Менделеев

Зимой 2001 года в кабинете ректора Ярославского медицинского университета проходило внеплановое совещание.

За столом для совещаний сидели ректор Кронберг, член попечительского совета Вельяминов и все четыре проректора. Судя по тому, что лица присутствующих выражали недоумение, удивление и озабоченность одновременно, вопрос был далек от медицины и учебного процесса.

Ректор только что прочел всем присутствующим документ на дорогой гербовой бумаге, доставленный утром курьером из столицы. Судя по всему, документ был ожидаемым и, вместе с тем, неожиданным для присутствующих.

— Итак, господа, указом Государя Иоанна X нашему университету пожаловано имя Менделеева. Это накладывает на нас определенные обязательства, тем более, что в высочайшем указе говорится о памятнике ему, который будет установлен за счет казны. Проект памятника отобран Государственной художественной Академией и высочайше утвержден.

— Но почему именно Менделеев? — проректор по науке Кашкаров, доктор медицины и эксперт в желудочно-кишечных заболеваниях, первым задал вопрос, который интересовал всех присутствующих. — Он же никакого отношения к медицине не имеет. И мы ходатайствовали о другой кандидатуре...

— Попечительский совет согласовывал другую кандидатуру, — Вельяминов с недоумением смотрел на Кронберга. — Август Федорович, я же помню ходатайство, которое мы направили на Высочайшее имя...

— Господа, я могу только предполагать, чем вызвано подобное решение, — ректор сделал паузу и обвел глазами всех присутствующих. — Я уже звонил в Академию наук своему хорошему приятелю по этому вопросу. Он говорит, что это личное решение государя. Они там, — Кронберг на секунду глянул вверх, — предполагают, что оно продиктовано политическими и личными причинами.

— Я не понимаю, чем академик Менделеев лучше царицы Марии? Как раз с политической точки зрения супруга основателя династии явно предпочтительнее академика, пусть и талантливого.

— Господа, Вы не поняли. Нашему университету присвоено имя не этого Менделеева, а его дальнего предка Захария Менделеева. Он-то как раз имел к медицине самое непосредственное отношение.

Недоумение и непонимание на лицах всех присутствующих были столь очевидны, что ректор, во избежание вопросов поспешил продолжить.

— Господа, вспомните, что Захер Мендель был одним из врачей принца Иоанна Датского, прибывшего с ним ко двору царя Бориса в 1602 году. После восхождения на престол Иоанна V Иоанновича он принял Святое крещение и стал Захарием Менделеевым, а с 1613 года и вплоть до своей смерти в 1631 был главным царским медиком. Очевидно, что Государь решил таким образом увековечить его память.

— Ну да, — с сарказмом сказал Вельяминов, — он ставил клистиры принцу и придворным, причем так хорошо, что теперь нашему университету пожаловано его имя. Вот так и входят в историю — через августейший зад.

Шутка вызвала улыбки у присутствующих.

— Михаил Иванович, дорогой, давайте не будем комментировать кто, как и куда попадает. — Кронберг вздохнул и продолжил, — Все равно изменить это решение мы не можем.

— Ну, с личными причинами понятно, — продолжил Вельяминов, — династия решила увековечить память одного из своих слуг, пусть и таким нестандартным способом. Но Вы говорили и о политических причинах, а я их здесь не вижу. Или личное пожелание уже есть политическая причина?

— Я могу только предполагать, господа, но сразу подчеркну, что это только мои предположения, — Кронберг бросил взгляд на портрет Иоанна X в парадной форме Стремянного полка, висевший справа от него на стене, — поэтому пусть они останутся между нами. Вы же знаете, что во время визита во Францию нашему Государю преподнесли звание почетного академика Французской академии наук. А президентом Французской академии является господин Пикар, чьи дальние предки были в родстве с Менделеевым, имя которого и присвоено нашему университету. Если вы помните историю, когда Филипп III Испанский изгнал морисков и марранов, часть из них перебралась в Европу. Кто-то, как предки господина Пикара, во Францию, кто-то к протестантам в германские княжества и Богемию, а Захер Мендель вообще в Данию.

Думаю, что это и есть политическая причина.

Неожиданно в разговор вступил проректор по финансам и хозчасти Петровский. Этот высокий, худой и уже практически весь седой мужчина после известия об указе сидел с задумчивым видом, явно пытаясь что-то сложить в своей голове.

— Август Федорович, ну хорошо, пусть будет Захер Мендель, но это часть, так сказать, политическая, а мне придется памятник ему ставить. То, что памятник будет установлен за счет казны — это хорошо, только вопрос — а какого он размера? Кто будет изображен на этом памятнике? Насколько я знаю, никаких его портретов не сохранилось. Или это будет некий придуманный образ, плод, так сказать, воображения скульптора? Кто автор памятника?

— Не знаю, Николай Станиславович, не знаю, — Кронберг развел руками, — Я знаю только то, что сказал всем — проект памятника отобран академией художеств и уже утвержден.

— Я могу предположить, что там будет изображено, — сарказм в голосе Вельяминова был столь неприкрытым, что взгляды всех присутствующих обратились на него. — Вы же знаете склонность наших академиков к эпическим памятникам. Вот мы и получим статую: на гарцующем коне неизвестная личность в европейских одеждах семнадцатого века, сжимает в вытянутой руке клизму. Воистину, этот памятник сразу станет достопримечательностью нашего города.

Сквозь смех присутствующих пробился голос Кашкарова:

— Тогда уж на муле или осле — насколько я помню из гимназического курса истории, он ездил на муле или осле. Там ещё гравюра была: Иоанн V со свитой на лошадях и только Мендель сзади на осле. Осел получился хорошо, а Мендель не очень.

Смех на секунду стих и возобновился с новой силой.

— Господа, — переждав смех, снова заговорил Кронберг, — независимо от того, какой памятник будет установлен, нам необходимо провести все организационные мероприятия: торжественное собрание, молебен, изменение реквизитов университета и тому подобное. Поэтому давайте определимся с тем, что, когда и как мы будем делать.

И, продолжая улыбаться, собравшиеся приступили к обсуждению столь важных для любой государственной структуры вопросов.

* * *

*

Ректор Кронберг был потомственным врачом, типичным шведом, родом из Сандвикена, чья судьба была неразрывно связана с медициной. Окончив Стокгольмский медицинский университет по кафедре полостной хирургии, он остался там же в ординатуре и в 28 лет стал доктором медицины. Потом была медицинская практика в Риге и Новгороде, служебная командировка в восточный Туркестан, от которой остались не самые приятные воспоминания, должность проректора в Саратовском высшем медицинском колледже и вот, наконец, уже два года он был первым лицом Ярославского медицинского университета.

Он был способным врачом и хорошим администратором, однако в последние годы второе отнимало всё больше и больше времени. Его последняя научно-методическая статья вышла как раз два года назад, незадолго до назначения ректором.

Его супруга Хелен (или как называли её соседи и бывшие коллеги Елена Георгиевна) была родом из Вестероса и познакомилась с Августом на рождественском вечере, который ежегодно устраивал женский колледж святой Урсулы.

С того рождественского вечера много воды утекло: за плечами двадцать семь лет брака, выросли и определились в жизни трое детей. Старший, Александр, пошёл в медицину, стал военным врачом и сейчас служил в военном госпитале в Крыму. Средний, названный Георгом в честь деда, после окончания технического колледжа работал у своего деда в небольшой транспортной компании и, похоже, был доволен жизнью. Младшая дочь, Кристина, училась на четвертом курсе истфака Московского университета и сейчас как раз приехала к родителям на каникулы после сдачи зимней сессии.

В общем, Август мог считать, что его личная жизнь удалась.

Известие о том, что университету присвоено имя Менделеева на самом деле расстроило его. Однако осуждать или как-то негативно отзываться о таком решении Иоанна X на совещании он не стал, резонно полагая, что осуждать решение первого лица государства в кругу подчиненных (и, возможно, соперников) будет неправильно со всех точек зрения.

Вечером за ужином Август Федорович рассказал жене и дочери о последних новостях и дал, наконец, волю своим чувствам.

— Вот так-то, мои дорогие. Теперь мой, — он чуть выделил голосом слово, — университет будет носить имя испанского выкреста, малоизвестного историкам и ничем не прославившимся в медицине.

И это при том, что мы просили присвоить имя царицы Марии. Ну ладно, не хочет государь имя супруги основателя династии, так в истории нашей страны есть замечательные врачи — что наши, что русские, что из немцев. Да даже если бы назвали именем Кшиштофа Бржезецкого — и то было бы понятно: известный анатом и физиолог. Да и с политической точки зрения тоже было бы объяснимо: ну отправили его при Федоре VIII в ссылку в Ярославль за поддержку польских инсургентов — так ведь именно в ссылке он и стал по-настоящему хорошим специалистом. Всем было бы понятно: власть умеет ценить настоящих ученых независимо от их политических взглядов. А так ерунда какая-то.

— Август, ты кушай. — Хелен посмотрела на мужа взглядом, который выражал полное согласие с его словами. — Может, они хотели имя царицы Марии присвоить кому-то другому, а? А когда пришло ваше ходатайство, кто-то так пошутил с Менделеевым, а Государь взял и подписал.

— Нет, Хелен, тут не шутка, тут скорее действительно логику принесли в жертву политике. Я сегодня на совете говорил, что это явно связано с поездкой Иоанна в Париж прошлым летом. Глава французской академии наук Пикар — дальний родственник этого Менделя. Мало ли за всю историю было у нас лейб-медиков и государевых лекарей, так ведь первый раз такое дело, чтобы его именем целый университет назвали, — Кронберг резким движением отодвинул тарелку.

— Ты не горячись, дорогой. Ну, Менделеев, ну пусть по сравнению с тобой в медицине полный ноль. Так это хоть выговорить можно, а то, прости Господи, назвали бы в честь этого поляка, так ведь и не выговоришь с первого раза. Тебе чаю покрепче?

— Да, и лимон положи, дорогая. — Август вздохнул и продолжил, — Да ещё этот памятник дурацкий из головы не идет. Сегодня Вельяминов выступил на совете, расписал памятник во всей красе, так мы минут пять смеялись, успокоиться не могли. Вот пришлют это чудо на лошади и с клизмой — и станет университет посмешищем.

— Пап, — Кристина посмотрела отцу прямо в глаза, — я думаю, что ты глубоко заблуждаешься насчет истинных причин. Это не просто политика, это гораздо большее. Это запоздалая награда правящей династии человеку, благодаря которому эта династия до сих пор остается правящей.

— Что? — брови Кронберга поползли вверх от изумления.

— Пап, я же будущий историк, я тебе сейчас всё объясню. Ты только выслушай меня внимательно, хорошо? — и, увидев, что отец кивнул, продолжила:

— Как известно, основатель династии Борис Годунов был неродовитого происхождения и поднялся при Иване Грозном. Благодаря женитьбе на Марии Скуратовой, дочери любимца Грозного, Малюты, а также браку царевича Федора на Ирине, сестре Бориса, он вошёл в круг высшей знати. После смерти Грозного ему пришлось пережить много тяжелых событий: борьба с четырьмя регентами при царе Федоре, борьба с боярской оппозицией, народные бунты и прочее.

Когда Борис стал царем Московским и всея Руси, его власть была очень непрочной. Многие бояре считали, что он занял трон не по праву. И одним из способов укрепления своей власти он избрал брак своей дочери Ксении с членом европейского правящего дома.

Собственно, ты знаешь, что принц Иоганн Датский в начале августа 1602 года прибыл со свитою в Ивангород, именно для того, чтобы стать зятем Бориса. В его свите был и Захер Мендель, тогда простой медикус.

В середине сентября принц прибыл в Москву, а через месяц внезапно заболел. Когда надежды на выздоровление уже не было, именно Мендель предложил устроить принцу промывание кишечника настоем целебных трав. Он рисковал не только своей репутацией, но и жизнью — ты же знаешь уровень медицины того времени и отношение к медикам царствующих особ, тем более медикам-иудеям.

Можно сказать, что именно Мендель в тот раз спас принца.

— Тина, — мягко сказал Август, — ты думаешь, что у принца был запор и лечебная клизма спасла его?

— Пап, несварение желудка — вещь очень неприятная, а в те времена нередко и смертельная. Принц по приезду в Москву питался непривычной пищей, жирной и обильной. Ты представить не можешь, какие блюда раньше подавались к столу на пирах. А Борис старался удивить будущего зятя и показать своё богатство во всем. Нам читали спецкурс по быту Московии и Швеции 15-17 века, так вот, там совсем разные блюда.

— А причем здесь Швеция? Принц-то был датский?

— Дания и Швеция в то время были близки между собой, в том числе, питание знати и там и там было схожим. А питание при московском дворе существенно отличалось. Вот у принца и случилось сильнейшее несварение желудка.

— Ну, хорошо, допустим, что именно Мендель спас принца. Так ведь сколько было за время правления династии моментов, когда она или её отдельные члены подвергались опасности.

— На самом деле всего три. — И, увидев удивление на лице отца, Кристина продолжила. — Не удивляйся, действительно всего три, причем все три произошли тогда, в XVII веке. Я не беру случаи, когда происходили дворцовые перевороты, — а их историкам известны, включая неудачный 1682 года, только два, — они не подвергали опасности саму династию.

Первый — это именно тот момент, когда заболел Иоанн. Второй — когда были убиты Федор II и его мать. Ну, а третий — в 1612 году, когда Иоанн предпринял свой поход в Московию для возвращения трона сыну. И если бы не было Менделя, то не было бы и реставрации Годуновых в начале 1613 года.

— Вот именно, что если бы, — Август усмехнулся, — но ты знаешь пословицу, что если бы у бабушки были тестикулы, то она была бы дедушкой.

— Август, перестань, — Хелен погрозила мужу пальцем, — твой медицинский юмор сейчас неуместен. Кристина интересно рассказывает, — и, повернувшись к дочери, попросила, — Тина, пожалуйста, не слушай его шутки. Так по-твоему, этот самый Менделеев — самый настоящий спаситель династии?

— Представь себе, мама, что да. Вот смотри: принц Иоанн поправился и уже на Рождество принял крещение по православному обряду, а после праздника Крещения в январе 1603 года женился на царевне Ксении, дочери царя Бориса. Принц Иоанн Федорович получил титул Царского зятя, стал удельным князем Тверским. А если бы он умер тогда, то никакой свадьбы не было бы, да ещё Бориса его враги объявили бы отравителем.

— Ну, не было бы Иоанна, появился бы какой-нибудь другой принц, — Август скептически посмотрел на дочь. — Борис искал дочери женихов по всей Европе, так что какого-нибудь завалящего принца наверняка нашел бы.

— Пап, у него было главное условие — переход в православную веру. А тогда в вопросах веры было все гораздо сложнее, чем сейчас. Иоанн дал согласие на переход, а вот, например, Максимилиан Австрийский отказался.

Да и времени у Бориса, как показала история, практически не оставалось. Вот смотри: в России жуткий трехлетний голод, бунты низших слоев, брожение среди служивого дворянства, недовольство высшей знати как "худородностью" Годуновых, так и лишением тарханов — налоговых льгот и привилегий. На границе появляется самозванец, поддержанный частью польской шляхты, казаками и населением приграничных областей. Тут уж не до брака.

Собственно, когда в декабре 1603 года у Иоанна и Ксении родился маленький царевич Федор Иванович, ситуация в стране была тяжелая. Даже в свой удел Иоанн смог наведаться только зимой 1604 года — до этого проехать в Тверь можно было только с сильным воинским отрядом из-за того, что дороги были перекрыты восставшими.

А потом, в конце лета, Иоанн с Ксенией, сыном и свитой отправились в Копенгаген навестить своего брата Кристиана IV. Вернуться они должны были летом следующего года. Борис направил с ними 30 юношей из дворянских родов для обучения наукам. Кстати, он первым из царей стал практиковать отправку юношей, послав в 1602 году первых студентов на обучение.

Я думаю, пап, что эта поездка спасла жизнь и принцу и его жене.

— Ну, это понятно, — Август задумчиво посмотрел на дочь, — я знаю, что вскоре после смерти Бориса I его жену и царя Федора II убили, а престол занял самозванец, выдававший себя за царевича Дмитрия. А наш Мендел... леев где был?

— В Копенгагене. Когда в конце июля 1605 года туда пришли известия о трагедии и гибели царя Федора и его матери, у Ксении начались преждевременные роды. И именно Захер Мендель выхаживал Ксению после них. Рождение принца Иоанна, или, как его называли при датском дворе, Ганса Тверского, чуть не погубило её тогда.

В тот момент наследнику престола Федору (известному также как Фредерик Московский) шёл второй год. Его дядя, король Кристиан, заявил, что признает Федора настоящим царем Московским и всея Руси. Регентами при нём стали отец и мать, а содержание поступало из казны Кристиана IV.

Датский двор никогда не признавал царем ни самозванца, ни Василия Шуйского, который влез на трон через год. Ещё осенью 1605 года была совершена малая коронация Федора III, о чем было направлено извещение ко всем европейским дворам. Однако Сигизмунд III Польский не признал этого факта, желая сделать московским царем своего сына Владислава.

— Это я помню ещё из гимназии, — сказал Август, — так называемая большая смута, разорявшая Московское царство. Сигизмунд Польский и наш Карл Шведский вмешались в дела своего соседа, помогая каждый своему кандидату, чтобы московиты не сговорились с одним против другого. Одни бояре поддерживали нового самозванца, другие поехали в Краков к польскому двору, третьи пытались выгадать побольше даров от Шуйского. По дорогам бродили банды разбойников и казаков, что на мой взгляд одно и то же, деревни и города были разорены. Я читал, что народу тогда погибло больше, чем за все время правления Иоанна Грозного.

— Да, пап, все так, — сказала Кристина. — Нам рассказывали на семинаре, что гражданские войны самые страшные, а тогда время было такое, что вся Европа столкнулась с этой бедой: Франция на 30 лет раньше, а Священная Римская империя — на 20 позже. Люди тупеют от крови и уже ничего не хотят видеть и слышать. Раз ты против, значит ты должен умереть.

Пока в Московии шла смута, Годуновы жили в Копенгагене. У Иоанна и Ксении родились дочери Мария и Елизавета, а в начале 1611 — принц Борис. В то же время в начале зимы 1609 года Федор III умер от скарлатины и царем Московским стал его брат Иоанн.

После известия о первом походе ополчения на Москву и его неудаче Иоанн и Ксения приняли решение о возвращении в Московию.

В июне 1612 года Иоанн прибыл в свое Тверское княжество вместе с Ксенией, Иоанном V, а также почти трехтысячным отрядом датских войск. Другие дети остались в Копенгагене на попечении дяди. Вместе с ними вернулись на родину те юноши, кто уезжал в Европу по указу царя Бориса.

— Понятно. Тина, а как ты думаешь, стоило ли рисковать ребенком? Все-таки шла война, да и сама поездка из Копенгагена в Тверь занимала почти полтора месяца.

— Пап, они не могли поступить иначе. Когда князь Пожарский и ополчение в Ярославле узнали о том, что прибыла дочь царя Бориса и его законный внук, то люди вдруг увидели того, кто может стать законным царем. Ребенок стал именно тем знаменем, вокруг которого начали собираться все, кто устал от смуты и кто не был запятнан предательством по отношению к династии. Да и возвращение юношей из знатных фамилий способствовало тому, что их родня встала на сторону Ксении и Иоанна.

Все устали от смуты и самозванцев. А тут появляется дочь царя Бориса, красивая тридцатилетняя женщина, сын которой имеет законные права на московский трон.

— А Менделеев был с ними?

— Да, принц назначил его личным врачом своего сына.

Август задумался, потом посмотрел на жену, на дочь и сказал.

— Кристина, я хочу попросить тебя помочь мне.

— В чем?

— Я узнал от тебя много нового. Я никогда не рассматривал жизнь этого человека с такой точки зрения. Мне предстоит произнести речь на торжественном мероприятии в честь присвоения нашему университету его имени, а я не знаю подробностей его биографии. Пожалуйста, подбери мне что-нибудь по этой теме.

— Хорошо, пап, я сейчас в сети посмотрю.

* * *

*

Утром, перед выходом на работу, Кронберг получил от дочери несколько распечатанных листов. Стоя в халате и сонно позёвывая, Кристина говорила отцу:

— Па-а-ах-а-п, ой, пап, я что смогла найти — распечатала. Про Захария Менделеева в сети очень мало, почти ничего нет. В основном, речь идет про академика Менделеева. Но главные моменты биографии есть. Я там для тебя собрала всё про него на одном листе. А-а-ах-а-а, ой!

— Тина, ты поздно легла?

— Где-то в третьем часу, — Кристина опять зевнула. — Я там ещё некоторые интересные вещи нашла, но это не про Менделеева. Пока, пап, я пойду ещё поваляюсь, — Кристина повернулась и, сонно поёживаясь, отправилась досыпать.

— Спасибо, — в спину дочери сказал Август.

-Угу.

* * *

*

Кронберг вернулся домой поздно вечером. Подготовка к торжественным мероприятиям в честь указа отнимала массу сил и времени. За короткий срок — а на установку памятника и подготовку вышестоящие сферы по непонятным причинам отвели только три дня — требовалось сделать множество вещей.

Помимо участия в торжествах членов попечительского совета, бургомистра Ярославля, представителей учебных заведений города и иной почтенной публики, ожидалось прибытие заместителя министра здравоохранения и медицинской защиты, а также представителя Академии наук, Великого князя Георгия Михайловича, двоюродного брата Иоанна X.

Но если первая половина дня прошла в согласованиях торжественной части с вышестоящими инстанциями, МВД и Управлением Охраны, которое обеспечивало безопасность членов правящей династии, то известие о прибытии памятника заставило ректора бросить все остальные дела.

Памятник привезли в вечерних сумерках на большом грузовике в сопровождении машины ярославской полиции. Два больших деревянных куба, укрытых пленкой, скрывали в себе творение неизвестного скульптора и постамент. Пока искали кран для разгрузки, пока Кронберг решал, куда складировать груз, пока определяли место для памятника и срочно договаривались со строительной компанией о подготовке фундамента, совсем стемнело.

Уже уезжая из университета, он увидел, как Петровский с каким-то мужиком в полушубке, очевидно представителем строительной фирмы, осматривали место для памятника. По крайней мере, теперь за эту часть подготовки можно было быть спокойным.

Дома Август переоделся, плотно поужинал, позволив себе рюмку "Абсолюта", после чего собрался немного отдохнуть. Однако вместо отдыха в кресле перед телевизором его ожидала лекция по истории в исполнении Кристины.

— Пап, ты читал?

— Что? А, да, конечно. Ещё утром.

— Ну, и как?

— Интересно. По крайней мере, я теперь представляю, что это за человек.

— Ты знаешь, я вчера полазила по сети, сегодня посмотрела некоторые ссылки, пообщалась с людьми. В общем, я думаю, что этот человек — главное звено в исторической развилке.

— Какой развилке?

— Исторической. То есть, от его действий история пошла именно по тому пути, который нам известен.

— Тина, — Кронберг устало улыбнулся дочери, — история не имеет сослагательного наклонения. И тебе, как будущему историку, это должно быть известно лучше всех.

— Пап, история состоит из сослагательных наклонений! Только в большинстве случаев независимо от действий того или иного человека история продолжается так, как будто ничего не произошло. Ну, например, если обычный Свенсон или Иванов съест что-нибудь, то история народов от этого не изменится. Даже если он в результате умрет, то в обычные спокойные моменты истории это событие никто, кроме близких родственников, не заметит.

Но бывают моменты, когда действие одного человека, иногда случайно оказавшегося в нужном месте в нужное время, — Кристина сделала паузу и продолжила, — или в ненужное время в ненужном месте, заставляют историю идти совсем в ином направлении. И тогда почти проигравшие вдруг побеждают, блестящие государства оказываются на краю гибели, вместо умеренных реформ народ требует крови.

Пап, в исторической науке есть раздел, который занимается исследованием несостоявшихся возможностей. Это не самое известное направление, но оно достаточно старое. Ещё Тит Ливий писал, что если бы Александр Македонский не умер, то он мог пойти в поход на запад и тогда неизвестно, смогла бы состояться та Римская Империя, которую мы знаем.

— То есть, по-твоему, история не имеет объективных законов? Тогда непонятно, чему тебя учат, раз история не наука, а описание набора случайных событий.

— Пап, ты ничего не понял. — Кристина пододвинулась поближе к отцу. — История имеет объективные законы и мы их изучаем. Ну, например, в том же 17 веке хороший талантливый мастер мог изготовить качественное ружье, которое стреляло бы дальше всех существовавших тогда ружей, было бы легче, и которое можно было бы зарядить не со стороны ствола, а с казенной части, как современные. Но перевооружить всю армию какой-нибудь Испании или Австрии такими ружьями было невозможно — каждое такое ружье стоило целое состояние. Пока нет предпосылок для прорыва в какой-то области науки и техники — прорыва не будет.

Так же и в социальных отношениях: пока нет необходимости и условий для изменения общественного строя — изменений не будет. Когда появляется необходимость, тогда начинают складываться условия и изменения обязательно происходят, причем, чем дольше правящая верхушка противодействует изменениям, тем резче и болезненней они происходят.

Законы объективны и консервативны. Во многих случаях они не зависят от случайностей. Но я тебе говорю о другом: в истории есть узловые точки, их ещё называют точками бифуркации, когда в сложившихся исторических условиях события могут пойти разными путями в разные стороны. И картина мира стала бы совсем иной.

— Ну, хорошо. Ты считаешь, что Менделеев в этой самой узловой точке с помощью клизмы, — Август Федорович усмехнулся, — глупо как звучит-то, направил историю по тому пути, который мы знаем. Но ведь таких точек можно найти великое множество. И в каждой из них кто-то принимает решение, меняющее историю.

— Точек много, но не в каждой из них сходятся сразу много нитей и не в каждой из них принимается решение. К тому же эта пресловутая клизма — не самое глупое, некоторые решения и события бывают ещё более глупыми и невероятными. Некоторые сам ход истории впоследствии сглаживает, другие оказываются жизнеспособными.

— Скажи, вот свадьба Федора и королевы Кристины — это узловая точка?

— Да, несомненно, но только это она стала возможна из-за нескольких предшествующих событий, причем даже не связанных с европейским путешествием Федора. Царевич Федор во время своей поездки к дяде в Копенгаген мог и не посещать Стокгольм с визитом вежливости. Федор и Кристина могли не понравится друг другу. Иван V мог сосватать сыну другую невесту. Кристина могла отказаться принять православную веру даже по упрощенному обряду.

— И что было бы?

— Думаю, что ничего хорошего. Кристина вышла бы замуж за какого-нибудь немецкого принца, родила бы сына, который стал бы со временем шведским королем. Все равно была бы война с Польшей за Эстляндию и Курляндию. Торговали бы с Англией и Голландией, иногда воевали с Данией и Россией. Ресурсов немного, колоний нет. В общем, осталась бы наша Швеция обычным второразрядным государством Европы.

— Ты права, дочь. — Август улыбнулся, — Не все это понимают. Помнишь, лет шесть или семь назад был громкий процесс Юхана Юргенсона? Ну, того, который провозглашал "Швеция — для шведов" и пошёл на выборы в риксдаг под лозунгом о независимости Швеции от "варварской московской тирании"? Не помнишь? Жаль.

Этот, так сказать, борец за свободу требовал, чтобы Швеция, как триста с лишним лет назад стала независимой. Я читал его интервью перед выборами. Он тогда сказал, что самая большая ошибка шведской истории — брак Кристины с Федором. По его словам, не будь этого брака, Швеция стала бы ведущей европейской державой, "жемчужиной Скандинавии", с которой считались бы все государства. Швеция смогла бы получить колонии в Америке и Африке, разбогатела бы на заморской торговле. В общем, такая смесь маргинала и мечтателя.

Естественно, в риксдаг его не выбрали. Тогда он сумел собрать толпу, которая устроила беспорядки в Стокгольме. Были сожжены несколько машин и автобус, разбито несколько витрин, разгромлены магазины и кафе. Его, как организатора, арестовали и отправили в Сибирь на десять лет.

— Жестоко, — тихо сказала Кристина, — он же явно больной человек.

— Знаешь, Тина, я так не думаю. Ты же сама говорила, что гражданские войны — самые кровавые. А он как раз призывал к отделению, то есть гражданской войне. За эти триста лет наши страны и наши народы настолько сильно связаны друг с другом, что разделить их можно только кровью. Большой кровью.

Ты мне лучше скажи, какие ещё есть узлы.

— Если ты про 17 век, то для нашей страны я насчитала семь главных.

— Семь?

— Ну да. Первый — это как раз болезнь Иоанна, второй — реставрация династии Годуновых, третий — гибель Густава II Адольфа в битве при Лютцене в 1632 году. После него Кристина стала шведской королевой. Четвертая точка — это церковная реформа Иоанна V в 1634 году. О пятой мы с тобой уже говорили — брак царевича Федора, будущего Федора IV, и Кристины Шведской. Шестая и седьмая произошли в 1682 году почти одновременно: это коронация Ивана VI Великого коронами Швеции и Московии и попытка переворота, устроенная царевичами Петром и Павлом в том же году.

— Погоди, а при чем здесь церковная реформа? Этот процесс начался в Европе на сто лет раньше, чем в Московии. Когда-то он должен был начаться и здесь.

— Вовсе нет, пап. В Европе шла борьба между католиками и лютеранами, а в Московии было православие, причем православие в одной из самых архаичных форм. На латыни тех православных называют ортодоксами. Московские цари до Бориса Годунова включительно были крайне консервативны в вопросах веры. Как писал митрополит Филарет в своем послании Иоанну V "государи московския издревле чистоту православной веры блюли от латинян и магометан".

Я уже говорила, что Борис I соглашался на брак Ксении при условии, что принц Иоанн Датский примет православие. Брак между людьми разных конфессий в те времена был просто невозможен.

Церковная реформа могла бы вообще не состояться, однако в течение короткого времени случились три события, позволившие Иоанну начать реформу самого консервативного органа.

Во-первых, в 1632 году в Константинополе, который в то время был столицей Османской империи, появилась книга "Исповедание православной веры". Она была выпущена в Женеве и приписывалась патриарху Кириллу Лукарису, хотя историки склоняются к тому, что это был подлог, выполненный иезуитами. Кирилл последовательно боролся с католиками, причем в этой борьбе его поддерживали английский, голландский и шведский посланники — то есть протестанты.

В книге содержались лютеранские и кальвинистские мысли. Иезуиты смогли интригами добиться того, что султан отправил Кирилла в ссылку, однако вскоре тот был возвращен.

В следующем году книга попала в Москву, но тут произошло ещё одно событие — скончался патриарх Филарет. После смерти сына Иоанна Грозного, Федора I Иоанновича, он был одним из основных претендентов на престол, а при Борисе I этот знатный и влиятельный боярин фактически стал главой боярской оппозиции. Борис заставил его уйти в монастырь, однако и в церкви он сделал головокружительную карьеру, став при одном из самозванцев патриархом русской православной церкви. Поляки пленили его и отправили в Краков, поэтому он не помешал реставрации Годуновых, однако по возвращении не раз противодействовал Иоанну в его делах.

Ну, а третьим событием стало избрание близкого Годуновым митрополита Симеона новым патриархом. Он был духовником Ксении и Иоанна в Копенгагене, потом вернулся с ними на родину. Иоанн и Ксения ему очень доверяли и способствовали его карьере.

В 1634 году началась церковная реформа, сблизившая православие и умеренное крыло протестантов. Симеон, а с ним и русская православная церковь отказались признать собор 1638 года, на котором председательствовал личный враг Кирилла Ласкариса и сторонник иезуитов, новый патриарх константинопольский Кирилл Берийский. На этом соборе книга, приписываемая Ласкарису, была осуждена и предана проклятию. Сам Ласкарис к тому времени был мученически умерщвлен и не мог присутствовать на соборе, поэтому в пику константинопольской патриархии Иоанн и Симеон инициировали канонизацию Ласкариса, как великомученика.

В тот момент возник раскол православных церквей. Так как Московия была единственным православным государством, позиция русской православной церкви поставила восточные церкви, получавшие большие подарки и денежную помощь из Москвы, в трудное положение. Вместе с тем, Иоанну и Симеону нужна была поддержка реформ со стороны Вселенских патриархов, поэтому был начат поиск компромисса.

В 1643 году на православном соборе в Яссах, собранном по просьбе молдавского господаря Василия Лупула, московская делегация пошла на ряд уступок в обмен на канонизацию Ласкариса и признание необходимости создания современного изложения православной веры, а также терпимого отношения к протестантам умеренного толка.

Реформа церкви помогла сближению православной России со Швецией, Данией и рядом северогерманских протестантских княжеств.

— Понятно. С последней узловой точкой мне тоже почти все ясно: коронация Иоанна VI Великого коронами Швеции и Московии сделало наше государство единым. Только почему ты считаешь московский бунт Петра и Павла развилкой? Ведь права на престол Иоанна не подвергались сомнению.

— Пап, тут дело в том, что близнецы Петр и Павел были сыновьями от второй жены Федора IV. Когда Кристина умерла, он женился на дочери из рода Мстиславских, а это очень влиятельный род русских бояр. Среди высшей знати идея "правления по старине" имела большую популярность. К тому же, в мае 1682 года, когда Федор умер, Иван ещё не успел прибыть из Швеции. Вот Мстиславские с приспешниками и решили воспользоваться ситуацией, посадив на трон Петра, а сами рассчитывали остаться регентами, поскольку царевичам в то время было чуть больше 14 лет. Ивану же предлагали оставить Швецию, где он последние годы проводил больше времени, чем в Москве.

То есть эта была реальная попытка отделить Московию от Швеции. Но, к счастью, она не удалась.

— В твоем рассказе есть два изъяна, — Август устало прикрыл глаза, потом посмотрел на дочь и сказал, — давай, я тебе их назову, а потом мы прервемся. Я очень устал. Хорошо?

— Ладно, — Кристина вздохнула. — Мне было очень интересно обсуждать с тобой эту историю.

— Мне тоже, — Кронберг. — Первый изъян: мне непонятно, почему ты думаешь, что такой переворот и такое разделение государства были бы поддержаны знатью. Второй: если Мстиславские решили посадить на трон Петра, то нашлись бы те, кто захотел посадить на трон Павла, ведь его права равные. Ну, и на закуску: а как быть с правами на Польскую корону?

Ты подумай об этом, а завтра мы ещё раз поговорим.

— Хорошо, папа, — Кристина встала, подошла к отцу и поцеловала его в щёку. — Спокойной ночи.

* * *

*

Весь следующий день Кронберг провел в университете, решая кучу дел, связанных с торжественным мероприятием, назначенным на послезавтра. Первый день нового семестра был объявлен неучебным, надо было организовать присутствие студентов на открытии памятника, согласовать порядок выступлений и списки приглашенных гостей с Управлением Охраны, назначить ответственных за каждый этап...К тому же постоянно отвлекали звонки. В общем, типичная ситуация внезапного аврала в большой организации.

Вечером, уже перед отъездом домой, ректор подошёл на строительную площадку перед главным корпусом, где как раз завершались подготовительные работы к установке на фундамент постамента.

Увидев ректора, к нему подошёл Петровский, наблюдавший за ходом работ.

— Ну что, Николай Станиславович, успеете?

— Успеем, — Петровский улыбнулся, — завтра будет все готово. Бетон схватился, арматуры не пожалели, так что всё нормально. Он хоть и тяжёлый, — Петровский кивнул головой в сторону постамента, освобожденного от упаковки и почти черного в наступающей зимней ночи, — но фирма гарантирует, что встанет, как вкопанный.

— А сам памятник уже видели?

— Да, но пока не распаковывали до конца. Сначала постамент поставим, а потом и его.

— И что там? Вернее, кто? — с некоторой тревогой спросил Кронберг.

— Не бойтесь, лошади нет, — Петровский улыбнулся и развел руками. — Ошибся Вельяминов насчет лошади-то. Менделеев сидит на каком-то стуле или табурете, в руках книга. В общем, вполне достойно.

— Ну и слава Богу. — Ректор зябко подернул плечами. — Николай Станиславович, вы уж тут проследите, чтобы все было хорошо, а я поеду домой, устал за сегодняшний день, как canus vulgarius.

— Как кто?

— Как собака. В общем, до завтра.

— До свидания, Август Федорович.

* * *

*

— Пап, привет! Как дела?

— Да так себе. Весь день как белка в колесе. А где мама?

— Она поехала к Анне Петровне, ну той, с её работы. У неё сын ещё капитаном на Аляске служил, а его недавно куда-то под Измир перевели.

— Да знаю я, кто это.

— Ужинать будешь? Мы с мамой все приготовили.

— Давай. Садись, тоже поешь, заодно поболтаем.

— Я уже. Так что я тебе все положу, а пока ты будешь есть, отвечу на твои вопросы.

Кристина положила отцу тушеные овощи и кусок курицы, после чего пристроилась напротив.

— Пап, вот ты вчера спросил насчет польской короны. Это у Иоанна благодаря матери были на нее права, а у Петра и Павла этих прав не было. Да и зачем всем тем боярам, кто участвовал в перевороте, права на польскую корону, если московская корона — вот она рядом. Стоило только посадить на трон Петра — и несколько лет при малолетнем царе было обеспечено. А там и новые перспективы открывались, особенно для тех, у кого были дочери.

Теперь насчет того, что вместо Петра могли попробовать посадить на трон Павла. Могли, конечно. Только Петр был более простой и открытый, а Павел — тихушник, все норовил сделать исподтишка. Мстиславским казалось, что Петром будет проще управлять. Иоанн, когда вернулся в Москву и подавил мятеж, устроил расследование. И что получилось-то: Петр и бояре все замазаны, а Павел как бы в стороне остался. И бунт он не устраивал, и приказы не рассылал, и войско не собирал, да и из Москвы не сам бежал, а бояре увезли...

— Только не помогло ему это.

— Да, Иоанн его велел постричь и отправить в Тотьму под надзор. И кровь брата не пролил и трон обезопасил. Петру-то хуже пришлось — так и умер почетным пленником у турецкого султана.

— Вот видишь, не могли они победить, так что если и есть здесь твой узел, так только с коронацией.

— Нет, пап, узел есть. Если бы не было бунта, то Иоанн не сковырнул бы старую боярскую знать, да и вряд ли пошёл на ликвидацию крепостного права. Почему Петра не поддержали казаки, вернее, поддержала совсем малая часть? Да потому, что Иоанн после въезда в Москву объявил, что хочет дать крестьянам волю. Этим он сразу и крестьян и посады на свою сторону перетянул, да и казацкие старшины от Петра отступились.

— Понятно. — Кронберг отодвинул тарелку. — Тина, пожалуйста, налей мне чаю покрепче.

— Тебе с лимоном или без?

— С лимоном.

— Пап, — Кристина поставила перед отцом чашку и вновь уселась напротив, — я сегодня ещё посидела в сети, поискала, почитала, и поняла, что все эти узловые точки были бы невозможны без этого Менделеева. В истории одно событие порождает другое, то тянет за собой третье и так далее.

Вот смотри: не будь поездки Иоанна и Ксении в Копенгаген, они бы не остались живы, Иоанн V не провел бы детские годы при европейском дворе и не начал бы своих изменений и преобразований. Федор точно бы не поехал навестить своего двоюродного деда и датский двор, вряд ли посетил Стокгольм и влюбился в Кристину. Ничего этого не было бы.

И помолчав, добавила:

— Да и нас здесь бы не было.

— Вот видишь, — Август поставил чашку и взял конфету из вазочки. — Получилась бы совсем другая история. Кстати, я когда-то в юности читал роман Генриха Гатчера. Его герой мог путешествовать между тремя параллельными мирами. Один мир был наш, в другом Колумб погиб на пути в Америку, после чего не испанцы, а британцы стали первопроходцами в Новом свете, но уже на двести лет позже, а в третьем Колумб доплыл до Америки, но не смог вернуться и занялся миссионерством среди индейцев.

Там получились совсем разные истории, но исходная точка у этих миров была одна.

— Ну, это уже классика. Я сама читала ещё в колледже.

Кстати, пап, я тебе тоже могу рассказать про параллельную историю в этой развилке. Я сегодня в сети была на площадке одного сообщества, которое такими узлами занимается. Они общаются, рассматривают разные случаи и события, строят и оспаривают теории.

Так вот, у них там есть целое исследование по этому узлу. Его называют МЦМ — Мир царя Михаила.

— Какого Михаила?

— Михаила Романова. Они считают, что если бы все Годуновы погибли, то после смуты в 1613 году царем бы выбрали Михаила Романова. Это сын патриарха Филарета. Сам Филарет царем стать не мог, а вот помочь сыну стать царем — вполне.

— Погоди, но ведь ты говорила, что Филарет был в Кракове в плену.

— И что? Он — патриарх, а церковь в те времена имела огромное влияние. А потом Филарет вернулся бы из плена и помог сыну править.

В общем, я там много интересного прочла, но самое интересное то, что узел у них — смерть принца Иоанна в Москве. Тогда Ксения не выходит замуж, не уезжает в Копенгаген, а в 1605 году её убили бы вместе с братом и матерью.

— Понятно, — Август поставил пустую чашку. — Знаешь, наверное это интересно, но это явно хуже для нашей страны. Пойдём в комнату, мне надо подготовить речь на открытии памятника. Поможешь?

— Да, конечно.

* * *

*

День открытия памятника выдался ясным, с легким морозцем. Перед памятником, укрытым от глаз присутствующих полотном, стояла трибуна, обтянутая синим полотном. Большая толпа студентов и преподавателей, горожан и гостей стояла, переминаясь с ноги на ногу.

Пора было начинать торжественное мероприятие, однако ждали Великого князя Георгия Михайловича, который должен был подъехать с минуты на минуту.

На месте для организаторов и почетных гостей Кронберг, периодически поглядывающий на часы, объяснял отцу Леониду, пожилому священнику университетской церкви, порядок церемонии открытия памятника. Гости вели между собой разговоры пытаясь скоротать время. Корреспонденты ярославского и центрального государственного канала делали общие планы.

Наконец, в сопровождении машины охраны, показался черный лимузин. Он остановился и из него вышли Великий князь Георгий Михайлович и наследник престола, Великий князь Борис Иванович. Присутствующие затихли и подались чуть вперед.

Наследник упругой походкой подошел к месту для организаторов и почетных гостей, поздоровался с присутствующими, пожал руку Кронбергу, приложился к кресту священника и полувопросительно-полуутвердительно произнес "Начнем"?

Почетные гости и Кронберг прошли к трибуне. Ведущий объявил торжественное мероприятие открытым. Зазвучал гимн.

Стоя рядом с Наследником, Август поймал себя на мысли что не будь человека, памятник которому стоял у него за спиной, ожидая момента, когда с него снимут покровы, не стоял бы он здесь, рядом с наследником великой державы, раскинувшейся от Гломмы на западе до Колорадо на востоке и от снегов Шпицбергена и Таймыра до Памира и Южных Спорад.

Ведущий огласил указ о присвоении университету имени Захария Менделеева. Среди собравшихся прокатилась волна недоумения и шепота, главным мотивом которого было "Какого Менделеева"? и "Кто это"? После оглашения указа слово было предоставлено Великому князю Борису.

Наследник сказал короткую речь о важности медицины в современном мире и о том, что государство всегда будет заботиться об улучшении медицинского обслуживания, упомянул о том, что династия ценит ученых и врачей, своими трудами служащих к славе державы.

Следующим было выступление ректора. Глядя на лица собравшихся, он отдал дань уважения Государю Иоанну X, присвоившего университету имя человека, спасшего династию и изменившего ход истории.

— Каждый из нас — творец своей судьбы и судьбы своей страны, — сказал Кронберг. — Служением династии и стране, которая стала для него второй родиной, Захарий Менделеев внес огромный вклад в нашу историю.

Под аплодисменты, сопровождавшие окончание речи, Август нашел взглядом дочь, которая, стоя в первом ряду, недалеко от группы почетных гостей, аплодировала ему. Кристина увидела, что отец смотрит на нее, улыбнулась и незаметно показала кулак с поднятым вверх пальцем.

Борис чуть повернул голову к Кронбергу, занявшему место рядом с ним, и пока ведущий объявлял следующего выступающего, улыбнулся и тихо сказал.

— Это была хорошая речь, Август Федорович.

— Спасибо.

Потом собравшиеся выслушали речь бургомистра, напутственное слово отца Леонида и короткое выступление Великого князя Георгия.

Заиграла музыка. Два Великих Князя, бургомистр и ректор подошли к памятнику, взялись за концы покровов и одновременно потянули ткань вниз. Полетели снежинки, под аплодисменты собравшихся ткань поехала вниз, открывая академическую шапку, усталое лицо немолодого человека с небольшой бородкой, торс, руку, лежащую на раскрытой книге, пару свитков у ног.

На гранитном постаменте золотыми буквами было выбито

medicus Mendelleevus

1569 — 1631