Дорога менестреля

Уважаемые читатели, текст примечания появляется при наведении мышки на его номер.

Богиня колец над ее колыбелью —

Услышала — пролетела,

И эхо серебряною свирелью

Под сводами зазвенело:

'Тебе красоту подарить могу я,

О, крестница-озорница,

И голос, и песни тебе дарую,

А счастье — уж как случится'.

Скади 'Под звон молотков об изгибы стали...'

Глава I

— И чё ты упрямишься? Вся деревня знает, что твоей мамаше любой за два медяка мог юбку задрать. А я с тобой по-хорошему, целую серебрушку предлагаю. Соглашайся, всё равно никто больше не даст.

— Чтоб ты провалился!

И за что мне такое счастье? День так хорошо начинался.

Поспать удалось подольше, что случалось очень нечасто. Дел по хозяйству тоже оказалось меньше, чем обычно, и я со спокойной совестью удрала в лес, не забыв прихватить вёдра. Просто прогулок тётка не терпела, и я отправилась за водой.

Лес с самого детства был мне надёжным укрытием, но сейчас я могла себе позволить только набрать горсточку земляники на недальней поляне, и сидя у ручья, медленно, ягодка за ягодкой, смаковать тающую во рту нежную сладость.

И как всегда, мою радость тут же изрядно загадили. Вернее, загадил — Варт, старший сынок нашего старосты, и кошмар моих дней. Этот белобрысый ... (ну не могу найти другого слова) вбил в свою дубовую голову, что для полного счастья, он должен завалить на сеновал именно меня.

Мало того, что я теперь ни на одни посиделки не могу пойти — он тут как тут, еще и здесь выследил. Хорошо, хоть купаться не стала, а то...

Сама виновата. Отдохнуть решила, расслабилась — и на тебе...

Искреннего пожелания он не услышал, и проваливаться не собирался. Как умная девушка, я решила спасаться бегством. Варт был парень увесистый, к тому же от него изрядно несло пивом — уже пропустил три-четыре кружки ради праздника, а в блекло-голубых, свинячьих (на мой взгляд) глазках горел нехороший огонек. Похоже, решил своего добиться не добром, так силой.

Рванула я оттуда очень резво, но, уже вылетая с поляны, зацепилась подолом за толстый березовый сук. Варт такого случая не упустил, и не успела я рта раскрыть, как этот одуревший козёл сцапал меня за запястья. Правда, тут он немного сплоховал, третьей руки, чтобы управиться с одеждой, у него не было.

Судя по довольной ухмылке, неудержимо расползавшейся по мерзкой роже, он решил получить всё и больше.

И получил, причём, отменно. До сих пор горжусь.

Я, вспомнив кое-что из уроков Кариса, ослепительно улыбнулась Варту, и сладчайшим голоском проворковала:

— Ну зачем же так грубо? А если по-хорошему?

Пока остолоп соображал, что же такое случилось, я изо всех сил врезала ему коленом в пах. Варт то ли хрюкнул, то ли всхлипнул, и начал складываться пополам. Я решила довести дело до конца, и для полной победы отвесила ему еще полновесный удар в голень. Скрюченный Варт остался валяться носом в траве, а я отправилась домой с полными вёдрами. Видение перекошенной физиономии поверженного противника всю дорогу проливало бальзам на мою душу.

Но не успела я дойти до околицы, как откуда-то выползла противная мысль: 'что этот недоумок наплетет своему папаше, когда явится домой?' В том, что ничего хорошего, сомневаться не приходилось. А его папаша — почтенный Латес, как-никак староста, и может такие неприятности устроить, что ой-ой-ой..., если захочет, конечно.

День сегодня, точно, был не мой.

Едва я прошла в ворота, как тут же услышала пронзительные вопли:

— Дарка, несчастье ходячее, где тебя носит?! Ну, погоди, дай только до тебя добраться! Голову оторву!

Вообще-то меня зовут Дарейя, если полностью — Дарейя Нари, но для тётки я только Дарка, и никак иначе.

Да уж, по виду никак не скажешь, что моя тётка — хозяйка процветающей корчмы 'Белый Лис'. Худая, вечно сердитая, темноволосая — ворона, да и только. И голос в самый раз для вороны: противный, и слышно далеко.

— Тётя, вы же сами за водой велели сходить.

— Да тебя только за Уводящей (1) посылать! — зло сверкая серыми глазами, тетка нервно теребила шейный солнечный знак на витом шнурке. — Живо в залу, гостей битком, а ты прохлаждаешься!

— Иду.

Хвала Богине, разодранный подол тётка не заметила, а то бы в очередной раз напомнила, что она меня кормит, поит, одевает, а я, неблагодарная, даже то, что дают, сохранить в пристойном виде не могу. При этом она почему-то забывала, что получила бесплатную прислугу, и все траты я уже давно отработала.

В свою, вернее, нашу комнатушку, я влетела вихрем, и сменив платье на приличное, темно-зеленое и мигом проскочила в кухню. Там, как всегда, стоял дым коромыслом. Хоть тётка и вредина, и придира, но не признать нельзя: готовит она — пальчики оближешь. А для заведения, стоящего на весьма оживленном перекрёстке, еда — три четверти дохода. Правда, она еще и скупердяйка, так что приходится надрываться за двоих.

Не успела я глазом моргнуть, как получила здоровенный поднос и напутствие:

— Третий стол справа, шевелись, бестолочь!

Проскользнув в общую залу, я привычным взглядом выхватила нужный стол, и едва не грохнула поднос на пол: 'Мамочки, гуртовщики пожаловали! Ну, тётушка, удружила!'

Причин для паники у меня было предостаточно. Мало того, что это были гуртовщики, так они ещё возвращались с ярмарки, и явно не с пустыми кошелями. Семейные даже после удачной сделки не тратятся, берегут деньги для дома, но тут семейный, по виду, только один, остальные шестеро — молодые парни. Сейчас поедят, а потом к гадалке не ходи: сначала напьются, потом явятся к праздничным кострам, начнут приставать к девчонкам, разозлят наших парней, и дело кончится расквашенными носами и выбитыми зубами. И как всегда, приставать начнут прямо здесь и сейчас, а выбор невелик — либо Элесса, либо я.

Нет, только не Эль. Её к ним подпускать нельзя, она за себя постоять не может, краснеет и смущается. И почему она в корчемные прислуги пошла? Ей бы в дом милосердия, или няней к детям, тут ей точно не место.

Едва я об этом подумала, как Эль тут же оказалась рядом, направляясь на кухню за новым заказом.

— Дара, может, мне к ним пойти? Ты же гуртовщиков не любишь.

— А кто их любит, и вообще, Эль, не говори глупостей. Лучше иди и скажи тётке, что вдова Раннэ с сыном пришли, к ним и пойдешь, — я заговорщицки подмигнула сразу зардевшейся Эль. — И я точно знаю, из-за кого Дарек сюда ходит три раза в день.

— Скажешь тоже.

— Даже не сомневайся: только из-за тебя.

Счастливая Эль улетела, словно на крыльях, и меня на одно мгновение кольнула зависть. Мечты Эль были простыми и надежными — свой дом, любящий муж, и пять-шесть детишек. А о чем мечтала я? Наверное, о свободе. От тётки, от корчмы, от хозяйства. И, честно говоря, уйти я могла бы прямо сегодня, если бы не одно 'но'.

Я перехватила поднос поудобнее, обрывая неуместные размышления, и направилась к гуртовщикам. Присмотревшись к старшему ватаги, я почувствовала, как с плеч сваливается тяжелая гора. Почтенный Велан — среднего роста, кряжистый и темноусый, проходил через наше село каждый год, мы его хорошо знали, к тому же он был сыном давнего друга деда. Ватагу он держал строго, и никаких безобразий они себе не позволяли. Ни за Эль, ни за себя можно было не опасаться.

— День добрый, дядя Велан.

— И тебе доброго дня, девочка. Парни, рты закройте, и на Дару не пяльтесь. Жаркое остынет. Посидишь с нами?

— Конечно, — тётка обозлится, но дорогим гостям перечить не станет. Они, самое малое, на три дня останутся, и платят всегда щедро.

Стоило мне присесть на скамью, как тётка тут же выплыла из кухни, с подносом, уставленным кружками пива.

— День добрый, Велан.

— День добрый, Мелана.

— Только для тебя, час назад бочку привезли, прямо с пивоварни.

— Спасибо, жаркое у тебя сегодня удалось на славу.

Тётка, явно собравшаяся сказать мне какую-нибудь гадость, расцвела как полевой мак, и, потеряв от удовольствия дар речи, поспешно удалилась.

— Сколько ни смотрю, всё в толк не возьму, вроде родные сёстры, а ничуть не похожи. Эх, Мира, Мира...

В горле сразу заскребло. Мира — моя мама. Шесть лет назад дядя Велан к ней сватался. Она обещала ответ дать, когда он с осенней ярмарки вернется. Я точно знаю, что согласилась бы, но за неделю до его приезда слегла с простудой и больше не встала. Он как раз к похоронам возвратился.

— Как Карис?

— Все также, дядя Велан. Нелда только руками разводит. Да вы к нему зайдите, он рад будет.

— А чего тянуть, вот сразу и зайду.

Парни в наш разговор не встревали, уминая жаркое за обе щеки. Но смотреть все-таки смотрели. Можно было ставить кошель серебра против ржавого гвоздя, что от кавалеров на сегодняшних танцах метлой не отмашешься. Только мне от избытка внимания выпадают одни неприятности: что ни праздник, так какая-нибудь обозлённая дурёха в волосы норовит вцепиться. И что делать прикажете, чтобы ухажеров распугать? Разве что, зубы смолой намазать и улыбаться почаще, или обзавестись ручной гадюкой, чтобы покусала парочку самых настырных, например, Варта, тогда точно все отстанут.

Может, впрямь, за змейкой в лес сходить?

Мои раздумья были прерваны внутренним голосом, истошно вопившим о возможных крупных неприятностях. И вправду, лицо тётки, в очередной раз появившейся в зале, очень напоминало багровую свёклу, от злости её прямо-таки распирало.

Парни как нельзя кстати допили пиво, и дядя Велан велел повторить. Быстро составив на поднос миски и кружки, я потащила его в кухню. Как бы тётке не хотелось высказать всё, что накипело, орать прямо сейчас она не станет — я же непременно с перепугу все уроню, а на новую посуду тратиться придется. Напрасные расходы, племянницу и в другой раз отчитать можно, когда в руках ничего держать не будет.

На кухне в облаке упоительных ароматов колдовала вторая стряпуха, Нерута. Полная противоположность тётки, и внешне, и внутренне: румяная, пухленькая, она так и лучилась теплом и уютом.

— Что девочка, опять хозяйку разозлила? Ты бы с ней потише, повежливей, глядишь и обошлось бы.

— Нерута, ну сама посуди, если она с рождения злая, как с ней можно по-хорошему?

— Тогда, лучше молчи побольше.

— Да уж, она только и мечтает, чтобы я онемела, — фыркнула я. — Нерута, Карис не спускался?

— Нет, да ты не бойся, голодным он не останется. Пока хозяйка почтенному Велану глазки строила, я ему поесть отнесла.

— Нерута, спасибо, — я звонко чмокнула женщину в щёку. — А тебе не попадет? Она точно ничего не заметила?

— Я же прошла с черного хода. Никак, хозяйка совсем с ума сошла, полдень на дворе, а она парню даже обеда не дает.

— Если и сошла с ума, то от жадности, — я криво усмехнулась, — денег жалко. Она теперь расщедривается только на завтрак, все старается, чтобы обед Карису кто-то из гостей купил. А у него сегодня с утра голова болела, так что, похоже, совсем не выйдет.

— Может, ты к Нелде тихонько сходишь, пусть какое-нибудь снадобье даст, а то он опять пластом лежать будет, как прошлый раз.

— У него еще было в запасе, да похоже, действовать перестало. Нелда чего только на Карисе не перепробовала, я не знаю, как он еще жив, после всех этих зелий.

— И что совсем ничего не помогает?

— Какое там, Нелда говорит, надо мага-целителя звать. Понять, мол, ничего не могу.

— Да, вот оно как... — в лечении Нерута ничего не понимала, и быстро вернулась к делам насущным. — Почтенному Велану ничего больше не надо, только пиво?

— Давай еще что-нибудь отнесу.

— Держи, это старосте: суп, жаркое и вино.

По спине забегали мурашки, и я чуть не села на пол. Неужели Варт уже дополз до дому? Если да, то сейчас староста с тёткой меня живьем съедят и не подавятся.

В зал я поплелась, как дряхлая старуха, ухитрившись каким-то чудом сохранить маску спокойствия на лице.

Поставив один поднос перед дядей Веланом, я, отчаянно молясь Богине, на деревянных ногах, направилась к столу старосты. Почтенный Латес неизменно, изо дня в день, восседал за самым лучшим столом.

Спасибо Богине, кажется, гроза (пока что) прошла стороной. Староста сидел как обычно, почти по-хозяйски, и самодовольно подкручивал предмет непреходящей гордости — пышные, пшеничного цвета, усы.

— День добрый, почтеннейший Латес.

— И тебе доброго дня, красавица, — староста постарался улыбнуться как можно приветливее, но при этом окинул меня таким маслянистым взглядом карих глаз, что сразу захотелось вымыться. — А скажи, Дара, Мелана сегодня когда корчму закроет?

— Да на час раньше, в честь праздника, — внутренний голос прямо-таки взвыл, призывая хватать вещи в охапку и удирать со всех ног.

— Передай, зайду к ней, поговорить надо.

— Непременно, почтеннейший Латес.

Тут, к счастью, меня окликнул очередной гость — мельников подмастерье Инат, и сунув пустой поднос подмышку, я с облегчением устремилась к его столу. Благо, лавки там чуть не трещали; подмастерьев было, как селёдок в бочке — на три подноса, не меньше.

Целую гору разной снеди я одна не потянула, управились только вдвоем с Эль, и следующий час я летала по залу не хуже ведьмы на помеле. Раз наорать не получилось, тётка решила не давать ни минуты передышки, я даже к Карису не могла заглянуть.

Как оказалось, я недооценила своего братца. Утром он был белый как мел, не мог с кровати ноги спустить, и вдруг...

Управившись с очередным заказом, и уже стоя на пороге кухни, я услышала знакомые шаги. Карис, все еще бледный, решительно спустился со второго этажа (где были комнаты для постояльцев), и прошел к своей лавке у очага. В зале настала такая тишина, что в ушах зазвенело. Карис устроился поудобнее, снял с полки лютню, и по залу понеслись переливчато-веселые аккорды.

Тётка, выглянувшая на звуки музыки, злобно прошипела себе под нос:

— Явился-таки, бездельник. Попробуй только мне, заработай меньше, чем вчера.

Меня так и подмывало с размаху опустить поднос ей на голову, но в последнюю секунду я все же удержалась, тем более, что в мелодию вплелся голос:

— Эй, дружок, ты что-то засиделся! (2)

Ну-ка встань-ка, ноги разомни,

Разбуди хмельною кружкой сердце,

Голову кудряву в пляс пусти!

Пиво, лейся бурною рекою,

Терпким вкусом душу растревожь!

Управляй же буйной головою,

Страстную в себя вобравши рожь!

Гори, огонь в глазах!

Уста его целуйте!

Да капли на усах

Собрать не позабудьте!

Гори, теки рекой

Хмельной напиток бога!

Лишь завтра за спиной

Протянется дорога!

Эй-гей, танцуй до утра!

Эй-гей, будет ночь весела!..

Глава II

Когда, прокатившись по залу звонкой волной, умолк последний звук, от восторженного рёва слушателей едва не снесло крышу корчмы. К тому же призыв 'Пиво, лейся бурною рекою...' оказался очень к месту. Ну как, после такой душевной песни, не опрокинуть кружечку? Мы с Эль сбились с ног, разнося полные кувшины, но это было все равно, что заливать пожар напёрстком, так что пришлось тётке попросить Ината — моего нечаянного спасителя от старосты и Сарна — подмастерье-молотобойца, выкатить из погреба новую бочку и поставить ее прямо в зале.