинах, а я их здесь не вижу. Или личное пожелание уже есть политическая причина?
— Я могу только предполагать, господа, но сразу подчеркну, что это только мои предположения, — Кронберг бросил взгляд на портрет Иоанна X в парадной форме Стремянного полка, висевший справа от него на стене, — поэтому пусть они останутся между нами. Вы же знаете, что во время визита во Францию нашему Государю преподнесли звание почетного академика Французской академии наук. А президентом Французской академии является господин Пикар, чьи дальние предки были в родстве с Менделеевым, имя которого и присвоено нашему университету. Если вы помните историю, когда Филипп III Испанский изгнал морисков и марранов, часть из них перебралась в Европу. Кто-то, как предки господина Пикара, во Францию, кто-то к протестантам в германские княжества и Богемию, а Захер Мендель вообще в Данию.
Думаю, что это и есть политическая причина.
Неожиданно в разговор вступил проректор по финансам и хозчасти Петровский. Этот высокий, худой и уже практически весь седой мужчина после известия об указе сидел с задумчивым видом, явно пытаясь что-то сложить в своей голове.
— Август Федорович, ну хорошо, пусть будет Захер Мендель, но это часть, так сказать, политическая, а мне придется памятник ему ставить. То, что памятник будет установлен за счет казны — это хорошо, только вопрос — а какого он размера? Кто будет изображен на этом памятнике? Насколько я знаю, никаких его портретов не сохранилось. Или это будет некий придуманный образ, плод, так сказать, воображения скульптора? Кто автор памятника?
— Не знаю, Николай Станиславович, не знаю, — Кронберг развел руками, — Я знаю только то, что сказал всем — проект памятника отобран академией художеств и уже утвержден.
— Я могу предположить, что там будет изображено, — сарказм в голосе Вельяминова был столь неприкрытым, что взгляды всех присутствующих обратились на него. — Вы же знаете склонность наших академиков к эпическим памятникам. Вот мы и получим статую: на гарцующем коне неизвестная личность в европейских одеждах семнадцатого века, сжимает в вытянутой руке клизму. Воистину, этот памятник сразу станет достопримечательностью нашего города.
Сквозь смех присутствующих пробился голос Кашкарова:
— Тогда уж на муле или осле — насколько я помню из гимназического курса истории, он ездил на муле или осле. Там ещё гравюра была: Иоанн V со свитой на лошадях и только Мендель сзади на осле. Осел получился хорошо, а Мендель не очень.
Смех на секунду стих и возобновился с новой силой.
— Господа, — переждав смех, снова заговорил Кронберг, — независимо от того, какой памятник будет установлен, нам необходимо провести все организационные мероприятия: торжественное собрание, молебен, изменение реквизитов университета и тому подобное. Поэтому давайте определимся с тем, что, когда и как мы будем делать.
И, продолжая улыбаться, собравшиеся приступили к обсуждению столь важных для любой государственной структуры вопросов.
* * *
*
Ректор Кронберг был потомственным врачом, типичным шведом, родом из Сандвикена, чья судьба была неразрывно связана с медициной. Окончив Стокгольмский медицинский университет по кафедре полостной хирургии, он остался там же в ординатуре и в 28 лет стал доктором медицины. Потом была медицинская практика в Риге и Новгороде, служебная командировка в восточный Туркестан, от которой остались не самые приятные воспоминания, должность проректора в Саратовском высшем медицинском колледже и вот, наконец, уже два года он был первым лицом Ярославского медицинского университета.
Он был способным врачом и хорошим администратором, однако в последние годы второе отнимало всё больше и больше времени. Его последняя научно-методическая статья вышла как раз два года назад, незадолго до назначения ректором.
Его супруга Хелен (или как называли её соседи и бывшие коллеги Елена Георгиевна) была родом из Вестероса и познакомилась с Августом на рождественском вечере, который ежегодно устраивал женский колледж святой Урсулы.
С того рождественского вечера много воды утекло: за плечами двадцать семь лет брака, выросли и определились в жизни трое детей. Старший, Александр, пошёл в медицину, стал военным врачом и сейчас служил в военном госпитале в Крыму. Средний, названный Георгом в честь деда, после окончания технического колледжа работал у своего деда в небольшой транспортной компании и, похоже, был доволен жизнью. Младшая дочь, Кристина, училась на четвертом курсе истфака Московского университета и сейчас как раз приехала к родителям на каникулы после сдачи зимней сессии.
В общем, Август мог считать, что его личная жизнь удалась.
Известие о том, что университету присвоено имя Менделеева на самом деле расстроило его. Однако осуждать или как-то негативно отзываться о таком решении Иоанна X на совещании он не стал, резонно полагая, что осуждать решение первого лица государства в кругу подчиненных (и, возможно, соперников) будет неправильно со всех точек зрения.
Вечером за ужином Август Федорович рассказал жене и дочери о последних новостях и дал, наконец, волю своим чувствам.
— Вот так-то, мои дорогие. Теперь мой, — он чуть выделил голосом слово, — университет будет носить имя испанского выкреста, малоизвестного историкам и ничем не прославившимся в медицине.
И это при том, что мы просили присвоить имя царицы Марии. Ну ладно, не хочет государь имя супруги основателя династии, так в истории нашей страны есть замечательные врачи — что наши, что русские, что из немцев. Да даже если бы назвали именем Кшиштофа Бржезецкого — и то было бы понятно: известный анатом и физиолог. Да и с политической точки зрения тоже было бы объяснимо: ну отправили его при Федоре VIII в ссылку в Ярославль за поддержку польских инсургентов — так ведь именно в ссылке он и стал по-настоящему хорошим специалистом. Всем было бы понятно: власть умеет ценить настоящих ученых независимо от их политических взглядов. А так ерунда какая-то.
— Август, ты кушай. — Хелен посмотрела на мужа взглядом, который выражал полное согласие с его словами. — Может, они хотели имя царицы Марии присвоить кому-то другому, а? А когда пришло ваше ходатайство, кто-то так пошутил с Менделеевым, а Государь взял и подписал.
— Нет, Хелен, тут не шутка, тут скорее действительно логику принесли в жертву политике. Я сегодня на совете говорил, что это явно связано с поездкой Иоанна в Париж прошлым летом. Глава французской академии наук Пикар — дальний родственник этого Менделя. Мало ли за всю историю было у нас лейб-медиков и государевых лекарей, так ведь первый раз такое дело, чтобы его именем целый университет назвали, — Кронберг резким движением отодвинул тарелку.
— Ты не горячись, дорогой. Ну, Менделеев, ну пусть по сравнению с тобой в медицине полный ноль. Так это хоть выговорить можно, а то, прости Господи, назвали бы в честь этого поляка, так ведь и не выговоришь с первого раза. Тебе чаю покрепче?
— Да, и лимон положи, дорогая. — Август вздохнул и продолжил, — Да ещё этот памятник дурацкий из головы не идет. Сегодня Вельяминов выступил на совете, расписал памятник во всей красе, так мы минут пять смеялись, успокоиться не могли. Вот пришлют это чудо на лошади и с клизмой — и станет университет посмешищем.
— Пап, — Кристина посмотрела отцу прямо в глаза, — я думаю, что ты глубоко заблуждаешься насчет истинных причин. Это не просто политика, это гораздо большее. Это запоздалая награда правящей династии человеку, благодаря которому эта династия до сих пор остается правящей.
— Что? — брови Кронберга поползли вверх от изумления.
— Пап, я же будущий историк, я тебе сейчас всё объясню. Ты только выслушай меня внимательно, хорошо? — и, увидев, что отец кивнул, продолжила:
— Как известно, основатель династии Борис Годунов был неродовитого происхождения и поднялся при Иване Грозном. Благодаря женитьбе на Марии Скуратовой, дочери любимца Грозного, Малюты, а также браку царевича Федора на Ирине, сестре Бориса, он вошёл в круг высшей знати. После смерти Грозного ему пришлось пережить много тяжелых событий: борьба с четырьмя регентами при царе Федоре, борьба с боярской оппозицией, народные бунты и прочее.
Когда Борис стал царем Московским и всея Руси, его власть была очень непрочной. Многие бояре считали, что он занял трон не по праву. И одним из способов укрепления своей власти он избрал брак своей дочери Ксении с членом европейского правящего дома.
Собственно, ты знаешь, что принц Иоганн Датский в начале августа 1602 года прибыл со свитою в Ивангород, именно для того, чтобы стать зятем Бориса. В его свите был и Захер Мендель, тогда простой медикус.
В середине сентября принц прибыл в Москву, а через месяц внезапно заболел. Когда надежды на выздоровление уже не было, именно Мендель предложил устроить принцу промывание кишечника настоем целебных трав. Он рисковал не только своей репутацией, но и жизнью — ты же знаешь уровень медицины того времени и отношение к медикам царствующих особ, тем более медикам-иудеям.
Можно сказать, что именно Мендель в тот раз спас принца.
— Тина, — мягко сказал Август, — ты думаешь, что у принца был запор и лечебная клизма спасла его?
— Пап, несварение желудка — вещь очень неприятная, а в те времена нередко и смертельная. Принц по приезду в Москву питался непривычной пищей, жирной и обильной. Ты представить не можешь, какие блюда раньше подавались к столу на пирах. А Борис старался удивить будущего зятя и показать своё богатство во всем. Нам читали спецкурс по быту Московии и Швеции 15-17 века, так вот, там совсем разные блюда.
— А причем здесь Швеция? Принц-то был датский?
— Дания и Швеция в то время были близки между собой, в том числе, питание знати и там и там было схожим. А питание при московском дворе существенно отличалось. Вот у принца и случилось сильнейшее несварение желудка.
— Ну, хорошо, допустим, что именно Мендель спас принца. Так ведь сколько было за время правления династии моментов, когда она или её отдельные члены подвергались опасности.
— На самом деле всего три. — И, увидев удивление на лице отца, Кристина продолжила. — Не удивляйся, действительно всего три, причем все три произошли тогда, в XVII веке. Я не беру случаи, когда происходили дворцовые перевороты, — а их историкам известны, включая неудачный 1682 года, только два, — они не подвергали опасности саму династию.
Первый — это именно тот момент, когда заболел Иоанн. Второй — когда были убиты Федор II и его мать. Ну, а третий — в 1612 году, когда Иоанн предпринял свой поход в Московию для возвращения трона сыну. И если бы не было Менделя, то не было бы и реставрации Годуновых в начале 1613 года.
— Вот именно, что если бы, — Август усмехнулся, — но ты знаешь пословицу, что если бы у бабушки были тестикулы, то она была бы дедушкой.
— Август, перестань, — Хелен погрозила мужу пальцем, — твой медицинский юмор сейчас неуместен. Кристина интересно рассказывает, — и, повернувшись к дочери, попросила, — Тина, пожалуйста, не слушай его шутки. Так по-твоему, этот самый Менделеев — самый настоящий спаситель династии?
— Представь себе, мама, что да. Вот смотри: принц Иоанн поправился и уже на Рождество принял крещение по православному обряду, а после праздника Крещения в январе 1603 года женился на царевне Ксении, дочери царя Бориса. Принц Иоанн Федорович получил титул Царского зятя, стал удельным князем Тверским. А если бы он умер тогда, то никакой свадьбы не было бы, да ещё Бориса его враги объявили бы отравителем.
— Ну, не было бы Иоанна, появился бы какой-нибудь другой принц, — Август скептически посмотрел на дочь. — Борис искал дочери женихов по всей Европе, так что какого-нибудь завалящего принца наверняка нашел бы.
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |