Общий файл (до 6 главы)

Глава 1

Брошенный.

Утро началось как обычно с чашки крепкого ароматного кофе. Собираясь вчера лечь спать пораньше, я как обычно увлекся интересной книгой, поглотившей все мое внимание. Окружающий мир в очередной раз переставал существовать, растворяясь серой пеленой на периферии сознания. Время проносилось незаметно. Сигналом же к возвращению в реальность привычно служили резь в слипающихся глазах и расплывающиеся буквы текста. На будильнике было почти 3 часа ночи.

И вот окончательно проснувшись как обычно в самый последний момент, я жадно поглощал теплый и горько-сладковатый кофе. Для моего измученного хроническим недосыпанием организма это был самый лучший способ хоть немного и ненадолго прийти в норму. Покончив с собственной реанимацией и одевшись в слегка помятую одежду, я схватил валявшуюся в прихожей сумку и быстрым, не лишенным неторопливого достоинства шагом, отправился в университет.

До начала пары было еще двадцать минут. В зависимости от погоды и настроения я мог немного опоздать или что хуже — дойти за четверть часа. В последнем случае мне приходилось одиноко стоять в окружении своей группы. Нет, я не был этакой 'серой мышкой', на которую никто не обращал внимания. Все было намного сложнее и омерзительнее. Примерно год назад на нашем потоке произошел неприятный инцидент. В результате сплоченной и активной работы группы людей, являвшихся виновными в происшедшем, козлом отпущения стал я, не без помощи протекции ректора, конечно же. Не повезло, оказался не в том месте и не в то время. Ну, хоть не отчислили и то радость, хотя выговор мне все же 'подшили'. Тогда то на меня и опустился невидимый барьер. Словно зона отчуждения пролегала между мной и моими однокурсниками.

Но не это имело значение. Привычное вплоть до механического автоматизма предательство и отчуждение моих недавних приятелей в первое время не давали мне покоя. Теперь же я понимал, что так было принято. Акелла промахнулся, не смог себя защитить, стал плохим парнем, знакомство с которым могло негативно сказаться на репутации. Что ж закон каменных Джунглей, как и прежде жесток — Акеллу бросили подыхать в одиночестве на обочине истории. Безразличие ранило, а тихое безмолвное презрение поначалу было невыносимым. Однако время лечит, помогло оно и мне. Я научился носить маску — в институте 'ботан', в жизни нормальный общительный и веселый парень. Но все рано, было трудно, очень трудно ведь я верил этим людям, рассчитывал на них в трудную для меня минуту, а что я получил? Плевок в лицо. И теперь видеть их ежедневно, неволей вспоминать их предательство, даже нацепив маску, было нелегко. Потому то я и не торопился, уж лучше опоздать на пару чем прийти вовремя.

За этими невеселыми воспоминаниями я не заметил, как добрался до универа, автоматически нашел аудиторию и как преподаватель после звонка открыл старые, изрисованные деревянные двери.

— Молодой человек, вам, что, особое приглашение нужно? Ехидно спросил он, заметив меня одиноко стоящего неподалеку.

Вздрогнув от неожиданности, я забежал в аудиторию и сел на последнюю парту.

Следующие четыре с половиной часа прошли в бездумном записывании лекций в толстую девяноста шести листовую общую тетрадь, борьбы со сном и хождением до автомата с кофе. Выйдя из университета, потянувшись и вдохнув свежий воздух полной грудью, я едва слышно затянул песню группы "Ария":

— Я свобоооодеееен словно птица в небесах...

Но допеть так и не получилось. Недалеко, метрах в двадцати стояла Таня и целовалась с моим лучшим другом, с которым мы дружили с садика Володей Коробовым. На смену удивлению быстро пришла боль. Душа разрывалась на куски, оставляя напоследок острое желание умереть. Но и эта Боль не задержалась надолго. Волна черной нечеловеческой ярости, поднимавшаяся из неведомых глубин души, смывала все к черту на своем пути. Инстинкт самосохранения был выжжен дотла. Секундой назад я стал мертв, а что может грозить мертвецу?

— Почему нет? — сказала какая-то часть меня и спокойно направила тело прямо к целующейся парочке, аккуратно расталкивая людей на своем пути.

Подойдя к ним, я похлопал теперь уже ее парня и моего бывшего друга по плечу. Оторвавшись от губ Тани, тот с удивленно-недовольным выражением лица повернулся ко мне.

— Понравилось? — нежно улыбаясь, спросил я обоих.

Глаза Тани расширились от удивления, а Володя видимо хотел что-то сказать, но не успел. Я ударил, не заботясь о своей руке, вкладывая в этот удар все те темные чувства, которыми был переполнен. Результат превзошел все ожидания — он валялся на асфальте, размазывая кровавые сопли по лицу. Ненависть отчаяния бурлила в жилах, но теперь не так сильно, как раньше. Это позволило хоть как-то взять ситуацию под контроль и не убить этого жалкого человечка, нечленораздельно вопившего взахлеб у моих ног.

'И это ничтожество мой друг?'

Я развернулся и под удивленно-испуганные взгляды свидетелей происшедшего отправился домой. От греха подальше, а то ненароком ярость вспыхнет вновь и тогда может произойти все что угодно. Боль и ярость ушли, оставив сосущую пустоту и лишь один вопрос: "Почему?". Только сейчас я, наконец, понял, как сильно ее люблю. Правду говорят — начинаешь по настоящему ценить только то, что уже потерял.

Ну а предательство друга? Можно ли его простить? Нет, отныне я не верю никому. Я тот, кто я есть, иду своей дорогой, и пускай мой путь будет устлан кровью, однако это будет только МОЙ путь. Не забыть бы только, что цель всегда должна оправдывать средства...

Задумавшись, я не заметил, как началась гроза. Она отгородила меня своим ливнем от людей, мечущихся по роскошному парку в панике или уже нашедших себе убежище. Вода оставила меня наедине с самим собой. Дождь заливал глаза, стекал по лицу и тонкой струйкой срывался с подбородка. И не видно было злых слез, а губы бездумно шептали:

Возьми мое сердце, возьми мою душу,

Я так одинок в этот час, что хочу умереть.

Мне некуда деться, свой мир я разрушил,

По мне плачет только свеча, на холодной заре...*

Я шел дальше, но почему-то очень долго, даже слишком долго не встречал силуэтов людей поначалу так часто попадавшихся мне на глаза. Деревья становились все более незаметными и расплывчатыми, ведь стена воды очень сильно искажала видение мира. Казалось, что деревья стали высокими и большими, с раскидистыми кронами.

И тут случилось нечто, с небес, которые были скрыты темным покрывалом туч, сорвалось несколько маленьких и очень ярких шарика, достигавших в диаметре десяти — двенадцати сантиметров. Они приближались по кривым спиралям, казалось, светлячки играют, вот только чувствовалось в этом мистическом зрелище нечто нереальное. Светлячки закончили свой хоровод и резко устремились к земле. И лишь один светлячок, ярко желтого цвета устремился ко мне. Не успев среагировать, и уж тем более испугаться я почувствовал, как меня тряхануло. Очень необычное и интересное ощущение, будто током ударило, однако было не больно, совсем.

Потеряв на пару секунд ориентацию, и покачнувшись, я совершенно машинально попытался, найти опору. Удивительно, но рука наткнулась на ствол дерева. Сухой ствол дерева и это при таком дожде. Дождь? Куда подевался дождь?

Подняв голову вверх, я увидел, что капли дождя совершенно не долетали до земли, застревая в густых кронах настоящих лесных исполинов. Густые кроны?! Все грустные мысли покинули мою голову. Густые кроны с обильной листвой в конце мая!?

— Твою мать, да что же за день сегодня такой? Выругался я в сердцах.

Перед глазами все поплыло, силы окончательно покинули тело. Тут то я и потерял сознание.

*Группа 'Ария' 'Возьми мое сердце'

Глава 2

Хищник и жертва.

Я медленно приходил в себя. Где-то рядом нещадно стрекотали цикады. Яростное солнце опаляло мое лицо, слепя даже сквозь закрытые веки. Теплый сухой ветер нес с собой странные и непонятные запахи. Всюду ощущались угроза, и она же несла алчное до безумия желание жить, сражаться, приносить себя в жертву сладкому безумству. Сердце билось во всю силу, разнося адреналин вместе с кровью. Дольше лежать было невыносимо, но первая попытка подняться не принесла успеха. По всему телу пошли волны боли. Они скручивали и ломали меня словно ветер легкую соломинку. Руки и ноги дрожали. Мышцы, даже такие о которых я не подозревал до этого, ныли и стонали, словно их обильно посыпали солью. Голова кружилась от перенасыщенного кислородом воздуха. Тошнота и спазмы желудка, сердце, вырывавшееся из груди, и цветные круги перед глазами дополняли набор далеко не самых приятных ощущений. Подождав когда буря в голове поутихнет, словно в бреду, не чувствуя некоторых частей своего тела, я все-таки встал. Ноги разламывались дикой болью, стонали суставы, моля о пощаде, но дрожь, колотившая меня все это время, уходила, как вода медленно и неотвратимо впитывается в сухой песок.

Цветное марево перед глазами блекло. Организм медленно приходил в норму. Только теперь я заметил, что моя одежда загрубела и поблекла, как скошенная трава на солнцепеке. Она легко рвалась и рассыпалась мягкими волокнами. Казалось, одежда была щедро опрыскана сильнейшим растворителем, из-за чего едва держалась на моем теле. И окружающая природа — она не была Земной. Да, можно было подумать, что поляну, на которой мне суждено было очнуться, окружают обычные дикие джунгли. Но я точно мог сказать — здесь все ощущалось другим, нет, оно было другим. Другим, но не чуждым и не лишенным своего жадного до жизни очарования. Как в ярком, цветном сне, рвущим на части желанием остаться там навсегда.

Так или иначе, нужно было идти. Идти хоть куда-нибудь. Статичность в этом марафонском мире обрекала любого на верную смерть. Я сделал себе походный посох, не без труда выломав чистый сук одного из странных поваленных деревьев, местами блестевших металлическим налетом. Переплетенные между собой, они, окружали поляну небольшим валом. В тени веток вала можно было почувствовать движение ледяного ветра. От этого ладони рук начинало покалывать. За переплетением падших деревьев разрастался огромный лес. Ветвистые деревья, с огромными кронами достигали двадцати, а то и всех тридцати метров в высоту. Джунгли звали меня множеством разнообразных звуков. Путь должен продолжатся. Из ниоткуда в никуда.

Солнце, багряное с фиолетовой окантовкой, скрылось за горизонтом. На смену дню пришли синие сумерки. Воздух стал холоднее и начал еле заметно светиться. Я все еще пробирался через лес, временами выходя на открытые участки. На таких открытых участках, сквозь переплетения лиан проглядывало густое серо-фиолетовое небо. Видимость составляла примерно двадцать шагов и все, что было далее, расплывалось, теряло свои очертания и постепенно исчезало в синеющей мгле.

Различные воющие, стонущие и скрипящие звуки двигались за мной кругами. Приходилось шагать и шагать. Знание, пришедшее откуда-то, твердило 'малейшая остановка, и тело будет сковано страхом, откажется повиноваться'. Движение несло жизнь, потому я шел, не обращая внимания на усталость, подкатывающую жажду и пока едва ощутимый голод. Если бы закрыть глаза исчезнуть, стать тенью-невидимкой — увы, недостижимо. Остановиться, лечь, в ожидании конца и прекратить тем самым все грядущие мучения? Сдаться и умереть в самом начале? Нет, я сильнее этого. Низменным желаниям не остановить меня. А едва тлеющая в душе искра разгоралась, превращаясь в пламя, которое все сильнее источает жар. Душа полыхала огнем.

Живот скрутило, по глазам прошла резь, брызнула слеза. Мозг окатило плазмой. Мышцы на левой руке хаотично дергались. Неведомая ярость снова овладевала мной, становясь динамичней, сильнее. Она вырывалась из меня потоком волн в такт дикому биению сердца. Ни с чего — Просто так. Просто так мне стали нравиться эти жуткие сумерки, длящиеся уже около трех часов. Меня начал радовать этот холодноватый, слегка обжигающий льдом светящийся воздух. Я вошел в ритм — странный ритм вошел в меня. Я ускорил свой шаг, который словно во сне превращался временами во внезапные прыжки, отрывавшие мое тело на порядочное расстояние от земли. Сознание постоянно сваливалось на грань сна и реальности, оставляя мне лишь жадное наслаждение бурлящей силы, радости каждого глотка воздуха. Иногда сознание окончательно терялось в водовороте эмоций, иногда накатывала ледяная ясность. В те моменты марево сна пропадало, а вокруг меня кружились тени. Вот она жизнь, гудели слова набатом. Вот он мой путь!

Непонятно когда пришла ночь. Серое небо рассеялось внезапно, опуская на, теперь уже, перелесок чернильную тьму. Только огромная луна была единственным источником белого света. Снежно-белый диск окружала корона синего свечения, практически сразу сливавшаяся с чернотой ночи. Я не сбивался и не терял ориентацию только благодаря светлым бликам на обсидиановых деревьях, листьях, травах перелеска. Что-то опять водило хоровод вокруг меня, на этот раз не издавая ни звука. Что-то сильное с холодным разумом, без эмоций, черное на черном фоне. Их или его можно было заметить в кромешной тьме, поглощавшей все звуки и запахи только при пересечении блестящих граней предметов.

Спустя час или около того мир скачком посветлел. Травы и деревья, редкие кустарники все окружающее меня обрело былой цвет и объем. Старые механические часы с покрытыми фосфором стрелками остановились. По земле на уровне колен ковром струился казавшийся теплым, как парное молоко и мягким как пух новорожденного цыпленка, туман. А из глубины оврага на меня смотрела пара багрово-оранжевых горящих огнем костра глаз. Огромное жилистое тело хищной кошки переливалось дымчатыми струями. Очертания окаймлялись непонятной тенью, и снова сливались с туманом.

Ужас осознания конца невероятен по своей мощи. Он выбивает осознание из реальности происходящего. Остается лишь наблюдать, как распластавшийся в воздухе туман с очертаниями зверя летит в лицо. Непонятным образом левая нога согнулась сама по себе. Накренившееся на бок тело повалилось в туман. Падая, я умудрился развернуться и припасть на колено. Зверь, беспокоясь о том, что жертва скроется в тумане, не раздумывая и не группируясь, сразу же прыгнул в обратном направлении. Мои глаза закрылись. Сильный удар повалил на землю. По лицу хлестануло кровью. Посох, схваченный обеими руками при падении, непостижимым образом разворотил глотку хищника и пробил шею. Но зверь был так близок, что дотянулся лапой и острыми когтями глубоко пропорол грудь.

Умирающий зверь словно потух. Его глаза теперь уже темно-зеленого цвета закрылись. Он выдохнул в последний раз и затих, повалившись всем своим немалым весом на меня. По телу прошла волна, возвращая по смерти истинный пятнистый окрас пушистой шкуры. Теряя последние силы, еще не померкнув сознанием, я видел, как туман распадается на клочки и медленно исчезает.

На тропе разорванного тумана стоял одинокий путник, укутанный в странный светлый плащ с капюшоном. Он удивленно молчал, затем, медленно покачав головой, вздохнул. А перед ними в траве валялись "гяур" и человек, заливая, друг дружку ало-красной и фиолетово-синей кровью.