|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Уважаемые читатели, текст примечания появляется при наведении мышки на его номер.
Богиня колец над ее колыбелью —
Услышала — пролетела,
И эхо серебряною свирелью
Под сводами зазвенело:
'Тебе красоту подарить могу я,
О, крестница-озорница,
И голос, и песни тебе дарую,
А счастье — уж как случится'.
Скади 'Под звон молотков об изгибы стали...'
Глава I
— И чё ты упрямишься? Вся деревня знает, что твоей мамаше любой за два медяка мог юбку задрать. А я с тобой по-хорошему, целую серебрушку предлагаю. Соглашайся, всё равно никто больше не даст.
— Чтоб ты провалился!
И за что мне такое счастье? День так хорошо начинался.
Поспать удалось подольше, что случалось очень нечасто. Дел по хозяйству тоже оказалось меньше, чем обычно, и я со спокойной совестью удрала в лес, не забыв прихватить вёдра. Просто прогулок тётка не терпела, и я отправилась за водой.
Лес с самого детства был мне надёжным укрытием, но сейчас я могла себе позволить только набрать горсточку земляники на недальней поляне, и сидя у ручья, медленно, ягодка за ягодкой, смаковать тающую во рту нежную сладость.
И как всегда, мою радость тут же изрядно загадили. Вернее, загадил — Варт, старший сынок нашего старосты, и кошмар моих дней. Этот белобрысый ... (ну не могу найти другого слова) вбил в свою дубовую голову, что для полного счастья, он должен завалить на сеновал именно меня.
Мало того, что я теперь ни на одни посиделки не могу пойти — он тут как тут, еще и здесь выследил. Хорошо, хоть купаться не стала, а то...
Сама виновата. Отдохнуть решила, расслабилась — и на тебе...
Искреннего пожелания он не услышал, и проваливаться не собирался. Как умная девушка, я решила спасаться бегством. Варт был парень увесистый, к тому же от него изрядно несло пивом — уже пропустил три-четыре кружки ради праздника, а в блекло-голубых, свинячьих (на мой взгляд) глазках горел нехороший огонек. Похоже, решил своего добиться не добром, так силой.
Рванула я оттуда очень резво, но, уже вылетая с поляны, зацепилась подолом за толстый березовый сук. Варт такого случая не упустил, и не успела я рта раскрыть, как этот одуревший козёл сцапал меня за запястья. Правда, тут он немного сплоховал, третьей руки, чтобы управиться с одеждой, у него не было.
Судя по довольной ухмылке, неудержимо расползавшейся по мерзкой роже, он решил получить всё и больше.
И получил, причём, отменно. До сих пор горжусь.
Я, вспомнив кое-что из уроков Кариса, ослепительно улыбнулась Варту, и сладчайшим голоском проворковала:
— Ну зачем же так грубо? А если по-хорошему?
Пока остолоп соображал, что же такое случилось, я изо всех сил врезала ему коленом в пах. Варт то ли хрюкнул, то ли всхлипнул, и начал складываться пополам. Я решила довести дело до конца, и для полной победы отвесила ему еще полновесный удар в голень. Скрюченный Варт остался валяться носом в траве, а я отправилась домой с полными вёдрами. Видение перекошенной физиономии поверженного противника всю дорогу проливало бальзам на мою душу.
Но не успела я дойти до околицы, как откуда-то выползла противная мысль: 'что этот недоумок наплетет своему папаше, когда явится домой?' В том, что ничего хорошего, сомневаться не приходилось. А его папаша — почтенный Латес, как-никак староста, и может такие неприятности устроить, что ой-ой-ой..., если захочет, конечно.
День сегодня, точно, был не мой.
Едва я прошла в ворота, как тут же услышала пронзительные вопли:
— Дарка, несчастье ходячее, где тебя носит?! Ну, погоди, дай только до тебя добраться! Голову оторву!
Вообще-то меня зовут Дарейя, если полностью — Дарейя Нари, но для тётки я только Дарка, и никак иначе.
Да уж, по виду никак не скажешь, что моя тётка — хозяйка процветающей корчмы 'Белый Лис'. Худая, вечно сердитая, темноволосая — ворона, да и только. И голос в самый раз для вороны: противный, и слышно далеко.
— Тётя, вы же сами за водой велели сходить.
— Да тебя только за Уводящей (1) посылать! — зло сверкая серыми глазами, тетка нервно теребила шейный солнечный знак на витом шнурке. — Живо в залу, гостей битком, а ты прохлаждаешься!
— Иду.
Хвала Богине, разодранный подол тётка не заметила, а то бы в очередной раз напомнила, что она меня кормит, поит, одевает, а я, неблагодарная, даже то, что дают, сохранить в пристойном виде не могу. При этом она почему-то забывала, что получила бесплатную прислугу, и все траты я уже давно отработала.
В свою, вернее, нашу комнатушку, я влетела вихрем, и сменив платье на приличное, темно-зеленое и мигом проскочила в кухню. Там, как всегда, стоял дым коромыслом. Хоть тётка и вредина, и придира, но не признать нельзя: готовит она — пальчики оближешь. А для заведения, стоящего на весьма оживленном перекрёстке, еда — три четверти дохода. Правда, она еще и скупердяйка, так что приходится надрываться за двоих.
Не успела я глазом моргнуть, как получила здоровенный поднос и напутствие:
— Третий стол справа, шевелись, бестолочь!
Проскользнув в общую залу, я привычным взглядом выхватила нужный стол, и едва не грохнула поднос на пол: 'Мамочки, гуртовщики пожаловали! Ну, тётушка, удружила!'
Причин для паники у меня было предостаточно. Мало того, что это были гуртовщики, так они ещё возвращались с ярмарки, и явно не с пустыми кошелями. Семейные даже после удачной сделки не тратятся, берегут деньги для дома, но тут семейный, по виду, только один, остальные шестеро — молодые парни. Сейчас поедят, а потом к гадалке не ходи: сначала напьются, потом явятся к праздничным кострам, начнут приставать к девчонкам, разозлят наших парней, и дело кончится расквашенными носами и выбитыми зубами. И как всегда, приставать начнут прямо здесь и сейчас, а выбор невелик — либо Элесса, либо я.
Нет, только не Эль. Её к ним подпускать нельзя, она за себя постоять не может, краснеет и смущается. И почему она в корчемные прислуги пошла? Ей бы в дом милосердия, или няней к детям, тут ей точно не место.
Едва я об этом подумала, как Эль тут же оказалась рядом, направляясь на кухню за новым заказом.
— Дара, может, мне к ним пойти? Ты же гуртовщиков не любишь.
— А кто их любит, и вообще, Эль, не говори глупостей. Лучше иди и скажи тётке, что вдова Раннэ с сыном пришли, к ним и пойдешь, — я заговорщицки подмигнула сразу зардевшейся Эль. — И я точно знаю, из-за кого Дарек сюда ходит три раза в день.
— Скажешь тоже.
— Даже не сомневайся: только из-за тебя.
Счастливая Эль улетела, словно на крыльях, и меня на одно мгновение кольнула зависть. Мечты Эль были простыми и надежными — свой дом, любящий муж, и пять-шесть детишек. А о чем мечтала я? Наверное, о свободе. От тётки, от корчмы, от хозяйства. И, честно говоря, уйти я могла бы прямо сегодня, если бы не одно 'но'.
Я перехватила поднос поудобнее, обрывая неуместные размышления, и направилась к гуртовщикам. Присмотревшись к старшему ватаги, я почувствовала, как с плеч сваливается тяжелая гора. Почтенный Велан — среднего роста, кряжистый и темноусый, проходил через наше село каждый год, мы его хорошо знали, к тому же он был сыном давнего друга деда. Ватагу он держал строго, и никаких безобразий они себе не позволяли. Ни за Эль, ни за себя можно было не опасаться.
— День добрый, дядя Велан.
— И тебе доброго дня, девочка. Парни, рты закройте, и на Дару не пяльтесь. Жаркое остынет. Посидишь с нами?
— Конечно, — тётка обозлится, но дорогим гостям перечить не станет. Они, самое малое, на три дня останутся, и платят всегда щедро.
Стоило мне присесть на скамью, как тётка тут же выплыла из кухни, с подносом, уставленным кружками пива.
— День добрый, Велан.
— День добрый, Мелана.
— Только для тебя, час назад бочку привезли, прямо с пивоварни.
— Спасибо, жаркое у тебя сегодня удалось на славу.
Тётка, явно собравшаяся сказать мне какую-нибудь гадость, расцвела как полевой мак, и, потеряв от удовольствия дар речи, поспешно удалилась.
— Сколько ни смотрю, всё в толк не возьму, вроде родные сёстры, а ничуть не похожи. Эх, Мира, Мира...
В горле сразу заскребло. Мира — моя мама. Шесть лет назад дядя Велан к ней сватался. Она обещала ответ дать, когда он с осенней ярмарки вернется. Я точно знаю, что согласилась бы, но за неделю до его приезда слегла с простудой и больше не встала. Он как раз к похоронам возвратился.
— Как Карис?
— Все также, дядя Велан. Нелда только руками разводит. Да вы к нему зайдите, он рад будет.
— А чего тянуть, вот сразу и зайду.
Парни в наш разговор не встревали, уминая жаркое за обе щеки. Но смотреть все-таки смотрели. Можно было ставить кошель серебра против ржавого гвоздя, что от кавалеров на сегодняшних танцах метлой не отмашешься. Только мне от избытка внимания выпадают одни неприятности: что ни праздник, так какая-нибудь обозлённая дурёха в волосы норовит вцепиться. И что делать прикажете, чтобы ухажеров распугать? Разве что, зубы смолой намазать и улыбаться почаще, или обзавестись ручной гадюкой, чтобы покусала парочку самых настырных, например, Варта, тогда точно все отстанут.
Может, впрямь, за змейкой в лес сходить?
Мои раздумья были прерваны внутренним голосом, истошно вопившим о возможных крупных неприятностях. И вправду, лицо тётки, в очередной раз появившейся в зале, очень напоминало багровую свёклу, от злости её прямо-таки распирало.
Парни как нельзя кстати допили пиво, и дядя Велан велел повторить. Быстро составив на поднос миски и кружки, я потащила его в кухню. Как бы тётке не хотелось высказать всё, что накипело, орать прямо сейчас она не станет — я же непременно с перепугу все уроню, а на новую посуду тратиться придется. Напрасные расходы, племянницу и в другой раз отчитать можно, когда в руках ничего держать не будет.
На кухне в облаке упоительных ароматов колдовала вторая стряпуха, Нерута. Полная противоположность тётки, и внешне, и внутренне: румяная, пухленькая, она так и лучилась теплом и уютом.
— Что девочка, опять хозяйку разозлила? Ты бы с ней потише, повежливей, глядишь и обошлось бы.
— Нерута, ну сама посуди, если она с рождения злая, как с ней можно по-хорошему?
— Тогда, лучше молчи побольше.
— Да уж, она только и мечтает, чтобы я онемела, — фыркнула я. — Нерута, Карис не спускался?
— Нет, да ты не бойся, голодным он не останется. Пока хозяйка почтенному Велану глазки строила, я ему поесть отнесла.
— Нерута, спасибо, — я звонко чмокнула женщину в щёку. — А тебе не попадет? Она точно ничего не заметила?
— Я же прошла с черного хода. Никак, хозяйка совсем с ума сошла, полдень на дворе, а она парню даже обеда не дает.
— Если и сошла с ума, то от жадности, — я криво усмехнулась, — денег жалко. Она теперь расщедривается только на завтрак, все старается, чтобы обед Карису кто-то из гостей купил. А у него сегодня с утра голова болела, так что, похоже, совсем не выйдет.
— Может, ты к Нелде тихонько сходишь, пусть какое-нибудь снадобье даст, а то он опять пластом лежать будет, как прошлый раз.
— У него еще было в запасе, да похоже, действовать перестало. Нелда чего только на Карисе не перепробовала, я не знаю, как он еще жив, после всех этих зелий.
— И что совсем ничего не помогает?
— Какое там, Нелда говорит, надо мага-целителя звать. Понять, мол, ничего не могу.
— Да, вот оно как... — в лечении Нерута ничего не понимала, и быстро вернулась к делам насущным. — Почтенному Велану ничего больше не надо, только пиво?
— Давай еще что-нибудь отнесу.
— Держи, это старосте: суп, жаркое и вино.
По спине забегали мурашки, и я чуть не села на пол. Неужели Варт уже дополз до дому? Если да, то сейчас староста с тёткой меня живьем съедят и не подавятся.
В зал я поплелась, как дряхлая старуха, ухитрившись каким-то чудом сохранить маску спокойствия на лице.
Поставив один поднос перед дядей Веланом, я, отчаянно молясь Богине, на деревянных ногах, направилась к столу старосты. Почтенный Латес неизменно, изо дня в день, восседал за самым лучшим столом.
Спасибо Богине, кажется, гроза (пока что) прошла стороной. Староста сидел как обычно, почти по-хозяйски, и самодовольно подкручивал предмет непреходящей гордости — пышные, пшеничного цвета, усы.
— День добрый, почтеннейший Латес.
— И тебе доброго дня, красавица, — староста постарался улыбнуться как можно приветливее, но при этом окинул меня таким маслянистым взглядом карих глаз, что сразу захотелось вымыться. — А скажи, Дара, Мелана сегодня когда корчму закроет?
— Да на час раньше, в честь праздника, — внутренний голос прямо-таки взвыл, призывая хватать вещи в охапку и удирать со всех ног.
— Передай, зайду к ней, поговорить надо.
— Непременно, почтеннейший Латес.
Тут, к счастью, меня окликнул очередной гость — мельников подмастерье Инат, и сунув пустой поднос подмышку, я с облегчением устремилась к его столу. Благо, лавки там чуть не трещали; подмастерьев было, как селёдок в бочке — на три подноса, не меньше.
Целую гору разной снеди я одна не потянула, управились только вдвоем с Эль, и следующий час я летала по залу не хуже ведьмы на помеле. Раз наорать не получилось, тётка решила не давать ни минуты передышки, я даже к Карису не могла заглянуть.
Как оказалось, я недооценила своего братца. Утром он был белый как мел, не мог с кровати ноги спустить, и вдруг...
Управившись с очередным заказом, и уже стоя на пороге кухни, я услышала знакомые шаги. Карис, все еще бледный, решительно спустился со второго этажа (где были комнаты для постояльцев), и прошел к своей лавке у очага. В зале настала такая тишина, что в ушах зазвенело. Карис устроился поудобнее, снял с полки лютню, и по залу понеслись переливчато-веселые аккорды.
Тётка, выглянувшая на звуки музыки, злобно прошипела себе под нос:
— Явился-таки, бездельник. Попробуй только мне, заработай меньше, чем вчера.
Меня так и подмывало с размаху опустить поднос ей на голову, но в последнюю секунду я все же удержалась, тем более, что в мелодию вплелся голос:
— Эй, дружок, ты что-то засиделся! (2)
Ну-ка встань-ка, ноги разомни,
Разбуди хмельною кружкой сердце,
Голову кудряву в пляс пусти!
Пиво, лейся бурною рекою,
Терпким вкусом душу растревожь!
Управляй же буйной головою,
Страстную в себя вобравши рожь!
Гори, огонь в глазах!
Уста его целуйте!
Да капли на усах
Собрать не позабудьте!
Гори, теки рекой
Хмельной напиток бога!
Лишь завтра за спиной
Протянется дорога!
Эй-гей, танцуй до утра!
Эй-гей, будет ночь весела!..
Глава II
Когда, прокатившись по залу звонкой волной, умолк последний звук, от восторженного рёва слушателей едва не снесло крышу корчмы. К тому же призыв 'Пиво, лейся бурною рекою...' оказался очень к месту. Ну как, после такой душевной песни, не опрокинуть кружечку? Мы с Эль сбились с ног, разнося полные кувшины, но это было все равно, что заливать пожар напёрстком, так что пришлось тётке попросить Ината — моего нечаянного спасителя от старосты и Сарна — подмастерье-молотобойца, выкатить из погреба новую бочку и поставить ее прямо в зале.
Я, улучив минутку, пока тетка откупоривала бочку, подсела к Карису.
— Ну и...?
Брат очень удачно притворился непонимающим.
— Что, ну и?
— Ну и какого беса тебе понадобилось спускаться? Еле на ногах стоишь! — чего мне хотелось, так это отвесить братцу смачную затрещину. Ладно, раз руки приложить нельзя, сейчас получит словесно. — Учти, через полчаса не уйдешь — на руках наверх отнесу.
— Только об этом и мечтаю, — буркнул Карис и откинул со лба прядь каштановых, с золотым отливом, волос. — Смотри, не надорвись.
— Ах, ты, мерзкий... — кто именно, я сказать не успела, Карис мгновенно схватил меня за руку. Я дёрнулась, но напрасно. Вот это меня в нём удивляло больше всего: в плечах не косая сажень, в кости лёгкий, а хватка — железная.
— Дара, гостей сегодня, как грибов после дождя. Наша ощипанная ворона и пальцем не шевельнет, если к тебе кто пристанет. А Рилет со вчерашнего дня дома, у него жена заболела.
— Значит, ты решил его подменить? Нехорошо, когда корчма без вышибалы?!
— Да пусть бы ей всё в щепки разнесли, мне десять раз плевать! А тебя я никому тронуть не позволю!
Я мгновенно растаяла, но виду не подала.
— Карис, ты же сейчас упадёшь. Не волнуйся, ничего со мной не случится. Сегодня дядя Велан приехал, хотел к тебе прийти, а ты сам вышел. Он-то меня точно в обиду не даст.
— Хвала Богине! — выдохнул Карис, поднялся со скамьи, но пошатнулся и едва не упал. Я еле успела поддержать его.
— Что с тобой? — впрочем, можно было и не спрашивать. С одного взгляда видно, что ему плохо: не просто бледный, а белый, как свежевыбеленная стена, лоб в поту и зрачки во всю радужку.
Тетка, заметив неладное, тут же направилась к нам.
— Опять он не в себе? Так я и знала, тащи его наверх, и поживее. Если он какую заразу подцепил, оба будете ночевать в сарае, или пусть Нелда его к себе забирает. Не хватало ещё постояльцев перепугать.
Меня, с головы до пят, затопила жгучая злоба: 'Ох, с каким удовольствием я бы её...!'
Чтобы не сорваться окончательно, я зажмурилась, отчётливо представив, что тётка вот прямо сейчас... картинка стояла перед глазами, как живая.
Секунду спустя по ушам резанул гневный вопль — тётушка Мелана, как раз проходившая мимо потолочного столба, вдруг поскользнулась на совершенно сухом полу. То, что спиной весьма чувствительно приложилась — так, пустяки — а вот то, что от подноса и шести кружек только черепки вперемешку с пивом остались — уже неприятности.
Я поспешила к тётке, источая 'сочувствие':
— Тётя, вам плохо?
— Отойди от меня, дрянь такая, опять твои штучки!
— Тётя, вы просто устали, идите прилягте, Нерута справится.
— Ты мне зубы не заговаривай, думаешь, не знаю, зачем ты к Ведане бегаешь? Нелда хоть лечит, а эта и вовсе не пойми что творит. Доиграется до костра, и тебе будет несдобровать.
Поняв, что дальнейшие уговоры бесполезны, я вернулась к Карису. Он немного отдышался и вознамерился самостоятельно добраться до лестницы. Я не сомневалась, что сейчас он до неё не то что не дойдет, но даже не доползёт, поэтому применила старый проверенный способ. Едва брат поднялся с лавки, как я тут же поднырнула ему под руку, не оставляя иного выбора, как обнять меня за плечи. Ну вот, полдела сделано, осталось только обхватить его за пояс и очень осторожно и медленно (у него после приступа любое движение в голове отдается) довести до лестницы. А там... ладно, не впервой, сначала дойти надо.
Не успели мы сделать пару шагов, как меня неожиданно отстранили; не поняв, что произошло, я рванулась к Карису, но его уже подхватил дядя Велан. Похоже, я братцу сегодня напророчила: наверх его, в самом деле, на руках отнесут.
— Дара, не стой столбом, показывай, куда его.
— Сейчас, — сначала лестница, потом до конца коридора, этот путь я выучила наизусть.
— Пустите, я сам... — не договорив, Карис неожиданно обмяк, уронив голову на плечо дяди Велана.
— Дара, что с ним?
— Сознание потерял, — меня начала бить мелкая дрожь, третий раз за два дня — надо что-то делать, и срочно. К счастью, мы уже пришли, и я открыла дверь. — Сюда несите, вот его кровать.
Дядя Велан осторожно уложил Кариса, а пока он оглядывал комнату, я стянула с брата сапоги и укрыла одеялом.
Смотреть, правда, было особо не на что: стол и лавка у окна, у правой стены кровать Кариса и сундук c одеждой; у левой стены точно такой же сундук, только чуть поменьше размером, над ним небольшое зеркало, и вторая кровать — моя, за занавеской.
— Мелана, что, последнего ума лишилась? Чего она вас вместе-то поселила?
— Говорит, не хочу лишних ртов разводить, — губы искривились в горькой усмешке, — боится, как бы ко мне в окно парни лазить не начали.
— Совсем сдурела. Надо с ней поговорить.
— Нет, дядя Велан, — я не на шутку испугалась, — не надо, нам и тут неплохо. Вы же видите, его никак нельзя одного оставить. Вы сейчас идите, вам комнаты уже готовы, как обычно. Я с Карисом побуду.
— Ну, смотри, девочка. А, может, мне вас с собой забрать? Дом просторный, места всем хватит. Ты за хозяйку будешь.
— Спасибо, дядя Велан. Мы подумаем. Идите, идите, кажется, Карис очнулся. Ему покой нужен.
Похоже, скоро стану знахаркой, не хуже Нелды. Стоило Карису открыть глаза, как я уже стояла у кровати с кружкой в руках.
— Опять эта пакость! Убери, не буду...
Я чуть не взвыла: ну что за наказание, хуже младенца.
— Я кому сказала: выпьешь, как миленький, и не спорь, — ответить брат не успел. Едва он открыл рот, как я, воспользовавшись удобным моментом, подсунула ему кружку. Он, по привычке, глотнул и скривился от насыщенной горечи, но уступать я не собиралась:
— Допивай, и побыстрее, а то выдохнется.
Карис вздохнул и сделал пару глотков, но тут же закашлялся и едва не разлил отвар на одеяло. Значит, ему ещё хуже, чем я думала. Я перехватила кружку, и, подойдя к изголовью (не дёргать же сейчас подушки), осторожно завела левую руку ему под голову, помогая слегка приподняться.
— Чего ты со мной как с маленьким? Сейчас пройдет, и сам допью.
'Ну-ну, мы, значит, решили самостоятельность проявить. Нет уж, дорогой, в другой раз'.
Ну что ему ещё оставалось делать? Только подчиниться. С грехом пополам, но отвар он все-таки выпил. Пожалуй, эта пакость была единственным из всех снадобий Нелды, которое Карису действительно помогало. Минут через пятнадцать он выглядел заметно лучше: не такой бледный, и взгляд уже не отсутствующий.
Но только через полчаса я смогла вздохнуть с облегчением. Теперь ему нужно было только поспать. Братец наконец-то устал сопротивляться — ведь прекрасно знает, что бесполезно — и послушно дал снять с себя рубашку. Я получше укутала его одеялом и собралась уходить, когда Карис взял меня за руку.
— Дара, спасибо. И извини.
— Да не за что, — я сдавленно зашипела и попыталась высвободиться. Карис мгновенно сообразил, в чём дело, и резко сдвинул вверх рукав моей рубашки. Вообще-то, мне кое в чём повезло — хоть я и выгляжу непривычно для наших северных мест: волосы чёрные, глаза карие, зато на смуглой коже синяки не так заметны. Но только не в этот раз: багровые пятна от пальцев Варта цвели на моих запястьях во всей красе.
— Кто?
Я, конечно, промолчала. Ещё не хватало, чтобы Карис в таком состоянии сорвался пересчитывать Варту зубы.
— Дара, кто это сделал? — переспросил Карис спокойным (даже слишком спокойным) голосом.
Вот сейчас, взглянув на него, я испугалась по-настоящему — на щеке нервно дёргался мускул, а глаза превратились в два осколка зелёного льда. С тех пор, как он заболел, я, честно признаться, почти забыла, что брат на пять лет меня старше, но под этим пронизывающим насквозь взглядом снова почувствовала себя маленькой глупышкой, попавшей в какую-то переделку. Но рассказывать я все равно ничего не стану.
Я дёрнулась назад, но Карис не отпускал, наоборот, потянул к себе; не удержавшись на ногах, я свалилась прямо к нему на грудь. И тут до меня запоздало дошло, что не будь Варт здорово под хмельком и соображай он чуточку побыстрее, моё лесное приключение могло бы закончиться совсем по-другому.
Губы предательски задрожали, я уткнулась Карису в плечо и разревелась. Он, совсем как в детстве, гладил меня по голове, и только когда я перестала хлюпать носом, твёрдо сказал:
— Теперь без меня ты будешь ходить только по деревне.
— Но, Карис...
— Никаких 'но'. Если будет нужно, я тебя привяжу.
— Потом поговорим, я пойду, а то тётка опять явится, — я осторожно поднялась с кровати.
— Учти, я не передумаю. Помнишь, что четыре года назад было? А если бы они не успели?
На этот вопрос я предпочла не отвечать, хотя прекрасно знала, что брат не отступится, и выскользнула за дверь.
Забыть ту историю, я наверно, не смогу никогда, хотя и очень хочу. Но всё-таки Карис прав — второй раз чудеса не повторяются.
Тётушка Мелана отвела нам с братом комнату в конце коридора, но в заботах о моей невинности упустила из виду, что рядом, в боковой нише, находилась вторая лестница, ведущая на задний двор. Если бы мне пришло в голову открыть кому-нибудь свою дверь, не было нужды лезть в окно. Но напоминать тётушке о запасном выходе я не собиралась — зачем же лишать себя великолепной возможности незаметно уйти.
Тем более, что этой лазейкой пользовалась не только я. Время от времени Карис исчезал на всю ночь, оставляя комнату целиком в моем распоряжении.
Куда именно он уходит, я не расспрашивала, но кое-какие подозрения, весьма, надо сказать, стойкие, на этот счёт у меня имелись.
Вот и сейчас, чтобы лишний раз не попадаться на глаза тётке, я спустилась по лестнице и зашла в кухню с чёрного хода.
Ко мне тут же подлетела встревоженная Эль:
— Дара, что с Карисом? Как он? — мы с Эль были неразлучны с детства, и Карису частенько приходилось присматривать не только за мной, но и за ней.
— Опять приступ был, напоила отваром, сейчас вроде уснул.
— Ты сегодня снова к Нелде пойдешь?
— Да, нет, наверно, к Ведане. Нелда теперь только отвар дает, и всё.
— Да-а, — протянула Эль, искоса поглядывая на меня. — А я-то думаю, с чего это почтенная Мелана сегодня поскользнулась? Пол-то был чистый.
Я улыбнулась как можно простодушнее.
— А может, тебе стоит подумать о чём-нибудь другом? Например, какую юбку надеть на праздник?
Эль слегка обиделась, но некоторые вещи совсем не обязательно объяснять даже лучшей подруге. К тому же, очень вовремя заявилась новая орава оголодавших гостей, и времени для разговоров у нас не стало совсем.
К концу дня я, Эль и Нерута так замучились, что просто на ногах не стояли. Выпроводив последнего завсегдатая, я закрыла дверь, желая только одного — покоя.
Но, увы, мечта так и осталась мечтой. Не успела я посидеть на кухне и минуты, как сверху спустилась Эль, относившая тётке ужин:
— Почтенная Мелана сказала, чтобы ты к ней пришла.
Я обречённо вздохнула и направилась на хозяйскую половину. После смерти деда тётушка Мелена заняла его комнаты, а денежный сундук, и вовсе, с радостью запихала бы себе под кровать, но он там не поместился.
Постучав в дверь, я дождалась недовольного 'Входи' и нажала на ручку. Тётка, с видом отравленной коровы, возлежала на огромной кровати. Почему-то мне всегда приходила в голову одна и та же мысль: зачем ей такая кровать, если она не замужем? Впрочем, любой желающий жениться на тётушке Мелане, (говорю чистую правду), сделал бы самую большую глупость в своей жизни. И, наверняка, сбежал бы на второй или третий день после свадьбы.
Подоконник был уставлен горшочками и склянками. Значит, опять изображает смертельно больную; и как ей только не надоест — умирает где-то раз в месяц, да всё никак не умрёт.
— Явилась? Ну, что там опять с этим бездельником стряслось?
— Как обычно. Снова приступ.
— Смотри у меня, — тётка с кислой миной поправила приложенную к голове тряпицу. Запах не оставлял никаких сомнений — примочка от головной боли. — Если врёшь, отправлю обоих на конюшню.
Ничего, — я ехидно улыбнулась про себя, — сейчас, тётушка Мелана, вы про все болезни позабудете.
— Тётя...
— Ну что еще? Иди, нечего здесь прохлаждаться. Гости разошлись, так посудой займись!
— Тётя, почтенный Латес велел передать, чтобы вы, после того, как корчму закроете, никуда не отлучались. Сказал, зайдет поговорить.
— Что-о? — тётка мигом вскочила с кровати. — Что ж ты сразу не сказала! А ну, марш на кухню!
На пороге я всё-таки оглянулась. Разом выздоровевшая тётушка лихорадочно перебирала толстенную связку ключей, отыскивая нужный — от сундука с одеждой.
Староста уже год как овдовел, и тётка питала стойкую надежду на то, что именно ей представится счастливая возможность стать второй женой почтенного Латеса. Конечно, главным козырем было умение готовить (староста любил вкусно поесть), но женился бы он на ней, только если б ослеп и оглох одновременно.
Впрочем, я от всего сердца желала тётке удачи. Она была бы просто идеальной мачехой для Варта — запилила бы вусмерть.
На кухне меня, как всегда, ждала лохань с водой и гора посуды. Эль притащила последний поднос с собранными со столов мисками и кружками, и заправляя под косынку русые прядки, липнущие к влажному лбу, спросила:
— Что ты такого сказала, что почтенная Мелана сразу выздоровела? Лучшее платье надела, бусами обвешалась, как праздничное дерево, да еще и розовым маслом намазалась — запаху на весь дом.
Я еле удержалась от смеха, представив тётку во всей красе. Уж если она заветный флакончик откупорила, — ну, староста, держись, сегодня тебя будут усиленно обольщать. Вот бы хоть одним глазком посмотреть, что из этого выйдет.
— Ничего особенного, только что почтенный Латес поговорить зайдет.
Эль звонко расхохоталась, округлив глаза:
— Вот оно что! А я уж решила, что её Нелдины пчёлы немножко полечили.
— Да она даже слушать о таком лечении не захотела, и правильно сделала. Зачем пчёлок мучить?
— Дара, а может, надо было не пчёлок, а пиявок ей предложить? Тоже говорят, хорошо помогают.
— Какая ты жестокая, Эль! Пиявки-то в чём провинились? Если они нашу злыдню на вкус попробуют, помрут сразу.
Мы дружно засмеялись и плюхнулись на ближнюю лавку.
— Дара, а ты на праздник пойдешь?
— Если тётка чего-нибудь не придумает, пойду. Да если и придумает — все равно пойду.
— А Карис?
Я слегка прикусила губу. В любой другой день он вряд ли бы встал после такого приступа, но можно было не сомневаться, что из-за этих проклятых синяков он либо пойдет со мной, либо... я отчётливо увидела, как братец, сосредоточенно хмурясь, одним концом верёвки обматывает меня вокруг пояса, а другой привязывает бантиком к ножке своей кровати. Бантик доконал меня окончательно, я опять затряслась от смеха и чуть не свалилась на пол.
— Дара, ты чего? — Эль чуточку испугалась, наверное, решила, что у меня припадок. Однако пересказанное видение её тоже развеселило. — А ты подумай, сколько девчонок заложили бы душу за то, чтобы Карис привязал к кровати их?
— Пальцев не хватит сосчитать. Да они бы, пожалуй, скорее Кариса привязали, чтобы не сбежал.
Смех смехом, а дело делом. Лохань никуда не делась, и мы, наконец, взялись за посуду. Я, как всегда, мыла, а Эль — вытирала.
Разговор как-то незаметно угас, и я тихонько запела:
— ...гадали девицы... (3)
Бросали девки веночки в реку,
Гадали девки: 'мол, кто помстится
в реке в венке, с тем и любиться
да свою жизнь коротать до веку'.
Одной помстился колдун брадатый,
Другой заморский купец богатый,
А третьей княжий старшой дружинник,
Четвертой — дюжий кузнец двужильный,
а мне веселый Месяц рогатый.
И мне не стало с тех пор покоя...
— Ой, Дара не надо, вдруг накличешь!
— Эль, это просто песня, ничего больше, — но в голубых глазах подруги плескался неподдельный испуг, и я не стала спорить.
— Дара, а почему ты вместе с Карисом не поёшь? У тебя же такой голос!
— В нашей семье и одного певца хватает. Да и тётка не даст. Если я петь начну, ей придется ещё кого-нибудь нанять, чтобы еду подавать. А она лишних расходов ой как не любит. Да ты и сама знаешь.
— Дара, а это правда, что Карис с сеатой (4) э-Талле, ну...
Я уронила вымытую миску обратно в лохань и уставилась в стену перед собой.
Богиня! Карис и графская дочка?!! Понимаю, если брат захочет — от него любая голову потеряет. И, честно говоря, если не захочет — тоже, но связаться с благородной, да ещё и единственной наследницей... Мать Милосердная, спаси и сохрани!
Я резко обернулась, и Эль попятилась назад, к ближайшей стене.
— Дара, ты чего?!
Я попыталась улыбнуться, но получилось плохо.
— Да, нет, ничего. А что не так?
— У тебя глаза стали... дикие...
— Эль, а где ты это услышала, про Кариса и сеату?
— К матери сегодня почтенная Анира заходила, мерную ленту брала, ты же знаешь, она без сплетен жить не может. Они на кухне разговаривали, а я зашла корзину для белья взять. Анира меня увидела и сразу на шёпот перешла, а потом быстро так распрощалась.
— Нашла, кого слушать! — я с трудом сдерживалась, но говорила спокойно. — Вся деревня знает, что половину сплетен Анира сама и выдумывает.
— Да, погоди, она еще сболтнула, что сеата сегодня на празднике будет. Так и сказала, мол, 'графиня Меланиному племяннику свидание назначила'.
Нич-чего себе, такое точно не выдумаешь. Если это правда, неприятности у братца будут нешуточные. Ладно, посмотрим, — и тут меня осенило, — сам же сказал, что без него я никуда не пойду, вот и пусть весь праздник меня сторожит. Или я его.
А если взять и никуда не пойти? День сегодня был суматошный, тётка готовится к охоте на старосту — цепляться не будет, значит, можно отдохнуть.
Нет, не выйдет. Карис решит, что я в безопасности, и преспокойно пойдет один, а если у него точно свидание назначено — тем более. Как ни крути, придется идти.
Занятая своими мыслями, я чуть не забыла попрощаться с Эль и Нерутой, и закрыть за ними чёрный ход. Главную дверь тётка в порыве чувств едва не оставила раскрытой настежь, но осторожность взяла верх, и до прихода старосты она все-таки велела накинуть крючок.
Наверх я поднималась в боевом настроении, но к комнате подошла на цыпочках. Времени вполне достаточно, сначала оденусь сама, потом разбужу Кариса. На пороге я привычно прислушалась: Карис мирно спал, дыхание было ровным и спокойным, и у меня отлегло от сердца.
Бесшумно юркнув в свой закуток за занавеску, я все-таки не смогла удержать тяжелый вздох. На соседней кровати безмятежно посапывало то самое 'но', из-за которого я до сих пор оставалась здесь.
Уйти мы, конечно, можем, да только, с его-то приступами, не дальше первого дорожного столба. А если Кариса, не приведи Богиня, посреди дороги скрутит? Случись с ним что по моей вине — никогда себе не прощу!
Ничего, шесть лет терпела и еще потерплю.
Усилием воли прогнав невеселые мысли, я взглянула на праздничный наряд, заранее разложенный на кровати, и через несколько минут уже стояла перед зеркалом. Полюбоваться было чем: белоснежная, с кружевными вставками по рукавам, рубашка; алая юбка; на шее — гранатовые бусы, мамино наследство. Но как же в бочке мёда без ложки дёгтя? Резной гребешок, заткнутый за зеркало, я взяла в руки очень неохотно. Волосы — моя главная забота, а перед праздником и подавно. Но как же трудно их расчёсывать! Непослушные пряди не желали иметь с гребнем никакого дела, и чем больше я старалась, тем больше они путались. Едва не выдрав (в очередной раз) прядь волос, я почти решила выбросить проклятое орудие пытки в окно, но не вышло. В последнюю секунду гребень перехватил Карис.
— Сиди смирно, и не дёргайся, — видно, моя возня его все-таки разбудила. Конечно, с моей стороны это было довольно бессовестно (хоть и нечаянно), но что мне ещё оставалось делать? Сама бы я никак не справилась, а в братце явно пропадал непризнанный талант.
Чуткие пальцы музыканта сумели превратить пытку в удовольствие, я чувствовала себя разомлевшей кошкой, еще немного, и, пожалуй, вправду бы замурлыкала.
— Можно посмотреть?
— Иди, полюбуйся, — Карис загадочно улыбнулся.
Подойдя к зеркалу, я обомлела: брат управился с моей гривой в три раза быстрее, чем смогла бы я. Мало того — на лбу алым пламенем полыхала гранатовая нить, концы которой уходили в косу, уложенную 'княжеским венцом', а за такое плетение не всякая девушка взялась бы.
— Нравится?
— Спасибо. Братик, ты просто чудо! Иди одевайся. Сам выберешь или помочь?
— Лучше ты, я все равно запутаюсь.
Это он изрядно преувеличил. Нарядных рубашек у него было всего три, и одну я уже выстирала. Отправив Кариса в мой закуток, за занавеску, я взялась за его сундук. Зелёная, к глазам, рубашка; штаны; дедовский, с серебряными накладками, пояс. Интересно, а это что такое? Сундук у Кариса был старенький, ещё отцовский, но я раньше не замечала, что правая сторона днища немного выше, чем левая. Неужели тайник?
Любопытство — главная черта женщин и кошек, и я не смогла устоять перед искушением, но разгадку пришлось отложить на потом. Я подхватила выбранную одежду и направилась к занавеске.
— Карис, ты раньше в сундуке ничего не замечал?
— Ты про что?
— У тебя там, кажется, тайник.
— Не мой. Самое ценное, что у меня есть — ты и лютня. А вас в тайник не спрячешь. Потом разберёмся. Где моя одежда?
— Держи. Снятое оставь, всё равно завтра стирать.
— Ладно, — приглушённо — наверное, рубашку натягивал — отозвался Карис. Через минуту он вышел из-за занавески, застёгивая пояс. — Посмотри, всё нормально?
Я окинула его внимательным взглядом, но придраться было не к чему. Кажется, чувствовал он себя тоже хорошо, ни бледности, ни испарины на лбу.
— Красавец, да и только. Да, Карис, не вздумай лютню брать. Опять весь вечер покоя не дадут, только и будет слышно: 'Спой!'
— Какой же праздник без музыки, — Карис, видимо, решил довести меня до белого каления.
— Осёл упрямый! Тебе, что, сегодняшнего выступления мало? Я тебя с луга просто не доведу, а дядя Велен может и не прийти, так что второй раз тебе не повезёт.
— Хорошо, не возьму, — нехотя уступил Карис. — А где тётка? Весь вечер не видно и не слышно.
— Готовится. К ней сегодня важный гость придёт, — скрыть ехидство я даже не пыталась.
— И кто? Староста, наверное?
— Как ты узнал? — проницательность Кариса иногда меня удивляла, а иногда пугала.
— Ну, для неё только один гость такой важный, что ради него надо всё в доме кверху дном перевернуть.
— Да пусть к ней хоть сам Великий Змей (5) приходит. Ей у него самое место. Идём?
— Идём.
Глава III
Благодаря боковой лестнице мы с Карисом смогли ускользнуть незамеченными. По причине врождённой скупости тётушка Мелана предпочитала отмечать праздники по-своему: она отправлялась отдыхать, а мы с Карисом получали вдвое больше работы, чем обычно.
Но на этот раз нам повезло, и на луг мы пришли одними из первых. На местах кострищ слышался стук кремней о кресала, а кое-где пробивались на волю первые робкие язычки пламени. Здесь мы разделились: Карис направился к парням, разводившим костры, а я принялась накрывать столы. Впрочем, пока народу мало, следить за братцем было совсем нетрудно.
Верховодила среди женщин сестра старосты — почтенная Виата Олет. Но для меня и Кариса лучшая подруга мамы всегда была просто тётей Виатой.
— Дара, всё хорошеешь, как я погляжу? И где только у наших парней глаза! Такая красавица, и одна.
— Тётя Виата... — я незаметно оглянулась на Кариса. Каждый раз при встрече тётя Виата заводила со мной разговор о замужестве и настойчиво пыталась сосватать кого-нибудь из парней.
— В твои годы пора уж детей нянчить, а не за братом присматривать. Что стряслось-то?
— У него сегодня опять приступ был. Тётя Виата, вы приглядите, пожалуйста, чтобы он петь не вздумал. Еле уговорила лютню с собой не брать.
— Не тревожься, детка. Если что, так и рот заткнуть можно, — тётя Виата озорно подмигнула, поправляя шпильку в тяжелом узле светло-каштановых волос. — Ну, что принесла?
— Пряники, медовые.
— А вот их мы пока припрячем хорошенько. А то все разом съедят, подчистую.
— Что делать надо?
— Займись-ка посудой. Управишься?
— Не сомневайтесь.
Я уже собралась отойти, но тётя Виата меня остановила.
— Дара, детка, ты вот что... поосторожней сегодня. Варт днем из лесу явился злой, как некормленый пёс, сказал, что упал неудачно, прямо на пень. А Тар слышал, что он потом всё тебя поминал, да ругался. Может, и не придёт, но поостерегись. Совсем племянничек от рук отбился, никакого сладу нет.
— Спасибо, тётя Виата. А почему Тара нет? Он придёт?
Ох, зря я спросила! Что сейчас тётя Виата подумает...
Точно. Лучшая подруга мамы засияла радостной улыбкой.
— Девочка моя, что ж ты до сих пор молчала! А я-то всё тебе женихов ищу! Ай да Тар, даже матери ни слова не сказал. Когда же свадьба?
— Я совсем не... — что-то объяснять было уже бесполезно. Наша с Таром свадьба стала заветной мечтой тёти Виаты, с тех пор, как мне исполнилось пятнадцать.
Мне осталось только махнуть рукой и отойти к другому столу.
Теперь придётся вылавливать Тара и рассказывать, что его матушка с сегодняшнего дня считает нас женихом и невестой. Бедный Тар, он от такой новости с ума сойдет: ему жена с приплатой не нужна, точно так же, как мне — муж.
Расставляя по столу миски, блюда и кувшины, я время от времени посматривала в сторону Кариса. Сеаты э-Талле пока не было видно, да как знать, может, у него не только с ней свидание назначено. Вообще-то, меня бы это не удивило — по брату явно и тайно вздыхало полдеревни, но до сих пор у него хватало ума ни с кем серьёзно не связываться. Да и что он мог предложить девушке, кроме себя самого? Будь он корчмарём — дело другое, но корчма-то тёткина, и она скорее, удавится, чем нам её оставит. Впрочем, из Кариса корчмарь, как из меня — графиня.
Наконец в очередной кучке пришедших мелькнули знакомые льняные волосы, и я кинулась навстречу:
— Тар!
— Дара, ты уже здесь?
— Тар, у меня к тебе важное дело, — я отвела его в сторону.
— Что случилось? Ты наконец-то поддалась на уговоры моей матушки и решила найти мужа?
— Ты угадал, я теперь невеста, — я прикусила губу, чтобы не рассмеяться.
— И кто этот бедняга? — в серо-зеленых глазах Тара промелькнула насмешка. Он прекрасно знал, что в хозяйки дома я не гожусь.
— Ты, разумеется, кто же ещё? — я мило улыбнулась.
Тар от испуга чуть не упал, сумев только промямлить:
— Э... как... я... зачем...
Мне даже стало немного стыдно, я совсем не хотела пугать его до такой степени. -
Успокойся, пожалуйста, я не собираюсь быть твоей женой, просто так получилось.
Пока я рассказывала, Тар понемногу пришёл в себя.
— И как мы будем выпутываться? Дёрнуло же тебя некстати за язык, — когда до него дошло, Тар разозлился всерьёз.
— Я просто спросила, придёшь ты или нет, а всё остальное — плод пылкого воображения твоей матери. Она слишком долго мечтала нас поженить.
— Так иди и объясни ей, что это ошибка, — из всех возможных путей Тар выбрал самый простой... и самый сложный одновременно.
Попробовать я, конечно, могу, но не думаю, что тётя Виата захочет меня слушать. К концу праздника о нашем 'обручении' наверняка будет знать вся деревня. И тут меня осенило.
— А зачем объяснять? Пусть всё так и останется.
— ?!!
— И не надо на меня так смотреть. Я пока что в здравом уме. Кто на прошлой неделе жаловался, что дома сплошь разговоры о женитьбе, никакого покоя нет?
— Ну, я.
— Вот и пусть все думают, что мы женимся. Тётя Виата не будет донимать тебя, а от меня отстанут и ухажёры, и ревнивицы.
— А потом что? Вправду жениться? На кой мне это надо? Я в Рутен (6) хочу, в дружину.
— А потом, мы, скажем, поссоримся, и можешь отправляться, куда вздумается. Вся деревня решит, что ты от несчастной любви сбежал, ещё и посочувствует.
— А ты как же? Тебе после такого вовсе житья не будет, — Тар нахмурился.
— Нет, так не пойдёт.
— Не волнуйся, я что-нибудь придумаю. По рукам?
— Уговорила, по рукам.
— Только... Тар, — я слегка замялась, — тебе придётся весь праздник быть рядом и смотреть... поласковее. Сумеешь?
— Конечно.
За себя я не волновалась — изображу такую пылкую любовь, что никто не усомнится. Дальше всё и впрямь пошло как по маслу: Тар от меня почти не отходил, время от времени брал за руку и одаривал нежными взглядами. Наверное, представлял себе вместо меня артесский (7) двуручник. Он его увидел в соседнем городе, в оружейной лавке, и потом неделю ходил как пришибленный: просили за меч столько, что можно было купить всю нашу деревню.
Я тоже постаралась не ударить в грязь лицом — не сводила с него глаз, мило улыбалась и смущённо краснела. Завтра нас с Таром не просто поженят, но уже и пару детишек добавят. Тётя Виата будет просто счастлива.
Однако, даже 'жених' не смог отвлечь меня от главного: братца я всё-таки ухитрялась постоянно держать в поле зрения. Пока что он вёл себя примерно: любезничал с девушками, которых около него вилось, как мух над сладким пирогом, но особо никого не выделял. Тётя Виата, видно, предупредила музыкантов, так что ни сыграть, ни спеть его не приглашали.
Я, наконец, позволила себе не думать о неприятностях и как следует повеселиться. Благо, музыканты как раз начали новый танец, и мы с Таром помчались в задорной мьелле. (8) А вот 'плетёнка' (9) нас разъединила — но напротив оказался дядя Велан, так что мне и здесь повезло.
— Ну что, Дара, вы ещё не решили?
— Дядя Велан, я с Карисом поговорю, только завтра, хорошо? Он ещё не совсем в себя пришёл. Вы его не видели, вроде ведь здесь был?
— Дара, ты, право слово, носишься с ним, как наседка с цыплёнком. Оставь парня в покое, ему тоже повеселиться охота. Никуда он не делся, оглянись.
Я оглянулась, и еле устояла на ногах: Карис с задумчивой улыбкой подал руку высокой светловолосой девушке с серо-голубыми глазами. Вильенна э-Талле — явилась-таки!
Дядя Велан усмехнулся в усы:
— Ай да парень! Какую кралю отхватил! Дара, а ты чего приуныла? Устала, что ли?
— Да, я лучше посижу.
Я мешком свалилась в первый же свободный просвет на лавке и схватила кружку с квасом, но почти сразу поперхнулась, само собой, от злости.
Дайте мне только добраться до этой крали, я бы ей устроила такие неприятности!.. А братец тоже хорош, дурень бестолковый. Графу сегодня же и донесут, кому его дочка весь праздник глазки строила.
Может, я зря так на сеату разозлилась, но ей-то что — очередная забава, и только. А вот Карис... мне даже представлять не хотелось, что сет эн-Талле может с ним сделать, если узнает. Хотя, если верить слухам, мой братец — далеко не первая добыча сеаты Вильенны.
Ни Карис, ни сеата не догадывались, к моему счастью, что попали под надзор. Наблюдать, оставаясь при этом незамеченной — совсем не просто, но я это умела: взгляд чуть сбоку, из-под полуопущенных ресниц, почти не позволяет определить, куда именно смотришь.
Сесть за общий стол высокородная сеата, конечно, не пожелала, и воркующие голубки устроились на лавочке, недалеко от помоста для музыкантов. Через пару минут Карис отправился за едой и питьём. При виде кружки с квасом сеата Вильенна сморщила носик, но всё-таки соизволила пригубить 'напиток простонародья'. Глядя, как она мелкими глоточками отпивает из кружки, я вдруг размечталась: 'Сейчас бы горицвету ей в квас добавить... или белены...'.
Воображение поддало жару, нарисовав всё в подробностях. Картинка была очень впечатляющей и (самую малость) жутковатой. Я такой кровожадности от себя не ожидала. Знаю, знаю, об этом даже думать нельзя, но после смерти мамы, Карис — единственный родной мне человек, и если из-за этой белобрысой змеи с ним что-нибудь случится, я её на клочки порву. А пока постараюсь что-нибудь сделать. Сейчас только придумаю, что именно...
Притвориться больной?
Не подходит. Карис проводит меня домой, и вернётся.
Если не получается удалить Кариса, значит, нужно что? Правильно, удалить отсюда сеату. Вот и займусь, не откладывая.
На смену злости пришла холодная решительность. Я поднялась с лавки, прихватив сладкий пирожок, и направилась к мило беседующей парочке.
В двух шагах от них меня окликнули, и, обернувшись, я увидела Эль. Ради праздника она сегодня оделась во всё лучшее: белая рубашка, жёлтая юбка, на шее — нитка золотистых бус. В таком наряде Эль очень походила на цветок Солнца — ромашку. Рядом с ней, как и следовало ожидать, стоял Дарек Раннэ. Лица у обоих были смущённо-радостные, так что с первого взгляда становилось ясно — осенью быть свадьбе.
— Эль, поздравляю, наконец-то!
— Дара, но мы еще никому не сказали.
— А вам и говорить не надо, всё на лицах написано, — я улыбнулась и подмигнула Дареку. С сегодняшнего дня за Эль можно было не волноваться, Дарек — добрый и надёжный парень, а со свекровью они прекрасно поладят. Солия Раннэ — женщина хорошая: тихая, спокойная, мухи не обидит.
— Дара, — Эль бросила на меня лукавый взгляд, — тебя ведь тоже можно поздравить? Может, будет две свадьбы в один день?
Я не сразу поняла, о чём она, но потом, вспыхнула румянцем. Совесть проснулась совсем некстати, но если уж лучшая подруга поверила в то, что у нас с Таром любовь, значит, остальные и подавно примут нашу игру за чистую монету.
— Ну, мы ещё не решили, как-то неожиданно вышло.
— Так решайте поскорее, и будет куда как славно.
Я подошла ближе и тихонько, чтобы не услышал Дарек, попросила, указывая глазами на брата:
— Эль, поможешь?
Эль ухватила мысль с лёту, и мы, оживлённо переговариваясь, направились к помосту для музыкантов. Поравнявшись с сеатой, Эль совершенно случайно зацепилась носком башмачка за незаметную ямку в траве и, неловко развернувшись, толкнула меня под локоть (разумеется, тоже совершенно случайно). Какая досада! Я-то как раз доела пирожок и решила запить его квасом, благо, кружка была с собой. Увы, кружку я от неожиданности выронила, и надо же, как неудачно — прямо на юбку сеате э-Талле! На тёмной материи было бы не так заметно, но сегодня сеата выбрала юбку из льдисто-голубого шёлка, и пятно получилось отменное.
Не успела сеата Вильенна открыть рот, как я принялась многословно извиняться за свою неуклюжесть, а Эль — выражать самое искреннее сочувствие. Под двойным натиском сеата сдалась, и вскоре Эль увела её, чтобы попытаться спасти загубленную юбку.
Я, весьма довольная оборотом дела, тут же заняла освободившееся место, и негромко замурлыкала себе под нос: 'гадали девицы. Бросали девки веночки в реку...'.
Впрочем, судя по взглядам, которые бросал на меня братец, ему очень хотелось осуществить надо мной некое воспитательное мероприятие.
Ну нет, в конце концов, если ему так уж необходимо женское общество, выбор здесь и без благородной змеи богатый. А от наших девчонок неприятности если и будут, то не такие серьезные. Подумаешь, разгневанный папа с парой братьев.
И все-таки Карис не вытерпел. Видно, моё безмятежно-довольное лицо всё-таки его доконало.
— Дара...
— А? — я на секунду перестала напевать.
— Ты что вытворяешь? — Карис, кажется, начал закипать.
— Ни-че-го. Я делаю то, что нужно, в отличие от тебя.
— Какого беса ты устроила это представление? Ведешь себя, как ревнивая жена!
— А ты ведешь себя, как последний дурак! Нет, даже хуже. Будь я твоей женой, благородная сеата недосчиталась бы половины волос, так что юбка — ещё цветочки.
— Дарейя! — холодная властность его голоса обожгла меня, словно плетью. Я мгновенно замолкла, сразу забыв всё, что хотела сказать. Карис очень редко напоминал мне, что он не просто старший брат, но и глава семьи, однако, сегодня я, похоже, окончательно вывела его из себя.
Между нами воцарилась напряженная тишина. Я отвернулась, подставив его суровому взгляду закаменевшую спину. Через несколько минут мне на плечо легла его рука.
— Дара, — Карис осторожно привлёк меня к себе, — я уже взрослый мальчик и со своими делами управлюсь сам. Болезнь — еще не повод подозревать меня в скудости ума.
Я молча дёрнула плечом, пытаясь отстраниться. Что бы он ни говорил, я знала, чувствовала, что всё сделала правильно. Ощущение приближающейся беды было настолько сильным, что меня временами пробирал озноб.
— Как ты не понимаешь, — мой голос стал тихим и сипловатым, — из этого ничего хорошего не выйдет. Ты для нее — игрушка, не больше. Да и ты её не любишь. А если граф узнает? Тебе что, хочется стать завтраком для графских волкодавов? Из-за случайной прихоти избалованной девчонки?
— Дара, я тебе клянусь, сеата э-Талле мне совсем не нужна, ни в каком смысле.
— Она тебе не нужна, зато ты ей нужен, — я не могла так легко сдаться.
— Дара, перестань изводиться по пустякам. Обещаю, к сеате Вильенне я даже пальцем не притронусь. Мир?
— Мир, — я придвинулась ближе и склонила голову ему на плечо. Щека Кариса касалась моих волос.
— Так-то лучше, а то сразу колючки выпускаешь. Прямо ёжик, — голос брата стал прежним, тёплым и ласковым, но что-то в нём было не так, и я вскинула голову.
Неужели опять?
Внешне никаких признаков не было, но я все-таки высвободила руку и как бы случайно коснулась жилки на шее. Биение сердца Кариса отдавалось в моих пальцах бешеным ритмом. Хвала Богине, я догадалась вовремя — это было предвестие приступа, и он ещё ничего не чувствовал.
Я вспомнила уроки Веданы, закрыла глаза, сосредоточилась и почти растворилась в ударах его сердца. Очень осторожно я пыталась понять, где же прячется пока неощутимая, но готовая в любой момент проснуться, боль. И, в первый раз, пусть и не сразу, у меня получилось: в левом виске пульсировал маленький комок огненных иголок. Я направила к нему свою волю, пробуя сгладить, а потом растворить эти иглы, но боль не поддавалась. Основательно разозлившись, я плотно опутала маленькую злючку своей волей, а потом резко выдернула вон, словно морковку из грядки. Но свои силы всё-таки переоценила, целительница из меня очень слабенькая; я едва не растворила себя в Карисе и только чудом смогла разорвать нашу связь.
Придя в себя, я ощутила сильную слабость: тело казалось чужим и непослушным, голова кружилась, словно от падения с большой высоты. Увидеть себя со стороны, я конечно, не могла, но думаю, что картина была невесёлая.
— Дара, — раздался откуда-то издалека знакомый голос, — ты что притихла, уснула?
Я почувствовала на себе пристальный взгляд, но не смогла открыть глаза.
— Какая-то ты бледная. Пошли лучше домой.
Двигаться, не говоря уже о том, чтобы вставать, и, тем более, идти, мне не хотелось нисколько, я попыталась это объяснить, но смогла лишь пробормотать что-то неразборчивое и то ли уснула, то ли потеряла сознание.
Опомнилась я уже в своей кровати, от прикосновения к лицу чего-то влажного и прохладного. Судя по запаху, Карис намочил лоскут в первом, что подвернулось под руку — отваре от головной боли.
Кое-как разлепив веки, я попыталась сосредоточить взгляд на его лице и не поверила тому, что увидела — кажется, Карис был сильно испуган.
— Хвала Богине, наконец-то ты очнулась! — в его голосе прозвучало явное облегчение. — Как себя чувствуешь? Что-нибудь хочешь?
— Пить, — одно коротенькое слово я выговорила с большим трудом.
В то же мгновение у самого лица появилась кружка с водой. Похоже, мы поменялись местами, и теперь брату приходится исполнять обязанности сиделки. Ничего, ему даже полезно — может, в следующий раз, не будет таким упрямым. Хотя я бы сделала всё, что угодно, чтобы следующего раза не было.
Теперь уже Карис помог мне приподняться, и держал кружку, пока я пила. Как ни странно, чувствовала я себя вполне сносно: голова больше не кружилась, слабость тоже прошла, и я попробовала сесть. Пол и потолок местами не поменялись, стены в пляс не пустились, значит, можно потихоньку вставать. Хорошо еще, что Карис уложил меня поверх одеяла и раздевать не стал (мог ведь и до этого додуматься).
Я встала и слегка неуверенно прошлась по комнате. Всё, вроде, было в порядке, но Карис смотрел на меня очень насторожённо, наверно, думал, что я опять упаду в обморок, и готовился подхватить.
Неожиданно (я едва успела отшатнуться) открылась дверь и на пороге возникла тётка.
— Дара, деточка, спустись вниз. У почтенного Латеса к тебе важное дело.
Вот тут я и вправду чуть не хлопнулась в обморок, тётка назвала меня 'деточкой' первый раз в жизни. Да и выглядела она как-то странно: голос медовый, и улыбка на лице до того благостная, что аж противно, а смотрит так, будто на месте убить готова.
Я выдавила из себя слабое подобие улыбки и пошла следом, Карис тут же сорвался с места, явно собираясь меня сопровождать. Больше всего я сейчас боялась, что староста все-таки узнал, на какой пень на самом деле налетел его сынок, и решил задать мне головомойку, и хорошо, если только этим всё и ограничится.
И тут меня как обухом по голове ударило: 'Если староста пришёл насчёт Варта, значит, Карис сейчас узнает, кто наставил мне синяков. Мать Милосердная, нет, только не это!'
Я до того задумалась, что не заметила, как под ногой оказалась пустота, и если бы не Карис, подхвативший меня под локоть, — пересчитала бы все ступеньки лестницы.
Староста ждал нас, сидя за накрытым столом в комнате для бесед. Видно, дело и впрямь было важное, почтенный Латес вырядился, как петух, во всё лучшее: пунцовая рубашка (да не крашеный лён, а настоящий шёлк), чёрный расшитый жилет, пояс с позолоченными бляшками, чёрные штаны, а в сапоги глядеться можно, словно в зеркало.
Я почему-то подумала, что на Карисе, если поменять рубашку на зелёную, эта роскошь смотрелась бы намного лучше.
— Добрый вечер, почтенный Латес. Тётя сказала, вы со мной поговорить хотите?
— Верно, дело у меня к тебе срочное и важное — замуж за меня пойдёшь?
Вот тут меня будто поленом по голове приложили, и хорошо так, увесисто.
Чего-чего, а такого я не ждала совсем. Весёлое сегодня у Девы (10) настроение, пошутить решила. Только вот мне ох как невесело.
— Так что скажешь, красавица?
Я потупила глазки, как полагается скромной девушке, и робким голоском ответила:
— Благодарю за честь, почтенный Латес, но женой вашей, уж простите, стать не могу. Сегодня на празднике вашему племяннику Тару слово дала.
Cтароста, решивший перекусить в ожидании ответа, уронил на вышитую скатерть поджаристую поросячью ножку и уставился на меня как на умалишённую. Судя по всему, он уже зримо представлял пышную свадьбу (когда половина гостей лежит под столом, а другая половина на столе, уткнувшись лицом в миски), брачную ночь (бр-р, меня передёрнуло при одной мыnbsp;Я, наконец, позволила себе не думать о неприятностях и как следует повеселиться. Благо, музыканты как раз начали новый танец, и мы с Таром помчались в задорной мьелле. (8) А вот 'плетёнка' (9) нас разъединила — но напротив оказался дядя Велан, так что мне и здесь повезло.
сли: нет, не хочу), а тут надо же — ему от ворот поворот дали.
Я вскинула голову и одарила его ответным взглядом. Неизвестно, что в нём увидел староста, но румянец мигом сполз со щёк, а вспотевшие ладони он вытер о штаны.
— Ну, коли так, мне здесь больше делать нечего. Благодарствую за угощение, почтенная Мелана, пора мне.
В двери староста протиснулся неловко, бочком, кажется, опасался повернуться ко мне спиной, а уже на пороге корчмы, пробормотал себе под нос:
— Спаси Богиня от такой жены! Ишь, как зыркнула, чисто ведьма.
&nbnbsp;sp; Тётушка, проводив гостя, накинула крючок и заложила дверь на засов, а потом вернулась к нам:
— Карис, Дара, да что ж вы застыли посредине, как столбы, сядьте да покушайте. Вон сколько всего осталось.
Мы, слегка ошарашенные таким предложением, не стали спорить и уселись за стол. Очень кстати, надо сказать: у меня после целительских подвигов проснулся волчий аппетит, да и Карис не отставал.
К себе мы поднялись сытые и довольные. Я зевала на каждой ступеньке, и, добравшись до кровати, чуть не свалилась прямо в одежде. Правда, пришлось сначала позвать Кариса — кто косу заплетал, тот пусть и расплетает. Дальше было проще, рубашка и юбка полетели на сундук — утром приберу, а бусы я и снимать не стала. Может, мама сегодня приснится.
Карис возился дольше, рубашку и пояс убрал в сундук, и только собрался задуть светильник, как я вспомнила о тайнике. Весь сон как рукой сняло, и я вылетела из-за занавески в спальной рубашке. Впрочем, братец тоже оказался хорош — как раз начал снимать штаны.
— Дара, очумела, что ли? — сердито поинтересовался он, подхватывая штаны в самый последний момент.
Я только отмахнулась.
— Да ладно тебе, подумаешь, важность — мужчина без штанов.
Карис онемел.
Я тем временем направилась к его сундуку, откинула крышку и стала выкладывать вещи на кровать. Пока братец соображал, где же это я могла увидеть голого мужчину, я уже прощупывала дно сундука. Нет, я не ошиблась — правая сторона была на самом деле чуть приподнята. Я нажала одновременно на оба угла и уставилась на небольшой тайничок, в котором лежал кожаный свёрток и полированная шкатулка из какого-то незнакомого дерева.
— Карис, посмотри, тут у тебя что-то спрятано.
— Где?
— Вот, — сначала я достала свёрток. Карис положил его на стол, раскрыл и издал ликующий вопль.
На тонко выделанной коже лежала дюжина кинжалов: десять метательных (для выступлений) и два боевых.
Брат подхватил меня и закружил по комнате.
— Дара, мы... мы... мы теперь свободны! Менестрелей везде хоть пруд пруди, а с таким номером нас в любую труппу возьмут!
— А ты сможешь?
Карис от неожиданности остановился, по-прежнему держа меня на руках.
— Обижаешь, сестричка, я всё помню, надо только немного поупражняться.
— Извини, я не хотела. Поставь меня, пожалуйста, и давай шкатулку посмотрим.
Мы вернулись к сундуку. Я достала шкатулку, но тут же ойкнула и уронила её обратно.
— Карис, она жжётся!
— Погоди, дай я попробую, — брат спокойно достал её, а крышку даже открывать не понадобилось — она поднялась сама от прикосновения его руки.
На чёрном бархате, в тусклом свете почти догоревшего светильника, мерцали червонным золотом четыре браслета. Карис осторожно поднял один. Тяжелый, с ладонь шириной, обруч был покрыт узором из искусно вычеканенных львиных голов, перемежающихся великолепными, густо-лиловыми аметистами.
— Дара, ты взгляни, какая красота!
— О Богиня, да за один из них столько золота дадут, что на всю жизнь хватит, ещё и внукам останется. — Спорить не стану, красота, конечно, но я сейчас думала, что мы нашли не только ключ к свободе, но и мага-целителя для Кариса. За то, чтобы его вылечить, я бы жизнь отдала, не говоря уж о каких-то побрякушках.
— Примерь. Они, наверное, мамины.
Я приложила браслет к руке и попыталась сомкнуть края, но обруч с тихим шелестом упал мне на колени.
— Кажется, он не хочет. Лучше ты попробуй, — я вернула браслет Карису.
— Странно, мне показалось, что он на женскую руку, — брат повертел браслет в пальцах, любуясь игрой аметистов, и как-то непонятно охнул. — Дара, посмотри. — Обруч, как влитой, сидел у него на запястье. — Я его даже не надевал, он сам на руку съехал.
Меня разобрало любопытство.
— Теперь второй попробуй.
Все повторилось: этот браслет устроился на левой руке, словно кошка на любимом месте.
— Тут ещё два, куда их? Рядом, что ли, пристроить?
— Нет, погоди. Мне Ведана рассказывала, раньше браслеты носили на плечах.
Угадала я точно — вторая пара на самом деле была для плеч.
Карис обозрел себя в зеркало и хмыкнул: — Чудной какой-то вид, не знаю... Что скажешь, сестрёнка?
Нет, совсем не чудной, наоборот, у меня от восторга дух перехватило. Золото и аметисты лишь подчеркивали игру мышц и оттеняли смуглоту кожи. Если братцу вздумается в таком виде пройтись по деревне, то не успеет сделать и пары шагов, как окажется на сеновале, а то и вовсе в ближайших кустах.
Я, конечно, этого не сказала, тем более, что браслеты он снял, уложил в шкатулку и убрал её в тайник вместе с ножами.
— Утром подумаем что делать, на свежую голову, — Карис зевнул, но тут же скомандовал, — Дара, марш в постель, у тебя уже ноги замёрзли.
Выяснять отношения на ночь глядя, мне не хотелось, но, укладываясь, я всё-таки сообщила из-за занавески:
— Будешь обращаться со мной как с трёхлетней, вместо Нелдиного зелья налью слабительного, чтобы с неделю посидел в отхожем месте.
— Уже дрожу от страха. Добрых снов, Дара.
— Добрых снов, Карис.
Глава IV
Ночь у меня выдалась противная, просто на редкость. Взбудоражившись от наших находок, я долго не могла уснуть, ворочалась с боку на бок, как будто мне в кровать муравейник запихали. А потом и вовсе без конца просыпалась и прислушивалась: как там Карис.
Сплю я всегда очень чутко, а после того, как брата однажды пять дней подряд скручивало глухой ночью, быстро научилась определять приближение приступа.
Нет, я вовсе не целительница, хотя поначалу так и думала. Но Ведана сказала, что эти способности у меня очень слабенькие, хватит только, чтобы жар снять (вот почему я вчера чуть с Уводящей не повстречалась), а на Кариса я, можно сказать, настроена, причём, очень тонко. Ведану это сильно удивило, она всё на меня странно так поглядывала, а потом и говорит: 'Я не у всех жён такое видела, а ты ему — сестра'.
Я так и не поняла, о чём это она. На кого же мне ещё настраиваться, на тётушку, что ли?..
Не успела я одеться, как в дверь постучали. Я осторожно, чтобы не заскрипели петли (не дай Богиня, разбужу), открыла.
М-да, про ... вспомнишь, оно и всплывёт.
На пороге стояла тётушка с той же медовой улыбкой, что и вчера.
Ничего не понимаю, она, что, и спать не ложилась? Впрочем, вот чудеса — кажется, тётушка улыбается искренне. Нет, быть такого не может!
— Дарочка, детка, я тут подумала...
Что?! Как она меня назвала? Наверно, я вчера перестаралась, здорово же она об столб приложилась.
— Да, тётя.
— Гостей много было, ты, наверное, умаялась, да и Карис, гляжу, ещё не отошёл от вчерашнего. Так я вам сегодня свободный день даю. Отдохните хорошенько. Завтрак вам Нерута сготовит. Я ей скажу.
Закрыв за тёткой дверь, я застыла в полном недоумении: 'Чтобы наша скряга свободный день дала, её нужно дубинкой по голове стукнуть, не иначе. И какое же чудо с ней произошло?'
Впрочем, размышляла я над этим недолго.
И как я сразу не догадалась! Вчера вечером она взбесилась, потому что думала, что староста её сватать будет, а он про меня заговорил. А сегодняшний день — плата за то, что я ему отказала. Теперь ей путь свободен.
Оделась я быстро, а волосы расчесывала уже за дверью. Один недостаток у моего любимого братца всё-таки был: Карис — жуткий соня, и из кровати его надо вытаскивать разве что упряжкой лошадей. К несчастью, и до возвращения в деревню, и после, поспать вволю ему совсем не удавалось.
'Пожалуй, завтрак приносить не буду, пока он дрыхнет, всё десять раз остынет. Займусь своими делами, а если к обеду не встанет, придётся будить'.
Доплетя косу, я отправилась на кухню привычным путём — с чёрного хода. Эль ещё не пришла. Скорей всего, досматривала сладкие утренние сны и, можно не сомневаться, видела в них Дарека. А вот Нерута уже вовсю гремела посудой.
— Доброе утро, Нерута.
-Доброе утро, Дара. Что-то ты ни свет ни заря. Хозяйка сказала, вы вроде как сегодня отдыхаете.
— Ты же знаешь — я ранняя пташка, а вот Карис ещё спит. Помочь? — ну не могу я сидеть просто так, когда другие работают.
— Возьми синюю миску, — кивнула Нерута, — заведи тесто.
— Так ты сегодня блины затеяла? Значит, не зря я рано встала, как чуяла.
— Пока только нам. Тебя покормить да хозяйке отнести. А гостям вдвоем стряпать будем. Мне с такой оравой не управиться.
— На запах вся деревня сбежится, — я усмехнулась, — помяни мое слово. Нерута, а где сыворотка?
— Белый кувшин с синими цветочками, слева, на нижней полке.
Готовлю я, честно говоря, не очень. До тётки или до Неруты мне как до Раттеи пешком, но блины почему-то всегда удаются — тоненькие, кружевные, один к одному. Нерута всё удивляется, спрашивает, в чём секрет... Даже стыдно говорить, что секретов-то никаких и нет...
Мне на завтрак хватило двух, но печь пришлось с запасом: вдруг какой-нибудь ранний постоялец спустится. Когда на блюде выросла порядочная стопка, а в миске больше не осталось теста, я, заглянув на всякий случай к смотрящему десятый сон братцу, со спокойной душой отправилась к Ведане.
В отличие от Нелды — нашей знахарки, Ведана жила в лесу. В деревне она появилась первый раз лет десять назад, но кто она и откуда — никто не знал. Болтали о ней, кто во что горазд: начали попавшей в опалу княжеской любовницей, закончили, как водится, ведьмой. Так или иначе, но её открыто побаивались почти все (кроме меня, и пожалуй, кое-кого еще), потому и обращались редко, только в крайнем случае.
Вообще-то, Ведана не жаловала утренних посетителей, но сейчас мне не давали покоя мерзкие слова Варта о маме. Узнаю, кто сплетни распускает, придушу эту сволочь собственными руками.
Узенькая тропинка закончилась у двух раскидистых берез, загораживавших проход склонёнными до земли ветвями. Здесь ждали те, кто приходил за советом или снадобьем, но я шагнула дальше. Щеки словно коснулась невесомая паутинка, и березы раздвинули ветви, открывая тропу.
Двадцать шагов, и впереди завиднелся высокий, в человеческий рост, и на первый взгляд сплошной частокол. Но это только на первый взгляд. Калитка, конечно же, была, но очень хитро спрятанная, а вернее, зачарованная. Для того чтобы её открыть, нужно было приложить к ограде ладонь. При этом всегда возникало ощущение, будто тебя обнюхивает сторожевой пёс, только невидимый. Ритуал прошёл благополучно: мы как-никак четыре года знакомы, и в ограде медленно проявились очертания невысокого арочного проёма. Ведана была дома и (что очень важно) в гостеприимном настроении.
— И кто же это к нам с утра пораньше? — вначале на крыльце появился здоровенный, огненно-рыжий котище, а следом вышла хозяйка.
На ведьму, в обычном смысле, она совсем не походила. Скорее наоборот, настоящая рутенская красавица — русоволосая и голубоглазая. Сколько ей лет, я никогда не спрашивала, но выглядела она от силы на тридцать.
— Если в такую рань пришла, значит, что-то стряслось. Заходи и рассказывай.
Каждый раз, переступая порог, я невольно вспоминала ту ночь, когда впервые попала в этот дом, и по спине знобко пробегал холодок.
Хотя внутри это был не домик, а загляденье. Чисто выбеленные потолок и стены, на выскобленном полу — пёстрые красно-белые половики, три небольшие лавки вокруг стола под расшитой скатертью, а воздух словно настоян на смеси душистых трав.
— Ведана, про маму по деревне слухи грязные ходят. Мне очень нужно узнать, кто их распускает. Ты можешь помочь?
Ведана бросила на меня пронзительный взгляд.
— Не о том думаешь. Ты что вчера учудила?
О Богиня, и как только она узнала?..
— Я хотела ему помочь.
— Сколько же раз говорить, нет у тебя целительного дара, нет. Одно дело — жар снять, совсем другое — в голову залезть. К твоему брату даже я не подступаюсь, а ты?..
— Но приступа-то у него не было, — нравоучения уже начинали меня сердить. — Что не так?
— А если бы ты ещё что-нибудь зацепила, вместе с болью, и получился бы из парня полоумный. Ты бы всю жизнь себя потом проклинала.
Меня словно окатили со всего маху ледяной водой. Затрясло так, что зубы застучали.
— Дело твоё несложное. Но, думается мне, сплетни эти — начало клубка, а вот куда он покатится... — Поймав мой недоумевающий взгляд, Ведана усмехнулась. — Вечером, как стемнеет, приди.
— Зачем?
— Чашу достану, судьбу поглядим. Одна не ходи, пусть они проводят.
Надо признать, в этот раз Ведана меня совсем огорошила. Что же такое у нас творится, если она решила судьбу глядеть? Всю обратную дорогу я только об этом и думала.
Но все мысли разом куда-то исчезли, стоило мне только выйти на земляничную поляну. Первую собранную горсточку я, по обычаю, оставила на пеньке — духам-хранителям. Корзину, правда, не взяла, но полакомилась всласть, да еще насобирала пару горстей для Кариса, завернув ягоды в лист лопуха.
Увы, по дороге оказалось, что несмотря на свободный день, у меня имеется куча совершенно неотложных дел, таких как стирка и уборка. Наверное, первый раз в жизни, я позавидовала сеате э-Талле — она-то небось не знает даже, что такое веник.
Однако, сегодня мне хотя бы не придётся таскать воду — братец проснётся, отправлю его к колодцу. Если конечно, тьфу-тьфу, с ним будет всё в порядке.
Вернулась я, как обычно, по запасной лестнице. Карис, понятное дело, сладко посапывал в обнимку с подушкой. Мне аж завидно стало. Я осторожно поправила на нём одеяло, сгребла в охапку грязную одежду и направилась на задний двор.
К моему глубокому удивлению, около плетня озадаченно переминался с ноги на ногу мой будущий 'муж' — Таэр Олет. Правда, вид у него был, мягко говоря, невесёлый: лицо радовало глаз дивным бледно-зелёным цветом, под глазами залегли тёмные круги, а в голове, судя по всему, поселилась стая дятлов. Дело ясное — счастливый жених всю ночь праздновал 'помолвку'.
Я, ни слова не говоря, развернулась и пошла на кухню за рассолом. Увидев поднос с налитой доверху кружкой и миской мясного отвара, Тар от избытка чувств едва не бухнулся на колени, но сумел выдавить только хриплое 'Спасибо'.
Придя в себя, он страстно возжелал меня отблагодарить, чем я и воспользовалась. Для начала Тару было велено натаскать воды для стирки, потом наколоть Неруте дров, словом, немножко поработать за Кариса.
Вернувшись с очередной парой вёдер, Тар почесал в затылке и сообщил:
— Дара, мать сегодня с утра пять раз спросила, когда у нас свадьба.
— Надеюсь, ты с похмелья не брякнул, что завтра? — с ехидцей спросила я.
— Нет, я сказал, что надо у тебя спросить, — выдал жених. — Так она придёт после обеда.
— О Богиня, только этого мне не хватало! Ладно, скажу, что в один день с Дареком и Эль.
— Мама еще хотела насчёт платья узнать...
— Тар, ты смерти моей хочешь?! — я еле удержалась, чтобы не огреть его по шее мокрым полотенцем. — Ещё и платье?!
— Ну, это ваши дела, — поспешно отвертелся Тар. — Если тебе больше ничего не надо, я пошёл.
— А поцеловать невесту на прощание?
Ответом мне стал протяжный скрип калитки.
Развесив для просушки последнюю рубашку, я привычно глянула на солнце. Время явно подходило к полудню. Пожалуй, можно было разбудить братца. Я наведалась на кухню, почти ожидая сердитых воплей, но чудеса никак не кончались. Тетка без единого слова вручила мне поднос с обедом, и я пошла к себе.
Идя по коридору, я думала, как разбудить Кариса. Однажды, еще в детстве, я просто вылила на него кружку холодной воды, но после этого он со мной целый день не разговаривал и вместо того, чтобы присматривать, как обычно, удрал с мальчишками на пруд. Зато когда вернулся, ему пришлось снимать меня с ветки дуба, на которую я залезла, горя желанием помочь котёнку.
В конце концов, я выбрала самый простой способ: оставила поднос на столе, и, подойдя к кровати, потрясла брата за плечо.
— М-м... — Карис приоткрыл один глаз и сонно посмотрел на меня.
— Просыпайся, обед стынет.
— Угу, уже встаю, — Карис зевнул и сел на кровати (а я-то думала, придётся на самом деле водой поливать). — Дара, выйди.
— Я пойду на стол накрою. Одевайся, подсматривать не буду. Да, хорошие новости: мы сегодня свободны. Что будешь делать?
— С чего бы это? — Карис тоже не особенно-то верил в чудеса. — Хм, дай подумать... потому что ты старосте отказала, ведь так?
Я уронила ложку.
— Кстати, сестрёнка, что-то ты не очень походишь на счастливую невесту, что это за история про тебя и Тара? — усаживаясь за стол, поинтересовался Карис.
— Не история, а чистая правда. Скоро тётя Виата придёт, поговорить о свадьбе.
Брат поперхнулся молоком и неожиданно помрачнел:
— Ясно. Значит, вот кого ты без штанов видела! — очень красноречивый взгляд был устремлён на мою талию.
Я остолбенело замерла на лавке.
О Богиня, он что думает, что мы с Таром... что я.... беременна!
— Не смей! Не смей даже думать! — взбешённо закричала я, вскакивая.
Карис молча встал из-за стола, достал из тайника свёрток с ножами и — так же молча — вышел.
Я отнесла посуду на кухню, а, вернувшись, занялась комнатой: вытащила для просушки обе постели; забравшись на лестницу, прошлась веником по потолку, и, напоследок, вымыла пол.
Выйдя на задний двор, выплеснуть грязную воду, я услышала очень знакомый, но давно позабытый звук: глухой стук вонзающегося в дерево ножа.
Карис раздобыл где-то толстую деревянную доску и начертил углём мишень. Похоже, братец твёрдо решил вспомнить прежние навыки. И, кажется, действительно вспомнил: когда я остановилась на пороге, с его ладоней серебряными полосами в воздух взвились сразу два кинжала.
— Погоди, может лучше так, — я подошла к мишени, вытащила кинжалы и прислонилась к доске. — Что стоишь, обводи.
Карис немного подумав, достал уголёк и осторожно обвёл контур моей фигуры.
— Совсем как раньше...
— Да, — вскинув глаза, я увидела на лице Кариса ту же сладко-горькую грусть воспоминаний.
Поздняя весна. Полянка, обрамлённая пестроствольными березами. В одном её конце разноцветной стайкой, опустившихся на отдых перелётных птиц, сгрудились фургоны. Оттуда слышны разговоры и смех, тянет дымом костра и аппетитным запахом кипящей похлёбки.
Мы с Карисом, удобно устроившись на толстом поваленном стволе, зачарованно смотрим, как пляшет в руках мужчины серебряный веер кинжалов, как один за другим они отправляются в полет, устремляясь к женщине, упирающейся спиной в толстую доску. Она стоит спокойно и неподвижно, лукаво улыбаясь метателю. Когда последний, десятый кинжал впивается в дерево над её головой, Карис, не выдержав, срывается с места:
— Пап, можно... — Отец медлит с ответом, убирая боевые кинжалы. — Ну, можно, я...
— Лиат, не мучай сына, — доносится от мишени. Мама подходит к нам, неся кинжалы, вынутые из доски.
— Как скажешь, родная, — отец улыбается, откидывая со лба непослушную пепельную прядь, и опускает ладонь на плечо Кариса. — Сейчас, Ари, подожди минутку. Дара, поди-ка сюда.
Я подлетаю раньше, чем он успевает договорить. Мама берет меня за руку и ведет к мишени. Я прислоняюсь к доске и, замирая от восторга, воображаю себя на помосте, под взглядами зрителей. Но мечты неожиданно обрываются. Мама обрисовывает меня угольком и решительно уводит на другой конец поляны.
— Пойдём, Дара, не будем им мешать.
Я обиженно надуваю губы, но, не выдержав, дергаю маму за подол.
— Мама, а почему мне нельзя? Ты же помогаешь папе?
Мама наклоняется и тёмные, пахнущие мятой пряди касаются моего лица.
— Ты тоже будешь помогать Ари, когда немножко подрастёшь.
— Обещаешь?
— Конечно, обещаю, а теперь пойдем. Ты, наверно, уже проголодалась.
За спиной одновременно со стуком кинжала о мишень раздается радостный вопль.
Прикосновение к плечу вернуло меня на задний двор корчмы, но губы невольно прошептали:
— Мы так и не успели...
— Не грусти, сестрёнка, — Карис вскинул голову, в зеленых глазах замерцали золотые искры. — Всё будет хорошо, вот увидишь.
Я невольно улыбнулась и кинула завистливый взгляд на кинжалы на поясе брата.
— Хочешь попробовать? — Карис достал один из кинжалов и передал мне. — Давай, посмотрим, какой из меня учитель.
Это был один из наших секретов. Когда папа начал обучать Кариса (вернее, когда я начала понимать, чему Карис учится), я не отставала от них и почти все уроки сидела на поляне, как приклеенная. Отца я не просила, знала, что бесполезно, а вот Карис от меня натерпелся. Последней каплей стала устроенная мной (когда мама и папа были на выступлении) жуткая истерика со слезами и воплями.
Так что пришлось брату превратиться из ученика в учителя.
Я взвесила кинжал на ладони, и тут меня толкнул в бок какой-то бес.
— Так неинтересно, — протянула я капризным тоном.
Карис выгнул бровь.
— И что ты предлагаешь?
— Давай на спор. У кого вся десятка попадёт в 'яблочко' — тот выиграл.
— Идёт. Что поставим?
— Если выиграю я, ты, не сходя с места, сочиняешь для меня стих.
— Любопытно. Согласен. А если выиграю я, ты отказываешься от помолвки с Таром. Идёт?
За кого он меня принимает?!! Может, хватит указывать, что мне делать!
Я вскипела по-настоящему: рука взметнулась сама собой, и Карис получил отменную пощёчину, в ушах зазвенело точно.
Впрочем, опомнилась я быстро. Карис посмотрел на меня очень странным взглядом, потёр щёку и тихо сказал:
— Извини. Ты его в самом деле любишь?
Вот теперь мне очень захотелось провалиться под землю. Кажется, я сделалась совершенно пунцовой. Эль я соврала, не моргнув глазом, а Карису не могу — язык не поворачивается.
Карис, похоже, принял моё смущение за утвердительный ответ, вздохнул и добавил:
— Ладно, ставлю другое условие. Если я выиграю, ты сегодня заменишь меня в корчме, споёшь посетителям.
Ну и змей же ты, братец. Но мы ещё увидим, кто кого.
— Договорились. Ты первый.
Карис, видимо, не сомневаясь в победе, усмехнулся углом рта.
— Как скажешь, лапочка.
Убью! Ненавижу, когда меня так называют! Ну всё, любимый братик, сейчас я тебе покажу.
Кинжалы, один за другим, ложились в центр мишени. Остался последний — десятый.
Проигрывать совсем не хотелось, и... нет, я ничего не делала, только смотрела, правда, очень пристально.
И мне снова удалось. Кинжал, слегка отклонившись в полёте, воткнулся на полпальца правее центра, а Карис на время лишился дара речи.
— Моя очередь.
Карис отошёл к мишени, вынул кинжалы и вернулся — не произнеся ни слова.
Я, примериваясь, взвесила кинжал на ладони, собралась, и серебряная полоса, рассекая воздух, вонзилась точно в середину. И так — все десять.
Карис не поленился ещё раз прогуляться до мишени, чтобы посмотреть на мой результат с близкого расстояния. Вернулся он слегка ошарашенный, а я победно улыбнулась и медовым голосом пропела:
— Я очень внимательно слушаю.
Карис немного помолчав, произнёс:
— Ты платишь за песню полной луною, как иные платят звонкой монетой; (1)
В дальней стране, укрытой зимою, ты краше весны и пьянее лета:
Просыпайся, королевна, надевай-ка оперенье,
Полетим с тобой в ненастье — тонок лед твоих запястий;
Шелком — твои рукава, королевна, златом-серебром — вышиты перья...
Всю мою недавнюю злость, словно водой смыло. Я, задохнувшись от восторга, кинулась брату на шею. Карис едва успел выронить кинжалы и подхватить меня.
— Спасибо! Ой, мама! — мой неожиданный порыв оказался слишком бурным, и мы, потеряв равновесие, упали на землю. Карис основательно приложился спиной — не стал уворачиваться, оберегая меня.
— Цела? — сдавленно поинтересовался он.
— Да, — я поднялась почти сразу же и протянула Карису руку, помогая встать. — Я же на тебя упала. А ты?
Карис слегка поморщился.
— Вроде ничего не сломал. Хватит с нас на сегодня. Пошли-ка домой.
Я ещё не успела скинуть 'второе видение' и только поэтому сумела расслышать в обычном шуме и гомоне скрип главных ворот и негромкий женский голос. Но нет, чтобы промолчать, так взяла и ляпнула, не подумавши:
— Мне пора, нехорошо заставлять ждать будущую свекровь.
— Как скажешь, — обронил Карис, тщательно перевязывая свёрток с кинжалами.
Странно, он совсем не удивился. Неужели знает?! Нет, не может быть, я ведь ничего не рассказывала.
Так или иначе, но к воротам я подошла в такой задумчивости, что чуть не прошла мимо тёти Виаты. Она тут же расцеловала меня в обе щёки, и, подхватив под локоть, повела в комнату. Я почему-то почувствовала себя несчастной жертвой, отправленной на допрос к коронному дознавателю.
Как оказалось, это были цветочки.
И кто меня, вправду, за язык тянул? Через полчаса, обмотанная полотном, обвязанная в тридцати местах мерными лентами и щедро усеянная иглами, я превратилась в самого настоящего ежа. Да, свадебный наряд, конечно, дело важное, и я, боясь пошевелиться под пристальным взглядом голубых глаз тети Виаты, покорно терпела, сцепив зубы и проклиная себя за идиотскую мысль, олуха Тара — за то, что согласился подыграть, тётушку Мелану и остальной мир — просто так, ради удовольствия.
Наконец моя мучительница соизволила выпутать меня из этого ужаса, и я рухнула на лавку, удивляясь тому, что ещё жива. Тут же явилась тётушка с полным подносом, и начался увлекательный разговор о приданом. Две почтенные кумушки упоённо беседовали о том, сколько, чего и как за мной полагается дать, а я тихо зверела от перечисления одежды, тканей, посуды и всего прочего. Когда дело дошло до домашней живности, я была готова завыть и покусать кого-нибудь.
Но вот в разговоре прозвучало магическое слово 'деньги', и тётушка, мгновенно встрепенувшись, сладким голосом пропела:
— Дара, деточка, иди погуляй.
Я вылетела из комнаты, как помилованный узник — из темницы.
Поднявшись к себе, я вытащила из сундука чистую одежду, в такую жару можно было обойтись и без юбки, одной длинной рубашкой. Сначала уборка, потом этот кинжальный спор, примерка — день, можно сказать, удался на славу. Мне ужасно хотелось искупаться, но не возиться же летом с тяжеленной бадьей — значит, пойду на озеро.
Свернув рубашку и прихваченное полотенце в узел, я на цыпочках (не дай Богиня, опять тётя Виата увидит, и окажется, что ещё кое-что надо примерить — умру на месте!), спустилась по лестнице и прокралась через двор, но у самой калитки натолкнулась на Кариса. Вот незадача: я-то думала, он давно ушёл. В этот момент братец как две капли воды походил на кота, удачно подкараулившего зазевавшуюся мышь.
— И куда это ты собралась, позволь спросить? — в хитрющих зелёных глазах плясали бесенята.
Я подавила сильное желание испробовать на нём какой-нибудь приём и самым невинным голосом ответила:
— Купаться, а что?
— Надо же, как кстати. Я тоже только что об этом подумал.
— Ты что, на солнышке перегрелся? А если нас увидят? Наплетут такого, что век не отмоешься.
— Что-то ты от счастья мигом поглупела. А твоё любимое озеро в лесу?
Я только растерянно хлопала глазами, не зная, что сказать. Надо же, мой секрет — вовсе не секрет. И тут до меня дошло.
— Ты меня выследил?!! — я едва не залепила Карису вторую пощёчину.
— Очень нужно. Сам нашёл, вернее, мне показали.
— Кто?
Вопрос остался без ответа, но я успела заметить странный блеск в глазах брата, и тут меня осенило: 'Ведана! Там рядом есть парочка мест с полезными травками. Но с какой стати Ведана будет Карису что-то показывать, а тем более — озеро? Ой-ой-ой... если это действительно то, о чём я подумала...'.
— Дара, ты идёшь или нет? — поинтересовался Карис. И ехидно добавил:
— Вот что любовь делает, разом весь ум потеряла. Может, мне Тара тоже квасом облить?
Я наклонилась, подняла какой-то камушек и запустила в Кариса. Он играючи увернулся и рассмеялся:
— Недолёт.
Я слегка разозлилась и погналась за ним, но этот нахал умудрялся всё время опережать меня на два шага, так что, когда мы вылетели к озеру, я уже воображала, красочно и подробно, как лучше его утопить.
У берега Карис предусмотрительно остановился, а я, бросив узел на траву, влетела в воду прямо в рубашке. Карис только хмыкнул и устроился на поваленном стволе, повернувшись ко мне спиной.
Я просто блаженствовала: не вода, а сказка. И главное, никаких подкарауливающих остолопов! Поплескавшись с минутку, я стянула намокшую рубашку и совсем собралась швырнуть её на берег, как вдруг в голове созрел восхитительно-злодейский план. Я как можно тщательнее выполоскала её в воде (чтобы была помокрее), свернула в тугой комок, и, подплыв на удобное расстояние, метнула Карису в спину.
Получилось просто чудно: он прилично промок, от неожиданности потерял равновесие и чуть не свалился в траву.
— Ну, чертовка, — далее последовала парочка, м-м, довольно занимательных выражений, тихо, чтобы я не услышала. Зря старался.
Я отплыла чуточку подальше и сообщила с безопасного расстояния:
— Я раньше такого не слышала, что-то новенькое? Кто научил?
— Выпорю, — раздалось с берега. nbsp;
&
&
&
&
&
&
&
&Поздняя весна. Полянка, обрамлённая пестрос
Я сделала ещё пару кругов и вылезла на берег. Карис, судя по напряжённой спине, сосредоточенно изучал окрестности.
Я растерлась полотенцем, надела рубашку и окликнула его:
— Иди, твоя очередь.
— Сейчас, — Карис медленно стянул рубашку и легко пошёл к воде. Я посмотрела ему вслед: в полосе солнечного света стал более заметен золотой отлив волос, а на левой лопатке вдруг появился какой-то затейливый узор — нет, не узор, а рисунок.
— Карис, стой!
Он недоумённо обернулся:
— Ну, что ещё случилось?
Я подошла вплотную:
— Повернись, пожалуйста, кажется, у тебя на спине рисуноnbsp;к.
Но солнышко спряталось, и больше я ничего не увидела.
— Ты, часом, не перекупалась, уже невесть что мерещится? — похоже, он всё-таки злится из-за этой шутки с рубашкой.
Я осторожно взяла его за локоть, прильнула вплотную и прошептала, касаясь щекой плеча:
— Не сердись, пожалуйста...
Карис повернулся и обнял меня:
— На детей не сердятся, особенно, на маленьких и глупых. Иди посиди, а я окунусь.
Я послушно заняла его место на дереве, заметив себе под нос, но достаточно громко:
— Ещё неизвестно, кто тут дитя. Некоторые ведут себя ещё хуже.
Чтобы скоротать время, я принялась прикидывать, где можно продать один из найденных браслетов, и сколько за него можно взять.
На самом деле, настоящую цену надо узнавать у золотых дел мастера, но его в нашей деревне не было, а везти браслет в город — риск, любому ясно, что такие вещи на дороге не валяются, а у простых людей их и быть не может. Значит, решат, что краденое, а это, как пить дать, неприятности.
И что делать? А если... найти мага-целителя, и заплатить ему сразу браслетом? Вот-вот, уже что-то дельное вырисовывается. Продолжим... чтобы его найти, нужны деньги; тётка не даст, значит, придётся уйти; но уходить нужно, уже имея работу, и лучше бы с переездами (глупо надеяться, что в первом же городе нам попадётся умелый маг-целитель). Что ж... остаются только бродячие артисты. Так мы и сделаем.
Я настолько увлеклась своими мыслями, что Карису удалось застать меня врасплох: я вздрогнула, когда мне на колени полетела охапка купавок.
— Спасибо, — я зарылась лицом в нежные жёлтые лепестки.
— Не за что, — Карис улыбнулся, — возвращаемся?
— Да, пора.
После прогулки Карис ускользнул на задний двор, и вскоре там снова засвистели кинжалы. Эта его одержимость даже начала меня немного пугать, но сделать я ничего не могла. Если брат решил, что именно кинжалы помогут нам уйти отсюда, значит, будет упражняться до упаду.
Я поднялась в комнату, присела на кровать и поняла, что ужасно хочу спать: ничего удивительного — после вчерашнего я так и не выспалась как следует. Недолго думая, я улеглась поверх одеяла, закрыла глаза и мгновенно провалилась в сон.
Проснулась я вечером, за окном нежно-розовыми тенями светились облака, а между ними чуть виднелась алая горбушка — последний кусочек заходящего солнца. На столе стоял поднос с ужином, но Кариса не было, наверное, он уже поел. Что ж, это хорошо — не придётся объяснять, куда я собралась на ночь глядя.
Когда к окнам осторожно прильнули невесомые бледно-лиловые сумерки, я уже стояла в самом укромном углу тына. Ворота, как полагается в порядочном селении, были заперты, но меня это не смущало. Именно здесь, если очень постараться, и благодаря удобной приступочке для наблюдения, можно было перелезть через ограду, что я и сделала.
Прежде чем послать Зов, я отошла подальше от частокола. Не приведи Богиня, кто-нибудь увидит, и тогда мне прямая дорога на костёр.
Я закрыла глаза, сосредоточилась и позвала. Через несколько мгновений я ощутила в нескольких шагах знакомое присутствие, и медленно подняла веки, глядя в янтарные глаза.
'Здравствуй, сестра. Ты звала — мы пришли'.
'Спасибо, брат. Я прошу вашей помощи: проводите к Той, что живёт в лесу'.
'Пойдешь, как мы?'
'Нет, не сейчас...'
'Идём'.
Брат неслышной тенью заскользил впереди, двое младших — по бокам, сестра — сзади. На мой Зов всегда приходили только они, были и другие, но их я не знала. До Веданы мы добрались на удивление быстро. Несмотря на её предупреждение, ни я, ни они ни почуяли не то что опасности, но и просто угрозы.
Брат остановился у ограды: 'Мы подождём здесь'.
Я кивнула в ответ и четыре силуэта беззвучно растворились в лесу.
Когда я вошла в дом, Ведана заканчивала последние приготовления: посреди стола уже стояла глиняная чаша с водой, по бокам — две свечи — их оставалось только зажечь.
— Проходи, садись. Я сейчас.
Я молча опустилась на лавку, заворожённо наблюдая, как Ведана касается ладонью фитиля и на нём тотчас распускается огненный цветок.
— Ведана, а не опасно...
— Что?
— Судьбу глядеть.
— Опасно, только если чужую менять собираешься, но это мало кто может. Люди и со своей справиться не могут, куда им за чужие браться. А мы просто посмотрим.
Дай руку.
Я протянула правую руку и Ведана почти незаметно кольнула серебряной иголкой средний палец. На подушечке тотчас набухла красная капля, которую я стряхнула в чашу.
Вода сразу же потемнела, потом опять посветлела. Ведана замерла, напряжённо всматриваясь в чашу. Я пыталась не дать воли любопытству, старательно изучая потолок.
Через полчаса Ведана наконец оторвалась от чаши и задула одну из свечей.
— А теперь слушай внимательно. Скоро, очень скоро ты отсюда уйдёшь. Уйдёшь не одна.
Дорога будет долгой и трудной. — Как ни странно, но при этих словах я вздохнула с облегчением. Вот если бы Ведана сказала, что я выйду замуж за Тара, стану хозяйкой дома и нарожаю ему детей, я бы точно что-нибудь натворила. А дороги у меня, можно сказать, в крови. — Вижу мужчину.
Ну вот, приехали. Опять мужчина. Они мне и так надоели, дальше некуда.
Ведана заметила мою невольную гримасу и улыбнулась:
— Никуда ты от этого не денешься, как ни старайся. Отдашь всё, что есть, и взамен получишь всё: любить будешь больше жизни.
Только когда дорог станет две — выбери правильно.
— Что, и всё?
— Всё.
Да, ничего полезного, один сплошной туман. Стоило ли ради этого идти сюда так поздно?
— Я пойду?
— Ступай, ступай.
— Карис, тебе плохо? — на плечо легла горячая, от печного жара, ладонь.
— Нет, Нерута, не волнуйся, — поймав встревоженный взгляд серо-голубых глаз, Карис заставил себя улыбнуться. — Просто задумался.
— Жениться тебе пора, вот что, и сразу все как рукой снимет, — заулыбалась вернувшаяся с порога Нерута. — На сестру посмотри — как косу не берегла, а все ж под венец собралась.
— Да, — обронил Карис, выходя во двор вслед за собеседницей.
— Ты только скажи, — воодушевилась женщина, — я тебе такую невесту найду!
— Спасибо, пока не надо. Доброй ночи, Нерута.
— Доброй ночи, Карис.
Калитку за Нерутой Карис закрывать не стал, а выйдя на уже затихшую улицу, сел на лавочку у забора. Из головы не шло неожиданное обручение Тара и Дары. Надо бы радоваться, но радости нет. Слишком быстро все случилось, да и Тар — совсем не тот, кто Даре нужен, не станет она менять одну клетку на другую.
Карис сосредоточился, вспоминая, как вела себя Дара на празднике, и понял: она играла! Очень убедительно, даже он сначала поверил, но все-таки играла! Почему? И зачем? Неужели знала, что староста свататься придет?
Спрашивать сестру было бесполезно — если не захочет, умрет, но не расскажет. Хотя, оставался еще новоявленный жених...
'Уж он-то все выложит, никуда не денется', — ухмыльнулся Карис, направляясь вниз по улице.
Через несколько шагов дома словно расступились, пропуская его на маленькую площадку с колодцем в центре. В некотором отдалении, на твердо утоптанном пятачке горел небольшой костерок. Карис присмотрелся — на одном из отеесанных бревен устроился Варт, несостоявшийся пасынок и самый назойливый ухажер Дары с парочкой приятелей.
Карис почти миновал площадь, как вдруг услышал обрывок разговора.
— Ну, подхожу я, значит, и предлагаю серебрушку... — Варт многозначительно оборвал фразу...
— А она чево? — в голосе Иррита — младшего сына плотника, слышалось жадное любопытство.
— Отказалась. Так дала — без денег, — самодовольно бросил Варт.
— И как? — Иррит явно пошел в свою мамашу — первую сплетницу в деревне.
— Так я потому и не пришел, весь день отсыпался.
— А если она тебе дала, — с явным сомнением поинтересовался Летин, племянник сапожника, — то почему за твоего двоюродника замуж собралась?
— С горя, — хмыкнул Варт, — я ж на ней жениться на собираюсь, а вот под куст увести... Никого лучше не найдешь... Ох и горячая девка, эта Дарка!
Разливавась соловьем, Варт не сразу заметил, что слушавшие с раскрытыми ртами дружки-приятели, один за другим умолкают и смотрят ему за спину.
Наконец, что-то сообразив, он обернулся.
Лицо стоявшего напротив Кариса даже в отблесках огня казалось каменной маской, а в глазах цвета темной еловой зелени стыл лед перезимника.
Удар был быстрым и жестоким, Варта ощутимо качнуло назад, а рубашка тотчас украсилась россыпью пятен — из разбитых губ брызнула кровь.
Ошалело мотнув головой, Варт коротко ругнувшись, бросился на противника, целясь в грудь, и уже представляя, как раскатает Кариса в блин. Среди своих соперников у Варта не было, а уж брата Дарки он и подавно не считал серьезным противником.
Карис с кошачьей гибкостью ушел от удара и, воспользовавшись удачным моментом, впечатал кулак Варту в нижнюю челюсть, одновременно добавив под дых. Завершил 'тройку' безжалостный удар ниже пояса.
Совершенно очумевшие дружки Варта не успели и глазом моргнуть, как их вожак обмякшим кулем свалился в пыль, а Карис бесшумно растворился в непроглядной, за пределами освещенного круга, темноте.
— Что случилось?
— Ничего, особенного, Веда, — мужчина тяжело опустился на лавку, зло сверкнув зелеными глазами. — Проучил одного подонка, только и всего.
— Кого?
— Варта. Дара вчера с синяками на руках пришла, кто приставал — не сказала, а он сегодня перед дружками начал похваляться...
— Карис, — Ведана накрыла его ладонь своей. — Я ей уже говорила, и тебе скажу. Уходить вам отсюда надо. И быстро. Дару только за то, что ко мне ходит, ведьмой ославить можно. Она старосте отказала, ты его сына чуть не убил. А если узнают, кто она? Латес за вас не вступится, с радостью на костер отправит, еще и хворосту подкинет. Тебе, против всей деревни да графских костоломов в придачу, не выстоять. А случись что с Дарой, они за дочь Вожака всю деревню отсюда выживут.
— Знаю, — Карис достал из-за пазухи чуть помятый свиток. — Пусть у тебя полежит.
— Хорошо, — убрав свиток в сундук, Ведана грустно улыбнулась. — Я тебе ещё кое-что сказать хочу, напоследок. Попробуй её отпустить.
— Ведана, ты о чём?
— Сам знаешь. Дара на молоке обожглась, теперь на воду дует, да тобой прикрывается. Хоть она и упрямится, от судьбы не уйдёшь и не спрячешься. А ты её держишь — болезнью своей (правда, в этом ты не виноват), любовью своей...
Зелёные глаза потемнели до черноты.
— Не смей, у меня и в мыслях не было.
— А я и не о том. Где она своё счастье найдет, если рядом всё время будет? Отпусти, дай ей волю.
— А если... не смогу?
— Сможешь, если она тебе дорога.Ступай, тебе пора.
Поднявшись, Карис привлек женщину к себе и поцеловал:
— Спасибо за все.
— Тебе спасибо, — улыбнулась Ведана. — Но постарайся не возвращаться. Наши Дороги в одну не сольются, хотя мне было хорошо с тобой.
— И мне, — обернулся Карис с порога. — Что ж, тогда, прощай.
— Прощай. Пусть твой путь будет лёгким.
Глава V
— Дара, проснись, — меня довольно сильно тряхнули.
— Иди к лешему! — терпеть не могу, когда будят посреди ночи. Меня тряхнули ещё раз. — Ну что случилось? Горим, что ли? — я принюхалась. Нет, дымом не тянуло.
— Вставай и собирайся, я сейчас! — Карис был одет по-дорожному; через плечо свисали перемётные сумы.
Рановато для путешествий. Какая вожжа ему под хвост попала?
Я встала, зевая и ворча про себя, оделась и принялась собираться.
Самое главное — не забыть Нелдино зелье. Его — в отдельный непромокаемый мешочек. Одежду надо свернуть как можно туже, чтобы меньше места занимала. А как у нас с едой?
Вот тут до меня дошло, что я собираюсь в глухую полночь, неизвестно куда и неизвестно зачем. Я кинулась к двери и чуть не сбила с ног вернувшегося Кариса.
— Может, скажешь всё-таки, что здесь творится? Почему мы бежим ночью, как грабители?
— А почему ты не сказала, что к тебе Варт приставал? — рявкнул Карис.
— Ты... его? — я еле устояла на ногах.
— А почему ты не сказала, что к тебе Варт приставал? — рявкнул Карис.
— Ты... его? — я еле устояла на ногах.
— Нет, — буркнул Карис, — только проучил. Так, чтобы надолго запомнил. Ты готова? Да, после такого, единственный выход для нас — убраться побыстрее и подальше. Только бы у Кариса приступов больше не было! Прогнав мрачные мысли, я коротко спросила:
— Карис, что с едой?
— На первое время взял, потом — купим.
— А откуда деньги?
Брат зло сверкнул глазами:
— Поздоровался с тётушкиным сундуком.
Я застряла в дверях:
— Ты её обокрал?
— Нет. — Карис ухмыльнулся. — Только взял нашу долю.
— К-какую ещё долю? — я от удивления не смогла внятно выговорить.
— За корчму. Она ведь не просто так на нас взъелась. Оказывается, дед завещание оставил: корчма — пополам маме и тётке, а если одна из них умрёт, её доля переходит к детям. А эта ... чтоб её ... завещание спрятала сжечь, наверное, побоялась, и всё к рукам прибрала.
— Хватит ругаться, ты бы всё равно корчмарём не стал.
— Ты готова?
— Готова. Мы пешком?
— Вот ещё! Для чего нам тогда лошади?
Я чуть не свалилась с лестницы. Мало того, что Карис добрался до главного тёткиного сокровища, так ещё и лошадей решил увести. Такого она нам точно не простит.
Собственно говоря, верховых у нас была всего пара, на всякий случай — если какому-нибудь постояльцу срочно потребуется конь. Всё-таки, деревня — здесь больше рабочие нужны. До конюшни мы, к счастью, добрались никем не замеченными, а дверные петли я всего пару дней назад смазала — как чувствовала!
— Карис, ты уверен? Она этого так просто не оставит.
— Куда она денется, я в сундуке записку оставил, — брат почти оскалился. — Если она посмеет нас искать, то в тот же день о завещании узнает вся деревня. Нарушить последнюю волю умершего — да после такого к ней в корчму и заходить перестанут.
— А где завещание?
Карис слегка смутился:
— У Веданы, к ней тётка вряд ли сунется. Чуть не забыл, она просила передать, — брат протянул мне сложенный вдвое листок.
Я развернула записку:
'Если попадёшь в Вельту, на улице магов спроси Его Магичество Эстина и передай привет от Яриты. Скажешь, пусть Кариса посмотрит'.
Я убрала записку в пояс и поклялась в первом же храме Богини поставить свечу за здоровье Веданы.
Карис, тем временем, приладил сумы у седла вороного Бурана, и, ведя его на поводу, открыл двери.
Я тоже проверила упряжь, приторочила свой мешок к седлу Звёздочки и вслед за Карисом осторожно вывела лошадь из конюшни.
— А как мы выйдем? Ворота нельзя оставлять открытыми.
— Сейчас откроем, ты выведешь лошадей, я запру изнутри, а потом уйду через ограду.
Всё прошло как по маслу: лошадки шли послушно, мы старались не шуметь, и вскоре я, сидя верхом, уже ждала Кариса, но он почему-то задерживался.
Наконец, когда я уже хотела проверить, всё ли в порядке, на верху тына показалась тёмная фигура. Карис, не тратя времени даром, прямо с ограды соскочил в седло Бурана.
— Тебя что, заметили?
— Нет, с засовом долго провозился. Заржавел напрочь, еле в петли вошёл. — Карис подал Бурану знак коленом. — Пошёл!
Я слегка засомневалась — стоит ли ехать пусть и летней, но ночью? Тут же, словно в ответ, облака торопливо расступились, отдав небо во власть яркой желтовато-серебряной луны. Дорога превратилась в серую мерцающую ленту. Хотя, вызови я 'второе видение', мы могли бы без помех ехать и в кромешной тьме, но чем дольше, тем труднее держать два восприятия сразу, поэтому луне я искренне обрадовалась. Места у нас спокойные, особой опасности для ночных путников не было.
Когда спящая деревня скрылась за поворотом, Карис остановил Бурана, спешился и взял под уздцы Звёздочку.
Я легко соскользнула с седла и направилась к небольшой рощице. Они пришли проститься. Мерцая янтарными огоньками глаз, меня окружили пять серебристо-серых теней.
'Мы ещё встретимся. Знай, даже если мы не сможем прийти, где бы ты ни была, на Зов всегда откликнутся другие! До свидания, сестра'.
'Так и будет. До свидания, брат'.
'Легкой дороги. До встречи'.
'Спасибо, сестра'.
'И удачной охоты. До встречи'.
'Спасибо, братья'.
Идя к лошадям, я зашмыгала носом, еле удерживая подступившие слёзы. Деревню я покидала с надеждой на лучшее, но прощаться с семьёй оказалось невыносимо больно.
Карис молча подсадил меня в седло. Я привычно поправила выпавший из-за ворота амулет. Если бы не он, Звёздочка просто-напросто сбросила бы меня, не сделав и шагу. Я подобрала поводья и послала кобылку вслед за Бураном. Разговаривать не хотелось, к тому же прощание невольно разбудило воспоминания о том, о чем я хотела, но так и не смогла забыть — о нашей первой встрече.
— Хэл, хватит, отпусти, — я с трудом высвобождаюсь из кольца рук, поправляя спущенную с плеча рубашку. Хэлвен эн-Айте на мгновение хмурится, но тут же вновь притягивает меня к себе, ослепительно улыбаясь:
— Придёшь? Обещаешь?
— Обещаю.
Сейчас, вспоминая ту наивную, по уши влюблённую Дару, я испытывала грусть и жалость.
На свидание я не то что пошла, а полетела со всех ног. А чего ещё можно было ожидать от пятнадцатилетней глупышки? Ума у меня в то время хватило только на то, чтобы скрыть свою Великую Любовь от Кариса. Иначе, он замуровал бы меня в комнате, а Хэлу голову свернул в противоположную сторону...
В том, что это Великая Любовь, я даже не сомневалась: благородный сет, белокурый, сероглазый, а говорит как красиво — заслушаешься. Мечта, да и только!
— Дара, наконец-то, я уже заждался!
Хэл идёт навстречу с распростёртыми объятиями, вот только какой-то странный, хищный блеск в его глазах... Но, все мысли тут же улетучиваются прочь, ведь Хэл уже совсем рядом, и сердце бьётся всё сильней...
Его рука уверенно ложится на моё плечо, пальцы нежно скользят по шее, перемещаясь к сонной артерии, и вдруг на меня обрушивается темнота...
Боль в горле... трудно дышать... мужские голоса где-то рядом...
— Ну, Хэл, ты и мастер, такой красотки у нас ещё не было! — голос явно хмельной.
— А она точно живая? — второй, кажется, испуган.
— Да не трясись ты, — этот ублюдок чуть не лопается от самодовольства, — какая мне польза от покойницы? Конечно, живая!
— Разыграем, как обычно? — на стол падают кости.
— Э, нет, на этот раз никаких розыгрышей. Я ей целый месяц голову морочил, значит, буду первым.
Я чуть не сошла с ума от ярости. Как я могла думать, что люблю эту мразь! Но сейчас не время: голова болит зверски, однако, надо подумать, как выбраться отсюда. Я попробовала было осмотреться сквозь ресницы, но с удивлением поняла, что могу всё узнать по запахам.
Мы в передней комнате, небольшой и основательно замусоренной, ублюдки расположились за столом, впрочем, не забыли прихватить даже вино и закуску. Я — в противоположном углу, на охапке соломы, судя по ощущениям, со связанными руками, и не только...
Мерзавцы, свяжи они их спереди, можно было бы попробовать перегрызть, но руки и ноги привязаны к колышкам, вбитым в земляной пол. Видно, и в самом деле, не в первый раз это проделывают.
— Хэл, не пора?
— Сейчас посмотрим.
Шаги, он наклоняется, и на меня обрушивается хлёсткая пощёчина.
— Любимая, не заставляй меня ждать, я сгораю от страсти.
Я медленно поднимаю веки. Я не трачу слов на это, я просто смотрю — глаза в глаза.
— Ивет, завяжи ей глаза! Немедленно!
— А так мы ещё не пробовали. Будет забавно. — Рядом появляется второе это, с тряпкой в руках. — А может, лучше рот заткнуть?
— Давай.
Потная ладонь совсем близко, и я решаю использовать этот момент.
— А-А-А!!! ... тебя ... в...через...!!! Хэл, эта стерва кусается! — это трясёт прокушенной рукой.
— Пошёл вон, не можешь справиться с какой-то девкой! Ничего, сейчас она узнает настоящего мужчину!
То, что случилось потом, я так и не смогла понять до конца.
Я хотела позвать на помощь, но вместо крика получился вой. То, что дремало во мне долгие годы, вырвалось наружу. На лицах этих неприкрытую похоть мгновенно смыл страх.
И внезапно, откуда-то извне, донесся протяжный многоголосый ответ.
Всё остальное я помнила несвязной чередой каких-то отрывков: хруст оконного переплёта... огромная серая тень, ворвавшаяся в окно и вставшая между мной и этими... негромкое, но полное ярости рычание... панический топот...
Следующее, пожалуй, самое яркое воспоминание — влажный нос, осторожно касающийся моей щеки, и изучающий взгляд янтарных глаз.
Любая нормальная девушка заорала бы диким голосом и наверняка упала бы в обморок, но люди уже напугали меня гораздо больше, чем звери, поэтому я просто спросила сиплым шёпотом:
— Ты кто? — на мгновение у меня мелькнула безумная мысль, что это Карис, но это было бы слишком.
'Брат, твой брат', — конечно, звери не говорят так, как люди, но мысленно я его прекрасно поняла.
'Какой брат?!!' — ничего более умного мне в голову не пришло, хорошо, что вообще думать могла, после всего произошедшего. Я дернулась и застонала — веревок с меня никто не снял. — 'Развяжи, пожалуйста', — глупость несусветная! Чем развязывать-то, лапами? Но, больше терпеть я не могла.
Волк испытующе посмотрел на меня, махнул хвостом и поднялся. Отойдя на несколько шагов, он замер и словно растаял во вспышке белого пламени.
Ослепительный свет больно резанул по глазам, а когда я проморгалась, рядом стоял на коленях темноволосый юноша, года на три постарше меня. О волке напоминали только янтарные глаза.
— Потерпи немного, — голос был совсем обычный, негромкий, с заметной хрипотцой. — Кажется, на столе был нож. Я сейчас.
Через несколько минут, я, скривившись от боли, растирала онемевшие запястья, а он снимал обрезки верёвок со щиколоток.
— Как?— ничего более вразумительного я произнести не смогла.
— Это ненадолго. Очень трудно. Не все могут. Лучше зажмурься.
После второй вспышки я снова увидела волка. Попробовала подняться, но не смогла: просто не было сил. Да и ноги затекли и не слушались.
Волк наблюдал за мной с явным сочувствием, а после второй неудачной попытки сказал:
'Больше не надо. Лежи. Я с тобой, никто не тронет. Кого привести?'
Я уставилась на него во все глаза.
Волк устроился рядом, прижавшись ко мне боком, и пояснил:
'Я не один. Скажи, кого привести, сестра сходит'.
— Сходит? — от удивления я заговорила вслух.
'Дай какую-нибудь свою вещь, она отнесёт. Кому — мужчине или женщине? От тебя сильнее всего пахнет мужчиной'.
Я сразу поняла, что волк имел в виду Кариса.
— Да, ему, — я сняла с шеи нитку красных стеклянных бус — подарок брата на последний день рождения.
Волк поднялся, осторожно взял бусы и пошёл к выходу. В проеме распахнутой двери внезапно возник тёмно-серый силуэт, чуть поменьше моего знакомца. Волчица мельком взглянула на меня, приняла бусы и исчезла.
Меня неудержимо заколотило — запоздалый отклик на то, что случилось. Волк вернулся на прежнее место, я немного согрелась рядом с ним и даже умудрилась задремать, но вспомнила кое-что важное и, с трудом, открыла глаза:
— Почему, ты сказал, что ты мой брат?
'Ты нашей крови. Ты позвала, и мы пришли'.
— Но как...
'Ты — дочь Вожака. Он ушёл к человеческой женщине'.
— Но отец был человеком, — недоверчиво возразила я. Это же просто в голове не укладывается!
'Он мог, но не насовсем. Потом, он вернулся'.
— Он... Он жив?
'Нет. Он погиб. Твой мужчина пришёл'.
Вот тут я всё-таки незаметно соскользнула в уютный кокон забытья.
В себя я пришла уже на чём-то мягком, вроде бы на тюфяке. На лицо упал солнечный луч, и несколько минут я тихо блаженствовала от ощущения тепла и покоя. Потом прислушалась к себе и поняла, что боль в запястьях и щиколотках исчезла, и очень хочется есть.
Осторожно повернув голову, я заметила, что лежу на широкой лавке, в чистенькой, пахнущей травами, комнате. В нескольких шагах от меня, над столом, что-то сосредоточенно изучая, склонилась женщина. Заметив моё шевеление, она подошла ближе.
— Проснулась? Вот и славно. Есть хочешь? — Я кивнула головой. — Сейчас принесу.
— Где я? — из-за пересохших губ вопрос превратился в невнятный шелест, но женщина поняла.
— У меня в избушке. Тебя сюда брат принёс. А я — Ведана.
Вот так, и произошло наше знакомство. Хотя тогда, мне было совершенно всё равно, кто она такая; даже если бы Ведана оказалась ведьмой или самой Уводящей в человеческом обличье, я всё равно была ей очень благодарна.
— А...
— Твоего брата я отправила поспать. Он вторые сутки от тебя не отходит, уже еле на ногах держится.
Я с облегчением вздохнула и попыталась сесть. Ведана принесла миску куриного отвара и неодобрительно покачала головой:
— Не рано ли?
— Нет, всё в порядке. Спасибо вам большое.
— Не за что. Богине спасибо скажи, что всё обошлось, что тебя не тронули.
Я кивнула (на самом деле 'спасибо' я должна была сказать сначала кое-кому другому, и уже потом — Богине) и оглядела комнату. Красиво, но как-то непривычно.
У нас потолок и стены не белят, а досками обшивают. Да и сруб кладут из цельных брёвен, чтобы теплее было. Север, как-никак. А этот дом будто издалека сюда перенесли: настоящая загадка, вот только думать над ней пока не хотелось.
Я допила отвар и снова провалилась в сон. Разбудило меня осторожное прикосновение к волосам. Я сразу поняла, что это Карис. Смотреть ему в глаза было невыносимо стыдно, и я не сразу смогла это сделать. Просто вцепилась в него и разревелась навзрыд. Карис, понятное дело, не упустил такой случай и, успокаивая, незаметно вытянул из меня всё.
Ведана отпустила нас домой только под вечер. Я уже оправилась и решила идти сама. Карису я ничего не сказала, но всю дорогу — от дома Веданы и до деревни — я чувствовала, что Брат совсем рядом, что теперь у меня появился ещё один защитник.
Едва мы вернулись в корчму, как тётка разразилась воплями: дескать, мы целую вечность пропадали неизвестно где, а работа стоит, и кто её будет делать — непонятно. Карис в ответ так глянул, что у неё сразу же разболелась голова, и тётушка весь день не выходила из спальни.
А ещё, через день, по деревне прошёл слух, что племяннику графа эн-Талле переломали все кости (у нас вообще любят преувеличивать), причём, сет Хэлвен ещё и перепуган так, что даже не может толком сказать, кто это был. Пожалуй, одна лишь я знала ответ на этот вопрос, но предпочла сохранить всё в тайне.
Звёздочка оступилась, брякнув подковой о камень, и я чуть не вылетела из седла. Воспоминания иногда приходят очень некстати. Передо мной смутно маячила спина Кариса. Я снова задумалась: знает он или нет? Если подумать — не знать он не может, ведь в нём та же кровь, вот только я ни разу не замечала, чтобы он пользовался 'вторым видением'.
Но, после той истории, Карис вёл себя так, словно появление средь бела дня волка с ниткой бус в зубах — самое обычное дело. Я тоже пыталась не напоминать о случившемся.
Всё, хватит, — я встряхнула головой, — а то в следующий раз могу и шею свернуть. Что было, то прошло.
День прошёл спокойно, коней мы старались не загонять и только иногда, чтобы поразмяться, пускали их в галоп. Два раза останавливались на привал. Надо признать, Карис и здесь оказался на высоте, ловко и умело собрав нам еду: дорожные хлебцы, вяленое мясо, переложенное для сохранности крапивными листьями, не забыл даже травяную заправку для похлёбки. И сытно, и долго возиться не надо.
На ночёвку мы устроились под раскидистым дубом. Карис начертил защитный круг и привесил лошадям обереги. Я, со своей стороны, тихонько воспользовалась 'вторым видением', чтобы осмотреть окрестности, но ничего подозрительного не обнаружила.
После целого дня в седле я думала, что усну, как только окажусь на земле, но не тут-то было: всё тело болело, да ещё душу разбередили воспоминания. Наверное, поэтому, долгожданный сон обернулся кошмаром, и я проснулась от собственного вопля, с бешено колотящимся сердцем.
Рядом сразу же оказался встревоженный Карис.
— Малышка, что случилось?
Я молча обхватила его за шею. Карис всё понял, сгрёб меня в охапку вместе с одеялом и перенёс к себе. Теnbsp;перь, пригревшись рядом с ним, я заснула очень быстро, и никакие кошмары меня больше не посещали.
Разбудил меня чрезвычайно нахальный солнечный лучик, отыскавший щёлочку в густой кроне и расположившийся прямо у меня на носу. Я с трудом разлепила глаза. Судя по всему, время вот-вот перевалит за полдень!
Карис всё ещё спал: и немудрено — сутки верхом да вдобавок полночи провозился со мной. Гораздо удивительней было то, как ему вообще удалось уснуть, поскольку его левая рука служила мне подушкой и наверняка затекла.
Я ужом выскользнула из-под одеяла, навестила кустики и отправилась к ручейку — умыться и набрать воды для похлёбки. Пока закипала вода, я успела причесаться, а потом осталось только отправить в бурлящий котелок мясо и заправку. Поплывшие по поляне аппетитные запахи вскоре разбудили Кариса. Не найдя меня рядом, он вскинулся спросонок, но, оглядевшись, вздохнул с облегчением. Я заканчивала последние приготовления к завтраку-обеду.
— Карис, куда ты хлеб сунул?
— Где-то сбоку, в полотенце завёрнут. Сестрёнка, как ты?
— В порядке, не волнуйся. Иди есть, уже готово.
После быстрой трапезы, помыв и убрав посуду в мешок, я осторожно поинтересовалась:
— И куда мы теперь?
— Пока что, как можно дальше от наших мест. Кстати, давай не будем терять время зря. И так проспали.
— Хорошо, — при необходимости я умела подчиняться беспрекословно. А путешествие — как раз такой случай.
Тело, отвыкшее от верховой езды, весьма ощутимо негодовало, обещая в будущем серьезные неприятности, так что Карису пришлось опять подсаживать меня в седло.
Дорога была достаточно широкой, позволяя ехать рядом. Я направила Звёздочку поближе к Бурану.
— Карис...
— Да?
— Спасибо.
— Если помнишь, это уже не первый раз, когда мне пришлось тебя убаюкивать.
— Да уж. Тогда мне было шесть.
— Я сам чуть не умер, когда ты закричала, подумал, что тебя кто-нибудь укусил, а ты тряслась и ничего сказать не могла.
— Зато потом...
— ...когда заговорила, полчаса расписывала какое-то чудовище, которое за тобой гонялось.
— ...а ты пообещал, что если оно появится снова, ты его поймаешь, оторвёшь хвост и выбросишь в окно.
— И оно больше не приходило?
— Нет, конечно. Тебя испугалось.
Мы дружно рассмеялись.
До следующего привала я еле дотянула. Конечно, верхом мне было не впервой, но похвастаться особым умением я тоже не могла. (Да и путешествовать нам раньше приходилось, в основном, в фургоне).
Так что, весь мой опыт верховой езды ограничивался короткими, чтобы не застоялась, прогулками на Звёздочке.
Карису с этим повезло больше: его частенько брал с собой младший брат графа эн-Талле — сет Навел. Вернее, не столько он, сколько его сын — Эллент. Они с Карисом были ровесниками, и, как ни странно это звучит, друзьями.
В отличие от брата, не позволявшего своей единственной дочери якшаться с простолюдинами, сет Навел относился к Карису по-доброму и не имел ничего против дружбы сына с племянником корчмарки.
Впрочем, его снисходительность во многом объяснялась благодарностью: ведь Карис спас Элленту жизнь. Сет Навел долгое время служил в княжеской дружине, потом овдовел и вернулся на родину вместе с сыном. Однажды, во время прогулки, Лен, ещё плохо зная здешние места, свернул не на ту тропу и угодил прямиком в давно заброшенную ловчую яму, чудом не напоровшись на кол.
На его счастье, неподалёку оказался Карис, отправленный с утра пораньше за хворостом. Он не только вытянул Лена из ямы, но и притащил его домой на собственной спине, подняв в деревне изрядный переполох.
Надо признать, их дружба оказалась на удивление крепкой и очень плодотворной по части разных проделок и каверз. Однако, благодаря этому Карис получил возможность учиться верховой езде и обращению с оружием. Причём, через некоторое время он даже превзошёл Лена. Как сказал однажды сет Навел: 'Этот парень родился с клинком в руке'.
Увы, всё хорошее рано или поздно заканчивается. В восемнадцать лет, Лен вместо того, чтобы пойти по стопам отца и вступить в дружину, решил осуществить заветную мечту и подался в столицу — набираться ума в Раттейской академии.
Дома с тех пор он появлялся очень редко — раз в шесть месяцев, и ненадолго. А когда, три года спустя, умер сет Навел, и вовсе приезжать перестал.
С тех пор Карис, как мне казалось, верховой ездой почти не занимался. Но, похоже, я ошиблась — судя по всему, он ездил достаточно, чтобы сохранить навыки.
В отличие от него, я уже успела тихо возненавидеть ни в чём не повинную Звёздочку, потому что превратилась в кисель. Все косточки и мышцы в моём измученном теле вопили в полный голос, умоляя немедленно прекратить эту пытку.
Когда мы остановились, я еле сползла с седла и плюхнулась на землю, не отходя от Звёздочки. Карис, глянув на моё перекошенное лицо, пробормотал что-то себе под нос, и вскоре я уже сидела на его одеяле, укутанная сверху своим, с миской и ложкой в руках. После горячей похлёбки стало немного легче, но стоило подумать о сне, как по спине забегали мурашки — ещё один кошмар я не перенесу!
Я отставила в сторону пустую миску, и, выпутавшись из своего одеяла, осторожно откинулась на спину. Взгляд рассеянно устремился в темнеющее небо, на котором уже кое-где остро сверкали первые звёзды. Я тихонько зевнула и попробовала перекатиться на бок (я так обычно сплю), но тут же застонала — от шеи до поясницы прокатилась волна боли.
Карис, только что закончивший возиться с посудой, (знаю, что не мужское дело, но встать мне не под силу, хоть убейте) подошёл почти неслышно и опустился рядом на колени.
— Что, совсем плохо?
Я только молча кивнула в ответ.
— Повернуться сможешь? — снова спросил Карис.
— Попробую. А зачем?
— Сейчас узнаешь, — он явно что-то задумал.
Я кое-как перевалилась на живот и опустила голову на сложенные руки:
— Изверг, — голос прозвучал глуховато.
— Как нехорошо, — Карис издал короткий смешок. — Посмотрим, что ты скажешь через полчаса.
— Обругаю последними словами, если не перестанешь меня мучить.
— Я ещё и не начинал, — брат осторожно убрал с моей спины косу и неожиданно вытянул подол рубашки из-под штанов (в дорогу я оделась по-мужски, хоть это и не принято. Зато удобно).
Я вздрогнула. Вечер выдался прохладным, как раз подул ветерок, и почти сразу же мне на плечи опустились тёплые ладони. Карис оказался прав: полчаса спустя я опять превратилась в кисель, но на этот раз от удовольствия. Мне стоило больших, нет, огромных усилий, не размурлыкаться на всю округу.
— Лучше? — Карис слегка отстранился.
— Угу-м, — томно выдохнула я.
— Тогда подвинься. Спать хочется — сил нет.
Я приподнялась на локте.
— Ты же напротив спишь, разве нет?
— Спал, — поправил Карис. — Но тебя нельзя оставлять одну.
— Почему это? Я тебя не приглашала.
— Ну, я же не могу выдернуть из-под тебя моё одеяло, — в голосе брата явственно прозвучали ехидные нотки. — Так что двигайся. К тому же, мне так и не выпало случая оторвать хвост твоему чудовищу. Вдруг оно сегодня решит навестить старую знакомую.
Я прыснула и отодвинулась. Всё-таки вдвоём было гораздо уютнее, так что через несколько минут я уже устраивалась под боком у брата. Если уж он обо мне так заботится, то жену — на руках носить будет. И неудивительно, что последней связной мыслью, мелькнувшей в моей голове перед тем, как я уснула, была: 'О Богиня, как же повезёт моей будущей невестке!'
Глава VI
К Светлену — первому крупному городу на нашем пути, мы подъехали на рассвете.
— Кто такие, куда едете? — старшина городской стражи с трудом удержался от зевка, видно, за всю ночь так и не удалось подремать в караулке.
— Артисты, поссорились с хозяином, ищем новую труппу.
Стражники заметно оживились.
— И чем, парень, занимаешься?
— Менестрель и метатель ножей Карис Лиат к вашим услугам, почтенные.
Я удивилась, но благоразумно промолчала: все правильно — для новой жизни нужно новое имя. Папа был бы доволен.
В глазах старшины мелькнул огонёк интереса.
— Так, так, а во что бросаешь?
'Да, кажется, мы наткнулись на любителя поиграть чем-нибудь острым. Попробую это использовать', — я направила Звёздочку вперёд, мило улыбаясь:
— Не во что, а в кого. В меня.
Во взглядах мужчин отразился вполне понятный интерес, смешанный с неодобрением. На лицах так и читалось: 'да где ж это видано, чтобы девка в мужской одежде, да ещё и верхом ездила. Ладно, там благородные, у них всё не по-людски. А тут...'.
Я усмехнулась про себя, а вслух спросила:
— Не могли бы вы посоветовать приличный недорогой постоялый двор? Я вижу, вы человек солидный, уважаемый, обманывать не станете.
Польщённый старшина горделиво приосанился и, сосредоточенно почесав в затылке, сообщил:
— Две улицы прямо, потом завертайте направо, третий дом по левой стороне. Называется 'Цветущая Яблоня'. Хозяйка — Далия Гари.
— Благодарю, — я снова улыбнулась и направила Звёздочку в ворота. Карис тронулся за мной, но старшина его остановил:
— Парень, погоди. Говоришь, что менестрель, а волосы-то стриженые. (1) Беглый, что ли?
Карис заговорщицки подмигнул стражникам:
— Подружка приревновала. Вымотала до полусмерти, а когда уснул, ножницами отхватила. Хорошо ещё — волосы, могла бы кое-что другое.
На лицах парней разом появились понимающие ухмылки, а старшина искоса глянул на меня:
— Она, что ли?
— Нет, это моя сестра. Спасибо за совет. Заглядывайте на огонёк. Поговорим, — во взгляде Кариса промелькнула хитринка, — ножички покидаем.
— Ладно, проезжай.
— Дара, постой.
Я придержала Звёздочку.
— Братик, я всё помню: не зевать по сторонам, не говорить лишнего, деньги держать в поясе и не попадать в неприятности.
— Умница. Что поедем сразу на постоялый двор?
— Конечно, четыре дня в седле! Я хочу помыться и поспать по-человечески.
Вообще-то я слегка сомневалась, стоит ли следовать совету старшины, но 'Цветущая Яблоня' действительно оказалась приличным и, самое главное, чистым заведением.
Комнату мы сняли одну на двоих — мне совсем не улыбалось бежать через коридор или ломиться в соседнюю дверь, если Кариса снова скрутит. Пока я с наслаждением отмокала в бадье с горячей водой, Карис, умывшись и почистившись у колодца, отправился 'посмотреть город'. На самом деле, он собирался высмотреть какую-нибудь странствующую труппу.
Едва я успела переодеться во всё чистое и отведать тушёной баранины с овощами, как в дверях возник братец, сияющий, словно новенький медяк.
— Кажется, я нашёл то, что нам нужно.
— Так быстро?
— Да, идём на площадь, они как раз дают представление.
Я хмыкнула, но, тем не менее, пошла. Если они выступают в такую рань, ещё до завтрака, значит, дела идут неважно. Платить будут немного, но и слишком придираться не станут (всё-таки мы с Карисом не успели отработать номер). Наверное, он прав, и пока что это нам подойдёт.
Я угадала. Главная площадь была почти пустой, и около помоста столпилась жалкая кучка зевак. Да и представление оставляло желать лучшего — отрывок из 'Сказания о Лерне и Эвельде' (2), (моё любимое), но уже после пары фраз мне нестерпимо захотелось зевать. С первого взгляда было видно, что влюблённые (вернее, те, кто их играл), на самом деле, переносят друг друга с большим трудом и не могут это скрыть. Неудивительно, что после трагического финала, на подносе рыжеволосого кареглазого мальчишки, обходившего публику, сиротливо позвякивали всего лишь несколько медяшек. Ни проблеска серебра, не говоря уже о золоте.
Когда парнишка добрался до нас, Карис опустил на поднос два медяка и отвёл мальчугана в сторону. Через десять минут брат вернулся с довольной улыбкой.
— Я обо всём договорился. Парень — сын хозяина. Они остановились на окраине, у Восточных ворот, в трактире 'Две гончие'. Вечером сходим.
— А сейчас что будем делать? Целый день впереди.
— Пойдём тратить тётушкины деньги. Не против? — Карис озорно подмигнул.
'Ну да, конечно. Не волнуйся, братик! На всякие глупости ты их точно не потратишь. Не позволю', — подумала я, и с улыбкой подхватила его под руку, проговорив вслух:
— Совсем не против.
Как оказалось позже, глупость совершила я. Для начала мы решили просто побродить по улицам, но я, поддавшись непонятному порыву, затащила Кариса в первую же лавчонку, торгующую одеждой. И увидела Его. Дородная хозяйка была только рада избавиться от странного южного наряда, неведомо каким ветром занесённого в эти края, и через несколько минут вполне доброжелательного торга, я стала счастливой обладательницей почти невесомого свёртка.
Карис вздохнул, может, подумал о том же, о чём я, расплатился, и уже на улице, обронил:
— Тебе пойдёт. К нему бы ещё туфли.
— Может, найдутся. Кажется, сегодня нам везёт.
В гостиницу мы вернулись уже под вечер, слегка уставшие, но довольные. Карис на радостях порывался скупить полгорода, однако, я всё-таки сумела взять себя в руки и купили мы только самое необходимое. На будущих хозяев нужно сразу произвести хорошее впечатление, поэтому я подбирала одежду, прежде всего как наряд для выступлений.
Хотя, выйди Карис на помост в тех браслетах, от восхищённых зрительниц отбою не будет, но об этом, пожалуй, ему говорить не стоит.
Вспомнив наряд почтенного Латеса, я выбрала для Кариса тёмно-зелёную шёлковую рубашку с золотистой вышивкой по вороту и рукавам (правда, пришлось слегка приврать насчёт цены, а то бы Карис даже смотреть на неё не стал, не то что покупать), и тёмные штаны. Пояс он оставил прежний, дедовский.
Зато когда брат переоделся (за занавеску не пошёл, выставил меня за дверь), я просто дар речи потеряла. Хорош так, что впору в обморок падать от восторга.
— Ну, братик, теперь иди вниз, очаровывать хозяйку. Пара улыбок, и ужин нам дадут бесплатно.
— Да-а-ра, — укоризненно протянул Карис.
— Говорю чистую правду, — я насмешливо улыбнулась, — только учти, от воспылавших страстью дам и девиц будешь отбиваться сам. Помогать не стану.
— А зачем отбиваться? — почти промурлыкал Карис. — Сдаться иногда гораздо приятней!
Я не сразу поняла, о чём это он, а потом резко закрыла дверь у него перед носом.
'Сдаваться, братик, будешь где угодно, только не здесь, — сердито подумала я. — А кому именно — не моё дело'.
Себе я купила платье розово-лилового, с серебристой нитью, шёлка (конечно, не дарийского, он только аристократам по карману, да и то не всем). Однако, стоило оно очень даже немало, а тётушка Мелена, доведись ей узнать, куда пошли её денежки, наверняка, скончалась бы на месте. Но что поделаешь — зрителям нужно, чтобы было на что посмотреть.
И всё же наряд оправдал расходы сразу. Увидев меня в этом платье, с распущенными волосами, Карис едва не выронил поднос. Ещё чуть-чуть — и наш ужин оказался бы на полу.
— Похоже, не мне надо будет отбиваться от дам, а тебе — от кавалеров.
— Хорошо ещё, что не от тебя.
Улыбка Кариса стала ехидно-лукавой.
— Ну не будь ты моей сестрой, может, и пришлось бы.
Я усмехнулась.
— Да ну тебя. Давай лучше ужинать. Когда нас ждут?
— Через час. Ещё успеем. Ты что, так и пойдёшь?
— Нет. Просто хотела тебе показать.
— Правильно, — Карис облегчённо вздохнул. — Незачем на улице привлекать внимание.
'Да, — мелькнула мысль, — теперь, похоже, его черёд за меня беспокоиться'.
В этом брат был совершенно прав. Город опасен для незнатных девушек, кем бы они ни были, а для тех, кто выступает перед публикой — вдвойне.
— Что скажешь? Подойдёт для выступлений?
— Ты у меня и так красавица. В любом наряде.
— Спасибо. Я сейчас.
Переоделась я мигом, чтобы ужин не остыл. Скромное синее платье совсем не бросалось в глаза. Впрочем, всё будет зависеть только от Кариса. Как ни крути, а номер держится на нём. Мне пока лучше отступить в тень.
За едой мы не разговаривали. Каждый думал о своём. Я пыталась представить, чего нам ожидать от будущего разговора, но потом махнула рукой. Либо 'да', либо 'нет' — третьего не будет.
Дневная прогулка оказалось не напрасной. Мы уже знали, где стоит трактир 'Две гончие', и на подходе к нему я поняла, что не ошиблась насчёт доходов труппы. Жиденькая ограда, порядочно замусоренный двор — здесь денежных постояльцев не видели очень давно.
На посторонний взгляд Карис выглядел спокойным и холодным, как ледник, но я прекрасно знала, что это спокойствие обманчиво. Перед дверью он взял меня за руку.
— Не знаю, что здесь за народ, но не отходи далеко и ничего не заказывай.
— Хорошо.
Здоровяк, скучавший у дверей, посторонился, окидывая Кариса пренебрежительным, а меня — оценивающим взглядом.
Заведение оказалось небольшим, темноватым и, несмотря на вечерний час, полупустым. Посетителей было раз, два — и обчёлся. Да и насчёт еды Карис угадал: я бы не поручилась за то, что их жаркое из кролика при жизни не мяукало. Нужный нам стол был самым многочисленным, хотя сидело за ним всего семеро: трое мужчин, три женщины и тот самый рыженький парнишка, с которым Карис договаривался. Черноволосый парень, ровесник Кариса, возился с лютней. Судя по издаваемым звукам, бедный инструмент за всю его долгую жизнь ни разу не сумели настроить правильно.
Брат скривился так, словно у него разом заболели все зубы и пробормотал:
— Из какого места у него руки растут? Лучше бы совсем не брался.
Я была полностью с ним согласна.
Заметив нас, рыжик повернулся к невысокому лысоватому толстячку лет сорока, скорей всего, хозяину:
— Пап, это они. Помнишь, я говорил.
'Точно, хозяин, — моя догадка оказалась верной. — Ну что ж, посмотрим'.
— Доброго вечера.
— И вам того же, — хозяин кивнул на скамью, поочередно окинув нас пристальным взглядом светло-карих глаз, — присаживайтесь. Чьи будете?
— Из труппы Ясвета Зарна.
— Зарна? Не морочь мне голову, парень. Они десять лет как распались.
— Родители там выступали.
— Кто? — тон вопроса был небрежным, словно бы с ленцой, но я почуяла сразу — хозяин заинтересовался, значит, дело должно выгореть.
— Лиат и Мира.
— Что-то припоминаю, — мужчина свёл брови. — Метатель ножей, высокий такой, светловолосый?
— Он самый.
— А ты, выходит, сын?
— Да.
— И чем занимаешься?
— Тем же.
Я пока что сидела тихо, как мышь в сыре, изучая остальных. Рядом с хозяином женщина чуть за сорок — рыжие, стянутые в тяжелый узел, волосы подернуты инеем седины, в глубине серых глаз затаенная усталость — чем-то неуловимо напоминает тётю Виату, наверное, такая же хозяйственная и, похоже, она-то и есть стержень труппы. Слева от неё хрупкая блондинка, почти девочка, скорее всего дочь — те же серые глаза, да и в чертах лица заметно сходство. Она днём Эвельду играла, а горе-лютнист — Лерна. С ним всё понятно — первый красавец, любимец женщин, играет благородных рыцарей и, судя по устремленному на меня отрепетированно-чарующему взгляду голубых глаз, искренне считает себя совершенно неотразимым.
'Нет, красавчик, не стоит на меня так пялиться. Поищи другую рыбку для своей удочки'.
Но взгляд, опробованный на старосте, я показывать не стала. Незачем пугать парня, а то нас точно не возьмут.
Напротив красавца сидела роскошная черноглазая брюнетка, откровенно поедавшая глазами Кариса, удивительно, как на нём ещё одежда не задымилась.
Я снова прислушалась к разговору. Карис сразу нашёл нужный тон: ответы краткие, чёткие, и самое главное, без ненужных подробностей. Чем меньше они будут знать — тем лучше.
— Только ножи, больше ничего?
— Пою, могу играть на сцене.
— А она? — хозяин посмотрел на меня.
Я мгновенно насторожилась, но не подала виду и приветливо улыбнулась.
— Сестра. Работаю только с ней. Я должен доверять помощнице.
Мужчина явно заколебался. Метатель ножей — одно, а ещё одна женщина — совсем другое. Скорей всего, предпочёл бы предложить Карису кого-нибудь из своих.
Я воспользовалась паузой:
— Пою, играю. Лучше всего кормилиц, старух, могу и ведьм.
При этих словах брюнетка заметно расслабилась. Все главные женские роли, точно, за ней. Кроме Эвельды — там нужна блондинка. Что ж, если она решит, что я не соперница, у нас уже будет один союзник.
Блондинка, наоборот, уставилась на меня во все глаза. Похоже, не могла понять, почему я такие странные роли выбрала.
Чтобы окончательно развеять все сомнения, Карис пристально посмотрел на лютню.
— Можно?
Хозяин кивнул, и парень передал брату инструмент. Карис возился с ним минут десять, но всё-таки сумел настроить на приличный лад. После первых же нот вся труппа притихла и насторожилась.
— Мили дорог без конца, (3)
Крепости, лица людей —
Доля бродяги-певца,
Ставшая долей моей.
Ночь переходит в восход,
День переходит в закат —
Путь мой уходит вперед,
Нету дороги назад.
Песня, сказание, быль —
В годы минувшие взгляд.
Шепчет их строки ковыль,
Звезды, мерцая, звенят.
Дождь их мелодию льет,
Буйные ветры поют.
Песни — богатство мое,
Плата за хлеб и приют.
Правда для многих горька,
Я же вранья не пою.
Часто удар кулака —
Плата за песню мою.
Знаю я, как солона
Кровь на разбитых губах.
Это ничья не вина —
Это такая судьба.
На сей раз Карис просто превзошёл самого себя. Заслушалась даже я, а про труппу и говорить нечего. Девочка вот-вот заплачет, рыжик так и застыл на лавке: крыша рухнет — он и не заметит. Зато у хозяев лица стали какие-то отрешённо-просветлённые, наверняка, свою бродячую молодость вспоминают. Даже героя-любовника проняло: что-то такое возвышенное в глазах промелькнуло.
...Пусть за душой ни гроша —
Хватит и хлеба куска.
Только была бы душа
Вечно смела и легка.
Был бы на песню ответ —
Взглядом ли, взмахом руки.
Только б оставить свой след
В памяти, в душах людских.
В битве извечной со Злом
Песня острее меча.
Строки легенд о былом
Нынешней болью звучат.
Каждая песня — как бой.
Кровь на губах солона.
Это дано мне судьбой —
Души будить ото сна.
Последний перебор словно растаял в задымленном воздухе, и в трактире наступила мёртвая тишина. Минуту спустя посетители, словно очнувшись, застучали по столам кружками, требуя ещё песен, а хозяин труппы привстал и протянул Карису руку.
— Шалис Раин.
— Карис Лиат.
— Дарейя, можно Дара, — назвалась я, облегчённо вздохнув про себя. Теперь у нас есть работа.
Тем временем хозяин представил нам остальных. Женщина рядом с ним, оказалась его женой Веретой. Блондиночка и рыжеволосый парнишка, усыпанный веснушками, как булка маком — их дети: Фелла и Авет. Красавицу-брюнетку звали Айрена, а героя-любовника — Ронат. Последний член труппы, высокий худощавый мужчина, с растрепанными светло-русыми волосами, лет под под пятьдесят — Севет, сидел в дальнем углу, с отрешённо-вдохновенным лицом черкая пером по бумаге и почти ни на кого не обращая внимания. На мгновение оторвавшись от своих записей, он только скользнул по нам рассеянно-добродушным взглядом зеленовато-серых глаз и снова принялся писать.
Как выяснилось чуть позже, мы попали к ним очень вовремя: труппа почти завершила выступления в Светлене и послезавтра собиралась уезжать.
Карис с хозяином отошли к стойке — начинался деловой разговор, а меня засыпали вопросами женщины. Особенно старалась брюнетка, и причину столь жгучего интереса не нужно было даже угадывать. Я постаралась расписать наши таланты как можно красочнее, неназойливо дав понять, что посягать на чужие роли мы не собираемся.
Между тем, беседа брата с хозяином закончилась, похоже, удачно, потому что к столу они вернулись вполне довольными. Поскольку своей цели мы добились, мне не хотелось задерживаться здесь ни одной лишней минуты, но пришлось просидеть для приличия ещё четверть часа.
Выйдя на улицу, я вздохнула полной грудью. Хотя воздух в Светлене нельзя было назвать чистейшим (попадались время от времени те ещё ароматы), но после душного трактира он был настоящим спасением.
Я уже хотела спросить, на чём же Карис сторговался с почтенным Шалисом, но тут на меня навалилась дикая усталость (столько дней в седле, да ещё и в трактире порядочно понервничала), и неудержимо захотелось спать. Я попыталась преодолеть себя — до нашей гостиницы было ещё довольно далеко, но после того, как споткнулась в третий раз, Карис попросту подхватил меня на руки. Я уронила голову ему на плечо и задремала.
На постоялый двор он меня принёс, это я ещё помнила, а вот как до кровати добралась — уже нет.
Правда, долго спать мне не пришлось. Посреди ночи сердце сжалось от острой тревоги, я приподнялась на локте, и всё поняла по прерывистому, тяжёлому дыханию рядом — у Кариса начался очередной приступ.
Через секунду я уже была на ногах. К счастью, Карис, когда раздевался, забыл задуть свечу, и мне не пришлось тратить драгоценное время. Зелье стояло тут же, и я почти мгновенно оказалась у его кровати.
Судя по слегка побледневшему лицу и чуть расширенным зрачкам, приступ был всё же не такой сильный, как в предыдущий раз, но едва Карис попробовал приподняться, как упал обратно на подушки.
— Не могу... Голова раскалывается...
Я отставила кружку и присела на край кровати, поближе к изголовью. Нет, вытаскивать боль второй раз я не рискну, но кое-что другое попробовать можно. Я очень осторожно коснулась ладонями неистово бьющихся жилок на висках Кариса, сосредоточилась и попыталась передать ему часть своей силы. Не получилось. Видно, за прошедшее время я тоже изрядно вымоталась.
И тут мне в голову пришла совершенно сумасшедшая мысль: а что, если... Не медля ни минуты, чтобы не передумать, я сделала то, на что раньше при Карисе никогда не отваживалась: разбудила своё 'второе я' — Дару-волчицу.
Поменять облик трудно только вначале. Чем чаще это делаешь, тем легче получается. Самое важное — помнить, что ты человек, хоть и в волчьей шкуре.
Гораздо сложнее — разбудить дух волка, оставаясь человеком, но мне это удалось. Я чувствовала, как меня заполняет жизненная сила зверя. Карис, пытавшийся по своему обыкновению возражать, умолк на полуслове, остановив взгляд на моём лице.
Я в это время полностью отрешилась от внешнего мира, став проводником, мостиком между 'Дарой-зверем' и Карисом. Силу я отдавала медленно, по капле, опасаясь навредить брату. Через некоторое время (не могу сказать точно, сколько прошло), яростный стук крови под моими ладонями начал понемногу смягчаться.
Дождавшись ровного, спокойного ритма, я вернулась из-за Грани и медленно опустила руки. Меня ещё хватило, чтобы взять со стола кружку с зельем и заставить Кариса его выпить, так, на всякий случай. Но сделать два шага до своей кровати сил уже не было, так что брату пришлось немного потесниться.
На следующее утро, ещё спросонок, в моей голове назойливо веnbsp; Дождавшись ровного, спокойного ритма, я вернулась из-за Грани и медленно опустила руки. Меня ещё хватило, чтобы взять со стола кружку с зельем и заставить Кариса его выпить, так, на всякий случай. Но сделать два шага до своей кровати сил уже не было, так что брату пришлось немного потесниться.
ртелась одна-единственная мысль: 'Что я ему скажу?'
Умывалась и одевалась я как на иголках, поминутно поглядывая на дверь, а вот расчёсывание меня немного отвлекло. Непослушная грива, как всегда, принялась испытывать меня на прочность. Кое-как продрав гребнем половину волос, я начала с нескрываемой нежностью поглядывать в сторону дорожного мешка: кажется, где-то на дне лежали ножницы. И тут же представилась упоительная картина: я с обрезанными до плеч волосами. Искушение было безумно сильным, и я почти поддалась, но в это время за спиной осторожно открылась дверь.
Карис окинул взглядом комнату, меня, раскрасневшуюся и сердитую, с застрявшим в волосах гребнем, усмехнулся, поставил на стол поднос с завтраком, и не торопясь, направился ко мне.
Я тряхнула головой и обиженно заметила:
— Будь у тебя такие волосы, ты бы не ухмылялся.
— Плохо спала? — насмешливо спросил брат, берясь за гребень.
— Твоими молитвами, — буркнула я. — Мог бы и спасибо сказать.
— Ты сразу заснула. Спасибо, — Карис притянул меня к себе, обнял и легонько, почти неощутимо, поцеловал в висок. — Только больше так не делай, хорошо?
Я резко дёрнулась, но он не отпустил.
— Я ничего такого не делала, тебе помогло, это самое главное.
— А то, что у тебя тогда глаза светились янтарём, как у волка, ничего не значит?
— Ты... видел?
— Трудно было б не увидеть.
Я застыла. Карис сразу же ощутил охватившее меня напряжение, что-то неразборчиво сказал, и повернул меня лицом к себе. Тёплые пальцы коснулись подбородка, заставляя поднять голову. Я медленно, нехотя, взглянула ему в лицо. В зелёных глазах не былnbsp;Когда парнишка добрался до нас, Карис опустил на поднос два медяка и отвёл мальчугана в сторону. Через десять минут брат вернулся с довольной улыбкой.
о ни следа страха или сомнений — только нежность и понимание.
— И давно ты узнал? — я затаила дыхание.
— Да сразу после того. Пока ты в себя приходила, мне Ведана всё объяснила. Велела молчать и тебя не торопить, сказала: 'придёт время — сама всё расскажет'.
Рухни сейчас Солнце, я бы не испытала потрясения сильнее. Он почти пять лет знал всё и молчал, а я тряслась, как заяц: 'только бы брат не узнал'. С плеч свалилась не то, что гора — целый горный хребёт. — А с тобой такого не было?
Судя по его изумлённому виду, эта мысль Карису и в голову не приходила.
— Нет, ни разу.
— Странно...
Да, тут было над чем подумать.
Это что же получается: я оборотничество унаследовала, а Карис — нет? А почему, родители-то у нас общие. А, может, в нем больше от мамы? Хотя внешностью он вообще не в родителей пошёл, сам по себе.
— Не ломай голову. У нас и без того куча дел.
О Богиня, опять он мои мысли читает! Какое счастье, что он мой брат, а не муж, к примеру, иначе получился бы настоящий кошмар: ты ещё и подумать не успела, а он уже знает — иногда я ощущала себя рядом с Карисом раскрытой книгой.
Пока я размышляла, брат привёл в порядок мои волосы, и мы наконец-то уселись за стол.
Дел у нас и впрямь было по горло. Лишнего фургона в труппе почтенного Шалиса, конечно же, не нашлось, и мы должны были купить его сами. Хотя, по правде сказать, такой расклад мне нравился больше. Для бродячих артистов — фургон, то же самое, что дом, и я предпочитала выбрать собственный, а не переделывать под себя чужой. Так что после завтрака мы отправились на торговую площадь. Конечно, Светлен — не наша деревня: здесь рынок и больше, и богаче, и кошель с деньгами лучше из рук не выпускать, но по всей Раттее торговые ряды располагаются одинаково, и долго блуждать нам не пришлось.
Везение продолжалось, и подходящий фургончик мы нашли почти сразу же. Не слишком большой, но и не маленький, да ещё и со всем необходимым впридачу. Однако, прежде чем покупать, следовало его проверить, и уж тут я своего не упустила. Обследовала весь сверху донизу, даже залезла на крышу. Не хотелось бы во время непогоды остаться без укрытия сверху, а потом началось самое интересное. Ничего не могу с собой поделать, торговаться — моя страсть, правда, очень и очень полезная.
Карис, уже наученный, даже не вмешивался, а только слушал и ухмылялся.
— И сколько же вы, почтенный, хотите за этот фургон?
— Двенадцать серебряных, девушка.
— Обман чистой воды, да ему красная цена — пять, не больше.
— Да где же это видано, я собственных детей ограблю, если продам его за пять! Одиннадцать.
— Одиннадцать... Почтенный, я же вас спасаю. Вы этот курятник на колёсах, по недомыслию называемый фургоном, больше никому и продать-то не сможете. Шесть.
— Ни за что на свете и не просите. Десять.
Я тяжело вздохнула.
— Беру за девять, только по причине душевной доброты, — дело довершила самая обворожительная из всех моих улыбок. Она-то и добила владельца окончательно, мы ударили по рукам и, благодаря моему сильнодействующему обаянию договорились, что заберем фургон чуть позже.
В лошадиный ряд я не пошла — расставаться со Звёздочкой было жаль до слёз. Бурана мы пока решили оставить (мало ли что в дороге может случиться), но две верховые лошади — слишком накладно. Гулять по городу в одиночестве не хотелось и я направилась обратно в гостиницу. Завтра у нас очень важный день — первое выступление, нужно как следует подготовиться.
Глава VII
Вернувшись в 'Цветущую яблоню' я тут же вспомнила ещё об одном неотложном деле. Конечно, запасной фургон найдётся далеко не в каждой труппе, но внутренний голос мне подсказывал, что у почтенного Шалиса и подходящий для нашего номера щит вряд ли есть.
Нет, чтобы припомнить пораньше, можно было бы договориться с плотником прямо на рынке, но ничего, что-нибудь придумаю. Впрочем, особо ломать голову не пришлось: работу с удовольствием взяли на себя, конечно же, не просто так, а ради симпатичной серебряной монетки, два хозяйских работника. Причём, подозреваю, попроси я луну, они бы, если немного доплатить, попытались достать и её — чего только люди не сделают за деньги!.
Так что, когда вернулся Карис, ведя под уздцы соловую упряжную лошадку, легко тянувшую наш фургон, на заднем дворе уже красовался новенький, ещё благоухающий свежеоструганной древесиной щит, а я, удобно устроившись на лавочке под окном, закончивала вторую петлю. Держать руки на весу — не очень удобно, хватит на одно-два выступления, а если их намного больше, к щиту разумней прибить кожаные петли.
Отведя нашу новую живность по кличке Купавка в конюшню, Карис именно этим и занялся.
Едва он забил последний гвоздь, как я уже продевала руки в петли.
— Ну что, попробуем?
— Дара, ты уверена? — кажется, Карис нашёл ещё одну причину для беспокойства. Ну и кто
здесь над кем трясётся?
— Как ни в чём другом. Братик, я тебе доверяю. Не тяни! Я столько лет об этом мечтала.
— Да уж, это точно.
Карис для надежности ещё пару раз дёрнул петли. Я непроизвольно принюхалась: так-так, от его рубашки слегка тянуло лавандой.
Ай да братец, не успели обосноваться как следует, а он уже знакомства с дамами заводит!
Однако, через минуту у меня из головы исчезли все мысли, кроме одной — нужно стоять спокойно и по возможности улыбаться. Мне это было совсем несложно: Карису я доверяла безоглядно и ни минуты в нём не сомневалась.
Когда последний кинжал впился в дерево над моей головой, я даже слегка огорчилась, что всё закончилось так быстро. Приятная всё-таки работа: стоять и греться на солнышке с милой улыбкой — это не подносы в корчме таскать. Петли легко соскользнули, выпуская мои запястья на волю, я повернулась к щиту спиной и принялась выдёргивать кинжалы.
Но всё только начиналось...
Вдохновившись первой удачной попыткой, мы тренировались ещё пару часов, о том, что надо бы прерваться, я вспомнила только после настойчивых напоминаний желудка.
— Что-то есть хочется...
— И правда, время к обеду. Что закажем?
— Не знаю, что-нибудь лёгкое. Лучше рыбу.
— А я-то думал, ты от волнения аппетита лишишься, — поддразнил меня Карис.
Я только фыркнула: чтобы потерять аппетит, мне требовалось нечто гораздо более серьезное, чем завтрашнее выступление в пусть и крупном, но не самом известном, городе. Светлен — не Рутен, и уж точно не Раттея. (И вообще, кто когда-нибудь видел оборотня, потерявшего аппетит?)
Разобрав по косточкам последнего запечённого в сметане карася, я осторожно поинтересовалась:
— Карис, а ты помнишь номер со свечами?
Брат воззрился на меня с нескрываемым удивлением:
— Только не говори, что ты...
— Вот именно. Раз уж мы продолжаем дело родителей, было бы несправедливо не воскресить их лучший номер.
Карис свёл брови:
— Рановато, пожалуй. Мы ещё простые броски только начали, а тебе сразу свечи подавай.
— Почему бы и нет? Но если ты за меня волнуешься, давай поменяемся. Ты будешь держать свечи, а я — бросать кинжалы. Могу даже с завязанными глазами.
— ?!!
— Попробуем? — я тут же вообразила Кариса у доски, а себя, напротив — с кинжалами в руках, и едва не свалилась под стол от смеха.
Карис, выйдя из-за стола, протянул руку — пощупать лоб.
— Жара нет, — заключил брат, — наверно, переутомилась. Закрой глаза.
— Что? — я не сразу поняла, чего он хочет.
— Закрой, пожалуйста, глаза, — повторил Карис. — Пойдём.
— Ну, я ещё хотела что-нибудь на сладкое.
— Будет и сладкое, и ещё кое-что, — таинственным шёпотом сообщил брат, беря меня за руку.
Мы прошли через зал и поднялись по лестнице наверх. Столько загадочности, чтобы просто вернуться к себе? Нет, он определённо что-то задумал.
Шорох открывшейся двери, ещё несколько шагов — на середину комнаты, и... все мысли улетучились, потому что совсем рядом испускал волны сногсшибательного аромата...
— Вишнёвый пирог!! — я открыла глаза и чуть не подавилась слюной при виде огромного, занявшего всю середину стола, золотисто-коричневого чуда, с румяной сеткой наверху.
— С днём рождения, сестрёнка! — зёленые глаза брата лучились весельем. — Как поделим, пополам?
Я порывисто обвила руками его шею и чмокнула в щёку.
— Если пополам, мы из-за стола не встанем, для двоих он великоват.
— Ничего, можем на завтра оставить. Разрезай, не томи, — чуть ли не завопил Карис. Эта слабость у нас была общая.
Я молниеносно отрезала два солидных ломтя, и, откусив первый кусочек, зажмурилась от удовольствия.
— М-м, какая прелесть, я готова плюнуть на эту работу и остаться здесь. За такие пироги даже согласна петь гостям каждый день.
Карис, занятый своей долей, отозвался не сразу:
— Давай, я у хозяйки рецепт узнаю, будешь сама их печь.
Я только рассмеялась.
— Ты же знаешь, я готовить не умею. Лучше уговори хозяйку сбежать с тобой.
В ответ я услышала кашель: похоже, Карис слишком живо вообразил ситуацию и подавился пирогом.
— Извини, не хотела тебя пугать.
— Да уж, умеешь ты сказать под руку. — Карис, спохватившись, полез в поясной кармашек. — Сладкое уже есть, а это обещанное 'кое-что'. — На столе передо мной появилась изящная шкатулочка, отделанная перламутром.
Я, замирая от радостного предвкушения, откинула крышку.
В мягком гнездышке из янтарно-жёлтой шерсти уютно расположились два изящных браслета. В руках умелого мастера серебряные полоски превратились в венки из незабудок, с капелькой бирюзы в сердцевине каждого цветка.
— Как красиво! Спасибо, но... братик, не стоило тратить деньги, когда у нас всё так неопределённо.
Карис наклонился через стол, и, поймав мою руку, прижал к своей щеке.
— Дара, я первый раз в жизни могу подарить тебе не стекляшки, а что-то настоящее! Примерь.
Ну как я могла отказать! Браслеты пришлись в самую пору, устроившись на моих запястьях так уютно, словно всегда там были.
Но всё приятное рано или поздно (чем позднее, тем лучше) заканчивается, и мы опять отправились на задний двор, заниматься полезным, то бишь отработкой нашего номера.
Правда, работали мы на этот раз с доской, иначе при нашем усердии и меткости Кариса, щита хватило бы очень ненадолго.
Когда мы дружно решили, что на сегодня хватит, в гостинице нас поджидал сюрприз: тот самый старшина, посоветовавший нам 'Цветущую яблоню' и троица его приятелей.
Незваные гости, однако, сумели испортили мне аппетит. Я, конечно, не воспитанница храмовой школы, но четверо незнакомцев, вначале посматривавших с определённым интересом, а затем, принявшихся наперебой — хоть и неуклюже — ухаживать, заставляли меня слегка нервничать.
Я сдерживалась, не подавая виду, но вежливо разговаривать становилось всё труднее. А в глубине души, я горько сожалела, что под рукой нет слабительного — безотказное средство спасения от всех мужиков без исключения. Правда, только при определённых условиях, но в гостинице этих условий было по самое не хочу.
И, уже в который раз, меня выручила способность Кариса угадывать мои мысли. Ему хватило одного взгляда, чтобы незаметно перевести разговор на сугубо мужские темы — лошадей и оружие. Само собой, беседа вертелась, в основном, вокруг ножей и кинжалов и закончилась вполне ожидаемо: старшина вызвал Кариса на состязание.
Кажется, то мимолётное упоминание о метании ножей задело стражника всерьёз: приз он предложил внушительный — один золотой. И, всего лишь, за десять бросков!
Состязания я ещё посмотрела, правда, больше из вежливости (что тут смотреть, ежу понятно, кто выиграет). Но, когда разгорячённый старшина, слегка расстроенный проигрышем, зато начавший с искренним уважением смотреть на Кариса, второй раз потребовал вина на всех, и здоровенный кувшин пошёл вкруговую, я, сославшись на головную боль, направилась на второй этаж, в нашу комнату. Уже на верху лестницы, я привычно обменялась взглядами с Карисом. Ничего не поделаешь, наверное, даже на том свете буду о нём волноваться. Да и он, пусть и не показывал виду, но беспокоился обо мне, тем более, что к вечеру в общую залу набилось чуть ли не всё мужское население ближайших улиц.
Я вернулась в нашу комнату и взялась было за вышивание, но нитки путались, а игла поминутно выскальзывала из рук. Мне было явно не по себе, и я знала — почему. Отложив пяльцы, я вытянула из-за ворота цепочку. Так и есть — амулет лучился мягким серебряным светом. Сегодня — Волчья Ночь, а я, как назло, заперта в четырёх стенах. Что же делать?
Судя по смачному гоготу, доносившемуся снизу, Карис вспомнил песни 'для мужского общества'. С одной стороны правильно: только на балладах о рыцарях и дамах много не заработаешь, для простых людей нужно совсем другое, а уж если слушают одни мужчины...
Через пару часов в зале сделалось заметно тише — кто-то из гостей ушёл или уполз, в зависимости от количества опрокинутых кружек, кто-то заливисто храпел на столе или под ним. Я уже начала подумывать, не пойти ли мне взглянуть, что там с братом, но открыв дверь, услышала его голос:
— Всё, ребята, последняя.
Я ожидала что-нибудь уж вовсе разухабистое, но аккорды были совсем незнакомыми, задумчиво-сумрачными, а голос Кариса — напряжённо-тяжёлым:
— Застольные споры — последнее дело, (1)
Когда больше нечего пить.
Но время идет, за окном стемнело,
И тянет поговорить.
И двое сошлись не на страх, а на совесть,
Да так, что весь сон пропал.
Один говорил: наша жизнь — это поле,
Другой возражал — тропа.
Один говорил: мы хозяева судеб,
Идем — захотим куда.
Другой говорил: обольщаться не будем,
Хозяин один — судьба.
Один говорил: наслаждаемся миром...
Другой: лишь до первой утраты.
Один говорил, мы себе командиры,
Другой возражал — мы солдаты.
Один говорил: нам открыты дороги
На много-много веков.
Другой возражал: не так уж и много:
Для нас на один всего.
Один помолчал и сказал отрешенно:
'Мой брат, ты открыл мне глаза...'
Другой покачал головой: 'Я пошёл'.
И молча покинул зал.
Видимо, после хорошей выпивки, песня, над которой надо думать, оказалась для городских стражников очень непривычным делом, потому что внизу сделалось совсем тихо, чуть ли не до звона в ушах, а через пятнадцать минут в комнату вошёл Карис.
— Озадачил своих новых приятелей?
— Нет, это не для них, — Карис хмыкнул и потёр левый висок, — скорее, для себя.
Я тут же насторожилась:
— Голова болит?
— Ну, чего ты затрепыхалась, всё в порядке.
Врёшь, братик, самым нахальным образом. Я твое 'в порядке' уже чую. Ещё не приступ, но близко к тому.
Пока Карис убирал лютню, я пересела в изголовье его кровати.
— Иди сюда.
Карис глянул на меня, всё понял, и кислым тоном спросил:
— А где пакость?
Я мило улыбнулась.
— Твоё счастье, сегодня обойдёшься. Хотя... — я задумалась, — за бессовестное враньё следовало бы напоить парой кружек. Ещё не поздно. Достать?
— Мучительница, — простонал Карис. — Я от неё однажды умру.
— А кто сказал, что лекарство должно быть вкусным? Так ты идёшь или нет?
— И за что мне это наказание, не сестра, а деспот какой-то! Уже иду.
Я похлопала по одеялу.
— Устраивайся поудобнее. Голову — ко мне на колени.
— Хорошо ещё, что ты не костлявая, — не удержался от подковырки братец, — не люблю стиральные доски.
Мне очень захотелось поддать коленкой ему в затылок, но больного бить нехорошо.
— Лежи смирно, а то ничего не получится.
Мать Милосердная, ну зачем я это сказала! Дура безголовая!
Карис рывком приподнялся и, схватив за плечи, молниеносно опрокинул меня на кровать.
— Опять колдовскими штучками решила заняться!
Я могла только изумлённо смотреть. Таким брата я ещё никогда ни видела: в глазах — зелёное пламя, зрачки нехорошо сужены, а сам — напряжён, как натянутый лук.
— Карис, — я запнулась, — т-ты чего?
— Я же просил больше так не делать! Глупая, это же для тебя опасно!
— Пусти, — я поморщилась. Такой хваткой, не то что девушку, медведя можно удержать! — Мне больно.
— Извини, — брат выпустил меня и чуть отодвинулся.
— Это не колдовство, — ледяным тоном сообщила я, — а оборотничество. И сегодня я управлюсь без этого.
— Увижу, что неправду сказала — отшлёпаю, — буркнул Карис, но голову мне на колени всё-таки опустил.
Я осторожно коснулась правой ладонью его лба, сосредотачиваясь на ощущениях:
'Болит, довольно сильно, но моих слабеньких способностей всё-таки хватит. Вытаскивать я ничего не буду. Сделаем немножко по-другому'.
Я просто использовала свою 'настройку' на Кариса — раз я могу его чувствовать, значит, могу и передать. Нет, не силу, как в прошлый раз, а свои ощущения. У меня-то ничего не болит, а если получится, то и у Кариса всё пройдёт.
Я сидела, не снимая ладони с его лба, и тихонечко намурлыкивала что-то успокаивающее.
— Дара, — голос у Кариса стал сонно-разнеженным, — это же мамина колыбельная.
— Угу, — теперь я вспомнила. Иногда, мама пела нам вместо общей колыбельной, две — по отдельности для каждого. По странному совпадению я вспомнила колыбельную для Кариса.
— Спой полностью, пожалуйста.
— Вот и день уходит. (2)
Спи, малыш, усни.
Слышишь, кто-то бродит?
Это сна шаги.
Тихо ночь крадётся,
Спи, мой мальчик, спи.
Птицей в окна бьются
Детские мечты.
Лунный свет струится
Золотым дождём,
И легко ложится
На ресницы сном.
Шепчут звёзды сказки
В небе до зари.
Закрывай же глазки.
Спи, малыш, усни.
Все получилось лучше некуда: к концу песни Карис уже смотрел сны и даже не заметил, как под головой, вместо моих колен, оказалась подушка. Я бы и сама легла спать, но сегодня мне очень надо было вырваться на волю. Вот только как это сделать?
Обычный способ здесь не годился. Вряд ли я смогу внятно объяснить ночному караулу, какая нелёгкая понесла меня через городскую стену, когда все приличные люди давно почивают.
Но если я сегодня не смогу прогуляться, волчица устроит мне такую весёлую жизнь, что мало не покажется. В любое другое время мы могли бы договориться, но только не в Волчью Ночь.
Впрочем, в эту ночь гуляют все оборотни: начиная с медведей и заканчивая мышами (врать не буду, сама не видела, но говорят, что есть и такие). И как же им не повезло. Оборачиваешься себе мышью, высовываешь нос из спальни, и тут — ням! — тебя с удовольствием доедает любимый котик. Ужас!
Нет, волком мне нравится больше. Я сама кого угодно съем (ну, почти кого угодно).
Жаль, что Карису второго облика не досталось. Мы бы сейчас так погуляли! Да, какой бы из него волк мог получиться! Ладно, хватит мечтать. Как же мне всё-таки из города выбраться? Через зеркало, что ли? Чего?!! А ведь кажется, Ведана что-то такое говорила: зеркало... поляна...
Я присела на лавку и попробовала выудить из памяти тот давний, полузабытый разговор.
Очень печально, но, кажется, у меня вместо головы — решето, всё нужное выскочило напрочь. Хотя, откуда я тогда знала, что это может пригодиться.
Я ведь не маг. Их хлебом не корми — дай по зеркалам прогуляться. До чего люди не хотят себя утруждать — лишний раз из дома лень выйти.
Основательно перетряхнув все сохранившиеся воспоминания о разговорах с Веданой, я всё-таки сумела вытащить из клочков и обрывочков нечто полезное. Потом разложила всё по полочкам, посидела несколько минут, собираясь с духом, и, осенив себя, на всякий случай, охранительным знаком, подошла к зеркалу.
Зеркало самое обычное, но чуть маловато для моих целей, и это внушало опасения. А если не получится, что тогда? Перед глазами встала изумительная картинка: Карис просыпается, а от меня в комнате осталась только половина, вовсю дрыгающая ногами, второй же половины не видно вовсе, и где она — неизвестно. Красота, одним словом.
Я осторожно сняла с шеи амулет. На посторонний взгляд, самая обычная безделушка: серебряный овал с чеканкой — лежащий волк, на серебряной цепочке. А для меня дороже хранителя не было, пожалуй, ничего. Без него я бы уже давно гуляла на четырёх лапах и обитала в логове, начисто позабыв о человеческой жизни. К счастью, потерять я его не могла ни в каком случае — наговор возвращения, наложенный умелым магом, очень сильная штука.
Впрочем, любуясь хранителем, я несколько отвлеклась, и моя хищная подруга не замедлила дать о себе знать. Я выгнала из головы все посторонние мысли и вспомнила симпатичную небольшую полянку, в лесу недалеко от Светлена. Воображение не подвело: я словно наяву видела трепещущие ветви берёз, блики солнца на сочно-зелёной листве, рвущиеся ввысь чёрно-белые стволы, ощущала под ногами манящую упругость травяного ковра.
Я шагнула к зеркалу и прижала амулет к стеклу. Хранитель словно вплавился в стекло, и прозрачная глубь обернулась дымчато-серебристой завесой. Я, трепеща от ликования, (снова получилось!) шагнула за Грань, тут же мысленно обругав себя последними словами — уходить нужно уже волком, так безопаснее.
В глазах на мгновение потемнело, и я оказалась на той самой поляне.
'Давно пора, — довольно оскалилась волчица, — кого поймаем? Зайца или что-нибудь побольше?'
'Никого', — отрезала я, меняя облик. Всё-таки Хозяин Леса надо мной подшутил, темноволосая девушка становится мечтой охотника — серебристо-белой волчицей. Хотя могло быть и хуже, например, чёрно-бурая лиса или соболь, в них лучше вообще не оборачиваться, если жить хочется.
Домой я вернулась очень поздно, а единственное, что сделала, перед тем, как провалиться в сон — сняла с зеркала амулет, и, зажав его в кулаке, рухнула в кровать.
— А-а-а! Ой, мама! Зараза!
А что ещё можно сказать, если твой сладкий сон грубо прерывается ковшом холодной воды? Ну и что, что почти всю ночь меня не было — это ещё не причина так гадко обращаться с любимой сестрой.
— Что за выражения! Просыпайся, соня.
Карис стоял рядом с моей кроватью, держа пустой ковш, и ехидно улыбался.
Я не подумав, ответила:
— Да чтоб ты провалился!
— Если не встанешь, провалюсь. Ещё немного, и мы опоздаем.
— Мама! — я вскочила с кровати и кинулась к своему мешку, — Карис, уйди!
Впрочем, проспала не я одна. Братец, судя по впопыхах надетым штанам, тоже встал совсем недавно, так что одевались мы со всей возможной быстротой. А из гостиницы вылетели, как олени, поднятые загонщиками, даже не поев.
Когда мы, встрёпанные и нервные, примчались на площадь, на помосте уже шла какая-то веселина, (3) но труппа была чужая. Похоже, мы успели в последнюю минуту. К счастью, Карис договорился с хозяином, что на первом выступлении мы показываем только номер с ножами.
Три фургона стояли полукругом позади помоста. Труппа, наверняка, собралась в хозяйском — он обычно самый просторный.
Угадала я точно. На месте возницы сидел Авет, и, похоже, караулил именно нас. На веснушчатой рожице отчётливо отражалась смесь нетерпения и любопытства: наверно, очень уж хотелось увидеть, что могут эти новенькие. Как-никак, в труппу мы попали, отчасти, с его помощью.
Теперь всё ясно — дамы в дверь, мужчины — через борт. Карис пошёл к Авету, а я, взлетев по ступенькам, открыла дверь и словно вернулась в детство, так всё было привычно и знакомо. На женской половине стоял дым коромыслом. Хозяйка закрепляла корону на волосах Феллы, а темноволосая красотка, вчера смотревшая на Кариса, как сладкоежка на горшок варенья, пыталась зашнуровать скромное серенькое платье. Я направилась прямо к ней.
— Давай помогу. Только возьмись за балку.
— А сможешь? — Айрена, кажется, её так зовут, глянула на меня с сомнением. — Шнуровка капризная.
— Ничего, управлюсь.
Я постаралась на совесть, найдя золотую середину между стройностью и необходимостью дышать. Теперь мужской половине зрителей будет на что посмотреть, может, и денег побольше дадут, особенно если сравнят Айрену с собственными жёнами.
Так, совсем неплохо! После нашего номера, деньги пойду собирать я. Кто у них вообще додумался отправлять мальчишку? Здесь нужно обаяние.
Пока я размышляла, фургон опустел. Снаружи хозяин объявил 'Историю о принцессе, служанке и рыцаре'.
Конечно, я не могла упустить такой случай, надо же взглянуть, с кем нам предстояло работать, и присоединилась к зрителям. Не знаю, что случилось, но играли они намного лучше. Я от души смеялась, когда служанка начала гоняться за принцессой с веником (вечная история — две женщины делят мужчину).
По крайней мере, после того, как Авет вернулся с подносом, монет было заметно больше, чем вчера.
Всё ещё улыбаясь, я направилась к фургону, но почти сразу остановилась. В голове испуганно билась одна-единственная мысль: 'Где щит?!! Сейчас наша очередь!'
Я развернулась, отыскивая взглядом Кариса, но его нигде не было. Вот теперь мне стало по-настоящему страшно: чуть не опоздали, да ещё и вот-вот провалим номер, после такого нас вообще никто не возьмёт. Только и останется, что встать с миской на площади.
Я глянула на подмостки — там появилась высоченная ширма, за которой мелькали чьи-то силуэты. Я осторожно поднялась по ступенькам, следя, чтобы из-под тёмно-синего верхнего платья не выглянуло нижнее — для выступлений, и едва не свалилась в обморок. Карис, прихватив в помощники Авета, преспокойно устанавливал щит.
— Дара, — он наконец-то соизволил меня заметить, — иди, петли посмотри.
— И как он сюда попал? — спросила я, подойдя почти вплотную. — Вроде вчера, после тренировки, мы его во дворе оставили.
— Угу, — кивнул Карис, — но когда я наш фургон забирал, договорился в соседней лавке, что он у них постоит. А когда ты ушла обед заказывать, увёз его сюда.
— Мог бы и предупредить, — выдохнула я, — я чуть с ума не сошла.
Зайдя за тыльную сторону щита, я оставила верхнее платье на незаметном крючке и распустила волосы. Потом прислушалась к себе и поняла, что волнуюсь.
Хорошо, хоть платье длинное: если колени задрожат — видно не будет. Я мысленно сосчитала до десяти, вдохнула поглубже, обошла щит и нос к носу столкнулась с Карисом.
Братик, видимо, устав дожидаться меня, решил проверить петли лично. Я уверенно отстранила его:
— Пусти, пожалуйста, — продела руки в петли и, прислонившись к уже знакомой поверхности, ясно поняла, что всё будет хорошо.
Карис, поймав мой взгляд, улыбнулся в ответ и занял своё место — на другом краю помоста.
Рон и Севет утащили ширму, и мы оказались под прицелом множества глаз. По площади волнами пошёл шёпот, но едва первый кинжал воткнулся в щит над моей головой, толпа утихла. Молчание прерывали только восхищённые возгласы после каждого броска.
Последние кинжалы Карис отправил в полёт одновременно, с двух рук. Трепещущие серебряные полосы вошли в дерево на уровне моих висков, и в то же мгновение тишина разразилась воплями восторга.
Выскользнув из кинжального контура, я ловко перехватила поднос у оторопевшего Авета и спустилась к зрителям. После первого же обхода, (всего их пришлось сделать три) поднос потяжелел настолько, что мне пришлось отдать его Карису.
Но теперь я точно знала, что уроки родителей не пропали зря.
Глава VIII
Девять месяцев спустя. Южная Раттея. Вельта.
— Вы меня, что, в гроб загнать хотите?!! — от вопля почтенного Шалиса у меня чуть уши не отвалились. Он был готов рвать на себе волосы, но вот беда, волос-то почти не осталось. Бледная, с перевязанным горлом, Фелла испуганно смотрела на отца, едва сдерживая слёзы. — Да мы за этот спектакль должны были получить, как за неделю работы! Уйди с глаз моих! И где я теперь за два часа найду ещё одну блондинку? — обращался почтенный Шалис, скорей всего, к небесам, но оттуда ему отвечать не пожелали.
Мужская половина труппы (точнее, Рон, Севет и Авет) при первых признаках скандала благоразумно засела в одном из фургонов и носа не показывала. Даже почтенная Верета, успокаивавшая захлюпавшую носом Феллу, бросала на мужа сердитые взгляды, но не возразила ни слова: блондинок у нас, и в самом деле, больше не было. А первую встречную девчонку на главную роль не возьмешь.
Похоже, мы попали в переплет: маркиз эн-Приатт заказал спектакль ко дню рождения дочери и заплатить должен был очень хорошо.
— Почтенный Шалис...
— Чего ещё? — раздраженно буркнул хозяин.
Карис, появившийся словно из-под земли, не обращая внимания на недовольство, продолжил:
— Может, Дара подойдёт? Роль она наизусть знает, а волосы можно покрасить.
Хозяин приоткрыл рот, но тут же опомнился и постарался вернуть на лицо умное выражение.
Неожиданно в разговор вступила почтенная Верета:
— А и вправду, чем не замена! Костюм подходящий мы найдём, а для волос... — она на мгновение задумалась, — сварю тебе настой, в волосы вотрёшь, высохнет, и на три часа будешь самой что ни на есть блондинкой. Молодец, Карис!
— Роль точно знаешь? — уже деловым тоном поинтересовался хозяин. nbsp;
— Назубок, — я усмехнулась про себя.
Почтеннnbsp;Отведя нашу новую живность по кличке Купавка в конюшню, Карис именно этим и заняnbsp;лся.
ая Верета походила на тётю Виату не только хозяйственностью. Им обеим было совершенно бесполезно сопротивляться, если они что-то решили.
Через двадцать минут я уже примеряла тёмно-синее, отделанное золотистой тесьмой, бархатное платье. Для праздника у благородного сета наши обычные костюмы не годились, и Айрена, тяжко вздыхая, пожертвовала один из своих праздничных нарядов — подарок очередной 'Великой Любви', чтобы подсластить горечь расставания.
Правда, мне он оказался слегка свободен в талии, от чего наша 'краса и гордость' чуточку позеленела (сама виновата, не надо быть такой сладкоежкой). Впрочем, меня гораздо больше беспокоило другое — то, что Лерна играл Рон. Мне стало плохо при мысли о том, что этот юбочник получит отменный предлог целых три часа безнаказанно меня лапать. (Когда мы только пришли в труппу, он начал осаждать меня по всем правилам, и упорно пропускал мимо ушей не то что намёки, но и прямые отказы. Свою прыть Рон поумерил только после того, как Карис отвел его в сторону и вежливо сообщил, что следующие пару дней красавчик будет исполнять роль мишени).
В обед я решила вспомнить корчемные навыки и, подхватив поднос с кружками, обнесла всех травяным напитком. Полчаса спустя мы приступили к репетиции, но внезапно с Роном что-то случилось. Герой-любовник, чуть ли не облизывавшийся от предвкушения, слегка перекосился, побледнел и начал подозрительно часто отлучаться в кустики, а потом и вовсе обосновался там обстоятельно и надолго.
Почтенный Шалис орать уже не мог, но зловещим тоном пообещал, что если этот смазливый ... ... провалит спектакль, то он лично кое-что оторвёт нашему красавцу, после чего Рон запоёт сопрано. Но страшная угроза ни к чему не привела. Рон не собирался покидать кустики даже под страхом смертной казни. Хозяин почесал в затылке и сообщил во всеуслышанье, что Лерна сегодня будет играть Карис.
Я быстренько заскочила в фургон, еле сдерживая ликующую улыбку. Карис, вошедший следом за мной, похоже, был слегка растерян и не особенно рад.
— Надо же как некстати! — судя по всему, у братца провалились какие-то планы на вечер.
— А что такого? — словно невзначай, спросила я. — Ты уж точно сыграешь лучше Рона.
— Может быть... — Карис взъерошил волосы, — но... мы же должны играть влюблённых.
— Подумаешь... — я дёрнула плечом, наклоняясь над тазом, — полей, пожалуйста.
— Что? — брат явно не понял.
— На столе кувшин с настоем, — невнятно сообщила я из-под упавшей на лицо гривы. — Полей на волосы. Мне же нужно стать блондинкой.
— Платье не замочишь? — раздался совсем рядом голос Кариса.
— А, да... Я ворот развязала, стяни немного с плеч, и всё, — в следующее мгновение я чуть не завопила благим матом, — Карис, у тебя пальцы ледяные, что ты делал?
— Ничего, купался.
— Где?!! — я резко развернулась, откидывая волосы за спину.
— В водопаде, — Карис усмехнулся. — Что-то не так?
Я едва не cвалилась на пол.
— Ты с ума сошёл, там вода невыносимая, простуду подцепить — раз плюнуть.
— Ничего со мной не случится, — в глазах брата появился сердитый блеск. — Перестань, наконец, меня опекать.
— Как скажешь, — спокойно согласилась я, — но не говори потом, что я тебя не предупреждала.
— Так тебе полить или нет? — Карис явно растерялся от моей уступчивости.
— Конечно, — я снова склонилась над тазом. — А чтобы получилось убедительно, представь вместо меня, скажем, Айрену, — я украдкой взглянула на Кариса через мокрые пряди.
— Всё что угодно, только не это, — брат скривился и чуть не выронил кувшин. Впрочем, его реакция была насквозь понятной. Айрена усердно пыталась завлечь Кариса к себе в постель, едва ли не с первой недели нашей жизни в труппе и до сих пор, а он стоически оборонялся. — Но спасибо за совет.
— Пожалуйста.
Я как следует прополоскала волосы в настое и обмотала голову полотенцем: интересное должно получиться сочетание — светлые волосы и карие глаза.
— Почтенный Шалис не сказал, репетировать будем или он в нас уверен?
— Конечно, будем.
— Надеюсь, я успею волосы высушить, — я хихикнула, представив Эвельду Златокудрую в полотенце вместо короны. Волновалась я зря. Волосы успела не только высушить, но и расчесать (вернее, расчёсывал Карис, хотя я честно пыталась справиться сама).
Поскольку спектакль был заказан для девушки, из всего 'Сказания' почтенный Шалис выбрал только самые интересные эпизоды, на полную легенду нужны были люди и время, а у нас ни того, ни другого не было.
Всё прошло как нельзя лучше, репетиция закончилась на четверть часа раньше, чем обычно. В отличие от Феллы и Рона, мы с Карисом не выясняли отношения через каждые три минуты, и не пытались указывать почтенному Шалису, что и как надо делать.
Только Карис изредка морщился, ловя на себе откровенно плотоядные взгляды Айрены. Но я её не осуждала: на брата и впрямь стоило посмотреть. Впрочем, я помимо любования успела ещё и сравнить — Рон так и не смог вжиться в роль, а вот Карис был словно создан для неё. И, судя по алчно блестящим глазам хозяина, братцу в ближайшее время придётся забыть если не о ножах, то о лютне точно.
У меня всё было отнюдь не так гладко. Нет, роль я могла бы рассказать даже во сне, но из-за изменённых волос чувствовала себя как-то неуютно. Слегка утешало лишь то обстоятельство, что пострадать пришлось не мне одной. Бедную Феллу, едва не лишившуюся прекрасной возможности поразить своей красотой благородных сетов, тоже перекрасили — в брюнетку. Ей досталась роль Эвельды Белорукой — жены Лерна. Голоса у неё до сих пор почти не было, но он не особенно и требовался. Ей надо было только тяжело вздыхать, бросать на Кариса влюблённые взгляды, и время от времени изображать на лице невыносимое страдание.
Явиться в загородную усадьбу нанимателя нужно было через час, к концу праздничного застолья. Мы тоже были своего рода угощением, чтобы благородные гости после пищи телесной вкусили душевной — танцевать с набитым животом очень неудобно, а пока представление идёт, благородные сеты, сетты (1) и сеаты потихонечку придут в себя.
Правда, большая часть зрителей обычно благодушно дремлет в креслах, так что на оглушительный успех надежды мало. Впрочем, за такую плату можно было сыграть и перед покойниками.
Точно в назначенное время мы чинно стояли у чёрного входа, дожидаясь младшего распорядителя. Господин, вышедший нам навстречу, был высоким, худым и унылым. С таким лицом любой праздник испортить — проще простого. И глянул так, словно вообще не мог понять, что мы тут делаем, однако, внутрь всё же провёл.
М-да, если это загородная усадьба, то какой же у него тогда замок? Здесь запросто можно просидеть пару лет в осаде, поплёвывая на неприятеля со стены. Тем лучше, значит, деньги у маркиза точно водятся.
Как оказалось, играть нам предстояло в саду (конечно, зачем таких подозрительных личностей в дом пускать. Вдруг потом фамильные серебряные ложки пропадут?) На наше счастье, погода стояла тёплая и солнечная, не хотелось бы признаваться в пылкой любви, шмыгая носом под проливным дождём.
Площадка была достаточно просторной, закрытой по бокам ширмами, за одной из которых нам поставили несколько скамей. Мы заканчивали последние приготовления, а на лужайку постепенно подтягивались зрители. Почти все дамы и больше половины кавалеров источали ароматы такой силы, словно искупались в благовониях с головы до пят. И как назло, именно в этот момент, меня решило навестить 'второе я'. Чувствительное волчье обоняние не выдержало столь изощрённой пытки, и мне пришлось срочно уйти за Грань, чтобы успокоить разбушевавшегося зверя.
Очнулась я от весьма ощутимого толчка в бок. Рядом, ехидно улыбаясь, стояла Айрена.
— Просыпайся, твой выход.
Я горделиво вскинула голову, и, улыбнувшись оторопевшей Айри, величественно выплыла из-за ширмы.
Я забыла обо всём — о зрителях, о том, что это всего лишь легенда. Я должна была стать Эвельдой Златокудрой — прекраснейшей из принцесс и царственнейшей из женщин. Так просто и так сложно. Но я смогла — я стала ею.
Роковой миг... Глоток любви и смерти — одна судьба на двоих. Кубок, тонко звякнув, падает на землю. Дрогнувшие ладони на его плечах... Кольцо сильных рук... уверенно-нежное прикосновение губ — чуть терпкая полынная горечь, сплетенная со сладостью меда — устоять невозможно, и поначалу робкое, но с каждым мгновением разгорающееся все жарче пламя страсти. Мир вокруг исчезает, нет никого и ничего — только Он.
И вдруг — с небес на землю.
За ширмой уже нет Эвельды. Я сбросила колдовское очарование, с некоторым усилием возвращаясь к Даре, и огляделась вокруг. Айрена застыла, округлив глаза, Авет от изумления открыл рот так, что без усилий смог бы проглотить стаю ворон разом, а у почтенной Вереты взгляд стал подозрительно блестящим.
Я тряхнула головой, окончательно приходя в себя; расцепила руки, сомкнутые на шее Кариса и кинула на него быстрый взгляд.
Да, кажется, его тоже задело: дымка в глазах, прерывистое дыхание... Не чересчур ли мы вжились в свои роли?
— Рыцарь, отпустите же, наконец, свою королеву! — Карис вздрогнул, словно его неожиданно разбудили, и я мгновенно оказалась на ближайшей скамье.
Почтенный Шалис закряхтел, почесал в затылке и неожиданно спросил:
— Ребята, вы и вправду брат и сестра?
Карис сел рядом со мной, прислонившись спиной к дереву.
— Что-то не так? — смятение исчезло без следа, в зелёных глазах насмешливый блеск.
— Ну, если вы так любовь играете, — озадачился хозяин, — смотрите, в конце по-настоящему не умрите.
Я улыбнулась.
— Не волнуйтесь — не умрём, а то вдруг вам без нас не заплатят.
Карис хмыкнул и наклонился ко мне, щекотнув щеку прядью волос:
— Дара, всё в порядке?
— Да, — хотя какое там в порядке. Сердце стучит, как кузнечный молот, а губы до сих пор огнём горят. И тут с языка само собой сорвалось:
— Ты всех девушек так целуешь?
Карис чуть не упал со скамьи.
— Похоже, ты в самом деле слишком увлеклась ролью.
Я рассердилась:
— А ты нет?
Брат рывком поднялся.
— Пошли. Передышка закончилась.
Наше маленькое недоразумение мы оставили за ширмой, снова войдя в роль. Второе действие прошло во внимательной тишине. Кажется, публика в самом деле увлеклась. Во всяком случае, спящих я не заметила.
В третьем я почти не участвовала, наблюдая из-за ширмы, как безуспешно добивается любви Лерна его жена — Эвельда Белорукая.
Хм, если кто тут и увлёкся, то не я, а Фелла. Мало нам Айрены, так теперь ещё это сокровище примется по Карису вздыхать. А от хозяйской дочки так просто не отделаешься. Да, что им медом намазано, что ли! — вдруг разозлилась я, — на всех квасу не напасёшься!
Если подумать, — мелькнула мысль, — то их вполне можно понять. Я до сих пор отойти не могу от его поцелуев... хотя, кто сказал, что он меня целовал, может, он себе Ведану вообразил!
Я так задумалась, что не заметила, как вернулись Карис и Фелла. Перед самым концом сделали небольшой перерыв: Кариса нужно было срочно преобразить в умирающего.
Не успел он сесть на скамью, как рядом возникла Айрена с тряпочками и скляночками. Не знаю, чем уж она его так измазала, но когда Карис повернулся ко мне лицом, я сложилась пополам, задохнувшись то ли со смеху, то ли с перепугу.
Почтенная Верета, глянув в нашу сторону, так дёрнула за шнуровку на платье Феллы, что бедная девочка чуть не упала в обморок.
— Айри, да где ж у тебя глаза? Ты что с парнем сотворила?! Нам умирающий нужен, а не ходячий мертвец и уж точно не упырь!
Я кое-как поднялась и, подойдя к ним, осторожно отстранила оторопевшую Айрену.
— Не волнуйтесь, сейчас мы всё исправим. Карис переносил издевательства (ну как это ещё назвать) стоически, только очень нехорошо сверкали глаза.
— Вот, вроде то, что надо, — я отстранилась, критически вглядываясь в дело своих рук.
Сероватая бледность, покрывшая лицо; тёмные круги под глазами, глубокие, страдальческие складки у губ — самый настоящий умирающий рыцарь. Последняя деталь — покрытые кровавыми пятнами повязки, обмотанные от бедра до колена вокруг ноги.
Карис отправился устраиваться на ложе, Фелла вылетела следом, едва не сбив его с ног.
Не терпится порыдать над обожаемым супругом! — я криво усмехнулась. — Не получится, сейчас моя очередь.
Я еле дождалась последних слов Лерна:
— Я не могу больше удерживать свою жизнь. Эвельда, дорогая! (2) — и появилась из-за ширмы бледная, с распущенными волосами, в глубоком отчаянии.
Законная супруга, взглянув мне в глаза, мгновенно обратилась в насмерть перепуганную статую, а я тихо сказала:
— Дай мне к нему подойти. У меня больше прав его оплакивать, чем у тебя, поверь мне. Я сильнее его любила. (3)
Кажется, публику проняло. Когда я упала замертво, рядом со своим возлюбленным рыцарем, стало так тихо, что можно было услышать пролетевшую муху, а кое-где отчётливо слышались всхлипы и шмыганья носом.
И в этот момент, покойный Лерн незаметно прошептал мне на ухо:
— Долго ещё? Я уже проголодался.
К счастью, очень вовремя появился почтенный Шалис и объявил окончание спектакля. Убедившись, что нас отгородили ширмой, чтобы не портить зрителям впечатление зрелищем воскресших влюблённых, я соскользнула с ложа и, привалившись к нему спиной, скорчилась от смеха.
Карис искоса глянул на меня, размотал повязки и удалился смывать 'эту пакость' с лица.
Я, с трудом поднялась, и, хватаясь за бок, направилась за ним, как вдруг мужской голос неуверенно спросил:
— Дара?
Я обернулась.
Высокий, пепельно-русые волосы, а глаза — цвета серой стали.
— Сет Эллент, не ожидала вас здесь увидеть.
К аристократу, пусть даже и другу брата, не полагается бросаться со всех ног с объятиями и поцелуями. Мало ли что, вдруг у него жена и трое детей. Вряд ли ей понравится, что какая-то посторонняя девица обнимается с её мужем. Мне бы тоже не понравилось, поэтому я из осторожности изобразила почтительный поклон.
Он подошёл ближе.
— Я смотрел и думал — ты или не ты. Волосы смущали. Насколько я помню, раньше, ты была намного темнее.
— Это красящий настой. На время, для спектакля. Извините, мне пора.
— Постой, где вы остановились?
— Мы недавно приехали, пока что не успели обустроиться.
— Понятно, — сет Эллент хитро улыбнулся, — ещё увидимся.
Интересно, каким образом?
Пока я вела светскую беседу, наша труппа успела бесследно исчезнуть в недрах громадины, скромно называемой загородной усадьбой. Я, не собираясь блуждать без толку, а тем более брать след, поймала за шиворот первого попавшегося под руку пажа и непререкаемым тоном велела отвести меня к артистам.
Мальчишка немного потрепыхался, пискнул что-то вроде: 'я ко всяким в провожатые не нанимался', но после обещания надрать уши, тяжело вздохнул и повел меня по местным лабиринтам. Как оказалось, пока почтенный Шалис получал плату, все остальные устроились на кухне, собираясь ещё и как следует подкрепиться за чужой счёт.
Кухонная прислуга, в основном, состояла из женщин, поэтому нетрудно догадаться, кому они уделяли повышенное внимание. Добравшись туда, я увидела радующую душу картину: стол перед братцем просто ломился от самой разнообразной снеди, ею без труда можно было накормить десяток мужчин.
Бессердечная сестра, то есть я, решительно прервала сию идиллию, бесцеремонно вытащив Кариса из-за стола как раз на середине сладкого. Совершенно неожиданно для нас нашлось важное дело.
Пока все остальные ели и пили, хозяйка отправила нас с Карисом на поиски постоялого двора, вполне логично рассудив, что раз уж мы выросли в корчме (я как-то об этом упомянула), то обмануть нас в цене или состоянии комнат будет намного сложнее.
Конечно, я справилась бы и одна, но Карис опасался за меня ещё в Светлене, а в Вельте с первого же дня, когда мы были в городе, вовсе не отпускал от себя. Да я и не возражала — самой с ним было как-то спокойнее. Ну и, кроме всего прочего, если у выбранной гостиницы окажется не хозяин, а хозяйка, Карис будет как нельзя более кстати. Женщины, независимо от возраста, от него млеют и тают, и в некоторых случаях, это очень помогает.
Но была ещё одна причина, пожалуй, самая главная — почти всё наше детство прошло здесь. В отличие от почтенного Шалиса, труппе Ясвета Зарна не нужно было переезжать из города в город: до распада она гремела на всю Вельту, и в немалой степени, этот успех был заслугой наших родителей. Я хотела увидеть город, увидеть и вспомнить.
Глава IX
Для меня весна в Вельте — буйство белых и лиловых гроздьев сирени и желтоватые свечи величественных каштанов. И в этом детские воспоминания меня не обманули. Но кое-что всё-таки изменилось. Изменилась я.
В детстве всё по-другому: дома больше, деревья выше, люди добрее (или такими кажутся), мир полон чудес, и каждое новое утро ты встречаешь с радостью.
А теперь мне самой предстояло совершить чудо — найти недорогой, чистый постоялый двор, где хорошо готовят. Окраинные я отмела сразу: ещё не хватало каждый день по два раза ползти через полгорода. Но чем ближе к центру, тем дороже. Так что задача и впрямь была непростая.
В конце концов, поиски сосредоточились не на прилегающих улицах, а немного подальше. Постоялых дворов в пятнадцати минутах ходьбы от рыночной площади оказалось пять. В первые два я и заходить не стала: в одном — преклонный возраст жаркого пытались неумело скрыть с помощью подливы и пряных трав, внешний вид другого говорил сам за себя — здесь не любили убираться, и готова спорить на что угодно, развели в комнатах уйму клопов.
Третий по счёту был забит постояльцами сверху донизу. Четвёртый был излюбленным местом деловых встреч окрестных торговцев и постояльцев не брал совсем.
Когда мы оттуда вышли, Карис спросил:
— Дара, ты, никак, всю Вельту собралась обойти? Пора бы на чём-то остановиться.
— Так бы сразу и сказал, что согласен на клоповник, — отпарировала я, — или тебе больше понравился тот, где вместо говядины подмётки подают?
— Ну, ты и язва, — заметил брат, — ладно, пошли дальше.
— Уже не надо. Мы пришли, — сообщила я, остановившись у высокого тёмно-зелёного забора.
— С чего ты взяла? Мы ещё и внутрь не зашли...
— Чую, — объяснять подробно не хотелось, но Карис не отставал.
— И что чуешь?
— Хм, — я немного помедлила, — здешняя стряпуха могла бы соперничать на равных с тётушкой Меленой. Да ты на вывеску посмотри.
Брат глянул на столб у ворот: вывеска, несмотря на скромность — буквы в виде плетей винограда, складывающиеся в название 'Под лозой' — была сработана настоящим мастером. Казалось, ажурные листья вот-вот затрепещут, а чёрно-синие гроздья так и просились в ладони.
— Ты права, если и дом ей подстать, то нам точно подойдёт.
— Сейчас увидим, — я открыла калитку и вошла.
Чутьё меня не подвело: двор разве что не сверкал, занавески на окнах были кипенно-белыми, а к крыльцу вела мощёная дорожка.
Дом был просторным, в два жилья, (1) как и полагается постоялому двору, но очень уютным, даже каким-то домашним. Внутри оказалось ничуть не хуже: хотелось сразу же сесть за стол, что-нибудь заказать, а потом... остаться.
Однако, народ почему-то не сидел друг у друга на головах, как следовало ожидать, и свободный стол мы нашли без труда. За отдраенной до блеска стойкой распоряжалась темноволосая пышечка. Я намётанным взглядом ухватила главную деталь — запястье правой руки охватывал вдовий браслет.
'Что ж, можно считать, что через три минуты у нас будут лучшие комнаты'.
Карис угадал мои мысли, усмехнулся и направился к стойке.
И тут я ошиблась... правда, ошибка получилась приятная — ему хватило двух минут.
Больше того, везение не закончилось. К моей безумной радости здесь были свободные комнаты на первом этаже. После того, как у Кариса начались эти клятые приступы, я возненавидела лестницы.
Комнату мы, как всегда, взяли одну на двоих. (Однажды, Айрена, очень огорчённая тем, что братец не прельстился её достоинствами, проехалась по этому поводу, сказав что-то вроде того, что я 'пришпилила Кариса к своей юбке и стерегу его даже ночью'. Но после того, как брата однажды скрутило прямо за обеденным столом, подковырки закончились раз и навсегда. Два дня без главного номера — это вам не шутки!)
И, этим же вечером, вся наша труппа уже обустраивалась на новом месте.
Едва я успела разобраться с вещами и навести в комнате хоть какое-то подобие порядка, как в дверь постучали.
Карис, растянувшийся на кровати с книгой в руках, удивлённо вскинул бровь:
— Мы, вроде бы, ещё никого не приглашали.
— Я посмотрю, — закрыв крышку сундука с одеждой, я подошла к двери.
Парнишка лет десяти, в куртке пажа, увидев меня на пороге, опустил занесённую руку:
— Госпожа Дарейя Лиат?
— Ну... да, — я слегка растерялась. Госпожой меня назвали первый раз в жизни.
— Это вам, — мальчик протянул мне письмо.
— Спасибо, — мельком глянув на печать, я вытащила из поясного кармана монетку. — Возьми за труды.
Мальчишка просиял улыбкой и умчался прочь.
Я закрыла дверь и обернулась к Карису. Брат смотрел на меня, усмехаясь уголком рта:
— Кажется, твоя Эвельда произвела впечатление. Вот уже и воздыхатель появился.
— А если так, то что? — я наконец-то вспомнила, кому принадлежала печать, и не удержалась от соблазна поддразнить братца.
— Ничего, — Карис пожал плечами, садясь на кровати. — Только учти, без обручального кольца ты никуда не уйдёшь.
'Ну, когда же это кончится! Нет, надо его срочно женить — пусть жену воспитывает!'
— Как же, уйдешь тут, — фыркнула я, — женись сначала, а там поглядим.
Карис уставился на меня с неподдельным изумлением.
— И к чему это ты клонишь, Дара?
— Успокойся, братик, — я еле удержалась от смеха, — никто тебя силой под венец не тащит, а письмо от твоего друга. Угадай, от кого?
— От Лена, конечно, — небрежно обронил Карис.
Я прислонилась к двери, безуспешно пытаясь скрыть изумление, и выдохнула:
— Какой талант пропадает! Надо новый номер сделать — Карис Лиат, угадыватель мыслей!
— Причём тут талант, — отмахнулся брат, — у парнишки на одежде были вышиты два скрещенных меча, а в отличие от некоторых (камень явно в мой огород), я ещё помню, чей это знак. Так что он пишет?
Я развернула письмо.
— Приглашает на ужин, через два часа, в таверну 'Приют охотника'. Знаешь, где это?
— Впервые слышу. Придётся искать.
— Погоди, здесь на обороте подробно расписано, как идти. Пойдём?
— Ты ещё спрашиваешь! Конечно.
— Тогда сходи вниз, отмени наш заказ. Я договорилась, чтобы ужин сюда принесли.
Едва Карис вышел, я кинулась к сундуку.
'Что мне надеть? Самый животрепещущий вопрос. Ох уж эти аристократы! Будничное не годится. Платье для выступлений? Нет, тоже не то... А это...'
Я добралась почти до дна, как вдруг пальцы коснулись чего-то нежно-прохладного.
'Как же я могла забыть?!! Мамино любимое...'
Когда тётка, после смерти мамы, решила забрать её вещи, из-за этого платья у нас разыгралась настоящая битва. Я вцепилась в него мёртвой хваткой, и не выпускала, пока тётушка не отступилась. Особого сопротивления от тринадцатилетней девчонки она не ожидала, но я орала так, что ставни сотрясались. Тётка только плюнула и решила больше со мной не связываться.
Бережно достав платье, я приложила его к себе, кажется, впору. Надо примерить. Но сначала я быстренько выложила одежду для Кариса, и только потом отправилась за занавеску.
Через несколько минут я уже стояла у зеркала, установив перед ним пару подсвечников. Даже во сне я не могла бы представить ничего лучше. Шёлк цвета червонного золота ласково льнул к телу, мерцая в свете свечей. Я так увлеклась изумительным нарядом, что не услышала, как открылась дверь.
Карис застыл на пороге, не сводя с меня глаз.
— Как тебе?
— Я, наверное... сплю...
Я ожидала чего угодно, но совсем не того, что услышала.
— Почему?
Карис откинул со лба непослушную каштановую прядь.
— Потому что в этом платье, ты... — он слегка запнулся, — вполне можешь стать причиной драки. И сбудется мой самый ужасный сон.
Я чуть не села на пол от обиды.
— Ладно, сейчас надену полушубок и валенки.
— Прости, я не хотел.
— Одежда на кровати, — буркнула я и выскочила за дверь.
Досадно было до слёз.
'За что, почему? Как будто я только и мечтаю, чтобы он с кем-нибудь подрался! Очень нужно!
А... почему бы и нет? Если у брата зачесались кулаки — значит, драку я ему устрою. Чтобы в другой раз подумал, прежде чем говорить'.
Как оказалось, таверна была совсем недалеко, через три улицы от нашего постоялого двора. Однако, вышибала, прежде чем впустить, поинтересовался, кто нас пригласил. Очень любопытно, в большинстве заведений посетителей не проверяют.
Зато увидев печать Лена, парень поклонился чуть ли не в землю, и дверь придерживал, улыбаясь во все имеющиеся зубы.
Войдя, я огляделась по сторонам. М-да, если это приют, то его хозяин явно прибедняется. Просторный зал, напротив входа — огромный, во всю стену, очаг с открытым огнем. Столы и скамьи из тёмного, массивного дуба, без резьбы. А чем угощают — ясно без слов — нужно только взглянуть на стены. Похоже, для их украшения год трудились все охотники Вельты.
Карис, как всегда, угадал, о чём я думаю.
— Любопытное место Лен выбрал. Есть на что посмотреть и о чём подумать.
— А где он сам? — я окинула взглядом зал, но не заметила никого похожего. — Кажется, твой приятель решил опоздать.
— Ошибаешься, прекраснейшая, — раздалось у меня над ухом.
Я чуть не подпрыгнула от неожиданности.
'Прах его побери! Как он смог так незаметно подобраться, со мной подобные штучки уже пять лет как не проходят? Но магию вроде не применял. Ничего, я обязательно узнаю'.
— А еще благородный сет, — съехидничала я, — напугал девушку до полусмерти и улыбается. А если бы я заикой стала?
Лен окинул меня многозначительным взглядом:
— Готов спорить на что угодно, таким пустяком тебя не испугать.
— Проиграешь, — улыбнулась я, — до сих пор трясусь от страха. Так что с тебя ужин.
— Так проходите, стол уже накрыт.
Какое там 'накрыт', стол просто ломился. Выставлено было, наверное, всё, что тут подавали.
Мало того, вместо чаш или кубков, на столе сверкали бокалы, ни больше, ни меньше — наэльского хрусталя! (2) Из них и пить-то страшно: уронишь — век не расплатишься!
Это могло означать одно из двух — либо хозяин чем-то очень обязан Лену, либо Лен и есть владелец таверны. Хотя, вероятнее, первое, чем второе.
Утолив первый голод, я присмотрелась к посетителям. С виду самые обычные люди, большинство среднего достатка, но попадались и аристократы. Таверна тоже вполне приличная, располагающая к себе, но... было здесь нечто неуловимое, почти неосязаемое, однако, удивительно знакомое. Только вот я никак не могла понять, что именно.
Карис и Лен почти забыли обо мне, целиком утонув в воспоминаниях. Я великодушно позволяла им выговориться, изредка вставляя словечко-другое (всё-таки в некоторых проделках я участвовала наравне с ними).
Но вскоре, бесконечные 'а помнишь...' двух приятелей слегка поднадоели, и я, слушая вполуха, принялась оглядывать стены, благо, здесь было на что полюбоваться. И тут взгляд упал на Неё. Моя душа возопила в припадке алчности, а в кончиках пальцев появился зуд, означающий только одно — хочу сыграть! Немедленно!
Я, улучив момент, ускользнула из-за стола, неслышно прокралась к стене, и вернулась на место уже с лютней. Не знаю, кто её делал, но я за такое сокровище заложила бы душу. Надо любой ценой вытащить из Лена имя мастера.
Карис умолк на полуслове и заворожённо уставился на инструмент.
Я победно улыбнулась и заявила:
— Не дам. Я первая нашла.
Лен глянул на нас и хмыкнул:
— Вы ещё подеритесь, менестрели. Карис, уступи даме.
Я подмигнула ему, подхватила лютню, осторожно пробежала пальцами по струнам, проверяя настройку, и на минуту задумалась: что же спеть? Потом вспомнила, что сидим мы всё-таки в таверне и взяла первый аккорд:
— Восславим вино, что пенится в чаше, (3)
Червоным золотом в кубке играет,
Восславим за то, что души наши
Солнца теплом оно согревает.
Южного вечера терпкая сладость,
Свежесть рассвета вольются в вино.
Восславим напиток, дающий радость,
Помня о тех, кто создал его.
Вспомним о винах, что пили когда-то
Рыцарь и странник, король и вассал;
О королевских подвалах богатых,
И о паже, что вино разливал.
Вспомним пиры, где лютни звенели,
Пиры, что легендами стали давно,
Где собирались тогда менестрели,
И так же как мы воспевали вино.
Долгих лет я всем вам желаю,
Пусть, как вина, вас красят года.
А что это я вино прославляю?
Ведь раньше клялась не пить никогда!
Начиная с третьего куплета, мне подпевал дружный хор почти всех посетителей. Пусть немного не в лад, зато от души. А последние слова, и вовсе, утонули в буре восторженных хлопков.nbsp;Поскоnbsp;льку спектакль был заказан для девушки, из всего 'Сказания' почтnbsp;— Спасибо, — мельком глянув на печать, я вытащила из поясного кармана монетку. — Возьми за труды.
енный Шалис выбрал только самые интересные эпизоды, на полную легенду нужны были люди и время, а у нас ни того, ни другого не было.
Едва я бережно, словно бесценный бокал, устроила лютню рядышком, на скамье, как Карис не упустил момент. Прежде чем начать, он окинул зал внимательным взглядом, и в зелёных глазах заплясали бесенята. Ой, кажется, сейчас что-то будет!
— Налейте чашу менестрелю, nbsp;
&
&(4)
Я вам сыграю и спою!
Я пью вино, но не хмелею:
Тем меньше пьян, чем больше пью.
Пусть выпил я бочонок эля,
Но на ногах ещё стою.
Нельзя быть пьяным менестрелю!
Я — выпивши и я пою.
Мой голос твёрд, а взор мой ясен,
И песня струн моих звонка.
Я чувствую себя прекрасно,
Не дрогнет на ладах рука.
И вновь идёт по кругу чаша,
Искрится на свету вино...
Я пью, друзья, здоровье ваше!
Но не пьянею всё равно.
Летит под своды моя песня,
И я ещё могу сидеть.
Пир продолжается, чудесно —
Так будем пить и песни петь!
И вновь мне чашу наливают,
А я не в силах отказать...
Её я залпом выпиваю —
Мне больше нечего терять.
Но что со мною вдруг случилось?
Тяжёлой стала голова,
Я начал набок вдруг клониться,
И как-то вдруг забыл слова.
Чего-то вдруг лады двоятся,
И что-то очень близко пол...
Я завтра буду извиняться,
А щас я падаю под стол!
Ближе к концу песни под стол упала (от смеха, конечно), добрая половина посетителей.
Впрочем, мы с Леном тоже не отстали. Я каким-то чудом ещё удерживалась на скамье, а он тихонечко сползал по стенке, хватаясь за живот.
Отсмеявшись, я схватила со стола первый попавшийся под руку бокал и сделала пару глотков, в горле ужасно пересохло.
Карис отложил лютню, преспокойно отобрал у меня бокал и допил вино.
— Ты перепутала, это мой. И, пожалуй, на сегодня хватит.
— Кому, тебе? — ехидно осведомилась я. — Тогда и вправду хватит, иначе придётся, в самом деле, вытаскивать тебя из-под стола.
— Да не пить, а петь. А то нас отсюда до конца времён не выпустят.
Лен, наконец-то придя в себя, остановил темноволосую девушку, направлявшуюся к соседнему столу с полным подносом, и что-то тихо сказал. Она кивнула в ответ:
— Как скажете, кайе. (5)
Я онемела.
Кайе!! И как я сразу не поняла?!!
Лен, склонившийся над какой-то картой, вытащенной Карисом, почувствовал мой взгляд, вскинул голову, и усмехнулся, на долю секунды блеснув клыками.
Он-то меня сразу почуял. Я открыла 'второе видение', и едва не упала в обморок: 'Лёд и Пламя! Наполовину кровный, да ещё и Вожак! Дева Пресветлая, как он удерживается!'
'Какой Волк! — встрепенулась моя хищная подруга. — А, может...'
'Чего?!! Даже не вздумай!!! — истошно завопила я'.
'Хорошо, но ты зря теряешь время — давно пора. Всё равно, тот облезлый двуногий тебе не подходил, — напоследок 'обрадовала' меня Волчица'.
'Нашла же кого вспомнить! Этого мерзавца! — меня чуть не перекосило, но мысли сразу же свернули на вполне приземлённый интерес. — А как тут насчёт Троп?'
Я немного подумала, и, решившись, позвала:
'Лен?'
'Да, каэнне, (6) — сразу же откликнулся он'.
'Сколько вас?'
'В моей стае — девять, без меня. Мы — единственные волки в Вельте, а всего на Юге — три Стаи'.
'У тебя нет... свободной Тропы?'
'Пожалуй, найдётся, — с весёлой ноткой сообщил Лен, — но не задаром'.
'Какое огорчение, — подыграла я, — у меня денег мало, на целую Тропу, наверно, не хватит. Может, хоть половинку продашь?'
'Ну, зачем же так печально, — Лен явно улыбался, — сторгуемся. Ужин со мной, раз в неделю — такая цена подойдёт?'
'Покупаю, заверните, — рассмеялась я, — договорились'.
'Переход сделать или сама справишься?'
'Я всего один раз пробовала. Если нетрудно, то сделай, пожалуйста'.
'Конечно, нетрудно. Завтра же сделаю. А теперь давай вернёмся. Карис один остался, ещё что-нибудь подумает'.
Впрочем, Карис даже не заметил, что мы с Леном уже добрых пять минут сидим молча, со взглядами, устремлёнными вдаль (или сделал вид, что не заметил).
— Может, прогуляемся? — не успела я закончить вопрос, как Лен уже подал мне руку, помогая встать из-за стола.
— С удовольствием. Что скажешь, Ари?
Карис вскинул бровь. Так, даже я не называла его, уже очень давно — cо дня смерти мамы, слишком много общих воспоминаний было связано с домашним именем.
— Почему бы и нет?
Мне отчего-то не сиделось на месте, в крови нарастало волнение, хотелось сию секунду что-нибудь вытворить. О, Богиня, сегодня же полнолуние! Мы, кровные, в это время всегда становимся шальными: кто меньше, кто больше, смотря, у кого какой волк. А обращённые, (особенно молодые) и вовсе, такие коленца выкидывают, которых в обычное время и во сне не увидишь.
Посетители провожали нас с Карисом добрыми напутствиями, приглашая заглядывать почаще.
Выйдя из таверны, я вдруг решила повторить одну из наших давних шуток. Лен и Карис уже стояли внизу, а я спрыгнула с крыльца. В детстве, мы порой так играли. Иногда они ловили меня вместе, иногда по очереди, но на этот раз я нарочно упала в объятия к Лену. На мгновение я испугалась, сумеет ли он меня удержать, но страхи оказались напрасны.
Лен подхватил меня легко, как пёрышко, мало того, ещё и на руки поднял.
Карис посмотрел на нас и только плечами пожал:
— Как дети, честное слово...
Я с трудом удержалась от желания показать ему язык, а судя по озорным огонькам в глазах Лена, он тоже был совсем не прочь немного подурачиться.
Так что я не стала требовать, чтобы Лен меня опустил, а напротив, устроилась поудобнее.
— Куда пойдём? — поинтересовалась я. — Просто побродим?
— А куда ты хочешь? — поинтересовался Лен.
Ответ пришёл сам собой:
— На край земли! Донесёшь?
— Могу и дальше, только скажи! — кажется, Лен тоже слегка ошалел.
Похоже, прогулка получится весёлая.
Глава X
Лен пронёс меня всего пару улиц — дольше я не вытерпела. Хотелось не просто идти, а бежать. Нет, даже, лететь... Такое вот оно, полнолуние!
Впрочем, мы с Леном вообще вели себя, словно парочка учеников, сбежавших с занятий: перешучивались, пытались петь на два голоса, а потом, как-то само собой получилось, обогнали Кариса и устроили бег наперегонки.
Как же всё-таки здорово — повстречать достойного соперника! Мне так редко удавалось использовать что-то ещё из волчьих качеств, кроме 'второго видения', что сейчас я была по-настоящему счастлива.
Однако, догонялки оказались ещё цветочками, тем более, что под конец удовольствие нам слегка подпортили. Рядом с главной площадью мы едва не вылетели прямиком на ночной патруль. Лен, в последний момент, сумел остановиться и утащить меня в ближайший переулок.
Я, с трудом переводя дух, привалилась к огромному каштану, а Лен просто сел на мостовую, прислонившись к дереву спиной.
— Лен... спасибо.
— Тебе спасибо, — усмехнулся он. — Я давно так не веселился.
— А я давно так не бегала.
— Почему? — судя по голосу, Лен удивился не на шутку. — Вы с Ари, что, по разным Тропам ходите?
— Да... он, — я никак не могла отдышаться, — не ходит...
— Как? — глаза Лена вспыхнули серым огнём. — Совсем?
— Я его следов не видела.
— Он, что, даже не пробовал?
— При мне... — я помолчала, припоминая, — нет. Но точно не знаю, лучше спроси у него сам.
— Непременно.
— Лен... — робко спросила я, — а разве так бывает? Я — оборотень, а он — нет? Мы же брат и сестра.
— Бывает, — не сразу, но всё-таки откликнулся он, — очень редко, но бывает. Если Выкуп случается...
— Что-что? — переспросила я, ведь о выкупе никогда раньше не слышала.
— Нет, ничего, — похоже, Лен нечаянно сболтнул нечто тайное. Моё любопытство тут же проснулось, и начало довольно потирать ручки, услышав о чём-то занятном.
— Лен, а...
— Каэнне, забудь, я уже сказал больше, чем нужно.
От его голоса меня словно продуло насквозь зимним ветром. Кажется, про Выкуп, и в самом деле, лучше не спрашивать. Любопытство от строгого окрика 'брысь', съёжилось и быстренько спряталось где-то в потайном уголке, а я продолжила прерванный разговор:
— Ну, то, что я его следов не видела, ещё ни о чем не говорит. Может, он и не волк вовсе.
Лен как-то странно закашлялся, и сдавленным голосом спросил:
— А кто тогда?
Я пожала плечами:
— Откуда мне знать? Кто угодно — от медведя до мыши.
Лен не выдержал, и самым бессовестным образом, заржал на всю улицу:
— Не могу... сейчас умру...
Воображение тут же нарисовало маленького серого мышонка с ярко-зелёными глазками, и я, в свою очередь, зашлась в приступе хохота.
Лен, с грехом пополам придя в себя, спросил:
— А что, Ари жить не может без сыра? Где он, кстати?
— Не знаю, — я растерянно оглянулась, — кажется, отстал по дороге.
— Это ещё как посмотреть, — ехидно ответил из темноты очень знакомый голос, — не отстал, а опередил.
— Подслушивать нехорошо, — напустилась я на брата, справившись с удивлением.
— Я не подслушивал, — небрежно бросил Карис, — на площади дожидался, а потом решил взглянуть, где вас черти носят. Очувствовались, наконец?
— И не надейся, — злорадно отозвалась я. — Лен, ты не знаешь, сейчас где-нибудь посиделки есть?
Лен в нашу перепалку не вмешивался, решил, наверное: милые бранятся — только тешатся.
— А как же, — отозвался он, — самое время. Хочешь сходить?
— Да, — заявила я, отчасти потому, что и вправду хотела, отчасти наперекор братцу.
— Ари, ты с нами или на постоялый двор вернёшься? — мимоходом спросил Лен.
— Должен же кто-то присмотреть, — вздохнул Карис, — чтобы вы глупостей не наделали.
Я озадачилась не на шутку.
'Да что это с ним? Ворчит, как старый дед! Ладно, вот утащит его какая-нибудь девчонка к себе, может, повеселеет. Нет, не надо, где я его потом искать буду?
Тьфу ты, зачем искать, что он, младенец, что ли? И вообще, чего я волнуюсь? Какая мне разница, с кем он ночи проводит! Главное, чтоб не с благородной, от них одни неприятности!'
— Дара, ты идёшь? — забеспокоился вдруг Лен.
Я очнулась от раздумий и пошла следом. Лен распустил волосы и на ходу пытался пересобрать хвост.
— Подожди, так не получится. Сядь.
Он, без лишних слов, плавно опустился на кромку фонтана (мы как раз пересекали главную площадь).
— Сделай, как у Ари, по-менестрельски.
'Понятно. Благородный сет — не всегда желанный гость на простых посиделках'.
Я отделила с висков несколько прядей и соединила, перехватив получившийся хвост шнурком. Остальные волосы пепельно-русой волной рассыпались по плечам и я завистливо вздохнула:
'Мне бы такие! Сами ложатся как надо, даже без гребня! Не то, что моя грива'.
— Спасибо.
— Пожалуйста.
Карис терпеливо ждал, что-то тихонько насвистывая.
Кажется, я этого раньше не слышала. Ари, конечно, предпочитал держать всё в тайне, но я-то знала, что большая часть песен — его собственного сочинения.
Хорошо ещё, хозяин об этом до сих пор не узнал, а то не видать брату больше лютни, как своих ушей. Сидел бы он в фургоне и день-деньской строчил вирши на заказ. У нас в труппе этим пытался подрабатывать Севет, но поэт из него, как из меня — княгиня.
Я, наконец, решила спросить у Лена, куда мы, собственно, идём, но он уже остановился у небольшого трактирчика, произнеся:
— Нам сюда, — потом поднялся на крыльцо и открыл дверь, пропуская меня вперёд. — Прошу.
Всё ясно: молодёжь с соседних улиц вскладчину платит хозяину, а он, после закрытия заведения, разрешает у себя повеселиться. У нас в деревне было почти также, только мы, чаще всего, сговаривались с какой-нибудь одинокой бабушкой.
Похоже, веселье было в самом разгаре. Столы теснятся по углам, на лавках обиженно косятся друг на друга оставшиеся без кавалеров девицы, а разошедшиеся танцоры сотрясают пол под задорную эстию. (1)
Сразу танцевать я не пошла, предпочтя выбрать место поудобнее. Ари и Лен устроились по бокам, причём, братец больше всего напоминал сторожевого пса, в глазах сверкали злые огоньки — того и гляди — цапнет! И честно говоря, меня это совсем не радовало — он же так всё испортит!
Однако, полнолуние по-прежнему бушевало в крови, и я решила просто повеселиться, ни о чём не беспокоясь, и ни на кого не оглядываясь.
Сказано — сделано. После я принимала все приглашения подряд, и всё-таки Лен ухитрялся как-то оттеснять чересчур рьяных кавалеров, и танцевать со мной чаще других.
Ари танцевать не пошёл, но глянув через полчаса в его сторону, я увидела до отвращения знакомую картину: вокруг брата увивалось пять-шесть девиц, наперебой пытающихся привлечь его внимание.
Что интересно, я никогда не могла угадать, кого он выберет. Вкусы братца насчёт девушек, оставались для меня полнейшей загадкой, хотя кем-кем, а юбочником он никогда не был.
Я так задумалась, что не заметила, как смолкла музыка.
— Дара, где витаешь? — Лен мягко усмехнулся.
— Наверно, очень далеко. Извини.
— Не устала? А то пойди, присядь. Заодно брату поможешь. Ари уже на потолок готов залезть от этих девиц.
— Ну и пусть, — фыркнула я. — Он меня стережёт, как дракон клад. Надоело.
— Я бы на его месте тоже стерёг, — улыбнулся Лен.
— К счастью, ты не на его месте, мне и одного брата хватает.
— Ну, — словно про себя, заметил Лен, — я, хвала Богине, тебе не брат. — И тут же бархатистым голосом добавил:
— А вот кое-кем другим стать очень хотел бы.
Я инстинктивно отшатнулась. Однажды в моей жизни уже был благородный сет, а что из этого вышло — по сей день вспоминаю с ужасом.
Лен сразу же заметил перемену, но, не подавая виду, отвел меня к лавке. Проскользнув между воздыхательниц брата на своё место, я с тайным удовольствием полюбовалась их вытянувшимися от разочарования лицами. Ещё бы — они уже настроились на решительные действия, а тут, неизвестно откуда, ещё одна соперница. Хотя, девушки появляются и исчезают, а сёстры остаются.
Однако, сейчас пришёл мой черед удивляться: Карис, ослепительно улыбаясь, пригласил на танец миловидную невысокую брюнетку, бросавшую на него восхищённые взгляды.
Надо бы радоваться — теперь он, точно, за мной следить перестанет, но почему-то, ни к селу ни к городу, вспомнилась сеата Вильенна, и я не спускала с них глаз. Когда танец закончился, Карис проводил девушку на место, и неожиданно, склонился в поклоне... передо мной. Я улыбнулась и поднялась.
По залу растеклись бархатно-томные переливы скрипки, причудливо переплетаясь с прозрачно-серебряным перезвоном бубенцов.
Конечно, нам и раньше случалось танцевать друг с другом, но сейчас всё было не так, как обычно: я слишком остро ощущала его близость, бережную силу объятий. Пытаясь понять, что случилось, я взглянула в лицо Карису и замерла — глаза у него стали тёмно-зелёные, как вода в омуте, завораживающие.... сердце, на мгновение перестав биться, вновь бешено заколотилось где-то у горла, вспомнилось представление, и... нестерпимо захотелось вновь ощутить вкус его губ...
'Нет! Только не это!'
Я почти оттолкнула его и бросилась вон из зала. Вылетев на крыльцо, я обессиленно прислонилась к столбу, поддерживающему кровлю. Прохладный ветерок ласково касался горящих щёк, но не мог потушить пламя, охватившее мою душу и тело.
Пожалуй, сейчас, как нельзя кстати, оказалось бы ведро воды похолоднее, но, до обливания гостей здесь ещё не додумались.
Всё-таки не стоило мне так вживаться в роль, ещё немного, и я чёрт знает что вытворила бы!
'Ох, Дара! Вечно у тебя всё не как у людей! Нет, больше я Эвельду играть не стану, хоть озолотите с головы до ног!
Что же это получается? Если бы Лерна играл Рон, я бы и его возжелала? — скулы свело, словно от недозрелого лимона. — Ни за что! Да я лучше с Бураном поцелуюсь'.
Ветер сердито рванул подол платья, дохнув холодком, и я вздрогнула от неожиданного озноба. За спиной, надрывно скрипнув, открылась дверь, и почти сразу мне на плечи легла ещё тёплая куртка.
— Ты замёрзла. Вернёмся домой?
— Нехорошо бросать Лена. Побудем ещё немного.
— Как скажешь.
Наше исчезновение прошло почти незамеченным, только Лен многозначительно переглянулся с Карисом, но вопросов задавать не стал. Танцевать больше не хотелось, и я просто сидела на лавке, обдумывая, что нужно сделать завтра.
Хозяин, на радостях от удачного выступления, дал всей труппе свободный день, и я собиралась затеять большую стирку. Но, вот незадача — мыльный корень кончился подчистую, и надо было решить, где выгодней покупать: в ароматной лавке или на рынке.
Между тем, веселье плавно подходило к концу. За стойкой время от времени возникал хозяин заведения, как бы намекая, что пора и честь знать.
Наконец, музыканты вняли безмолвному предупреждению, и в зале вдруг стало совсем тихо, даже я отвлеклась от сравнения цен.
Последний танец. Честно сказать, я ожидала услышать какую-нибудь плясовую позаковыристей, но музыканты оказались совсем не так просты, как можно было подумать.
В насторожённой тишине, горстью бусин из разорванного ожерелья, раскатились в воздухе нежно-робкие звуки свирели. Я не поверила своим ушам, услышать на обычной вечёрке настоящий эллетайн (2) — как попасть из зимы в лето. Эта музыка требовала танца, и, не выдержав, я сорвалась с места.
Ещё мгновение, и я замерла на середине круга. Свирель умолкла, но мелодию тут же подхватила лютня, дополняя и продолжая. Словно не устояв перед искушением, свирель вновь запела. Я уже не видела ничего вокруг, оставшись наедине с музыкой.
Лен сразу шагнул вслед за Дарой, но остановился. Это был только её танец, хотя то, что рождалось на глазах у изумлённых зрителей, невозможно было назвать 'просто танцем'.
Девушка не двигалась с места. Дуэт лютни и свирели продолжили... руки: кисти и запястья выплетали собственный узор, песню без слов...
Но мелодия неожиданно изменилась: бывшая задумчивая нежность стала тревожным, страстным криком души, и в тот же миг поменялся танец.
Скользящие, хищные шаги по кругу; руки, взлетающие ввысь крыльями раненой птицы и вьющаяся чёрная метель неведомо когда распущенных волос. В центре зала билось и пылало на ветру яростное золотое пламя — неодолимо влекущее и столь же опасное. И, любой мужчина в окаменевшем зале хотел в этот миг лишь одного — шагнуть навстречу и сгореть дотла.
И вдруг... всё кончилось: затихла музыка, а посередине зала застыла девушка в платье цвета червонного золота.
Я не ведала, что творила, зная одно — ради таких мгновений и стоит жить. И, только замерев вместе с последней нотой, подняла глаза на тех, кто был в зале. Но видела лишь двоих — серый огонь откровенного мужского восхищения в глазах Лена и... нет, не может быть... такой же, только изумрудный, пламень во взгляде Кариса.
Я чуть пошатнулась, всё-таки опустошила себя до дна, а они почти одновременно рванулись вперёд, но Карис был ближе. Я попыталась поймать его взгляд, и вздохнула с облегчением: 'Наверное, мне и в самом деле показалось. Ну не мог он так на меня смотреть. А жаль...
Ой, мама, о чём это я думаю?!! Дара, опомнись!'
— Ну, что ты над собой сотворила, глупышка! Так же нельзя, — Карис подхватил меня и понёс к выходу.
— Но оно того стоило, — слабо улыбнулась я, поудобнее устраивая голову у него на плече, пока Лен закрывал дверь трактира.
— Вот, уложу завтра на целый день в кровать, — сердито сообщил брат, направляясь вниз по улице, — тогда будешь сначала думать, а потом делать.
— А ещё лучше — привяжи, для надёжности, — подал голос Лен.
— Так и сделаю, — кивнул Карис. — Спасибо.
— Не за что, — усмехнулся Лен. — Доброй ночи.
Что-то в его голосе заставило меня насторожиться. Я сосредоточилась и сразу поняла: предвкушение — вот что это было.
'Удачной охоты, кайе'.
'Спасибо, каэнне. Завтра зайду'.
Лен неслышно растворился в ночной темноте.
Я вздрогнула, и Карис сразу замедлил шаг:
— Тебе плохо?
— Нет, отпусти, пожалуйста, — я попыталась высвободиться, — сама пойду.
Карис нахмурился, но всё-таки осторожно поставил меня на ноги.
— Смотри, если что, подхвачу.
Я хотела отказаться, но зацепилась носком туфли за глубокую выбоину в булыжной мостовой и почти упала на брата. Он ничего не сказал (хотя будь на его месте кто-нибудь другой, я бы, наверняка, получила пренебрежительное: 'я же говорил!'), просто обнял меня за плечи и притянул к себе. Я, по давней привычке — сколько же раз мы так ползали по лестнице в 'Белом Лисе', обхватила его за пояс, и попыталась поддержать.
Карис грустно улыбнулся:
— Опять обо мне беспокоишься. Не пора ли о себе подумать?
Я насторожилась — что это он затевает? Но ответила спокойно:
— Конечно. Как только ты женишься — сразу подумаю.
— Снова ты за своё? — буркнул Карис. — Перестань меня сватать.
— Всё-всё, больше ни слова.
Разговор оборвался, и оставшуюся часть пути мы прошли молча. Когда в конце очередной улицы смутно забелела вывеска нашего постоялого двора, было уже довольно поздно, но к счастью, калитку ещё не заперли. Видно, мы с Ари были не единственными полуночниками среди постояльцев.
На крыльце я отстранилась от Кариса. Вдруг кто-нибудь из наших ещё сидит в общей зале, точно подумают, что у него снова приступ, а это совсем ни к чему. Но беспокоилась я зря — в зале никого не было, только светилась полоска под дверью за стойкой, наверно, хозяйка наводила порядок в кухне.
Я уже поставила ногу на первую ступеньку, и тут же вспомнила, что теперь мы живём внизу. Брат, насмешливо улыбнувшись, взял меня за руку и потянул вправо:
— Нам сюда.
Как только мы вошли в комнату, Карис с глухим стоном осел на пол, не успев отойти от двери. Я от неожиданности — ведь три месяца уже ничего не было! — чуть не свалилась рядом, но вместо этого как-то дотащила его до кровати. Ох, не к добру я сегодня 'Белый Лис' вспомнила!
Через два часа я готова была рыдать в голос: по сравнению с этим приступом, все предыдущие были пустяками, не стоящими внимания. Лицо у Кариса сделалось не просто бледным, а мраморно-белым, чуть ли не прозрачным, зрачки расширились настолько, что закрыли почти всю радужку, и, по-моему, он уже не понимал, на каком свете находится! Не подействовало даже Нелдино зелье, а силу я передать не могла: в полнолуние это очень опасно. Я попыталась понять, что случилось, но едва попробовав слиться с Карисом, порвала связь. То, что мне удалось ощутить, было просто невыносимо: судя по всему, бедному Ари казалось, что его голову разносит на части дюжина кузнецов с огро-о-мными молотами!
Если бы здесь не было меня, он уже орал бы во всю мочь и лез на стенку, впрочем, скорей всего, его не хватило бы и на это.
Ещё никогда я не чувствовала себя такой беспомощной: от обычной травницы толку не будет, а к магу-целителю среди ночи так просто не ворвёшься.
Всё, что я сейчас могла — сидеть рядом, на краешке кровати, и держать брата за руку. Не знаю, что бы я, в конце концов, сделала, как вдруг меня словно толкнуло к сундуку Кариса. Я откинула крышку, едва не сорвав её с петель, и начала лихорадочно выбрасывать вещи, добираясь до дна.
Шкатулка с браслетами обожгла мне руки даже сквозь кожу мешочка. Я, ругнувшись сквозь зубы, добралась до кровати и подсунула эту зачарованную штуку брату под ладонь. От его прикосновения крышка открылась мгновенно, и не успела я глазом моргнуть, как два браслета заняли своё место на запястье и на плече правой руки — прямо поверх рубашки, а вторая пара каким-то неуловимым образом оказалась на левой. Аметисты в браслетах начали светиться, переливаясь радугой оттенков: от нежно-сиреневого до тёмно-фиолетового, почти чёрного цвета.
Мне оставалось только молча смотреть и ждать. Наконец, камни вспыхнули густо-лиловым светом и погасли. Я дрожащим голосом осторожно позвала:
— Ари... — и свалилась на пол от изумления. Он преспокойно спал, а на лице не осталось даже намёка на приступ. Единственным напоминанием о недавнем кошмаре были слипшиеся от пота волосы.
'Теперь, братик, ты без этих браслетов и шагу не сделаешь!' — от нахлынувшего облегчения я даже не могла пошевелиться, и заснула, опустив голову на край его кровати.
— Дара, ты с ума сошла! Как я в них на улицу выйду? — возмутился Карис на следующее утро, когда я осторожно предложила ему не снимать браслеты.
— Но ведь вчера они тебе помогли?
— А если их увидят, неприятностей не оберёшься, — брат криво усмехнулся. — Мы не сможем объяснить, откуда у простых артистов такие вещи...
— Погоди... — я, задумавшись, теребила выбившуюся из косы прядь волос. — Оставь только те, что на плечах, их под рубашкой можно спрятать, и видно не будет, а с запястий сними.
— Хм-м, — озадачился Карис, — пожалуй, можно попробовать. Всё равно, хуже вряд ли будет.
Я не смогла удержаться, и ехидно заметила:
— Зато, когда решишь сдаться какой-нибудь даме, ей, наверняка, понравится, даже очень.
Секундой позже, в меня полетела подушка, но не тут-то было: я незаметно перетекла в сторону, и метательный снаряд едва не снёс кувшин с букетом сирени на столе.
Не теряя времени, я подхватила подушку и отправила обратно, причём, попала точно в цель — Карис пошатнулся и свалился на кровать. Вставать он не спешил, и я слегка забеспокоилась, как бы у него не повторился вчерашний приступ. Подойдя к кровати, я осторожно склонилась над ним, и... возмущённо рванулась, пытаясь освободиться из захвата, но оказалась прижатой к тюфяку.
— Нехорошо издеваться над старшими, — заметил Карис с ехидной улыбкой. — Проси прощения, тогда отпущу.
— Не дождёшься, — огрызнулась я, и, разозлившись, попыталась двинуть ему коленом. Карис сумел увернуться, но меня не выпустил. Зелёные глаза потемнели, а я вдруг ошарашенно подумала: 'Сейчас поцелует... О, Богиня, никак вчерашнее наваждение вернулось!'
Время словно остановилось, мы молча смотрели друг другу в глаза, я чувствовала, как неистово стучит его сердце, а моё, кажется, и вовсе, собралось выпрыгнуть из груди.
Внезапно Карис разжал руки и встал, освобождая меня.
— Извини, немного не рассчитал. Синяков нет?
— Нет, — хрипловато ответила я, поправляя рукав платья. — Пошли, а то к завтраку опоздаем.
Я направилась к двери, бросив мимолётный взгляд в зеркало, и остолбенела: вместо аккуратно, в кои-то веки, заплетённой косы, у меня на голове красовалось нечто, называемое по-нашему — 'побывала я на сеновале'. Перебросив косу на грудь, я расплела ленту и тряхнула головой — освобождённые пряди тяжёлой волной упали за спину.
— Заплести? — спросил Карис.
— Нет, не надо, — при одной мысли о его прикосновении, пусть даже к волосам, меня бросило в жар, и я стрелой выскочила за дверь.
Глава XI
За столом я думала о чём угодно, только не о том, что случилось несколько минут назад, хотя, больше всего, мои мысли занимал ночной приступ Кариса. Где-то в промежутке между мясной похлёбкой и пирожками с вареньем, меня словно оглушило: записка Веданы! О, Богиня, как всё просто — мы же в Вельте, нужно только найти Его Магичество Эстина и передать привет от Яриты!
Я чуть не рванулась из-за стола прямо на улицу магов, но вовремя остановилась — мало найти этого Эстина, он ведь может и отказаться, значит, надо идти туда вместе с Карисом, чтобы маг точно не отвертелся. И это намного сложнее — такого упрямца, как мой брат, ещё поискать, а уж на лечение, его и калачом не заманишь.
После завтрака у нас обычно утренняя тренировка, но сегодня Карис будет упражняться один. Я еле дождалась, пока он выйдет из-за стола и отправится за кинжалами: разговор предстоит серьёзный, не объясняться же нам на заднем дворе.
Когда я зашла в комнату, брат как раз доставал кинжалы из сундука, и обернулся только на шорох закрывающейся двери.
— Дара, ты же вроде стирать собиралась?
— Стирка никуда не денется, — отмахнулась я. — Мне надо с тобой поговорить.
— Что-то мне это не нравится... — как бы про себя, заметил Карис.
Я вдохнула поглубже, и ринулась в бой:
— Карис, мне Ведана посоветовала, если попадем в Вельту, найти одного мага, чтобы он тебя посмотрел, я...
— Нет, — отрезал Карис. — Хватит с меня магов.
— Но, Ари, почему? — я растерянно уставилась на брата. — Я же хочу, как лучше...
— Нет, — зелёные глаза стали ледяными. — Маги здесь не помогут.
— Откуда ты знаешь? — не отставала я. — У нас в деревне мага не было.
— Эх, сестрёнка, — Карис коротко и злnbsp;— Не могу... сейчас умру...
о рассмеялся, — думаешь, это пять лет назад началось? — Я осела на лавку, потеряв дар речи. — Ты просто не помнишь, маленькая ещё была, не понимала. Папа с мамой почти всех вельтских магов тогда обошли, мы с отцом даже в Раттею ездили...
Я помню, — прошелестела я сразу севшим голосом, — вас три недели не было. Ты мне привёз подарок — голубую стеклянную капельку на шею.
— И ты её ни днём, ни ночью не снимала, — улыбнулся Карис.
— А потом потеряла, когда купались. Вроде бы шнурок развязался, и ты нырял, пока не достал её.
— Ещё бы, ты тогда ревела на всю бухту. И где эта подвеска теперь?
Я слабо улыбнулась:
— В мешочке лежит. Цела до сих пор. Ари..., а что маги?
Карис закрыл крышку и медленно опустился на сундук, сверкнув глазами:
— Ничего. Разобралиnbsp; чуть ли не по костям, всяких учёных слов наговорили, и никто в мою голову лезть не пожелал. — На его виске неистово билась жилка. — Так что висеть мне у тебя на шее до конца дней, — брат дёрнул плечом и опустил голову, уставившись в пол.
Я рванулась к нему и обняла. Карис судорожно вздохнул, пряча лицо в моих волосах, а потом прижал меня к себе, крепко, почти до боли.
— Пожалуйста... — чуть слышно прошептала я, — ради меня...
Это было подло, так бессовестно воспользоваться его слабостью, однако, я не могла не попытаться, для его же блага. Карис чуть отстранился, и пристально посмотрел мне в глаза:
— Нет.
Я ненавидела сама себя, за то, что сейчас сделаю, но другого выхода он мне не оставил. Ари, словно очнувшись, слегка ослабил объятия, и я скользнула вниз.
— Умоляю! — выдохнула я, падая на колени.
— Дара! — короткий полустон-полукрик. Брат тут же сделался белее простыни, и выдавил:
— Да.
— Обещаешь?
— Обещаю.
Я поднялась, не глядя на Кариса, подхватила в углу, у двери, корзину с грязным бельём, и вышла.
К бельевой я шла наугад, почти ничего не видя из-за пелены подступивших слёз. Да, иначе было нельзя, но как же мерзко на душе — не просто разбередить рану, а ещё и всадить в неё кинжал! Карис не простит.
Войдя в бельевую, я сразу распахнула окно настежь, не терплю закрытых комнат, к тому же от горячей воды душно, пусть хоть ветерок продувает, иначе задохнуться можно.
Стирка — очень удобное занятие, руки заняты, зато голова свободна, думай о том, о чём хочешь. Но сейчас мне совсем не хотелось думать, а раз не надо думать, значит, будем... петь.
— Травушка расскажет мне о том, что случится, (1)
Пропоет мне песню ночную...
Ляжет мне рассветною росой на ресницы,
Расплетет мне косу тугую.
Солнце взойдет в огне,
Позовет в дорогу далече,
Но не подняться мне,
Не лететь к нему да навстречу...
Сколько раз я видела пожар-пепелище,
Сколько я ночей сна не знала.
Сколько мое сердце ошибалось, но все ищет —
Да судьбы своей не узнало.
Поздно ли, рано ли
Отыскать тропинку другую,
Чтоб из чужой земли
Возвратиться в землю родную...
Забери меня с собою ты, перепелка,
Уведи в чащу глухую.
Стану серой птичкой незаметной — да и только,
Растоплю тоску ледяную.
Заслышав шаги, я обернулась. Сердце тревожно сжалось: неужели Ари? Но в дверном проёме возник кое-кто другой.
— С удовольствием помогу, — улыбнулся Лен. — Доброго дня, Дара.
— Чем поможешь? — я была слегка сбита с толку.
— Растопить 'тоску ледяную', — он хитро подмигнул. — Красивые девушки не должны замерзать, тем более, от тоски. Могу я пригласить тебя на прогулку верхом?
'Почему бы и нет? Стирку я почти закончила, день свободный, а Карису на глаза лучше не попадаться хотя бы до вечера'.
— Хорошо. Подожди немного, бельё развешу. Лен... ты знаешь Его магичество Эстина?
— Кто же его не знает. Глава всех магов Вельты. А зачем он тебе понадобился, если это не тайна?
— Привет передать.
— Его сейчас нет в городе. Уехал на Большой совет в Раттею. Будет нескоро.
— Готово, — я повесила на верёвку тёмно-зелёное платье и повернулась к Лену. — Я мигом, только переоденусь.
— Тебя проводить? — спросил Лен, открывая передо мной дверь.
— Нет, спасибо.
— Тогда я жду у ворот. Да, Дара, не бери Бурана.
'Интересно, это ещё почему? Посмотрим... я люблю сюрпризы'.
Уже на пороге комнаты я вспомнила: дорожная одежда осталась в фургоне, придётся идти на задний двор. А там Карис...
Если бы вчера мне кто-нибудь сказал, что я буду стараться незаметно, словно мышка, проскользнуть мимо родного брата, я бы только рассмеялась, но что поделаешь: всё когда-нибудь случается впервые.
Волчий дар не подвёл, Ари услышал только шорох двери, а судя по свежей россыпи щепок вокруг мишени, он был зол, как сто чертей.
Я быстро переоделась, собрала волосы в хвост, но перед дверью замешкалась — сказать или не сказать?
'Наверно, всё-таки лучше сказать, а то потом, не дай Богиня, искать начнёт'.
Встав на пороге, я сообщила Карису в спину:
— Я с Леном. Верхом прокатимся, — и, не дожидаясь ответа, как можно быстрее, скрылась за углом.
Выйдя за ворота, я не поверила собственным глазам.
Лен ждал меня верхом на вороном жеребце, держа в поводу... самое настоящее чудо! — изумительную серебристую кобылку.
— Нравится?
— Лен, как зовут эту прелесть?
— Серебрянка. Тебе помочь?
— Нет, не надо, — я осторожно подошла поближе.
'Ну почему я не догадалась взять что-нибудь вкусное?!!'.
Досада на собственное скудоумие, похоже, так явно отразилась на моём лице, что Лен усмехнулся и вытащил из седёльной сумки яблоко.
— Держи!
После нескольких минут воркования с моей стороны, и похрустывания — с её, мы с Серебрянкой прекрасно поладили, и я взлетела в седло.
Лен улыбнулся и тронул вороного. По городу мы проехали шагом, как и положено законопослушным наездникам, но за воротами Лен сразу же пустил коня в стремительный галоп. Серебрянка держалась вровень с красавцем-жеребцом, без усилий, играючи.
Дорога, бурой от пыли лентой, стелилась под копыта лошадей, в лицо дул свежий ветер, а с неба проливало щедрые потоки лучей ослепительно-яркое солнце.
Уловив проблеск одобрения во взгляде Лена, я, в глубине души, поблагодарила Кариса. Он, помня мои мучения во время побега, решил научить меня по-настоящему ездить верхом, и, при любой возможности, немилосердно гонял весь этот год. Как только у него хватило терпения — ведь к Бурану меня, особенно вначале, приходилось чуть ли не тащить за шиворот.
Через час Лен свернул с главной дороги на неприметную тропку, вьющуюся между холмами. Серебрянка без понуканий направилась следом, а Лен мимоходом заметил:
— Вы очень друг другу подходите, Серебрянка и Серебряная Тень.
— Как... — я чуть не выпала из седла, — откуда ты узнал?!!
— Спросил. Серый Странник просил передать, что семья скучает и ждёт.
— Лен... у тебя есть прямой переход к нам?
— Нет, мне ответили песней.
— А почему не посмотрел? Так проще.
Лен слегка смутился:
— Не был уверен, что ты позволишь.
— Спасибо за вести, — я подъехала почти вплотную:
'Можно?'
Лен остановил коня поперек тропы и повернулся ко мне:
'Конечно, каэнне'.
Пристальный взгляд, глаза в глаза, и я растворяюсь в стальном блеске. Воля, мощь и, прозрачно-обжигающий холод.
'Да, это ты... Северный Ветер'.
— Лен, а куда мы едем?
— Хочу тебе кое-что показать, — загадочным голосом сообщил он.
— Ты просто кладезь тайн, — улыбнулась я. — Ещё далеко?
— Нет, почти приехали. Дальше — пешком, всего пару шагов.
— А лошади? — забеспокоилась я.
— Не бойся, они приученные, никуда не уйдут.
— А если...
— Никаких 'если', — хмыкнул Лен. — Чёрный Вихрь обучен для боя. Тому, кто рискнёт их увести, я не позавидую. — Он спрыгнул с коня и подошёл к Серебрянке. Но помощь мне не требовалась, я соскользнула с седла, не задев даже его плеча.
Лен искоса глянул на меня, но промолчал, закидывая на плечо мешок, отвязанный от седла Чёрного Вихря.
Я пошла вперёд, и, пройдя совсем немного, восторженно охнула. Между двух невысоких холмов, уходя далеко вперёд, брала начало огненно-алая, от буйно полыхающих маков, долина.
— Какое чудо!
— Я знал, что тебе понравится.
— Даже заходить боязно.
— А мы далеко не пойдём. Расположимся прямо здесь. — Лен повёл меня к правому холму. — Вершина почти плоская, будет удобно.
Устроились мы, и в самом деле, замечательно.
Из мешка Лен извлёк полосатую красно-жёлтую скатерть, запылённую бутыль с залитым воском горлышком, и... два бокала.
Я потеряла дар речи:
— Как ты их довёз?!!
Лен довольно ухмыльнулся:
— Немножко магии, ничего больше.
— Так ты ещё и маг? Не слишком ли много для одного человека?
— Ты не любишь магов? — наигранно унылым тоном спросил он.
— Не знаю, — хищно улыбнулась я. — Пока попробовать как-то не довелось.
Лен сложился пополам от хохота, но почти сразу посерьёзнел:
— Нет, маг — один мой приятель, а на бокалы он наложил наговор неразбиваемости. Вот и весь секрет.
После бокалов, одна за другой, начали появляться разные вкусности: половина ещё тёплого каравая, жареная курица, пирожки с яблоками и изюмом.
'Надеюсь, Лен не станет открывать бутылку клыками? Не люблю жестов напоказ!'
Обгладывая куриную ножку, я, словно невзначай, поинтересовалась:
— Наверно, сам ловил?
Лен подавился яблочным пирогом, а когда прокашлялся, возмущённо заявил:
— Как ты могла подумать? Меня в жизни так не оскорбляли! Разве это можно ловить?!!
Я тихонько хихикнула:
— Почему нет, я бы не отказалась посмотреть, как ты за ней гоняешься.
В глазах Лена сверкнули зеленоватые огоньки:
— Олень, лось или кабан — это добыча. Всё остальное — мелочь.
Пока я смаковала пирожок с изюмом, Лен мгновенно расправился с бутылью, сорвав печать ножом, и в искрящиеся бокалы полилась тёмно-красная струя.
Я осторожно взяла свой, и ноздри невольно дрогнули: вишня и ваниль, а вкус... просто сказка!
— Лен, это из твоих личных запасов?
— Да.
Я сделала ещё глоток и совершенно серьёзно изрекла:
— Зря сказал. Я ограблю тебя в самое ближайшее время.
Лен ослепительно улыбнулся.
— А я совсем не против.
Допив вино, я осторожно поставила бокал на скатерть, и, закрыв глаза, откинулась на спину.
— Лен, спасибо.
— За что?
— За прекрасный день.
— Не стоит благодарности. Дара, переход тебе нужен срочно?
— Не очень, время терпит, — не открывая глаз, мурлыкнула я. — Что-то случилось?
— Ничего серьёзного. Просто мне нужно уехать на пару дней. Небольшой спор из-за территории.
Лицо обдало порывом ветра, и я нахмурилась: в воздухе чувствовался пока ещё слабый, но отчётливый привкус влаги.
— Лен, нам пора. Будет дождь.
— Ты права, едем.
Остатки пиршества в мгновение ока исчезли в мешке, и уже в седле, я обернулась с лёгкой печалью — так не хотелось расставаться с долиной.
— Не грусти, — подмигнул мне Лен. — Мы ещё вернёмся, обещаю.
К счастью, мы спохватились вовремя, и успели в город до дождя. Перед воротами постоялого двора, Лен спешился, и, пока я прощалась с Серебрянкой, извлёк из второй седёльной сумы Чёрного Вихря какой-то свёрток.
— Дара, это тебе.
— Что это?
— Ещё один сюрприз, — с хитрой улыбкой сообщил Лен.
Я присела на лавочку у ворот, распутала шнурок, и чуть не умерла на месте — та самая лютня!
— Лен, я не могу... Она для меня слишком дорогая.
— Если не возьмёшь — разобью.
Я вскинула на него глаза. Лицо Лена было совершенно серьёзно, и можно было не сомневаться — он так и сделает.
— Спасибо. Ещё немного, и я от тебя голову потеряю.
— Ты разгадала мой коварный план: я именно этого и добиваюсь, — в серых глазах прыгали лукавые искры.
Я невольно ответила на улыбку. В этом весь Лен — невозможно удержаться от того, чтобы не разделять его особенную озорную радость. Сейчас, глядя на него, я даже позабыла о том, что милая человеческая ипостась скрывает куда более опасного Лена — волка, вожака, настоящего хищника. Передо мной стоял не кайе, а просто друг детства.
— И зачем тебе это надо? — подначила его в ответ я. — Или просто, для поддержания формы?
Глаза Лена потемнели, и взгляд в одно мгновение стал пронизывающим и каким-то... дерзким, что ли... Я внезапно почувствовала, как что-то между нами изменилось, и сразу вспомнила его вчерашние слова: 'я, хвала Богине, тебе не брат, а вот кое-кем другим стать очень хотел бы'.
Мне вдруг стало страшно и отчаянно захотелось вернуть то взаимопонимание, что царило здесь только что.
— Нет. Ты мне нравишься, Дара. Как женщина. Очень нравишься, — он наклонился ко мне и поцеловал. Умело, страстно, получая искреннее удовольствие и, пытаясь доставить то же удовольствие мне.
А я заледенела. Не могла пошевелить ни рукой, ни ногой, отвечая на его поцелуй лишь губами — но не сердцем.
Он отстранился, и нежно приподнял мой подбородок, пытливо глядя в глаза. Я отвела взгляд в сторону и едва не вскрикнула, заметив Кариса, застывшего у ворот. И словно очнулась ото сна — чувства захлестнули с головой: удивление, горечь от того, что Лен видит во мне не друга, а девушку, в то время как я отношусь к нему как ко второму брату... и почему-то, жгучий стыд.
Я вскочила, прошептала Лену извечное 'спасибо за чудесный день' и проскочила мимо Кариса. Не дошла даже — добежала до дома и прислонилась к стене, пытаясь успокоиться. И отчего я так разволновалась? Ну, поцеловал меня Лен, ну, произошло это на глазах у брата... и что? Что теперь? Можно подумать, Карис прежде не знал, что я взрослая девушка, которая может вызывать интерес у мужчин, сам, когда Лерна играл, поцеловал уж точно не по-братски, вчера чуть не до обморока довёл, и...
Но почему, почему именно Лен?!..
Немного придя в себя, я опасливо глянула в сторону ворот, но они были уже плотно закрыты снаружи.
Войдя в дом, я проскочила вихрем через общую залу и коридор, и, уже в нашей комнате, бросилась к окну: двор был пуст.
Лен, наверняка, уехал, но где же Карис?!!
Я понимала, что моё беспокойство выглядит, по меньшей мере, глупо: Ари уже давно не мальчик, но не тревожиться я не могла. Разбушевавшееся воображение рисовало самые сумасшедшие картины: кто знает, что взбредёт ему в голову?
Раньше я бы сказала, что Карис не станет придавать значения такому пустяку, как мой случайный поцелуй с мужчиной. Да у нас в деревне на каждых посиделках были игры с поцелуями, и ничего, а сейчас...
И, пожалуй, впервые, я подумала, что совсем не знаю своего брата.
Я отошла от окна, и тут же в дверь осторожно постучали. Сердце дрогнуло: неужели Ари вернулся? Но нет — за дверью нерешительно переминался с ноги на ногу, Авет.
Сначала я решила, что он пришёл с поручением от хозяина или хозяйки, но приглядевшись, усмехнулась про себя. Левый глаз у мальчишки заплыл от здоровенного синяка, а нижняя губа заметно распухла.
— Хорош, ничего не скажешь, — заметила я.
— Дара, я... это... — начал было он.
— Заходи, — я открыла дверь пошире. — Надеюсь, твоему противнику досталось не меньше?
— Угу, — Авет просто расцвёл от гордости, — видела бы ты его.
— Наверно, испугалась бы до икоты.
Авет осторожно присел к столу, и опасливо покосился на коробок с лекарствами, который я принесла с подоконника.
Я откупорила пузырёк с отваром багрянки (2) и накапала зелье на полотняный лоскут.
— Возьми, приложи к губе.
— А...
— Это не больно, — обронила я.
Парень с опаской взял тряпочку, но через минуту в здоровом глазу мелькнуло недоверчивое удивление:
— И правда, не больно, наоборот, прохладно.
Я вытащила второй пузырёк, с примочкой от синяков, и осторожно спросила:
— Чем тебя мать лечит? — добавив про себя: 'Что ты от любого зелья шарахаешься?'
Авет дёрнул плечом:
— Ма долго не разговаривает. Как припечатает 'жгучкой', (3) и готово.
Я сочувственно поморщилась, вытащила ещё один лоскут, и дождавшись, пока он намокнет, наложила Авету на глаз.
— Посиди пять минут. Полностью не уберёт, но хотя бы видеть сможешь.
— Ага, спасибо.
— Не за что, — улыбнулась я, и, немного погодя, добавила: — Ну-ка, попробуй открыть глаз, — Авет убрал тряпицу и осторожно моргнул. — Видишь?
— Да.
— Вот и хорошо, — я достала чистый пузырёк и отлила немного примочки. — Держи. Перед тем, как спать ложиться, ещё сделай, а потом утром.
— Спасибо.
— Пожалуйста.
Едва за Аветом закрылась дверь, как я схватила подаренную лютню.
— Если ты уйдешь, (4)
Станет мне темно,
Словно день ты взял,
Словно ночь пришла под мое окно,
Не горящая ни одной звездой.
Словно птицы все улетели прочь,
И осталась мне только ночь да ночь,
Если ты уйдешь...
Если ты уйдешь,
Как мне дальше жить,
Вечерами мне ожидать кого?
И ночной огонь для кого сложить?
И куда мне плыть среди бурных волн?
И куда девать дней своих запас?
И с какой звезды не сводить мне глаз?
Если ты уйдешь...
Если ты уйдешь,
Опустеет сад,
Опустеет мир, опустеет дом,
Холода пойдут по пустым лесам,
Реки спрячутся под тяжелым льдом.
И в пустой ночи — тьма без берегов,
Половицы скрип — тень твоих шагов...
Если ты уйдешь...
Горло перехватило, пальцы дрогнули и внезапно оборвавшийся звук умолк недоумённо-жалобной нотой.
Я отложила лютню и, уже в который раз, подошла к окну, но Ари нигде не было.
На ужин я не пошла, зато опять очень живо навоображала кучу всяких глупостей, и, вконец изведясь, уснула на кровати Кариса.
Разбудила меня жалобно пискнувшая от порыва ветра, ставня. В раскрытом окне набирали силу тёмно-лиловые южные сумерки. Карис сидел у стола, уронив голову на скрещенные руки. Отблеск одинокой свечи золотистым бликом запутался в каштановой пряди.
Я осторожненько 'причувствовалась' к нему: не приведи Богиня, снова приступ! Нет, вроде бы всё в порядке, вот только...
Ещё этого не хватало — в душу лезть! Я бережно отстранилась, но видимо, Карис всё-таки что-то ощутил: вскинул голову и посмотрел прямо на меня, а потом поднялся, подошёл к кровати и сел на край.
Он прерывисто вздохнул и накрыл мою ладонь своей. Рука в руке, глаза в глаза.
'Солнышко, я тебя обидел. Я знаю, ты хотела как лучше...'
'Ари, я...'
'Дара, послушай. Обещаю, я пойду к этому магу. И... прости, что заставил тебя тревожиться. Сам не знаю, что на меня нашло, и вчера, и сейчас. Всё равно, это должно было случиться, рано или поздно'.
Я почувствовала, как на глазах выступают слёзы.
'Ари, ни Лен, и никто другой никогда не займут твоего места. Я люблю тебя и всегда буду любить, что бы ни случилось'.
'Я тоже люблю тебя, солнышко'.
Выспалась я, после вечерних переживаний, на удивление хорошо. Карис, конечно же, вставать еще и не думал, — значит, придется будить, и так чуть не проспали.
Закончив умываться, я неслышно скользнула к его кровати, протянула руку — но вместо того, чтобы потрясти за плечо, погладила по волосам:
— Карис, просыпайся.
Он потерся щекой о мою ладонь, но глаз не открыл.
— Братик, мы опоздаем.
— Уже встаю, — неохотно, с заметной хрипотцой.
Карис сел и, откинув со лба непослушную прядь, взглянул на меня: сначала вскользь, потом — пристально и вместо сонной дымки в его глазах сверкнуло что-то очень странное.
— Дара, ты соображаешь, что делаешь! — вдруг рявкнул он. — Оденься немедленно!
Я недоумевающе посмотрела вниз и, запоздало сообразив, что стою в одной спальной рубашке, мгновенно исчезла в своем закутке.
Одевалась и причесывалась я под плеск воды и тихое мурлыканье — похоже, Карису пришла на ум новая песня.
— Дара, полотенце подай, пожалуйста. Я забыл.
— Сейчас, — вытащив из сундука чистое полотенце, я вышла в комнату. Карис все еще склонялся над тазом:
— Держи, — я набросила полотенце на протянутую руку.
— Спасибо, — брат обернулся и я застыла, не в силах оторвать взгляда от капель воды, россыпью горного хрусталя сиявших на смуглой коже. Одна сверкающая бусинка, не удержавшись на плече, заскользила по груди Кариса и меня пронзило острое, почти неудержимое желание повторить ее путь — губами. Я, как завороженная, шагнула вперед, но сразу остановилась, резко отшатнувшись.
— Дара, осторожно, — на талии сомкнулись его руки. — Что случилось?
— Ничего, — с трудом выдавила я, не понимая, что со мной происходит.
— Не похоже, — обронил Карис, и продолжая держать меня, коснулся лба ладонью. — Что-то ты горячая: может, простыла? Посмотри-ка на меня.
— Со мной, правда, все в порядке, — но голос предательски дрогнул.
Руки брата чуть сдвинулись, обняв крепче, и мне пришлось сделать шаг вперед, чтобы не упасть.
— Дара, с каких пор у нас друг от друга секреты?
Карис уткнулся губами мне в макушку, я замерла, не понимая теплой волны внутри — не привычная нежность, что-то более горячее... чуть отстранилась...
Глаза Ари — необычно тёмные, с каким-то странным огнем в глубине зрачков — возникли совсем рядом, я вздрогнула от неожиданности и, обожженная его дыханием, рванулась прочь — за дверь, задыхаясь, совсем запутавшись в переплетении мыслей и чувств...
Оказавшись в коридоре, я прижала ладони к пылающим щекам: 'Что случилось? Хотела бы я сама это знать... Как будто я никогда раньше Кариса без рубашки не видела! Видела... но... не как...'.
— Эй, девка, проход не загораживай! — громыхнуло над ухом.
Занятая мыслями, я не заметила, как дошла до общего зала. Пропустив торопящегося постояльца — судя по помятому виду, мужику явно не терпелось опохмелиться — я, все еще сама не своя, направилась к нашему столу.
Едва за Дарой закрылась дверь, Карис шагнул назад, и почти упал на лавку, уронив лицо в ладони.
Перед глазами вновь, как живая, встала картинка: Лен, целующий Дару. Лен — это не Тар, перед ним Дара может и не устоять. Тогда Кариса с головы до ног захлестнуло темное, жгучее желание: сделать что угодно, но не позволить другу прикоснуться к сестре. Другу? Или...
И, словно вспышка молнии, недавний взгляд Дары, устремленный на него — совсем не сестринский, скорее, женский...
'Что за безумные мысли?! — Карис резко поднялся и шагнул к окну. — Ведана была права, во всем права: я не должен, не смею удерживать Дару'.
Но стоило только представить, что сестра уйдет, что ее не будет рядом, и Кариса пронзила такая боль, что перехватило дыхание.
'Солнышко мое...' — два простых слова значили намного больше, чем просто ласковое обращение. Как никогда ясно, Карис понял, что Дара, и в самом деле, была для него солнцем, всегда — с самого детства.
Но солнце не запрешь в комнате и не спрячешь в сундук, и если его Солнышко решит светить кому-то другому, он — отпустит и пожелает счастья.
А пока — будет рядом, чтобы уберечь и защитить — любой ценой.
Глава XII
Большое спасибо Марине Ружанской. — за помощь в создании этой главы.
Лёгкий ветерок игриво перешёптывался с ветвями молоденького клёна. В шелесте листвы почудилось что-то знакомое и я прислушалась, закрыв глаза. На губах сама собой появилась улыбка — эту песню я прекрасно знала. Хотя, возможно, это всего лишь шутка моего буйного воображения. Так или иначе, но почему бы и не спеть, если хочется?
— Как ко мне посватался ветер, (1)
Бился в окна, в резные ставни.
Поднималась я на рассвете, мама,
Нареченною ветру стала.
Ну, а с ветром кто будет спорить,
Решится ветру перечить?
Вышивай жасмин и левкои,
С женихом ожидая встречи.
— Ждать не надо, я уже тут, — Лен широко улыбнулся, закрывая за собой дверь.
Правда, произвести такое же впечатление, как в таверне, у него не получилось. Я почувствовала его приближение еще на улице, и, опустив вышивание в корзинку, собралась подняться навстречу, но он уже пересёк двор и сел рядом.
— Вообще-то, ты мне не жених, — усмехнулась я.
— Так за чем дело стало? — вкрадчиво поинтересовался Лен. — Ты только скажи...
— Я уже сказала, — иногда, единственный выход — прикинуться полной дурой, особенно после того поцелуя. — Как твой спор, всё уладил?
— И очень удачно, — совсем другим тоном сообщил Лен. — Правда, пришлось причесать кое-кому холку, чтобы думали, прежде чем делать.
— Впечатляющее, наверно, было зрелище.
— Не знаю, со стороны не видно, — со скромной гордостью заметил Лен и продолжил: — но мои сказали, что да. Вообще-то, я не просто так в гости зашёл, а по делу.
— К Ари или ко мне?
— К тебе. Нашёл замечательную Тропу, хочешь взглянуть?
Я чуть не подскочила на лавке:
— Ещё спрашиваешь?!! Пошли скорей!
Через пару минут, мы с Леном уже стояли перед зеркалом. На моё счастье, Карис ушёл в город, так что можно было ничего не объяснять.
Лен осмотрел зеркало, хмыкнул, и что-то неодобрительно проворчал себе под нос.
Я обеспокоенно спросила: дания, — он усмехнулся и шагнул в зеркало.
'Хоро-ош! — томно сообщила Тень. — Может, познакомимся с ним поближе? Я очень даже не против!'
И эта туда же!
'Я тебе познакомлюсь! Если не угомонишься, месяц на прогулку не выпущу, так и знай!'
'Что-то ты сегодня злая! — обиженно заметила Тень. — Я же для нас стараюсь, — и умолкла'.
Через пару дней после того как Лен сделал мне переход, хозяин неожиданно собрал всю труппу в фургоне, для очень важного разговора.
Как оказалось, герцог Растейн решил торжественно отметить десятую годовщину вступления на престол. Как человек утончённый, или считающий себя таковым, Его Высочество пожелал устроить нечто более интересное, чем уже набившие оскомину пир или охота. Венцом длительных размышлений стало оглашённое на всех перекрёстках воззвание об артистическом турнире с очень соблазнительным призом из пятидесяти свеженьких, только что отчеканенных золотых монет.
Конечно, при таком раскладе, в Вельте скоро будет не протолкнуться от приезжих трупп. Само собой, наш хозяин тоже не собирался оставаться в стороне, и уже подал заявку на участие.
Заманчивое описание радужного будущего, которое наступит, если мы возьмём хотя бы один главный приз, я пропустила мимо ушей. Гораздо больше меня интересовали поползновения Айрены, устроившейся рядом с Карисом. Брат, занимая место на спальной доске, видимо, рассчитывал на меня, но я немного опоздала (ездила верхом с Леном), и Айри не упустила удобный случай.
Наша знойная красавица крайне настойчиво прижималась к Ари то бедром, то коленом, больше того, всё время норовила склонить голову ему на плечо. Бедный братик застыл каменной статуей, но вот беда, пересесть ему было некуда.
Остальные спальные доски оказались заняты: на одной привычно расположились Фелла и Авет, другой завладел Севет, умудрявшийся слушать хозяина и, одновременно, писать очередной 'шедевр'.
Хозяева, как самые важные персоны, восседали посреди фургона на лавке, принесённой с постоялого двора, причём, почтенный Шалис время от времени сердито косился на Рона, примостившегося не где-нибудь, а на денежном сундуке.
Зато я, благодаря мужской одежде, сидела более чем удобно — скрестив ноги, на полу, впрочем, у почтенной Вереты, с её страстью к чистоте, здесь можно было не то что сидеть, а даже без всякой опаски обедать.
Однако, уже через десять минут, не вытерпев безмолвных страданий Кариса, я решила вмешаться. Поборов сильное искушение попросту вытащить Айрену за волосы, я незаметно подобралась почти вплотную, и, совершенно случайно, упала брату на колени.
Айри мгновенно позеленела — теперь ей пришлось бы прижиматься ко мне, а я не Карис, терпеть не стану.
Я усмехнулась краешком губ и прошептала Карису на ухо:
— С тебя вишнёвый пирог.
— Да хоть дюжина, — облегчённо улыбнулся он.
Всех мужчин, включая хозяина, одновременно одолел какой-то странный кашель, Авет и Фелла дружно прыснули, и только хозяйка сохранила невозмутимое спокойствие.
Почтенный Шалис подождал с минуту, и проnbsp;— Лен, как зовут эту прnbsp;елесть?
должил:
— Условия такие: первый день — песенный, через два дня — представление, и под конец — танец. Насчёт песни решим. Танец... — хозяин многозначительно глянул на Айрену, — справишься?
— А партнёр? — Айри тут же обожгла взглядом Кариса.
Хозяин словно не заметил:
— Вы с Роном будете хорошо смотреться.
Айрена надула губы:
— Его же год натаскивать надо, чтобы что-то получилось!
— Да я с тобой не то, что танцевать, за один стол больше не сяду! — завопил оскорблённый красавец с сундука.
— Замолчали, оба! — рявкнул хозяин. — Как я сказал, так и будет! Теперь о представлении... — у меня по спине пробежали мурашки. — Судить будет герцогиня, так что берём 'Сказание о Лерне и Эвельде'.
'Спокойно, Дара, спокойно, — уговаривала я себя. — Может ещё отвертимся!'
&nbsnbsp;p;Но следующая фраза хозяина повергла меня в столбняк.
— Карис, Дара, если сыграете, как на празднике у маркиза — жалованье повышу вдвое. А теперь раз всё решили — расходитесь, нечего зря время терять.
Из фургона я вылетела, словно спасаясь из горящего дома, но, только захлопнув за собой дверь комнаты, высказала всё, что я думаю о хозяине вообще, и о повторном представлении, в частности.
На моё счастье, Кариса задержал почтенный Шалис, и брат не слышал моей прочувствованной речи — за некоторые выражения, он бы мне уши оборвал.
Положение было — хуже некуда.
'Если откажется Карис, мне придётся играть с Роном, а я этого просто не вынесу. Если откажусь я, то Эвельду Белорукую, к гадалке не ходи, будет играть Айрена (и половина, если не больше, зрителей решит, что Лерн идиот), а этого не вынесет Карис. О, Богиня, что же делать?
Ладно, всё равно деваться некуда, не отдавать же Кариса на съедение этой... Да, может ничего и не случится, тогда ведь было полнолуние'.
Когда вернулся Ари, я почти успокоилась и сидела на лавке с вышиванием.
— Что ещё взбрело в голову нашему многоуважаемому хозяину? — с нескрываемым ехидством поинтересовалась я.
— Решил выехать на нас, — усмехнулся Карис. — Петь на турнире придётся мне.
— Ты ожидал чего-то другого? — хмыкнула я. — Это и ежу понятно. Да, танцеватьтоже будем мы?
— Нет, Айрена и Рон. Хозяин сейчас с ними совещается.
— И как он этого добился? — мне на самом деле стало любопытно.
— Очень просто. Заявил, что если они не прекратят вести себя как два, — Карис ухмыльнулся, — кто именно, я тебе говорить не стану, то сейчас же могут собирать пожитки и отправляться на все четыре стороны.
— Умно, теперь они наизнанку вывернутся, чтобы всё получилось.
'Да чтоб этого герцога каретой переехало!'
Я плюхнулась на лавку, и чуть слышно застонала: от стопы до колена правую ногу свело тянущей болью. Старая травма напомнила о себе, и кто бы сказал, зачем мне тогда понадобилось забираться на тот клён? Ага, вспомнила — на спор, конечно.
'Целый месяц лезем из кожи вон, послезавтра — первый день состязаний, а в хозяина как будто бес вселился: и то не так, и это неправильно, и вообще, таких бездарей свет не видывал! Непонятно, почему нас до сих пор гнилыми яблоками не закидали!'
Хозяин действительно, пустился во все тяжкие: скрипя зубами и отчаянно торгуясь, снял зал для репетиций, а для Рона и Айри нанял ещё и музыкантов. Причём, их номер держался в строжайшей тайне: похоже, почтенный Шалис задумал что-то такое, чтобы всех соперников от зависти удар хватил.
Мои раздумья прервал сердитый вопль:
— Дара, ты куда подевалась?!! Все уже на сцене!!
— Иду! — отозвалась я, добавив шёпотом несколько красочных слов в адрес герцога и хозяина поочерёдно.
К концу репетиции, мне безумно хотелось укусить хозяина: Эвельда у меня, понимаете ли, стала тусклой, а вместо Лерна, по сцене, и вовсе, ползает какое-то унылое недоразумение.
После этого замечания моё терпение лопнуло. Едва наш деспот открыл рот для очередной гневной отповеди, я развернулась в его сторону и показала взгляд, когда-то перепугавший нашего старосту.
Получилось просто замечательно: на физиономии почтенного Шалиса сменились разом все цвета радуги, ноги подкосились, и он ощупью опустился на ближайшую лавку, сообщив дрожащим голосом, что на сегодня хватит.
Не веря своему счастью, я и Эвельда Белорукая, вернее, Фелла, так резво слетели с помоста, что столкнулись в дверях, спеша вырваться наружу.
Какие там прогулки верхом или обращения, сейчас я мечтала только об одном — поесть и поспать!
Зато, на следующий день, в зале для репетиций нас ожидал настоящий сюрприз.
Пройдя несколько шагов от порога, Карис остановился так резко, что я налетела на него сзади.
— А это что ещё за...
— ...чертовщина, — подсказала я, выглянув из-за его плеча, потому что брат явно не мог найти подходящее слово.
Помост с двух сторон ограждали широкие деревянные щиты, сплошь в каких-то пёстрых разводах, а посередине пустого пространства стоял почтенный Шалис и орал во всю глотку:
— Рон, твою налево, я что сказал — чуть подвинуть! Куда ты его потащил, растяпа?!! Чуть, это и значит чуть!
Из-за третьего щита, стоявшего немного дальше других, высунулся растрёпанный и обозлённый Рон.
— Чем указывать, сами попробуйте, может лучше получится!
— Отойди, идиот! Ну что такое, всё приходится делать самому! — хозяин скрылся за непонятной штукой, но сетования на безрукость и безмозглость некоторых личностей доносились очень отчётливо.
Карис немного понаблюдав за происходящим, негромко окликнул Рона:
— Слушай, что здесь творится?
Парень спрыгнул с помоста, подошёл поближе и таинственным шёпотом сообщил:
— Какая-то новая придумка, называется... как же... тьфу, слово такое, язык сломаешь..., а, вспомнил: 'де-ко-ра-ция'. Точно.
— И зачем она нужна? — спросил Карис.
— Ну, я не совсем понял, но вроде как для представления, чтоб зрители знали, где действие происходит: в лесу, в замке или ещё где. На них всё нарисовано.
Я с интересом присмотрелась:
— А что тут нарисовано?
— Хозяин сказал, что лес, а с другой стороны — замок. Их поворачивать можно.
Мы с Ари понимающе переглянулись и еле удержались от смеха: 'лесом' это можно было назвать только спьяну. И художник, похоже, во время работы, не просыхал. Как оказалось, удерживалась эта 'декорация' с помощью боковых распорок.
Идея, конечно, бредовая, но не спорить же с хозяином, сразу взовьётся на дыбы!
Может из-за этой штуки, а может из-за чего другого, но почтенный Шалис на этот раз пребывал в хорошем настроении, придирался немного, а где-то посередине репетиции соизволил обронить: 'Неплохо'.
Наконец, всё закончилось, но расходиться мы не спешили: Карис что-то живо обсуждал с хозяином — судя по их лицам, речь шла о предстоящем песенном дне, а меня остановила Фелла, которой срочно потребовался совет насчёт нового платья.
Я слушала её, изредка поглядывая на декорацию, и думала, что бродячий кот нарисовал бы лучше.
Но тут речь зашла о вышивке, и я по-настоящему увлеклась, тем более, что опыт имелся, и немалый: шитьё я не переносила, а вот вышивание...
Нашу оживлённую беседу об узоре в виде гирлянды хмеля прервал топот, треск и глухой удар: кто-то, разогнавшись и не сумев остановиться, со всего маху влетел в одну из боковых декораций, она не выдержала и начала падать, а меня словно приморозило к полу.
— Дара!!! — Карис махом пролетел пол-сцены, и каким-то чудом выдернул меня за мгновение до того, как эта зараза свалилась точнёхонько на то место, где я только что была. На ногах мы не устояли, но Карис умудрился почти по-кошачьи извернуться, и я упала на него. Причём, Ари, похоже, крепко приложился затылком об пол.
Я, удивляясь тому, что ещё жива, бережно отстранилась от брата, но подняться не смогла и свалилась рядом.
Через пару минут, я ощутила осторожное прикосновение к ладони, ответила на пожатие и, только после этого, неуверенно села.
Карис, уже приподнявшийся на локте, незряче посмотрел на меня, моргнул, потом в его глазах что-то дрогнуло, он резко сел, и, так сжал меня в объятиях, что я чуть не задохнулась:
— Живая, Дева Пресветлая, живая!
Я всхлипнула и обняла его за шею. Встать мы смогли минут через пять, и то, цепляясь друг за друга, и тут же, чуть не упали снова от оглушительного вопля:
— Ты что натворил, паршивец!!
Я, по-прежнему держась за руку Кариса, повернулась в сторону злосчастной декорации — там, мраморной статуей, застыл перепуганный до полусмерти Авет.
Хозяин, от негодования ставший багрово-красным, собрался отвесить сыну отменную оплеуху, но между ним и парнишкой неуловимо возник Карис, перехватив занесённую руку на полпути.
— Не стоит, — пристальный взгляд зелёных глаз и спокойный ледяной голос намертво пригвоздили почтенного Шалиса к полу.
Я подошла к растерянной и сбитой с толку Фелле, замершей у ступенек.
— Уведи отца. Ему сейчас лучше прилечь, выпить чего-нибудь успокаивающего. 'Кошачья радость' (2) у вас есть?
— Да, — уже осмысленно отозвалась Фелла.
— Вот и хорошо. Идите. Мы сами всё уладим.
Проводив Феллу и почтенного Шалиса до двери, я обернулась к подмосткам. Влажный блеск во взгляде Авета и предательски задрожавшие губы говорили сами за себя — я тут же отступила назад, плотно закрыв за собой дверь. Карис поможет мальчику гораздо лучше, чем я.
Через пятнадцать минут Авет появился на пороге, виновато опустив глаза, но, Хвала Богине, без слёз.
— Дара, я не нарочно, извини.
— Ну, что ты, — я улыбнулась, легонько взъерошив его рыжие вихры. — Конечно, не нарочно. И не извиняйся, пожалуй, это я должна сказать 'спасибо'.
— За что? — у Авета изумлённо округлились глаза.
— После такого, твой отец уж точно, больше не поставит на подмостки эту штуку.
— А то вдруг в следующий раз на него упадёт, — добавил Авет, и мы дружно рассмеялись.
Карис, вышедший следом, запер дверь и опустил руку Авету на плечо:
— Дара, скажи, чтобы нас не искали. Погуляем по городу.
— Конечно, — я заговорщицки им подмигнула. — Серьёзный разговор, понимаю.
— Иди, иди, — усмехнулся Карис, — не мешай мужчинам.
Вернувшись на постоялый двор, я тут же была атакована почтенной Веретой. От матери Авету досталось бы, пожалуй, куда основательней, чем от отца, поэтому я очень убедительно и красочно расписала безответственность господина Шалиса, притащившего на сцену совершенно бесполезную и, как оказалось, опасную вещь.
Бурное объяснение супругов, последовавшее за моим рассказом, я наблюдала с огромным, хотя и тщательно скрываемым удовольствием, благо, проходило оно в общем зале.
Всё вышло как нельзя лучше: скандал был умопомрачительный, а декорацию разгневанная хозяйка пообещала лично порубить топором на мелкие кусочки.
Зато, когда наши мужчины, усталые, но довольные, вернулись с прогулки, их ожидал сюрприз в виде накрытого стола и яблочного пирога — только для Авета. Мальчишка от изумления лишился дара речи — он-то ожидал хорошей нахлобучки, а тут такое!
Да, покушать здесь было что, но позволить брату и Авету потом маяться от обжорства, я не могла и с радостью к ним присоединилась. В конце концов, если бы не я, вместо праздника желудка им досталась бы дырка от бублика и отменная головомойка впридачу.
Через час я окинула стол ленивым взглядом, мучительно раздумывая: стоит ли съесть ещё один пирожок с малиной или уже не влезет. Авет доблестно сражался с третьим куском яблочного пирога — и где в нем всё это помещалось (он один слопал чуть ли не половину всего, что было)?
Карис откинулся к стене, прикрыл глаза и сообщил:
— Отдам всё что угодно за горячую ванну.
Я небрежно поинтересовалась:
— Нельзя ли поточнее, что именно?
Авета с лестницы окликнула мать. Парнишка бросил печальный взгляд на недоеденный кусок и пошёл наверх.
Карис, кажется, уловил что-то в моём голосе, и едва не сорвался с места:
— Дара, неужели?
Я улыбнулась:
— Иди. Бадья полная, полотенце и мыльный корень на столе.
— Сестрёнка, я тебя обожаю! — Карис встал из-за стола и вдруг спросил, озорно блеснув глазами:
— А спинку потереть?
Я бархатно промурлыкала, опустив ресницы, чтобы скрыть насмешку:
— Если очень попросишь... Хотя, хочешь, я Айри скажу, думаю, она тебе не только спинку потрёт, но и компанию составит. Бадья просторная — вдвоём поместитесь, только не забудьте потом пол вытереть.
'О-о... Не верю глазам своим... Он... он покраснел!'
Карис что-то сердито прошипел — прислушиваться я не стала, наверняка, что-нибудь уже знакомое, развернулся и... сбежал, пока я не отправилась на розыски Айрены.
Я поудобнее устроилась на лавке и, понемногу отпивая из кружки, принялась обдумывать заскочившую на огонёк каверзную мысль.
'Простенько, но может сработать. Попробовать, что ли?' — иногда я бываю настоящей чертовкой.
Я подождала почти час, вполне достаточно, чтобы братец наплескался вволю, и неслышно проскользнула к дверям нашей комнаты. Конечно, Карис заперся. Я усмехнулась и медово пропела, постаравшись точно изобразить Айрену:
— Карис, мне Дара сказала, что тебе помощь нужна. Даже ключ дала... Я зайду?
Сначала молчание, потом тихая, (вот только я всё прекрасно слышала) но оч-чень выразительная тирада. Ну, кто бы мог подумать, что Карис умеет так красочно и образно выражаться — большая часть слов была мне незнакома.
Поворачивая ключ в замке, я подумала, что шутка получилась довольно злая, потому что, скорей всего, Карис просто удрал через окно, или забрался в одёжный сундук.
Но, открыв дверь, я остолбенела на пороге: братец, в одном полотенце на бёдрах, возлежал на кровати, глядя на дверь с такой многообещающей улыбкой, что не устояла бы даже жрица Девы с пожизненным обетом целомудрия.
— Ну надо же так всё испортить, — вкрадчиво произнёс он. — Я только решил, что глупо бегать от своего счастья, а тут — ты!
Я молча смотрела на него, чувствуя, что краснею.
'Попасться в свою же собственную ловушку! Он всё просчитал! Или вправду...'
— Ты выходишь или остаёшься? — спросил Карис, соскальзывая с кровати и направляясь к своему сундуку.
Я повернулась и закрыла дверь с той стороны. Очень хотелось что-нибудь разбить, но я сдержалась.
'Сама виновата. Можно подумать, не знала раньше, что Карис тоже умеет шутить, и ещё как'.
Какое-то шевеление у выхода в общий зал привлекло моё внимание. Авет, только что спустившийся сверху, очень активно подавал мне непонятные знаки. Я оторвалась от двери и подошла к нему.
— Что случилось? Тебе всё-таки попало?
— Да нет, — отмахнулся мальчишка. — Дара, я сказать хотел... мы, когда гуляли, Карис какой-то странный был. Бледнел несколько раз, правда не очень заметно, и левый висок тёр.
— Спасибо, — выдохнула я и помчалась обратно в комнату.
Брат уже оделся, и, сидя у стола, настраивал лютню.
Я спросила с порога:
— Ари, голова болела?
— Да, было, — спокойно отозвался он. — Не волнуйся, браслеты всё убрали. Кажется, они в самом деле помогают.
— Как я могу не волноваться?!! Ты понимаешь, что говоришь!
Весь остаток вечера я не спускала с Кариса глаз. Он, конечно, был далеко не в восторге, но понимал, что я не отстану, и смирился. Зато, кажется, решил довести меня до белого каления: после ужина обосновался в общем зале с лютней и чуть не полночи развлекал посетителей, хотя, моим единственным желанием было запихать его в комнату, привязать к кровати, нацепить вторую пару браслетов и напоить зельем. Я уже начала всерьёз подумывать о том, как устроить ему потерю голоса, но к счастью, не пришлось.
Предчувствия меня не обманули: на этот раз Кариса скрутило на рассвете, да так, что пришлось снова отдавать Силу.
— Карис, Дара, да умерли вы там, что ли?!
'О, Богиня, кого это ещё принесло с утра пораньше? Если не уберутся, порву всех на клочки!'
— Просыпайтесь, живо!! Мы опаздываем!! Год будете работать бесплатно!!
'Ну всё, сейчас хозяин узнает, что с утра меня лучше не злить!'
Я разъярённой ведьмой вылетела из кровати и рванула дверь так, что хозяин чуть не упал на меня. Резко отпихнув его назад, я вышла в коридор и осторожно, чтобы не разбудить Кариса, закрыла дверь.
— Доброго вам утра, почтенный Шалис, — пропела я, окинув его взглядом голодного волка и хищно улыбнувшись. — Вы что-то хотели?
Хозяин умолк на полуслове, а потом сдавленным голосом осторожно сообщил:
— Мы опаздываем. Карис сегодня должен петь. Состязание вот-вот начнётся.
— Мне очень жаль, — ещё проникновеннее улыбнулась я, — но у него был приступ и петь он не сможет.
— Но... но... — начал заикаться хозяин, — как же...
И тут я нанесла последний удар.
— Если бы он вчера не ударился, спасая меня от декорации, может быть, ничего и не было бы. Увы, я не могу его оставить — приступ может повториться в любую минуту, и думаю, будет лучше всего, если вместо нас споёте вы.
Хозяин едва не уронил челюсть на пол, а я проскользнула обратно в комнату и закрыла дверь на ключ.
Вернувшись в кровать, я привычно свернулась клубочком, но сон не шел. Почему-то вдруг стало так холодно, словно я лежала не в кровати под одеялом, а в мясном отсеке ледника — зубы сами собой выбивали мелкую дробь.
— Малышка, что стряслось? — раздалось с соседней кровати.
— Н-ничего, — кое-как выдавила я.
— Ну-ну, — хмыкнул Карис. — Я отсюда слышу, как у тебя зубы стучат.
Через минуту занавеска отдернулась и меня накрыло еще одно одеяло, а Карис улегся рядом.
— Зачем? — пискнула я.
— Затем, — Ари потянул меня к себе и обнял. — Только не говори, что не мечтала о личной грелке.
— Но...
— Никаких 'но', — он улыбнулся. — Спи, котенок.
— Я не котенок.
— Как скажешь. Спи, волчонок.
Ответить я уже не смогла, провалившись в омут сна.
...— Волчонок, пора вставать.
— Уйди, — пробормотала я, утыкаясь в подушку.
— Не могу, — с едва уловимой смешинкой прозвучало над ухом.
Я распахнула глаза. Аметист в браслете на плече Кариса лукаво подмигнул фиолетовой искоркой. Щеки тут же стали горячими: это же надо, устроилась на Ари, как на тюфяке и преспокойно сны смотрю.
— Выспалась?
— Да, спасибо, — чуть приподнявшись, я легонько чмокнула его в ключицу.
— Не за что, — в зеленых глазах плеснулись золотые искры. — В следующий раз сразу зови, а то в ледышку превратишься.
— Хорошо, — согласилась я, пытаясь сползти с него. — Пусти.
Убрав руку с моего плеча, Карис вдруг прошипел сквозь зубы:
— Нельзя ли поосторожней...
— Ой, — ошалело выдохнула я, поняв, куда чуть не угодила коленом и быстро скатилась вбок. Но прежде, чем я успела что-то сказать, Карис уже выбрался из кровати.
— Я пойду, — он подоткнул край одеяла, — а ты, если хочешь, еще поспи.
— Нет, я тоже встаю. Как думаешь, — я усмехнулась, — может, нам уже пора вещи собирать?
— Скоро узнаем, — в тон ответил Карис, шнуруя ворот. — Обедать пойдем в зал?
— Да. Пусть хозяин там скандалит, а то придется еще за выломанную дверь платить — я его утром еле утихомирила.
В зал мы спустились в полной боевой готовности, но из всей труппы там оказался только Севет.
Пока Карис заказывал поздний обед (или ранний ужин), я подсела к Севету, как всегда что-то строчившему на листе.
— День добрый, Севет.
Поэт, вырванный из мира грез, пару минут смотрел на меня, потом в серых глазах проступило узнавание:
— День добрый, Дара.
Я не стала ходить вокруг да около, задав самый главный вопрос:
— Выступление было?
— Нет, — унылым, совсем не вяжущимся с ехидно-насмешливым взглядом, тоном, ответил Севет. — С теми соловьями, что перед герцогом и герцогиней разливались, только Карис бы на равных потягался. Хозяин решил не позориться, и правильно сделал — Рон вместо монет получил бы гнилые яблоки.
— А где все? — осторожно поинтересовалась я.
— Айрена с Роном еще до состязаний ушли. В городе, наверное, и заночуют. А хозяйское семейство у себя. Почтенный Шалис про вас уже спрашивал.
Внутренний голос посоветовал вернуться в комнату и начинать складывать вещи, но тут вернулся Карис.
Аромат тушеной говядины я учуяла, едва Ари отошел от стойки, и еле удержалась, чтобы на зарычать, и не перетянуть к себе весь поднос.
Ухватив поджаристую горбушку, я подцепила первый кусочек и...
— Дара, ты в порядке?
Вместо ответа я печально глянула в пустую миску: ну, что тут такого — просто очень кушать хочу.
'И чего они так уставились, — фыркнула Тень. — Если б из них столько Силы вытянуть, вдвое больше бы съели'.
'Может быть, — вздохнула я. — Но есть все равно хочется'.
'День добрый, каэнне', — вклинилась в наш разговор чужая мысль. Осторожно опустив вилку на стол, я скользнула за Грань.
'День добрый, Лен'.
'Поохотиться не желаешь?'
'Желаю, — тут же откликнулась я. — Очень желаю'.
'За тобой зайти?'
'Нет, я сейчас'.
'Буду ждать'.
Пару минут спустя я вернулась в привычный мир. Карис и Севет, увлеченные подбором какой-то сложной рифмы, к счастью, ничего не заметили.
— И кто пойдет объясняться с хозяином? — негромко спросила я.
— Только не ты, — усмехнулся Карис, вставая из-за стола, — иначе не миновать почтенному Шалису лекаря, если не гробовщика.
— Как скажешь, — словно гора с плеч свалилась. С меня и утреннего разговора хватило дальше некуда. — Тогда я в 'Приют' пойду.
— Ладно, — обронил Карис. — А Лен там?
— Там, не волнуйся.
Богиня, когда он, наконец, угомонится?! Мне уже не пять лет! Впрочем, не стоит портить себе настроение перед охотой.
О-ох! Мама, как же мне больно!
Плетясь по коридору к своей комнате, я мысленно далеко и надолго отправляла этот кошмарный день, эту злополучную охоту, а особенно — треклятого оленя!
'Не надо было столько сил зря тратить', — буркнула Тень, недовольная не меньше меня. — Сам бы справился, без тебя!'
'Если ты еще раз скажешь что-нибудь такое, — холодно и очень отчетливо произнесла я, — полгода не выпущу'.
Тень мгновенно умолкла, а я ухватилась за дверную ручку.
Карис, настраивавший лютню, вскочил с лавки, стоило только мне появиться на пороге.
— Солнышко, что стряслось?!
У меня, что, все на лице написано?
— Немного ушиблась, — попыталась улыбнуться я. — Только самой не достать. Поможешь?
— Что брать? — донеслось от окна, прежде чем я договорила.
— Склянку с подорожниковой мазью. На боку буква 'П', а мазь зеленоватая.
— Нашел, — откликнулся Карис. — Ее прикладывать или намазывать надо?
— Втирать, — я принюхалась и кивнула. — Она самая.
Встав у меня за спиной, Карис потянул рубашку из штанов — на охоту предпочитаю одеваться по-мужски — и закатав ее до шеи, выругался от души.
— Ари, ты чего?!
— И это ты называешь 'немного ушиблась'?! — взъярился Карис.
Резко участившиеся ночные, а в последнее время — и дневные, прогулки сестры заставляли его сходить с ума от беспокойства и тревоги. И, похоже, не напрасно...
На правой лопатке Дары наливался зловещей багровой синевой огромный синяк, а чуть ниже и левее, от позвоночника, уходила к талии длинная, набухшая кровью, царапина.
Беря склянку, Карис заставил себя успокоиться: еще не хватало сделать Солнышку больно. Некоторое время подержал мазь на ладони — согревшись, она лучше впитается и быстрее подействует, и осторожно, кончиками пальцев, дотронулся до синяка.
Ощутив прикосновение, Дара настороженно застыла, но вскоре Карис почувствовал, как расслабляется под ласковыми касаниями напряженное тело.
— Ари, в тебе такой талант пропадает, — блаженно выдохнула девушка через десять минут. — В любой бане золотом с головы до ног осыплют.
— Вот подожди, — Карис с ехидцей усмехнулся, — выставит нас хозяин из труппы, тогда пойду работать в баню, — добавив мечтательно:
— Лучше в женскую половину...
— Конечно, — подозрительно легко согласилась Дара. — А я возьму у тебя пару уроков и наймусь в мужскую.
— Только через мой труп, — неожиданно зло бросил Карис, жестко стиснув плечо сестры.
— Ари, мне больно! — почти всхлипнуnbsp;Я небрежно поинтересовалась:
ла девушка.
— Извини, я не хотел, — выдавил Карис, разжимая пальцы. — Сейчас все закончу, осталось только царапину обработать.
— Багрянка на подоконнике, — обернулась Дара.
— Ну, в крайнем случае, можно использовать старый способ — 'давай поцелую и все пройдет'.
— Это только малышам помогает, — в голосе Дары проскользнула легкая грустинка.
— Вовсе нет, — шепнул Карис, и наклонившись, легонько поцеловал краешек царапины.
Дара вздрогнула, как от ожога, еле слышно обронив:
— Багрянка все-таки надежнее.
— Да, пожалуй, — вдруг севшим голосом отозвался Карис и поспешно отошел к окну за пузырьком, ругаясь про себя последними словами.
Такого просто не могло быть: ведь Дара — его сестра! но... вкус ее кожи теплым шелком таял на губах, кружа голову, околдовывая, пробуждая желание.
Усилием воли прогнав все безумные мысли, Карис смочил чистый лоскут настойкой и повернулся к Даре.
— Мазь нужна? — глухо спросил он, тщательно промыв царапину.
— Нет, само заживет, — задумчиво ответила девушка.
— Как скажешь, — бросив лоскут в корзину с грязным бельем, Карис прошел к рукомойнику.
— Ари, ты все еще сердишься? — донеслось из-за спины через пару минут.
— Только на себя, — горько усмехнулся мужчина, вешая полотенце на гвоздь, и обернувшись, обнял сестру:
— Солнышко, пожалуйста, будь осторожней, ради меня.
— Но... — Дара вскинула голову и умолкла под его взглядом. — Обещаю.
— Спасибо, родная, — облегченно выдохнул Карис и добавил:
— Иначе тоже обращусь, и сам буду за тобой присматривать.
— Нет, — Дара вцепилась в его плечи, — никогда больше такого не говори! Только не ты!
— Хорошо, не буду, — уступил Карис, ласково гладя темные кудри.
Дара, чуть повернув голову, потерлась щекой о его ладонь, глаза девушки сверкали расплавленным золотом.
Карис на мгновение замер, заворожённо глядя на неё, а потом, сам не понимая, что творит — припал поцелуем к полуоткрытым губам, бессознательно ожидая укуса или пощечины, но ответом Дары стал такой же пылкий поцелуй...
Так просто, так легко — забыть обо всем, растаяв в золотом сиянии глаз, земляничной нежности губ... nbsp;
Только она... единственная... желанная... его...
СЕСТРА!!
Кариса словно ударило молнией — он отшатнулся от Дары так резко, что едва не упал.
— Ари... — теплый, чуть дрогнувший, бархат её голоса, взгляд с поволокой...
— Прости...
Последние отзвуки шагов Кариса уже давно стихли, а я все еще стояла посреди комнаты, не в силах сдвинуться с места, ощущая на губах его вкус — полынь и мёд...
А если бы Карис не остановился?! Нет, о таком я даже думать не должна!!
Богиня, как такое возможно — я не смогла ответить Лену, и вдруг потеряла голову от поцелуя собственного брата!
Но... всего несколько минут назад вместо брата я видела мужчину — мужчину, который будь все иначе, мог бы стать моим Волком...
Я решительно шагнула к зеркалу, почти срывая с шеи амулет — мне нужно забыть обо всем, что произошло, и я забуду.
Из-за Грани я вернулась далеко за полночь, но несмотря на усталость, сон не шел. В очередной раз повернувшись на другой бок, я с трудом удержалась от соблазна поискать Ари, если не 'волчьим даром', то мысленно, потому, что понимала где, а вернее — с кем он может сейчас быть.
'Хватит маяться', — недовольно рыкнула Тень, погружая меня в чуткую звериную полудрему, исчезнувшую от шороха открывающейся двери.
Войдя в комнату, Ари остановился у занавески, помедлил немного, но прошел не к своей кровати, а к окну.
Мысленно потянувшись к брату, я едва не взвыла от дикой смеси чувств, главными из которых были жгучая боль и презрение к самому себе. Не раздумывая ни мгновения, я переместилась к нему и обняла. Если будет нужно — вцеплюсь когтями, но не отпущу и не позволю наделать глупостей.
Карис сначала окаменел, потом вздрогнув, прижал меня к себе. Я невольно принюхалась, нещадно обзывая себя всеми ругательствами, которые смогла вспомнить, но... не смогла учуять даже намека на женщину. Родной, привычный запах смешивался только с холодноватой свежестью воды, а прядь волос, попавшая мне под щеку, была еще влажной.
Я прильнула к Карису теснее, растворяясь в ритме дыхания, в биении сердца — исцеляя и успокаивая. Сколько мы так простояли — не знаю, но поймав взгляд брата, я вздохнула с облегчением: отчаяние сменилось привычной нежностью.
Теплые губы благодарно коснулись виска — я, убрав руки с его плеч, отступила на шаг, а потом переместилась в свой закуток.
— Добрых снов, братик.
— Добрых снов, сестренка.
Два дня спустя.
— Чтоб чёрт побрал того, кто придумал сундуки! — негромко, но с чувством, донеслось с другой стороны комнаты.
Я, сонно щурясь (вчера мы очень славно, больше половины ночи, бегали с Леном по Тропе), отдёрнула занавеску: Карис, растрёпанный, в одних штанах, рылся в своём сундуке.
— Что опять стряслось? — зевнув, спросила я.
— Доброе утро. Сестрёнка, вот скажи, зачем мне столько одежды? Я тут ничего найти не могу.
— Ох, уж эти мужчины! — вздохнула я и вылезла из кровати. — Что надо-то?
— Рубашку, ту, зелёную, для выступлений. nbsp;Я небрежно поинтересовалась:
— Я её вчера выстирала. В фургонnbsp;е сохнет.
Карис что-то буркнул себе под нос.
— А что я надену?
Я мельком глянула на него:
— Иди, сначала умойся, а одежду я тебе приготовлю.
— Ладно, — Карис озорно улыбнулся и легко перелетел через подоконник прямо во двор.
Загадочно улыбнувшись, я направилась к своему сундуку: когда Ари вернётся, его будет ждать большой сюрприз, правда, раскладывать подарок пришлосьnbsp; добрых десять минут, чтобы не осталось ни одной складочки.
Вернулся Карис прежним путём — через окно.
— Ну, и... — он умолк на полуслове, как только взглянул на собственную кровать.
Я подмигнула ему и отправилась на кухню, за завтраком.
Через десять минут, я, удерживая увесистый поднос на одной руке (память о годах в 'Белом Лисе'), открыла дверьnbsp;Вернулся Карис прежним путём — через окно.
, вошла и ошеломлённо застыла у порога: посередине комнаты, в потоке света, стоял не то что Лерн, а настоящий принц!
Солнечные блики на каштановых волосах, весёлые изумрудные искры в глазах, и улыбка, от которой подкашиваются ноги.
На тёмно-синем шёлке рубашки играет и переливается серебро вышивки: по вороту, рукавам и подолу идут широкие полосы затейливого узора. Да, недаром я два месяца гнулась над пяльцами!
Очнувшись, я добралась до стола, оставила на нём поднос, и подошла поближе.
— Ну, как? — осторожно спросил он.
— У меня просто слов нет! — выдохнула я. — А тебе нравится?
— Дара, чудо моё, спасибо! — Карис подхватил меня и закружил по комнате. Я, счастливо смеясь, взъерошила его чуть влажные, от недавнего умывания, волосы.
— Пусти, у меня сейчас голова закружится!
Карис рассмеялся и осторожно поставил меня на скамью, но рук не разжал. Мне не часто доводилось смотреть на него сверху вниз, скорее наоборот, а искры в зеленых глазах завораживают, манят...
Я резко отпрянула от него, понимая, что ещё чуть, и...
— Готова спорить, что сейчас, при виде тебя в зале разобьётся не меньше двух мисок, — я старалась говорить спокойно, но голос все-таки дрогнул.
— Может, проверим? — глуховато отозвался Карис, опуская меня на пол.
— Конечно.
На этот раз я ошиблась по-настоящему: какие там миски! Айрена, совершенно ошалевшая от одного только взгляда на улыбающегося Кариса, выпустила из рук целый поднос — с завтраком для всей труппы!
Хозяин, сегодня явно вставший не с той ноги, получил прекрасный повод выпустить пар и устроил Айри такую нахлобучку, что вплоть до начала сборов на турнир, все остальные ходили тише воды, ниже травы.
Впрочем, стоило нам выйти на улицу и тут же оказалось, что неприятности только начинаются. Любителей посмотреть на дармовое зрелище сбежалось столько, что все прилегающие к главной площади улицы оказались забиты народом, как корчма посетителями в ярмарочный день.
Для пущего удобства и, чтобы не загромождать площадь фургонами, выступавшим труппам для подготовки отдали целиком ближайший трактир. Как только мы добрались до предназначавшейся нам комнаты, хозяин вдруг стал так усиленно беспокоиться, всё ли в порядке, что от этой заботливости хотелось вылезти в первое же окно.
Ещё немного — и он, наверное, предложил бы лично зашнуровать мне корсаж. Такого я уж точно не стерпела бы, поэтому просто склонилась в поклоне и нежнейшим голоском пропела:
— О, благородный супруг мой, король, — почтенному Шалису в 'Сказании' досталась роль короля Вейтена, дяди Лерна и мужа Эвельды. — Не соблаговолите ли вы пройти на мужскую половину, не дай Богиня, кто-нибудь позарится на вашу корону. Мы как-нибудь сами справимся.
Вся труппа грянула хохотом, хозяин стал пунцовым и поспешно удалился.
Закрепляя на волосах корону, я задумалась о представлении: а если, то, что случилось тогда, повторится? Может, если не вживаться в роль, ничего не будет?
Увы, играть вполсилы я не могла, даже если бы захотела, как и Карис. Лучшим подтверждением этому служила оглушительная тишина, нависшая над площадью во время представления.
Отпивая из кубка, я всё-таки мысленно напомнила себе, что Лерн — на самом деле Ари, и увлекаться не стоит.
Но благоразумие тут же испарилось как утренний туман: его губы — полынь и мёд, горечь и сладость, хмель поцелуя кружит голову, как вино...
Я с трудом отстранилась, пытаясь сообразить, где нахожусь, и что происходит. К счастью, актёрские навыки не подвели: мгновенной растерянности не заметил никто, кроме Кариса.
Я сумела собраться, понимая, что второго провала подряд нам не простят, и дальше всё прошло с таким накалом чувств, что, как потом испуганным шёпотом сказала мне Фелла: 'Я уж думала, вы и вправду умерли'.
Раскланиваясь под громовые раскаты хлопков, я бросила взгляд на ложу Их Высочеств: герцог сидел с отрешённо-задумчивым видом, а его супруга вытирала слёзы обшитым кружевами платочком. Однако, как ни странно, именно это и оказалось нашей ошибкой. Трагическая кончина Лерна и Эвельды слишком потрясла герцогиню Даллиту, и первый приз достался труппе из Раттеи, чья история закончилась не похоронами, а пышной свадьбой.
На почтенного Шалиса, когда он узнал, что мы проиграли, смотреть было страшно: побагровел так, словно напрашивался на сердечный приступ; глаза выпучил, и добрых четверть часа ни слова произнести не мог.
Зато, когда пришёл в себя, закатил целую речь: понёс нас с Ари по кочкам, да так, что у меня от злости в глазах потемнело. Я, уже не соображая, что делаю, рванулась вперёд, но почему-то всё получилось наоборот — я отлетела назад, и очнулась в объятиях Кариса.
— Дара, уймись! — брат мёртвой хваткой сжал мои запястья.
Я прерывисто выдохнула и заморгала, приходя в чувство.
— Что случилось?
— Ты чуть хозяина не убила. Еле удержал. Иди, переоденься, я сам с ним поговорю.
В комнату я влетела, всё ещё кипя от негодования, но там никого не было. Конечно, все до сих пор внимали гневному монологу господина Шалиса, очень удачно сделавшему меня и Кариса козлами отпущения.
Я попыталась распустить шнуровку корсажа, но никак не могла успокоиться, и пальцы неловко путались в скользких шнурках. После нескольких неудачных попыток я плюнула и решила идти прямо в костюме, тем более, что за окном уже вовсю хозяйничали тучи. Я невольно поёжилась: не люблю сырость, значит, нужно поторопиться. Подхватив суму с вещами, я внимательно осмотрела комнату — вроде бы ничего не забыла, и направилась к выходу.
Не успела я сделать и пары шагов, как дверь открылась, и в комнату вошёл Лен с великолепной полностью распустившейся белой розой в руках:
— Поздравляю с победой!
— Лен, какая победа? Ты же видел, первый приз мы не взяли, — я грустно усмехнулась. — Хозяин чуть с ума не сошёл.
— Ну если тебе его так жалко, — ехидно улыбнулся Лен, — давай, я эти пятнадцать золотых сам вам выплачу.
— Что?!!
— Это по деньгам вы проиграли, — уже серьёзно сказал Лен и добавил: — а по мастерству всех остальных наголову обошли. Так что для тебя важнее — деньги или успех?
Я улыбнулась и взяла цветок:
— Может быть, ты и прав. Спасибо. Пойдём?
— Сейчас, только кое-что проверю.
Лен смотрел на меня точно так же, как тогда у ворот, и серые глаза стремительно темнели... Он бережно, но властно притянул меня к себе и поцеловал.
Да, это не полынь и мёд, это — вереск и... кровь, свежая кровь. Я ощутила, как с неистовой силой внутри меня просыпается волчица, и... всё изменилось.
Тёмное, безрассудное желание отравой бурлило в венах, сковывая, подавляя волю и разум. Я отвечала на его поцелуи с такой страстью, которой сама в себе не подозревала. Меня бросало то в жар, то в холод, а в голове билась только одна мысль: 'Здесь! Сейчас! Немедленно! Пришёл Он... Хозяин... Повелитель... Кайе!'
Внезапно Лен резко разомкнул объятия, я протестующе застонала, а очень знакомый голос, где-то в стороне, произнёс:
— Отойди от неё, мерзавец!! — и резкий звук удара.
Угар вожделения словно сдуло ветром, я огляделась и чуть не умерла на месте от стыда.
Посреди комнаты стоял белый от ярости Карис; Лен, уже без туники, (сам снял или я помогла?!! Богиня, точно я!!) медленно поднимался с пола, потирая скулу.
А я... я, непонятно как, оказалась на одном из задвинутых в угол столов, с напрочь расшнурованным корсажем и сдёрнутым с плеч платьем.
'Ну вот, — разочарованно протянула Тень. — А как всё было хорошо!'
'Убью!!! — в голос взвыла я'.
'Кого?'
'Обоих! Серый негодяй! Это же надо — разбудил Волка, догадался, что ты к нему неравнодушна!'
Я, кое-как стянув платье на груди, вне себя от бешенства, соскочила со стола, и подлетела к Лену.
Ярость, охватившая меня, вылилась в оглушительную пощёчину — Лен, только что вставший на ноги, пошатнулся и чуть не упал. Я повернулась к выходу, и едва не рухнула на пол, накрытая волной гнева, исходящей от Тени. Карис вынес меня за дверь на руках и бережно усадил на скамью, укрыв своей курткой:
— Подожди. Я сейчас.
Я прислонилась к стене, дрожа всем телом. Чувствовала я себя просто ужасно, словно с тяжёлого похмелья, (ну, наверное, хотя, напиваться мне ещё ни разу не доводилось). Голоса Лена и Кариса за стеной сливались в смутный гул. Я попыталась применить 'волчий дар', но смогла разобрать только конец разговора.
— Где и когда?
— Завтра в девять. Оружейный зал на Северной. Я предупрежу, чтобы тебя пропустили. До встречи, Ари.
Больше я ничего не слышала, медленно сползая в какое-то тошнотворное беспамятство.
'Что было бы, если бы он не пришёл?!! Но... но... я же сама этого хотела! Я или Тень?!!' Вспышка ярости позволила уйти за Грань. Впервые за долгое время Тень чуть не взяла надо мной верх, и её усмирение забрало все силы без остатка. Пожалуй, никогда раньше мне не приходилось так серьёзно сражаться со своей волчьей половиной.
Не знаю, сколько времени прошло, но, вернувшись в обычный мир, я обнаружила, что лежу на своей кровати, укрытая маминой шалью, а около изголовья, на скамеечке, стоит глиняная кружка. Дотянувшись, я осторожно, чтобы не расплескать, поднесла её к губам: вино с травами.
После нескольких глотков в голове прояснилось, и я смогла встать. Кариса нигде не было. Я подошла к окну, раздвинула занавески, и охнула: судя по солнцу, было никак не меньше девяти, а то и больше. Ошиблась я совсем немного — вскоре колокол на Часовой башне отбил половину десятого.
Следовало бы пойти позавтракать, но я не была уверена, что смогу одолеть коридор: всё тело ныло, да и есть совсем не хотелось.
В голове монотонно и настойчиво, не давая мне покоя, стучало: 'Девять! Девять! Девять! Да что ж такое! — я сжала виски пальцами и попыталась сосредоточиться. — Что случилось?'
По коридору дробно простучали заполошные шаги, и, настежь распахнув дверь, в комнату влетел бледный Авет с перепуганными глазами.
— Дара... там... там... Карис с сетом друг друга убивают!!
Я сорвалась с места:
— Веди!
Мы вихрем пронеслись через зал, а во дворе я мгновенно взяла след.
Улицы сливались в смутное пятно, Авет сразу же отстал.
Какое-то здание... здоровяк, пытавшийся меня не пустить: 'женщинам сюда нельзя!', и осевший кулём от резкого удара под дых... плотная толпа мужчин, сквозь которую я, ведомая 'волчьим даром', прошла, как нож сквозь масло...
К оружейному залу Карис подошёл точно в девять. Посмотрим, к кому сегодня будет благосклонен Хозяин Молний. (3)
Охранник у входа окинул его цепким взглядом, отметив умело скрытый плащом клинок у бедра, и спросил:
— К кому?
— По приглашению Эллента эн-Вьерре.
Мужчина посторонился:
— Входите.
Просторная приёмная украшена портретами наиболее известных мастеров. Длинные скамьи вдоль стен, сквозь необычно высоко расположенные окна льются широкие полосы солнечного света; у камина беседуют двое, один из них — Лен.
Карис аккуратно сложил плащ на ближайшую скамью и направился к мужчинам. Рука привычно легла на рукоять, а губы тронула недобрая усмешка: 'Сейчас сету Элленту предстоит очень неприятный сюрприз!'
Собеседники прервали разговор, повернувшись к Карису, и одновременно уставились на его меч. Лен хищно сверкнул глазами:
— Почему он у тебя?
— Сет Навел завещал. Разве ты не знал?
Лицо Лена окаменело, но он справился с собой и даже усмехнулся уголком рта:
— Нет, — а потом повернулся к своему приятелю. — Знакомься, Рейет, это — Карис Лиат.
— Наслышан, — отозвался худощавый темноволосый мужчина, и кивнул Карису. — Я несколько раз был на ваших представлениях, ваше мастерство достойно восхищения.
— Благодарю. Теперь мы можем перейти к делу?
— Сюда, — Рейет открыл дверь.
Карис и Лен вошли по очереди.
Просторное помещение, дверь изнутри совсем незаметна на общем бежево-сером фоне; единственное окно вытянуто горизонтально почти от стены до стены. По центру, у самого потолка, жердины-перекладины тренировочной паутинки.
Все стены заняты оружием: от изящных кинжалов до массивных алебард, хищно блестящих желобками-стоками и огромных, чуть ли не полутораметровых бастардов. (4)
В каждом углу по 'балде', (5) для отработки ударов. Пол из грубо струганных досок-плиточек, каждая шириной в ладонь, чтобы ноги не скользили, и можно было точно и легко высчитывать расстояние до противника.
Всего несколько минут, и в руках Кариса уже матово посверкивает Серебряное Пламя — великолепный южно-артесский меч, (6) последний подарок ученику от сета Навела.
Лен, бросив короткий взгляд на любимый клинок отца, выдергивает из ножен Чёрного Волка — родовую фалькату (7) Вьерре.
Карис первым выходит в центр комнаты, поводит плечами, разминая мышцы рук, и замирает в боевой стойке. Мгновением позже Лен застывает напротив него.
Как-то совсем незаметно противники оказываются в тесном кольце зрителей. Конечно, поединок между сетом и простолюдином почти невозможен, а значит, новость о таком редком зрелище неминуемо должна была распространиться по городу так же быстро, как пожар по степи.
Поединок начался резко, словно лавина в горах. Вот только что стояла тишина и безмятежность, и вдруг пространство словно сминается рёвом летящей на тебя стихии. Мужчины молча и без заминки, сорвались с места, пытаясь зацепить друг друга острыми лезвиями. Но клинки не соприкоснулись, свистнули мимо, даже не задев одежд.
Противники почти синхронно, словно единое существо, вернулись на исходные позиции.
Второй раз атаку начал Лен, как более сильный, более матёрый воин. Вожак. Привычный сражаться и побеждать. От удара по корпусу Карис уклонился, но следующие удары заставили мужчину отступать, пока неожиданная подсечка не свалила его с ног.
Зрители возбуждённо загудели, тут и там слышались азартные возгласы:
— Десять золотых на сета эн-Вьерре!
— Пять — на менестреля!
Перекатившись, Карис ловко поднялся на ноги, отбивая удар в левое плечо, и контратаковал.
'Что ж, Лен, поиграем'.
Теперь отступал Эллент: веретено, зацепы и петли не давали ему вновь перейти в наступление, заставив полностью уйти в глухую защиту.
Противники закружили по залу. Если Лен больше уповал на силу и напор, то Карис плавными, молниеносными движениями напоминал гигантскую кошку.
Как бойца, Карис знал Эллента прекрасно и иллюзий на его счёт не питал. Лен всегда был опасным противником, и причудливыми арабесками его с толку не собьёшь — не зелёный новичок.
Однако, сет эн-Вьерре не всегда мог справиться со своими эмоциями, а это — плохое подспорье в битве. И сейчас он, похоже, изрядно разозлён, идеальный вариант — 'Восьмерка' на сближении.
'Попробуем'.
Угадать в петле над головой обманный финт смог бы только самый опытный мастер. Лен, повёл руку с мечом вправо и вверх, пытаясь перехватить нацеленный в шею удар, но... на эту обманку попался не один противник.
Карис, резко вывернул руку, меняя направление удара, словно поднырнул, приседая на полусогнутых и... взмах меча оставил на боку Лена глубокую рану. Алые бусины крови коралловым ожерельем рассыпались по полу, тут же впитавшись в мягкую податливую древесину.
Глаза Лена расширились от ярости, стали злыми и холодными. Зато глаза Кариса улыбались: 'Сам виноват'.
Отлично: соперник в бешенстве! Удар в бедро и постараться зацепить запястье. А после, ему придется открыть грудь — один удар и противник навсегда покинет этот мир.
Толпа зрителей, заворожённо наблюдающая за поединком, раздаётся в стороны, освобождая проход. В невидимый круг стремительно врывается темноволосая девушка, бросаясь чуть ли не под клинки.
Карис замирает почти мгновенно. Лен ещё по-инерции движется, в ярости пытаясь ударить Кариса по ногам, но движения неуверенные, координация чуть нарушена.
— Нет! — Дара смотрит Лену прямо в глаза и что-то тихо... рычит. Эллент вздрагивает, словно облитый ледяной водой, и медленно опускает клинок.
Мужчины окончательно расходятся, тем не менее, не отворачиваясь друг от друга и готовые в любой момент атаковать. Но Дара держится между ними, и становится ясно — поединок окончен.
Карис пропускает бледную, с антрацитово-чёрными глазами Дару вперёд, стоя вполоборота к бывшему противнику, вытирает клинок льняным лоскутом и, что-то негромко сказав Рейету, выходит из зала.
До постоялого двора мы шли молча, а войдя в ворота, разделились: Карис направился к фургону убрать меч, чтобы не было лишних вопросов. Впрочем, Авет, наверняка, уже такого наговорил, что вся общая зала гудит от любопытства, поэтому я выбрала самый короткий путь — через подоконник.
Я прошла в свой уголок, задёрнула занавеску, и, упав на кровать, зарылась в лицом в мамину шаль.
В голове всё путалось и мешалось.
Не знаю, может быть, сеатам и нравится, когда из-за них дерутся мужчины, но я не могла бы жить, зная, что стала причиной чьей-то смерти.
'Богиня, да что же с ними произошло!
Карис... — Я невольно вздрогнула, вспомнив его во время поединка: спокойное, без эмоций, лицо, сосредоточенный взгляд, хищная грация движений. Внутри менестреля таился беспощадный воин, и я с пронзительной ясностью поняла, что окажись я там минутой позже, он, не раздумывая, убил бы Лена.
— Нет, несправедливо, я тоже виновата, ничуть не меньше!'
Следом за этой мыслью пришли слёзы.
— Дара... — Карис осторожно коснулся моего плеча.
Я вскинулась, и... после, даже не смогла вспомнить, что именно наговорила ему. В памяти осталось только мертвенно-белое лицо брата и жёсткая пощёчина, прервавшая мою истерику.
— Приди в себя, потом поговорим. — Карис бесшумно вышел, закрыв за собой дверь.
Я застыла посреди комнаты, прижав ладонь к щеке. Медленно огляделась вокруг. Да-а... На кровати Ари — груда осколков, кажется, кувшин для умывания, на полпути от стола к окну — опрокинутая лавка, и... один из кинжалов, в косяке двери.
Искать Кариса я даже не пыталась. Могла бы, 'волчий дар' меня ещё ни разу не подводил, но не стала. После того, что я натворила, вряд ли он захочет меня видеть. Только окончательно всё испорчу.
Видимо, если не от Авета, то от кого-то другого наши всё-таки узнали о поединке, потому что даже хозяин, не терпевший опозданий и прогулов, не стал выяснять, куда мы запропастились. Труппа просто ушла на площадь без нас.
Я, совсем измучившись от тревоги и раскаяния, порылась в коробе с лекарствами, и налив себе двойную порцию сонной настойки, свернулась клубочком под одеялом. Настойка оказалась сделана на совесть — я проспала почти полсуток, проснувшись поздним вечером. Кариса ещё не было, а вот беспорядок в комнате никуда не исчез.
Когда он вернулся, я уже убрала все следы буйства и сидела у стола, глядя на огонь свечи.
Брат подошёл почти неслышно и опустился на лавку рядом со мной.
— Зачем ты так? — глухо спросила я. — Он же не... Хэл. И... я сама...
— Ты или Волчица? — тяжело уронил Карис. — У тебя в глазах ничего человеческого не было. И мне наплевать — сет он, или ещё кто, не позволю, чтобы мою сестру... как последнюю...!
— Не надо, пожалуйста.
Карис резко развернул меня лицом к себе.
— Запретить тебе с ним встречаться я не могу, но и так обращаться с тобой не позволю. Если любит — значит, женится; если не любит — пусть уйдёт, иначе, во второй раз я его не пощажу.
Брат отпустил меня и поднялся.
— Давай спать. Поздно уже.
Глава XIII
Заснуть в эту ночь я даже не пыталась: лежала на кровати, глядя в потолок, а в голове колючим клубком перекатывались путаные мысли. Конечно, можно было бы пойти прогуляться, но после битвы с Тенью, оборачиваться мне совсем не хотелось.
Промаявшись до восьми ударов колокола, я дождалась ухода Кариса — он тоже не спал, влезла в первое попавшееся платье, быстро заплела косу и вышла в общий зал. Народу было совсем немного, и я сразу же увидела Ари. Брат, отойдя к стойке, беседовал с темноволосым мужчиной.
Не доверяю незнакомцам, и всегда думаю о худшем, поэтому неудивительно, что в голове сразу возникла противная мысль: 'Неужели Лен решил отомстить за поражение, потребовав виру? Нет, он не мог так поступить или... мог?'
Приглядевшись повнимательней, я вспомнила — кажется, этот брюнет был вчера на поединке. Но что ему нужно от Кариса?
Я неслышно проскользнула за наш стол, не раздумывая, воспользовалась 'волчьим даром' и принялась внимательно слушать.
— Но почему? — незнакомец был явно сбит с толку. — Хорошо, повышаю вдвое, но это моё последнее слово.
— Господин Рейет, я уже сказал: я отказываюсь, — в голосе брата прозвучала сталь.
— Что ж, прощайте, — мужчина повернулся к выходу, — если передумаете, вы знаете, где меня найти.
— Прощайте, — Карис пересёк зал и занял своё обычное место.
Бросив короткий взгляд на брата, я поняла: спрашивать, о чём был разговор, бесполезно. Я попыталась 'причувствоваться' к нему и натолкнулась на глухую стену. Не знаю как, но Ари сумел полностью закрыться от меня.
Конечно, после вчерашнего...
Душу резануло острой болью, но я сумела не подать виду и, улыбнувшись вихрем слетевшему с лестницы Авету, пошла к стойке заказывать завтрак.
Когда я вернулась с полным подносом мясного рагу, пирожков с фасолью и кувшином травяного напитка, за столом уже сидела вся труппа.
'Сейчас начнётся!' — я предчувствовала град вопросов, но всё прошло, как обычно. — 'Очень странно! Даже если Авет никому ничего не сказал, наверняка, уже вся Вельта знает о поединке!'
Мои раздумья прервал хозяин, громогласно объявивший, что сегодня у нас свободный день. Я не поверила собственным ушам и собралась переспросить, но ошарашенные лица остальных убедительно подтвердили, что это правда. Кажется, почтенный Шалис, сообразил, что позавчера перегнул палку и после кнута решил угостить пряником.
К себе я вернулась слегка сбитой с толку. Никаких особенных планов не было, и я решила прогуляться на главную площадь, благо, там теперь каждый день ярмарка.
Только вот Ари... Я не сомневалась, что теперь он меня не то, что привяжет, как когда-то обещал, а на цепь посадит.
Раздумывая о том, как бы поаккуратнее подступиться к Карису, я перебирала одежду. Шёлковые платья — для выступлений и то, что осталось от мамы, я отвергла сразу: незачем привлекать внимание. Наоборот, повезёт, если пальцами показывать не будут.
Может, тогда вообще никуда не ходить? Но при мысли о том, чтобы просидеть весь день взаперти, душа взбунтовалась, и я достала платье из отбелённого льна с чёрной вышивкой.
Занявшись нарядами, я не обратила внимания на шорох двери и, уже задёргивая занавеску, натолкнулась взглядом на спину брата. Карис, стоя на пороге, с кем-то разговаривал. Кажется, с хозяйкой.
— Не сомневайтесь, конечно, присмотрю. С удовольствием, мне совсем не трудно.
— Спасибо, Карис. Так я им скажу, чтобы собирались?
— Хорошо.
Переодевшись, я бросила унылый взгляд в сторону зеркала — как же не хотелось переплетать волосы, но ничего не поделаешь, тем более, что пара-тройка непослушных прядей уже вылезли из косы, а в скором времени за ними обещали последовать и все остальные.
Я тихонько вздохнула, глядя, как Карис, сейчас обосновавшийся у зеркала, несколькими небрежными взмахами гребня расправляется со своей гривой.
— Иди, — обронил брат и отошёл в сторону.
Я распустила волосы и очень нехотно взяла гребешок, предчувствуя почти час мучений. Видимо, страдальческое выражение на моём лице всё-таки проняло Кариса. Через пару минут он кивнул в сторону лавки.
— Садись.
Я устроилась поудобнее и замерла в ожидании блаженства, но на этот раз в его прикосновениях не было даже намёка на привычную ласку, и только сейчас я поняла, что на самом деле произошло вчера.
Тот поединок не только разрушил давнюю дружбу Ари и Лена, но и возвёл между нами почти непреодолимую стену: 'Что же такого я вчера ему наговорила?!!'
Карис отложил гребень и спросил:
— Куда ты собралась?
— На площадь, а что, нельзя?
— Почему нельзя, — он криво усмехнулся, — можно, но только со мной.
— А если не соглашусь, — осведомилась я, — здесь запрёшь или кандалы наденешь?
— А это ты сама выберешь, — от его голоса у меня мурашки побежали по спине. — Но навещать сета Эллента я точно не пойду, так что может, сразу дома останешься?
Я вскочила с лавки:
— Что ты несёшь! Я не собираюсь его навещать!
— Ну, судя по тому, как ты меня вчера называла, — Карис улыбнулся, точнее, почти оскалился, — ты очень боялась за его жизнь...
— Ты просто идиот!! — выкрикнула я. — Я не за него боялась, а за тебя!! Если бы ты его убил, пошёл бы на каторгу, а... если бы он тебе что-нибудь сделал, я бы сама его убила!!
Это оказалось последней каплей: я не смогла сдержаться — по щекам сразу же потекли слёзы — и бросилась вон из комнаты. Карис перехватил меня уже почти у двери.
Я забилась, пытаясь вырваться, но он держал крепко, и, не выдержав, я уткнулась ему в грудь и разрыдалась.
Если Лен одним поцелуем перевернул мою жизнь с ног на голову, то Карис оставался самой надёжной, и, наверное, единственной опорой, удерживая меня в человеческом мире не меньше, а то и больше, чем амулет.
— Дара, солнышко, прости... Не надо, не плачь...
— Это ты меня прости... — приглушенный всхлип сорвался с моих губ. — Я не хотела... тебя обидеть...
Ари чуть отстранился и ласково провёл ладонью по моей щеке, стирая слёзы.
— Мир?
— Мир, — я прильнула к нему, чувствуя, как всё становится на свои места.
— Иди, умойся, — улыбнулся брат. — А потом пойдём, жаль будет, если день пропадёт.
Прохладная вода, казалось, смыла не только слёзы с лица, но и горечь с души.
— Карис, а зачем почтенная Верета приходила? — спросила я, выглянув из-под полотенца.
— Хотела узнать, пойдём мы в город или нет. Фелла с Аветом тоже собирались, так она попросила, чтобы мы их с собой взяли. Ты не против?
— Нет, конечно. В компании веселее. Я готова.
Открыв дверь, я нос к носу столкнулась с Аветом. Парнишка, умытый, причёсанный, в нарядной рубашке, сиял всеми веснушками в предвкушении праздника.
— Дара, а Карис идёт?
— Конечно, — я улыбнулась в ответ. — Где ты сестру оставил?
— Во дворе ждёт, — кивнул Авет. — Пошли скорей.
В отличие от меня, Фелла явно решила произвести впечатление, потому что нарядилась в лучшее платье из янтарно-жёлтого шёлка, и не смогла скрыть удивления при виде моего скромного наряда.
Карис, вышедший следом за мной, легко сбежал по ступенькам, окинул нас выразительно-оценивающим взглядом и улыбнулся:
— Похоже, сегодня мне будут завидовать все мужчины города. Не каждый день достается счастье сопровождать двух таких красавиц.
Фелла чуть покраснела, а я хитро подмигнула Авету:
— И пусть завидуют. С такими защитниками нам нечего бояться.
Парнишка тут же расправил плечи, приняв важный вид.
До главной площади мы добрались только через полчаса. Наша улица и в обычный день была очень оживлённой, а с началом турнира вовсе превратилась в бурный поток.
Мы с Карисом, незаметно переглянувшись, поделили подопечных: Ари держался рядом с Феллой, а я присматривала за Аветом. Честно говоря, это было нелёгкой задачей — шустрый парнишка то и дело норовил ускользнуть куда-нибудь, но скоро понял, что отделаться от меня не удастся, и смирился, хотя от оружейных лавок мне приходилось оттаскивать мальчишку чуть ли не за шиворот.
Впрочем, мы с Феллой тоже не отставали и с большим удовольствием застряли на целый час в ряду торговцев тканями и одеждой, пока наши мужчины не пригрозили сбежать в ближайшую таверну и не вернуться.
Мы, как умные девушки, оценили по достоинству страшную угрозу и, мило улыбаясь в ответ, нагрузили спутников своими покупками.
Однако, самым весёлым получилось посещение многочисленных балаганчиков, вручающих призы за меткость. Мы с Карисом поочерёднnbsp;Через десять минут, я, удерживая увесистый поднос на одной руке (память о годах в 'Белом Лисе'), открыла дверьnbsp;Вернулся Карис прежним путём — через окно.
, вошла и ошеломлённо застыла у порога: посередине комнаты, в потоке света, стоял не то что Лерн, а настоящий принц!
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
& — Красивая пара... — вдруг услышала я за спиной.
— Ты чего, соседка, это ж артисты, брат с сестрой...
— И, правда... я сразу не узнала, непохожи совсем.
'Надо же, нас уже за пару принимают', — усмехнулась я и украдкой глянула на Кариса, но он, похоже, ничего не расслышал.
Авет углядел совсем рядом прилавок со свежей выпечкой и принялся ловко пробиваться сквозь толпу. Я направилась следом, нацелившись на вишнёвый пирог.
'Между прочим, платить должен Карис, он до сих пор не проставился за спасение от Айрены. Куда они подевались?' — я огляделась, отыскивая брата и Феллу, затерявшихся в толпе, как вдруг по спине прополз холодок. Я повернулась направо, уже зная, что увижу: почти рядом, в нескольких шагах стоял Лен.
В голове молнией промелькнуло: 'Рановато поднялся', — бледный, тёмные круги под глазами. — 'Такую рану даже кровный оборотень за один день затянуть не сможет'.
Лен шагнул вперёд, я резко отшатнулась и тут же, непонятно как, оказалась за спиной у незаметно подошедшего Ари.
— Карис, я должен поговорить с Дарой.
— Если она захочет, — льда в голосе Кариса хватило бы доверху наполнить знаменитые погреба герцогского дворца и ещё бы с лихвой осталось.
Я стояла в полном замешательстве, покусывая губу. С одной стороны — разговаривать с Леном мне совсем не хотелось; с другой — если он, раненый, даже не попытался воспользоваться мысленной речью, а пришел лично...
'Ну, в конце концов, он же меня не съест, хотя... я не уверена'.
— Дара? — Карис обернулся ко мне.
Я легонько коснулась его плеча:
— Да.
Карис чуть отодвинулся, пропуская меня, но все так же не сводил глаз с Лена.
Я остановилась в паре шагов от Эллента, глядя ему прямо в глаза:
— Что тебе нужно?
Лен склонил голову, медленно опустился на одно колено и тихо, но отчётливо, произнес:
— Признаю вину, отдаю — жизнь.
Эти слова мне не приходилось слышать никогда, и я не сразу поняла, что они означают, а поняв, потеряла дар речи.
Одной короткой фразой Лен даровал мне полную власть над собой, и то, что произнёс он её в человеческом облике, ничего не меняло. По закону Стаи я могла убить его тут же, посреди площади, или приказать, чтобы он сделал это сам.
'Мать Милосердная!! Кто мог подумать, что он пойдёт на такое?!!'
Я с трудом, едва не теряя сознание, ответила:
— Прощаю вину, возвращаю — жизнь, — и, повернувшись, бросилась к Карису, даже не смея оглянуться.
Брату хватило одного взгляда:
— Идём.
Я, всё ещё дрожа, уцепилась за его локоть. По площади кругами, как волна от брошенного в озеро камня, расходился гул: можно было не сомневаться, что эту историю, неnbsp; позднее, чем завтра, узнает вся Вельта. Но поймут, что произошло на самом деле, очень немногие.
Я постаралась встряхнуться, но нарочито бодрым видом мне удалось обмануть только Авета и Феллу — Карис слишком хорошо меня знал.
Только после позднего обеда в маленькой, но очень уютной корчме 'У родника', я — хотя и не смогла проглотить ни кусочка — немного пришла в себя и запихала неприятные мысли в самый дальний угол сознания.
Пообедав, мы решили вернуться домой, и, как-то так получилось, что начатые в корчме посиделки продолжились в нашей с Карисом комнате.
Сначала мы с Фель устроили демонстрацию купленных нарядов, по очереди исчезая за занавеской. Правда, восхищался только Карис. Авет сначала строил рожицы, а под конец вовсе перестал обращать на нас внимание, мёртвой хваткой вцепившись в метательные кинжалы, и потребовал тут же начать уроки.
Через десять минут я поняла, что Кариса нужно спасать — Авет был настроен очень решительно — и взяла лютню.
— Что вам спеть?
— Про любовь, — вздохнула Фелла.
Авет сморщил нос, но промолчал.
Я чуть задумалась, потом тронула струны:
— В платье цвета зари (1)
Рукава — два крыла,
По лугам, по лесам
По горам она шла,
В платье цвета зари,
В платье цвета костра
Отряхая крылом
Росы с утренних трав
По крови, по грязи,
В суете городов,
По войне, по весне
Шла по свету Любовь.
Шла Любовь.
Босиком по стерне
Да по острым камням
По горячим от зноя
Городским площадям,
Мимо шлюх и воров,
Мимо лживых молитв,
Мимо громких пиров
И проигранных битв.
Мимоходным касаньем
Прозрачной руки
Разрешая оковы
И ломая клинки.
Шла Любовь
И за ней оставались
Как чаши, следы,
До краев наполнялись
Прозрачной воды.
И была та вода
Словно зори, красна
И была она жгуча,
Горька и пьяна.
На коленях причастье
Мы пили из чаш
И слепые сердца
Прозревали в тот час,
Как шла Любовь.
Через ветер и град
Мимо ночи и дня,
Через снег, через дождь,
По пыли, по камням,
В сером рубище нищих,
В шелках и парче,
По дурацким стихам,
По обломкам мечей,
По войне, по весне,
Мимо годов и дней
Повинуясь мечте
Шли мы в небо за ней.
Шли мы за ней.
Лютня умолкла, и я взглянула на слушателей. Фелла мечтательно смотрела куда-то вдаль, Авет просто слушал. Ари... я невольно вздрогнула — слишком уж спокойным было его лицо.
Первым в настоящее вернулся Авет. Быстро глянул на меня, на Кариса и пихнул сестру в плечо:
— Фель, нам пора. Мама рассердится.
Фелла моргнула, растерянно обвела взглядом комнату и встала следом за братом.
— Карис, Дара, спасибо за всё. Нам и вправду пора. Доброй ночи.
— И вам доброй ночи, — отозвалась я, поднимаясь из-за стола, чтобы проводить гостей.
Закрыв за ними дверь, я вернулась к столу, но передумала и уселась на свою кровать.
Карис с непроницаемым выражением лица пристально смотрел на огонь свечи.
Я уже собралась пожелать ему спокойной ночи и задёрнуть занавеску, как вдруг услышала:
— Дара, что он тебе сказал?
Я зябко передёрнула плечами и, глядя в окно, ответила:
— Попросил прощения.
— И поэтому, ты до сих пор в себя прийти не можешь?
Я нервно затеребила прядь волос: 'Да, кажется, не только я на Ари настроена, но и он на меня. Но как, как объяснить, если он не оборотень?!!'
Я промолчала. Карис пересёк комнату, сел рядом и, обняв меня за плечи, притянул к груди. Я умиротворённо вздохнула, устраиваясь поудобнее в кольце его рук, и вдруг напряглась, учуяв кровь.
— Ари, снимай рубашку.
— Зачем?
— Надо. И где ты успел починиться? — спросила я, поднявшись с кровати и отойдя к столу.
— Не знаю, — хмыкнул он, вытягивая подол из-под ремня.
Я, не теряя времени, уже вытащила короб с лекарствами и откупоривала пузырёк с багрянкой. Вернувшись с готовой примочкой, я убедилась, что нюх меня не подвёл: от правой ключицы брата вниз на грудь тянулась довольно глубокая царапина. Карис с опаской покосился на влажный лоскут в моей руке, очень напомнив Авета.
Я не удержалась и фыркнула.
— Что смешного?
— Ты сейчас смотришь, прямо как Авет. Он тоже сначала испугался, а потом ничего, притерпелся. Это же не 'жгучка'.
— Так ты лечить будешь или болтать, пока я тут кровью истекаю? — деланно трагическим тоном вопросил Карис.
— Ляг, а то мне неудобно, — Ари откинулся на подушку, а я присела рядом. Примочка подействовала быстро, через минуту я уже убрала лоскут.
— И всё? — разочарованно спросил Карис.
— А что ещё? — удивилась я. — Ты же не маленький, утешать не надо. Подумаешь, царапина.
— Ну, я бы не отказался от небольшого утешения, — усмехнулся он.
— Леденец дать? — съехидничала я.
— А у тебя есть?
— Нет, конечно. Сама съела, — мило улыбнулась я.
— Бессердечное ты существо, сестрёнка, — укоризненно сообщил Карис. — Последней радости лишила.
— Сейчас утешу, — я наклонилась и чмокнула брата в щёку.
Мимолётное прикосновение обожгло, как огнём. Я резко отстранилась, украдкой глянув на Кариса, и замерла. Если тогда, после эллетайна, я ещё думала, что ошиблась, то сейчас, никаких сомнений не было. Страсть, полыхающая в зелёных глазах, притягивала, сводила с ума, вызывая ответный отклик, и я не могла, да и не хотела сопротивляться.
Я невольно подалась вперёд, руки сами легли ему на плечи, и Карис, не выдержав, притянул меня к себе и поцеловал.
Полынь и мёд... всё сильнее кружится голова... огонь, охвативший тело и душу... яростное, нестерпимое желание слиться с ним, стать единым целым...
Стук в дверь ворвался в сознание, как удар грома. Несколько мгновений мы ошарашенно смотрели друг на друга, пытаясь понять, что произошло. Карис с трудом разомкнул объятия; я, судорожно вздохнув, отдёрнула руки от пряжки его ремня.
Брат медленно встал, не глядя на меня, задёрнул занавеску и пошёл к двери.
Я слепо глядела в потолок, пытаясь осознать, что ещё немного, и то, что Лен пытался получить силой, я отдала бы сама. Кое-как собравшись с силами, я села и принялась оглядывать себя.
Да-а, волосы совсем растрепались, шнурок на горловине платья развязан, а справа, чуть пониже ключицы, кажется, будет синяк.
От дверей слышались негромкие голоса — Карис и... Рон.
— Ладно, сейчас спрошу, — Карис шагнул обратно в комнату. — Дара, у тебя багрянка ещё есть?
— Что случилось?
— Ещё один починившийся.
Я поправила платье, стянула волосы в хвост и вышла из-за занавески.
Стоявший на пороге Рон попытался улыбнуться, но тут же скривился. Кажется, не только мы неплохо отдохнули сегодня. Огромный синяк под глазом, рассечённая бровь, разбитая губа и ссадины на костяшках рассказали обо всём без слов.
Как оказалось, наш 'красавчик', прогуливаясь по городу, случайно встретил старого друга. Приятели решили отпраздновать радостное событие в первой попавшейся таверне и, будучи уже изрядно под хмельком, что-то не поделили с ватагой подмастерьев за соседним столом.
На Рона я истратила все остатки багрянки (придётся срочно покупать) и половину примочки от синяков.
'Интересно, что ему хозяин скажет, когда увидит? Им с Айреной завтра выступать! Что-нибудь запоминающееся, это точно!'
Вообразив лицо почтенного Шалиса, я тихонько прыснула.
— Ты чего? — Рон озадаченно глянул на меня здоровым глазом.
— Да вот, представляю, как ты завтра танцевать пойдёшь, такой весь из себя 'прекрасный', — с ехидной ноткой заметила я.
— ... ...!! — выругался Рон и уронил примочку.
— Рот закрой и не дёргайся! — осадила его я. — Раньше надо было думать.
Выпроводив сразу скисшего страдальца за дверь, я обернулась, но Кариса в комнате уже не было.
Взгляд упал на распахнутое настежь окно: всё ясно — ушёл спать в фургон от греха подальше.
Я обессиленно прислонилась к двери.
'Та-ак, — проснулся внутренний голос. — Докатилась, дорогая. Сначала Лен, теперь Карис, а дальше что? Завтра, и вовсе, на первого встречного кинешься. Так, может, лучше сразу в 'весёлый дом' пойти? Заплатишь всего три серебрушки, а впечатлений на всю жизнь хватит'.
'Обойдусь без советов, тем более таких!' — огрызнулась я, и, кое-как добравшись до кровати, упала поверх одеяла, не раздеваясь.
Проворочалась полночи, и уснуть смогла только перед рассветом.
Непривычно хмурое, серенькое утро началось вполне ожидаемо — с гневного вопля. Выйдя в общий зал, я застала потрясающую картину: хозяин очень выразительно и подробно объяснял, что он думает о Роне, и отправлял нашего красавца в далёкое и трудное путешествие весьма запутанной дорогой.
Стёртый в пыль герой-любовник, даже не пытался оправдываться, то краснел, то бледнел и время от времени жалобно поглядывал на почтенного Шалиса, безмолвно умоляя о пощаде.
Усаживаясь на своё место, я мельком глянула на брата: вроде бы всё в порядке, вот только едва заметные тени под глазами — похоже, не одна я сегодня не выспалась.
Зато Айрена откровенно сияла. Судя по взглядам, которыми она опаляла Ари, красотка явно предвкушала замену партнёра.
Увы, её надежды не оправдались. Хозяин, коротко поговорив с Карисом у стойки, сообщил Айри нечто такое, отчего она заметно увяла и сразу удалилась к себе.
Сегодня мы собирались выступать только на турнире, и я решила пока что заняться домашними делами: уборка, стирка, что угодно, только бы не вспоминать о вчерашнем!
Ари, похоже, думал точно так же, потому что ушёл из-за стола, едва доев похлёбку, и на заднем дворе сразу послышался стук кинжалов.
Хозяин вместе с Айреной отбыли на последнюю репетицию. Рон был награждён ещё одним сердитым взглядом и едким замечанием о том, что побитая морда — не повод бить баклуши. Не желая зря терять время, почтенный Шалис велел им с Феллой пройтись по совместным сценам новой истории, так что вся труппа собралась на заднем дворе.
Однако, этот день был на редкость щедр на неприятные сюрпризы. Не прошло и двух часов, как хозяин и Айри вернулись, да не просто так, а в наемной повозке.
Почтенный Шалис оказался весьма галантным кавалером: подал Айрене руку и помог слезть, вот только лица у них были, мягко говоря, невесёлые.
Войдя в калитку, Айри сразу отошла от хозяина:
— Сама дойду, — и медленно направилась к дому. Край платья взметнуло ветром, и на её правой ноге, чуть выше щиколотки, забелела свежая повязка.
Заметно прихрамывая, Айрена поднялась на крыльцо. Почтенный Шалис проводил её печальным взглядом и повернулся к остальным:
— Ну, всё, ребята, собирайте пожитки. Отправляемся сегодня.
Я штопала рубашку Кариса, сидя на ступеньках фургона, и от неожиданности уколола палец, а Фелла и Рон, репетировавшие сцену объяснения в любви, уставились на старшего с совершенно одинаковыми, удивлённо-непонимающими выражениями на лицах.
— Папа, а как же... — Фелла умолкла на полуслове, когда господин Шалис свирепо глянул на дочь.
Привлечённые необычной тишиной из тренировочного закутка вернулись Карис и Авет. Парнишка с самого утра ходил за Карисом хвостом и канючил, что хочет научиться метать кинжалы. Наконец, брат сдался и решил преподать ему первый урок. И, надо сказать, вовремя. Ещё чуть-чуть, и Авет занялся бы этим самостоятельно, а что из этого могло получиться, лучше не представлять.
Фелла, решив, очевидно, выяснить всё до конца, резко развернулась и направилась в дом, а через несколько минут в дверях появилась гроза всей труппы — почтенная Верета. Вообще-то она женщина хорошая, но строгая, а если выйдет из себя — спасайся, кто может!
— Объясни-ка мне, муженёк, что это ты тут затеял?
Хозяин под пристальным взглядом жены сразу стал как-то меньше ростом.
— Верета, мы уезжаем.
— И почему же это? Состязания ещё не закончились, а нам никакие деньги не лишние.
— Так получилось. Я на день танцев заявил кэренну. (2) А тут, сама видишь, Айрена ногу повредила. И никем её не заменишь.
— И о чём ты думал, когда заявлял? Мы — не южане, у нас такого отродясь не плясали.
— Так Айрена-то — южанка, на неё вся надежда была.
— Ох, мужики! — почтенная Верета готова была ухватиться за скалку. Ещё бы, день танцев — главное зрелище турнира, и приз — двадцать пять золотых. — Сначала делают, потом думают. Да если б Айри здорова была, кто б с ней на пару пошёл, вместо Рона? Ты, что ли?
— Она одна хотела выйти...
В брошенном на мужа взгляде хозяйки ясно читалось: 'Идиот!', но вслух почтенная Верета ничего не сказала.
— Папа, ну давай останемся, хоть как зрители, пожалуйста.
Перед умильным голоском и нежной улыбкой дочки хозяин устоять не смог.
— Ладно. Вечером можете пойти посмотреть.
Фелла и Рон вернулись к репетиции, а бедолага Авет некстати попался на глаза рассерженной матери, получил полотенцем по шее и был отправлен за водой — почтенная Верета считала уборку лучшим средством от житейских неприятностей.
Карис, избавившись от назойливого ученика, убрал ножи в короб, а потом, прихватив обожаемую лютню, сел рядом, но играть не стал, а занялся настройкой.
Я, свернув штопку, сразу скрылась в фургоне. Братец, очевидно, забыл, что слух есть не только у него, а мне не хотелось мучить свои нежные ушки. Через пару минут, я поймала себя на том, что вместо зашивания дырки, сижу, рассеянно уставившись в угол.
Одно короткое слово что-то сдвинуло в моей памяти, и я пыталась понять, что именно. Что-то давнее, ещё из детства. Эти воспоминания о счастливых временах, когда всё было хорошо и, все были живы, я тревожила не часто, слишком болезненным было возвращение в настоящее.
Но сейчас я извлекала их из глубин памяти, словно забытые наряды из пыльного сундука...
День. Солнце уже давно перешло полуденную черту, и обжигающий зной сменился бархатно-мягким теплом. Небольшой домик с черепичной крышей и стенами, увитыми диким виноградом...
Доносящиеся с заднего двора странные, незнакомые аккорды лютни и зажигательный треск соллен... (3)
Посередине вымощенной каменной плиткой площадки начинают танец мужчина и женщина...
Кэренна — 'душа огня', её не танцуют, её творят. И каждый раз заново. Даже у самых лучших танцоров ни одна кэренна не походит на другую. Кэренна — вершина, на которую поднимаются всю жизнь.
Словно во сне, я подошла к коробу с одеждой у правой стенки фургона. Там, на самом дне, лежало огненно-алое платье с оборками — наряд для кэренны. Зачем я купила его в Светлене — не знаю сама, наверное, как воспоминание, о том, что мечталось, но не сбылось.
Найти его было совсем нетрудно — вещей я здесь оставила не так уж и много (почти всё забрала на постоялый двор). Я заперла дверь на крючок и окунулась в шелковистую прохладу, потом туфельки, тоже красные, точно в цвет платья.
В каком-то странном приступе веселья, я крутнулась посередине фургона и замерла, поймав себя на мысли: 'Для чего всё это?' Всё равно я ничего не смогу исправить, даже если захочу, да и вообще, надо ли что-то исправлять...
Я сняла платье, аккуратно свернула и убрала на прежнее место. Когда почтенная Верета позвала к обеду, я вышла в своём обычном, синем.
Остаток дня все были словно на иголках: хозяева почти не разговаривали друг с другом. Видно, почтенная Верета ещё раз хорошенько пропесочила мужа. Айрена, судя по её виду, неимоверно страдала, что отнюдь не мешало ей бросать томные взгляды на Кариса. Брат, как всегда, не обращал на неё никакого внимания. Рон и Фелла в который раз поссорились, и Фелла надулась, как мышь на крупу. Только Севет, никого не замечая, вдохновенно кропал очередную балладу, упорно не желая смиряться с тем, что актёр он — хороший, а поэт — никудышный. (Честно говоря, от его виршей на лету мухи дохли).
Оживление началось только ближе к вечеру, когда мы, наконец, собрались на праздник.
Хоть мы и не выступали, но всё-таки разрядились в пух и прах, по крайней мере, женская половина: Айрена в этот раз предпочла тёмно-красное платье и благоухала жасмином, Фелла выбрала нежно-голубое и аромат ландыша.
Почтенная Верета, как подобает замужней даме, остановилась на строгом тёмно-коричневом.
Но надо было видеть их глаза, когда я вышла из фургона, с головы до пят закутавшись в длинный чёрный плащ.
— Дара, в такой день и в плаще, ты, часом, не больна? — почтенная Верета прежде всего подумала о самой простой причине.
— Не знаю, что-то знобит немного. Ничего страшного.
— Смотри, может, останешься?
— Нет, я пойду.
Фелла и Айрена переглянулись и дружно решили держаться от меня подальше, на всякий случай.
Я огляделась по сторонам, но брата нигде не было видно.
— Дара, — вкрадчиво пропела Айри. — Карис велел передать, что у него дела в городе, он придёт прямо на площадь.
Народу, конечно, было битком: яблоку негде упасть, но нам повезло. Хоть и слегка помятые, мы сумели пробраться поближе. Всё-таки, иногда и от мужчин бывает польза. Без них нас бы точно затолкали. Я почти пожалела о том, что пришла, тем более, что Ари всё не появлялся, но тут начались выступления.
И посмотреть здесь было на что. Но вот, почти в самом конце, распорядитель объявил 'Труппу гоcподина Шалиса Раина' и кэренну. Я украдкой глянула на хозяина, он выглядел так, словно только что съел корзину лимонов и запил уксусом.
И тут я сошла с ума.
Я понимала, то, что я делаю — безрассудство чистой воды, но меня уже подхватила и понесла какая-то шальная, неистовая волна. Я поднялась по боковым ступенькам, дёрнула ленту, распуская волосы по плечам, и скинула плащ. Музыка умолкла, словно отчаявшись, и в пронзительной тишине я вышла на середину помоста, отбивая каблуками чёткий, будоражащий ритм — вызов партнёра.
&nnbsp;bsp;Если он не выйдет, то кэренна будет только моей, одиночной, и главную награду уже не взять, но что-то, всё же лучше, чем ничего.
И он пришёл. Строгую черноту одежды подчёркивал алый шарф на талии. Я вскинула голову, ловя ответный взгляд зелёных глаз. И именно в это мгновение окончательно поняла то, в чём боялась себе признаться...
Теперь я знала, чем станет наша кэренна.
Вновь зазвучала музыка, и я забыла обо всём. В мире существовала только страсть — жгучая, беспощадная, неумолимая. Вечный огонь души и тела, в котором сгорают двое.
В себя я пришла только с последним аккордом: мы стояли напротив друг друга на коленях, держась за руки.
В следующие несколько мгновений на площади царила мёртвая тишина, а потом на помост градом посыпались монеты.
Карис поднялся первым и помог встать мне. По ступенькам мы спустились молча. Всё было сказано в танце.
Наша труппа, слегка очумевшая от неожиданности и потрясённая не меньше зрителей, тут же кинулась нас поздравлять. Я с трудом вырвалась из шквала объятий и поцелуев, и, оставив им на растерзание Кариса, поплелась в гостиницу, едва не падая от усталости.
Сейчас они, наверняка, ринутся отмечать победу в каком-нибудь трактире или кабачке.
А я предпочту ванну погорячее и мягкую кровать.
К счастью, идти было недалеко, а наша любезная хозяйка, расплываясь в улыбке, предоставила ванну незамедлительно. Только сидя в горячей воде, я почувствовала, как ноет всё тело вплоть до тех мышц, о существовании которых я за годы бездействия забыла.
До кровати я доползла лишь на упрямстве, надеясь, что засну, едва коснувшись головой подушки. Но не тут-то было — мысли о Карисе не давали покоя и сон скромно походив вокруг кровати, предпочел удалиться. В конце концов, я встала и, закутавшись в мамину шаль, уселась ждать брата. Cвечу зажигать не стала — в окно, таинственно улыбаясь, заглядывала полная луна и, похоже, она-то меня и убаюкала.
Только когда в замке осторожно повернулся ключ, я, разлепив глаза, поняла, что уснула прямо за столом. Всё ясно — пирушка закончилась, но дверь я сегодня заперла ещё и на засов, так что пришлось подниматься с лавки и идти открывать.
— Как ты? — едва войдя, спросил Карис.
Я чуть вымученно улыбнулась:
— Ничего, главное, что мы всё-таки победили. Вы хорошо погуляли?
— Они хорошо погуляли, — усмехнувшись, обронил Ари. — И до сих пор гуляют.
— А ты почему не остался? — я тут же подумала о самой неприятной причине и уже потянулась потрогать лоб, но Карис перехватил руку.
— Не волнуйся, голова у меня не болела.
Я облегчённо вздохнула, и попробовала высвободить запястье, но Ари переспросил, по-прежнему держа меня за руку: — С тобой, вправду, всё в порядке? Что-то не похоже.
— Просто очень устала, — я, шагнув вперёд, ткнулась лбом в его плечо. Чёрный шёлк рубашки мягко мазнул по щеке.
Карис, чуть помедлив, опустил ладони мне на плечи.
Вот сейчас у меня на душе стало совсем легко — все опасения исчезли без следа, я понимала, что слишком о нём беспокоюсь, но иначе уже не могла.
Я прижалась к нему чуть теснее и вдруг ощутила себя стоящей посреди березовой рощи под летним дождём. Прозрачные теплые струи ласково, словно руки любимого, гладили тело...
— Дара... — почти беззвучный выдох где-то рядом.
Я блаженно улыбнулась, растворяясь в обволакивающей нежности.
— Дара, очнись.
Я не смогла противиться этим умоляющим ноткам, и очень неохотно, но всё-таки вернулась в привычный мир.
— Что случилось? — голос Кариса явственно дрогнул.
— Ничего, — я всё-таки заставила себя оторваться от него и самым обычным тоном спросила:
— Есть будешь?
— Нет, только умоюсь и переоденусь, — отойдя к окну, Карис вернулся с тазом и кувшином.
— Давай полью, — я вытащила из сундука чистое полотенце и, подойдя к столу, перехватила кувшин, — рубашку сними.
— Лей так, — Карис расшнуровал ворот и подставил сложенные ковшиком ладони.
— Как скажешь.
Я всё ещё пыталась понять, что же такое случилось несколько минут назад, и очнулась только, когда Карис выплеснул прямо на меня последнюю пригоршню.
— Ах, ты бессовестный! — я сдёрнула полотенце с плеча и попыталась хлестнуть им Кариса, но не тут то было — полотенце почему-то оказалось у него в руках. Больше того, не успела я опомниться, как Карис в мгновение ока обвил им мою талию и потянул на себя. От неожиданности я потеряла равновесие, просто впечатавшись в него, и внезапно очень остро ощутила, какая ненадёжная преграда — два тонких слоя ткани — отделяет нас друг от друга.
А я... я хочу, чтобы её не было, чтобы, как вчера — тело к телу, губы к губам, чувствовать его каждой клеточкой.
В комнате воцарилось натянутое, как струна, молчание: мне казалось, что мы висим над бездной — ещё чуть, и сорвёмся.
Да что ж такое со мной творится?! Почему я с ума схожу?!! И, похоже, не только я — в глазах Кариса полыхало изумрудное пламя желания.
Разум ещё пытался слабо протестовать, я хотела сказать 'Отпусти!', но с губ само собой слетело:
— Ты дождём пахнешь...
Хриплый шёпот в ответ:
— А ты — розой... — и уже знакомый опьяняющий вкус полыни и мёда на губах.
Руки в неодолимом порыве оплели шею Кариса — страсть вырвалась наружу, сметая все преграды, и мы рухнули в бездну...
...Я села, придерживая простыню на груди. Да, что здесь вообще произошло, где моя рубашка? Оглядевшись, я обнаружила рубашку где-то в ногах, и кажется... снимала её не сама.
Что-о?!! Я рухнула обратно на тюфяк, а в голове сумасшедшим хороводом замелькали воспоминания...
Последний раз я по-настоящему плакала на похоронах мамы, но сейчас слезы лились неудержимым потоком, и трясло меня так, что зубы стучали.
Нарыдавшись до полного изнеможения, я уставилась в потолок. В голове билась только одна мысль: 'Что дальше?', но ответа я не знала.
Я медленно поднялась и, сдёрнув простыню, запихнула её в корзину с грязным бельем, прикрыв сверху подобранной с пола рубашкой Кариса.
Взгляд упал на стоящий около кровати таз с водой и аккуратно сложенное полотенце, пристроенное на краю:
'Позаботился'.
И позаботился не только об этом. В кувшине на столе оказалась вода для умывания.
Плеснув пару пригоршней в лицо, я открыла сундук: на самом верху, аккуратно свёрнутая, лежала моя дорожная одежда — рубашка и штаны. Быстро одевшись, я бесшумно выбралась из комнаты через окно.
Во дворе не было ни души, оно и понятно — все наши, небось, дрыхнут без задних ног, но куда же подевался Карис с утра пораньше? Надеюсь, он не...
Додумывать я не стала, потому что испугалась, и с перепугу почти мгновенно взяла след.
Шла я как в тумане, даже не замечая куда, очнулась, только выйдя на поляну, где мы жили до того, как перебрались на постоялый двор, но след вёл дальше.
Отойдя на приличное расстояние, я продралась сквозь заросли и вздохнула с облегчением.
Он просто-напросто решил искупаться в водопаде. В водопаде?!!
Я уже собралась завопить, чтобы он больше так меня не пугал и немедленно вылез, но передумала и уселась рядом со сброшенной одеждой, спиной к нему. Почти как тогда, у озера. Почти, но всё же не так: теперь отворачиваться было уже бессмысленно.
Через пару минут сзади послышались шаги, зашелестела ткань, щёлкнула пряжка ремня.
— Я думал, ты ещё спишь, — голос чуть хриплый, словно он не совсем проснулся.
Я уронила, не оборачиваясь:
— Нет, — и замолчала, не зная, о чём говорить. Но перед глазами почти сразу всплыло ещё одно воспоминание, и я спросила, отчаянно, глупо надеясь, что это всё-таки был сон:
— Ари, а шрам откуда?
Он, чуть помедлив, ответил:
— Память о знакомстве с Леном. Когда тащил его домой — бедром на сук напоролся.
'Значит, не сон. Значит, мы...'
Как же я сейчас себя ненавидела!
'Карис... а что Карис? Могла оттолкнуть, могла, но не оттолкнула. Не обманывай себя, дорогая, ничего уже не исправить!'
— Дара, я...
Я резко развернулась, прижав ладонь к его губам.
— Забудем. Всё забудем. Бред, сон, морок...
Я говорила и говорила какие-то ненужные, бессмысленные слова, а сама тонула в его глазах. Карис молчал. Потом встал и, набрасывая рубашку, ушёл. И правильно сделал — я могла говоритьчто угодно, обещать всё, что только сумела бы представить, но в глубине души понимnbsp;— Ты сейчас смотришь, прямо как Авет. Он тоже сначала испугался, а потом ничего, притерпелся. Это же не 'жгучка'.
&ала: на одно умопомрачение списать то, что между нами произошло, невозможно. Мы... хотели этого. Хотели быть вместе, наслаждаться друг другом... И я откуда-то знала, что, если мы вновь окажемся наедине, всё повторится. И сжигающая душу страсть, и бархатистые прикосновnbsp;ения, и горечь от того, что это не может длиться вечно... Внезапно я ощутила, что по щекам снова текут слёзы.
Уж лучше бы я вышла замуж за Тара!
Сколько я там просидела, не помню, но когда вернулась, в комнате остались только мои nbsp;вещи, а на подушке лежала записка: 'Так будет лучше'.
Когда я спустилась в общий зал к обеду, ни один, даже самый придирчивый глаз не смог бы ничего заметить: спокойное лицо, улыбка на губах — надёжная маска для тихо истекающей кровью души.
Впрочем, всем сегодня было слегка не до нас: мужчины обменивались вялыми репликами, время от времени прикладываясь к лекарству из кувшина и рассолу. Хозяйка с головой ушла в подсчёты, как делить главный приз — мы всё-таки его взяли, не говоря уже о монетах, набросанных на помост восхищёнными зрителями. Фелла, прихватив Авета в качестве сопровождающего и носильщика, отправилась в город за покупками.
Только Айри, ехидно улыбаясь, спросила:
— Дара, а куда это Карис сегодня свои вещи переносил? Вы что, поссорились?
Я уже собралась сказать что-нибудь резкое, но Карис меня опередил:
— Конечно, нет. Просто я храпеть начал и теперь мешаю Даре спать. Вот мы и решили устроиться порознь.
— Как мило с твоей стороны, Карис, — промурлыкала Айри. — Даре повезло, что у неё такой заботливый брат. А помощь тебе не нужна?
Я поперхнулась гречневой кашей и уставилась в миску, скручивая в себе накатившую ревность.
Впервые я ощущала подобное — меня бросало то в жар, то в холод, казалось, что сейчас я не выдержу и сотворю что-нибудь ужасное... к примеру, переверну свою миску на голову этой... или... Я с трудом сдерживалась, призвав на помощь все запасы хладнокровия.
Почти оттолкнув миску, я выскочила из-за стола, не дождавnbsp;Я уже собралась сказать что-нибудь резкое, но Карис меня опередил:
шись жаркого. Ари ушёл ещё раньше.
Что бы ни случилось, а работать надо, и я отправилась на задний двор, откуда уже доносился стук кинжалов. Мне оставалось только надеяться, что Карис не представляет на месте мишени меня, тем более, что все десять кинжалов сидели точно в яблочке.
Увидев меня, Карис вытащил кинжалы и быстро заменил мишень на тренировочный щит.
На этот раз наша разминка проходила в полной тишине. Ари был неестественно спокоен и молчалив.
Через три часа я осторожно спросила:
— Может, хватит на сегодня?
Карис глянул на солнце:
— Пожалуй. Дара, кинжалы достанешь?
— Конечно. Ты уходишь? — я затаила дыхание, дожидаясь ответа.
— Да, — куда и зачем Карис сообщать не стал. Но этого и не требовалось: моё треклятое воображение выдало тридцать три возможных варианта, преимущественно, с женским участием.
Я потянула руки из петель и с удивлением обнаружила, что не могу освободиться.
— Ари, помоги...
— Что случилось? — Карис, уже открывавший калитку, развернулся и подошёл вплотную. — И зачем ты эти узлы вяжешь, сколько раз тебе говорил, что не надо так делать!
— А ты сам попробуй в простых петлях руки удержать, ремешки соскальзывают.
— Стой спокойно, а то ещё сильней затянешь, — Карис выдернул кинжалы, окружавшие меня, несколькими бросками отправил девять в прислоненную к ограде мишень, а десятым полоснул по правому ремню.
Я прикусила губу, пытаясь не смотреть на него. Совершенно не к месту вспомнилась минувшая ночь, и я с трудом удерживалась от необдуманных шагов. Таких томительных и желанных шагов... Я выругалась про себя, кляня свою слабость.
Наконец, ослабла вторая петля на левой руке, и я, неожиданно потеряв равновесие, уткнулась лицом в распахнутый ворот рубашки Кариса.
Я отстранилась почти сразу и с тревогой подняла глаза на его хмурое лицо. На какую-то долю мгновения я не узнала Ари — таким холодным и отстранённым он мне показался.
Его выдавали глаза. Глаза, в которых я видела собственные чувства. И ещё сжатые до боли, до побелевших костяшек кулаки, в одном из которых была стиснута рукоять кинжала.
— Я... пойду, — выговорил он низким, хрипловатым голосом и, прокашлявшись, повторил: — Да. Пойду.
Зябко передёрнув плечами, словно сбрасывая с себя наваждение, Карис повернулся и быстрым шагом пересёк двор, чтобы вскоре исчезнуть за домом, видно, решил выйти через главные ворота. А я ещё несколько минут не могла даже пошевелиться. Просто стояла — не думая, не пытаясь отыскать выход. Просто стояла, чувствуя обострившимся нюхом его запах, его родной, любимый запах. На себе. А затем медленно сползла по гладкой древесине щита. Хотелось плакать, но слёзы не шли. Я обхватила колени руками и опустила на них голову.
Из-за ворота платья выпал амулет. Я бездумно протянула руку, собираясь вернуть его на место, но неожиданно потянула вверх, снимая цепочку.
Взмах руки, бросок, и амулет покачивается на рукояти одного из кинжалов. Я поднялась, ощущая, как внутри меня, зевая и потягиваясь, расправляет лапы волчица.
Краешком уже засыпающего человеческого сознания я помнила, что оборачиваться здесь опасно, что меня могут увидеть, и в приступе безрассудства шагнула за Грань, опять не изменив облика.
И всё-таки мне непредставимо повезло. Волчица так сильно соскучилась по свободе, что я обернулась, едва ступив на Тропу.
Все человеческие переживания и страхи исчезли. Конечно, будь я поопытней, можно было бы запросто вернуться в Рутению, к семье, но пока пришлось довольствоваться охотничьими владениями Лена. Благородным оборотням жить всё-таки легче, чем простолюдинам.
Нет, охотилась я очень редко, и не потому, что не умела. Семья научила меня всему, но даже в волчьей шкуре, моя человеческая половина слишком сильно давала о себе знать.
Главным моим удовольствием был бег, почти полёт. Наслаждение миром запахов и звуков, недоступных человеку.
На этот раз я превзошла саму себя, явившись домой едва ли не с рассветом. Тело ныло от сладкой усталости, глаза слипались, и я почти сразу уснула.
Утром, нацепив на лицо самую приятную улыбку, я выловила в коридоре, направлявшуюся на завтрак Айрену.
— Доброе утро, Айри.
— Доброе утро, Дара, — красотка окинула меня пристальным взглядом. — Ты какая-то бледная? Заболела, что ли?
— У меня к тебе просьба...
— Да? Очень любопытно... и какая?
— Ты не могла бы дня на два заменить меня у щита? — слова застревали в горле и хотелось рычать. Айри с жадным любопытством уставилась на меня:
— Так я совсем недавно тебя заменяла. Что случилось?
— Плохо себя чувствую после вчерашнего, — почти не соврала я. — Очень давно не танцевала.
— Конечно, конечно, — очнувшись, Айри согласилась на замену с величайшей готовностью.
В зал мы спустились, мило беседуя.
Я шепнула пару слов почтенной Верете, отведя её в сторону, и после завтрака хозяин сообщил, что на пару дней меня заменит Айрена.
Карис, услышав новость, не произнёс ни слова, только в его глазах, всего на миг промелькнуло что-то ледяное.
Айри, наоборот, откровенно сияла, бросая на Кариса такие взгляды, что мне, тут же, не сходя с места, захотелось её загрызть. Вместо этого, я вернулась к себе, выпила одну из настоек Веданы и залезла в кровать, свернувшись калачиком.Сейчас мне хотелось только покоя, и ничего больше.
К началу выступления я всё-таки пришла в себя, и решила оценить замену. Да-а, на это стоило посмотреть! Похоже, Айри от неожиданно свалившегося счастья окончательно сошла с ума: наша красотка не придумала ничего лучше, как одеться халинской (4) танцовщицей. Где она раздобыла этот наряд, сказать трудно, но полупрозрачные, расшитые бисером шароварчики и три полоски ткани — две на плечах и одна на груди, незаслуженно именующиеся укороченной туникой (я сейчас упаду!), нанесли мужской части публики сокрушительный удар ниже пояса.
С одной стороны, это было просто чудно — сколько же мы сегодня заработаем, но с другой — я отлично понимала, для кого именно, Айрена так вырядилась, и сходила с ума от одной мысли, что Карис всё-таки соблазнится её прелестями.
А уж, когда в конце номера, эта зараза в порыве восторга повисла у Кариса на шее, как ведро на коромысле, я еле сдержалась, чтобы не выдрать ей все волосы. Как получилось, сама не знаю, но я просто ушла. В комнату возвращаться не хотелось, и, прихватив несколько морковок, я отправилась на конюшню к Бурану. Жеребчик встретил меня радостным ржанием, сразу сунулся носом в руки и довольно захрустел.
Я тихонько перебирала его гриву и чувствовала, как постепенно куда-то исчезают злость и ревность, в конце концов, Карис сам решает с кем быть, и его право — выбрать Айрену. Мне, наоборот, радоваться надо, и постараться всё забыть.
Немного успокоившись, я вышла из стойла и, уже у выхода, чуть не столкнулась с Карисом. Я попыталась проскользнуть мимо, но он удержал меня за руку.
— Дара, почему опять Айрена? Я её и так три дня каждый месяц терплю.
— Я неважно себя чувствовала, поэтому и попросила её побыть на замене.
Карис поморщился:
— Фелла подошла бы лучше.
— Она кинжалов боится, — нехотя пояснила я. — И чем Айри так плоха? От монет сегодня, небось, подносы трещали?
— Вообще-то да, — бесцветным голосом сообщил Карис.
Я взглянула на него повнимательней, и всё стало ясно. Мать Милосердная, чем я раньше думала?!! Тени под глазами, понятно, у меня такие же, а остальные признаки: глаза усталые, даже искорки куда-то исчезли, сам заметно осунулся. Ещё бы, почти месяц ни поспать, ни поесть толком — с этим турниром все из сил выбились! Я была готова биться головой о стену, нет, ну, большей дуры свет не видывал!
Ладно, не время себя казнить, нужно действовать.
— Ты, что верхом решил прокатиться?
— Хочешь присоединиться?
— Пожалуй, нет, — отрезала я, — а вот ты ко мне присоединишься обязательно. — И, не дав ни секунды на размышления, решительно потащила Кариса обратно в гостиницу. Ари уже понял, что в некоторых случаях спорить со мной себе дороже, и возражать не стал.
План спасения состоял из двух частей: первая — хорошо накормить, вторая — уложить спать на неопределённое время, чем дольше, тем лучше. Но у меня была и третья часть, дополнительная — загрызть любого, кто попытается помешать. И, честно говоря, мне очень хотелось, чтобы этим любым оказалась некая брюнетка.
Первая часть прошла на 'ура', со второй оказалось посложнее. Карис принялся сопротивляться и сдался только после угрозы привязать его к кровати и напоить маковой настойкой двойной крепости. Впрочем, все трепыхания оказались совершенно напрасным делом, Ари заснул ровно через минуту после того, как я загнала его в кровать.
Я, для надёжности, заперла его комнату на ключ и сладко улыбаясь, сообщила всей труппе, что если кто-нибудь подойдет к двери Кариса ближе, чем на десять шагов, пожалеет, что родился на свет — придушу собственными руками. Возражать, к моему удовольствию, никто не стал. Хозяин прекрасно понимал, что нынешний успех был, в основном, нашей заслугой, и совсем не хотел лишаться таких ценных работников. Я полюбовалась на мгновенно вытянувшееся от разочарования лицо Айрены, интересно, на что она надеялась, и, прихватив вышивание, с чувством исполненного долга устроилась на лавочке под окном Ари. Сторожить — так сторожить!
Глава XIV
— Карис... — прерывистый, задыхающийся шепот... темный шелк разбросанных по подушке кудрей... сияющее золото глаз... губы, припухшие от его поцелуев...
— Дара... — Карис открыл глаза, непонимающе глядя в темный потолок. Потом, резко вскочив, рванулся к окну, распахивая ставни. Ночная прохлада хлынула в комнату, овевая разгорячённое тело. Постояв так несколько минут, Карис с коротким стоном облокотился на подоконник, спрятав лицо в ладонях.
Если днём он ещё держался, то ночи стали сплошной мукой, напоминая о том, что надо было забыть — но забыть было невозможно.
Карис, не удержавшись, сполз на пол, прислонившись к стене под окном — под руку, словно сама собой, очень кстати подвернулась бутылка, стоявшая за ножкой кровати. Сорвав печать, Карис припал к горлышку — похоже, одной маловато: надо было ещё пару купить!
Впрочем, бутыль попалась вместительная, да и закусить было нечем, так что 'Виданское крепкое' подействовало быстро, но легче не стало — наоборот, память изводила еще сильней, с каждым глотком воскрешая всё мельчайшие подробности той безумной ночи.
Уже в хмельном тумане, Карис перебрался за стол, едва не сев на лютню, лежавшую на лавке. Струны недовольно звякнули, возмущенные подобной выходкой до глубины души.
'— Ну, Тень, довольна?'
'Да, — умиротворенно сообщила Волчица. — Мы хорошо погуляли'.
В последнее время, только эти ночные прогулки спасали меня от полного сумасшествия. Цепочка амулета привычно скользнула по шее и я переместилась к кровати. Платье полетело на сундук, а я нырнула в прохладные складки спальной рубашки — надо хотя бы немного поспать — и замерла.
От тяжелых мрачных переборов, доносившихся из окна Ари, веяло настолько нестерпимой болью, что меня затрясло, как от озноба, а на глаза навернулись слезы.
Так играют только для себя, разрывая сердце на кровавые клочья, когда больше нет сил терпеть.
Я словно примерзла к полу, а он все играл, выворачивая наизнанку душу — и свою, и мою.
Музыка резко оборвалась и, не помня себя, я бросилась к окну. Перемахнула через подоконник — ещё один прыжок, и я уже в его комнате. Осторожно подойдя к темной, устало ссутулившейся у стола фигуре, я опустила ладонь ему на плечо:
— Карис...
— Уйди, — глухо обронил он.
— Нет, — я села рядом, отодвинув лютню. — Не взваливай всю вину на себя, слышишь? Я тоже виновата.
Карис резко обернулся, и я едва сдержалась, чтобы не отшатнуться: странный стеклянный блеск в глазах, румянец на скулах и этот запах... Мать Милосердная, да он пьян! Ну что он творит, ему же нельзя!!
— Дурочка, — он криво усмехнулся, — ты ни в чём не виновата. Своей Волчице спасибо скажи — с Леном не вышло, так я, сволочь последняя, очень кстати подвернулся.
Нет, мне не надо было даже вспоминать — я абсолютно точно знала, что быть с ним хотела я — именно я, а не Тень. Теперь я оказалась между двух огней — если соглашусь, он себя возненавидит; если скажу, что сама хотела — возненавидит меня. Что выбрать?
Впрочем, что тут выбирать... но сказать я ничего не успела.
— Что ты так смотришь, не веришь? Как же, любимый братик таким быть не может... — усмешка превратилась в хищный оскал. — Сейчас докажу!
Карис придвинулся ближе, и неожиданно припал к моим губам — властно, почти жестко, подчиняя себе.
Я едва не упала со скамьи, мысли путались и мешались — то ли обнять и ответить, то ли оттолкнуть и бежать.
Но он отодвинулся сам, и хрипло бросил, снова потянувшись к бутылке.
— Дара, уйди, пока я ещё хоть что-то соображаю. Потом будет поздно.
Я кое-как поднялась и молча направилась к окну — губы всё ещё саднило от его поцелуя. Еле добралась до своей комнаты, а вот заснуть удалось только с помощью сонной настойки.
— Ари, что с тобой?!
Но ответа не было. Я тряхнула головой и поняла, что сижу на краю пустой кровати. Нет, померещиться мне не могло — стон я слышала очень отчетливо. Или все-таки могло?
Медленно поднявшись, я всем телом прижалась к стене, напряженно вслушиваясь. Разум вкрадчиво нашептывал, что это был только обрывок сна, а сердце кричало: 'Нет!', твердо зная, что Ари на самом деле плохо. Как я ни пыталась пробиться к нему — ничего не получалось, разделившую нас стену невозможно было пробить и от осознания своей беспомощности было хуже всего...
...В виски раскаленными иглами впивалась боль. Пронзительная, сводящая с ума — почему-то сегодня не помогали даже браслеты. Сцепив зубы, Карис поднялся с кровати и, пробредя через комнату, привалился к разделяющей их стене.
— Дара..., — словно молитву, шепчут пересохшие губы, и кажется, что она здесь, рядом, совсем близко.
...нежные прохладные ладони на висках... родное уютное тепло, уносящее боль...
'Дара, вставай же! Ты меня слышишь?! Вставай, наконец!!'
'Встаю, встаю, — обронила я. — И чего ты так разоралась?'
Я с трудом села, все тело нещадно ломило — дрова, что ли, на мне возили? И почему это я лежу на полу, да еще рядом с кроватью Кариса?
Поднялась только со второй попытки, уцепившись за изголовье кровати. Добравшись до таза с водой, вяло плеснула в лицо пару пригоршней и, натянув платье, подошла к зеркалу. Волосы заплетала почти не глядя, было бы на что смотреть: кому приснюсь, тот с перепугу не проснется. Перед тем как выйти из комнаты, уже привычно помедлила, принюхиваясь — Карис еще у себя.
Впрочем, я теперь даже жила по привычке, не зная сама — зачем и для кого. То, что было раньше, сгорело в огне кэренны, а после вчерашней выходки Кариса, я окончательно поняла — от прежней жизни и пепла не осталось.
В голове сами собой всплыли строчки:
Если ты уйдешь,
Станет мне темно...
Словно ночь пришла под мое окно,
Не горящая ни одной звездой.
Словно птицы все улетели прочь,
И осталась мне только ночь да ночь...
Напророчила — он ушёл, а мне осталась даже не ночь, а тьма. Рядом, но не вместе — и кто я теперь для него? Любовница, сестра, или уже никто?
Что толку гадать, и спросить не могу — не услышит или не ответит. Да и надо ли спрашивать? Самое страшное — совсем не ненависть, а равнодушие, и этого я просто не смогу перенести, а пока Карис молчит, у меня остается надежда.
Заперев дверь, я бесшумно проскользнула по коридору, потом в общий зал. Народу было немного — ночная стража и подметальщики улиц уже ушли, а до полудня, когда в зале становилось тесно, было еще далеко.
Поздоровавшись с хозяйским семейством, и с Севетом — ни Рона, ни Айри не было — я устроилась в своем уголке у самой стены и потянула к себе первую попавшуюся миску с ближнего подноса. Но не успела съесть и пары ложек похлёбки, как услышала знакомые шаги.
— Доброго всем утра, — Карис опустился на лавку напротив.
— Доброе утро, — негромко обронила я в ответ, пристально изучая добела выскобленную столешницу и, не поднимая глаз, взялась за ложку. Есть не хотелось, но пришлось: на нас и без того уже косятся.
Кое-как ополовинив миску, я отодвинулась в угол, прихватив со стола кружку отвара. Сделала несколько глотков, стараясь даже не смотреть в сторону брата и невольно поймала пристальный взгляд хозяйки. По спине пробежал холодок — неужели почтенная Верета догадалась? Я поперхнулась и, поставив кружку на стол, сорвалась с места.
Госпожа Верета невольно покачала головой, глядя вслед стремительно исчезнувшей Даре. Плоха та актриса, что не умеет разбираться в людях, но Карис и Дара поставили бы в тупик кого угодно.
Иногда, глядя на их репетиции, можно было подумать, что они друг у друга мысли читают. Но сейчас женщина могла бы поклясться, что с этими двумя что-то очень не так. Слишком уж они изменились после того выступления, до сих пор оживленно обсуждавшегося всей Вельтой.
Дару и раньше пышечкой было не назвать, а теперь от неё, и вовсе, одна тень осталась — похудела, осунулась, одни глаза на пол-лица и почти все время молчит. Да и Карис не лучше — белый, как мука и круги под глазами, будто месяц пил без перерыва. Неужели поссорились? Но из-за чего и как такое вообще могло произойти? Они же друг с друга чуть ли не пылинки сдували.
Но, что бы там ни было — это совсем некстати. Их выступления — главный номер труппы, жаль только, что еще раз сыграть вместе 'Сказание о Лерне и Эвельде' и Дара, и Карис отказались наотрез. Фелла, конечно, неплоха — материнская любовь не мешала видеть очевидное — но до Дары ей еще далеко.
Позволить в труппе такую роскошь, как ссоры, хозяйка просто не могла и, решив выяснить всё, приступила к делу немедленно.
— Карис, можно тебя на пару слов?
— Да, конечно, — отозвался он без малейшего удивления.
— Скажи, что у вас случилось? — негромко, но настойчиво спросила почтенная Верета, отойдя к стойке, подальше от лишних ушей.
— Ничего, — обронил Карис.
— Конечно, — согласилась женщина. — А то, что вы с Дарой теперь на привидения похожи и друг от друга шарахаетесь, как нечисть от серебра — чистая случайность.
— Не волнуйтесь, — криво усмехнулся Карис. — Со своими делами мы как-нибудь разберемся.
— Может быть и так, — не стала спорить хозяйка, — только не руби сплеча. Что бы там между вами ни было, а роднее, чем Дара, у тебя никого нет.
— Я знаю, — твердо, явно ставя точку в разговоре, произнес Карис, и странная смесь боли и нежности промелькнула в глубине зеленых глаз. Но, прежде чем хозяйка успела еще что-то сказать, он направился к двери.
Месяц назад я просто не смогла бы поверить в то, что совместные репетиции станут для меня самым тяжким испытанием. Напряженное, пропитанное горечью, молчание, изредка прерываемое двумя-тремя словами, и обжигающий холодом лед в его глазах.
Продев руки в петли, я прислонилась к щиту, уходя в свои мысли.
К счастью, хозяин купил у какого-то сочинителя сразу целых три истории с ведьмами, и теперь я была очень занята. На представлениях я выкладывалась подчистую, так что зрители надрывали животы от смеха или поёживались от страха, а почтенный Шалис довольно потирал руки, подсчитывая ежедневную выручку...
— Дара, на сегодня довольно.
— Как скажешь, — высвободив запястья из петель, я начала привычно выдёргивать кинжалы из щита.
— Оставь, я ещё потренируюсь.
— Держи, — подойдя к Карису, я подала кинжалы, стараясь не коснуться его руки.
— Дара, как ты?
Я мельком глянула на него:
— Ничего, — потом присмотрелась внимательнее, и то, что я увидела, мне очень не понравилось.
Если тени под глазами ещё можно объяснить бессонницей, то такая бледность слишком хорошо мне знакома. Я на мгновение прикрыла глаза, пытаясь 'причувствоваться' к нему, и ощутила уже привычную стену. И всё же, всё же... где-то близко, на самой грани восприятия плавали отголоски боли. Значит, мне вчера не почудилось!
— Почему ты мне не сказал?! — я, забыв обо всём, бросилась к нему.
— Зачем? — Карис криво усмехнулся. — Всё обошлось.
'Вот только врать не надо! Я же чувствую!' Я быстро, чтобы брат не успел отстраниться, уронила руки ему на плечи, прижав ладони к скрытым под тканью рубашки браслетам.
'Сейчас узнаешь, зачем!' — за Грань я ушла почти без усилий, и Силу отдавала уже не по капле, а полной чашей, стирая даже память о боли.
'Хватит!' — проснулось чутьё. Я осторожно, медленно отделила себя от Кариса и вернулась.
Но, кажется, всё-таки перестаралась: в глазах потемнело и голова закружилась, чтобы не упасть, я уцепилась за Ари.
— Дара, что с тобой?! — неприкрытый страх в его голосе подействовал на меня как ведро ледяной воды.
— Ничего, — я разжала пальцы, стиснувшие его рубашку, и отступила на шаг.
— Дара... — я нехотя взглянула ему в глаза.
'Ты не...?' — он не смог спросить вслух.
'Нет', — тоже безмолвно ответила я, отступая на шаг. Но движение вышло слишком резким и я, не удержавшись на ногах, почти упала Карису на грудь. Он уронил кинжалы и... обнял меня.
— Извини, я нечаянно, — голос предательски дрогнул. Я попыталась высвободиться, но кольцо его рук неожиданно сжалось теснее.
— Пожалуйста, — еле слышно выдохнул Карис, и я не выдержала — прижалась к нему, обняла за шею и замерла, желая только одного — чтобы время остановилось.
Слишком страшно и больно жить с половинкой души, а без Ари у меня не будет ничего — и жизни тоже.
Его тепло, родной любимый запах — как летний дождь... от почти забытых, но нахлынувших с новой силой ощущений, закружилась голова...
Карис что-то прошептал мне в волосы, кажется, 'не пущу' или 'не отдам'.
— Ари? — чуть отстранилась я, подняв на него взгляд, и поняла, что пропала, что должна немедленно бежать, иначе...
Друг от друга мы отшатнулись одновременно — Карис застыл мертвенно-белой статуей, а я, не оглядываясь, бросилась за угол.
Как только Дара скрылась из вида, Карис почти упал на ступеньку фургона. Впервые в жизни, он как никогда был близок к тому, чтобы завыть в голос. День за днем он ненавидел себя, глядя, как сестра превращается в бледное подобие прежней Дары, но иначе поступить не мог, как не мог и оставить одну. Выбора не было — и Карис пошел единственным возможным путем — закрылся наглухо, почти оттолкнув Дару от себя.
Но сегодня не выдержал и если бы она не опомнилась...
— Карис, — его осторожно тронули за плечо. — Ты чего?
— Авет... — Карис перевел взгляд на замершего рядом парнишку. — Что-то случилось?
— Нет, — мальчишка, чуть замявшись, протянул сложенный вдвое листок. — Это тебе.
— Спасибо, — Карис взглянул на печать — два скрещенных меча, и чуть не уронил послание.
'Лен!'
После той встречи на площади, сет эн-Вьерре больше не давал о себе знать. Карис вскрыл письмо: на листе размашистым почерком были написаны всего три слова: 'Приют'. Сейчас. Срочно".
Карис опустил записку в поясной карман, недоумевая: 'Что должно было произойти, чтобы Эллент назначил встречу? Вряд ли он решил вспомнить о прежней дружбе?'.
Перешагнуть через недавний бой Эллент, как и сам Карис, мог только ради одного-единственного человека — Дары. И поэтому Карис не раздумывал ни мгновения — через десять минут он перешагнул порог таверны.
Лен уже сидел за своим любимым столом в самом укромном углу зала, спиной к стене, словно опасаясь нападения из-за угла, и, судя по мрачному выражению его лица, причина для встречи была очень серьёзной.
Карис не обладал чутьём сестры, но по спине холодной змейкой скользнуло неприятное предчувствие. Не подавая виду, что встревожен, он не спеша прошёл к столу и опустился на скамью напротив Эллента, мимоходом отметив странную деталь: несмотря на полуденный час таверна была абсолютно пуста. Куда-то исчез даже хозяин.
Однако, он ошибся: из-за задней двери за стойкой бесшумно появилась темноволосая девушка в сиреневом платье и вежливо осведомилась, чего желает гость. Перед Леном стояло жаркое из оленины с брусничной подливой, и Карис заказал то же самое. Девушка принесла блюдо и так же незаметно исчезла.
Лен дождался её ухода и спросил, не став ходить вокруг да около:
— Карис, ты знаешь, что Дара — оборотень?
Карис сумел сохранить на лице непроницаемое выражение, ответив вопросом на вопрос:
— И что?
— Уже неплохо, — вздохнул с явным облегчением Лен. — Теперь слушай внимательно. Сегодня ночью не спускай с неё глаз и ни в коем случае не позволяй ей обернуться.
— Почему?
— Если будет нужно — свяжи её.
Кариса передёрнуло: после той истории шесть лет назад, связать Дару почти невозможно.
— Лен, объясни, зачем?
— Сегодня Чёрная ночь, бывает раз в десять лет. В оборотнях просыпается не просто зверь, а зверь, требующий человеческой крови. Те, кто утолят свою жажду, убьют в себе человека и навсегда останутся в зверином облике. Для Дары это особенно опасно, она наполовину волк. А тебе невероятно повезло, будь ты тоже оборотнем, вы бы, наверняка, убили друг друга.
От голоса Лена, рассказывавшего такие вещи самым будничным тоном, Карису стало по-настоящему страшно.
Лен помолчал немного, дав бывшему другу прийти в себя, и поинтересовался:
— Серебро у вас есть?
— Дара постоянно носит амулет.
— Мало, нужно ещё хотя бы на руки.
— Я ей на день рождения подарил пару серебряных браслетов. Лен, а может, просто дать ей сонного зелья? Пусть проспит эту ночь.
Лен неприятно усмехнулся.
— Мысль здравая, но неподходящая. Во сне ей ещё легче будет перейти за Грань, и серебро не поможет. Ты моргнуть не успеешь, а она уже будет тобой закусывать. Лучше свяжи. Извини, мне пора. Много дел.
Карис сам не понял, как задал вопрос, хотя был почти уверен в ответе:
— Лен, ты всё это знаешь, потому что ты — маг?
Лен, уже поднявшийся из-за стола, спокойно произнёс:
— Нет, потому что — оборотень.
Карис невольно опустил глаза, а когда поднял — Лена уже не было, только мягко закрылась входная дверь.
Та же служанка забрала почти нетронутые блюда. Карис достал серебряную монету, но девушка отказалась наотрез:
— Что вы... как можно! Вы — гость кайе.
— Что решил ты, мой любезный... супруг? — последнее слово далось с трудом.
Рон как-то странно глянул на меня, но произнес:
— Дорогая, я предоставляю выбор тебе.
Перед тем как ответить, я на мгновение закрыла глаза, и сразу оказалась в лесу, а вокруг звучала охотничья песня семьи...
— Дара, с тобой всё в порядке? — раздался откуда-то сверху женский голос.
— А... что? — я с трудом сообразила, что обращаются ко мне.
— Эй, Дара, ты чего? Выпила, что ли? — вмешался, кажется... да, Рон.
'Приворотного зелья, — мелькнуло в голове, — по имени Карис'.
— Рон, не мели языком! — резко оборвали его. — Не видишь, что Даре плохо! Проморгавшись, я поняла, что сижу на скамье, хотя, как туда попала, не помнила — совсем.
Хозяйка неодобрительно покачала головой:
— Девочка, что стряслось? — в голосе почтенной Вереты звучало искреннее беспокойство. — Ты в последнее время сама на себя не похожа!
— Ничего, это не заразно, — попыталась пошутить я.
— Ох, не нравится мне это! — словно про себя заметила хозяйка. — Ступай-ка ты домой и отлежись, а то ещё упадёшь прямо на сцене.
— А как же представление?
sp; — Ничего, Айри на замену поставим. Не всё же тебе надрываться. Пусть хоть раз ведьмой побудет.
Я усмехнулась, представив Айрену в роли ведьмы.
— Ступай, ступай, — решительно подтолкнула меня почтенная Верета.
Я осторожно спустилась по ступенькам, путь к выходу из зала вдруг показался очень долгим. На крыльце я уцепилась за перила, чтобы хоть немного отдышаться, и вспомнила: так мерзко я себя чувствовала перед первым превращением.
'Дева Пресветлая, в кого я ещё могу превратиться?!! Впрочем, — мелькнуло в голове, — может, это наказание за... Буду теперь сидеть в болоте или в пруду, если повезёт, а то и вовсе...'.
'Успокойся, ни в кого ты не превратишься, — снисходительно сообщила Тень. — Я своего места не уступлю'.
'И на том спасибо, — буркнула я'.
'Лучше скажи, чего ты маешься? — вкрадчиво спросила Волчица. — Нашла себе Волка, так радуйся!'
'Тень ты с ума сошла! Он же мой брат!'
&nnbsp;bsp; 'И что? — искренне изумилась моя звериная половинка. — Ты ведь хочешь его, а не Вожака, я же знаю'.
'Но так нельзя!!'
'У людей нельзя, — усмехнулась Тень, — а у Волков...'
От неожиданности я резко остановилась, едва не налетев на торговца бусами.
— Смотри, куда идешь, красавица!
— Извините, — я быстро огляделась вокруг, но к счастью, лоток стоял на месте.
— А может, тебя проводить? — черноволосый парень расплылся в улыбке. — Скажи куда, и я с радостью.
— Нет, спасибо, — я тут же свернула в первый попавшийся переулок.
'Надумала? — снова объявилась Тень'.
'Нет, и больше даже не упоминай об этом!'
'Как скажешь, — недовольно заметила Тень. — Ты же только хуже делаешь — и себе, и ему'.
'Уйди, пожалуйста, — выдохнула я'.
Тень затаилась где-то в уголке сознания, а я огляделась вокруг и поняла, что стою у ворот нашего постоялого двора.
Я даже не добралась до своей комнаты, упав, словно в полусне, на привычное место за нашим столом в общем зале — настолько меня ошарашил разговор с Тенью, ведь раньше мы с ней очень неплохо ладили. Да, иногда моя волчья половинка была весьма своевольна, но сейчас... как она могла такое предложить?!
— Дара, что-нибудь подать? — пробился сквозь невесёлые мысли голос хозяйки, остановившейся у стола.
— Нет, госпожа Марисса, ничего не надо.
Дальше было только хуже: изматывающие ощущения навалились с новой силой — я не замечала ни того, что делаю, ни с кем говорю. После нескольких непонимающих и удивлённых взглядов меня оставили в покое. К вечеру я хотела только закрыться в своей комнате и никого больше не видеть.
За ужином я едва притронулась к еде и сразу же ушла к себе. Закрыв дверь, я собралась прилечь, и тут раздался стук в дверь.
— Кто?
— Это я. Дара, открой.
Только его мне не хватало для полного счастья.
— Уйди! — я едва не зарычала.
— Открой, немедленно, — ледяной, повелительный тон.
Руки сами собой отодвинули засов и открыли дверь.
— Доволен, — я ядовито осклабилась, с трудом подавляя желание показать клыки. — Теперь убирайся!
Карис упёрся плечом в косяк, не дав мне закрыть дверь.
— Ты оглох? — я сдерживалась из последних сил.
Брат пристально посмотрел мне в глаза и неожиданно отступил. Я оскалилась и хлопнула дверью на весь коридор.
За окном неторопливо, уверенная в своей безраздельной власти, сгущалась ночь. Но не та, бархатно-звёздная, обычная для юга, а плотная, тяжеловесная, угольно-чёрная.
Когда в комнате стало совсем темно, я подошла к столу. Вообще-то, свет мне был не так уж и нужен, но поколебавшись, я всё-таки зажгла свечу. Одинокий огонёк казался слабым и беззащитным среди непроглядной темноты, и вдруг мне показалось, что я — такая же свечка, которая вот-вот угаснет. Каким-то уголком сознания я догадывалась, что дело здесь нечисто, но голова упрямо отказывалась думать: мысли были ленивые и вялые, как рыбы в илистом пруду.
Я, не раздеваясь, упала поверх одеяла, и сон накрыл меня каменной плитой.
Спала я, однако, совсем недолго: свеча не успела сгореть даже наполовину. Но я проснулась, не чувствуя никакой усталости, наоборот, тело словно налилось силой. Никогда прежде я так сильно не ощущала себя волчицей, хотелось вскинуть голову к небесам и разразиться торжествующей песней...
Карис мерил шагами комнату, словно пойманный в клетку зверь. Он отступил, потому что чувствовал — ещё немного и Дара вцепилась бы в него. Оставив её, он выиграл немного времени. Но как теперь попасть в её комнату? Дверь она, наверняка, заперла.
Если нельзя через дверь, значит... можно в окно.
Через пару минут Карис был уже снаружи. Окно Дары, к счастью, оказалось не закрыто на крючок, а только прикрыто ставнями. Карис, не раздумывая, перемахнул подоконник, и понял, что чуть не опоздал.
Она стояла посреди комнаты, глаза девушки пылали диким пронзительно-жёлтым пламенем, а руки нащупывали цепочку на шее, пытаясь снять амулет; уже содранные браслеты тускло посверкивали у порога.
Карис бросился вперёд в отчаянном прыжке, сбил её с ног и сам рухнул вместе с ней. Дара, словно бы не почувствовав боли от падения на пол, гибко, по-звериному, увернулась, откатываясь в сторону, но Карис сцапал её за руку. Стальные пальцы мёртвой хваткой сомкнулись на тонком запястье. Девушка рванулась и низко, приглушённо зарычала. Только теперь Карис понял, что такое настоящий страх. Он боялся, безумно боялся... за неё. Дару нужно было вернуть, вернуть любым способом.
Карис каким-то чудом перехватил вторую руку Дары, мелькнувшую в волоске от его щеки — сестра нацелилась полоснуть по лицу, и дёрнул девушку на себя. Дара, не сумев освободиться, упала ему на грудь. Карис не упустил момент и, не выпуская её, перекатился, оказавшись сверху. Дальше было проще — ему осталось только прижать Дару к полу всем своим весом.
После нескольких тщетных попыток она перестала вырываться и затихла, но зверь не собирался сдаваться так легко. Глаза девушки вдруг полыхнули ослепительно ярко, голова запрокинулась, а верхняя губа странно приподнялась, обнажая зубы... пока ещё человеческие.
Карис понял, что нельзя терять ни минуты, и, повинуясь безошибочному чутью, припал к её губам долгим поцелуем.
Через несколько минут или веков, он чуть отстранился и взглянул ей в глаза. Жёлтый огонь медленно угасал, зрачки всё больше расширялись, а радужка стала обычного карего цвета.
— Пусти... — голос прозвучал еле слышно, но это был голос человека. Карис разжал пальцы, завтра у Дары, наверняка, будут синяки, и поднялся, освобождая девушку.
Теперь, когда всё кончилось, он осознал, что был на волосок от смерти. Если бы она сумела выпустить клыки...
Дара, встав без его помощи, оправляла платье. Впрочем, отчаянная борьба превратила его почти в лохмотья: один полуоторванный рукав сполз до локтя, а с правой стороны подола в лопнувшем шве мелькнула узенькая полоска бедра.
Карис, всё еще беспокоясь, взял девушку за руку — пальцы Дары были горячими, словно у больного лихорадкой.
— Ты не уйдёшь? — её голос был по-детски испуганным.
Вожделение, вспыхнувшее от поцелуя, уступило место привычной нежности, желанию защитить, уберечь.
— Нет, конечно, — Карис притянул её к себе и обнял, зарывшись лицом в растрёпанные волосы, а через несколько минут подхватил на руки. — Попробуй уснуть и ни о чём не думай. Я с тобой...
...Ночь. Ветер колышет занавески, остатки давно догоревшей свечи небольшой лужицей застыли на столе. Дара спит — он слышит её мерное дыхание. Спит и видит сны, заставляющие её вздрагивать и сжимать тонкими пальцами ткань его рубашки. Карис осторожно высвободил руку из-под её головы, ласково пригладив непослушные, кажущиеся тёмными в полумраке комнаты, волосы. И рад бы сказать, что всё хорошо, что всё войдёт в свою колею так же легко, как завтра исчезнет терзающее её желание превратиться... но не может. Потому что знает точно — ничто уже не будет таким, каким было прежде. Потому что уверен, что не сможет забыть вкус её губ, её взгляд, её руки...
Но он попытается справиться с собственной слабостью. Да что там попытается — он справится. Иначе и быть не может, потому что им нельзя быть вместе, это неправильно!.. Даже если они с Дарой подходят друг другу во всём, если он любит её, ему всё равно придётся побороться с собой. Хотя бы ради неё самой.
Внезапно что-то изменилось, и эта перемена заставила его насторожиться, в то время как он пытался понять, что же случилось. А когда понял...
...Дара уже не спала. Вновь бешено засветились глаза, любимое лицо потеряло всякую осмысленность, и Карис, замерший в ожидании, подумал, что хуже, чем оказаться с волчицей в одной комнате, может быть только пребывание с ней на одной кровати.
Девушка повернула голову — медленно, словно пытаясь узнать того, кто находится рядом. Это придало Карису надежды, ведь если она всё ещё способна руководить своими поступками, значит, ещё не всё потеряно, как-нибудь да продержатся до рассвета... Но дальнейший поступок Дары разуверил его в ожиданиях.
Она изящно вывернулась из-под руки брата, словно собиралась лечь удобнее, но, едва Карис успокоившись, убрал руку, соскочила с кровати и бросилась к окну, на ходу стаскивая амулет.
Не думая о последствиях, Карис бросился следом, успев схватить девушку за талию, и потянул её за собой. Угрожающе рыча, волчица (называть дикого зверя именем сестры у Кариса не поворачивался язык) отчаянно пыталась вырваться из его захвата, но он держал крепко, твёрдо помня слова Лена. Наконец она затихла. Карис ещё несколько минут не решался ослабить хватку, но всё-таки расцепил руки...
...И тут же об этом пожалел. Воспользовавшись доверчивостью брата, девушка вновь бросилась к окну. Карис мысленно проклял себя за глупость и, соскочив с кровати, резко развернул Дару, прижав ее к себе, и лишая возможности вырваться.
Она неожиданно перестала сопротивляться, наоборот, приникла ещё теснее и... попыталась вцепиться в плечо.
Выпускать её было нельзя, и Карис сделал единственное, что ему оставалось — рванул девушку за волосы, вынуждая откинуть голову. Глядя в полыхающие жёлтые глаза, Карис чувствовал, как в нём самом просыпается зверь. Что ж волчица, мы ещё посмотрим, кто победит!
Последнее отчётливое воспоминание перед нахлынувшей волной безумия — падающие на пол клочья платья Дары и его рубашки...
Тепло, уютно, и... безопасно. Пожалуй, я ещё немного посплю. В полусне я потянула на себя одеяло, как вдруг, у меня чуть не остановилось сердце. Этот запах я узнаю из тысячи, всегда и везде. Я осторожно открыла глаза: Карис крепко спал, обняв меня правой рукой.
Что он делает в моей постели?!!
Я попыталась высвободиться, но тут Карис что-то прошептал — прислушиваться я не стала — и повернулся на правый бок. Воспользовавшись моментом, я вскочила с кровати и, чуть не сорвав занавеску, вылетела в комнату. Не глядя, схватила лежащее на сундуке платье и, едва просунув голову в ворот, шагнула в Переход.
Оказавшись на берегу озера, я тут же расстегнула цепочку — амулет упал в густую траву. Вернусь — подберу. Раз Тени не удалось вырваться ночью, пусть возьмет свое днем: теперь уже не опасно.
Проснувшись, Карис не сразу смог взглянуть на другую сторону кровати. Сейчас он больше всего боялся увидеть ненависть в глазах Дары, но девушки уже не было рядом.
Карис сел и принялся одеваться: надев штаны, потянулся за рубашкой, не нашёл, взглянул на пол и приглушённо выругался — эти обрывки осталось только выкинуть.
Наконец, собравшись с духом, он застегнул ремень и отдернул занавеску.
Дара стояла у окна, вцепившись в ставень так, что побелели пальцы. Сейчас она казалась Карису слишком туго натянутой струной: чуть тронь — сорвется, и он остановился в двух шагах, не решаясь подойти ближе.
Сестра обернулась и Карис оцепенел — в почти черных глазах смесь боли и обреченности, тихий, чуть громче шепота, голос:
— Тебе не стоило так рисковать.
Карис не мог поверить: она едва не стала волком, на ногах еле держится и еще беспокоится о нем!
— И, что я, по твоему, должен был делать? — хрипло спросил он. — Приковать тебя к кровати?
— Можно и проще, — бесцветно произнесла Дара, бессознательно поднеся руку к шее, — слегка придушить, например. Это же боевой прием. Сет Навел, наверняка, тебе показывал. Или убить.
— Дара, опомнись! — Карис схватил ее за плечи и довольно жестко встряхнул. — Что ты говоришь!
— Правду, — отозвалась она. — Я же тебя вчера чуть не убила.
— Прекрати, — Карис прижал её к себе, не давая вырваться, и невольно поморщился.
Насторожившись, Дара вывернулась из объятий, тотчас оказавшись у него за спиной.
— Мать Милосердная! — пораженно выдохнула девушка, глядя на его спину с весьма красноречивыми отметинами.
Карис обернулся, но Дара бросилась на колени прежде, чем он успел ее подхватить:
— Прости, я не хотела, — голос сорвался, — прости, если сможешь... за все...
Ошеломленный Карис тут же упал рядом, взял ледяные безвольные ладони в свои, повторяя ее же слова:
— Не взваливай всю вину на себя. Я тоже виноват.
Но Дара так и не подняла головы, из-за завесы черных кудрей, скрывших ее лицо, глухо донеслось:
— Оставь меня, пожалуйста.
Карис пытался еще что-то сказать, но сестра словно отгородилась невидимой стеной, уйдя куда-то в себя — его слова падали в пустоту.
Наконец, поняв, что все бесполезно, Карис встал, пересек комнату, на мгновение задержавшись на пороге, но все-таки вышел.
Глава XV
Большое спасибо Марине Ружанской — за помощь в создании этой главы.
За Карисом тихо закрылась дверь, но я так и осталась сидеть на полу, оглушенная виной и болью. Из-за меня Карис вчера едва не погиб, мало того, мы снова...
Я не должна была этого допустить — ни тогда, ни сейчас! Но не смогла... не смогла или не захотела?
Все это время я знала правду, но закрывала на нее глаза, обманывая сама себя. Теперь лгать было бесполезно: я любила Кариса не как брата, а как мужчину — любила и желала.
Богиня, уж лучше бы он меня убил!
'А если бы ты его вчера укусила?' — ядовито поинтересовался внутренний голос.
Только подумав, что такое могло бы произойти, я едва не упала в обморок: жаль, что у Ари под рукой не оказалось кинжала, — один удар, и всё кончено. То, что кинжалы не серебряные, вовсе не помеха.
И к чему бы это я вспомнила? Даже не знаю... А если подумать как следует? Решение пришло само собой.
Чуть освежившись, я достала из своего cундука лёгкую голубую тунику без рукавов, оделась и тщательно расчесала волосы. Как ни странно, но на этот раз, можно сказать, свершилось чудо — ни одна прядь не запуталась в гребне.
Осталось самое сложное, и я приоткрыла дверь. Хвала Богине, Ари уже спустился вниз — я отчётливо слышала его голос, доносящийся из общего зала. Выскользнув в коридор, я бесшумно прокралась в комнату Кариса и залезла в его короб: 'Только бы он их оставил! Пусть не оба, мне хватит и одного. Спасибо Богине, вот за это спасибо'.
Один из боевых кинжалов остался в свёртке. Я прицепила его к поясу, прикрыв складкой туники. Чуть не забыла! Достав из поясного кармашка записку Веданы, я расправила её на столе, придавив кружкой: теперь Ари уж точно пойдёт к магу, последнюю волю нельзя не исполнить.
Мать Милосердная, Дева Пресветлая, если вы меня слышите, прошу: не наказывайте Кариса за мой грех! Пусть он живёт долго и счастливо!
Я на цыпочках вернулась к себе и, заперев дверь на засов, присела было на кровать, но передумала и переместилась к окну. Осмотрев двор, к счастью, пустой, я перемахнула через подоконник и через минуту уже была в фургоне. Теперь только закрыть дверь на ключ, а для полной надёжности — ещё и на засов.
Усевшись поудобнее на спальной доске, я осторожно вынула кинжал из ножен. Начищенный до блеска клинок рассыпал вокруг себя весёлые блики, а лезвие... лезвие было бритвенно-острым — видно на глаз. Тем лучше.
На мгновение мелькнула мысль: 'По крайней мере, я знаю точно, куда попаду, даже раздумывать не надо — прямиком к Великому Змею. К Небесным Садам (1) меня и на перестрел (2) не подпустят'.
Несколько движений — и всё. Надеюсь, Карис меня если не простит, то хотя бы поймёт — как ещё я могу исправить то, что натворила?
А может... не надо?
Конечно, как дошло до дела, так сразу — в кусты. Нет уж, дорогая, за всё надо платить, а за этот грех плата одна — жизнь.
Вот и плати, тем, что продолжишь жить. Натворить ошибок и сбежать — любой дурак может! — Я вспомнила лицо Ари на похоронах матери, попробовала представить, как он перенесёт это во второй раз и чуть не взвыла в голос от злости на себя.
Как я могла о нём не подумать! Пусть уж лучше меня ненавидит, чем себя!
И кто его знает, когда этот маг вернётся? Нет, пока я нужна Ари, я останусь, а там посмотрим...
Я размахнулась и резким броском отправила кинжал в противоположный борт фургона. Потом поднялась, бросила короткий взгляд в зеркало — вроде всё в порядке, и, открыв дверь, медленно спустилась по ступенькам.
Через несколько минут я уже стояла около комнаты Кариса, заскочив перед этим к себе, но едва подняла руку, чтобы постучать, как дверь открылась.
Карис чуть отступил, пропуская меня внутрь. Я приготовилась ко всему, но в его взгляде не было ненависти, только облегчение, усталость и затаённая боль.
— Прости.
Я чуть не села на пол:
— За что?!
— За это, — Ари осторожно отвёл прядь волос с моего плеча.
Я опустила глаза: из-под тонкой ткани предательски выглядывал роскошный синяк.
— Мы квиты, — ответила я с горькой улыбкой, вспомнив его спину. — Помочь или сам справишься?
— С чем?
Я молча вытащила из поясного кармана склянку с багрянкой и чистый лоскут.
Он криво усмехнулся, стягивая рубашку:
— Самому неудобно, а у тебя рука лёгкая, — и опустился на лавку, глядя в распахнутое настежь окно.
Я управилась за десять минут, и уже на пороге услышала негромкое:
— Спасибо, сестрёнка.
— Не за что. Вечером ещё зайду, — глаза жгли невыплаканные утром слёзы, и я выскользнула за дверь.
Пожалуй, надо переодеться. Айрена уж точно спросит, как можно громче, откуда я упала. или — я скользнула взглядом по запястьям с четкими отпечатками пальцев Ари — кто меня хватал. Вернувшись в свою комнату, я быстро влезла в тёмно-зелёное платье с длинными рукавами и высоким воротом, и преодолевая себя, вышла в общий зал.
Завтрак пролетел словно в тумане: выйдя из-за стола, я даже не смогла вспомнить, что ела, и ела ли вообще, и с облегчением сбежала на задний двор. Тренировочный щит уже стоял на обычном месте, и мне осталось только продеть руки в петли. Но едва я прислонилась к почти родной поверхности, как на пороге фургона возник Карис с тем самым кинжалом в руках.
— Дара, что это такое? — от его голоса у меня по спине пробежала стая мурашек.
— Памятник моей глупости, — неохотно отозвалась я.
Брат вихрем слетел со ступенек и схватил меня за плечи:
— Не смей!! Слышишь... даже не думай!!
— Ари... пожалуйста, отпусти.
Вырваться я не могла — руки в петлях, а он и не расслышал. Бледное, без кровинки, лицо, горящие глаза:
— Поклянись... немедленно... что ты больше никогда ничего с собой не сделаешь!!
Мать Милосердная! Кажется, он с ума сошёл!
— Клянусь памятью родителей.
Железная хватка на моих плечах ослабла. Карис пошатнулся и неожиданно осел на землю. Богиня, опять!
'Волчий дар' не подвел — прочная кожа петель лопнула с надрывным треском, и я бросилась к Ари. Упала рядом на колени и похолодела от ужаса: он снял браслеты! Времени на раздумья не было, счёт шел на секунды. Я опустила ладони ему на виски, сосредоточилась и ушла за Грань. К счастью, приступ удалось остановить в самом начале, вот только вернувшись назад, чувствовала я себя так, словно притащила мешок муки на верхнюю площадку Часовой башни.
Впрочем, я-то пришла в себя довольно быстро, а этот, как бы помягче выразиться, тупоголовый, упрямый осёл, отправив меня в комнату, вместо того, чтобы самому отлежаться, продолжил тренировку, едва не разнеся щит на щепочки.
Да и день у нас, как назло, выдался такой, что передохнуть было некогда. Представления шли почти без перерыва, и домой мы вернулись едва держась на ногах. Но, вопреки усталости, почтенный Шалис смотрел довольным котом, добравшимся до оставленных без присмотра сливок. Ещё бы ему не радоваться — такая выручка!
Я почти задремала, прислонившись спиной к стене, как вдруг над самым ухом раздался голос служанки:
— Это вам, от господ вон за тем столом, — судя по звуку, передо мной поставили бутыль вина.
Я, не открывая глаз, произнесла:
— Отнесите обратно.
Кем бы ни были эти господа, меня они интересовали также, как прошлогодний снег.
Но в душе заскреблось нехорошее предчувствие. Я незаметно, сквозь ресницы, глянула в сторону господ, и весь сон улетучился неведомо куда. За столом, весьма оживлённо переговариваясь, сидели четверо дюжих детинушек, причём на лицах было написано крупными буквами: 'наёмники'.
Дара, у нас большие неприятности!' — истошно заверещал внутренний голос. Я согласилась, тем более, что Кариса, очень некстати, куда-то черти унесли, и осторожно вылезла из-за стола.
Так, сейчас надо незаметно проскочить в коридор.
За несколько шагов до вожделенной цели я едва не врезалась в одного из 'господ', здоровенного рыжего парня со щербатой ухмылкой:
— Эй, красотка, тебе, что вино не понравилось? Или мы?
— Угадал, — ледяным тоном ответила я. — Ни то, ни другое.
— Никак цену набиваешь? — в карих глазах вспыхнули злые огни. — Сколько? Внутри меня встрепенулась Тень. Очень хотелось показать клыки, однако, я сдержалась:
— Не продаюсь, — и попыталась ускользнуть в сторону, но он успел схватить меня за руку.
Да, это не Варт, на приём не попадётся!
Но вызвать 'волчий дар' я не успела. За спиной наемника блеснула сталь, и почти мгновенно к его горлу приникло лезвие боевого кинжала.
— Отпусти её. Немедленно, — негромко произнёс Карис.
Парень заметно побледнел и разжал пальцы. Я отступила назад, к стене.
Карис отвёл клинок от его горла и переместился вперёд, заслоняя меня, но тут же убрал кинжал в ножны — лишние неприятности нам совсем не нужны.
Однако, 'господин' оказался настырным, наверное, не хотел прослыть трусом.
— А не пошёл бы ты! — заорал он, обретя дар речи. — Да я ж тебя в бараний рог скручу и ... ... ...! — парня явно понесло. Видимо, излишек силы — из него бы запросто получилось два Кариса, а если очень постараться, то и три — уравновешивался недостатком ума. — Руки оторву и в...
Не было ни возгласов, ни предупреждений. Карис резко наклонился и выбросил вперёд правую руку со сжатым кулаком,
Я ахнула — в воздухе сверкнуло лезвие меча, но удар вышел быстрым и сильным. Кулак брата влетел парню в нос — тот не успел ничего сделать: просто коротко вскрикнул и отлетев назад, плашмя рухнул на ближайший столик, разнеся его на части.
Карис мгновенно перехватил за рукоять меч, выпущенный наёмником, отгораживаясь им от бросившейся на помощь троицы. Сейчас Ари, как никогда, был похож на большую и опасную кошку, выпустившую когти.
На миг всё замерло, потом, Карис плавно шагнул назад и медленно, глядя на поверженного противника, уронил меч на пол.
В зале, тем временем, наметилось оживлённое движение: более умные или трезвые посетители старались убраться вон, другие же, наоборот, протискивались поближе, предвкушая увлекательное зрелище, и не боясь попасть ненароком под горячую руку.
— Оставьте мне его! — дико рыкнул рыжий, выбравшись из обломков и встав на ноги. — И вы все, не лезьте! Я тебя... проучу, отродье.
— Лесс, остынь! — попытался образумить 'ухажёра' один из приятелей. — Это же тот самый, который сета эн-Вьерре чуть на куски не порубил.
Однако хмельной от ярости громила уже кинулся вперёд.
Я едва не застонала вслух от испуга за брата и желания проучить наглецов. Впрочем желание было не столько моё, сколько — Тени. Но я знала, чувствовала — убивать или калечить Карис не будет. Ещё не хватало из-за каких-то мерзавцев попасть на виселицу.
Ари хладнокровно подпустил наёмника так близко, словно ждал, когда здоровенный кулак в него врежется, сминая грудную клетку. Но в последнее мгновение брат шагнул влево, пропуская удар, и схватил с ближайшего столика широкую деревянную миску. Посудина с тихим свистом рассекла воздух, рассыпая вокруг красно-зелёные брызги крупно нарезанных помидор, огурцов и салата. Живописный огород разукрасил ближайших зрителей, заставив разбежаться по углам, а дубовое дно с размаху впечаталось в щёку Лесса. Хрустнуло. То ли посудина, то ли нос наёмника, и мужчина отшатнулся назад. Карис, не дав противнику опомниться, ударил его ногой в живот и добавил слева.
— Неплохо! — послышалось из толпы. — Три серебрушки на менестреля!
— Сдурел, что ли? — ответил другой голос. — Десять на рыжего! Он этого певуна на клочки порвёт...
— Если доберётся! — хмыкнул первый спорщик.
Громила-наёмник пошатнулся от удара, ошалело махнул руками, закрываясь от уже минувшей опасности, и ломаной дугой врезался в столик сбоку, к счастью, пустой.
Один из его приятелей, решив всё-таки поучаствовать в драке, потихоньку пробивался Карису за спину. Меня он, конечно, в расчёт не принял. Напрасно.
Взгляд упал на ближний стол, точнее, на глиняную кружку, и рука сама потянулась к ней. Но тип оказался шустрым и схватил меня под локоть.
— Тише, детка, — шепнул дружок Лесса. — Это...
Он на мгновение отвлёкся, и я воспользовалась моментом, благо, вторая рука была свободна. Впечатав кружку в мерзкую морду, тут же украсившуюся пенными разводами, я с удовольствием добавила поганцу под дых. Он сдавленно охнул и, сложившись почти пополам, осел на пол, а я обернулась к брату.
Новый удар миской — Карис решил довершить начатое, почти угодил смутьяну в затылок, но тот, выказывая немалый опыт трактирных драк, успел выставить плечопил, уже предвкушая победу, а трое наёмников одобрительно захохотали, подначивая дружка и давая советы куда и как лучше бить.
Но громила просто бросился на Кариса — удар был таким, что свалил бы наземь жеребца. Оба полетели на пол, и Карис со всего размаха впечатался спиной в дубовые половицы. Ари ещё пытался вывернуться, но Лесс схватил его руки, зажимая в своих лапищах, смачно размахнулся и головой врезал в лоб брату.
Карис откинул голову и замер.
Я иссступлённо рванулась к нему, но не сдвинулась с места ни на волос.
— Гони монеты! — послышалось где-то рядом.
...Через несколько бесконечно долгих секунд раздался стон. Стон Лесса. Щетинистая рожа наёмника жутко перекосилась, он скорчился и отвалился в сторону, хватаясь за... пах.
Карис попытался подняться, опёршись о пол, но не смог. Наконец, с трудом встал, держась за лоб, и сделал несколько шагов как можно дальше от громилы.
Так нельзя. Хоть бы снова не начался приступ.
Пусти, сейчас же!!! — кажется, маг понял, что я не шучу. Невидимые цепи ослабли, а потом и вовсе, исчезли.
Я, забыв обо всём, метнулась к Карису, но в двух шагах меня перехватил Севет.
— Пусти! — почти прорычала я, и попыталась его оттолкнуть. Не получилось — маг постарался на славу, я еле удержалась на ногах.
— Не лезь! Ты, что, его смерти хочешь!
Ари, кажется, понял, что драка затянулась.
Только понял как-то не так... Мне показалось, что сил ему не хватило совсем. Карис медленно, словно забыв про бой, разъярённого врага за спиной и зрителей, отошел к стене. Наклонился над длинной лавкой, будто собрался прилечь отдохнуть.
Лессу же передышка не требовалась. Взревев, наёмник вновь ринулся на брата, сжимая в кулак массивную ладонь, напоминающую кузнечный молот.
А Ари неожиданно отклонился влево, уходя от прямого удара. Правой рукой Карис ловко сдёрнул с лавки кухонное полотенце, забытое кем-то из обслуги, и резко хлестнул им.
Хлопок. Конец длинного рушника обвился вокруг шеи наёмника удушливым кольцом. Лесс, выпучив глаза, попытался сорвать тряпку. Напрасно.
Не позволяя противнику освободиться из петли, Карис несколько раз ударил Лесса под дых, и подсечкой свалил мерзавца на пол. Несколько сильных ударов кулаком в лицо и... я только через несколько секунд поняла, что всё закончилось. Наёмник лежал на полу и не двигался. Карис поднялся, повёл плечами, словно сбрасывая тяжесть и повернулся к двоим приятелям рыжего, не участвовавшим в драке:
— Пошли прочь, — голоса он не повышал, но наёмников словно пригвоздило к полу.
Я глянула на брата и чуть не свалилась в обморок: таким взглядом и убить можно, а уж на колени поставить — раз плюнуть.
Разом присмиревшие приятели подхватили поверженного Лесса, (тот мерзавец, которого я 'приголубила', уполз сам) и убрались восвояси.
Притихшие было посетители оживлённо загомонили, из рук в руки начали переходить монеты.
Я вырвалась из рук Севета, бросаясь к Карису, но не успела: он пошатнулся и, с коротким стоном, осел на ближайшую лавку. Я упала рядом, вглядываясь в побелевшее лицо с расширенными зрачками: 'Опять!'
Глубокий вдох, посторонние мысли отброшены прочь, нет ничего — только Ари. Ладони уже привычно легли ему на виски, одно, почти незаметное усилие, и я погружаюсь в омут боли...
— Чево это с ними?!! Окаменели, что ль?!!
— Да кто ж разберёт! Богиня Всеблагая, никак колдовство!
— Эй, отойди-ка от греха подальше!
Солнечный свет больно резанул по глазам, вокруг роились смутные, расплывчатые пятна. Я моргнула, встретившись взглядом с Карисом, и опустила ладони.
— Как ты?
Он попытался улыбнуться, но вышло неубедительно:
— Если честно, то паршиво.
— Давай, попробуем потихоньку, — я придвинулась ближе, привычно подставляя плечо.
Карис слабо усмехнулся и обнял меня за плечи. Мы медленно поднялись, и рука сама легла ему на пояс.
Рядом, как-то совсем незаметно, появился почтенный Шалис:
— Рон, растяпа, марш сюда, помоги Даре. Ей одной не справиться.
Рон, с уважительным изумлением гляnbsp;девший на Кариса, осторожно подошёл с другой стороны, став, очень кстати, ещё одной точкой опоры.
До моей комнаты мы добрались благополучно, а дальше всё пошло как обычно — браслеты и, для полной надёжности, зелье. Немного посомневавшись, я добавила в лечебную 'пакость', ещё и сонный отвар.
Впрочем, Карис сопротивляться и не думал — выпил всё без единого слова, и через пару минут уже спал. Я тихонько стянула с брата сапоги и рубашку, укрыла одеялом и присела было на лавку, но чуть подумав, вернулась и осторожно легnbsp;
&ла рядом, прижав ладони к браслетам на его плечах. Кто эти магические штучки знает, вдруг не справятся, так пусть уж лучше мою Силу берут, если этот трижды клятый маг ещё что-нибудь мне оставил. Я его вытащу — если понадобится, выжму до капли и себя, и Тень.
...Богиня! И с какой это радости, я так напилась?! — голова просто раскалывалась. Не то, что встать, даже шевелиться почти не было сил и я попыталась поглубже зарыться в подушку. Вот nbsp;
&только подушка почему-то оказалась подозрительно тёплой и очень знакомо пахла. Я с трудом разлепила веки — спала я, ни больше ни меньше, как на груди у Кариса, а он меня ещё и обнимал.
Высвободиться я даже не пыталась — хватка у него железная, бесполезно трепыхаться, пока сам не отпустит.
М-да, и что же вчера было? Ох... драка... приступ... Мать Милосердная!
Я подняла руку, скользнув ладонью по россыпи каштановых прядей и коснулась кончиками пальцев его виска — ровное спокойное биение пролилось бальзамом на мою измученную душу. От нахлынувшего облегчения в глазах защипало, и по щекам тут же пролегли влажные дорожки.
— Что стряслось?
Я вскинула на него глаза и попыталась отодвинуться:
— Ничего.
— Извини. Сейчас. — Карис расцепил сомкнутые на моей талии руки, отстранился и соскользнул с кровати.
Я приподнялась, сдавленно застонала и снова упала на кровать:
'Да что ж такое-то?!'
'Чуть не убила и меня, и себя и ещё удивляешься!' — ехидно заметила Тень.
'Так было надо!' — отчеканила я. — 'И не смей ничего говорить!'
'Ты знаешь, сколько ты ему отдала?!!' — завопила Волчица. — 'Два месяца оборачиваться не сможешь!'
'Хоть год! Замолчи, наконец!'
Тень возмущённо фыркнула и исчезла.
Кажется, я не просто остановила приступ, а перетянула его на себя. Мама! Как же мне плохо!
Я сползла с кровати, но тут же мягко и очень решительно была уложена обратно.
— Даже не пытайся, а то привяжу, — когда в голосе Ари появлялись такие ноты, спорить было так же разумно, как биться головой о стену.
Возражать я, конечно, не стала и улеглась поудобнее, незаметно наблюдая за Карисом. В отличие от меня, он выглядел и, к счастью, чувствовал себя как обычно — словно это не из него вчера пытались сделать отбивную.
— Я в зал, закажу ужин. Что тебе принести?
— Всё, что есть на кухне, — сейчас я была готова съесть даже слона, целиком и в сыром виде.
Но, предпочла бы мерзавца, угостившего меня сегодня или уже вчера? 'Пламенем Дракона'.
Карис, видимо, встревожился не на шутку, потому что притащил еды на целую роту королевских гвардейцев.
Только немного подкрепившись — всего полподноса — я смогла слезть с кровати.
— Ари...
— Да?
— А сколько мы проспали?
— Ну, похоже, целый день.
Я чуть не свалилась на пол:
— Хозяин нас съест.
— Не бойся, — усмехнулся Карис, — не съест. Я его только что видел. Справились без нас. Ну что, теперь легче?
— Да. Я, пожалуй, пойду, мне надо прогуляться.
— Я с тобой, — подхватился брат.
— Хорошо.
Выйдя на крыльцо, я тихонько вздохнула. На небе расстилала нежно-сиреневую, затканную серебряными звёздами, вуаль Дева Сумерек.
День — время Дары, ночь — время Тени, а сумерки — для обеих. Выйдя за ворота, мы направились вниз по улице, и, не сговариваясь, решили убраться подальше. Несмотря на довольно поздний час, в округе главной площади было ещё много народу, а сегодня нам совсем не хотелось привлекать внимание.
Вдоволь покружив по улицам, я вытащила Кариса на небольшую безлюдную улочку. Судя по скромным опрятным домам, здесь жили, большей частью, мастеровые средней руки.
В окнах домов, за отбелёнными занавесками, уютно мерцали огоньки свечей или масляных светильников. Я неожиданно задумалась, какой могла бы стать моя жизнь, выбери я простую и понятную судьбу — дом, мужа и детей.
Особенно напрягать воображение не пришлось: наша семья странствовала не так уж и долго, только первые несколько лет моей жизни прошли в дороге. Потом, когда пришёл успех, мы прочно осели в Вельте. Наверное, если очень постараться, я могла бы даже отыскать наш дом, но зачем? Что может быть больнее, чем видеть в когда-то родных стенах чужих людей?
С домом и детьми всё понятно, а вот муж... Воображение, злорадно усмехаясь, выдало картинку, едва не заставившую меня застонать от боли, от того, что это никогда не станет явью.
Пройдя ещё немного, Ари остановился около огромного куста белых роз, отломил одну и бережно вдел мне в волосы.
— Тебе очень идёт.
— Спасибо, — я улыбнулась и поняла, что кем бы Карис ни был — братом или любимым — дороже человека для меня нет и не будет.
Он, словно угадав мои мысли, улыбнулся в ответ, обняв меня за плечи. Я прильнула щекой к его руке, и содрогнулась от озноба, а мгновением позже завопило чутьё, предупреждая об опасности. О близкой опасности.
Я инстинктивно бросилась вперёд, резко оттолкнув Кариса... миг пронзительной боли, и мир исчез во мраке беспамятства.
Темно и тихо. Ничего не хочется и ничего не нужно. Сквозь плотный кокон вдруг пробивается что-то знакомое — слабые, еле слышные голоса:
— Лен, что делать?!! Она же почти не дышит?!!
— Отойди, я попробую.
Лен резко дернув вверх рукав рубашки, вытащил из ножен на боку кинжал, и глубоко, от души, рассёк себе запястье. Вниз по руке тут же проложила извилистую дорожку кровавая струйка.
Эллент склонился над Дарой, и прежде, чем Карис смог что-то сказать, её запястье тоже перечеркнула алая полоса. Бросив кинжал, Лен прижал свою руку к руке Дары, чтобы порезы соприкасались.
Через чёрную завесу робко, почти незаметно просачивается крошечная капелька пламени, ещё одна... ещё... ещё... Тьма, огрызаясь, уходит прочь, неохотно уступая место огненно-алому полотну. Где-то в глубине меня начинает пробуждаться Серебряная Тень. Пламя Крови, Зов Вожака. Волчица рвётся наружу, и я не могу сопротивляться.
Казалось, время остановилось...
Лен, до рези в глазах, всматривался в застывшее, почти прозрачное лицо Дары, неестественную бледность которого подчеркивали разметавшиеся по подушке каштановые кудри, но ничего не происходило, хотя их руки были по-прежнему соединены.
Карис, стоявший рядом, за несколько дней изменился до неузнаваемости и выглядел не более живым, чем бережно укутанная одеялом девушка.
У Лена уже кружилась голова, а перед глазами плыли тёмные круги, когда Дара неожиданно выгнулась дугой, застонала, открыв блеснувшие янтарём глаза, но почти сразу же упала обратно на подушки.
Лен, облегчённо вздохнул, отнял руку и, перетягивая запястье платком, обронил:
— Я разбудил Волчицу, а Дару должен вернуть ты.
Карис, накладывавший на запястье cестры повязку из льняной ленты, не оборачиваясь, глухо произнёс:
— Спасибо, — и опустился на колени рядом с изголовьем кровати. Лен молча вышел, закрыв за собой дверь. — Дара, родная, любимая... счастье моё... не уходи... только не уходи... ради меня...
Я пытаюсь пойти навстречу голосу, но темнота берёт своё, окутывая непроницаемым чёрным покрывалом...
В горле плотным комом стояли слёзы, мешая говорить, поэтому Карис мог лишь надломленно шептать, держа Дару за руку:
— Любимая, вернись, пожалуйста, вернись! Не оставляй меня, Дара!
Никакого отклика. Казалось, вместо девушки перед Карисом лежала мраморная надгробная статуя. Почти отчаявшись, Карис склонил голову на край кровати, не выпуская ладонь Дары, и вдруг ощутил острый укол.
Серебряные браслеты Дары — теперь она носила их, не снимая — замерцали мягким серебристым светом и словно вплавились в полыхающие золотисто-лиловым сиянием браслеты Кариса, переместившиеся с предплечий на запястья.
Яркая трехцветная вспышка заставила Кариса закрыть глаза...
Он не понял, что произошло, но в следующее мгновение словно шагнул сквозь плотную чёрную завесу, и оказался... в той же самой комнате, только окутанной серым туманом, лишь посередине остался свободный островок — кровать Дары.
Но, облик девушки был каким-то расплывчатым: время от времени на её месте возникала крупная серебристо-белая волчица.
Справа от стены тумана бесшумно отделилась фигура в сером плаще с капюшоном и направилась к замершей на кровати Даре.
Она остановилась в нескольких шагах от девушки, плавно откинув капюшон. Иссиня-чёрные волосы, стянутые в тугой узел, тёплые карие глаза, такое знакомое лицо...
— Мама! — Дара, не думая ни о чём, вскочила и бросилась навстречу.
— Идём, — произнёс чужой, вкрадчивый голос. — Твой Путь завершён.
Словно зачарованная, Дара протянула ладонь, но тут же упала обратно на кровать, сбитая с ног резким ударом.
— Нет, Уводящая! Забери меня вместо неё!
— Тебя? — Уводящая бросила на Кариса холодный, пронизывающий взгляд. — Твоё время ещё не настало. Отойди, я пришла за ней.
— Не отдам!! — сейчас Карис был готов сразиться с кем угодно.
— Пойми, человек, она давно моя. Её жизнь уже выкупили однажды, не пытайся сделать это снова.
— Почему нет? Я готов.
— Не надо, — лёгкая ладонь легла Карису на плечо. Он обернулся: в глазах Дары светилась печальная нежность. — Я ухожу. Я люблю тебя.
Не дав Карису времени для ответа, девушка решительно шагнула вперёд.
Руки Дары и Уводящей почти соприкоснулись, как вдруг серый туман испуганно разлетелся неровными клочьями, и в образовавшийся просвет ударил узкий и острый, как клинок, ослепительно-яркий луч жемчужного света.
Карис невольно зажмурился, а когда открыл глаза, напротив Уводящей стояла юная белокурая девушка в нежно-зелёном платье, с васильковым венком на голове.
— Второй Выкуп за одну жизнь? Как интересно! — Богиня Судьбы насмешливо-оценивающе взглянула на Дару. — Что же в ней такого особенного?
Карис молча опустился на колени, с мольбой глядя на девушку:
'Дева Пресветлая, позволь ей вернуться!!!'
Дева отвернулась от Дары и встретилась взглядом с Карисом. Синие, внезапно ставшие бездонными, глаза читали в его душе, как в открытой книге.
'Прошу тебя, Пресветлая!!!'
'Ты понимаешь, о чём ты просишь?'
'Да, Пресветлая! Если её нельзя вернуть, то позволь нам уйти вместе!'
'Что ты готов отдать в обмен на её жизнь?'
'Свою жизнь, Пресветлая!'
'Этого мало'.
Карис не колебался ни секунды.
'И посмертие, (3) Пресветлая'.
Напряжённая тишина, то убивающая отчаянием, то воскрешающая надеждой. Пристальный взгляд, пронзающий душу насквозь. И... вечность спустя, слегка удивлённый ответ:
'Ты выдержал испытание. Она вернётся, но даже я не могу отменить закон: Второй Выкуп равен Первому. Третьего не будет'.
'Благодарю тебя, Пресветлая!'
Карис опустил глаза, и в тот же миг на него обрушилась тьма.
Сознание возвращалось с трудом. Виски огненным обручем стянула боль, но, сдавленно застонав, он всё же сумел открыть глаза.
Карис плашмя лежал на полу, уставившись в потолок, явно решивший поменяться местами с полом. Пришлось снова закрыть глаза и немного подождать. Наконец, комната обрела привычный вид, но несколько шагов до кровати Дары пришлось преодолевать ползком. Карис обессиленно прислонился к изголовью, чувствуя себя только что выстиранной, на совесть выжатой и выкрученной рубашкой.
Кое-как повернув голову, он впился взглядом в лицо Дары. Мертвенная прозрачность, так пугавшая его, ушла, сменившись обычной бледностью, а дыхание девушки было хоть и слабым, но уверенным и ровным.
Кажется, пора просыпаться. Я попыталась открыть глаза, но мгновенно навалилась такая тяжесть, что я смогла только слабо трепыхнуть ресницами.
Всё тот же настойчивый голос, влажная прохлада на лице и... мне на щёку падает что-то горячее.
Я, еле собравшись с силами, разлепляю словно склеенные веки.
Совсем рядом знакомое и в то же время незнакомое лицо. Глаза, как 'два озера боли на бледном лице' — всплыла из глубин памяти строка баллады. Жёсткие складки у губ, широкая седая прядь у левого виска.
— Ка-рис...
— Тише, малышка. Тебе пока лучше помолчать.
— Ты жив... — я закрыла глаза; говорить в самом деле было трудно.
— Да что со мной случится... — горечь, прозвучавшая в его голосе, заставила меня вскинуть ресницы.
— Не говори так... — я осеклась, прикусив губу, и отвела взгляд. Ещё не хватало ляпнуть что-нибудь не то.
— Ты же обещала... — почти беззвучно выдохнул Карис. — Зачем?
— Так было надо, — значит, Ари не понял, что покушались на него. Пусть, так даже лучше. С тем метателем я разбусь сама — найду и накромсаю на мелкие ломтики, очень-очень медленно. — Все обошлось, — я осторожно протянула руку, коснувшись его плеча.
На щеке Кариса вдруг забился мускул, совсем по-детски дрогнули губы и брат упал лицом мне в колени.
Я рванулась к нему, ладони сами опустились на трясущиеся плечи — но почти сразу, едва удержавшись от крика, откинулась назад: рана, скрытая под повязкой поперек груди, напомнила о себе резкой болью.
И тут в дверь постучали. Ари неловко поднялся, подхватил с тюфяка рубашку, и на ходу просовывая голову в ворот, направился к двери.
Я опустила веки, никого видеть не хотелось, но почти одновременно с шорохом двери, по спине прополз очень знакомый холодок.
Лен скинул кожаный плащ, привычно повесил его на гвоздь у двери и одним плавным движением отряхнул капли дождя с волос.
— Как она?
— Очнулась.
— Держи, — Лен передал Карису небольшую, но увесистую корзинку и шагнул к моей кровати. — Выставь на стол, только осторожно.
Карис спокойно отошёл к столу, занявшись корзиной.
— С возвращением, каэнне, — Лен опустился на скамеечку рядом с моей кроватью.
Я молча глянула на него, потом осторожно скосила глаза на стол. Там стройными рядами вырастали пузырьки, баночки и скляночки, которых с избытком хватило бы на целую магическую комнату.
Лен, увидев, куда я смотрю, сообщил с обворожительной и, одновременно, злорадной улыбкой:
— Это всё для тебя. И начнём прямо сейчас. Ари, там такой большой зелёный пузырёк с красной печатью на горлышке. Давай его сюда и ложку не забудь.
Я посмотрела на Кариса, уже стоявшего у кровати с пыточными орудиями наготове, и послушно проглотила вязкую бледно-зелёную гадость.
— Ещё что-нибудь? — прошелестела я. — Давайте сразу.
— Нет, — оторопело произнёс Лен, — только запить надо.
Сделав несколько глотков, я закрыла глаза и незаметно провалилась в сон.
Карис осторожно задёрнул занавеску над кроватью Дары и присел за стол. Лен, потягивавший подогретое вино с травами, отставил кружку, и почти шёпотом принялся объяснять:
— Вот это — по ложке перед едой, три раза в день; это — вечером перед сном, по две капли на кусочке хлеба.
— А остальное? — Карис кивнул на армаду склянок.
— Потом, — отмахнулся Лен. — Сейчас — только самое необходимое.
— Ты уверен, что подействует, как надо? — спросил Карис.
— Не волнуйся, — хмыкнул Лен. — Я пообещал, что если не подействует, я лекарю все эти склянки засуну... кое-куда.
До сих пор поверить не могу, что мы её вытащили. Как бы чего не случилось...
— Не случится. Я знаю.
Лен, уже собравшийся спросить, откуда взялась такая уверенность, внезапно осёкся под пристально-отрешённым взглядом Кариса, и заговорил только через минуту:
— Ари, я ещё хотел сказать...
— ... что собираешься стать моим зятем? — продолжил за него друг детства.
— А ты против?
— Решать будет Дара, — глаза Кариса на мгновение вспыхнули зелёным огнём, а лицо превратилось в каменную маску: 'Она моя, только моя!' — Но учти, во второй раз я тебя убью.
— Если она согласится, я женюсь хоть завтра, — мечтательно улыбнулся Лен. — Не волнуйся.
— Твои благородные предки в гробах, часом, не перевернутся? — ехидно поинтересовался Карис. — Ты же, как-никак, сет, а мы кто — простолюдины. Дара тебе не ровня.
— А это ещё как посмотреть, — усмехнулся Лен. — Она — каэнне, и поверь мне, это очень много значит. Мне пора. Завтра зайду.
— Дара, солнышко, проснись. Всё в порядке, я здесь, с тобой.
Я приподнялась на постели, приходя в себя. Карис, стоявший на коленях у кровати, облегчённо вздохнул и, склонившись, осторожно притронулся губами к моему лбу.
— Жара вроде нет.
— А что случилось? — я ещё полусонно взглянула на него.
— Ты спала очень беспокойно, металась, а потом застонала.
Я помотала головой:
— Ничего не помню. Пить хочется.
— Сейчас. Может, ещё что-нибудь надо?
— Нет, спасибо, — я отдала ему кружку. — Ложись, тебе надо поспать.
Всё это время Карис не отходил от меня ни на шаг и, вернувшись в комнату, спал не на кровати, а на полу, чтобы быть поближе, на всякий случай.
Тёмные тени у него под глазами были заметны даже при слабом свете свечи. Я вздохнула и, не удержавшись, провела ладонью по его щеке.
— Совсем ты со мной измучился.
— Зато понял, как несладко тебе со мной приходилось, — усмехнулся Ари, — теперь, случись что, буду послушным, как ягнёнок.
Меня мгновенно прошиб озноб — ну, кто его за язык тянул! Тьфу-тьфу, чтоб не сглазить!
— Пожалуйста, никогда так не шути, — прошелестела я.
— Прости, солнышко, больше не буду.
Я, успокоившись, откинулась на подушки и закрыла глаза. Карис вернулся к столу, задул свечу, а чуть погодя зашелестел простыней — спать под одеялом было слишком жарко — устраиваясь поудобнее.
Немного выждав, по волоску, чтобы не потревожить рану, я переместилась ближе к краю кровати и неуверенно протянула руку, сразу же ощутив ответное прикосновение.
Сомкнутые ладони, пальцы, переплетённые в тесный замок — так мало, когда хочется большего и так много, когда нельзя почти ничего.
Глава XVI
— Ещё немного, и ты поджаришься, — произнёс надо мной низкий голос.
Я лениво отмахнулась, не открывая глаз, и передвинулась из тени на солнце.
Короткий смешок, и тень переместилась вслед за мной.
— Лен, ты хочешь неприятностей? — вкрадчиво промурлыкала я.
Вместо ответа на меня обрушился водопад солёных брызг.
'Ррр-р!! Что будем делать?' — Тени эта шутка тоже не понравилась.
'Догоню и убью! Медленно и мучительно!' — я спрыгнула с валуна, злорадно улыбаясь.
Лен всё прекрасно понял и молниеносно перетёк в сторону.
Я вздохнула с лёгкой завистью: увидеть — увидела, но вот повторить... непросто даже для оборотня, а уж для обычного человека это выглядело так, словно Лен растворился в воздухе, и метнулась вдогонку.
Карис, нежившийся на золотистом песке в нескольких шагах от моего валуна, бросил на нас короткий взгляд и снова закрыл глаза.
После моего ранения, Ари и Лен вели себя так, словно никакого поединка никогда и не было. Лен появлялся каждый день, и все наши уже считали его своим. Я бы не удивилась, если бы хозяин однажды предложил ему роль в истории.
Я обогнула скальный выступ и чуть не врезалась в Лена. Все мысли о 'страшной мести' улетучились, как утренний туман, стоило мне увидеть его лицо.
— Что случилось? — вопрос слетел с губ едва ли не прежде, чем я поняла, о чём спрашиваю.
— Её нашли.
— Её?! Но зачем женщине понадобилось убивать Кариса?! — такое просто не укладывалось у меня в голове.
Лен отвёл взгляд в сторону:
— Дара, ты же сама на него метку (1) поставила... и как это у тебя получилось?
Я опёрлась о скалу — вдруг резко ослабли колени.
— Она из наших?
— Да, — отрывисто кивнул Лен. — Алейна — каэнне, как и ты. Но обращённая — приёмыш, а не кровная.
— Почему? — мне было глубоко наплевать, кто она, гораздо важнее была причина.
Лен передёрнул плечами и опустил глаза:
— Её отец некоторое время назад намекнул на возможность союза. Я её знал, или думал, что знал и собирался дать согласие, пока... — он умолк на полуслове.
В глазах потемнело от злости, из горла вырвалось рычание.
— И что теперь? — с трудом выговорила я.
— Решать будут Вожаки. Война ни той, ни другой Стае не нужна. Нас и так слишком мало.
При этих словах я почему-то вспомнила случай с наёмником и неожиданно для себя спросила:
— Лен, ты можешь научить меня рукопашному бою?
— Дара, что-то случилось? — глаза Лена полыхнули дикими зеленоватыми огоньками. — Я порву глотку любому, кто попробует тебя обидеть!
— Всё в порядке. Карис меня учил, но очень немного. Мне этого недостаточно.
— Хорошо. Начнем завтра, но учти — поблажек не будет, — Лен криво усмехнулся. — Ты ещё не раз проклянешь и меня, и себя.
— Посмотрим, — улыбнулась я.
— Ненавижу! Изверг! Мучитель! Загрызу!!
— Я тоже тебя люблю, — Лен с хищной улыбкой потянул меня за руку, вытаскивая из угла, куда сам и зашвырнул минуту назад.
Я мысленно обозвала его парочкой совершенно неприличных, но очень подходящих слов и поднялась, еле сдержав стон.
— Ай-яй-яй, как нехорошо, а ещё девушка! — заметил Лен тоном строгого наставника.
'Он ещё и в мысли залез! Ну что ж, сам напросился!' — злорадно ухмыльнувшись, я чуть подумала и сообщила, конечно же, не вслух, кто он такой и что я о нём думаю. Самой красочной и непристойной фразой, какую только смогла изобрести.
Совершенно неописуемое выражение, появившееся на лице Лена, так и просилось на холст. Право, жаль, что я не художник!
Радость от удачной пакости была недолгой: Лен резанул меня взглядом, как ножом, и ледяным голосом обронил:
— В круг.
К концу тренировки я чувствовала себя чем-то средним между хорошо выбитым ковром и тряпкой для мытья пола: Лен хладнокровно и жёстко вытряхивал из меня душу. Однако, несмотря на вопли и ругательства, я была ему искренне благодарна.
Одни только уроки по использованию 'волчьего дара' в человеческом облике были бесценны: ведь всё, что я умела до этого, я узнала сама. Отец ушёл слишком рано, а братья и сестра были чистокровными волками и человеческий облик принимали только изредка.
Из Перехода — самый удобный способ возвращаться домой — я даже не вышла, а почти вывалилась. Кое-как добралась до кровати... и только через пару часов смогла встать, чтобы впервые за много дней пристально посмотреть на себя в зеркало.
Полюбоваться и впрямь было на что — не на лице, на теле: потрясающей 'красоты' узоры из синяков сделали бы честь любому леопарду.
Надо было что-то придумать и притом немедленно — в закрытом платье, по здешней жаре, я просто сварюсь.
Самое простое — намазаться примочкой от плеч до пяток. А как же спина? Ей больше всего досталось. Кариса попросить? Нет, ни за что!
Но выход я всё-таки нашла: вылила примочку в глубокую миску, хорошенько намочила там полотенце и завернулась в него.
Какое счастье, что сегодня и завтра у нас неожиданный выходной — хозяйское семейство отправилось на свадьбу к каким-то дальним родственникам госпожи Вереты, иначе, после работы меня можно было бы смело назвать ходячим мертвецом.
Упорный труд и терпение сделали своё дело — ближе к вечеру, синяки начали понемногу выцветать, а к утру обещали и вовсе исчезнуть, но идти в общий зал я не рискнула, поужинала в комнате.
Обычно, после занятий с Леном, я ложилась рано и спала, как убитая, но сегодня сон никак не хотел приходить. Без толку проворочавшись в кровати чуть не два часа, я встала, оделась и собралась было поиграть, но вспомнила, что у лютни порвалась струна.
'Какая досада! Ничего, попрошу у Кариса, он вроде бы ещё не спит'.
Я вышла в коридор, под его дверью неярко мерцала полоска света — значит, не спит. Я осторожно постучала, Ари открыл сразу:
— Малышка, что-то случилось?
— Нет, просто не могу уснуть. Дашь лютню?
Карис улыбнулся.
— Ты играть собралась? Поздно уже, смотри, остальных постояльцев не переполоши, а то выставят нас за дверь.
— Я тихонечко, даже ты не услышишь.
— А с твоей что случилось?
— Струна порвалась, а запасные в фургоне. Завтра заменю.
Ари отошёл и почти сразу вернулся, протягивая мне инструмент.
— Держи, — наши пальцы встретились на грифе.
Я прикусила губу и, не выдержав, вскинула на него глаза.
На лице Кариса не отразилось ничего.
— Спокойной ночи, сестричка.
— Спокойной ночи.
Я пошла к себе, давя желание обернуться. За спиной осторожно закрылась дверь.
Карис прислонился к двери, борясь с собственным безумием.
С каждым днём, обращаться с Дарой, как с сестрой, становилось всё труднее. То, что было обычным для брата — улыбаться ей, разговаривать, вдыхать её запах, касаться — для мужчины, жаждущего обнимать, ласкать, любить — стало изощрённой пыткой.
А в соседней комнате, вторя переливам голоса, рассыпала серебро струн лютня — слышно было прекрасно, благодаря раскрытым, из-за жары, окнам.
— Я хочу быть любимой тобой (2)
Не для знойного сладкого сна,
Но — чтоб связаны с вечной судьбой
Были наши навек имена.
Этот мир так отравлен людьми,
Эта жизнь так скучна и темна...
О, пойми, — о, пойми, — о, пойми,
В целом свете всегда я одна.
— Что же ты со мной делаешь!!
Лютня звала и манила. Всего несколько шагов и вот оно — счастье. Обнять — и забыть обо всём. Нет, нельзя!
А песня продолжала звучать.
Я не знаю, где правда, где ложь,
Я затеряна в мертвой глуши.
Что мне жизнь, если ты оттолкнешь
Этот крик наболевшей души?
Пусть другие бросают цветы
И мешают их с прахом земным,
Но не ты, — но не ты, — но не ты,
О властитель над сердцем моим.
И навеки я буду твоей...
Карис пересёк комнату и упал на кровать, в отчаянии кусая угол подушки.
Но душу продолжали жечь воспоминания...
Лютня умолкла.
— Лен! Вечером, да ещё и через окно? — в голосе Дары отчетливо слышалось беспокойство. — У тебя что-то случилось?
— Нет, всё хорошо, — Лен приглушённо рассмеялся. — Просто решил предложить юной деве ночную прогулку.
— На четырёх лапах?
— Как захочешь, так и пойдём, — вкрадчиво произнес Лен. — Могу даже на руках понести.
В последнее время Кариса постоянно терзало острое желание пересчитать все рёбра другу детства, а для полного удовлетворения добавить под оба глаза по роскошному синяку. Но он осадил себя: самое главное, чтобы Дара была счастлива, а с Эллентом или с кем-то другим — дело десятое.
И, если смотреть правде в глаза, то лучшего мужа для Дары просто невозможно представить. Когда Дара станет сеттой ан-Вьерре, он будет спокоен за неё и сможет уйти, не тревожась и не оглядываясь.
За стеной стало тихо. Видимо, Дара всё-таки приняла предложение Лена.
Карис медленно поднялся с кровати, чувствуя себя опустошённым изнутри. Если Богиня будет милостива, то очень скоро всё встанет на свои места. А пока... клин клином вышибают, не так ли? Да и ходить далеко не надо...
Через пару минут он, взлетев по лестнице, уже стучал в третью дверь справа.
Айрена даже не спросила 'кто', словно ждала. И, похоже, ничуть не удивилась запоздалому гостю.
— Карис, как ты вовремя. Я как раз о тебе думала, — она улыбнулась, бросив на него быстрый взгляд из-под завесы длинных чёрных ресниц. — Входи.
На мгновение он замешкался, но затем боль и отчаяние нахлынули вновь, и Карис шагнул через порог.
— Я, наверное, поздно... — пробормотал он, оглядываясь по сторонам. Раньше он никогда не был в комнате Айрены. Довольно уютно, стоит признать — кружевные занавески на окне, такая же накидка на сундуке с одеждой, скатерть на столе и покрывала на лавках — глубокого винно-красного цвета с цветочным узором.
— Нет, нет, всё в порядке, — Айрена отошла к небольшому поставцу у правой стены, и почти сразу же поспешила назад с двумя наполненными чашами, одну из которых протянула ему. — Возьми, дай мне повод почувствовать себя хорошей хозяйкой.
Карис неуверенно улыбнулся в ответ. Весьма недвусмысленно, надо признать. Ещё проще было бы указать на кровать.
Что он творит?
Чаша упала на пол, за ней — вторая, когда он приник к губам Айрены, страстно, жадно...
Она ответила на поцелуй неожиданно быстро, словно ожидала этого с самого начала.
... Светящиеся любовью карие глаза...
... Не карие... чёрные...
&nbnbsp;sp; ...Темные, пахнущие розой кудри...
Жасмин... при чём здесь жасмин?..
Нежные губы — как лесная, нагретая солнцем, земляника...
Нет! Айрена не Дара, и никогда ею не станет!
Карис решительно отстранился от Айрены:
— Прости. Я не должен был приходить.
Женщина несколько мгновений непонимающе смотрела на него, потом в чёрных глазах сверкнули молнии... уклониться от пощёчины Карис не пытался, лишь склонил голову в поклоне и вышел.
Закрыв за собой дверь, Карис сбежал по лестнице, пересёк общий зал, и, выйдя с постоялого двора, отправился, куда глаза глядят.
Бесцельные, казалось бы, блуждания по улицам привели его прямо к дверям 'Приюта охотника'.
Хотя народу было не так уж и много, прихода Кариса почти не заметили. Среди посетителей Дары и Лена не было, значит, и в самом деле где-то гуляют.
Хозяин, видимо, предупреждённый, лично проводил его за любимый столик Лена, почтительно осведомившись, что подать, но Карис отказался — есть не хотелось совершенно. Честно сказать, Карис и сам не знал, зачем пришёл сюда, но оставаться на постоялом дворе было выше его сил.
В глубине души тут же шевельнулась предательская мысль — попросить чего-нибудь выпить, и покрепче, но Карис, хоть и не без труда подавив соблазн, спросил... чернильницу и перо. Кусок пергамента нашелся в поясном кармане и вскоре на тонкий коричневый лист легли первые строки...
Выплескивая душевную боль, Карис забыл о времени, и очнулся только, когда в таверне уже никого не осталось. Оставив на столе пару медяков, он убрал исписанный лист в карман и тоже собрался уходить, как вдруг в правой стене открылась почти незаметная дверь, пропуская в зал хрупкую темноволосую девушку с подносом собранной посуды.
— Позвольте, я вам помогу, — Карис перенял у неё поднос и донёс до стойки.
— Спасибо.
— Пожалуйста, — кивнув на прощание, Карис направился к выходу, но уже на пороге, его догнал перебор струн, выплеснувшийся в зал из оставшейся открытой, потайной двери.
Первые же аккорды заставили Кариса застыть на месте, а по телу прокатился леденящий озноб.
— Выпусти меня, отвори двери, (3)
Темным коридором из плена темницы,
Выпусти меня — полуночного зверя,
Выпусти на волю души моей птицу!
Низкий, с хищными нотами, голос Лена неожиданно сменил другой — незнакомый... нет, знакомый, очень знакомый. Но Карис не мог даже представить, что серебристо-переливчатое сопрано Дары может стать тёмным и зловещим:
— Я построил стены крепче чем камень,
Слово мое будет крепче металла.
Спутана дорога безумными снами,
Белая метель следы разметала...
И теперь они пели по очереди:
— Дикая Охота по моему следу,
Их не остановят засовы и двери.
Отпусти меня хотя бы до рассвета,
Выпусти меня, полуночного зверя!
— Не проси, проклятый, не бейся о стену,
Не поддамся я на твои уговоры.
Если отпущу я тебя из плена,
Растерзает душу голодная свора.
— Посмотри, за окнами небо плачет,
Ледяные звезды в ладонях стынут,
Одинокий всадник к восходу скачет,
Он поможет мне снова вспомнить имя!
Белая метель следы заметает,
Близится мой срок, время полнолунья,
Выпусти меня — душа умоляет!
Выпусти на волю хмельное безумье!
— Я открыл бы дверь, да заклятье крепко,
Разомкнул оковы, да ключ потерян.
Сам себя я запер в стальную клетку,
Сам в себе я запер дикого зверя...
Только сейчас Карис отчётливо понял, что та, другая часть жизни Дары, о которой она почти не упоминала, закрыта для него, но распахнута настежь для Лена.
Незаметно подошедший хозяин осторожно тронул его за плечо.
— Ступайте, господин Карис. Вам здесь не место. Они сейчас уйдут.
Карис вздрогнул, сбрасывая наваждение, и тихо спросил:
— Куда?
— На охоту.
— И... — он чуть помедлил, — Дара тоже?
— Да.
— Пожалуй, вы правы. Я пойду.
Я отложила лютню и улыбнулась Лену:
— Кто бы мог подумать, что ты тоже поёшь?
— Иногда, — усмехнулся он, — хотя, у меня ещё очень много скрытых талантов.
— Не сомневаюсь, — придерживая платье, я спрыгнула с помоста. В то же мгновение Лен возник рядом:
— Идём?
— Конечно! — я плавно скользнула к огромному, во всю стену зеркалу, превратившемуся в мерцающий серебристый занавес. Стая Лена уже была за Гранью, только мы чуть задержались.
Шаг на Тропу — и вот он — мир Тени...
Домой я вернулась почти под утро.
'Славная была охота!'
'Да уж, особенно...' — Тень тут же принялась вспоминать самые удачные моменты.
Всё ещё витая мыслями в лесу, я вышла из Перехода и чуть не села на пол прямо у зеркала. В такое время Карис должен был смотреть десятый сон, но не тут-то было: он явно ждал меня, стоя у распахнутого окна.
— Что случилось?
— Может быть, ты мне объяснишь, что случилось? — он ответил вопросом на вопрос. — Уже который день от ужина отказываешься, пропадаешь неизвестно где...
— Во-первых, — cлегка разозлилась я, — не волнуйся, ужинаю я прекрасно. Во-вторых, туда, где я пропадаю, тебе не попасть и я там не одна, а с Леном.
— А чем ужинаешь? Или лучше спросить — кем? — обронил он, не оборачиваясь.
У меня потемнело в глазах.
Как он мог такое подумать?!! Хотя, после того, как я чуть им не поужинала, а если бы...
— Ари, зачем ты так? — выдохнула я, теребя амулет.
— Я не хочу однажды зайти и увидеть вместо тебя зверя, — глухо произнёс брат.
— Ты забываешь, что Волчица — часть меня, — мой голос был грустным и спокойным. — Я не могу от неё избавиться, но никогда, слышишь, никогда не причиню тебе вреда. Могу поклясться.
— Я не о том. Мне всё равно, кто ты. Обращайся, если хочешь, но, пожалуйста, — его голос заметно дрогнул, — не потеряй себя.
Всё равно, говоришь? Сейчас проверим! — я закусила губу и резко, чтобы не передумать, рванула с шеи амулет.
Бесшумно подкравшись, я осторожно ткнулась лбом ему под локоть. Карис обернулся и, припав на одно колено, пристально взглянул в янтарные глаза белой волчицы.
'Дара, зачем?'
'Не Дара — Тень, Серебряная Тень'.
'Дара, для меня — только Дара'.
Миг — и раскрытая ладонь легла на голову зверя:
'Вернись!'
'Он не может мне приказывать!' — но в глазах внезапно потемнело, и я поняла, что вернулась в человеческий облик.
Возвращение не по своей воле обошлось дорого, казалось, тело словно вывернули наизнанку и безумно захотелось спать.
— Дара! — Карис изумился не меньше, а то и больше, чем я.
Похоже, он сам не понял, как это получилось! — мелькнуло в голове.
Впрочем, сейчас мной владело только одно желание — добраться до кровати...
...последнее смутное воспоминание — его руки, бережно укрывающие меня простынёй и тихий шорох занавески.
Проснулась я неприлично поздно, но вместо того, чтобы вставать, решила ещё немножко понежиться. Кажется, я становлюсь соней, как Карис — он-то, наверное, ещё сны смотрит.
Но сладкую дрёму, как рукой сняло, едва я вспомнила, что вчера сделал Ари.
Как это вообще могло получиться?!! Он же не кайе, и даже не оборотень!
Да, похоже, здесь без Лена не обойтись.
Так, — мысли свернули на вполне приземлённую тропку, — с охоты мы вернулись прямо в 'Приют'. Лен, скорее всего, и сейчас там. Если потороплюсь, то застану.
Я слетела с кровати и с изумлением обнаружила на себе спальную рубашку: Карис... точно, он же меня укрывал и занавеску задёргивал.
'Не стоит волноваться, — не преминул подначить внутренний голос, — всё равно, без платья он тебя уже видел, и не только...'.
Очень хотелось зарычать, но я сдержалась: 'Сгинь или я за себя не ручаюсь!'
Внутрений голос оценил угрозу по достоинству и сбежал, не попрощавшись.
Я быстро переоделась в повседневное синее платье и с тяжёлым вздохом направилась к зеркалу — на ежедневную пытку, скромно именующуюся расчёсыванием волос.
Управилась, можно сказать, в очень короткий срок — за полчаса, сломав всего пару зубцов у гребня и попутно вспомнив несколько выражений, о смысле которых приличная девушка даже догадываться не должна.
Чтобы не тратить время даром, я попросту вылезла через окно, а позавтракать можно и на ходу — купить что-нибудь у лоточника или в 'Приюте'. Но, прежде чем уйти, я должна была убедиться, что с Карисом всё в порядке. Скинув туфли, я прокралась по скамейке до его окна. На моё счастье, между ставнями виднелась узенькая щёлочка — прикрыл неплотно. Карис мирно спал, уткнувшись в подушку, и у меня отлегло от сердца. После того как он меня вернул, я уже не знала, что ещё может случиться.
Добравшись до 'Приюта', я поняла, что сегодня мне непозволительно везёт — Лен не только оказался там, но и как раз приступил к завтраку.
— Доброе утро, — пропела я, подобравшись почти вплотную.
— Доброе утро. Присоединишься?
— Конечно, — я мило улыбнулась, — если ты сьешь всё это один, то наверняка, лопнешь. Кто тогда будет меня учить?
Лен оторопел от такой наглости и чуть не подавился рагу из баранины. Я вежливо не заметила его оплошности, и потянула к себе блюдо с пирожками, а, увидев на противоположном краю стола кувшин с холодным молоком, пришла в полный восторг.
Моё тихое блаженство в компании полной до краёв пузатой кружки, было прервано удивлённым замечанием Лена:
— И как тебе это удаётся?
— Что? — я бросила на него недоумевающий взгляд.
— Так меняться. Тебя сейчас хочется погладить по головке и угостить пряником.
Он, что, пошутить решил?
Нет, в голосе Лена не было даже намёка на шутку. Я усмехнулась:
— Лен, не забывай, что я всё-таки актриса. Может, это одна из моих масок.
— Я так не думаю, — Лен грустно улыбнулся. — Скорей, наоборот — мне повезло увидеть настоящую Дару.
Пожалуй, хватит. Ещё немного, и он мою душу наизнанку вывернет.
— А где пряник? — капризно протянула я детским голосом. — Хочу медовый, с орехами.
По лицу Лена скользнула тень, но, справившись с собой, он поддержал игру:
— Вместо пряника — новость. Его Магичество Эстин вернулся.
Я осторожно поставила кружку на стол, еле удерживаясь, чтобы от радости не броситься Лену на шею, однако, ликование тут же приглушила здравая, но невесёлая мысль:
'С приветом или без привета, добраться до него будет не так-то просто. У главы магов Юга, небось, все посетители расписаны на десять лет вперёд'.
Похоже, я нечаянно высказалась вслух, потому что Лен сразу же добавил:
— Дара, не переживай по пустякам. Нас он примет в любое время.
— Нас? У тебя, что, тоже к нему дело?
— Не совсем, — в глазах Лена прыгали серые бесенята. — Немного терпения и ты всё узнаешь. Мне пора. Через час за тобой зайду.
— За нами, — сообщила я. — Карис тоже идёт.
Лен вскинул бровь:
— Вот как? Любопытно, — но больше ничего не добавил.
Домой я летела, как на крыльях. За то, чтобы вылечить Кариса, я готова заложить душу и тело этому магу, а если понадобится — согласна превратиться из волка в домашнюю собачку и приносить тапочки по вечерам.
К себе я заходить не стала, но прежде, чем врываться к Ари, решила всё-таки постучать. Само собой, открывать дверь он не спешил, пришлось воспользоваться ключом.
— Карис, проснись!
Он даже ухом не повёл, упорно продолжая смотреть сны.
А нечего было меня дожидаться! Ну, и что делать? Укусить его, что ли? Так легонечко, нежно... Дара, очнись, совсем из ума выжила!
Я огляделась в поисках подручного средства и...
...таких ругательств, которые выдал разозлённый Карис, сверкая глазами, сквозь упавшие на лицо мокрые пряди, я в жизни не слышала.
Я оставила пустой кувшин на столе — водичка только что из колодца, замечательно освежает — но близко подходить не рискнула, остановившись в нескольких шагах от кровати.
От многообещающего взгляда Ари по моей спине пронёсся целый табун мурашек. Наплевать, к магу я его притащу любой ценой, а потом, пусть хоть на ломтики кромсает!
Я молча протянула ему полотенце.
— Перегнуть бы тебя через колено и...
— Только попробуй, — хмыкнула я.
Карис начал вставать, помянул чёрта, и потянулся за штанами, обронив в мою сторону:
— Отвернись.
Я, горько усмехнувшись, послушно уставилась в противоположную стену: поздно, все его шрамы легко опишу с закрытыми глазами, и не только шрамы...
— Что стряслось: нас ограбили или хозяин решил прибавить жалованье? — ядовито осведомился Карис.
— Нет, с чего ты взял?
— Если всё в порядке, зачем ты меня разбудила?
Я обернулась, глядя ему в глаза:
— Ты обещал пойти к магу, помнишь? Ари сжал губы, в глазах вспыхнули сердитые огоньки, но ответил ровно:
— Помню. Идём прямо сейчас или можно сначала поесть?
Я отвела взгляд, пряча невольную радость:
— Что тебе заказать?
— Пироги с беленой.
Не отвечая, я выскользнула за дверь. Вот что значит — 'встал не с той ноги', вернее, был не так разбужен.
Глава XVII
Лен появился точно в назначенное время, но ждать ему не пришлось — мы были уже готовы.
Всю дорогу до особняка Его Магичества, я безуспешно пыталась понять, что же такое эти маги с Карисом творили, если он идёт как на казнь, хотя внешне ничего не заметно.
Лен тоже думал о своём, но блеск в серых глазах без слов говорил о каком-то сюрпризе, надеюсь, не очень пакостном.
На первый взгляд, жилище главы Вельтских магов ничем не отличалось от других дворянских, если можно так выразиться, домов. По всей Раттее, за исключением Рутении — Север всегда cтоял особняком, родовые гнёзда, даже в городе служили сначала защитой жизни, а уж потом местом для жилья. И, конечно, строились соответственно — крепкие стены, окна-бойницы, высокая глухая стена вокруг, массивные, окованные железом или медью двери.
Лен, наклонившись, заговорщицки прошептал мне на ухо:
— Посмотри 'вторым видением'.
Я чуть прищурилась, незаметно меняя зрение, и едва не застыла с открытым ртом, как деревенская дурёха, первый раз в жизни выбравшаяся в соседний город.
Вместо неприступной наружной стены, оказавшейся великолепной иллюзией, дом окружала высокая, но ненадёжная ограда из витых железных полос.
Унять любопытство я не смогла:
— Лен, а почему ограда такая необычная?
— А ты не знаешь? — он с трудом сдерживал улыбку.
— Откуда же нам, тёмной деревне, знать про магию? — я изобразила смущение.
— Это 'Шедаэнн'.
— Что-что?
— Шедаэнн — защитное плетение — лучше всего держится на железе с примесью серебра. Любого, кто попробует войти в дом с недобрыми намерениями, просто испепелит, — раздалось слева от меня.
Лен еле удержал на месте готовую отвалиться челюсть и уставился на Кариса, как на невиданную диковинку.
— Откуда ты знаешь? — спросил Эллент внезапно севшим голосом.
— Что? — ответный взгляд Ари был непонимающе-удивлённым.
— Про 'шедаэнн' откуда знаешь?
— Не помню, — брат пожал плечами.
Лен попытался выудить из Кариса ещё что-нибудь, но безуспешно.
— Так мы идём или нет? — вмешалась я.
— Да, сейчас, — Лен с хитрой усмешкой подошёл к воротам, легко коснулся тяжелого медного кольца и дверь беззвучно открылась.
Интересно, даже очень. Кого попало так в дом не пустят!
Любопытно было до ужаса, но по крайней мере, я старалась не слишком заметно глазеть по сторонам.
Впрочем, во внутреннем дворе цепных драконов или оживших статуй-привратников не обнаружилось.
Входная аллея, в обрамлении могучих дубов; под ногами не песок, и уж подавно, не утоптанная до каменной твёрдости земля, а выложенные затейливым пёстрым узором гранитные плитки.
Высокое крыльцо, правда, дверь открыл благообразный пожилой дворецкий, отвесив почтительный поклон, но за внешней невозмутимостью, похоже, скрывалась искренняя радость:
— Прошу Вас, сет Эллент. Его Магичество ждёт.
На ногах я удержалась чудом.
Что же это получается? Лен заходит, как к себе домой, а раз ему не удосужились сообщить, куда идти, значит, он сам знает... Ещё немного, и я просто лопну от любопытства.
Дворецкий между тем посмотрел на меня — с умело спрятанным неодобрением, будь его воля, отправил бы на кухню, потом на Кариса, и, провалиться мне на этом месте, если он едва не поклонился.
Узнать, чем именно Ари пронял этого высокомерного типа, хотелось безумно, но глаз на затылке у меня нет, а оборачиваться неприлично. Пришлось, сдержав себя, проследовать за Леном, и ручаюсь, идти под пристальным взглядом в затылок (на мысленную речь я не отважилась), ему было очень неуютно
Второе жильё — хм, личные покои, ещё одно подтверждение моей догадки.
Основательная, светлого дуба, дверь, с искусно вырезанным родовым знаком, открылась бесшумно.
Просторный кабинет, огромное, во всю стену, окно: вместо тяжёлых плотных занавесей — серебристая дымка, превращающая ослепительный полуденный свет в мягкое золотистое мерцание.
Из высокого, украшенного затейливой резьбой, кресла навстречу неторопливо поднялся высокий черноволосый мужчина.
— Рад видеть тебя, мой мальчик.
— С благополучным возвращением, дядя Эстин.
'Дядя?!! И ты молчал?!' — не выдержав, завопила я.
'Ну, ты же спрашивала, знаю ли я Его Магичество Эстина, а не кем он мне приходится', — с усмешкой отозвался Лен.
— Может быть, ты всё-таки познакомишь меня со своими друзьями? — нарушил наш обмен любезностями глубокий звучный баритон.
— Прошу прощения, дядя. Позволь тебе представить — Дарейя и Карис Нари.
— Рад знакомству, — Его Магичество на мгновение задержал на мне цепкий взгляд чёрных глаз.
Я с ужасом ощутила, как такие надёжные, казалось бы, мысленные щиты начали прогибаться и потрескивать под напором чужой воли.
'Ну уж нет! Лезть в мои мысли без спроса не позволю никому! Извольте удалиться!'
'Совсем неплохо, девочка. Теперь я понимаю, чем ты покорила Ленни!'
Последняя фраза Его Магичества свалилась на меня обломком скалы.
Потеряв дар речи, я растерянно села в одно из стоящих у стола кресел, Карис — рядом, а Лен — чуть в стороне.
— Рискну предположить, что у вас ко мне какое-то дело, — Его Магичество опустился в своё кресло.
— Вам привет от Яриты, — осторожно произнесла я, в упор глядя на мага.
— Через столько лет... — в глазах Его Магичества промелькнуло что-то странное, но почти сразу же он спросил:
— Чего же она от меня хочет?
— Чтобы вы посмотрели Кариса.
Маг глянул на Ари, сначала мельком, затем оценивающе, с явным интересом:
— Скажите, молодой человек, откуда вы упали?
— Простите? — ошарашенно выдавил Карис.
— Я спрашиваю, откуда вы упали?
— Я не понимаю, о чём вы говорите.
Его Магичество подобрался, как хищник перед прыжком на жертву, и обжёг Кариса пристальным взглядом.
Ари даже не шелохнулся. Два взгляда скрестились, будто клинки в смертельной схватке. Воздух в комнате сгустился и дрожал от напряжения воль так, что будь я в волчьем облике, каждый волосок на шкуре стоял бы дыбом.
Его Магичество отвёл глаза и откинулся на спинку кресла.
'Да чтоб я сдох! — уловила я изумлённую мысль Лена. — Если бы сам не видел — ни за что бы не поверил! А играть с дядей 'в гляделки' не рискну за всю королевскую сокровищницу!'
— Никогда не встречал такого мощного щита, — в явном раздумье обронил маг. — Кто мог его поставить? Ярита не ошиблась, вами действительно следует заняться.
Карис не издал ни звука, но меня словно встряхнуло от вспышки его ярости. Я протянула руку, накрывая его ладонь своей:
'Ари, пожалуйста'.
'Только ради тебя', — Карис легонько сжал мои пальцы и, вставая, безмятежно спросил:
— Что я должен делать?
— Ничего сложного, — ответил Его Магичество, переместившись прямо из кресла к стене, на зависть любому оборотню. — Прошу сюда.
В простенке между двумя массивными шкафами обозначился прямоугольный проём, а Его Магичество обернулся к Лену:
— Надеюсь, Эллент, ты не дашь девушке скучать в наше отсутствие.
— Не сомневайтесь, дядя, — вежливо улыбнувшись, ответил Лен. — Что ты будешь, Дара?
Я еле сообразила, о чём меня спрашивают:
— Травяной отвар.
Проводив взглядом Кариса и дядю, Лен потянулся к изящному колокольчику на столе.
Едва утих негромкий мелодичный звон, как на пороге появилась молоденькая брюнетка в строгом тёмно-коричневом платье:
— Что угодно, сет Эллент?
— Ивела, один травяной отвар, мне — как обычно и... печенье.
— Сию минуту, сет.
Она вернулась и впрямь очень быстро, неся большой серебряный поднос. Изящный небольшой кувшинчик с отваром; ещё один, более высокий и массивный — несомненно, с вином; два кубка и ажурная корзиночка с горкой золотисто-коричневых, посыпанных маком, шариков.
Расставив всё это великолепие на столе перед нами, девушка осведомилась, не нужно ли что-нибудь ещё, присела в поклоне и бесшумно удалилась.
Я взяла свой кубок, отпила пару глотков, но не почувствовала вкуса, а к печенью даже не притронулась. Лен начал было что-то рассказывать, сбился и, залпом допив своё вино, почти уронил кубок на стол.
— Дара, перестань смотреть с таким ужасом, как будто твоего ненаглядного братца живьём на куски режут!
Я вскинула на него глаза. Лен тут же осёкся на полуслове и резко умолк. В комнате повисла оглушительная, до звона в ушах, тишина, а время словно застыло на месте.
Наконец, когда я уже почти сошла с ума от тревоги и готова была разнести по кусочкам весь дом, потайная дверь открылась.
Его Магичество Эстин, бледный до зелени, мешком свалился в ближайшее кресло. Лен протянул дяде свой, мгновенно наполненный до краёв, кубок.
М-да, выглядел глава всех Вельтских магов так, словно в одиночку разгрузил пять телег с кирпичом. Интересно, как Ари умудрился довести дядюшку Лена до такого состояния? Показал ему пару приёмов?
Поймав мой умоляющий взгляд, Его Магичество сообщил:
— Успокойтесь, Дара. Ваш брат ещё жив.
— Ещё? — выдохнула я сразу севшим голосом. — Почему ещё?
— Честно говоря, после осмотра, я очень удивлён тем, что он не просто жив, но и пребывает в здравом уме. С такими повреждениями, даже при самом благоприятном раскладе, он давно должен находиться в доме для умалишённых.
Мать Милосердная!! В глазах потемнело и я, похолодев от испуга, едва не свалилась с кресла, а маг тем же ровным тоном продолжил.
— Голова, позвоночник. Скорее всего, в результате падения с большой высоты. Повреждения старые, ещё детские, но недостаточно хорошо залеченные. Скажите, Дара, давно вы его поддерживаете?
— Примерно год.
Теперь пришла очередь мага падать с кресла.
— Этого не может быть! — внезапно он поднялся и подошёл ко мне, пристально глядя в глаза. — Вы позволите?
— Да.
Его Магичество сделал несколько замысловатых жестов и, опустив руки, посмотрел на меня так, будто определял, в какой шкаф или сундук спрятать ценную вещь, чтобы всегда была под рукой.
Мне страшно захотелось провалиться как можно глубже под землю, а маг спокойно произнёс:
— Ясно. Один вопрос — что вы готовы сделать, чтобы вылечить брата?
— Всё.
— Прошу, — Его Магичество подал мне руку. Я вложила в неё свою ладонь, и он повёл меня к скрытой двери.
Лен, замерший в кресле, проводил нас ошеломлённым взглядом.
Шагнув в тайник, я сделала всего несколько шагов по сводчатому коридору и оказалась в просторном светлом помещении — смесь магической комнаты с лечебницей.
Напротив двери, под большим окном, длинный стол тёмного дерева — глаза просто разбегаются от множества баночек, скляночек и других, самых разных сосудов.
У левой стены сплошь полки, ломящиеся от книг и свитков, а напротив, на широченной лавке спокойно спал Карис.
Я замерла на пороге.
— Не стоит беспокоиться, — усмехнулся маг. — Самый обычный сон. С таким щитом, что-то узнать о больном можно только так. А вот лечить его придётся вам.
— Мне? — я слегка растерялась. — Но что я могу, у меня нет Дара целителя.
'Кто из родителей — Волк? — маг перешел на мысленный разговор. — Отец или мать?'
'Отец'.
'Откуда?'
'Рутения. Кайе'.
'Прекрасно, — Его Магичество чуть ли не светился от удовольствия. — А теперь слушай внимательно, девочка. Да, Дара целителя у тебя нет, но ты очень мощный источник, такие редкость даже среди трёхчетвертных оборотней, а среди полукровок их можно пересчитать по пальцам одной руки. Твой брат до сих пор жив только благодаря постоянной подпитке: сначала отцовской, потом — твоей'.
'Но... но я сказала правду — раньше я ничего такого не делала'.
'Вначале твоего брата поддерживал отец и, перед тем как уйти, он, вероятно, отдал всю Силу, что мог уделить без ущерба для себя. Этого хватило на какое-то время, а потом, ещё неосознанно, отдавать Силу стала ты'.
'Кто здесь сошёл с ума? Я или вы? Или оба?'
'Не перебивай. У нас не так много времени'.
'Простите, Ваше Магичество. Я слушаю'.
'Мысленный щит Кариса пропустит только тебя, благодаря вашей настройке друг на друга. Похоже на то, что ставил его он сам. Но, насколько я понимаю, — ехидная усмешка, — вряд ли он разрешит в этом разобраться. Чтобы провести полное исцеление, нужна не просто отдача Силы, а направление по нескольким потокам, так что работать будем в паре'.
'Хорошо. Что делать?'
'Подожди, есть ещё кое-что, о чём ты должна знать. Плата за его исцеление — несколько лет твоей жизни. Ты по-прежнему этого хочешь?'
'Да'.
— Иди, покажи, как обычно Силу отдаешь.
Я подошла к Карису, коснулась ладонями его висков и замерла, не зная, что делать дальше.
Маг тут же оказался рядом, точнее, за спиной и неожиданно опустил руки мне на плечи:
'Правильно. Сосредоточься и доверься мне, больше ничего не надо'.
Такого полного слияния с Карисом я никогда раньше не ощущала. Уже не понимая — он ли часть меня или я — часть его, я помнила только одно: отдать, отдать всё!
'Хватит!' — хлестнула, как плетью, чужая мысль. — 'Довольно!'
...Какая гадость! — я попыталась отмахнуться от резкого неприятного запаха и чуть не упала.
Открыв глаза, я обнаружила, что сижу на лавке, рядом с мирно посапывающим Карисом, а запах исходит от небольшой склянки, подсунутой мне под нос Его Магичеством.
— Как он? — прошелестела я.
— Отлично, благодаря тебе, — улыбнулся маг, и добавил мысленно:
'Если ты на такое готова ради брата, то что же ты сделаешь ради мужа?'
Не покраснела я только чудом.
— Устраивайся поудобнее, тебе тоже нужно отоспаться.
Я скинула туфли, подтянула поближе подушку и провалилась в сон.
Выйдя из комнаты, Его Магичество осторожно закрыл за собой дверь и грустно усмехнулся. Теперь ему предстояло самое сложное — разговор с Эллентом. Но как объяснить племяннику, что...
Лен встретил дядю у выхода.
— Дядя, что с Дарой?
'С Дарой', — отметил маг.
— Ничего страшного. Жива и здорова. Эллент, ты действительно хочешь, чтобы она стала твоей кайнел? (1)
— Да.
— Мой мальчик, ты совершаешь самую большую глупость в своей жизни.
— Почему же, позвольте узнать? — вопрос был задан почтительно-ядовитым тоном, но Его Магичество словно не заметил.
— Ты прекрасно знаешь, что ходишь по канату над пропастью, не тяни её за собой. Эта девочка не сможет тебя удержать, вы только упадёте вместе. Тебе нужна человеческая женщина, а не полукровка.
— Я люблю её, дядя.
— А она — тебя?
— Пока нет, но это поправимо.
— Ленни, не делай этого.
— Я уже взрослый, — Лен зло сверкнул глазами, сдерживая закипающую ярость. — Не надо решать за меня.
— Я не решаю, а предостерегаю. Ты знаешь, что её выкупили уже второй раз?
— Как... выкупили? — Лен резко побледнел.
— Веnbsp;рнее, выкупил. Брат, — подождав, пока Эллент осознает услышанное, Его Магичество нанёс решающий удар. — И, даже по человеческим меркам, ей осталось не так уж и много. Выкуп, метка — для брата и сестры они слишком тесно связаны.
— На что вы намекаете, дядя?
— Я? — Эстин искоса посмотрел на племянника. — Ни на что. Но всем будет только лучше, если ты оставишь её в покое.
— Нет. Сначала она меня захочет, — Лен хищно усмехнулся, — потом — полюбит.
— Ты повторяешь ошибку отца. Он не смог удержать твою мать и сам остался человеком только чудом.
— Я всё решил. Дара будет моей. До свидания.
— Подожди, — остановил племянника Эстин. — nbsp;
&(3)
& Короткая, произнесённая шёпотом, фраза и смежная с тайной комнатой стена стала прозрачной.
Лен застыл на месте, уставившись на безмятежно спящую пару: голова Дары на плече Кариса, руки сомкнуты вокруг его шеи, Карис обнял Дару за талию, спрятав лицо в её волосах.
— Ты не изменил своё решение? — спросил Эстин спустя несколько минут.
— Нет, — отозвался Лен. — Чем упорней борьба, тем желанней победа.
Его Магичество предпринял последнюю попытку:
— Часть своей жизни она отдала за исцеление брата, и даже я не могу сказать, сколько ей остnbsp;— Так мы идём или нет? — вмешалась я.
алось. Ты понимаешь, что это означает?
— Да, — неожиданно nbsp;спокойно ответил Эллент. — Я готов рискнуть.
— Как знаешь, — обронил дядя, поняв, что доводы разума на племянника уже не действуют.
— До свидания, — миг спустя Лен шагнул через порог.
— Дара, просыпайся.
— Укушу... — прошипела я. Прервать такой замечательный сон!
А чего это мы разоспались? Хозяин уже должен в дверь колотить... Ой! Не открывая глаз, я протянула руку, но вздрогнула от близкого шёпота:
— Лучше не надо, всё со мной в порядке.
Я осторожно подняла веки и тут же зажмурилась от заливавшего комнату солнечного света. Немного проморгавшись, попыталась посмотреть на Кариса, и едва не угодила макушкой ему в подбородок. Руки мы разжали одновременно.
Карис сел, потянулся за рубашкой, но я тронула его за плечо.
— Ари...
— Да, — он обернулся.
Я пристально взглянула на него, кажется, и в самом деле, всё в порядке — внешне, во всяком случае. Попыталась 'причувствоваться', почти ожидая уже привычной глухой стены, но вместо этого меня накрыла мягкая волна благодарной нежности.
Мгновенно растаяв, я ответила радостно-ласковым теплом и на секунду прикрыла глаза, обрывая связь.
— Наверное, нам пора, — я наклонилась за туфлями.
— Пожалуй, мы и в самом деле загостились, — усмехнулся Карис.
Я, чтобы не терять время, переместилась от лавки прямо к двери.
Интересно, как она открывается? Уж точно, не ключом.
Едва я об этом подумала, как проём мягко замерцал, становясь видимым и в комнату шагнул Его Магичество.
— Доброе утро. Рад видеть вас в полном здравии.
— Спасибо за всё. 'И... сколько мы Вам должны?' — поинтересовалась я мысленно.
Его Магичество, не ответив, перенёс всё внимание на подошедшего Кариса.
— А как себя чувствуете вы, молодой человек?
— Прекрасно, — чуть улыбнулся Карис. — Благодарю вас.
— Одну минуту, — маг начертил в воздухе перед Карисом нечто, похожее на овал со множеством завитушек, и пристально вглядевшись, кивнул:
— Действительно. Вот теперь вы можете спокойно отправиться домой. Что же касается платы, — он усмехнулся, — я ничего с вас не возьму. Вы дали мне возможность отдать важный долг.
— Спасибо, — чуть растерянно выдала я.
'Странно, если я такой сильный Источник, то почему Его Магичество меня отпускает? У любого мага я бы уже давно сидела на цепи в самом глубоком подвале'.
'Чтобы использовать Источник, необходимо добровольное согласие, — пришёл ответ. — Иначе маг рискует потерять не только способности, но и жизнь. Источник просто выжжет его. Присматривай за братом, девочка. В первый месяц еще могут быть остаточные приступы'.
— Дара, ты идёшь?
Окончив разговор, я подошла к Карису. Уже на пороге Карис обернулся:
— Большое спасибо за всё.
— Не стоит благодарности, — проход беззвучно сомкнулся у нас за спиной.
Пара шагов — и мы оказались уже за воротами особняка.
— Магические штучки, — усмехнулся Карис. — Прямо домой или поедим где-нибудь?
— Интересно, а где Лен?
— Наверно, дома. Он же не обязан нас дожидаться. Так что скажешь?
— Поедим, — я почти не раздумывала, решив удостоить своим посещением первое попавшееся заведение.
Под руку, вернее, под взгляд попался трактир 'Три дороги'. Народу было немного, и мы с Ари заняли небольшой столик у окна.
Я мило улыбнулась здоровенному жареному гусю, расположившемуся посреди стола и задумалась: если я его подвину к себе целиком, будет очень невежливо или не очень? Хотя, вместе с гречневой кашей, мне хватит и половины. Ладно, поделюсь.
Через полчаса я, сытая и довольная, потягивала травяной отвар, дожидаясь, пока Ари управится со своей долей вишнёвого пирога.
— Ну, что теперь домой? — спросил Карис, расплатившись за обед.
— Да. Хозяин уже, наверное, рвёт и мечет, — хмыкнула я.
— Главное, чтобы никто не украл денежный сундук, — усмехнулся брат. — А то почтенный Шалис решит, что это мы с ним сбежали.
Не успели мы отойти от стола и пары шагов, как какой-то дюжий парень, судя по виду, подмастерье пекаря, отходя от стойки, пихнул прямо на нас девушку с полным подносом.
Поднос, благодаря опыту и 'волчьему дару', я перехватила прежде, чем блюда и кружки полетели на пол, а Карису досталось самое приятное — перепуганная девица.
— Простите, пожалуйста, я не хотела.
— Ничего страшного, — улыбнулся Карис, — с вашим обедом ничего не случилось. Пойдёмте присядем.
— Большое спасибо.
— Пожалуйста, мне совсем не трудно, — ответила я, опуская поднос на ближайший свободный стол, к которому Карис подвёл девушку.
Присев напротив, я посмотрела на неё повнимательней. Хорошенькая, даже очень.
Длинная рыжевато-русая коса, ясные голубые глаза, где-то я её уже видела, только вспомнить не могу. Из наших... точно, из наших.
— Раттейская труппа... турнир, 'Заколдованная принцесса". (2) Это ведь ты её играла?
— Да, — девушка несмело улыбнулась. — А вы — Лерн и Эвельда.
— Карис и Дарейя, — я улыбнулась в ответ.
— Тэльвен, Тэльвен Данни.
Кинжал со свистом рассек воздух, вонзившись точно в центр мишени.
— Дара, — взъерошенный Карис по пояс высунулся из окна, — что мне надеть?
— А что такое? — удивилась я. — У тебя чистые рубашки кончились?
— Нет, — Карис сел на подоконник, — просто я встречаюсь с Тэль.
Пальцы намертво сжались на рукояти второго кинжала, но голос не дрогнул:
— Уже Тэль, а не Тэльвен? Когда это ты успел? Вы разговаривали-то всего ничего... и, их труппа вроде бы сегодня уезжать собиралась.
— Труппа, а не Тэль, — усмехнулся Карис, — она остается погостить у тетки.
— Понятно, — я прикусила губу. — Надень зеленую, она тебе к лицу.
— Спасибо.
— Пожалуйста, — второй кинжал отправился вслед за первым, а я переместилась к мишени.
— Дара, что случилось? — донеслось из за спины.
Я едва не зарычала:
'Ты идешь на свидание и еще спрашиваешь, что случилось?!' — в глазах потемнело от ярости.
Выдернув кинжалы из мишени, я прислонилась к столбу, пытаясь укротить разбушевавшиеся чувства, но пришла в себя, только ощутив во рту солоноватый вкус — кажется, до крови прокусила губу.
Кариса в окне уже не было. Кинжалы можно было оставить в фургоне, но ноги сами понесли меня к его дверям. Ключ он мне не оставил, впрочем, шпилька справилась ничуть не хуже.
Войдя, я привычно оглядела комнату, но беспокоиться было не о чем — Ари вещи по углам не разбрасывал и под кровать не запихивал.
Убрав кинжалы в сундук, я уже собралась выйти, как взгляд зацепился за лежащую на подушке рубашку, видно, переодевался и впопыхах забыл убрать.
Я протянула руку, но вместо того, чтобы бросить рубашку в корзину, села на край кровати и зарылась в нее лицом, вдыхая любимый запах. Под веками защипало и по щекам потекли слезы, впитываясь в мягкую ткань.
Сдерживаться я больше не могла — упала на кровать, прижимая к себе рубашку, и завыла в голос от нестерпимой, выворачивающей душу наизнанку, боли...
На лоб осторожно легла теплая ладонь.
— Дара, ты не заболела?
Я открыла глаза. В отличие от меня, Карис, судя по улыбке и веселым искрам в глазах, провел вечер очень неплохо... я незаметно принюхалась:
— И сколько ты сегодня выпил? — в голосе зазвенели льдинки.
— Всего два бокала, — удивление в глазах Кариса сменилось настороженностью.
— Тебе же нельзя, — я резко вскочила, — совсем!
Рубашка упала на пол, раскинувшись белым пятном между нами.
По лицу Кариса скользнула тень.
— Дара, все закончилось. Тебе больше не нужно за меня беспокоиться.
— Еще и дня не прошло, а ты уже...
— Что уже? — с недовольной ноткой спросил он.
— Вытворяешь не пойми что, — разозлилась я.
— Да-ра, — раздражение перешло в сталь. — Где и с кем я провожу свободное время — только мое дело.
— Конечно, — горько усмехнулась я, — а если тебя снова скрутит, чье это будет дело? Мое?
— Ну почему? — хмыкнул Карис. — Может, еще кто-нибудь обо мне позаботится...
— Выбор у тебя и вправду богатый, только пальцем помани, да любая из тех девиц, что тебе после представления глазки строят, сбежит после первого же приступа, — меня понесло. — Так что скажи спасибо, что ты с Тэльвен сегодня познакомился, а не месяц назад. За калеку замуж идти мало кому охота.
Карис побелел, как мел:
— Зато эти девицы, в отличие от некоторых, ночами не пропадают непонятно где, на луну не воют, и не сходят с ума от первого подвернувшегося мужчины.
Я пошатнулась — это было как удар ножа в сердце.
— Спасибо, что напомнил, — почти промурлыкала я. — Как раз подумывала: может стоит сравнить, кто из вас лучше в постели? Вдруг ты Лену в этом и в подметки не годишься?
Лицо Кариса окаменело, глаза полыхнули неистовым зеленым огнем.
— Так за чем же дело стало? — обронил он. — Если хочешь, могу даже дать ему парочку советов, чтобы тебе точно понравилось.
— Ненавижу!! — Я не смогла сдержаться, но Карис перехватил занесенную руку.
— Уйди, пока хуже не стало, — и разжал пальцы.
Я молча бросилась к выходу. Несколько шагов от двери до двери показались вечностью. На смену испепеляющей ревности пришли боль и стыд.
Пальцы дрожали так, что я едва провернула ключ в замке, а оказавшись в комнате, сползла по двери на пол, сжавшись в комочек у порога. Как мы могли сказать друг другу такое?!! И как теперь быть?!
Не простит — уйдет и не оглянется... При одной мысли об этом мне стало нечем дышать.
Боль, рвущая в клочья душу и сердце, требовала выхода, но обернуться я сейчас не могла — слепая звериная ярость слишком опасна.
Собрав все силы, я медленно поднялась и кое-как дошла до лавки. Руки сами потянулись к лютне, лежащей на столе...
— Любовь приходит против "не хочу" (3)
И против безнадежного упрямства.
И, сколько ты не бейся, все напрасно:
Любовь не сдастся слову и мечу.
Она незваной гостьей на пороге
Замрет, придерживая платья край.
Прошепчет сердцу бережно: "Вставай,
Проснись, забейся в сладостной тревоге".
Любовь сминает ржавые цветы
Застывшей неприязни и запреты,
Расцвечивая в сердце краски лета,
Невольно с ним переходя на "ты".
И в нежности щемящими волнами
Раскроется невиданный цветок,
И лишь один сорвать его бы мог,
Да только сможет ли рискнуть он нами?..
Последняя нота растаяла под пальцами и я метнулась к двери.
Едва я вышла в коридор, как на пороге соседней комнаты возник Карис:
— Прости, я не хотел... Дара, обещаю, больше никогда.... — его голос сорвался, — никогда тебя не обижу, скорее умру.
Я всхлипнула и бросилась ему на шею:
— И ты меня прости...
— Уже простил, — глухо шепнул Карис, обняв меня...
Кольцо объятий — почти до боли... щека к щеке... и где чьи слезы — уже не понять...
Ари перенес меня через порог своей комнаты и, закрыв дверь, опустил на лавку. Я оторвалась от него и неохотно заставила себя разжать руки. Немного помедлив, он сел рядом и сердце тут же кольнуло тревогой — на лице Кариса отчетливо проступила усталость, похоже, сегодняшний день дался ему нелегко. Хотя мы и выспались у мага, передача Силы — тяжелое испытание не только для Источника, но и для больного.
Поднявшись, я переместилась Карису за спину.
— Не надо, солнышко, — Ари попробовал отодвинуться, но мои ладони уже привычно легли ему на виски, и я, не раздумывая, соскользнула за Грань.
Сосредоточилась, осторожно окутывая Кариса уютным теплом, и, дождавшись, когда рваное, отдающееся в пальцах мелкой дрожью, биение крови сменится четким размеренным ритмом, вернулась назад.
— Спасибо, — Карис, поднявшийся с лавки, молча притянул меня к себе, касаясь щекой волос. Я не смогла отойти, и чуть слышно вздохнув, обняла его за шею. Сейчас мы были нужны друг другу, как никогда прежде, и просто замерли, боясь спугнуть этот хрупкий миг единения.
— Ари... — комната вдруг подернулась серой дымкой, а пол почему-то решил уйти из-под ног.
...В нос ударила едкая горечь, я попыталась отпрянуть, но безуспешно — зато в голове сразу прояснилось.
— Убери это, — вместо возмущенного вопля получился мышиный писк.
Рядом раздался облегченный вздох — мерзость куда-то исчезла, и еле слышно скрипнули половицы — от кровати к столу.
Я чуть повернулась, уткнувшись лицом в подушку и тут же рванулась вперед — его постель, его запах — нужно убираться отсюда, как можно скорее, иначе снова сойду с ума.
Я спустила ноги с кровати, и встала, придерживаясь за изголовье. Пол и потолок быстренько поменялись местами, явно собравшись пуститься в пляс, и я не смогла удержать стон.
— Куда это ты собралась? — обернувшийся от стола Карис мгновенно оказался рядом, едва успев меня подхватить.
— Пусти.
Карис, словно не слыша, уложил меня на кровать и укрыл одеялом.
— Спи, — его ладонь мимолетно коснулась щеки. Брат запнулся, в зеленых глазах проступила боль. — Не бойся, я сегодня в твоей комнате переночую.
Он поднялся, собираясь уйти, но я схватила его за руку:
— Нет, пожалуйста, — я попыталась сморгнуть непонятно откуда взявшийся туман, застилавший глаза и поняла, что сейчас снова разревусь.
Карис, глянув на меня, сел на край кровати:
— Все-все, я тут, никуда не ухожу.
Я отодвинулась, освобождая ему место, и слабо улыбнулась:
— Не бойся, соблазнять не буду.
Карис криво усмехнулся, а я отвернулась к стене, невольно вздрогнув от непрошеных воспоминаний, когда под ним прогнулся тюфяк.
— Замерзла? — на плечо властно легла его рука. — Сейчас, — Карис придвинулся ближе и не успела я слова сказать, как оказалась прижатой к его груди.
Отстраняться было бесполезно, да и не хотелось — я привычно пристроила голову к Ари на плечо и незаметно уснула.
Горячие губы коснулись виска, спустились ниже... я подалась навстречу, отвечая на поцелуй, и — проснулась.
— Дара... — в севшем голосе то ли мольба, то ли проклятье.
— Карис...
Неистовый стук моего сердца, казалось, отдавался эхом в его груди... тяжелое, прерывистое дыхание — его или мое? наше...
...его ладонь на моем затылке — и нет ни сил, ни желания оторваться друг от друга, прекратить ставший из нежного, исступленно-яростным, поцелуй.
Руки сами собой соскользнули ему на грудь, потом на пояс, вытягивая подол из-под ремня.
Карис чуть приподнялся, сбросив рубашку на пол, потянул за шнурок, стягивавший горловину моего платья...
'Мой! Только мой! Никому не отдам!' — я отчаянно вцепилась в его плечи — по щеке мазнула прядь волос, шею обожгло прикосновение губ — и... застыла, скованная болью:
— Нет... — слова царапали горло, — нельзя...
Карис вскинул голову — на лице безумная смесь желания и отчаянья, как и у меня, наверное — коротко застонав, перекатился на бок, потом встал и отошел к окну.
Я почти свалилась с кровати, кое-как затянув шнурок на платье, и, каким-то чудом, сумела переместиться к двери.
Хотелось обернуться, но я не смела — потому что знала — стоит нам сейчас взглянуть друг на друга, и остановиться будет уже невозможно.
Карис сумел не оглянуться, когда за Дарой закрылась дверь.
'Прости, любимая, — лгать самому себе о чувствах к Даре не имело смысла, — но другого выхода у нас нет. Я должен отпустить тебя — к Лену или к кому-то другому, кого ты выберешь, и уйти сам. Я попытаюсь... с Тэльвен...'.
Я не помню, как вернулась к себе — очнулась, уже стоя у окна. Сердце билось неровными толчками, глухо и тяжело, но мысли были на удивление ясными и четкими:
'Прости, любимый, я была неправа. Появление Тэльвен — это знак. Она сможет дать тебе настоящую семью, такую, какой никогда не будет у нас. Я должна отпустить тебя, и я это сделаю'.
Глава XVIII
&
&
&
Большое спасибо Марине Ружанской — за помощь в создании этой главы.
Камешек, звонко цокнувший об пол, отвлёк меня от почти проигранной битвы с волосами. Я выпутала из гребня особенно упрямую прядь и раздвинула занавески — Лен, прислонившийся к забору, улыбнулся, обжигая меня взглядом.
— Доброе утро.
— Доброе. Что случилось? Обычно ты не появляешься так рано.
— Если впустишь, расскажу.
— Сейчас открою, — я повернулась к двери, но не успела сделать и шага, как Лен оказался на подоконнике и, воспользовавшись моментом, попытался меня поцеловать.
Я ускользнула в сторону и присела на лавку:
— Так что ты хотел рассказать?
— Вчера в 'Приюте' встречались Вожаки.
Я замерла, вопросительно глядя на Лена. От его слов сейчас зависела не только моя жизнь, но и жизнь Кариса.
— Странник признал твою метку.
Я тихонько выдохнула, осознав, какая тяжесть свалилась с души.
— Что они решили?
— Будет поединок. Его исход признаётся неоспоримым, не допуская кровной мести. Но, — Лен чуть помедлил, — раз Ари не оборотень, а только 'меченый' — сражаться придётся тебе.
— Волчица против Волчицы, — обронила я, — всё по закону.
— Но вы обе имеете право на замену. Если позволишь, я...
— Нет, — я решительно встала из-за стола. — Спасибо, но мы из разных Стай, а замену выбирают из своей.
— И кого ты выбрала?
Зачем мне кого-то выбирать? Я сама порву эту змею на клочки с большим удовольствием.
— Себя. День уже назначен?
— Да. Послезавтра.
— Значит, я успею подготовиться.
— Я тебе помогу.
Я опешила:
— Лен, ты собираешься помочь мне против женщины, на которой хотел жениться?
— Именно, хотел, но сейчас — уже не хочу. Собирайся, у нас мало времени.
Три дня спустя.
...Почти правильный круг поляны, словно огороженной могучими древними дубами. По краям, четыре костра — на полночь, полдень, восход и закат. Где-то на полночной стороне слышится отчётливый лепет родника. Между деревьями то и дело мелькают тёмные силуэты, множество голосов сливаются в негромкий, неразборчивый гул.
Сердце Леса — священное место, где сходятся четыре стихии.
Я шагнула вперёд: моё место — у полночного, северного костра.
В тот же миг, на противоположной — полуденной стороне возник тёмный, в отблесках пламени, силуэт моей противницы.
Тело тут же охватила яростная дрожь, предвестница превращения. Я cжала зубы, усмиряя рвущуюся наружу Тень.
'Успокойся! Не время!'
'Я её... сейчас...!'
'Нет! Это мой бой!'
'Как скажешь, Сестра!'
Разговаривая с Волчицей, я не заметила, как посередине круга встретились Вожаки: Странник — высокий, поджарый, с янтарными глазами и гривой тёмных, непослушных, совсем как мои, кудрей, и второй — зеленоглазый, с русыми, заметно подёрнутыми сединой волосами — отец несостоявшейся невесты Лена.
Поляну тут же, как плотным покрывалом, накрыло тишиной.
— По праву пролитой крови мы требуем поединка.
— По праву платы за оскорбление мы принимаем вызов.
— Да будет так.
— Да будет так.
Ритуальный поклон — и Странник оказался рядом со мной.
— Удачи тебе, сестра, и достойной победы.
— Спасибо, брат.
Бой начался.
И мы застыли напротив друг друга. Я сжала руки, чувствуя, как в ногах нарастает напряжение, а мышцы буквально сводит от желания прыгнуть вперед, выпустить когти и...
Надо бить первой. Не давать ей времени на подготовку.
Надо!
Я метнулась вперёд и с разворота ударила, целясь в голову, страстно желая располосовать в клочья это надменное лицо.
Я ещё могла понять желание убить соперницу, но кем надо быть, чтобы напасть на невиновного? Кариса я ей не прощу!
Мимо! Первый же удар прошёл мимо: Алейна и не пыталась блокировать, только пригнулась. Резко, как от порыва ветра. Но ответить она тоже не успела — я отпрыгнула назад и вновь собралась, готовая к новому удару. Противница была сама невозмутимость — ни злобы, ни ярости, ни страха. И смотрит так, словно я — какая-нибудь гадость, случайно прилипшая к туфельке благородной сеаты!
Я медленно подобралась. Вот стерва! Она играет со мной, зазнавшаяся высокомерная аристократка.
Второй удар почти угодил в бок — всего на сантиметр прошел мимо.
Тьма! Мимо.
В третий раз я прыгнула не задумавшись, послав вперёд сжатый кулак и одновременно поставила подсечку ... — попробуй отбей сразу два, а?
Она не пробовала. Вновь с легкостью и хладнокровием змеи увернулась и стала в исходную позицию, ожидая, пока я полностью не выйду из себя, не раскроюсь для удара. И тогда эта дрянь сможет добить меня как слепого новорождённого щенка.
Я. Её. Ненавижу.
Ох! Я даже не успела отреагировать, когда Алейна, явно используя силу и скорость волчицы, легко двинулась вперёд. Одной рукой она схватила меня за запястье, а свободным кулаком двинула под дых, выбивая из лёгких воздух. Раз, другой, третий.
Ребром ладони ударив по руке соперницы, я освободилась из захвата и, не раздумывая, ударила в ненавистное лицо, выпуская свою Силу.
Четвёртый удар был самым болезненным, обычного человека уже снесло бы с ног, но Алейна тоже была оборотнем — соперница тихо ахнула, выругалась совсем не по-благородному, а мраморно-белое лицо, к моему огромному удовольствию, расцветили кровавые потёки. Но и я получила удар под рёбра и остановилась, пропуская воздух сквозь зубы. Ничего... ничего! Эту самоуверенность я и использую против неё!
Я пошла на контакт, как можно теснее сближаясь с Алейной и не задумываясь о последствиях. Главное — только оказаться в зоне досягаемости для удара. А после... Вдруг соперница взмахнула рукой, подаваясь вперед. Тускло блеснувшие ногти — нет, уже звериные когти — прорвав рубашку, прошлись по груди, оставляя красные борозды. Поздно, дорогуша! Не обращая внимания на мгновенно набухшие кровью глубокие порезы, я развернулась, оказываясь за спиной Алейны, схватила её за руку и вывернула.
Она коротко охнула и резко дёрнулась, навалилась на меня всем телом. Я уже поняла, что мы упадём, до того, как ноги подкосились. О землю я приложилась плечом, а тощая зараза рухнула сверху. Запах примятой ногами травы на секунду ударил в нос. Потом его сменил запах нервного пота, ярость и одно желание — победить.
Я дёрнулась, стряхивая с себя ненавистную тварь, и всё ещё выворачивая ей руку. А когда отпустила, то уже сидела сверху, вцепившись двумя руками ей в горло. И пропустила удар в подбородок.
Перед глазами всё завертелось в безумном вихре. Следующее, что я запомнила — кроны деревьев над краем поляны, накинувшуюся на меня сверху тварь и... жар и треск костра прямо за ушами.
Огонь!..
Желание пришло само — яростное, тёмное, необдуманное. Я ухватила её за рубашку, чудом выдержав болезненный удар в шею, и с силой толкнула вперёд, через себя.
Одновременный дикий крик раздался над поляной. Алейна оказалась волосами в одном из костров — её грива вспыхнула, а мою руку и запястье охватила нестерпимая боль. Тьма! Я тоже вскрикнула, и дальше пыталась только выбраться.
Глупость! Если Алейне почти под корень опалило волосы, хоть она и сумела сбить пламя о траву, то я едва не сожгла руку. Откатившись к роднику, я всё-таки добралась до воды и погасила огонь, но боль тут же охватила всё тело.
И... Это пошло на пользу. Подхлёстнутое чутьё обострилось до прежде немыслимого уровня, и я поняла, что она бросится на меня. О лёгком прыжке сзади предупредила земля — я подставила спину, лишь чуть меняя положение плеч, но полностью приготовившись. Одна её рука ударила мне по плечу, другой она попыталась обвить шею, но я, собрав все силы, вцепилась ей в запястье, выпуская когти.
Почувствуй мою боль.
Она вскрикнула. Её руки ослабли — лишь на миг, но миг, которого мне хватило. Я стряхнула её с плеча, толкая вперёд, руками схватила за волосы и... Кажется, её зубы клацнули, когда она утонула лицом в траве.
Только удержать Алейну и в этот раз не удалось. Миг — и её шея напряглась, голова с силой извернулась, снова отбрасывая мои кисти. Я почти не чувствовала боли — до того момента, как она дёрнулась, и перед глазами мелькнули когти частично сменившей облик соперницы.
По лицу. Я снова вскрикнула. Я... готова была выть — от боли, от ярости! По щеке — даже на собственной скуле я увидела край глубокого разреза и кровь. И кровь у неё на когтях.
Как же я ее ненавижу! Она посягнула на моего мужчину!
То же самое чувство, как в зеркале, отражалось в глазах соперницы. И я знала, что её змеиное хладнокровие с шипением испарилось в пламени костра. Теперь... она открылась, и в следующий миг уже мой удар достиг цели — ей в лицо, кулаком.
Теперь важно только, чтобы мой удар был болезненнее. Чтобы она не смогла стряхнуть меня, оправиться так быстро, как я. Вообще не смогла оправиться.
Руки сами нашли её шею, и я изо всех сил вцепилась в это хрупкое, холёное горло. Она задохнулась и на миг позволила мне укрепиться, навалиться сверху. Победить её, добить, уничтожить!
По жилам вместо крови струилась ярость, из горла вырвалось хриплое рычание, верхняя губа сама собой поползла вверх, обнажая клыки — Тень рвалась на свободу.
Я возьму её жизнь!
Алейна уже не пыталась сопротивляться, лишь слабо скребла пальцами по земле, в напрасной надежде на глоток воздуха. По лицу благородной сеаты, смывая высомерие, сероватой бледностью растёклась обречённость.
Убрав руки, я резко склонилась к горлу противницы — одно движение и всё будет кончено.
Но вздрогнула, увидев себя в её глазах — ощеренные клыки, безумная, окровавленная маска вместо лица...
В мёртвой тишине лязг клыков, сомкнувшихся в волоске от яремной вены прозвучал раскатом грома.
Алейна закашлялась, жадно, неверяще глотнула воздух и просипела:
— Пощады!
Я, не убирая клыков, негромко произнесла:
— Если ты посмеешь подойти к моему Волку ближе чем на пятьсот шагов, я подарю ему коврик из твоей шкуры, — и медленно поднялась, освобождая Алейну.
Отойдя на несколько шагов от поверженной противницы, я вскинула голову и к небу над замершей поляной взлетел звучный переливчатый победный клич.
Поединок завершён.
Как-то сразу я ощутила навалившуюся камнем усталость, дёргающую боль в жестоко обожжённой руке, и раны на лице и груди.
Из круга я вышла, чудом держась на ногах, а дойдя до Странника, замерла привратным столбом. Внешне было незаметно, но внутри меня колотило.
Мать Милосердная, я же её чуть не загрызла!! Но это не охота, а она — не добыча.
Сейчас я, как никогда, стремилась домой. К единственному во всём мире человеку, который не давал мне окончательно стать зверем.
Странник, поймав мой взгляд, чуть заметно кивнул, и, вытащив из поясного кармана амулет, подал мне:
— Отдашь ему.
Правую ступню ощутимо кольнуло холодком. Опустив взгляд, я увидела узенькую — в два шага шириной — серебристую дорожку. Тропкой пользоваться ещё опаснее, чем Переходом, но зато намного быстрее. Открой её кто-нибудь другой, я бы ни за какие деньги не пошла, но Страннику я доверяла почти так же, как Карису.
Через несколько шагов я ощутила под ногами твёрдые доски и чуть не впечаталась в дверь комнаты Ари. Подняла руку, чтобы постучать, а вместо стука получилось слабое царапанье.
Но он услышал.
Дверь распахнулась настежь, и одновременно исчезли последние остатки сил — я начала оседать на пол...
Убрав руки, я резко склонилась к горлу противницы — одно движение и всё будет кончено.
Увидев себя в её глазах — ощеренные клыки, безумная, окровавленная маска вместо лица — на мгновение содрогнулась, но ужас был тут же смыт неистовой жаждой...
nbsp;
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
Пронзительный, полный боли крик застал Кариса у выхода в общий зал. Пролетев по коридору, он ворвался в комнату, едва не снеся с петель дверь, но опоздал: Дара, и рыданиями, перешедшими в слабые всхлипы, но вот, наконец, стихли и они.
Карис попытался отстраниться, но сестра с необычайной силой вцепилась свободной от повязок рукой в его запястье:
— Останься, — хрипло, с трудом, чуть не срываясь на рычание, прошептала Дара, лихорадочно блестя глазами. — Пожалуйста.
Карис укутал её одеялом, стянул мокрую рубашку, сбросил сапоги и осторожно устроился рядом. Дара неосознанно придвинулась ближе и, прижавшись к его боку, уснула.
Проснулась я уже под вечер, в висках тяжело билась кровь, но сознание прояснилось.
Карис ещё спал — я, по давней привычке, сначала подкатилась ему под бок, а потом и голову на плечо пристроила.
Осторожно сев, я первым делом занялась рукой — из льняного кокона выглядывали только кончики пальцев. Размотала повязку и облегчённо вздохнула: алые пятна ожогов уже затягивала новая кожа. Заживает, как на собаке, вернее, как на волке. На лице и груди, судя по ощущениям, вместо ран остались только розовые полоски, но для полной уверенности, стоило бы посмотреть в зеркало.
Я соскользнула с кровати и попробовала подняться, но осела обратно на тюфяк — резко закружилась голова.
За спиной послышался шорох, тонкий скрип и меня тут же бережно подхватили родные руки.
— Солнышко, зачем встала? Тебе ещё лежать надо.
— Нет, всё в порядке. Уже прошло. Отпусти.
Ари медленно, словно ещё сомневаясь, убрал правую руку с моего плеча, и тут я заметила какие-то странные тёмные пятна на запястье, пригляделась повнимательней — следы от пальцев. От моих пальцев.
— Дара, тебе плохо?
Обернувшись, я уткнулась лицом ему в плечо:
— Прости, пожалуйста, я не хотела. Я... — горло стиснуло рыданием.
Карис только вздохнул, прижимая меня к себе:
— Забудь. Ты ни в чём не виновата, — и совсем другим, жёстким тоном спросил:
— Почему ты мне раньше не сказала?
Я вскинула на него глаза:
— О чём?
— О том, что метили в меня, — он зло блеснул глазами, — о поединке.
— Ты бы с ней не справился, — тускло прошелестела я.
— С женщиной? — недоверчиво хмыкнул Ари.
— Она тоже оборотень, — я накрыла ладонью свежие синяки на его запястье. — Ты легко отделался. Ещё чуть, и я могла сломать тебе руку или сделать ещё что похуже. Кто тебе рассказал? Лен?
— Да.
Убью. Неужели не мог промолчать!
И почти сразу же меня охватил уже привычный холодок.
— Это Лен, — прошептала я. — Я не хочу его видеть.
Через минуту раздался негромкий уверенный стук в дверь.
— Почему? — удивился Ари. — Он о тебе так беспокоился.
— Пожалуйста, — я совсем по-детски шмыгнула носом, боясь, что разревусь.
Карис поднялся, пересёк комнату и вышел. Я поёрзала на кровати, устраиваясь поудобнее, и зарылась лицом в подушку — слёзы пришли сами собой. Я боялась, боялась до потери рассудка, что не смогу удержать Тень. По крайней мере, рядом с Леном. Слишком свежи были воспоминания о безумии поединка.
Ощутив легкое прикосновение к плечу, я повернулась, и, подавшись навстречу, уцепилась за брата, как вьюнок за опору:
— Ари, мне страшно, пожалуйста... — меня снова затрясло, — не отпускай... удержи меня... я не хочу...
Ответом стало бережное объятие. Уютно устроившись в кольце его рук, я ощутила, как уходит прочь ужас прошлой ночи...
Плотный, переливающийся розово-голубыми искрами снег, сочно, как свежая морковка, похрустывает под лапами. И пусть зима не торопится уступать, и по ночам деревья и кусты ещё жалобно скрипят и шуршат от мороза, сейчас в воздухе уже чувствуется тонкий, почти неуловимый привкус весны и... любви.
Снежень (2) — время выбора, время продолжения рода.
Лёгкий, игривый укус в плечо.
Я резко остановилась и, подняв переднюю лапу, ответила шутливым шлепком по морде. Он чихнул от неожиданности и сделал вид, что хочет цапнуть меня за хвост. Насмешливо фыркнув, я перелетела через упавшую берёзу. Снежно-белый волк с изумрудными глазами отстал всего на мгновение, бесшумно опустившись рядом...
Я проснулась в холодном поту, едва удержавшись от крика. Сон показал то, о чём я предпочитала не думать — единственную жизнь, где мы могли бы быть вместе.
И тут же внутри встрепенулась Тень:
'Подумай, Сестра. Хорошенько подумай'.
'Не хочу и не буду. Не смей!'
'Так просто, так легко. Он уже отмечен и скоро наденет знак'.
'Уйди прочь!'
'Не уйду. Ты же хочешь быть с ним, навсегда. Он — кайне, ты — кайнел.
Всего один... даже не укус, хватит и царапины. Не сомневайся, сделай...'
'Тень, ты с ума сошла?!' — я села на кровати.
'Если сомневаешься, смешай кровь. Он будет совсем, как ты. И Волк получится не хуже Ветра...'
Голова пошла кругом. Одно дело — обращение через укус, такого я не пожелала бы и врагу. Совсем другое — смешение крови, когда передаётся сразу всё.
Так просто...
'Ну, что медлишь? Боишься? Хочешь, помогу?'
'Тень, не смей!'
'Посмею!!'
Мощный рывок отбросил меня за Грань, а Тень вырвалась на свободу.
Богиня, что делать?!!
Девушка лениво, с хищной грацией, потянулась и бесшумно, чтобы не потревожить спящего, села.
Потом соскользнула с кровати и неторопливо направилась к зеркалу, насмешливо блестя янтарными глазами.
'Что скажешь, Сестра?' — усмехнулась она, обращаясь к зеркалу, в глубине которого застыла её точная копия с огромными карими глазами на побелевшем от ужаса лице. — 'Смогу я тебя заменить?'
'Ты не хуже меня знаешь, что это ненадолго. Уйди сейчас!'
Тень зло улыбнулась.
'Но времени хватит, чтобы...' — не договорив, она отвернулась, снова оказавшись на кровати, рядом с Карисом. Заправила за ухо выбившуюся прядь, и опустив ладони на стык подушки и тюфяка по обе стороны от Ари, начала нарочито неторопливо склоняться к его плечу, выпустив клыки.
'Нет, я не позволю!!' — я рванулась вперёд, чувствуя, как где-то в глубине души разгорается яростно-белое пламя Силы — проснулся Источник.
Мир разлетелся на куски в ослепительной вспышке — вместе со мной.
— Дара, что с тобой?!
Я, не ответив, резко оттолкнулась, чуть не упав на Кариса и, слетев с кровати, бросилась вон из комнаты.
Я остановила Тень у самой черты, но Волчица не собиралась сдаваться так легко. Счёт шёл на секунды. Едва не сломав ключ в замке, я ворвалась к себе и кинулась к зеркалу, срывая амулет.
Успела...
Очнулась я на рассвете, на берегу озера. Всё мышцы стонали, виски разрывала боль, но это было неважно. Я медленно подняла руку, проведя ладонью по губам — кровь, совсем свежая, но, хвала Богине, не человеческая.
Сегодня, в первый раз за шесть лет, я позволила зверю полностью вытеснить человека.
Хотя бы отчасти добившаяся своего Тень, свернулась калачиком в уголке сознания, явно собираясь вздремнуть, но обронила напоследок:
'Если ты не решишься, то выберу я'.
Этого она могла бы и не говорить.
Самый главный выбор я сделала, когда не позволила обратить Кариса.
Значит, либо Лен, либо Дорога. Но у меня ещё есть время, пока есть...
Глава XIX
— Тэль, иди открывай, а то надоест твоему менестрелю воротный столб подменять, повернётся и уйдёт.
— Тётя, что вы такое говорите, он вовсе не мой.
— Захочешь — будет твоим. Смотри, такого парня упустишь — всю жизнь жалеть будешь.
Выйдя во двор, Тэль устало вздохнула. Может, зря она согласилась у тётки погостить?
Сестра отца была прирождённой свахой и с первого же дня принялась подыскивать племяннице хорошего жениха, но после знакомства с Карисом, сразу угомонилась. По её мнению, лучшего мужа невозможно было представить.
— Доброе утро, Карис.
— Доброе утро, Тэльвен. Готова?
— Готова, — Тэль поправила полотенце, прикрывавшее корзинку. — Ты 'битву' (1) взял?
— А как же, — Карис усмехнулся, — ни за что не упущу возможность отыграться.
— Ну это мы ещё посмотрим, — словно невзначай, заметила Тэль. — Идём.
Карис взялся за ручку корзинки, Тэль искоса глянула на него: на одном плече — сумка, на другом — неразлучная лютня, но все-таки уступила.
Идти предстояло почти через весь город, но оно того стоило — маленькая уютная бухточка, спрятавшаяся в самой сердцевине обрывистых береговых круч, была настоящим кладом — мягкий песок, кристально чистая вода.
Однако, Кариса и Тэль гораздо больше привлекала возможность очередного сражения. В прошлый раз Карис был разбит в пух и прах и горел желанием взять реванш.
...— А мы вот так, — Карис передвинул фигуру и, не оборачиваясь, ловко вытащил из стоящей неподалёку корзинки очередной пирожок.
— Ари, ты не лопнешь? Оставь что-нибудь Даре с Леном.
— Зачем? — хмыкнул Карис. — Пусть в следующий раз не опаздывают.
Тэль сделала ответный ход и задумалась, глядя на Кариса. Казалось бы, чего ещё надо: добрый, умный, красивый — хватай в охапку и беги в первый же храм Богини Соединяющей. Но...
— Тэль, о чём мечтаешь?
— Так, извини, — девушка перевела взгляд на доску, чуть помедлив перед очередным ходом. — Сейчас...
— Хм, — озадачился Карис, запуская пальцы в волосы.
Тэль неожиданно рассмеялась:
— Посмотри на себя, ты что с утра причесаться забыл?
— Вовсе нет, — Карис почти по-мальчишески улыбнулся, — это я так усердно думаю, что даже волосы дыбом встают.
— Иди сюда, — Тэльвен вытащила из поясного кармана гребешок, — причешу, а ты пока подумаешь.
— Погоди, — Карис похлопал по изогнутой, ставшей от солнца почти белой коряге, — здесь тебе удобнее будет, — и подал девушке руку, помогая подняться
— А ты как же?
— Вот как, — дождавшись, когда Тэльвен устроится, Карис опустился на песок у её ног, охватив колени руками.
Тэль улыбнулась, поймав себя на мысли, что вряд ли стала бы причёсывать кого-нибудь другого, а с Карисом получилось само собой. С ним вообще легко и спокойно — как... с братом.
Девушка ошарашенно замерла — так вот какое 'но' всё это время не давало ей покоя.
И что теперь делать? А, может быть, всё-таки попробовать? Стерпится — слюбится... Тэль нахмурилась — Карис ещё ни слова не сказал, да и знакомы они всего ничего, так не рано ли решать?
Успокоившись, Тэль случайно взглянула налево и не смогла поверить своим глазам.
— Карис, они что, с ума сошли?!
На краю неприступного обрыва отчётливо вырисовывались две фигуры.
Немного помедлив, мужчина начал спускаться первым. Девушка отстала на какое-то мгновение. Два светлых силуэта на фоне мрачной скалы притягивали взгляд, одновременно пугая и завораживая быстротой и грацией движений. Эллент легко спрыгнул на песок, Дара чуть оступилась — Карис побелел, как полотно. Но Лен тут же подхватил девушку, не дав упасть.
Карис взвился на ноги:
— Извини, я сейчас.
Тэльвен убрала гребень обратно в карман, подумав, что сейчас кому-то не поздоровится.
Карис, подойдя к сестре, попытался что-то сказать, но Дара отвернулась, тряхнув чёрной гривой волос, и ускользнула за скальный выступ, видно, решив искупаться.
Лен, криво усмехнувшись, что-то негромко произнёс и, не дожидаясь ответа Кариса, устремился к корзинке.
— Здравствуй, Тэль. Карис ещё не всё съел? — обеспокоенно спросил Лен.
— Здравствуй, Лен. Хотел, но я не дала.
— Спасительница! — пылко воскликнул Лен, тут же уточнив:
— Тут со сливой, а с яблоками есть?
— Угадай, — улыбнувшись, предложила Тэль.
Лен чуть повернул голову, и не задумываясь, ответил:
— Три штуки, один сверху — как раз для меня, два — на дне.
— Как это у тебя получается? — изумилась Тэль.
— Чутьё, — хмыкнул Лен, не вдаваясь в подробности.
— Угощайся, а я пойду окунусь, — поднявшись с коряги, Тэль направилась к выступу, который, словно по заказу, делил бухточку на две части.
Дара, уже успев поплавать, удобно устроилась на высоком, с плоской вершиной, валуне.
Короткая, на ладонь выше колена, нижняя рубашка ещё не успела высохнуть и облегала девушку, как вторая кожа. Аккуратно свёрнутые штаны и тонкая безрукавка притаились в одной из многочисленных выемок камня.
— Здравствуй, Дара.
— Здравствуй, Тэльвен. Кто кого разгромил на этот раз?
— Пока никто. Мы не доиграли. Вас увидели, — Тэль слегка запнулась, но продолжила. — Карис так за тебя испугался...
— Старший брат, — с непонятной горечью произнесла Дара. — Привычка у него такая — обо мне беспокоиться.
— Я его понимаю, — мягко улыбнулась Тэль. — Труднее всего отказаться от старых привычек. Когда младшие начинают проявлять самостоятельность, чувствуешь облегчение и злость одновременно.
— Почему?
— Сначала думаешь, что избавилась от множества забот и хлопот, и можешь, наконец, подумать о себе. А потом оказывается, что не беспокоиться за это 'маленькое чудовище' уже не можешь. А 'чудовище' теперь упрямо желает делать всё по-своему и никого, а тебя — в первую очередь, не желает слушать.
— И сколько у тебя в семье этих 'чудовищ'?
— Трое — две сестры и брат.
— Даже не знаю, — Дара улыбнулась, — восхищаться или сочувствовать. Пожалуй, Ари ещё повезло, что я — единственная. Но, с другой стороны, если у него хватило заботы и терпения на меня, то своих детей он, и вовсе, с рук спускать не будет.
Тэльвен едва заметно вздрогнула.
— Дара, к чему ты клонишь?
— Тэль, — Дара умолкла, потом, словно решившись, продолжила: — Я скажу прямо: ни об одной из своих прежних девушек Карис со мной не говорил и на совместные прогулки не приглашал.
— Конечно, — согласилась Тэль, — с сестрами редко делятся секретами.
— И если он так поступил, значит, ты для него, — Дара едва заметно отвела взгляд, — отнюдь не мимолётное приключение. Подумай об этом. Одно я тебе могу сказать совершенно точно — Карис станет замечательным отцом.
— А мужем? Извини, — Тэль покраснела. — Ты меня ошеломила. Пожалуй, я пойду поплаваю.
Набежавшая волна пощекотала ноги, маня за собой. Но, даже окунувшись в солоноватую свежесть, Тэльвен не смогла отвлечься от раздумий.
От обычного, вроде бы, разговора осталось странное ощущение неправильности: казалось, Дара не может найти нужных слов — что само по себе, удивительно для менестреля — и говорит то, что первым пришло в голову, словно желая поскорее избавиться от брата.
Почему?
Ответа на вопрос Тэль не знала, но чувствовала, что это очень важно.
Впрочем, окончательный выбор был за Карисом, а что касается ее самой...
'Кто сказал, что любовь и счастье одно и то же? — девушка печально улыбнулась. — Если один раз обожглась, не стоит ли поискать другое — уважение, понимание, заботу. Для семьи это даже важнее. Так почему бы и нет?
Решено. Я попробую'.
Три недели спустя.
Ну, где он там застрял? И пусть только ещё хоть раз попробует сказать, что я долго одеваюсь.
Месяц назад я бы просто ушла, не дожидаясь Кариса, но теперь, после визита к магу и боя, мы тряслись друг над другом, как ростовщик-скупердяй — над денежным сундуком.
Правда, я над ним всё-таки чуть меньше, а вот Ари... из дома он меня выпускал только с собой, либо передав с рук на руки Лену. Через неделю такой жизни я начала ощущать себя одновременно коронной драгоценностью и узником в темнице.
Невесёлые мысли прервал шорох двери.
— Наконец-то! Что ты так долго? — взглянув на брата, я потеряла дар речи.
Лучшая рубашка, та самая, тёмно-синяя с серебряной вышивкой; накладки на поясе начищены до блеска, даже хвост схвачен серебристым шнурком.
— Что скажешь?
— Жених, да и только.
— Угадала.
— Ты о чём? — в душу словно повеяло ледяным ветром.
— Я собираюсь просить Тэль стать моей женой.
Мир раскололся на две части: всё, что было до этой минуты — стремительно исчезло; после — стало сплошной безумной болью.
Не знаю как, но я сумела улыбнуться и ответить:
— Надеюсь, она согласится.
— Я тоже надеюсь, — улыбнулся Карис.
Чуть слышно скрипнула калитка и во дворе появился Лен.
— Добрый вечер. Я не опоздал?
— Как раз вовремя. Вы с Дарой идите, а мы догоним, — Карис вышел на улицу.
— Мы? — Лен многозначительно усмехнулся. — Дара, он снова пригласил Тэль?
— Да.
— Или я чего-то не понимаю, или очень скоро ты получишь невестку.
— Это его право, — я пожала плечами.
— Но они знакомы всего месяц, — Лен улыбнулся. — Неужели ты станешь тётей?
— Ещё одно слово, — оскалилась я, — и...
— Уже молчу. Идём?
— Идём.
Никогда раньше дорога до 'Приюта' не казалась мне такой длинной. Я словно раздвоилась: одна Дара — внешняя, разговаривала с Леном, пытаясь улыбаться и шутить; другая — внутренняя, беззвучно сходила с ума от отчаяния.
Да, после той ссоры, я сама сделала всё возможное, чтобы случайное знакомство стало чем-то большим, прекрасно понимая, что Тэль даст Карису дом и детей — то, чего никогда не смогу дать я, но в последнее время мне казалось, что гораздо легче умереть, чем отдать любимого другой.
Задумавшись, я запнулась, и только когда Лен подхватил меня под локоть, сообразила, что стою на пороге таверны.
— Где витаешь? — усмехнулся Лен.
— В облаках, конечно, — с горечью обронила я.
— Спускайся на землю и побыстрей, а то останешься без ужина.
Чего-чего, а этого я не боялась — есть не хотелось совсем, хотя щедро накрытый стол источал умопомрачительные запахи. Я через силу проглотила пару кусочков запечённой с грибами рыбы и потянулась к бокалу, жаль, что нельзя присвоить весь кувшин.
'Дара, ты что творишь!! — возопил внутренний голос, когда я налила третий бокал. — Решила показать посетителям новый номер, под названием 'Пьяный оборотень?' А кто, интересно, платить будет, если ты заведение разнесёшь? Карис?'
На этот раз мой внутренний голос дал маху: я не сомневалась, что Лен меня скрутит за минуту — всё равно, пьяную или трезвую. Может, и в самом деле, напиться?
Но, словно в ответ, открылась дверь, и на пороге появились Карис и Тэльвен.
Лань и лев — вдруг подумала я, глядя на них.
За последний месяц мы как-то незаметно превратились в завсегдатаев 'Приюта', и не успела парочка дойти до стола, как на нём возник второй поднос — первый был для меня и Лена — наши вкусы хозяин уже изучил.
Но, помимо денег, мы расплачивались песнями — и посетителям приятно, и нам.
Вот и сейчас, утолив первый голод, Карис взял лютню, но я услышала совсем не то, что ожидала. Вместо баллады о любви и счастье — дорожная печаль:
— Плачь, лютня менестреля-одиночки. (2)
Ты выбрал путь, ну так иди вперед.
Покинь свой дом однажды звездной ночью,
И пусть тебя в пути звезда ведет,
Ты будешь людям петь в дороге песни,
По сто раз умирая и любя,
Но помни — никому не интересно,
Что, менестрель, на сердце у тебя.
И будет лютня плакать и смеяться,
То веселить, то сердце бередить.
Нигде тебе надолго не остаться:
Едва привыкнешь — надо уходить.
Навряд ли в жизни спутницу найдешь ты:
Кто согласится ждать всю жизнь тебя?
И будут слезы обращаться в ноты,
И струны плакать, о любви скорбя.
В балладах ты живешь другою жизнью —
Когда поешь, то счастлив ты вполне,
Но спета песня, и печали призрак
Останется с тобой наедине,
И сразу тяжела твоя свобода,
И старый дом, заброшенный, зовет,
Но — поздно. И назад уже нет хода.
Ты выбрал путь... Ну так иди вперед.
— Зачем ждать, если можно идти вместе, — разбил зачарованную тишину негромкий голос Тэль.
— Спасибо, Тэлли, — улыбнулся Карис, коснувшись её руки. — Эти слова был бы счастлив услышать любой мужчина.
Теперь я точно поняла, что Ари не ошибся с выбором, и значит, мне пора уйти.
— Дара, что-то ты притихла. Может, тоже споёшь? — вступил в разговор Лен.
— Нет, — в глубине души мне хотелось не петь, а выть.
— Тогда, потанцуем? — он сверкнул глазами.
— Что, прямо здесь?
— А почему бы и нет? Музыканты есть, а всё остальное — сейчас устроим.
— Неплохая идея, — откликнулся Карис, и не успели мы с Тэль глазом моргнуть, как центральные столы разъехались по углам, а в образовавшийcя круг уже начали выходить пары.
— Позвольте вас пригласить? — похоже, Лен решил вспомнить о том, что он не только кайне, но и сет.
Я молча протянула ему руку.
— Тэль? — спросил Ари, вставая.
— Я не могу тебе отказать, — рассмеялась она.
Лену, увы, с партнёршей не так повезло — я почти не слышала ни музыки, ни его голоса. Ноги не оттоптала — и на том спасибо.
Я держалась из последних сил, уйдя в холодную отстранённость — единственное, что мне осталось.
Музыка умолкла, но Лен не спешил разжать руки, дожидаясь следующего танца
Тэль, приподнявшись на цыпочки, что-то прошептала Карису. Он, чуть помедлив, ответил и Тэль, мило улыбаясь, направилась прямо к нам.
— Дара, позволишь вас разбить?
— Да, конечно, — слегка растерянно отозвалась я, и Тэль увлекла Лена в противоположную сторону, прежде чем он успел открыть рот.
Мне не оставалось ничего другого, как подойти к неслышно возникшему рядом брату. Вопрос 'и кому из вас это пришло в голову?' так и остался незаданным, едва Ари привлёк меня к себе, а мягко-томительные переливы скрипки и свирели окутали зал невесомой дымкой грусти.
Слова были не нужны — мы оба понимали, что это прощание. Прощание с тем, что не могло быть, но всё-таки было. И, для меня, было — любовью. Для него — не знаю, и не хочу знать.
И ради него, я сделаю то, что должна.
— Дара, что с тобой? — всё-таки Ари слишком хорошо меня знал или чувствовал.
— Ничего, — я протянула руку, легко коснувшись седой пряди, падающей ему на левый висок. — Теперь я знаю, что такое счастье.
'Я никогда не встану между вами, потому что люблю тебя. А счастье — когда счастлив тот, кого любишь. Я отпускаю тебя к ней, а себе могу пожелать... только забвения', — но вслух я сказала совсем другое:
— Спасибо за танец, — и, сразу отстранившись, вернулась к столу.
Через минуту на своём обычном месте — напротив меня, спиной к стене, словно соткавшись из воздуха, появился Лен.
— И что ты собираешься делать дальше?
Я не стала притворяться, что не поняла.
— Пока не знаю.
— Карис уже выздоровел и вот-вот обзаведётся семьей. Теперь ты можешь подумать о себе, — Лен наклонился и взял мою руку в свои. — Дара, я...
— Лен, пожалуйста, не надо, — с мольбой выдохнула я. — Не сейчас.
Несколько секунд мы молча смотрели друг на друга, потом, заметив возвращавшихся Ари и Тэль, Лен неторопливо выпустил мою ладонь и откинулся к стене.
Весёлая, раскрасневшаяся после эстии Тэль села рядом со мной, Карис устроился справа от неё.
— Дара, не передумала насчёт песни? — Лен искоса глянул на меня.
— Передумала, — я схватилась за лютню, пальцы упали на струны:
nbsp;
— Hет тепла у очага, (3)
Hе забыться, не уснуть.
Через ливни и снега
Снова будет долгим путь,
Снова душу рвет тоска,
Светят звезды, ночь длинна.
В ночь дорога далека,
Я опять уйду одна.
Я устала от дорог,
И ничем нельзя помочь.
Снова от себя бежать,
Все забыв, в глухую ночь.
Места нет давно слезам —
В этом лишь моя вина.
Молча, опустив глаза,
Я опять уйду одна.
Больно ранена душа,
Hо другого средства нет.
Только шаг через порог,
И в ночи погаснет свет.
Помнить о слезах моих
Будет полная луна.
Этот путь не для двоих,
Я опять уйду одна.
Я отложила лютню.
— Что-то здесь душно. Я ненадолго.
Следом со скамьи поднялась Тэль:
— А мне уже пора. Ари, Лен, спасибо за чудесный вечер.
— Я тебя провожу, — подхватился Карис.
Во двор мы вышли вместе, но я осталась на крыльце. Дождавшись, когда Карис и Тэль скроются за калиткой, я осторожно вытащила амулет из-под платья, и сосредоточившись, представила серебристый овал Перехода. В двух шагах впереди воздух уплотнился, пошёл рябью и, наконец, налился ровным уверенным светом. За спиной хлопнула дверь, послышался чей-то голос, но я уже была за Гранью.
Охотиться или гулять не было ни сил, ни желания, поэтому я вернулась к себе, но стало только хуже.
Время застыло, словно промёрзшее до дна в перезимник, (4) озеро. Я металась по комнате, как пойманный зверь по клетке. Самая страшная пытка — неизвестность.
Его приближение я почувствовала ещё в начале улицы, и, услышав скрип калитки — отшатнулась от окна, чтобы не заметил, что жду.
Когда в теле утихла мелкая противная дрожь, я, не спеша, открыла дверь.
— Ари, ну что?
— Тэль согласилась.
В сердце словно вонзили нож, и я уцепилась за косяк, едва устояв на ногах.
— Я очень рада за вас обоих. Когда свадьба?
— Ну, — он слегка улыбнулся, — Тэль, конечно, выбрала Ночь Урожая, а я совсем не против.
— Какие хитрые, — я усмехнулась. — Хотите обойтись без пышной свадьбы, быстренько сбегать в храм, и всё?
— Почему бы и нет? Главное, что мы этого хотим, а где и как — не так уж важно.
— Ты прав. Спокойной ночи, — я отступила назад, но замерла на пороге, услышав негромкое:
— Дара, побудь со мной, пожалуйста.
Я отошла к столу:
— Я без света сидела, сейчас зажгу.
— Не надо, — закрыв дверь, Карис привычно прошёл к своей кровати, глухо стукнули об пол сброшенные сапоги. Я присела в изголовье, он молча опустил голову мне на колени. Руки сами собой развязали шнурок, стягивавший хвост. Ладони ласково скользили по волосам, перебирая и гладя шелковистые пряди.
Я даже не пыталась 'причувствоваться' — просто знала, что именно это ему сейчас и нужно.
Осторожно, кончиками пальцев, откинув с его лба упрямую прядь, я прислушалась к ровному дыханию: наверно, Ари всё-таки заснул. Уйти в свой закуток или не стоит?
— Останься, — негромкий голос был отчётливым и ясным, без намёка на сон.
— Я думала, ты спишь.
— Не уходи, пожалуйста.
— Не уйду... — то, что не договорила, я додумала: 'пока нужна тебе'.
— Тогда спой.
— Что? — попроси Карис луну, я удивилась бы меньше.
— Прошу тебя.
— Когда растает последний лёд (5)
Распустится первый лист
И ветер зимние сны унесёт
От тёмных очей земли,
nbsp;От тёмных очей земли,
Когда в небесах рассмеётся вдруг
Серебряная гроза
И криками птиц отзовётся юг —
Тогда я вернусь назад.
Вернусь дождём и талой водой,
Облаком в вышине,
Ветром вернусь и степной травой
И жёлтым песком на дне,
В лесу оленем, орлом в небесах,
Ручьём из глубин земли
Пробьюсь, чтобы губы твои ласкать
И жажду твою утолить
Я стану попутным ветром морей
И облаком в летний зной,
Ясным огнём в темноте ночей
И в чёрном лесу тропой.
Куда б тебе не пришлось идти
По длани ночей и дней
Я буду тебя охранять в пути...
Я умолкла, чувствуя, как тревожно бьётся сердце. Карис осторожно поднялся, перехватив мою руку, припал губами к ладони, на мгновение прижал к щеке, потом бережно опустил...
... и вышел, не сказав ни слова.
Я сползла вниз по спинке кровати, и уткнувшись в подушку, ещё хранившую его запах, тихо заплакала. Вот и всё. Попрощались. Навсегда.
Вернувшись к себе, Карис сел на пол прямо у порога, прислонившись затылком к двери, вспоминая...
...Пропустив Тэль вперёд, Карис закрыл калитку и бесшумно заскользил справа от девушки, уже привычно подстроившись под её шаг. Тэльвен почти всю дорогу сосредоточенно думала о чём-то своём, и только у двери дома мужчина решился нарушить молчание:
— Тэльвен, я прошу тебя оказать мне честь и стать моей женой.
Девушка взглянула на Кариса и покачала головой:
&
— Я не могу.
nbsp;— Я тебя провожу, — подхватился Карис.
&
&
— Не обманывай ни себя, ни меня, — она на мгновение запнулась, но закончила твёрдо. — Ты меня не любишь, а я не люблю тебя.
— Но мы можем попробовать, — возразил Карис, не выпуская ее руки. — А любовь придёт... со временем...
— Скажи, ты сам в это веришь? — неожиданно жёстко спросила Тэльвен, пристально глядя в глаза мужчине.
— Да, — ответил Карис.
— А я — нет, — Тэль грустно усмехнулась, — я думала, что смогу забыть — с тобой — но ошиблась. И не хочу совершать ещё одну ошибку.
Карис на мгновение опустил глаза, а потом поцеловал ей руку:
nbsp;— Идём.
&ольшим, прекрасно понимая, чпасибо за всё, и прощай.
— Береги себя, — шепнула Тэль, осенив Кариса на прощание охранительным знаком...
Но Дара не должна об этом знать. Карис прекрасно понимал, что причиняет ей боль, что честнее было бы просто собрать вещи и уехать, но не мог так поступить — слишком многое их связывало.
Единственным человеком, которому Карис мог доверить заботу о Даре, был Лен, а значит, придётся лгать дальше, пока сестра не станет сеттой ан-Вьерре.
Хорошо ещё, что до Ночи Урожая осталось недолго.
Глава XX
Я бросила последний взгляд в зеркало: новое серебристо-голубое платье, нитка бирюзы на шее — и невольно вспомнила праздник в деревне, после которого мы сбежали. Знать бы, как всё обернётся, так не то что за Тара, но и за почтенного Латеса, наверное, можно было б выйти.
Ничего не поделаешь, Его Магичество Эстин постарался на совесть — приступы у Кариса сошли на нет. Так что, теперь, я ему совсем не нужна. Бежала от замужества, а оно за мной следом.
Хозяйка, как меня ни увидит, начинает разговор о пользе брака; Фелла так и норовит пристать с расспросами — похоже, хочет узнать самый надёжный способ очаровать благородного сета. Одна Айрена молчит, но так, что её молчание красноречивей любых слов — наша красавица лопается от злости. Уж она бы за такую возможность душу продала, ни минуты не сомневаясь!
Да что о них говорить, если сам хозяин как-то поинтересовался, кого вместо меня лучше к щиту поставить — Феллу или Айрену?
Одним словом, меня все дружно прочат в сетты ан-Вьерре, только что под руки к венцу не тащат.
Мать Милосердная, как же так? Почему?
В сотый раз я задавала себе этот вопрос и не могла найти ответа. Я и раньше особо не молилась, а теперь и подавно. Чудо, что нас ещё молнией не испепелило.
И это — самая главная причина, чтобы сказать 'да'.
И, лучше уж сломать себя (что я и делала последний месяц), чем окончательно погубить Кариса.
'Что ж, Тень, — я зло усмехнулась, — поздравляю с победой! Сегодня ты получишь своего Вожака'.
Чуть не забыла! Оторвавшись от зеркала, я отошла к сундуку с одеждой и через пару минут держала в руках извлечённый со дна, небольшой, плотно закрытый пузырёк тёмного стекла. Настойка лютенки (1). В памяти сразу же всплыл тот давний разговор с Веданой, случившийся через пару месяцев после нашего знакомства.
— Ведана, а зачем мне? — я недоумённо взглянула на травницу.
— Бери. Средство надёжное и очень сильное, не всем даю.
— Но... я же не замужем...
Ведана жёстко рассмеялась:
— Дитя ты наивное, ты и два месяца назад замужем не была, а если бы не Стая — ребёнка вполне могла бы носить, и ко мне бы совсем за другим зельем пришла. — Я похолодела. Да уж, как есть дура, сама до очевидного не додумалась! — Для того и даю, чтобы ты ненароком себе жизнь не сломала.
— Спасибо, — я убрала пузырёк в поясной кармашек. — Его пить нужно?
— Да. Лучше до того, как будешь с мужчиной. Три капли на полкружки воды. Но всякое случается, если забудешь — можешь выпить после, уже пять капель. И, самое главное, не налей больше, чем нужно, а то мигом с Уводящей повстречаешься.
— А может, у тебя, что-нибудь другое есть?
— Есть, — кивнула Ведана. — Да тебе только лютенка поможет.
— Почему?
— Никак забыла, кто ты есть? — Ведана усмехнулась. — Неужели думаешь, Волчица о себе ни разу не напомнит? Так что тебе остерегаться надо.
Я осторожно поставила пузырёк на стол, ещё немного помедлила, и, отсчитав три капли в кружку, залпом выпила. Только благодаря настойке, те две роковые ночи остались без последствий. Как я ни сходила с ума, но всё-таки вспомнила, что нужно делать, иначе...
Нет, всё обошлось, и на том спасибо.
Я поставила кружку и опустилась на кровать, обхватив голову руками. Давно пора забыть...
Рывком поднявшись, я подошла к окну и вцепилась в подоконник так, что побелели костяшки пальцев — другого выхода просто нет. Одно короткое слово... но почему... почему так больно? Почему так трудно смириться?
И тут в дверь постучали. Я уняла разыгравшиеся чувства и с безмятежной улыбкой открыла. На пороге стоял Лен, державший огромный букет золотистых роз.
— Дара, это тебе.
— Какая красота, спасибо, — я чуть отступила назад. — Зайди, нужно их в воду поставить.
Опустив цветы в кувшин с водой, я незаметно взглянула на Лена: он тоже принарядился — в стальном одеянии с причудливой вышивкой серебром, словно морозный узор на стекле; распущенные пепельно-русые волосы удерживает не простой шнурок, а узкий серебряный обруч.
— Дара... — в голосе Лена ощущалось беспокойство.
Я обернулась.
— Всё хорошо, идём.
Лен осторожно взял меня за руку:
— Если ты не хочешь, мы никуда не пойдём.
— Лен, ну как ты мог такое подумать? Сегодня не сидят по домам.
Выйдя во двор, я почувствовала спиной чей-то пристальный взгляд и обернулась.
Но ничего не увидела. Может быть, мне показалось?
Карис поспешно отступил вглубь комнаты. Незачем им мешать, что ж, всё так, как он и предполагал: можно спорить на что угодно, что Дара сегодня вернётся только под утро и с обручальным кольцом на пальце.
Теперь самое время решитьнщина хотела переспросить, но, глянув на Кариса, не произнесла ни слова, а на ближайшем столе мгновенно возникли оплетённая бутыль, глиняный стаканчик и небольшой поднос с хлебом и сыром.
— Спасибо, — Карис почти рухнул на лавку и протянул руку к бутыли.
Чмокнула пробка, в стаканчик тонкой струйкой полилась прозрачная жидкость. Севет вдруг отвлёкся от своих виршей, подошёл к столу и уселся напротив Кариса. — Кажется, нашего полку прибыло. Правильно, в компании веселей. Выпьешь? — зелёные глаза сверкнули тоской и болью одновременно. Севет покачал головой и неожиданно отодвинул стаканчик в сторону. — Ты чего? — опешил Карис.
— Карис, тебе только хуже будет, — негромко произнёс Севет. — Душу тейо не вылечишь, тебе другое нужно.
— И что? — с горькой усмешкой спросил Карис.
— Песня, — убеждённо произнёс Севет. — Ты менестрель, так пой!
Марисса, по незаметному знаку Севета, вышла из-за стойки с гостиничной лютней (каждый уважающий себя постоялый двор имел лютню, на случай, если какому-нибудь гостю вздумается проявить свой 'талант').
Карис взял инструмент, пальцы привычно пробежались по струнам, и зал заполнила печально-нежная пронзающая душу мелодия, самым причудливым образом соединившая в себе боль и любовь.
Два нечаянных слушателя затаили дыхание, ловя каждую ноту, и окончательно отрешились от окружающего мира, когда в мелодию вплёлся голос:
— ...Что судьбой начертано — нам ли изменять? (2)
Исправлять, что сделано, безвозвратно поздно мне,
И печали вам моей не дано понять.
Пусть горят стихи золотым костром,
Плачь из под руки — звонким серебром.
Золотом рассвет чуть коснулся век,
Я не плачу, нет, это просто свет.
Я не помешаю вам — слишком счастье хрупкое,
Вслед за ночью снежною я уйду в рассвет.
Гриф, железом вытертый, снова ляжет в руку мне,
И печаль рассыпется пригоршней монет.
Уходить певцу — такова судьба.
Слезы по лицу — солью на губах.
Крылья на ветру — это просто плащ,
Лютня — девять струн — за меня поплачь.
Стану легким призраком, незаметным странником,
Поутру следы мои заметет метель,
Ветер, светлый рыцарь мой, боль развеет ранную
И одно оставит мне имя — менестрель.
Не спасти стихов — не унять огня,
Тем, кто был со мной — не вернуть меня.
На ветру свеча мне ладонь коптит,
Мне бы промолчать, но как вздох: 'Прости...'
Едва последние слова сорвались с губ, Карис опустил лютню на лавку и вышел во двор.
Марисса смахнула ладонью нечаянную слезу, вздохнула и поднялась, собираясь вернуться за стойку.
— Он её любит... — Севет печально посмотрел в сторону входной двери.
— Кого? — Марисса осеклась, встретившись взглядом с актёром. — Да как же это...
Севет только вздохнул.
Только мы вышли за ворота, как тут же окунулись в праздничную круговерть. Ночь Урожая по всей Раттее отмечают с размахом, что уж тут говорить про юг, где это — один из, если не самый любимый, годовой праздник!
Весь город был окутан дымом костров, аппетитным запахом жарящегося на углях мяса, острых приправ и терпким ароматом молодого вина. Почти на каждой улице звучала музыка, а уж угодить в танец и вовсе было легче лёгкого — в эту ночь все свои.
Лен всё-таки опасался меня потерять: в такой сутолоке даже оборотню отыскать кого-то ох как непросто, поэтому старался быть как можно ближе и почти всё время держал за руку.
Не знаю почему, но сегодня в его прикосновении мне чудилась почти хозяйская уверенность: 'Моё!', — будто говорили его руки, и пожалуй, впервые, я задумалась о том, кто же ему нужен — просто Дара или кайнел? Кто я для него? Любимая или подруга Вожака, усиливающая его власть над Стаей? Впрочем, не всё ли равно? Иного пути у меня нет, и не будет.
И тут же, где-то рядом, звонкий девичий голос позвал:
— Карис, сюда!
Я мгновенно обернулась, едва не столкнувшись с коренастым темноволосым крепышом, и сердце резануло острой болью: сама того не замечая, я высматривала в пёстрой толпе его.
Прикусив губу, чтобы не разрыдаться, я выдернула ладонь из твёрдой хватки Лена и шагнула в хоровод. Три общих танца промелькнули незаметно, однако, при первых же звуках эстии, я отступила с площадки в тень раскидистого клёна.
Через пару минут рядом бесшумно возник Лен с двумя кружками:
— Будешь?
— Да, — я сделала маленький глоток, поставила кружку на стол, и, решившись, потянула Лена прочь. — Пойдём отсюда.
— Куда?
Я ответила пристальным взглядом. Он понял сразу.
В 'Приюте' стоял дым коромыслом. Состоятельные семейные пары предпочитали праздновать в заведениях с хорошей кухней, так что хозяин сбивался с ног наравне с прислугой.
Впрочем, кайе он тоже без внимания не оставил: в скрытой комнате накрыли на стол чуть ли не прежде нашего появления.
Но ни Лен, ни я, есть не хотели. Разговор тоже не клеился, то и дело обрываясь на полуфразах.
Наконец, не выдержав наступившего молчания, Лен снял со стены лютню и, некоторое время перебирал струны, потом, после длинного проигрыша, негромко запел:
— Искры звезд да черный купол неба, (3)
Утихает ветер над рекой.
Засыпай, воинственная дева,
Пусть во сне придет к тебе покой.
Кони тихо бродят под луною,
До рассвета им не знать седла.
Я своим плащом тебя укрою,
Чтоб поспать спокойно ты могла.
...Пусть не даст ночь боли разгореться,
Не ищи меча, забудь про бой.
Рыцарь, что похитил твое сердце,
Никогда не сможет быть с тобой.
Неужели он знает?! — я едва не упала со скамьи. — Нет, не может быть!
Сказка пусть останется красивой,
Что в ней явь — то здесь не может быть.
Где найти тот наговор и силы,
Чтоб помочь тебе его забыть?
Пусть слова сплетаются с напевом,
Догорел последний уголек...
Не дождавшись последних строк, я бросилась прочь, через заднюю дверь, но остановилась на крыльце, кое-как приходя в себя.
Лен...
Карис...
Если бы поменять их местами! Но это невозможно!
Уже привычное ощущение лёгкого холода подсказало, кто стоит за спиной.
Я обернулась. Лен пристально смотрел на меня. В лунном свете его глаза сверкали расплавленным серебром. Шагнув навстречу, я чуть помедлила и, сожгла все мосты, сплетя руки у него на шее.
— Я сплю... — ошеломлённо выдохнул Лен.
— Нет, — улыбнулась я, — хотел помочь, вот и помоги. Или боишься, что без Волка ничего не сможешь?
Подначка стала последней каплей. Миг — и я оказалась в его объятиях. Пожалуй, я недооценила Лена. При желании он воспламенил бы мраморную статую, а статуей я уж точно не была.
Теперь я понимала, что делаю, ведь в его поцелуях не было привкуса крови — лишь свежесть вереска. Может быть, с ним я могла бы забыть другие губы, руки, ласки...
Да, я желала Лена, но только телом, не душой.
Что ж, пусть так — не любовь, а радость плоти.
'Здесь есть сеновал?'
'Зачем?'
'Лен, ты хочешь, чтобы на нас глазела вся таверна?'
Он молча потянул меня за собой...
...Узкая лестница, слегка поскрипывающая под ногами, неожиданно просторное помещение под крышей конюшни.
Лен закрыл дверь и обернулся ко мне:
'Дара, ты уверена?'
'Да!'
Лен тут же притянул меня к себе, целуя так, что захватило дух, и я не смогла устоять на ногах — споткнулась, потянув его следом. В крови нарастало уже знакомое неистовство, накрыв с головой, и оставив из всех чувств только желание...
...Жаркая, дурманно пахнущая травами мгла... ...чуть жестковатый полог пепельно-русых волос — его обруч потерялся в сене — словно занавесь, отделившая нас от остального мира...
Ладони коснулись серого шёлка, и я нетерпеливо рванула наплечную пряжку — его туника чуть слышно прошелестев, соскользнула на пол...
Я не заметила, что шнуровка лифа уже разошлась под умелыми пальцами, и вздрогнула, когда цепочка обжигающих кожу поцелуев потянулась от губ к подбородку, по горлу к ямке между ключиц и ниже...
Подавшись навстречу, я еле слышно что-то прошептала, кажется:
— Карис..., — тут же ощутив, как окаменели плечи мужчины под моими ладонями.
Нет, это не Карис... это Лен...
Он резко отстранился — вместо лица застывшая маска — дико блеснув глазами, и я вскрикнула от неожиданности и боли. Лопнувшая нить скользнула вниз, похоже, оставив на моей шее глубокий след — Лен, не владея собой, рванул тонкий шёлк вместе с ожерельем.
Я попыталась освободиться, но стальные пальцы безжалостно впились в плечи, намертво пригвождая меня к полу. Желание исчезло без следа в нарастающей волне гнева: повернув голову, я всадила клыки в его руку, чуть повыше запястья.
Лен отдёрнул руку, немного ослабив хватку, и его щёку тотчас украсили пять глубоких алых борозд. Он отшатнулся, вскинув ладони к лицу, а я откатилась прочь.
Поднявшись на ноги, я бросилась к двери, но Лен, взвившись в почти немыслимом прыжке, перехватил меня, сбивая с ног и упал сверху, навалившись всем телом. Удар об пол отозвался сумасшедшей болью в затылке.
'Брат, опомнись! Что ты делаешь?!!' — взъярился Северный Ветер.
'Не смей мне мешать! Пошёл прочь!' — глаза Лена то полыхали янтарём, то свинцово темнели.
Собрав остатки сил, я в отчаянном порыве попыталась вцепиться ему в горло, но промахнулась, прочертив полосу на шее, и тотчас поплатилась за это глубокой рваной раной на плече и безжалостно задранным до бёдер подолом платья. В висках, почти лишая сознания, острыми иглами билась боль... единственное, что я ещё могла сделать — закрыть глаза, чтобы не видеть над собой его искажённого безумием лица...
Но ничего не произошло, и в следующий миг я ощутила, что он приподнялся на руках, освобождая меня. Кажется, Волк всё-таки победил — Лен встал и, пошатываясь, как пьяный, отошёл на несколько шагов. Непослушными пальцами нашарил цепочку амулета, снял его и отшвырнул прочь, меняя облик.
Пепельно-серый волк, возникший на месте мужчины, бросив на меня короткий виноватый взгляд, исчез в появившемся рядом овале Перехода.
После ухода Лена, я рискнула подняться, но не удержавшись, свалилась обратно на пол.
Голова раскалывалась на части, нестерпимо горело прокушенное плечо. Переборов себя, я всё-таки встала, ничего, что с третьей попытки, и даже добрела до двери. Возня с крюком отняла последние крохи силы, и по лестнице я просто сползла, сама не понимая как.
До ворот мне точно не добраться, но вдруг обострившееся чутьё подсказало — рядом Тропка. Чудом уцелевший амулет полыхнул серебряным пламенем, и тут же, под ноги легла узкая змейка дорожки. Сцепив зубы, я качнулась вперёд, делая шаг.
Всё равно куда — скорее, прочь отсюда!
Этот Путь оказался самым трудным, и не иначе, как по злой шутке судьбы, закончился в той бухточке, где мы часто бывали втроём.
Почти два часа я просидела на облюбованном валуне: сначала в волчьем облике — залечивая синяки и рану на плече, потом в человеческом — любуясь серебряной лунной дорожкой, прочертившей тёмный бархат моря, чувствуя, как постепенно притупляется и исчезает дикое наваждение.
Для возвращения я выбрала быстрый, но опасный путь — по незаметной тропке, вьющейся поперёк кручи. Крутой подъём требовал сосредоточенности, не оставляя места для мыслей, что было очень кстати.
Впрочем, одна мысль всё-таки не давала покоя — лохмотьями, оставшимися от лифа, побрезговала бы последняя нищенка — и возвращаться в таком виде было нельзя.
Но почти сразу мне повезло: на заднем дворе первого дома предместья, среди развевающегося на ночном ветерке белья, обнаружилась уже высохшая куртка, которую я тихонько стянула с верёвки.
Городские ворота были распахнуты настежь, и стражники проводили меня удивлёнными взглядами. Одинокая девушка в Ночь Урожая — редкое зрелище.
Пройти даже несколько улиц, в охваченном буйством желаний городе, совсем непросто.
Меня то и дело пытались затащить на пирушку у костра, в хоровод, а то и вовсе в ближайший тёмный угол. Одного, особенно настырного парня пришлось даже пугнуть волчьим взглядом и, только добравшись до постоялого двора, я вздохнула с облегчением.
Никогда ещё время для Кариса не тянулось так медленно, терзая душу ожиданием.
Наконец, незадолго до полуночи, раздался почти неслышный в праздничном гомоне шорох открывающейся калитки.
— Дара, что случилось?
— Ничего, — не глядя на него, девушка поднялась на крыльцо, и, пройдя в дом, направилась в свою комнату.
Почуяв неладное, Карис выждал пару минут и пошёл следом. Дверь Дара не заперла, и Карис остановился на пороге, привалившись плечом к дверному косяку.
— И всё-таки, — негромко спросил он, — где ты Лена потеряла?
— В 'Приюте', — тихо произнесла Дара, выходя из-за занавески — похоже, переодевалась.
Её лица Карис видеть не мог, только тёмный силуэт у стола, но в голосе девушки проскользнули странные, надломленные нотки.
— А я поздравлять собирался...
— Не с чем поздравлять, — Дара горько усмехнулась.
— Значит, — Карис едва заметно запнулся, — ты ему отказала?
Дара молча склонилась над столом, зажигая свечу, и вдруг почти неслышно ответила:
— Испугалась.
— Чего? — с трудом выговорил Карис.
— Что... — чуть помедлив, Дара выдохнула, словно бросаясь в огонь, — буду его по ночам твоим именем называть...
Карис потрясённо замер у порога, пытаясь что-то сказать, но Дара отвернулась. Больше не сомневаясь, Карис в несколько шагов пересёк комнату, и подойдя к Даре вплотную, обнял её за плечи. C губ, тепло щекотнув висок девушки, слетело:
— Любимая...
Дара обернулась, не размыкая объятий, глядя ему в глаза:
'Ари, что... ты сказал?'
'Я люблю тебя'.
'Но как же... ты и Тэль... вы не...?'
'Прости, — Карис чуть склонил голову, — мы с ней пытались забыть, но не получилось'.
'Мне не за что прощать, — во взгляде Дары промелькнула грусть. — Я тоже старалась забыть и не смогла. Мне не нужен никто, кроме тебя'.
Карис осторожно, словно ещё не веря, коснулся её губ нежным, почти невесомым поцелуем. Дара ответила сразу.
...Я лениво потянулась и тут же подскочила, как ужаленная:
— Мы же сейчас опоздаем!
— Успокойся, — его голос звучал ласково-насмешливо. — Какие выступления после праздника, сейчас все только-только глаза продирают.
— Правда, я и забыла.
Я, облегчённо вздохнув, опустилась обратно на подушку и медленно разомкнула веки, опасаясь, что до сих пор вижу сон. Карис смотрел на меня горящими глазами, но спросил спокойно:
— Как ты?
— Хорошо. Опять рука затекла? — встревожилась я. — Надо было отодвинуться или меня отпихнуть.
— Пустяки, — отозвался Ари, садясь, и тревожно уточнил: — Ты уверена, что всё в порядке?
— Да... — я не договорила, пытаясь вспомнить, не сказала ли чего лишнего. Ари совсем незачем знать, что на самом деле случилось в 'Приюте'.
Уснули мы сразу, едва успев добраться до постели, но потом Карису пришлось несладко — проснувшись посреди ночи от кошмара, я смогла успокоиться, только промочив насквозь его рубашку.
— Солнышко...
Я вздрогнула, осознав, что уже несколько минут пристально смотрю в зеркало, ничего не видя.
— Да, всё в порядке, любимый.
— Дара, как ты меня назвала? — донеслось из-за спины.
Я обернулась, приникая к нему всем телом.
— Любимый..., а что — не нравится?
— Нравится, даже очень, — хрипловато отозвался Карис, обрывая разговор жарким поцелуем...
...— Какая же ты у меня красавица!
— Что? — я вскинула на него глаза и, покраснев, потянула повыше простыню. — Отвернись, — да что я такое говорю, похоже, от любви в самом деле глупеют.
Карис усмехнулся уголком рта и закрыл глаза. Я протянула руку за нижней рубашкой, висевшей в изголовье кровати, влезла в неё и только после этого отбросила простыню. За платьем пришлось прогуляться к сундуку — тёмно-синее, которое я вчера надела вместо порванного, как-то угодило под кровать, а лезть туда совсем не хотелось. Ари, наконец, надоело щадить мою скромность, судя по тяжкому вздоху за спиной. Я лукаво улыбнулась, вытягивая из стопки зелёное платье.
— Дара... — прозвучало над плечом.
— Да? — от неожиданности я обернулась слишком резко, ткнувшись лбом ему в ключицу.
Карис мгновенно прижал меня к себе, помогая удержать равновесие. Но даже этого короткого объятия оказалось достаточно. Я уронила платье и обвила руками его шею...
Одеться мы сумели только, когда прилично перевалило за полдень. Заплетя косу, я спустилась в зал за завтраком, точнее, уже за обедом.
Когда я вернулась с подносом, Карис мерил шагами комнату.
— Перестань метаться, иди поешь.
— Сейчас.
Но к еде Ари даже не притронулся, просто сидел, пристально-отрешённо глядя куда-то в угол комнаты.
Я догадывалась, что его гнетёт, но сделать ничего не могла, оставалось только ждать.
Вчера мы сделали один выбор, сегодня предстоял другой.
Мысли прыгали в голове, как пойманные птицы в силке, кусок не лез в горло, и я, вяло повозив ложкой в каше, отодвинула миску.
— Дара, ты ещё можешь всё изменить.
— Что?! — я опрометью вылетела из-за стола.
— Погоди, — Карис сразу же оказался рядом, обнял меня за плечи и повернул лицом к себе. — Послушай, если ты выберешь Лена, я пойму.
— Ты этого хочешь? — никогда в жизни мне не было так страшно.
— Я хочу, чтобы ты была счастлива, больше ничего. И... — он чуть замялся, — я думал, что он — твоё счастье. Я люблю тебя. Но с Леном у тебя будет благополучная жизнь, дом, семья...
— Быть счастливой без тебя? — к горлу подступил комок. — Я не смогу.
— Пойми, — с трудом выговорил Карис, — мы не сможем остаться в труппе, придётся уйти.
— И я знаю, куда, — я прижалась к его груди, — в Дикие Земли. Там ни о чём не спрашивают, и...
— Дара, ты не представляешь, что это будет за жизнь! Придётся начинать всё заново, а ты... ты никогда не хотела быть хозяйкой.
— Потому что мне не нужен дом, где не будет тебя.
Карис помолчал немного и очень тихо, почти шёпотом, спросил:
— А дети? Ты и от них откажешься?
Я окаменела: как любая женщина, я мечтала о детях, хотела назвать первую дочь именем мамы, а сына — в честь отца.
Уйдя к Лену, я смогу стать матерью, останусь с Карисом — о детях придётся забыть. Навсегда.
Карис отстранился и отошёл к окну. В комнате воцарилась тишина. Для него секунда, наверное, тянулась, как вечность, а для меня время летело.
— Ари, — он обернулся. Лицо было непроницаемо-спокойно, но напряжение, охватившее его, я чувствовала, как своё собственное. — Да.
— Да, что? — уточнил он, не решаясь поверить.
— Да, откажусь, — повторила я. — Откажусь.
— Ты будешь жалеть... потом... — прошептал он, подходя, и упал на колени, спрятав лицо в складках моего платья. Я ласково погладила его по голове.
— Нет, никогда и ни о чём, — и в какой-то момент окончательно осознала, что сделала свой выбор.
Глава XXI
Солнечный лучик, отыскав щелочку в ставнях, прокрался в комнату, и скользнув по подушке, упал на лицо мужчины.
Открыв глаза, Карис тут же зажмурился, не выругавшись только чудом. Это же надо — так проспать, обычно он уходил незадолго до рассвета.
Но появившееся раздражение мгновенно растаяло, стоило лишь взглянуть на темноволосую головку Дары, безмятежно посапывающей у него на плече.
Поддавшись искушению, Карис осторожно отделил одну прядку и легонько провел ею по щеке девушки — Дара поёжилась, но просыпаться не собиралась.
— Солнышко, пора вставать.
— М-м? — Дара гибко потянулась и, чуть приподняв голову, поцеловала его в ключицу. — Доброе утро.
— И кто из нас соня? — ласково поддразнил Карис.
— Ты, конечно, — в карих глазах заплясали смешинки, — я просто набиралась сил. Кое-кто очень долго не давал мне уснуть.
— Может, спеть тебе колыбельную? — самым невинным тоном спросил Карис. — Еще поспишь?
— За то, что не вовремя разбудил, — лукаво улыбнулась Дара, — будешь должен одно желание.
— Чего изволите, моя королева? — зелёные огни в глазах, бархатно-вкрадчивые нотки в голосе.
— Угадай... — Дара вдруг переместилась напротив — в изножье кровати.
Улыбка Кариса стала откровенно хищной и, через несколько мгновений, девушка оказалась поймана в кольцо рук.
— Пусти, — Дара, смеясь, попыталась отбиться, но не тут-то было.
— Ни за что, — уступать Карис не собирался. — Ты же сама хотела.
— Чего? — она свела брови. — Чтобы меня нахально сцапали?
— Нет, — промурлыкал Карис, — не совсем.
И, не давая опомниться, припал к её губам жадным поцелуем.
'Угадал?'
'Угадал...'
— Открывай, зараза! — кто-то требовательно забарабанил в дверь. — Я тебе покажу, как запираться!
Карис взвился с кровати, подхватывая штаны с сундука. Дара застыла, глядя на дверь с откровенным страхом.
— Тьфу, ты, чтоб мне провалиться, дверь не та! — по коридору, забухали, удаляясь, сапоги.
Полуодетый Карис, уже взявшийся за дверную скобу, чтобы выйти и сказать невеже пару ласковых, негромко выругался и сел на порог.
Дара медленно поднялась, зябко поведя плечами, набросила вместо платья его рубашку и, подойдя к Карису — опустилась рядом на колени:
— Милый, что с тобой?
— Все, хватит, — Карис вскинул голову, на застывшем лице двумя изумрудами полыхали глаза. — Я больше не хочу шарахаться от каждой тени, приходить к тебе украдкой, как вор и называть любимой за закрытыми дверями. Сегодня же поговорю с хозяином.
— И, — Дара с тревогой взглянула на него, — что скажешь?
— Что мы наследство получили и решили уехать.
Дара, немного подумав, кивнула:
— Ты прав. Чем быстрее уедем — тем лучше.
— А вот ты сошла с умnbsp; — Может, спеть тебе колыбельную? — самым невинным тоном спросил Карис. — Еще поспишь?
а, опять босиком шастаешь! — встав, Карис тут же подхватил девушку на руки.
— Ари, но еще ведь почти лето, совсем не холодно! — улыбнулась Дара, щекоча теплым дыханием его шею.
Перейдя через комнату, Карис бережно опустил Дару на кровать и грустно усмехнулся:
— Мне пора, пока еще кто-нибудь не вломился.
— Сейчас, — Дара задернула занавеску, и вскоре вышла уже одетой, держа в руках его рубашку:
— Возьми.
— Дара, почему? — негромко спросил Карис.
— Мне в ней уютнее, — девушка чуть смущенно улыбнулась, — тобой пахнет.
Не ожидавший такого ответа, Карис изумленно взглянул на неё и — пропал.
Ласковые золотистые искоркnbsp;
&и в бархатно-карих глазах, разметавшиеся по плечам темные кудри, нежная, кружащая голову улыбка: устоять невозможно — время еще есть, всего один поцелуй...
— Любимый, тебе, и в самом деле, пора, — Дара решительно отстранилась от него и замерла, напряженно вслушиваясь, в лице на миг проскользнуло что-то хищное, но тут же исчезло. — Теперь можно, в коридоре никого нет.
Накинув рубашку, Карис на прощание коснулся ладонью её щеки и скрылся за дверью.
Закрыв за ним дверь, я опустилась на скамеечку перед зеркалом, беря гребень.
Всего за несколько дней моя жизнь изменилась безвозвратно.
Нет, я ни минуты не жалела о сделанном выборе. Карис — больше, чем брат, больше, чем любимый, он — моя жизнь.
Лен... Да, мы могли быть вместе, но были бы мы счастливы? Вряд ли... слишком много волчьего было в нас обоих. Ему нужна была женщина, которая удержит в нём человека, а во мне рядом с ним просыпалась Волчица. Я не знаю, как долго мы смогли бы держаться, но рано или поздно, стали бы парой волков, напрочь забывших о человеческой жизни.
Прогуляться меня не тянуло, до завтрака было ещё далеко, и чтобы скоротать время, я взяла лютню.
— Светилась осень янтарём в старинном серебре, (1)
Трубила в расписной рожок на утренней заре.
Шепча увянувшие сны, струился листопад —
И были мы, как две струны, настроенных не в лад.
А в небе серая река медлительно текла,
И отражалась в зеркалах холодного стекла.
И меж тоскою и тоской, меж небом и землёй
По разным берегам реки стояли мы с тобой.
...Так меж небесною рекою и рекой земной,
По разным берегам тоски стояли мы с тобой...
Я уже почти забыла эту песню, услышанную только однажды. Вроде бы ничего особенного, песня — не пророчество. Но почему она вспомнилась именно сейчас?
'По разным берегам тоски стояли мы с тобой', неужели... Нет, не надо, всё, что угодно, только не это!
Я попыталась отогнать прочь тревожные мысли и не смогла. Я не сомневалась ни в себе, ни в Карисе, но слишком хрупким и опасным было наше счастье.
'Волчий дар' только усилил моё беспокойство: в душу колючим холодком вползло неприятное предчувствие, так что к завтраку я спускалась в полной сумятице мыслей и чувств.
В общем зале стоял обычный мирный гомон, изредка прерываемый смехом. Наши уже собрались за столом, не было только Айрены, и я перевела дух. Нет, я больше не ревновала, но сегодня мне не хотелось тратить силы, отваживая настырную красотку от Кариса.
— Доброе утро.
— Доброе, — кисло бросил хозяин. Видно, Карис уже успел "обрадовать" его новостью о нашем уходе.
Почтенная Верета дружелюбно кивнула и повернулась к Фелле, продолжая прерванный разговор:
— Дважды повторять не стану.
— Но, мама, я...
— Никаких "мама", иначе будешь дома сидеть.
Судя по недовольной гримаске на лице девушки, Фелла вчера поздно вернулась с посиделок, неудачно попавшись на глаза матери.
Севет витал где-то в заоблачных высях, начисто забыв не то что о еде, но и обо всем вокруг.
Рон откровенно клевал носом над миской с наваристой мясной похлебкой — видно, прошлая ночь выдалась бурной.
Зато Авет разулыбался во весь рот и подвинулся, давая мне место.
Все было, как всегда, и я облегчённо вздохнула, берясь за ложку. Но Карис, видимо, что-то почувствовал и пристально взглянул на меня.
'Дара, что с тобой?'
'Всё в порядке. Так, ничего страшного'.
'Ты уверена?'
'Да, конечно'.
Я потянулась к блюду с хлебом, присмотрев поджаристую горбушку, и наши пальцы встретились. Чуть помедлив, Карис убрал ладонь, а я потупилась, из последних сил сдерживая безудержно счастливую улыбку.
Из-за стола мы встали одновременно: Ари пошёл за кинжалами, а я — на задний двор. Прежде чем вставать к щиту, надо проверить петли, кажется, опять растянулись. Подозрения оправдались, и пришлось завязать два новых узелка. Зато, когда появился Карис, я была уже готова.
В последнее время, тренировки проходили почти в полной тишине, мы понимали друг друга не то, что с полуслова — с полувзгляда. Но где-то в глубине души иногда выпускало колкие иголочки нехорошее предчувствие, и помогая Карису убирать кинжалы, я осторожно спросила:
— Ари, а нельзя уехать завтра? Вещи я уже собрала.
— Солнышко, что стряслось?
— Не знаю, пока ничего... но мне кажется, что-то произойдёт... Ай!
— Похоже, уже произошло, — усмехнулся Карис. — Что с тобой?
Я поморщилась:
— Опять нога.
— До фургона дойти сможешь?
— Попробую, — я опёрлась на Кариса и попыталась шагнуть, но в ступню словно вонзилась игла. Ари тут же подхватил меня на руки.
Дверь оказалась не заперта, и я подумала, что нас обокрали, хотя, в фургоне ничего ценного нет, но Карис, видно, угадал мои мысли, потому что сказал почти сразу:
— Не волнуйся, это я заходил — проверял Пламя.
— Может, откроешь секрет: как ты умудрился устроить такой тайник, что даже я его не заметила?
— Нет уж, — хмыкнул Карис, — пусть это останется моей маленькой тайной.
Он откинул спальную доску, осторожно усадил меня и сел рядом.
— Всё ещё болит?
— Немного. И как ты собираешься меня лечить?
Вместо ответа Ари наклонился и через пару секунд мои ноги оказались поперёк его коленей.
— Нет, не смей, — чуть не завопила я, ничего не могу с собой поделать — смертельно боюсь щекотки.
— Солнышко, я тебе ничего не сделаю, — улыбнулся Карис.
Я насторожённо замерла. Тёплые ладони осторожно коснулись ступни, тихонько поглаживая, разминая, убирая боль. Когда он добрался до колена, я пребывала в состоянии полнейшего блаженства, чувствуя, что ещё немного и растаю уже окончательно.
— Как теперь? — спросил Ари.
— Мр-рр, хочу ещё, — выдохнула я.
— Сейчас... — уже знакомые хрипловатые нотки в голосе, и не успела я глазом моргнуть, как очутилась не на доске, а у Кариса на коленях.
— Сумасшедший... — руки сами обвили его шею.
Он только улыбнулся, притягивая меня ещё ближе, и ловко выдернул ленту из косы.
— Тебе так лучше.
Смешавшиеся каштановые и чёрные пряди... объятия... прерывистый шёпот... долгий, одно дыханье на двоих, поцелуй...
... Где-то вдали глухо пробил колокол. Я с трудом отстранилась:
— Милый, скоро выступление, а мне ещё переодеться надо.
— Да, — тихо отозвался он, неохотно отпуская меня.
Я поднялась, поправила платье и, подойдя к зеркалу, сокрушённо вздохнула: волосы можно заплести, но как скрыть румянец и блеск в глазах?
Ари, почти неслышно возникший за плечом, вытащил из-за зеркала гребешок и взялся за мою гриву, а я млела от удовольствия.
— Ещё чуть-чуть, и ты замурлыкаешь, — заметил он.
— А ты только этого и добиваешься, — не удержалась я от подначки.
— Именно, — Карис притянул меня к себе, обняв за плечи, и усмехнулся. — Глаза у тебя шалые, как у кошки в протальник. (2)
— Ну, — бархатно промурлыкала я, — тогда ты — 'кошачья радость', я ведь только от тебя шалею.
— Приятно слышать, — в его голосе мелькнула странная нотка.
— Ты... ревнуешь? — удивилась я.
Карис не ответил, обняв меня крепче.
Приподнявшись на цыпочки, я прошептала, почти касаясь его губ:
— Твоя, только твоя, навсегда, — и поцеловала — так, чтобы никаких сомнений не осталось.
— Ты меня с ума сводишь, — выдохнул Карис, едва не срываясь на рычание. — Отойди, или я за себя не ручаюсь.
Отступив на шаг, я подарила ему самую искушающую улыбку:
— Вот теперь я точно знаю, что ни о ком, кроме меня, ты думать не сможешь.
— Ты тоже, — хищно улыбнулся любимый, хватая меня в охапку...
...а когда отпустил, я оперлась о стену — ноги подгибались, и в голове мелькали такие мысли, что услышь их Карис — покраснел бы до корней волос.
Если доживу до ночи, пару-тройку непременно опробую — на нём.
Я обернулась к выходу и сдавленно охнула — дверь была немного приоткрыта.
— Ари...
— Я закрыл, правда, не на засов. Может, ветер?
— Может быть...
'Вроде никто не поднимался. Я бы почуяла. Хотя, какое там, всего несколько минут назад я не воспринимала никого и ничего, кроме Ари, и не заметила бы даже всю нашу труппу'.
— Сволочь зеленоглазая!! Подлец, мерзавец!! — брошенный в стену кувшин разлетелся веером осколков. — Значит, со мной не вышло, а с ней, с сестрой...!!
Айрена в ярости металась по комнате, а перед глазами всё ещё стояло увиденное в фургоне...
— Ну погоди же!! — чёрные глаза полыхнули откровенной злобой. — Ты ещё поплатишься!!
Я прислонилась к перегородке, отделяющей центральную часть помоста от клетушки для артистов, от усталости перед глазами плавали цветные круги — хозяин словно с цепи сорвался, не давая передышки. К счастью, это выступление было, на сегодня, последним.
От волны резкого жасминового аромата меня замутило, а Айрена, как нарочно, остановившись рядом, ехидно поинтересовалась:
— И кто же это, Дара, так тебя приласкал, что ты на ногах не стоишь?
Внутренне напрягшись, я взглянула на Айрену, небрежно бросив:
— Не понимаю, о чем ты.
— Ну-ну, — красотка ядовито усмехнулась. — Эту сказку можешь Фелле рассказать — она поверит. Думаешь не видно, что ты, наконец, мужика нашла. Только вот кого?
Внутри насторожилась Тень:
'Она мне не нравится, очень не нравится'.
'Мне тоже, но сейчас неприятности нам не нужны'.
'Не волнуйся, сестра, — Тень фыркнула. — Её я есть не стану — невкусная'.
Заправляя за ухо выбившуюся прядь волос, я, отведя глаза, обронила:
— Ле.., — и осеклась.
Айрена потеряла дар речи, чем я и воспользовалась, ускользнув от ошеломленной красотки к нашему фургону.
Пусть думает что угодно, только бы поверила. Если будет нужно, я не моргнув глазом, совру, что с половиной Вельты сплю...
От тревожных мыслей меня отвлекли шаги за спиной.
— Устала? — Карис осторожно обнял меня за плечи.
Я вздохнула, прислонившись к нему.
— Да, до дома ты точно не дойдёшь, — Карис погладил меня по голове, как ребенка, и тут же подхватил на руки.
Случайно глянув назад через его плечо, я замерла. С противоположного края сцены на нас смотрела Айрена. От её взгляда меня зазнобило, и уснувшее было предчувствие вновь напомнило о себе.
Но сейчас у меня не было сил даже думать об этом. Единственное, на что я оказалась способна, когда, наконец, очутилась в своей комнате — скинуть платье и упасть на кровать.
...Я рывком вскинулась на постели, уставившись в темноту. Сердце бешено колотилось.
— Солнышко, что с тобой? — в сонном голосе проскользнула тревога. Карис приподнялся, потом сел. — Родная, тебе плохо?
Я уцепилась за него, как повисший над обрывом — за верёвку. Ари всё понял и обнял меня. Я молча уткнулась лицом ему в шею, вдыхая родной запах.
— Страшный сон, — прошептала я.
Горячая ладонь скользнула от плеча к щеке.
— Ты плакала.
— Любимый, пожалуйста, уедем. Завтра же.
Чуткие пальцы коснулись подбородка, заставляя поднять голову. Карис пристально взглянул мне в глаза и кивнул:
— Хорошо. Я как раз собирался тебе сказать, что нашёл покупателей для фургона и Купавки.
— Когда они должны прийти?
— Утром. А что?
— Я сама с ними поговорю. Ты торговаться не умеешь.
— Да уж, — усмехнулся Карис. — Куда мне до тебя.
— Ари, а с кораблём что?
— Похоже, нам везёт. Я сегодня был в порту. Есть корабль, отправляющийся из Вельты прямо в Рутен, но... послезавтра.
Я перевела дыхание, чувствуя, как с души сваливается тяжеленный камень. Благодаря волчьей половине, неприятности я чуяла более чем неплохо, а неприятности, особенно сейчас, у нас могли быть такие, каких и врагу не пожелаешь...
— Ари, но в Рутене нам лучше не появляться, мы же там целую зиму прожили.
— Что же я с тобой делаю! — выдохнул Карис. — Тащу неизвестно куда, чтобы всё время жить на лезвии меча. Может...
— Нет! — я коснулась ладонью его губ, не дав договорить. — Я люблю тебя, и пойду за тобой куда угодно.
Ари вздохнул и, прижав меня к себе, поцеловал в висок.
— Я тоже тебя люблю. Но иногда, мне кажется, что это сон. Я так боюсь тебя потерять, Дара. Ты — моя жизнь.
— А ты — моя, — отозвалась я. — Не думай о плохом. Всё образуется.
Но, кажется, я его не совсем убедила. Что ж, придётся использовать более сильное средство. Сон прошёл напрочь, а по телу медленно разливалась жаркая волна предвкушения.
Я чуть отстранилась, дразняще скользнув ладонями от его плеч к груди, и ниже... ещё ниже...
— Дара... — судорожный вздох.
— Что, Дара? — приглушённо отозвалась я, легонько куснув его в шею — действует безотказно.
— Сейчас узнаешь, что... — одно незаметное движение, простыня полетела прочь, и я вновь оказалась в кольце сильных рук.
Нет уж, любимый, моя очередь, — я сомкнула руки на его шее, и откинулась назад, увлекая Кариса за собой...
...Мать Милосердная, Дева Пресветлая, за что?!!
— Какая приятная встреча! — Хэл осклабился, окидывая меня откровенно раздевающим взглядом. — Ну, что молчишь? Неужели не рада меня видеть?
— Да по сравнению с тобой, Великий Змей — красавец писаный. А на твою рожу смотреть надо, когда в отхожем месте сидишь — первое средство от запоров, — сообщила я в ответ, звякнув кандалами.
Ублюдок в мгновение ока поменял цвет лица с аристократически-бледного на пунцовый, но всё-таки сумел справиться с собой.
— А ты, детка, по-прежнему, с норовом. Ничего, у меня и не такие гордячки в ногах валялись.
Отвечать я не собиралась, отчётливо представляя, как подошло бы ему новое украшение на шею — цепь от моих кандалов. Накинуть и стянуть потуже, чтобы позвонки захрустели...
— Молчишь? — он подошел поближе, но остановился так, чтобы не сразу достала — в случае чего.
'Опасается, — я равнодушно смотрела в стену, а в голове лихорадочно метались мысли. — Значит, не забыл ту историю и мстить будет, насколько воображения хватит. Плохо. Очень плохо'.
— Знаешь, лапочка, — зло усмехнулся он, — если вспомнить, во сколько вы мне обошлись, ты год все мои желания должна исполнять. Но так и быть, уложимся в одну ночь. И, обещаю тебе, — в голосе мерзавца появились мечтательные нотки, — она станет незабываемой, для нас обоих.
— Обошлись? Как это? — ровно спросила я.
Хэл с явным самодовольством рассмеялся:
— Право, Дара, ты меня разочаровываешь. Как была деревенской дурёхой, так ею и осталась. Если по каждому доносу ревнивой бабы стражу посылать — никаких камер не хватит. Не-ет, не попадись эта писулька мне, — гада так и распирало, а у меня по спине забегали крупные холодные мурашки, — на вас бы никто и внимания не обратил.
Правда, пришлось постараться — кое с кем поговорить, кое-кому заплатить.
Вот видишь, как я хотел с тобой встретиться...
Вдохновенную речь неожиданно прервал стук снаружи.
Он развернулся и вышел, а я не могла даже пошевелиться. Так отчаянно я никогда раньше за Кариса не боялась — если со мной все понятно, то при одной мысли о том, что этот подонок мог сотворить с любимым, в глазах темнело.
Вскоре из-за двери раздались голоса, и я напрягла слух. Будь я обращённой, вообще бы ничего не услышала — слишком много защитной магии, но врождённое никакой магией полностью не унять.
— Что случилось?
— Доброго дня и здравия вам, сет Хэлвен, — угодливость из младшего помощника дознавателя так и сочилась. — Уж простите, что отрываю, но дело срочное. По делу той шайки, что намедни взяли, допрос первой сложности требуется. Кроме вас, некому.
— Очень любопытно, — хмыкнул мерзавец. — Пожалуй, освежить навыки, и вправду, не помешает. Ассен, ты мне лучше скажи, почему с этой еще никто не работал?
— Как не работал, ваша милость? — искренне удивился второй собеседник. — Еще как работали. Маг Лестий из допросной вышел, как из бани, пот с него градом лил.
— Признались?
— Молчат, как покойники — и он, и она.
— Этот идиот, что, даже память не мог прочитать? — подонок заинтересовался всерьёз.
— Пытался, Ваша милость. Не вышло.
— Почему?
— Маг изволил сказать, что они закрываются. Про красотку ничего не говорил, а у парня — одни стихи в голове. Менестрель ...ый, чтоб его...
— Даже так? И что решили?
— Вы же сами сказали, что дело важное, аж на новое звание тянет. Так я Его Магичеству Сивеллию вызов написал. Не подумайте чего, — тут же заторопился подчиненный, — от вашего имени. Подписать изволите?
— Изволю. Идем.
Их шаги, удаляясь, постепенно затихли. Я беспомощно осела на соломенный тюфяк — живыми мы отсюда не выйдем.
Честно говоря, я даже повеселилась, когда здешний маг 'читал' мою память. Конечно, он про меня ничего не сказал, потому что сел в лужу с громким плеском!
Добравшись с сопением и пыхтением, до моих воспоминаний, он угодил в пустую комнату: четыре стены, пол и потолок!
Карис, судя по их словам, тоже держался (нас допрашивали порознь). Чего-чего, а силы воли ему не занимать. А на одном доносе обвинение не построишь. Допрос ничего не даст: самое большее, что им могут сказать — то, что мы с Карисом жили в одной комнате, но это легко объяснить его приступами, а свидетелей нет. Если бы они были, мы бы уже стояли в кандалах на главной площади. Но, теперь...
Почему, почему мы тогда не успели?!!
Через час, когда распахнулась дверь камеры, я была готова к любой пакости, но порог перешагнула с непроницаемым лицом. Наносить удар лучше всего тогда, когда этого не ждут.
Четыре стражника на одну закованную женщину — не многовато ли? Впрочем, этот мерзавец как был трусом, так им и остался.
Я думала, что поведут как обычно, на очередной допрос, но ошиблась.
Стража направилась в противоположный, заканчивающийся тупиком, конец коридора. Проходя мимо одной из камер, я услышала негромкое:
— В пыточную повели. Эх... жалко девку.
Что-о?!! Сейчас... — додумать я не успела, перед глазами замелькали белые искры, а потом обрушилась тьма.
Очнулась я от увесистой пощёчины.
— Добро пожаловать, красавица! — глумливо проговорил над ухом отвратительно знакомый голос.
Я с трудом открыла глаза. Очень, однако, удобно придумано, один хороший удар, потом подвесить на крюк (за кандальную цепь) и никаких хлопот — делай всё, что угодно. А что именно этот ... ... ... собирался со мной сотворить, я и представлять не хотела, но не сомневалась — придумает такое, что небо с овчинку покажется.
Тёмная низкая комната без окон, скорее всего, подвал. На стенах, через равные промежутки, рвутся к потолку языки пламени от факелов, вставленных в ржавые кольца. Что-то более определённое разглядеть трудно, но обо всём без слов говорит висящий в воздухе, застарелый запах крови, намертво въевшейся в пол и стены.
Я невольно содрогнулась, пытка уже началась — проснувшееся обоняние сводило меня с ума, да ещё прибавилась боль в плечах. Но, как ни странно, палача с раскалёнными прутьями поблизости не было. Мерзавец явно был один. Смотреть на эту гнусную морду совсем не хотелось, но я всё-таки подняла глаза. Выглядел он намного хуже, чем час назад: заметно побледнел, украсился великолепным густо-фиолетовым синяком под правым глазом, и как-то очень нервно потирал шею.
В голове, совсем не к месту, промелькнуло: 'И кто, интересно бы знать, его не додушил?'
Мерзавец очень нехорошо усмехнулся, и сообщил:
— Можешь не бояться, дорогая, мы не одни. Я тут кое-кого пригласил, чтобы скучно не было.
Мать Милосердная, какого же ещё бедолагу он сюда упёк?!!
Я осторожно повернула голову. В нескольких шагах, на соседнем крюке, действительно, кто-то висел. И судя по всему, им занимались долго и основательно: левая половина лица — сплошное кровавое месиво, не иначе, латной перчаткой работали.
Ближний факел неожиданно затрещал, язык пламени качнулся в сторону мужчины, алый отблеск упал на черную прядь...
Н-е-е-т!! Карис, любимый!!
Мир стремительно раскалывался на куски, и я умирала вместе с ним.
— Мы так не договаривались! — ещё одна пощёчина. — Рано собралась, дорогая! Жив твой ненаглядный, не волнуйся так сильно! Я сегодня добрый, даже челюсть ему пока не сломал, можете поворковать.
Если бы я могла убивать взглядом, от этой гадины не осталось бы и пепла. Кажется, он это почувствовал: передёрнул плечами и отошёл к Карису.
— Ну что, красавчик, — снова этот приторно-издевательский тон, — ни о чём не жалеешь? Согласен, это не так приятно, как с ней спать, но ничего не поделаешь...
Карис, медленно, с трудом поднял голову, из угла разбитых губ стекла алая струйка:
— Жа-лею... что... тогда... не добил...
— Ах, ты, мразь! — подонок едва не задохнулся от ярости и нарочито неторопливо потащил из-за пояса кнут.
Я закрыла глаза, но чувствовала боль Кариса, как свою: огненной полосой от левого плеча к правому бедру. Амулет, только бы снять амулет! Никакие оковы не удержат кровного оборотня! За возможность сомкнуть клыки на горле этого ублюдка я отдала бы жизнь!
— Какие мы, оказывается, нежные, даже смотреть не можем: ничего, лапочка, за пару дней привыкнешь, — и снова злой свист кнута. Я даже не представляла, что можно так ненавидеть: горло словно сжало раскалённым обручем, а под веками плыла багровая пелена.
И вдруг... всё изменилось — я уже не просто чувствовала боль Кариса, я забирала её себе.
— Молчишь! Ничего, я буду не я, если ты не запоёшь! — пообещал мерзавец и обошёл Кариса, наверное, решил взяться за спину.
Я уже почти не воспринимала окружающее, сосредоточившись на том, чтобы помочь Ари, благо, меня подонок пока не трогал.
— Хэл, ты идиот! — долетел сквозь пелену медленно сгущавшейся боли чей-то голос.
— Сив, какого хрена? Ты всегда являешься в самое неподходящее время, не порти мне удовольствие!
— Объясни, что ты тут устроил?
— Выполняю твою работу, — ехидно сообщил один мерзавец другому. — Когда я с ними закончу, все их воспоминания будут написаны крупными буквами для твоего удобства. Читай — не хочу!
— Так чего ты за парня взялся? — недоумённо спросил маг. — Девка быстрей бы сломалась.
— Она мне нужна в целости и сохранности, должок потребую!
Маг подошёл ближе и остановился прямо передо мной.
— Один совет, — назидательным тоном произнёс он, — если хочешь чего-то добиться от этого кремня, — похоже, кивнул в сторону Кариса, — убери её отсюда.
— Зачем? — изумилcя Хэл, — пусть смотрит, может, будет сговорчивее!
— Ты от неё совсем свихнулся или ещё нет? — ехидство в голосе мага едва не переливалось через край. — Она не видит ничего, боль у любовника забирает, потому он и молчит.
— ... ... ... !! И как я её должен убрать? Если снимать начну — как пить дать, набросится. Бить не хочу, как бы не испортить игрушку!
— М-да, — протянул маг, — я тебя понимаю. Хороша чертовка! Может, на двоих поделим, как в старые добрые времена?
— Я подумаю, если подскажешь, что делать, — протянул Хэл.
— Учись, — хмыкнул маг, — вот как надо!
Неожиданно почти нестерпимая огненная боль — видимо, я уже была близка к пределу, сменилась таким же нестерпимым холодом, и я потеряла сознание.
— Да... ра... — еле слышный шелест на пределе слуха.
Я открыла глаза и застонала — пришла расплата, всё тело горело, словно кнутом отхлестали меня, а не его.
Мать Милосердная, если со мной такое творится, то что с ним?!!
Я с трудом, как дряхлая старуха, приподнялась и села. Я чувствовала, что Карис рядом, нас, не долго думая, зашвырнули в одну камеру, но до озноба боялась на него взглянуть.
Собравшись с духом, повернула голову, и слёзы хлынули ручьём -;Карис лежал лицом вниз, а на спине не осталось живого места: сплошные раны, истекающие свежей кровью.
— Зови... Лена...
— Молчи! — всхлипнула я. — Сейчас перевяжу, — и яростно рванула по шву — вверх и в сторону, подол нижней рубашки, хотя, с закованными руками сделать это было непросто, но я справилась.
К спине было невозможно прикоснуться, однако, голову Карис сумел чуть-чуть приподнять, и я осторожно подсунула ткань под изувеченную половину лица — всё-таки лучше, чем каменный пол.
— Зови... Лена... выта...щит... тебя...
— Нет, молчи, — задыхаясь от слез, прошептала я. — Не трать силы!
Я не могла понять, как он всё это перенёс, не лишившись рассудка, но
Карис продолжал:
— Они... знают... Амулет... Памяти... — он выдохнул последние слова и умолк.
Меня словно заморозило изнутри — всё стало ясно.
Когда меня выволокли из пыточной, Карису досталось полной мерой — до беспамятства, а когда человек без чувств, прочитать память очень легко, да ещё и амулет, сохраняющий воспоминания...
Теперь у нас одна дорога — на площадь, к позорному столбу. С такими доказательствами казнь не отменит даже сам король, значит, остаётся только одно...
Я закусила губы, чтобы не зайтись в диком зверином вое, и, закрыла глаза, отрешаясь от окружающего мира. По подбородку медленно проскользила алая струйка, но я уже была за Гранью.
'Лен!'
Пустота.
'Лен!!'
И вновь нет ответа.
'Лен!!!'
'Каэнне... — глухо и далеко. — Что случилось?'
'Коронная Служба, по доносу'.
Он понял сразу:
'В чём обвиняют?'
Я секунду помедлила:
'Кровосмешение'.
Долгое молчание, потом:
'Что я должен сделать?'
'Забери у Авета мой карман. Тем, что в нём, надо дать откуп — кому, ты, наверное, найдёшь — за лёгкую смерть, обоим'.
'Не смей!!! — от его крика у меня чуть не раскололась голова. — Я что-нибудь придумаю!'
'Даже ты не заставишь солгать Амулет Памяти', — выдохнула я.
Мёртвая тишина.
'Хорошо, я всё исполню'.
'Спасибо, и прости за всё'.
Глава XXII
Глухая темнота под сомкнутыми веками рассыпалась разноцветными искрами, и я беспомощно обмякла на шершавом стылом полу — ещё никогда мысленный разговор не давался так тяжело.
Открыть глаза я смогла только через пять минут.
Карис даже не шевелился, потерял сознание, но был жив — я это чувствовала.
Сил у меня осталось не больше, чем у новорождённого котёнка, но я всё-таки попыталась с ним поделиться. Не получилось, и я прислонилась спиной к стене, по-прежнему касаясь руки любимого. Слабое, неровное биение его сердца стало единственной ниточкой, ещё связывающей меня с жизнью.
На смену боли и страху пришло неожиданное спокойствие, видимо, я уже перешла какой-то предел, и устала бояться. Какой смысл, если нам осталось от силы пару дней, а может, и вовсе, пару часов.
Карис, после такой пытки, долго не протянет, а я уйду cледом, но сначала прикончу этого мерзавца, даже если ради этого придётся умереть в волчьем облике.
Теперь, мысленные щиты были уже ни к чему — парочка негодяев добилась своего. Я закрыла глаза и позволила себе вспомнить...
' — Ари...
Тишина.
Я передвинула чуть влево плетёнку с ещё тёплым вишнёвым пирогом, и, поправив загнувшийся уголок скатерти, обернулась в сторону.
Карис, уютно устроившись на расстеленном одеяле, преспокойно спал.
Я, значит, стараюсь, на стол накрываю, а он сны себе смотрит. Ну, погоди, сейчас я тебя...
Но стоило мне наклониться чуть ближе, и все коварные мысли исчезли, как туман под первыми лучами солнца. Я легонько провела ладонью по его щеке и... поняла, что лежу на траве, глядя снизу вверх в смеющиеся зелёные глаза.
— Попалась...
— Ах, ты, обманщик, пусти...
— Только за выкуп, — он озорно улыбнулся, в глазах замерцали золотые искры.
— С собой ни монетки, — я, подыгрывая, сокрушённо вздохнула.
— Я ни слова не сказал про деньги, — усмехнулся Карис.
Ну, сейчас мы ещё посмотрим, кто с кого выкуп потребует.
Чтобы всё переиграть, потребовалось совсем немного — всего-то покрепче сжать колени и сделать одно очень быстрое движение.
Оказавшись сверху, я торжествующе улыбнулась:
— И кто теперь должен платить?
— А у меня нечем, ну, совсем.
— Хм-м, — я немного подумала, — что-то есть хочется...
— Нет, не надо! — трагически возопил 'обед', еле сдерживая смех. — Я невкусный!
— А я так не думаю, — улыбнулась я. — Так что плати!
— Можно подумать?
— Только недолго, — я в предвкушении посмотрела на Кариса, показав кончики клыков. — А то начну обедать, — пальцы уже распутывали шнуровку на вороте его рубашки, — как раз подойдешь на сладкое. nbsp;
— Наклонись, — выдохнул Ари.
Я послушно склонилась поближе. Карис чуть приподнялся, шепча мне на ухо.
— С ума сойти! — севшим голосом выдала я, обретя дар речи. — Что ты предлагаешь порядочной девушке!
— Надо же, — удивился Ари. — Кто бы говорил — то, что ты вчера ночью вытворяла со мной, бедным и беззащитным, порядочные девушки, не то что делать — знать-то не должны.
— Бедный и беззащитный, — хмыкнула я, — не имел ничего против, и, по-моему, тебе понравилось.
— Вот именно, — вкрадчиво мурлыкнул Карис, — так что теперь я сведу тебя с ума, всё по-честному.
— Ну-у, я... — договорить он мне не дал...
...Ари ласково перебирал мои растрёпанные кудри, убирая застрявшие травинки. Я, опустив голову ему на грудь, плавала в сладкой истоме, ощущая на себе его запах — не мужчина, а ходячее приворотное зелье — и почти заснула, как вдруг над самым ухом раздался пронзительный писк комара. Блаженство улетучилось, словно сдутое ветром — судя по всему, мной решили поужинать. Ну уж нет, дождавшись, пока рыжий нахал устроится на плече, я очень быстро его прихлопнула, не позволив даже полакомиться напоследок.
И почему-то сразу же безумно захотелось искупаться. Я осторожно вывернулась из-под руки Кариса, приподнялась и ойкнула.
— Сейчас, — Ари бережно высвободил зацепившуюся за его амулет прядь. — Дара, а ведь ты мне так и не объяснила, зачем нужна эта штука.
— Чтобы на тебя больше никто не покушался, — уклончиво ответила я.
— И только? — явно сомневаясь, спросил он.
— Нет, без неё ты не смог бы сюда пройти.
— Погоди, — Ари тоже сел, — значит, теперь я могу ходить, как ты?
— Не совсем, — я прикусила губу, — только со мной или с кем-то из Стаи. Ты же не оборотень.
— Жаль, — задумчиво обронил он.
Я не стала уточнять, почему 'жаль' — Карис и так узнал больше, чем нужно — и попыталась встать, но он не отпустил:
— Солнышко, ведь это ещё не всё?
— Милый, не надо, пожалуйста, — отводя взгляд, прошептала я.
— Хорошо, — неожиданно легко согласился он, поднимаясь, и потянул меня следом. — Пойдём купаться.
Всё-таки жизнь на Юге имеет свои преимущества: вряд ли кто-нибудь в Рутении полез бы в воду в начале хмурня, (1) а здесь — просто замечательно. Три заплыва от берега до берега мы держались вровень, а четвёртый я проиграла. Признаю, слегка загляделась: с Ари статую ваять можно — Хозяин Лесов или Хозяин Молний, на выбор.
Хорошо, хоть он отвлёкся, может, и вовсе про амулеты забудет.
— Дара, ты идёшь? Пирог остынет.
Я подхватила полотенце:
— Он уже остыл, — быстренько растёрлась и надела платье.
Карис, не теряя времени, расположился около скатерти, бессовестно вытащив из корзинки самый большой и поджаристый кусок.
— Так нечестно, — заявила я, усаживаясь рядом.
— Пофему? — ответный взгляд был кристально честным.
— Потому что он — самый вкусный.
— Ну и фто, а — он чуть не подавился, — я — шамый голодный.
Возмутившись подобным нахальством, я наклонилась и откусила от его ломтя чуть ли не половину.
— Вот это и называется справедливый раздел.
Ари сначала онемел, а потом захохотал:
— Голодная женщина — это страшно, и лучше сразу уступить.
— Очень умная мысль, — обронила я, беря второй кусок.
Через пятнадцать минут в плетёнке остались только крошки: мы оба изрядно проголодались и пирог в компании с холодным молоком уплели за милую душу.
Уходить совсем не хотелось, и мы просто сидели на берегу, любуясь закатом.
Расплескавшееся по небу пламя зачаровывало, время летело незаметно, и вот уже от озера ощутимо потянуло прохладой. Я невольно вздрогнула, и Ари набросил мне на плечи свою куртку.
— Замёрзла? Может, костёр разведём?
Я мечтательно улыбнулась:
— Почему бы и нет, — и собралась встать, но Карис опередил.
— Сиди. Я сам.
Вскоре на берегу запылал небольшой костерок — вечер наполнился уютным потрескиванием сучьев и озорной пляской огня.
Я тихонько прильнула к плечу Кариса, любуясь игрой отблесков, рассыпавшихся багряными искрами по его волосам, и вздрогнула, когда вечернюю тишину разбил голос — просто голос, без лютни:
— С именем твоим по свету шагать, (2)
Исходить дороги тысячами лет,
Только никогда мне б не забывать,
Не переставать думать о тебе.
С именем твоим вечности прожить,
Болью и клинком, шаг за шагом — ты
В мире лишь одна. И тебе служить
Лучше, чем богам грустной высоты.
Сердце то бешено билось, то почти замирало, глаза наполнились слезами: так, всей душой, до дрожи искренне, петь можно только для любимой, а он пел для меня.
С именем твоим... Жизнь едина в нем.
Знаю: сохранишь от любой беды.
И когда-нибудь ясным чистым днем
Унесу тебя по лучу звезды.
...Именем твоим я сейчас живой.
Через сотни грез, беспорядок снов
Я в руках принес, вдохновлен тобой,
Чистоты, любви, нежности цветок.
Последние отзвуки растворились в тишине.
Карис повернулся и притянул меня к себе на колени. Устроившись поудобнее, я попыталась спрятать лицо в складках его рубашки, но Ари чуть отстранился, ласково приподняв мой подбородок:
— Ну что ты, солнышко... — и снимая губами слезинки со щёк. — Не плачь, родная, я люблю тебя.
— Я тоже тебя люблю, — я обняла его за шею. Под ладонью перекатилась цепочка амулета. Я чуть передвинула пальцы и охнула, ощутив лёгкое покалывание:
— Ари, ты вчера его на ночь не снял! Опять забыл?
— И что такого? — приглушённо спросил он, целуя меня в виnbsp;сок. — Ты со своим вообще не расстаёшься.
— Ты не понимаешь, — я вцепилась в его плечи. — Это опасно.
— Ну ладно, — спокойно согласился он. — Сама снимешь, договорились? — И тут же хищно блеснул глазами, сомкнув руки у меня на талии:
— А теперь, рассказывай, всё как есть.
Я взглянула ему в глаза и поняла — придётся рассказывать.
— Я же оборотень, амулет Волчицу помогает удерживать. А ты — 'меченый'.
— Это как?
Щёки предательски заполыхали и я прошептала, опустив глаза: — Я на тебя метку поставила. Когда — не знаю, или после кэренны, или позже...
— Хм, — чуть удивлённо протянул он, и сразу напрягся. — И что, теперь все оборотни Вельты знают про нас?
— Нет, на близких её тоже ставят, правда, чаще на детей. На мужчин очень редко, так что решат, что я просто брата защищаю.
— Тогда, почему ты беспокоишься?
— Потому что, чем дольше ты будешь носить амулет, не снимая, тем сильнее риск тоже стать оборотнем.
— Так просто?
— Не совсем, — я умолкла, потом отвернувшись и, глядя в догорающий костёр, почти прошептала:
— Для полного обращения оборотень должен или укусить тебя или смешать кровь.
В костре треснула ветка, рассыпавшись роем искр.
Я не оборачивалась, до дрожи боясь посмотреть ему в глаза.
Несколько секунд — или вечность — спустя, из-за спины раздалось:
— Пообещай только одно: если когда-нибудь ты решишь навсегда стать Волчицей, то сначала сделаешь Волком меня.
— Что?!! — я не поверила своим ушам и резко обернулась. — Как ты можешь об этом просить?!!
Карис улыбнулся ласково и печально, и у меня зашлось сердце:
— Неужели ты ещё не поняла, Дара? Я тоже пойду за тобой, куда угодно и кем угодно — зверем или человеком, — он на мгновение опустил руку в поясной кармашек и протянул мне раскрытую ладонь.
Я замерла — два серебряных кольца мягко лучились в отсветах пламени — потом протянула руку, взяв то, что побольше.
— Вместе — отныне и навеки... — прошептала я.
— ...в жизни, и в смерти, — довершил вторую часть обета Карис.
Кольца друг другу мы надели одновременно.
— Не-ет! Эйден!!
Надрывный, полный боли крик разорвал сонную тишину комнаты, как удар хлыста. Я мгновенно слетела с кровати, но только оказавшись на полу, сообразила, что это был голос Кариса.
Мать Милосердная, что с ним стряслось?! Ноги ощутимо подрагивали, уцепившиnbsp;сь за изголовье, я кое-как поднялась и тут же свалилась обратно на тюфяк. Чуть успокоившись, обернулась к Ари — он тоже проснулся, пару минут невидяще смотрел в потолок, и вдруг резко сел, спрятав лицо в ладонях.
Придвинувшись ближе, я коснулась его закаменевшего плеча. Карис на мгновение замер, потом с глухим стоном уронил руки, глядя куда-то сквозь меня лихорадочно блестящими глазами.
Я обняла его, прижимая к себе, и шепча что-то успокаивающее. Ари, с прерывистым вздохом, спрятал лицо у меня на груди и затих. Я молча гладила его по плечам и спине, чувствуя, как постепенно расслабляется сведённое напряжением тело, а тяжёлое дыхание становится спокойным и ровным.
— Расскажешь?
Он глухо пробормотал:
— Не пойму... лицо... ...свет, яркий — смотреть больно, потом темно — хоть глаз выколи... и... нет, не знаю...
— Какое лицо? — осторожно спросила я.
— Не знаю, кажется...
— Погоди, — я разомкнула объятия и чуть отодвинулась, — нарисовать сможешь?
— Что?! — Ари вскинул голову, удивлённо глядя на меня.
— Если рассказать не получается, нарисуй, — накинув рубашку, я встала с кровати и подошла к столу.
Перо, чернила и пергамент всегда были под рукой — мало ли что Ари в голову стукнет, он новую песню может запросто среди ночи записать. Такое уже пару-тройку раз случалось.
Я зажгла свечу и отошла к плотно закрытому ставнями окну — не буду через плечо заглядывать. Из-за занавески донеслось удивленное:
— Солнышко, ты опять мою рубашку надела?
Я только вздохнула, теребя цепочку — теперь, кроме амулета, на ней было ещё и кольцо. Насовсем наденем уже потом — на корабле или в Рутении.
Неслышно подошедший Карис нежно отвёл прядь волос от моей щеки и коснулся поцелуем виска. Я обернулась, опуская руки ему на плечи:
'Как ты?'
'Уже лучше, — он чуть улыбнулся, — не тревожься. Может, это просто сон...'.
'Нет, не просто... Ари, я чувствую — это очень важно'.
'Хорошо, я попробую'.
Карис высвободился и, пройдя к столу, опустился на скамью. Придвинул поближе чернильницу и, чуть помедлив, принялся сосредоточенно рисовать.
Через несколько минут шорох пера оборвался и он негромко, с явной растерянностью, произнёс:
— Дара, я не понимаю...
Я подошла к столу и замерла, взглянув через его плечо. С пергаментного листа на меня смотрел... Карис, только волосы были чёрными, а лоб пересекал тонкий шрам, закончившийся на правой брови.
Я зажмурилась, подождав немного, снова посмотрела на рисунок, потом спросила:
— А глаза какие?
— Зелёные, как у меня.
— Странно, — я взяла лист, посмотрела ещё раз, — ...волосы чёрные, значит, это не ты. Но тогда кто?
— Брат-близнец? — предположил Ари.
— Что? — я чуть не свалилась на пол. — Откуда?!
— Может, я просто сошёл с ума? — Карис взъерошил волосы, — и начинаю бредить?
— Всё равно мы сейчас ни до чего не додумаемся, — я положила рисунок на стол, — пойдём спать.
— Не nbsp;уверен, что смогу уснуть, — он усмехнулся, — в голове полный разброд.
— Сейчас, — вытянув из-под лавки свой мешок, я привычно дернула завязки — короб с лекарствами был на самом верху. — Не то, не то...
— А это приворотное или отворотное? — Ари, стоявший у меня за плечом, ловко выдернул из плотного ряда пузырёк тёмного стекла.
— Поставь... — чуть слышно прошептала я, — осторожно...
— А что там — яд? — спросил Карис, опуская пузырёк обратно.
— Нет, — я взглянула на него, — это женское...
По лицу Кариса пробежала тень — Мать Милосердная, неужели догадался?! — он шагнул вперёд и обнял меня, прижав к себе так, что на мгновение стало трудно дышать.
— Прости, — глухо прошептал он, зарывшись лицом мне в волосы.
— Не надо, милый, — мягко отозвалась я. — Я сама так решила.
Карис тяжело вздохнул, разжимая объятия.
Я снова склонилась над коробом:
— Ари, воды налей, пожалуйста, полкружки, — и, найдя нужную склянку, отмерила настойки.
— Вот, — Карис опустил кружку на стол.
Я привычно вылила настойку в воду, и, как следует размешав, протянула ему:
— До утра будешь спать, как медведь зимой. И, знаешь, оставь мне немного.
— Тебе ничего не вспоминается? — Карис чуть усмехнулся, передавая мне кружку.
— Похоже, в том кубке, и в самом деле, было приворотное зелье, — допив, я поставила кружку на стол.
— Ну и пусть, — улыбнулся Ари, притягивая меня к себе. — Ты моя любовь, моя жизнь. Навсегда, — и, не дожидаясь ответа, подхватил меня на руки.
...— Дара, просыпайся!
— М-м, — я потеснее прижалась к нему, — ещё рано.
— Солнышко, — шепнул Ари, целуя меня в плечо, — мы проспали!
— Что?! — я, едва не запутавшись в простыне, соскочила с кровати. — Чёртова настойка!
— Успокойся, всё не так плохо, — Карис просунул голову в ворот рубашки. — На корабль мы не опоздали. Как раз успеем поесть и попрощаться.
— Тогда ладно, — завязав пояс, я подошла к зеркалу, но едва взялась за гребень, как его перехватил Ари:
— Садись, — возражать я и не думала. В дороге обойдусь без 'княжеского венца', а косу Карис, и впрямь, заплёл намного быстрее меня:
— Готово. Я пошёл.
— Погоди, — я поймала его за руку, привычно переплетая свои пальцы с его, — в коридоре уже полно народу. Лучше через окно, на заднем дворе никого нет.
— Хорошо, — Ари притянул меня к себе, поцеловал в уголок губ, и отстранившись, перемахнул через подоконник.
Дождавшись, когда он вернётся к себе, я задёрнула занавески, и, подхватив заплечный мешок, вышла в коридор.
Наша труппа, почти в полном составе, уже сидела за столом. Судя по выражению лица, почтенный Шалис хотел бы много чего сказать насчёт нашего отъезда, но пока сдерживался.
Авет смотрел на Кариса с откровенным унынием — кто же теперь будет его учить?
Госпожа Верета тут же взяла меня в оборот, надавав ворох полезных советов — от подробного описания кратчайшего пути на север до наставления держать ноги в тепле и каждый день проверять сапоги.
Севет, отозвав Кариса в сторону, что-то горячо ему втолковывал, а Ари, к моему удивлению, очень внимательно слушал.
Рона не было — похоже, заночевал у очередной девицы, а Айрена... не сказала ни слова, только изредка поглядывала на Кариса, со странной, многозначительной усмешкой.
Устроив мешок под лавкой, я направилась к стойке.
— Госпожа Марисса, большое спасибо за всё, — я подала хозяйке пару серебрушек — плату за последнюю неделю и ключ от комнаты.
— Удачи вам, Дара, — улыбнулась хозяйка, подавая мне полный поднос: кролик под пряным соусом, травяной отвар, а на сладкое — пирожки с вареньем.
— Спасибо, — подхватив наш последний приличный завтрак — на корабле уж точно так не накормят — я направилась к столу, но не дойдя до него двух шагов, застыла. Ледяная игла прошила меня от затылка до пяток — такого сильного предчувствия я не испытывала никогда.
Карис, непонятно как оказавшийся рядом, перехватив поднос, почти уронил его на стол и повернулся ко мне:
— Дара, что с тобой?!
Я сорвала с пояса кармашек.
— Ари, браслеты, быстро!
Карис, глянув мне в лицо, коснулся ладонью сначала левого плеча, потом правого, и молча передал мне все четыре браслета — те, что были на плечах, тут же соскользнули на запястья. Накрепко стянув завязки, я сунула кармашек ошеломлённому Авету:
— Отдашь мне, Карису или... — я запнулась, — ...сету Элленту. Больше никому.
Скрипнула дверь, открытая по-хозяйски властно — через порог шагнул высокий русоволосый мужчина в строгом чёрном камзоле с шитьём в виде короны на груди. За его спиной маячили шестеро дюжих молодцов в таких же камзолах, но вместо знака короны — узкие золотые полосы поперёк плеча.
В зале стало очень тихо — 'мрачники', они же коронная служба, просто так поесть-попить не зайдут.
Русоволосый окинул комнату цепким, пронзительным взглядом и направился к нам.
— Карис и Дарейя Лиат? — вопрос прозвучал как утверждение, не требуя ответа. — Вы арестованы по обвинению в кровосмешении.
Тишина превратилась в гробовую, и в тот же миг я ощутила на запястьях холод металла. Судя по донёсшемуся справа двойному щелчку, такое же 'украшение' досталось Карису. Стражники умело развернулись, беря нас в кольцо — хуже некуда, против шестерых мне, даже с 'волчьим даром', не устоять. Если бы Карис не убрал 'Пламя'... впрочем, убийство 'мрачника' — верная смерть, а кровосмешение ещё надо доказать.
Я вскинула голову, обжёгшись взглядом о злорадно-торжествующую улыбку Айрены, и тут же, как молния, вспыхнула догадка — её рук дело!
— Чего застыла, шагай, да поживее! — кто-то из стражников попытался пихнуть меня в спину, но едва не свалился сам, встретившись взглядом с Карисом.
Я молча шагнула вперед'.
От мерзкого скрежета воспоминания разбежались, как застигнутые врасплох мыши от кота. Замки и петли на дверях, похоже, не смазывали со дня основания тюрьмы.
Но почему я не услышала шагов?! Что случилось?!! Я попыталась перейти за Грань, и... словно врезалась в каменную плиту — перед глазами поплыли зелёные круги, в голове стало пусто и противно зазвенело, а рот наполнился горечью.
Та-ак... неужели 'Белый дракон'? Если да, то дело плохо. Мерзкое зелье, в отличие от заклятия, почти намертво сковывая оборотня, не затрагивало человеческой ипостаси, но на 'волчий дар' я теперь рассчитывать не могла.
Дверь, наконец, неохотно распахнулась, и на пороге возник Его Магичество в сопровождении двух стражников. Я не подала виду, но сразу насторожилась — вряд ли он пришёл просто так.
— Значит, так, — с порога принялся распоряжаться мерзавец, — этого тащите ко мне... может, сгодится для опытов.
Я, взвившись на ноги, с места бросилась на него, не помня о закованных руках и умолкшем даре.
Ответный магический удар едва не размазал меня по стене — я медленно сползла вниз, и кажется, потеряла сознание.
...В лицо ударил поток холодной воды. Закашлявшись, я попыталась увернуться, и едва не взвыла от боли в запястьях.
Маг оказался предусмотрительным и меня просто-напросто приковали к стене — кандалы, хоть и ручные, были с ушками.
— Что, нечисть, очнулась? — негодяй остановился в нескольких шагах от меня. Я тряхнула головой, отбрасывая с лица прилипшую прядь, и бешено сверкнула глазами. — Вижу, очнулась. Теперь можно и поговорить.
Поговорить?! А вот мне сейчас очень хочется проверить, правда ли, что самое вкусное лакомство — свежая печень врага. Кажется, воображение слишком разыгралось — маг заметно спав с лица, цапнул себя за правый бок и, убедившись, что всё в порядке, прошипел:
— Стерва..., — а через минуту обронил: — Так мной увлеклась, что про любовника забыла? Польщён.
— Что ты с ним сделал?!
— Пока ничего, — ухмыльнулся он, — а дальше всё зависит от тебя.
— Объясни.
— Предлагаю сделку, — маг подошёл вплотную, в глазах заблестели сумасшедшие огоньки. — Отдаешь мне Силу — всю, сколько есть, взамен — мгновенный яд для обоих. Один глоток — и завтра на площади выставят ваши трупы.
Откуда он знает про Источник?!!
Мерзавец, похоже, догадался, о чём я думаю и, едва не лопаясь от самодовольства, сообщил:
— Я и представить не мог, что на обычном постоялом дворе подвернётся такой удачный случай попробовать весьма редкое заклятие.
Мать Милосердная, значит, это он ударил меня 'Пламенем Дракона'?!!
— Правда, сначала я думал, что оборотень — твой любовник, но ошибка оказалась приятной, — он небрежно накрутил на палец прядь моих волос, — очень приятной.
Я инстинктивно прижалась к стене, страстно мечтая, чтобы он провалился как можно дальше и глубже.
Маг усмехнулся с неприкрытым злорадством:
— На помощь можешь не звать. Даже если я начну отрезать от тебя по кусочку тупым ножом, снаружи никто не услышит. 'Кокон тишины' действует половину суток — чрезвычайно стойкое заклятие.
Да, я надеялась на лёгкую смерть, но принять её от этого? Пусть даром я пользоваться не могла, но чутьё-то никуда не делось, и сейчас заходилось в истошном вопле.
Я не сомневалась — врёт. Если соглашусь — выжмет досуха, так что умру и без яда, а Кариса отправит на казнь, не моргнув глазом.
— А если не соглашусь?
— Ну... — лениво протянул он, — утром отправитесь на казнь, но перед этим тобой с большим удовольствием займётся Хэл, а на твоём любовнике я потренируюсь в боевых заклятиях.
Не волнуйся, — ублюдок лучезарно улыбнулся, — я потом его подлечу, немного. Чтобы до помоста смог дойти — больше и не надо, зато умрёт быстрее. Что скажешь? — он наклонился ещё ближе, глядя на меня почти в упор. — Отказываться не советую. Хэла срочно пожелали видеть там, — маг многозначительно возвёл глаза к потолку, — но он с ума сходил, так не терпелось тобой заняться. Не сомневаюсь, на этот раз он придумал нечто особенное.
Я как можно обольстительней улыбнулась в ответ:
— А может, без Хэла обойдёмся? Обещаю — не пожалеешь!
Маг окинул меня оценивающим взглядом:
— Пожалуй, стоит попробовать...
Неужели клюнул? Или обрадовался возможности подгадить приятелю? Да какая, к чёрту, разница!
— И за чем же дело стало? Согласна прямо здесь, но только без этого, — нежно промурлыкала я, нарочито тряхнув рукой.
Маг заколебался, а я лихорадочно думала. Если мерзавец собирается тренироваться на Карисе, то, скорей всего, он уже исцелил Ари, хотя бы частично — от полумёртвой мишени мало проку, значит...
Его Магичество, наконец-то, решившись, щёлкнул пальцами и кандалы раскрылись, освобождая меня.
Я оторвалась от стены, и, не дав мерзавцу опомниться, вцепилась мёртвой хваткой в его запястья. Вопль мага, запоздало сообразившего, что его обвели вокруг пальца, угас задутой свечой. Сейчас узнаю, что труднее — исцелять или убивать...
— Ваше Магичество, вы живы?!
— Помоги встать, идиот, чтоб тебя...!! Где тебя носило столько времени?!!
— Мастер, я сразу, как только Зов услышал, клянусь Богиней!!
— Сразу... дождёшься у меня... в золотари переведу. Проклятье!!
— Мастер, что с вами?
— Эта ... — маг разразился такой прочувствованной тирадой, что покраснел бы и портовый грузчик.
— А с ней что?
— Надеюсь, что сдохла! Камеру на замок и никого не впускать! Понял?
— Даже Уп..., Его милость?
— Его Милость не придёт.
Противно скрипнул, закрываясь, замок.
Не дождёшься, не сдохну, я живучая! Злость помогла разлепить веки, но подняться не удалось — накатила такая боль, что сознание просто погасло.
Ученик, пыхтя от навалившейся тяжести, про себя, наверняка, честил мага на все корки, но вслух осмеливался лишь почтительно уговоривать:
— Осторожно, Мастер, еще три ступеньки, уф-ф, совсем чуть-чуть осталось. Вот уже и дошли.
Дверь, повинуясь привычному жесту, послушно открылась навстречу.
Два стражника, охраняющие прикованного к стене узника, мигом вытянулись в струнку, а то не приведи Богиня, Его Магичество решит, что его не уважают — эти маги, если не все, так через одного точно, на голову сильно ушибленные — возьмёт, да превратит во что-нибудь и поминай, как звали.
Но едва повисший на ученике маг переполз через порог, стражи чуть не попадали на пол — сейчас от Его Магичества, не разбирая дороги, убежал бы любой, даже самый голодный упырь.
— Вон! — со стоном выдохнул чародей.
— А-а, — отмер один из стражей, очумело кивая на арестанта, — его куда?
Черные глаза всего на миг встретились с изумрудными. Маг неосознанно шарахнулся прочь, толкнув ученика, и дико заорал:
— Убрать его!! Немедленно!!
Стражей разнесло по углам, а Его Магичество, закатив глаза, свалился на пол, не подавая признаков жизни.
Изрядно перетрусивший ученик кое-как утащил мага в личные покои, а очнувшиеся стражники принялись оживлённо перешёптываться, изредка поглядывая на узника. Наконец, один из них рискнул опасливо осведомиться:
— Парень, ты как, сам пойдешь?
— Пойду, — нехотя разомкнул губы Карис.
— Смотри только, ежли чево — сразу заморозим.
Карис не ответил, отчаянно пытаясь дотянуться до Дары. Приняв его молчание за согласие, стражник осторожно открыл захваты, удерживающие кандалы узника.
Отойдя от стены, Карис даже не заметил, как стражи заняли свои места — спереди и сзади от него. Если маг походил на живой труп, то что с Дарой?!!
Сейчас он продал бы душу хоть Уводящей, хоть Великому Змею, лишь бы с ней всё было в порядке.
Сзади бесшумно закрылась дверь, узкий коридор сменился стёртыми множеством ног ступенями, впереди маячила обтянутая изрядно потрёпанной курткой спина стражника.
Карис, собрав остатки сил — лечение у тюремного мага было ещё одной разновидностью пытки — и почти отчаявшись, бросил в пространство мысленный зов: 'Дара!!'
Мрак и молчание... но сердце рвалось в клочья, чувствуя беду.
— Эй, парень, ты чево застыл! Иди давай!
Карис шагнул, но под ногой неожиданно оказался пол — ступени закончились, теперь справа и слева, уходя за поворот бесконечной лентой, тянулись двери камер.
— Погодь, Витт, а щас куда его?
— Как куда — туда, откуда брали.
— Так, это... тово, ево же сначала в подземнике (3) держали, а сюда уже потом приволокли.
— Чтоб им всем повылазило! Это ж сколько нам вниз топать!
— А может...
— Пошли, там поглядим.
Дойдя до середины коридора, Карис, неожиданно для стражи рванувшись налево, мёртвой хваткой вцепился в прутья дверного окошка:
— Дара!!
Из камеры не доносилось ни звука.
— Что он с ней сделал?! — Карис обернулся — зелёные глаза были полны такой боли, что стражники оцепенели.
Через минуту Витт шагнул к двери, отцепляя от пояса ключ. В замочной скважине что-то противно хрустнуло и дверь нехотя открылась. Стражник, насупившись и глядя в сторону, тихо буркнул:
— Иди...
— Спасибо, — выдохнул Карис, переступая порог.
Глава XXIII
Лица бережно коснулось что-то прохладно-влажное.
— Ну что ты наделала, солнышко, — тихо произнёс родной голос.
Неужели... нет... спасибо...
— Ари... — прошелестела я, открывая глаза, и горло свело судорогой — багровые рубцы, покрывавшие всю левую половину его лица, были отчётливо видны в дрожащем лунном луче, падавшем из зарешёченного окна. — Почему... ты здесь?
— Очень просто, — ровно ответил Кариc, — выдернули из лекарской и опять сюда приволокли. — Пристально взглянув на меня, он чуть отодвинулся в сторону, и перед лицом возникла щербатая кружка.
Облизнув пересохшие губы, я собралась встать с тюфяка, но слабое трепыхание даже попыткой назвать было трудно. А поддержать меня Карис просто не мог — маг оказался не настолько щедр.
— Погоди минутку, — отпив из кружки, Ари склонился ко мне. Из губ в губы.
— Хватит, — шепнула я после второго раза. — Допей, свою воду ты на тряпку истратил, так?
— Я боялся, что у тебя горячка, — Ари взял меня за руку, пальцы сами собой переплелись в замок.
— Долго нам ещё? — страх перегорел окончательно, и уйти я хотела, если не легко, то борясь до конца.
— Этот крыс проболтался, что не раньше десяти. А сейчас полночь, — любимый усмехнулся, — время ещё есть. Можно даже выспаться.
— Только с тобой, — я ответила такой же усмешкой, и отодвинулась к стене.
— Я лучше посижу, — обронил Ари.
Я прикусила губу — он очень старался не показать мне спину — и, рывком поднявшись, села.
Карис укоризненно взглянул на меня:
— Невозможно упрямая.
— Конечно.
— Солнышко, всё-таки попробуй уснуть.
— Вряд ли получится.
— Что Лен сказал? — неожиданно спросил Карис. — Ты же с ним говорила.
— Сказал, что всё сделает, — я обошлась полуправдой.
— Хорошо, значит, тебя он вытащит, — Ари медленно поднявшись, сжатые губы побелели, отошёл к окну. — Надо было ещё что-нибудь для меня попросить.
Я с трудом встала, опёршись о стену, сердце бешено колотилось, в ушах тонко, надоедливо звенело. Постояв пару минут, и немного придя в себя, я смогла подойти к нему.
Карис, забывшись, стал лицом к окну. Я чуть не взвыла, увидев, что сплошь исполосовавшие его спину раны заживлены еле-еле — до первого неловкого движения — и не смогла сдержаться:
— Я его убью!!
— Нет, даже не думай, — Ари осторожно привлёк меня к себе.
Я, не споря, уткнулась лицом ему в грудь, и затихла.
— Дара... — Я подняла голову и замерла, взглянув в его, потемневшие до черноты, глаза. — Какой же я идиот, — хрипло прошептал Карис. — Что ты просила у Лена, на самом деле?
— Лёгкой смерти, — выдохнула я. — Для обоих.
Ари словно окаменел, а потом встряхнул меня за плечи.
— Не для обоих, а для меня. Он должен тебя вытащить.
— Нет, — я встретила его взгляд, не дрогнув, — или ты забыл: 'Вместе — отныне и навеки, в жизnbsp;ни, и в смерти'. Жизни не получилось...
— Но я не жалею ни о чём, — Карис ласково улыбнулся.
Я улыбнулась в ответ, обняв его за шею:
— Я тоже.
Поцелуй был неистово-нежным. Едва мы разжали объятия, как от маnbsp;— Голодная женщина — это страшно, и лучше сразу уступить.
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&ленького окошечка в двери донеслось:
— Эй, парень, поди-ка сюда!
Карис, оторвавшись от меня, пошёл к двери.
— Держи, — в окошке появился небольшой, перехваченный шнурком, свёрток. — Вас кормить не велено, но... был я как-то на вашем представлении, уж больно душевно поёшь.
— Спасибо.
— И чево на вас Упырь так обозлился?
— Упырь? — не понял Карис.
— Сет Хэлвен, — стражник понизил голос, — чтоб ему со Звёздного Моста свалиться! Как есть — Упырь.
— За то, что морду начистил, — нехотя обронил Карис, — да, похоже, мало.
— Ты, это... — стражник боязливо оглянувшись, чуть слышно прошептал, — если передать чево надо, скажи кому...
— Нет, нечего и некому, но всё равно спасибо.
Пока Ари разговаривал со стражником, я вернулась обратно на тюфяк, но разговор слышала вполне ясно. Точное, однако, прозвище — не в бровь, а в глаз.
М-ням, как вкусно пахнет!! Неужели?!!
Я горящими глазами уставилась на ломоть хлеба, накрытый добрым куском ветчины, убеждаясь, что нюх не подвёл, но тут же сердито прошипела:
— Не вздумай! — Карис уже собрался делить наш нежданный ужин. Знаю я, как он поделит: себе поменьше, мне побольше.
— И не собирался, — с невинным видом заявил он.
— Конечно, — сглотнув слюну, я разломила еду на две части, и тут же вцепилась в свой кусок, чтобы не вздумал сравнивать — есть сейчас надо ему, а я как-нибудь обойдусь. Слизнув с ладони последние крошки, я не удержалась от вопроса:
— С чего бы вдруг такая щедрость? У нас на представлениях вся Вельта перебывала, и что с того?
По губам Ари скользнула тень улыбки:
— Песни мои в душу запали, вот и поделился.
Я усмехнулась:
— А может, если ты очень попросишь, он нас отпустит?
— Вряд ли он захочет рисковать головой. А если я очень попрошу, ты попробуешь уснуть?
— Без тебя, — я отлепилась от стенки и потянула Кариса за руку, — нет.
Он понял, что меня не переспорить, и покорно опустился на тюфяк, осторожно устроившись на левом боку.
Я почти вжалась в стену, чтобы ненароком не задеть Ари, но он притянул меня к себе вплотную:
— Вместе теплее.
Посопротивлявшись пару минут, я сдалась, и, прижавшись к нему, закрыла глаза. В том, что уснуть не смогу, я не сомневалась, но если как следует притвориться, может, Карис заснёт.
'Ага, чтобы у столба получше выглядеть, — цинично заметил внутренний голос, — авось, бабы в толпе расстрогаются и потребуют помилования!'
'А хотя бы и так! — рявкнула я в ответ. — Заткнись!'
Но, кажется, я себя переоценила — родное тепло и ровный стук его сердца рядом убаюкивали, а может, не выдержала душа — сон упал на меня внезапно, как ловчий сокол на добычу.
Открыв глаза, я несколько мгновений непонимающе смотрела в потолок, пытаясь понять — где мы? Потом тёмной волной нахлынули воспоминания: странно, после неудачной попытки магоубийства я должна была если не умереть, то, самое малое, лежать пластом. Я же, наоборот, чувствовала себя намного лучше, чем вчера.
М-да, кажется, я не просто поджарила поганца, но и умудрилась забрать часть его жизненной силы...
От напряжённых размышлений меня отвлек негромкий стон рядом.
— Ари? — стряхнув остатки сна, я осторожно приподнялась на локте.
Карис даже не услышал: сидел, уставившись в окно, где виднелась узенькая розовая полоска занимающегося рассвета, и чуть слышно что-то шептал.
— Ари, — я опустила ладонь ему на плечо, — что с тобой?
Он вздрогнул, медленно обернулся и я оцепенела: невидящие глаза, почти безжизненное лицо.
— Любимый..., — я приникла к нему, пытаясь поделиться теплом и уменьшить боль. Карис тряхнул головой, словно просыпаясь, и замер, припав щекой к моим волосам.
Я инстинктивно сплела руки на его шее, чувствуя, что Дорога нашей судьбы сделала резкий поворот...
— Дара, солнышко, прости, — он легонько коснулся моей щеки, — я не хотел тебя пугать.
— Что с тобой? — я подняла голову, ловя его взгляд. В зелёных глазах смешались боль и нежность.
— Я не могу, не могу тебя потерять!!
— Ты никогда меня не потеряешь, обещаю, — это я знала твёрдо. И, даже если наша жизнь закончится уже сегодня, Там мы будем вместе.
Карис молча припал к моим губам: сначала осторожно, потом настойчиво.
Я ответила прежде, чем поняла, что мы делаем, и попыталась прекратить это безумие:
— Ари, нельзя... — прервав поцелуй, с трудом прошептала я, — твоя спина...
Правая рука сама собой скользнула ему на лопатку, и я едва не задохнулась, ощутив под ладонью уже зажившие полосы. Выходит, я передала ему и часть своего 'волчьего дара'?! Не может быть, я же его не обращала... как? когда? Конечно... вот почему Его Магичество отпустил нас на следующий же день... и амулет!!
— Можно, — выдохнул Карис, слегка куснув меня за мочку уха, и распустил шнурок на горловине платья. Губы снова обжёг поцелуй, и я чуть слышно прошептала:
— Любимый, пожалуйста ... — уже не зная, о чём прошу. Последние остатки благоразумия растаяли как воск на огне: разве можно устоять, когда тебя так целуют, и не только...
...Я не могла пошевелиться — просто лежала, не открывая глаз, прильнув к Карису, чувствуя под щекой бешеное биение его сердца.
Такого немыслимого слияния в единое целое — дыханием, мыслями, чувствами, до полного растворения друг в друге, у нас раньше не было, никогда...
...Поежившись от зябкой прохлады: неужели окно на ночь забыли закрыть? — я попробовала наощупь найти одеяло и — проснулась.
Очнись, Дара — ты же в тюрьме, а не у себя в комнате!
Я встряхнулась, прогоняя сонную муть, и тихонько, чтобы не разбудить Кариса, села, пристально вглядываясь в его лицо. Тусклого света осеннего утра все же хватило, чтобы увидеть слева белёсую сетку шрамов вместо вчерашней багровой жути.
Значит, не почудилось — Ари и в самом деле передался, хоть отчасти, мой 'волчий дар'.
Чутьё подсказывало: времени у нас осталось немного. Чуть помедлив, я дотронулась до его плеча:
— Ари, проснись.
— Уже? — открыв глаза, спокойно спросил он.
— Ещё нет, но скоро, — губы предательски дрогнули и я уставилась в пол, скрывая вдруг заблестевшие глаза.
— Дара, любимая, — Карис бережно взял моё лицо в ладони, коснувшись губ лёгким поцелуем, — мы выдержим.
— Да, — прошептала я.
— Надеюсь, Его Магичество или сет Хэлвен навестят нас на прощание, — Карис, скривив губы в жёсткой усмешке, поднялся резким рывком.
Меня словно молнией ударило:
— Ари, что ты задумал? — я мгновенно оказалась на ногах.
— Небольшой подарочек, — он почти оскалился. — Как думаешь, если мы прихватим с собой кого-нибудь из них, Великому Змею понравится?
— Не знаю, — миг слабости прошёл, уступив место злости, — но можно проверить.
Я прислушалась — в начале коридора послышались чёткие, уверенные шаги, затихшие напротив нашей камеры, но входить никто не торопился.
Что за...?
Запертая дверь замерцала бледно-голубым светом, разливая вокруг волну холода, как в разгар зимы. В тело словно вонзились ледяные иглы, в глазах потемнело...
— Ваше Магство, а Вы тово... не перестарались? Они ж не шевелятся.
— Готово. Иди проверь.
Стражник сделал шаг вперёд и тут же замер, хотя горящие взгляды узников были устремлены не на него, а на мага. Янтарные глаза обжигали дикой, звериной ненавистью, зелёные — высокомерным ледяным презрением.
— Всё в порядке, Ваше Магство. Как есть, живы, — сипло доложил стражник. — Чево теперь? Не на себе ж к выходу волочь?
— Богиня! — маг страдальчески скривился, как от недозрелой сливы, — олух на олухе! — и вдруг, резко побелев, навалился на стену: 'Сволочь мохнатая!! Чуть на тот свет не отправила!!' — 'Волочь' не надо. Сейчас сопровождение явится.
Словно подтверждая его слова, воздух в нескольких шагах впереди налился ровным серебряным светом и из открывшегося овала в камеру вышли шестеро мужчин.
Дождавшись, когда они окружат узников, маг, пакостно ухмыльнувшись, снял остатки заклинания.
...Давящая на плечи тяжесть куда-то исчезла. От неожиданности я пошатнулась и смогла устоять на ногах, только уцепившись за Кариса.
— Пошли, нечего время тянуть!
Ари чуть отстранился, но продолжал держать меня за руку.
'Зачем?'
'Так надо. Верь мне, — в зелёных глазах сверкнула решимость. — Идём'.
Богиня, что он ещё придумал? Но, что бы ни было, всё равно лучше, надеюсь, что лучше, чем стоять у столба и молиться, чтобы насмерть с первого же камня.
Тёмная лента коридора промелькнула быстро и, переступив порог тюрьмы, я едва не задохнулась от свежего воздуха.
Рассветная хмурь развеялась без следа. Денёк выдался на заглядение: бездонное, хрустально-синее небо, нежаркое ласковое солнце и... густая толпа на всём пути — от тюрьмы до площади.
Пространство вокруг было просто пропитано магией, так что побега стража не опасалась, и из сопровождавшей нас шестёрки остались только двое — спереди и сзади.
Остальные четверо влились в цепь, ограждавшую толпу, чтобы добропорядочные горожане не набросились на преступников раньше времени.
Как же: забивание камнями — казнь редкая, магически затратная, когда ещё так повезёт? Посмотреть непременно надо, да и пару-тройку камешков поувесистее кинуть, чтоб другим неповадно было — святое дело.
Сейчас, я даже обрадовалась, что 'волчий дар' закрыт, иначе сошла бы с ума от невероятной смеси чувств: начиная с искренней ненависти и заканчивая столь же искренней жалостью.
По сторонам я не смотрела, только вперёд, но обрывки разговоров долетали:
— Как думаешь, соседка, правда аль нет?
— Брешут, как есть, брешут. Чтобы такому парню и других девок, кроме родной сестры, не нашлось?
— Да, дожили. Не иначе, как последние времена настали! Такое непотребство, да ещё на люди выставлять! Придушить да закопать где-нибудь в овраге и хватит с них.
— Не скажите, почтенный, всё правильно делается. Как предками указано. Пусть молодые смотрят да боятся, чтобы и мыслей не было.
— Вот гляди ж у меня. Сколько раз говорила: певуны до добра не доводят!
Пусть только попробует к дому подойти — собаку спущу!
— Ну, мама, он ха-а-роший...
— И без отца за ворота больше не выйдешь!
Когда до помоста осталось несколько шагов, чья-то преисполненная праведного гнева душа не вытерпела — камень угодил в правое плечо, и я прикусила губу, чтобы не сорваться на крик.
Почти сразу же чуть заметно дрогнула ладонь Кариса, и, взглянув на него, я еле удержалась на ногах: по лицу Ари ручейками стекала кровь из рассечённого лба.
Но он словно бы не заметил — бесстрастно-отрешённое лицо, будто у надгробного изваяния и сосредоточенный, устремлённый то ли вглубь себя, то ли вовсе за пределы мира взгляд.
Древние, непонятные слова падали тяжело и весомо, как камни. Почти неслышный, казалось, шёпот был наполнен такой силой, что разносился по площади набатным колоколом.
Пальцы Кариса в моей руке становились то ледяными, то обжигающими, меня била мелкая дрожь, а по спине забегали полчища мурашек.
— Всё, — прошелестели бескровные губы и Ари начал оседать на мостовую, я едва успела подставить плечо. Задний стражник, чуть не налетев на нас, смачно выругался и тут же отшатнулся в другую сторону, зажмурив глаза.
Прямо перед нами полыхал сгусток ослепительно белого пламени. Я — откуда только силы взялись — таща на себе Кариса, почти упала в серебряную завесу.
В лицо дохнуло водяной прохладой. Озеро — единственное место, куда Ари мог открыть Переход — только тут мы были вместе.
'Здесь нас и закопают', — мелькнуло в голове и я пластом свалилась в кое-где уже прикрытую опавшей листвой траву.
Я ещё или уже?
Впрочем, теперь, мне было всё равно: разомкнув веки, я спокойно посмотрела вверх. Над головой мерцала светло-зелёная, с золотистой искрой, дымка.
Странное какое-то небо, значит, уже.
Я опустила взгляд вниз, на укутывавшее меня белоснежное одеяло. Одеяло?!
Дымка, на самом деле, оказалась пологом над кроватью. Впрочем, слово 'кровать' для чудовища, на котором я лежала, не подходило совсем. На этом ложе без всякого труда поместилось бы, кроме меня, ещё человек десять-пятнадцать.
Прикроватная занавесь справа отодвинулась с лёгким шорохом, в образовавшемся проёме возник чёрный, на фоне солнечного света, силуэт — я невольно зажмурилась: кого ещё принесло?, а, открыв глаза, поняла, что попалась Деве под весёлое настроение, оказавшись в Небесных Садах.
Карис или его призрак? осторожно присел на край ложа, пристально глядя на меня. Я, не доверяя глазам, невольно принюхалась. Нет, чутьё меня не подвело — это и в самом деле был Карис, но... без малейшего следа того ужаса на лице и одет, как принц — на распущенных волосах тонкий золотой обруч с крупным аметистом; тёмно-лиловая рубашка дарийского, с золотой нитью шёлка.
— Дара, — он горько усмехнулся, — ты что, меня не узнала?
'Бред!' — ничего другого мне в голову не пришло. Значит, я всё-таки умерла.
Видимо, я сказала это вслух, потому что он мгновенно оказался рядом:
— Солнышко, не бойся, мы живы. Ну как мне ещё тебя убедить?
Я подняла руку, осторожно, ещё до конца не веря, коснулась шелковистых волос, провела ладонью по щеке — шрамы, и в самом деле, исчезли.
Нахлынувшая слабость заставила меня откинуться обратно на подушки, его ладонь тут же легла поверх моей. Пальцы сами собой переплелись в замок, пристальный взгляд — глаза в глаза, одна на двоих мысль-признание:
'Я люблю тебя'.
— Ари, пожалуйста, — я должна была убедиться, что неизвестный целитель позаботился не только о его лице.
Он послушно стянул рубашку, и, уронив её на кровать, повернулся спиной. Я чуть слышно ахнула — на коже не осталось не то что шрамов, ни одной царапинки — и, подавшись вперёд, разрыдалась, припав щекой к ложбинке между лопаток.
Карис мгновенно обернулся и прижал меня к себе, покрывая лицо поцелуями.
Снова зашуршала занавесь и грудной женский голос укоризненно произнёс:
— Карис, ну как так можно? Девочка только пришла в себя, а ты уже...
— Извини, Нереа, — Ари отвёл глаза и покраснел, словно провинившийся ученик.
Высокая стройная женщина в тёмно-синем одеянии c золотым — высшим — медальоном целительницы (1) остановилась в нескольких шагах от кровати.
Если бы не лёгкие морщинки в уголках глаз и серебряные нити, кое-где проблёскивающие в тяжёлой русой косе, её легко можно было принять за мою ровесницу — впрочем, Кариса она была старше ненамного, я бы сказала, лет на десять.
— Иди лучше поешь, в гостевой накрыто, — распорядилась женщина, — а я пока девочку осмотрю.
Карис послушался беспрекословно — разжал объятия и поднялся:
— Солнышко, я мигом.
— Ступай, — улыбнулась целительница, — а то скажут, что я тебя голодом морю.
Мать Милосердная, да что здесь происходит?!! Где мы?!!
Уверенно-бережное прикосновение ко лбу прервало поток лихорадочных мыслей.
— Жара нет. Замечательно, — женщина откинула одеяло. — Спустись-ка немножко пониже.
Я, не возражая, подчинилась и осторожно спросила:
— Где мы?
— Пока в Вельте, в гостях у Его Высочества Растейна. Как только ты полностью выздоровеешь, отправитесь в Раттею, — ладони женщины медленно и плавно скользили по воздуху, над моим телом. Не касаясь, но очень близко. — На самом деле, Карису полагалось сразу туда ехать, но он упёрся, как мул, заявил, что без тебя и шагу отсюда не сделает.
Хорошо, — Нереа удовлетворённо кивнув, набросила на меня одеяло и опустилась на край кровати, пресекая мою попытку подняться. — Тебе сейчас лучше полежать.
Я не смогла удержать вертевшиеся на языке вопросы:
— Но почему? Какое дело герцогу до преступников? И зачем нам в Раттею?
От пристального взгляда серых гдаз мне вдруг стало очень неуютно и захотелось нырнуть под одеяло.
— Вы вовсе не преступники, — спокойно сообщила Нереа, — так что отдыхай, и ни о чём больше не тревожься, а остальное тебе Его Высочество расскажет.
Высочество?!! Какое ещё Высочество?!!
Но прежде чем я успела произнести ещё хоть слово, Нереа поднялась, и, укутав меня получше, вышла.
Голова шла кругом от догадок, и когда занавесь отдёрнулась, пропуская Кариса с подносом, я была готова просто схватить его за шиворот и вытрясти ответы.
— Объясни, наконец, что здесь творится?
— Объясню, — сев на кровать, Карис опустил поднос себе на колени, — только сначала поешь.
— Что? — опешила я. Ари тут же воспользовался моментом — у меня во рту мгновенно оказалась ложка куриного отвара — желудок взвыл не хуже Тени, и сразу стало не до вопросов.
Съев всё до крошки, я довольно улыбнулась и откинулась обратно на подушки. Карис опустил поднос на пол и, скинув сапоги, устроился рядом. Поймав лучашийся нежностью взгляд, я придвинулась ближе, и блаженно замерла в его объятиях.
'Что-то уж слишком всё хорошо, — прорезался внутренний голос. — Надо бы ещё раз проверить, на всякий случай!'
'Отстань! — отмахнулась я. — Хотя...'.
Руки сами взлетели к его шее, дрожащие пальцы запутались в каштановых прядях.
'Дара, солнышко, что с тобой?'
Я ответила отчаянным поцелуем, прогнавшим все сомнения, но почти сразу отстранилась.
Мы живы, и это главное, а для всего остального еще будет время.
Ари осторожно, едва касаясь, заправил мне за ухо непослушную прядь.
Я, разомлев и чуть не мурлыкая, потёрлась щекой о его ладонь, и замерла, заворожённо глядя на очень знакомый браслет.
— Откуда?
— Лен вернул, — лицо Ари сразу стало жёстким, глаза потемнели. — Если бы не он, нас бы там и похоронили.
Авет ему карман отдал, как ты велела, только Лен вместо того, чтобы давать откуп, пошёл прямиком к Его Магичеству Эстину.
— Его дядя, что, ядами торгует из-под полы?
— Вовсе нет, — Карис как-то странно усмехнулся. — Его Магичество сообщил Верховному Магу, как — не знаю, не объяснили.
Глаза у меня, похоже, стали круглыми, как пара медяков. При чём здесь Верховный Маг?! А он продолжил:
— Потом оказалось, что браслеты настоящие, а пока Совет Магов это выяснял, Лен нас нашёл — подхватил Переход. Вот и всё.
— Погоди, — я прикусила губу, — а какое это Его Высочество должно было мне что-то там рассказать?
— Не какое, а какой, — Карис опустил глаза, — это — я.
Глава XXIV
Я ошеломлённо замерла, глядя на него во все глаза, потом протянула руку — пощупать лоб — но жара не было.
Ари грустно усмехнулся:
— Нет, родная, я не болен, не сошёл с ума и даже не пьян. Я всё вспомнил.
— Что ты такое говоришь?
— Сейчас узнаешь, — Карис поднялся, и сев, взял меня за руки. — Возьмись за браслеты.
Я послушно опустила руки ему на запястья, ощутив под ладонями холодную гладкость аметистов, и камни, отзываясь на прикосновение, тут же полыхнули лиловым пламенем.
— Дара, посмотри на меня.
Я вскинула голову, ловя взгляд тёмно-зелёных глаз, и замерла, накрытая волной воспоминаний Ари:
...зеленоглазый мальчик лет семи, с каштановыми, стянутыми в хвост волосами, прячется у подъездной аллеи... ...черноволосый юноша с белой полоской давнего шрама на лбу, остановив рослого вороного жеребца у могучего ясеня, подхватывает мальчика, сажая его на седло перед собой...
...гулкий топот копыт, ветер в лицо, просторный луг, покрытый молоденькой шелковистой травкой и пронзительно-тёмное, на фоне глубокой небесной синевы, каменное кольцо — Круг.
Две головы — темноволосая и каштановая, склонённые над толстой потрёпанной книгой. Юноша что-то увлечённо объясняет, мальчик внимательно слушает, потом, отодвинувшись от книги, тянется к стоящей неподалёку корзинке. Пышная поджаристая лепёшка с ягодной начинкой делится на две части и разговор на время прерывается.
Внезапно юноша поднимается с земли одним стремительным движением, подхватывая недоумевающего мальчика, и отодвигает его к себе за спину.
Я с трудом выплываю из омута чужих воспоминаний, уже догадываясь, что было потом:
'Это он?'
'Да, — боль в глазах Кариса рвёт мне сердце, — Эйден, мой старший брат'.
'Ари, я не хочу'.
'Любимая, пожалуйста, ради меня. Ты должна узнать'.
'Хорошо'.
Я снова ловлю его взгляд, возвращаясь в воспоминания:
Левая рука ложится на рукоять меча... В нескольких шагах от них возникает сгусток серебряного пламени, из которого появляется мужской силуэт...
Юноша, не оборачиваясь, делает едва заметное движение правой кистью, и мальчика резко вносит в каменное кольцо.
Внезапно упавшая сверху тьма не даёт видеть, но позволяет слышать:
— Что, колдун, не ожидал? Посмотрим, чего ты стоишь без своей магии.
Молчание сменяет звон мечей, мальчик, запертый в чёрном коконе, отчаянно бросается на выручку брату, но, отброшенный упругой магической стеной, вновь ощущает под лопатками холод камня.
Наконец, окружающая мгла медленно тает, разрешая видеть, и по глазам резко ударяет ставшее ослепительно ярким солнце.
Белое, как снег, с закрытыми глазами, лицо в обрамлении чёрных волос, залитая кровью рубашка...
Убийца, отойдя чуть вперёд и в сторону, наклоняется за поблёскивающим в траве мечом:
— Кто ж знал, что этот щенок ещё и сражаться умеет, не-ет, в другой раз за мага возьму втрое, — и краем глаза, углядев напротив что-то светлое, резко выпрямляется.
Зло сузившиеся глаза пристально изучают застывшую внутри Круга детскую фигурку.
Распростёртое в траве тело чуть заметно шевелится, вздрагивают ресницы и зелёные, уже затянутые смертной дымкой, глаза смотрят в небо.
Медленный, мучительный вдох — и, невесть каким чудом, всплывшее из памяти, древнее заклятие...
— Прости, малыш, — срывается с окровавленных губ.
Прозрачный кокон вокруг мальчика вспыхивает серебряным сиянием, и исчезает, унося его с собой.
Пронзительный свет снова сменяется непроглядной темнотой... краткий миг то ли падения, то ли полёта... удар... дикая боль...
Длинное серое беспамятство, изредка прерывающееся минутными просветлениями: медвежья шкура под спиной и поверх одеяла... горьковатый травяной вкус на губах... прохладное нежное прикосновение ко лбу... женское лицо с тревожной тенью на дне золотисто-карих глаз:
— Лиат, лекарь отказался, надо что-то делать, иначе он не встанет.
— Вот что, Мира, сходите-ка с Дарой к почтенной Нивене. Я сам попробую.
— Хорошо, родной. Дара, золотко, иди к маме.
Скрип захлопнувшейся двери, почти сразу на виски ложатся горячие тяжёлые ладони и серое марево превращается сначала в обжигающе-алое пламя, а потом — в тёплый золотой свет...
Я прерывисто вздохнула, убирая руки — браслеты нагрелись так, что обжигали кожу:
— Он тебя спас.
— И погиб, — глухо обронил Карис. Он резко побледнел, на лбу и висках мелким бисером выступили капельки пота. Обмен воспоминаниями отнимает гораздо больше сил, чем мысленный разговор.
Я молча откинула одеяло, и прежде, чем Ари успел что-то сказать, соскользнула с кровати. Не оборачиваясь, задёрнула прикроватную занавесь и отошла к окну. Не помню, сколько я там простояла, и о чём думала — очнулась только, когда Ари встал у меня за плечом.
— Ты же замёрзла совсем. Простудишься ещё, Нереа тогда с меня семь шкур спустит, — Карис подхватил меня на руки и понёс обратно. Я украдкой взглянула на него — глаза покраснели, но больше ничего не заметно.
— Ари, а кто она? — осторожно спросила я. — Родственница?
— Невеста Эйдена.
— Значит, она...
— Да, так и не вышла замуж, — Карис бережно опустил меня на кровать. — Что-нибудь хочешь?
— Нет, — я была сбита с толку и даже немного испугана — слишком резко всё встало с ног на голову. — Останься со мной, пожалуйста.
— Я не уйду, — Ари пристально посмотрел мне в глаза. — Пока сама не прогонишь.
— Никогда, — я спрятала лицо у него на груди и затихла — любимый рядом, живой, родной — вот оно, счастье.
Карис легонько поцеловал меня в макушку и прижал к себе.
Так — в обнимку — мы и заснули.
...Я осторожно повернула голову. В нескольких шагах, на соседнем крюке, действительно, кто-то висел.
И судя по всему, им занимались долго и основательно: левая половина лица — сплошное кровавое месиво, не иначе, латной перчаткой работали.
Ближний факел неожиданно затрещал, язык пламени качнулся в сторону мужчины, алый отблеск упал на каштановую прядь...
— Не-е-т!! — я рванулась к Карису...
— Солнышко мое, все уже прошло, все хорошо, — меня тут же подхватили и, прижав к себе, начали укачивать, словно ребенка. Я еще толком не понимая, где сон, а где явь, разлепила глаза и судорожно ухватилась за Кариса, не в силах произнести ни слова, но от родного запаха и тепла его рук ночной кошмар понемногу начал отступать прочь.
— Дара, любимая, обещаю, — горячие губы чертили дорожки по мокрым щекам, стирая мои слезы, — больше никто и никогда не сделает тебе больно. Не позволю, пока я жив.
Немного придя в себя, я попыталась улыбнуться, а то еще чуть-чуть, и неизвестно кого из нас надо будет успокаивать.
— Я... в порядке.
— Как же ты меня напугала, — чуть слышно выдохнул Карис и, взяв мое лицо в ладони, осторожно поцеловал в губы.
Я ответила, чувствуя, как в крови вскипает не просто желание — неистовая, почти звериная жажда жить и любить, вернуться к жизни здесь и сейчас...
...— Очень больно? — я отдернула руку, не решаясь дотронуться.
— Где? — Карис непонимающе скосил глаза на украшенное двойным отпечатком зубов плечо.
— Извини, милый, я нечаянно, — я отвернувшись, зарылась пылающим лицом в подушку — совсем с ума сошла, до крови укусила, хорошо клыки не выпустила, а то бы вовсе все плечо располосовала! Хотя, Ари сам напросился — довел до того, что я себя не помнила, если бы в него не вцепилась, от крика бы точно весь замок проснулся.
— Дара, ничего страшного, я и не заметил, — шепнул Карис, даже не думая выпускать меня из объятий.
— И заживет теперь быстро, да?
'Мать Милосердная! Что же я, ослица безмозглая, натворила!! А если...'.
— Повернись, — я резко села, полыхнув глазами, — сейчас же! Карису хватило одного взгляда на мое лицо — подчинился беспрекословно.
Я переместилась к столу: кажется, где-то там был нож. Да, игрушка для фруктов, но сейчас и он сгодится. Поудобнее перехватив затейливую рукоять, я вернулась к кровати и полоснула себя по запястью. Глубокий порез мгновенно засочился кровью — я зажала рану правой рукой и, выждав немного, впечатала окровавленную ладонь точно в укус. Но, кажется, немного перестаралась, алые струйки поползли вниз, на лопатку.
— Дара, что случилось? — забеспокоился Карис.
— Ни... — я замерла, не договорив.
На смуглой коже неожиданно четко проступил рисунок — лев с поднятым мечом.
Знак королевского дома, да еще и чистый. (1) Вот теперь мне стало по-настоящему страшно — Карис, и в самом деле принц, а это значит...
Я вновь, словно в нашу первую ночь, ощутила, что падаю в бездну, из которой невозможно выбраться — принцу и простолюдинке вместе не быть...
Усилием воли прогнав горькие мысли, я осторожно провела ладонью по плечу Кариса, стирая запекшуюся кровь. Корочка была чистой, без примеси черного, и у меня немного отлегло от сердца: обращение Ари не грозит, и даже шрама не осталось.
— Солнышко, — Карис, явно встревоженный моим затянувшимся молчанием, резко обернулся, — скажи: что стряслось?
— Все хорошо. Шерстью ты не обрастешь и на луну не завоешь, — я чуть усмехнулась. — Даже не надейся.
— А почему тогда у тебя глаза грустные? — спросил Карис, мгновенно догадавшись, осёкся, и обнял меня. — Я люблю тебя, и буду любить всегда — хоть принцем, хоть волком.
— Я люблю тебя, — эхом отозвалась я, приникая к нему, и поцеловала. Будь, что будет, но пока мы вместе, я отдам любимому всё, что есть и то же возьму взамен.
Раттея. Королевский замок. Месяц спустя.
— Догорает огонь... Пустота, тишина (2)
Затопила молчаньем холодным твой дом.
И еще одна ночь, не принесшая сна,
И опять темнота за высоким окном...
Тихо меркнет и падает с неба звезда,
Вновь заходится сердце в безумном огне...
Он уже не придет, не придет никогда.
Дева, плачь —
он ушел и погиб на войне...
Перед ранней зарей он простился с тобой,
И шагнул за порnbsp;— Песни мои в душу запали, вот и поделился.
ог в золотистый рассвет.
Не померк небосвод, и в дали голубой
Снова солнце взойдет, а его больше нет...
Жертву принял свирепый войны ураган,
И с мечом на груди он уснул вечным сном.
И над телом воздвигнут огромный курган...
Дева, плачь —
он уже не вернется в твой дом...
...Будет время катиться прозрачной волной,
Но не властно оно над любовью твоей.
Одиночества вечная тень за спиной
Упадет черной тканью на полосы дней.
Знай, покоя душа никогда не найдет,
И тебе не дано еще раз полюбить,
И забвенье к тебе никогда не придет,
Дева, плачь —
ты не сможешь его позабыть...
К концу песни в зале дружно замелькали платки, прослезилась даже королева.
— Благодарю вас, сеата э-Лиат. Это было прекрасно.
Я отложила лютню и молча присела в поклоне. Ну никак не могу привыкнуть, что я тепеnbsp;
рь сеата. Впрочем, Её Величество относилась ко мне лучше, чем можно было ожидать, пока, во всяком случае. Да и к Карису тоже, хотя и приходилась ему мачехой.
Но это-то как раз было понятно: как любая мать, она прежде всего беспокоилась о собственном сыне. Младшему единокровному брату Кариса — Арренту недавно исполнилось три года, а ребёнок на троне, что, учитывая возраст короля, вполне могло случиться — слишком заманчивая мишень для других претендентов на корону. Но сейчас, с появлением Кариса, Аррент отходил в сторону.
Пока я размышляла о превратностях судьбы, фрейлины, оживлённо шушукаясь, обсуждали песню. Почти все были уверены, что написал её, конечно же, наследный принц. Ещё немного, и они накинутся на меня с вопросами. Пожалуй, самое время сбежать.
Я придала лицу страдальческое выражение и, издав тихий стон, привалилась спиной к завешенной роскошным гобеленом стене.
— Сеата Дарейя, что с вами?
— Кажется, ей дурно!
Весь птичник, встревоженно кудахча, столпился около меня.
— Нужно лекаря!
Лекарь был бы совсем некстати, и я решила вмешаться.
— Не нужно лекаря, — я попыталась приподняться, но тут же опустилась обратно на скамью. — Ваше Величество, прошу вашего разрешения удалиться.
— Мы разрешаем. Паж проводит вас в ваши покои.
— Благодарю вас, Ваше Величество.
Когда мы, наконец, добрались до комнат, я искренне сочувствовала моему провожатому. Бедный мальчик так бережно поддерживал меня под локоток, словно я была хрустальной вазой. Как же, сопровождать названную сестру наследного принца, такая честь, что аж ноги подкашиваются. Любезно поблагодарив парнишку, я захлопнула дверь гостевой и вздохнула с облегчением.
Туфли я скинула у порога и босиком пролетела в спальню. Тяжеленный бархатно-атласный придворный наряд тут же полетел на пол — вот оно, счастье!
Переодевшись в простое тёмно-синее платье, я повернулась к зеркалу, и с обречённым вздохом принялась выпутывать из косы жемчужные нити. Будь здесь Ари, ему бы пяти минут хватило, а сколько я промаюсь — неизвестно.
Привычная злость на непослушные кудри сменилась глухой тоской, комната перед глазами задрожала и расплылась...
Я провела ладонью по мокрой щеке и поняла, что плачу.
Богиня, две недели без Ари, и я уже раскисла! Уронив гребень на полочку у зеркала, я забралась с ногами в глубокое кресло, перебирая в памяти совсем недавнее прошлое.
Те несколько дней в Вельте, пока мы приходили в себя, как оказалось, были единственным светлым пятном среди наступившей мглы.
Пожалуй, насчёт птичника я ошиблась: 'засахаренный гадюшник' — куда вернее.
В лицо — улыбки, комплименты — до того приторные, что зубы сводит; а за спиной — ядом брызжут, особенно дамы. Но, это ещё цветочки, а вот разговор с королём...
— Сеата э-Лиат, по зову Вашего Величества.
— Пусть войдёт.
Алая бархатная занавесь, расшитая золотыми львами, отдёрнулась с тихим шелестом, пропустив меня — по спине пробежала дрожь, а чутьё едва ли не вопило во весь голос, предвещая ну очень бо-о-льшие неприятности. Изнутри тенью выскользнул секретарь, оставив меня с королём наедине.
Положенный церемониальный поклон я выполнила с холодным спокойствием, настроившись на самое худшее. Впрочем, после застенков коронной службы меня мало что могло напугать.
Король галантно поднялся навстречу — видный мужчина, высокий, статный — ростом Ари точно в него пошёл, а из внешнего сходства только волосы — каштановые с золотистым отливом.
— Рад вас видеть, сеата Дарейя, — почти отеческая улыбка и, застывший в серо-голубых глазах, лёд. — Прошу, садитесь.
Я опустилась в кресло, уже привычным жестом поправив платье. Его Величество тоже занял своё место, откровенно изучая меня. Кажется, я его разочаровала — ни скромно опущенных глаз, ни смущённого румянца на щеках.
Ещё один цепкий пристальный взгляд и на столе передо мной появился запечатанный свиток.
nbsp;— Кто ж знал, что этот щенок ещё и сражаться умеет, не-ет, в другой раз за мага возьму втрое, — и краем глаза, углядев напротив что-то светлое, резко выпрямляется.
Зло сузившиеся глаза пристально изучают застывшую внутри Круга детскую фигурку.
&Распростёртое в траве тело чуть заметно шевелится, вздрагивают ресницы и зелёные, облагаемые налогом на десять лет.
Разумеется, вы вправе сейчас же посетить свои владения, но, поскольку, мой сын к вам очень привязан, надеюсь, что вы останетесь при дворе и сейчас, и после свадьбы наследного принца, — и снова пристальный взгляд, говорящий яснее любых слов:
'Надеюсь, девочка, ты понимаешь, что для наследника престола не сможешь стать никем, кроме любовницы. Смирись, иначе...'.
— Благодарю Ваше Величество за оказанную честь, — поднявшись, я присела в безукоризненном поклоне, на лице не дрогнул ни один мускул.
Интересно, чего ожидал король: обморока, слёз или послушного 'как будет угодно Вашему Величеству'?
Король, всё с той же отеческой улыбкой, кивнул головой:
— Вы можете идти, сеата.
Из королевских покоев я вышла с безмятежной улыбкой, скрывавшей безумную ярость. Понятно, что в качестве любовницы сына, я более чем устраивала Его В-Величество, чтоб ему...
Во-первых, аристократка — без году неделя, значит, нет влиятельных друзей, плетущих интриги. Во-вторых, сирота — значит, нет толпы бедных родственников, жаждущих денег и выгодных должностей.
Но делить Ари с другой женщиной — никогда! Один раз я уже уступила — больше не смогу.
А на следующий день Карис неожиданно отправился навестить семью матери, и я не сомневалась, что без Его Величества тут не обошлось...
Воспоминания окончательно растравили душу, и, подхватив с подоконника лютню, я уселась на полу посреди комнаты. После концерта для королевы, мне захотелось спеть что-нибудь для себя. Обычно, в таком настроении я начинала играть почти бессознательно — душа сама выберет, чего сегодня хочется.
— Ворожила на заре — встала к солнцу, (3)
Нить тянула, а окрасила кровью.
Ты сплетай мои слова, веретенце,
Я сегодня три дороги открою.
А и первая дорога под камнем,
А вторая все по веткам березы.
Третья — в небо за распахнутым ставнем,
Три ножа воткнешь в порог — да уж поздно.
Голубицей улечу сизокрылой,
Горностаем убегу под корнями,
Белорыбой уплыву — все постыло.
Не ищи меня, мой князь, за морями.
...За высокими горами укроюсь,
Схоронюсь средь лешаков и русалок.
Поклонюсь лесов хозяину в пояс,
Чтоб тебе не до меня, княже, стало.
Ворожила на заре — встала к солнцу,
Три ножа в пороге плакали кровью.
С нитью порванной лежит веретенце,
Да три ворона сидят в изголовье.
Роскошный шеданский ковёр заглушил шаги, но не зря говорят: 'сердце сердцу весть подаёт'.
Я обернулась, вскочила и, уронив жалобно звякнувшую лютню, бросилась вперёд. Карис подхватил меня и, прижав к себе, спрятал лицо в моих волосах. Я сплела руки у него на шее:
— Вернулся... наконец-то! — от Ари пахнет свежим ветром, а потемневшие от дождя волосы усеяны каплями влаги.
— Как же я соскучился! Солнышко... родная, любимая... — нежный поцелуй становится долгим и настойчивым, выпивающим дыхание.
— Любимый...
...Тяжёлая ладонь скользнула по волосам, спустилась ниже, пальцы ласково коснулись бешено бьющейся жилки на шее.
Я, чуть слышно вздохнув, уткнулась лицом в его влажное плечо.
— Дара, ты выйдешь за меня замуж?
Сначала я подумала, что ослышалась.
— Извини, что ты сказал? — я приподнялась на локте, вопросительно глядя на него.
Карис протянул руку, убирая упавшую мне на лицо непослушную прядь.
— Ты выйдешь за меня замуж? — в его глазах не было и намёка на веселье, а голос был серьёзным.
'Мать Милосердная! Он, что, на самом деле?!' — в голове бешеным хороводом закрутились мысли: 'Ари, неужели ты так и не понял, что теперь мы не будем вместе уже никогда. Ты — принц, будущий король, а я — простолюдинка, случайно попавшая из грязи в князи, да ещё и оборотень в придачу'.
— Нет, — я ответила сразу и без раздумий.
— Почему?! — в негромком возгласе смешались изумление и боль.
— Ты, наверняка, уже женат или обручён. Подумай сам...
— Нет, не может быть! — прошептал Карис. — Помолвку можно расторгнуть. Кроме тебя, мне никто не нужен.
— Да кто тебе позволит! — сев, я горько рассмеялась. — Быть сестрой наследного принца, хоть и названной — одно дело, а постельной игрушкой — совсем другое.
— Не смей!! — взвился Карис. — Не оскорбляй ни себя, ни меня!!
— Это не оскорбление, а правда. Самое большее, что тебе разрешат — найти для меня покладистого мужа и навещать два раза в неделю, а весь двор будет с удовольствием перемывать нам кости, надеясь, что, однажды, место в твоей постели окажется свободно.
— Значит, 'нет'? — в глазах Ари сверкнули зелёные огни.
— Нет.
— В таком случае, у меня остаётся только один выход, — его улыбка, как никогда, напоминала оскал.
— Какой? — осторожно спросила я.
— Очень приятный, — вдруг усмехнулся Карис. — Вылить все твои зелья в отхожее место и пару недель не выпускать из постели, — он выразительно глянул на мою талию. — Ты же не позволишь, чтобы нашего сына называли бастардом?
'Богиня, как он до такого додумался?'
Я, не ответив, соскользнула с кровати, и, набросив поднятое с пола платье, переместилась к зеркалу.
Ари, уже одетый, оказался рядом почти сразу — слишком быстро для обычного человека.
— Ты меня прогоняешь?
— Как ты мог такое подумать! — выдохнула я. — Я люблю тебя, ты же знаешь!
— Тогда почему?
— Даже если мы поженимся, твой отец, — я устало вздохнула, — никогда не признает наш брак. Я не гожусь в королевы, это — клетка, Ари, золотая клетка. Я не смогу жить в неволе.
— Если мне придётся выбирать между тобой и короной, — Карис нежно приподнял мой подбородок, пристально глядя в глаза, — я выберу тебя. Не забывай, ты — моя жизнь. Значит, уйдём вместе.
— Кто же тебя отпустит? Даже не надейся, — я криво усмехнулась. — Из этой тюрьмы уже не вырваться, разве что после смерти.
— Ничего, — Ари легонько поцеловал меня в губы, — я что-нибудь придумаю. Скажи только одно: ты согласна?
— Да, — я обняла его за шею. — Да, любимый.
Карис неохотно отстранился:
— Мне пора. У Его Величества ко мне разговор.
— Ступай, — я улыбнулась. — До вечера.
Оставшись одна, я задумалась, пытаясь понять, что случилось: сплю в последнее время, как сурок, глаза на мокром месте...
Богиня, не может быть!
'Ещё как может, — прорезался внутренний голос. — Припомни-ка как следует!'
Я пересчитала дни, чуть не сбиваясь от волнения, не поверила, пересчитала снова.
Всё сходилось — та ночь в тюрьме, я не выпила настойку ни до, ни после.
И что же теперь делать?
В глубине души я была уверена, что если мы попытаемся уйти из дворца — ничем хорошим это не кончится. Второй раз король исчезновения сына не допустит: отыщут где угодно, хоть на дне морском. А избавиться от неугодной невестки — в том, что Ари, узнав о ребёнке, тут же потащит меня в храм, можно не сомневаться — проще простого: расторгнуть брак или...
Лихорадочные раздумья прервал негромкий стук в дверь гостевой.
Перемещаться я не стала — прошла в комнату и открыла. Возникшая на пороге светловолосая девушка в сером платье присела в низком поклоне:
— Ваш обед, сеата Дарейя.
— Спасибо, Луэнна, — я забрала у девушки поднос, — накрывать не нужно. Я справлюсь сама.
— Но, сеата, — девушка ошеломлённо замерла на пороге, — как же так?
— Передохни немножко, — я заговорщицки ей подмигнула. Прекрасно зная, каково это — быть прислугой, я совсем не собиралась перенимать высокородную привычку относиться к слугам, как к говорящей мебели.
Луэнна просияла благодарной улыбкой, и выдохнув: 'Благослови Вас Богиня!', исчезла за дверью.
Я поставила поднос на стол и опустилась в кресло: телятина в винном соусе так умопомрачительно пахла, что у меня слюнки потекли. Но, уже собравшись попробовать самый аппетитный кусочек, я уронила его обратно в блюдо. Принюхалась ещё раз — обед оказался с подвохом: 'мирный сон' — кто-то явно не пожалел денег. Такой яд где и у кого попало не купишь. Вот только 'доброжелатель', к счастью, не подозревал, что я — оборотень, волчий нюх никаким соусом не обманешь.
Встав из-за стола, я подошла к зеркалу — теперь у меня просто не оставалось другого выхода.
Ладони сами собой легли на живот: 'Ничего не поделаешь, малыш, нам тут не место'.
Глава XXV
Отправив обед в отхожее место — уж там-то им никто не отравится — я вернулась в комнату, ощущая, как перед глазами плывут красные круги: от захлёстывающего бешенства дико хотелось рычать и рвать всё в клочья.
Хотя и с трудом, но всё-таки мне удалось, скрутив ярость в тугой жгут, упрятать её на самое дно души — слишком мало времени и слишком много дел.
Зеркало — высокое, большое, чуть ли не во всю стену — для Перехода подходило как нельзя лучше. Вот только кто его сделает? Прямой, да ещё и безвозвратный — тут впору к Верховному Магу идти. Придворный вряд ли сможет, а если и сможет... всё равно — его в это лучше не втягивать.
Придворный маг — Реннет эн-Айол, приходился Карису кузеном с материнской стороны, и был одним из тех немногих, с кем я разговаривала, не испытывая жгучего желания показать свой лучший оскал, мало того, он ни разу не намекнул на мои способности Источника.
Впрочем, Источник из меня, сейчас, честно сказать, был никакой. С каждым днём пользоваться 'волчьим даром' становилось всё труднее, и это была ещё одна причина для того, чтобы уйти: один раз мне повезло, но кто знает, что случится в другой?
Что ж, если не могут помочь маги, придётся рискнуть самой, ничего не поделаешь...
Подтащив кресло к зеркалу, я устроилась поудобнее, представляя себе поляну с двумя берёзами, склонившими до самой земли переплетённые ветви.
Размытая поначалу картинка, медленно, с трудом, но всё-таки обретала глубину и яркость. Ещё немного, самую чуточку...
Я обессиленно обмякла в кресле: голова норовила расколоться на части, в ушах противно звенело, а во рту ощущался солоноватый вкус крови — кажется, губу прокусила.
В зеркало я взглянула только через десять минут — и не поверила своим глазам: в стеклянной глубине застыла поляна, окутанная мягко мерцающей серебристой дымкой. Но вместо радости — у меня опять получилось, душу словно придавило тяжёлым камнем. Вот она — истинная Дорога Судьбы — не вернуться назад и не свернуть в сторону: вперёд и до конца, что бы там ни было.
Кое-как выбравшись из кресла — ощущение было такое, словно меня переехало мчащейся во весь опор каретой, я доползла до кровати и, зарывшись лицом в подушку Ари, мгновенно уснула.
— Вы хотели меня видеть, Ваше Величество?
— Да, Карис, — король сдвинул в сторону стопу пергаментов и встал навстречу сыну. — Как съездил?
— Спасибо, Ваше Величество, благополучно, — из двух кресел Карис предпочел то, что стояло поближе к жарко пылающему камину — за окном вкрадчиво моросил промозглый серенький дождик.
Несмотря на внешнюю безмятежность, Кариса очень тревожил предстоящий разговор. То, что местом для беседы были выбраны личные покои, а не приёмная, только усиливало его подозрения.
— Почему 'Ваше Величество'? Мы не на приёме, здесь хватит и 'отца'.
Карис тихо произнёс:
— Не получается. Наверное, ещё не привык.
Лицо короля на мгновение окаменело, принц отвёл глаза.
Справившись с собой, король бросил на сына испытующий взгляд и на столе появилась большая плоская шкатулка из красного дерева. Изящный ключик, с едва слышным шорохом, повернулся в замке, легко откинулась крышка. В уютных гнёздышках чёрного бархата покоились крупные, с мужскую ладонь, овалы.
— Вот, посмотри, — из резной рамки словно бы потянуло холодком. Точёные, словно у ожившей статуи, черты, пепельная, уложенная короной, коса, задумчиво-строгий взгляд голубых глаз. — Юлана Наэльская, старшая дочь правителя Западной Раттеи. Приданое — десять тысяч золотых и пограничный город. Лучшая из возможных партий.
— Нет, — короткое слово вдребезги разбило выжидательную тишину.
— Хорошо, — король, как будто не замечая разлившегося по комнате напряжения, передвинул шкатулку ближе к Карису. — Тогда выбери сам.
Опустив ладонь на крышку шкатулки, Карис, не взглянув внутрь, захлопнул её:
— Я уже выбрал — графиню Дарейю э-Лиат.
— Я прекрасно понимаю тебя, но о браке с ней и речи быть не может. Твой долг, как будущего правителя — жениться на Юлане, а её, — король слегка усмехнулся, — можешь взять в любовницы.
Карис не изменился в лице, только едва заметно сжались пальцы на подлокотнике кресла, да чуть сузились глаза, но вместо сидящего напротив мужчины, король словно видел обнажённый для боя меч.
— Я не изменю своего решения. Либо Дарейя, либо никто.
— Забудь о чувствах, подумай о том, что ты делаешь. Брак с Юланой — это выгодный политический союз, а твоё решение — даже не глупость, а сумасшествие.
— Значит, никто не удивится, если я передам право наследования принцу Арренту, — спокойно произнёс Карис. — Одним сумасшествием больше.
— Что ты сказал? — ошеломлённо переспросил король. Одно дело — когда влюблённый дурак отказывается жениться, и совсем другое — когда отказывается от трона.
— Отказ от короны — ничтожная плата за возможность быть с любимой. Нельзя разбить единственную душу, что в двух телах была заключена. (1)
— Сын, — по лицу короля пробежала тень, — оставь актёрские штучки. Ты уже не на подмостках.
— Ошибаетесь, — Карис подался вперёд. — Здесь играют все, но эта роль — не моя.
— Ты такой же упрямец, как Эйден, — криво усмехнулся король, — но он, хотя бы, предпочёл стать магом, а не герцогом. Пойми, наконец, ты больше ничего не должен этой простолюдинке — титула и земель ей вполне достаточно.
— Это вы поймите, — в голосе Кариса зазвучала сталь, — отцу и Даре я обязан жизнью. Без них я бы давно лежал в могиле.
— Отцу? — усомнился король. — Не пора ли тебе забыть о прошлом? Ты вернулся в свою семью.
— Лиат и Мирела стали моими родителями — я никогда их не забуду. И своего решения не изменю — моей женой станет только Дара.
Король заметно побледнел и слегка ослабил ворот парадного одеяния:
— Ступай, потом договорим.
— Вам нехорошо? — встревожился Карис. — Может, целителя позвать?
— Нет, просто проводи до спальни, — осторожно поднявшись, король опёрся на руку сына.
— Целителя я всё-таки позову, — Карис, поправив укутывающее короля одеяло, присел на краешек кровати. — И не спорь... отец.
Король, резко сев, несколько мгновений молча смотрел на сына, потом обнял.
— Кари, малыш... — глухой севший голос, сухая ладонь на склонённой голове, и вставший в горле ком...
— Тебе нельзя волноваться, — Карис чуть отстранился от отца, и взял с прикроватного столика кубок. — Прими лекарство, а я схожу за целителем.
Допив настойку, король слабо усмехнулся:
— Приказывать ты умеешь совсем неплохо для менестреля.
— А ты очень неплохо подчиняешься — для короля, — отозвался с порога Карис.
Едва за принцем закрылась дверь, король устало опустился обратно на подушки.
'Прости, мой мальчик, но ты не оставил мне выхода. У меня слишком мало времени, чтобы позволить тебе делать глупости'.
Рядом с кроватью, неслышно, словно тень, возник сухонький старичок в сером одеянии.
— Слышал?
— До последнего слова, — жрец Уводящей пристально взглянул на короля. — Я уже принял меры.
— Надеюсь, Моррен, очень надеюсь, что всё пройдёт удачно. Раттее нужен этот брак.
— Не извольте беспокоиться, Ваше Величество. Можете готовить посольство со свадебными дарами, хотя, вам пожалуй, стоит поболеть ещё дня три.
— Прекрасно, так и сделаем.
Открытие Перехода изрядно меня вымотало — спала я как убитая, а когда проснулась, за окном уже сгущалась вязкая осенняя полумгла.
Не открывая глаз, я попыталась дотянуться до Ари и, едва не свалилась с кровати, накрытая волной боли. Если этот чёртов король что-то сделал с Карисом, я его загрызу!!
Накинув первое попавшееся платье, я метнулась к зеркалу. Почуяв хозяйку, затаившаяся в стеклянной глубине серебристая дымка, ожив, начала подниматься к поверхности, но сейчас мне нужен был не Переход, а кое-что другое. Пальцы сами нашли нужный цветок — обрамлявшая зеркало резная рама была выполнена в виде гирлянды распустившихся роз — лёгкое нажатие, плавный поворот и передо мной открылся тёмный прямоугольник тайного хода.
Через минуту я уже открывала потайную дверь, спрятанную за охотничьим гобеленом в спальне Кариса.
Он стоял у окна, смотря в унылые сумерки, но сразу обернулся. Я замерла, ошеломлённо глядя на Ари — такая боль затаилась в зелёных глазах — потом бросилась к нему и обняла.
— Прости, Дара, — с трудом выговорил Карис. — Мы так и не освободились, попали из одной тюрьмы в другую.
— Что он тебе сказал?
— Хуже, — зло усмехнулся Ари. — Он сделал — нашёл невесту. Солидное приданое и сильные союзники. Я не согласился, сказал, что женюсь только на тебе и готов передать право на престол Арренту.
— А он? — чуть слышно спросила я.
— Сказал, что это — даже не глупость, а сумасшествие, — Карис устало вздохнул. — Я стучался в наглухо запертую дверь. Он прежде всего король, а уже потом — отец. И, боюсь, что Его Величество не остановится ни перед чем, чтобы достичь цели.
— Ты думаешь...
— Уверен, — голос Кариса наполнился усталой горечью. — Я не собираюсь подвергать тебя опасности. На завтра назначен Малый Совет. Раз не убедил король — попробуют советники, но, — Ари ехидно оскалился, — их будет ждать большой сюрприз. Отрекусь, как положено, в присутствии свидетелей, и сразу уйдём.
— Куда?
— Куда пожелаешь, родная. Купим новый фургон, пару лошадей и отправимся странствовать. Может, даже соберём собственную труппу. Согласна?
— Да, — я грустно улыбнулась, подумав про себя: 'Прости, любимый, но я уйду сегодня. Одна'.
— А не наведаться ли нам на кухню? — приняв решение, сразу повеселел Ари. — Ужин-то мы пропустили.
— Хочешь вогнать слуг в столбняк? Принцу в за одним столом с прислугой есть не положено.
— Нет, конечно, — хмыкнул Карис. — Зачем людей пугать? Просто возьмём чего-нибудь повкуснее и сюда вернёмся.
— Согласна, — выдавила я сквозь рвущийся наружу смех. — Всю жизнь мечтала совершить набег на королевскую кладовую.
Какая всё-таки удобная вещь — подземный ход, если, конечно, знать, куда именно идти. Благодаря ему, до кладовых мы добрались быстро и бесшумно. Я отправилась за едой, а Карис занялся винным отсеком, причём, судя по доносившимся оттуда восторженно-горестным вздохам, хотел бы прихватить с собой не пару бутылок, а всё что есть — разом.
Я повела себя чуть скромнее, возжелав всего лишь запечённую утку, шпигованного зайца, и на сладкое — пирог с абрикосами — вишнёвого не было, или не испекли, или съели до нас. Тщетельно обнюхав всё выбранное, я облегчённо вздохнула — яда не было.
Я уже собралась посмотреть, что там с Ари, надеюсь, его не придётся вытаскивать из бочки за шиворот, как услышала голоса:
— В-Ваше В-Высочество, Вы здесь? В такой час?
— Да, — похоже, Ари с трудом сдерживал улыбку. — Не волнуйтесь, почтенный Лавенн, это всего лишь небольшое ограбление, я уже ухожу.
— К-как будет угодно Вашему Высочеству, — надо отдать ему должное, главный повар даже умудрился не упасть в обморок, хотя, он вряд ли раньше заставал принца за похищением вина.
— Ну вот, — укоризненно заметила я, когда Карис вернулся с двумя бутылками, покрытыми толстым слоем пыли, — напугал человека до полусмерти.
— Ничего, сейчас он выпьет чего-нибудь покрепче, успокоится и уснёт, а утром решит, что ему померещилось. Пойдём, я и в самом деле проголодался.
...В камине уютно потрескивал огонь, на столе, украсившись густой бахромой потёков, догорали свечи. Ужин удался на славу, напомнив мне наш последний счастливый вечер на берегу озера. Как-то незаметно, мы перебрались на ковёр, вместе с одной из бутылей и бокалами. Карис опустил голову мне на колени, и я ласково перебирала шелковистые пряди.
— Спой, пожалуйста, — поднявшись, он сел рядом.
— Хорошо, — я протянула руку за лютней, прислоненной к ножке кресла:
— Расскажи мне, как я уходила, (2)
И как плакал дождь, а в небе не было звезд,
Как назад обернуться не было силы,
И мешались с дождем соленые капли слез.
Пусть сотрет мою память холодный северный ветер,
И дороги усталую душу от ран исцелят.
И уходит в беззвездную полночь воин рассвета,
Унося свою боль и без права вернуться назад.
Расскажи мне, как плакали струны,
Как горели стихи, оставаясь на сердце навек,
Как в глазах отражался пламень безумья,
И как в страшных мученьях во мне умирал человек.
Пусть сотрет мою память холодный северный ветер,
И дороги усталую душу от ран исцелят.
И уходит в беззвездную полночь воин рассвета,
Унося свою боль, и без права вернуться назад.
Расскажи мне о мокрой дороге,
Что сокрыла следы навсегда уходящего в путь,
Как застыли в суровом молчании боги,
Нежелавшие снова отнятое счастье вернуть.
Пусть сотрет мою память холодный северный ветер,
И дороги усталую душу от ран исцелят.
И уходит в беззвездную полночь воин рассвета,
Унося свою боль, и без права вернуться назад.
— Может, ты всё-таки скажешь, что происходит? — Ари забрал лютню, осторожно положил её на ковёр и обнял меня. Я тихонько вздохнула, опуская голову ему на плечо.
— Ничего, просто вспомнилась эта песня.
Пытливый, пристальный взгляд в ответ. Зелёные глаза медленно потемнели:
— А мне показалось, что ты прощаешься.
Мать Милосердная! Он, точно, меня насквозь видит!
— Совсем нет, — я изобразила улыбку.
Надеюсь, он поверит. Работать на публику мне удавалось без труда, но играть перед Карисом было почти невозможно, он слишком хорошо меня знал.
nbsp;— Может, ты всё-таки скажешь, что происходит? — Ари забрал лютню, осторожно положил её на ковёр и обнял меня. Я тихонько вздохнула, опуская голову ему на плечо.
;Ари отвёл взгляд и потянулся за бокалом. Я облегчённо вздохнула про себя: 'Кажется, поверил. Теперь только бы не сорваться!'
— А мне? — лёгкий, чуть капризный тон.
— Держи. За что пьём?
nbsp;— За нас, конечно, — чистый звон соприкоснувшихся бокалов, терпкая сладость, с заметной горчинкой. Вкус разлуки... Но, что бы ни было дальше, эта ночь — наша, и она ещё не окончена.
Уронив опустевший бокал, я в отчаянном порыве прильнула к любимому, и мир вокруг исчез. Сводящий с ума вкус полыни и мёда... сильные, ласковые руки, разжигающие желание...
...Короткий взгляд на левую сторону ложа: Ари безмятежно спал. Пожалуй, самое время.
Змейкой соскользнnbsp;Чтоб тебе не до меня, княже, стало.
ув с постели, я взглянула под ноги и усмехнулась: путь от дверей до кровати был отмечен разбросанной одеждой.
Возня с платьем отняла бы слишком много времени, а каждая секунда сейчас была на вес золота, поэтому я надела подобранную с пола рубашку Кариса.
Получилось чуть выше колена, но ничего, сойдёт. Да и кто на меня в потайном ходе любоваться будет.
Уже стоя на пороге, я не выдержала и обернулась, запечатлевая в памяти каждую чёрточку любимого лица: может быть, он всё-таки... нет — не простит, но хотя бы поймёт, пусть не сейчас...
Резко отвернувшись, я переместилась направо: к зеркалу — близнецу того, что было в моей комнате. Только здесь раму украшали львиные головы, одна из которых уже привычно подалась под пальцами. Зеркало беззвучно скользнуло в сторону, открывая ход, и тут же закрылось у меня за спиной.
В своих покоях я задерживаться не стала: зачем, если всё собрано. Одежда дожидается на кресле в гостевой: шерстяные штаны, такая же верхняя рубашка, высокие сапоги, меховая куртка с капюшоном. Пара минут — и готово. Выудив из-под кресла так и не разоnbsp;бранный мешок, прихваченный с постоялого двора 'Под лозой', я закинула его на плечо и, подойдя к зеркалу вплотную, коснулась стекла ладонью. Прозрачная глубина тут же превратилась в серебряную завесу — дорога ждала и я шагнула за Грань, не вытирая катившихся по лицу слёз.
— Солнышко... — но, даже не открывая глаз, Карис почувствовал, что Дары рядом нет. Рука упала на вмятину в подушке, ещё хранящую тепло, и почему-то сжалось сердце.
Встав, Карис резко отдёрнул прикроватную занавесь nbsp;— платье Дары смутно белело на полу, а вот его рубашки нигде не было. Губы мужчины тронула лёгкая усмешка — похоже, Дара так и не избавилась от этой привычки.
Куда она могла уйти так рано?
Ощущение тревоги становилось всё сильнее, проснувшееся чутье кричало, что нужно спешить. Быстро одевшись — штаны и сапоги, Карис открыл дверь за гобеленом, и пролетев через подземный ход, почти вывалился из-за зеркала в спальню Дары.
Комната была пуста, в гостевой тоже стояла мёртвая тишина — ни шороха, ни звука.
Кариnbsp;
&
&с на мгновение замер, потом, уловив краем взгляда серебристый отблеск, опустил взгляд на грудь. Амулет замерцал, и приподнявшись, потянулся куда-то в сторону, через правое плечо.
Карис обернулся — зеркало превратилось в полыхающий серебром занавес — и не раздумывая, шагнул через раму.
Под сапогами смачно хлюпнула густая грязь, в лицо ударило сырым холодком. Я ошалело проморгалась — темнота Перехода никак не отступала — и шагнула вперёд. Ни к Ведане, ни тем более, в деревню, идти не стоит, а вот Странника позову — прямо сейчас.
Но не успела отойти от Перехода и на пару шагов, как меня резко схватили за плечо, разворачивая назад.
— Как ты могла?!! — рявкнул растрёпанный полуголый Карис, прожигая меня бешеным взглядом. — Почему ушла без меня?!!
Я дёрнула плечом, сбрасывая его руку, и... согнулась пополам от острой боли, пронзившей живот...
...Хлопок ударившейся о косяк двери...
— Веда, помоги!
— На лавку, живо.
Дикая боль, расплавляющая кости и мышцы, и неудержимо рвущийся из горла вой...
— Дара, нет!!
Поздно... наверное, поздно... проснулся Зверь...
— Держи её!! — Железная хватка на запястьях... зажатый нос... кисло-горькая мерзость, льющаяся в безуспешно пытающийся вдохнуть рот...
— Браслеты, быстро! Надевай!!
Нежно-сиреневое сияние... тепло и покой...
Карис мешком осел на пол, вяло удивившись тому, что вроде бы ещё жив. Дождавшись, когда голова прекратила раскалываться на части, он чуть скосил глаза в сторону: Дара, укрытая одеялом, свернулась калачиком на широкой кровати. Невозможно было поверить в то, что всего несколько минут назад эта безмятежно спящая молодая женщина едва не превратилась в дикого зверя.
Дверь была прикрыта неплотно — из кухни доносился шорох шагов, негромкий стук посуды и вкусные запахи. В отличие от него, Ведана осталась на ногах и даже вполне бодро накрывала на стол.
Словно прочитав его мысли, женщина встала на пороге:
— Пойдем. Знаю, что ты устал, но нам нужно поговорить.
— А...
— Не волнуйся, — Ведана чуть улыбнулась. — Её сейчас и гром небесный не разбудит.
Подняться Карис кое-как сумел, но до стола в передней комнате дошёл на чистом упрямстве.
— Ешь, — перед ним появилось широкое блюдо с румяными ломтями жареной оленины, хлеб в плетёнке и кувшин с травяным отваром.
— Не хочу.
— Через 'не хочу', — Ведана решительно подтолкнула блюдо и полную кружку поближе к Карису, задержав взгляд на его амулете. — Тебе сейчас силы ох как нужны — вдруг Дару второй раз вытягивать придётся. Вместо отвара тебе бы сбитня налить, но нельзя — захмелеешь, вообще ничего не сможешь.
Карис нехотя протянул руку, взяв первый попавшийся кусок, и принялся жевать, не чувствуя вкуса.
Ведана присела напротив, пристально глядя на него:
— Ты мне вот что скажи: чем вы думали, когда в Переход полезли? Тебе ещё простительно, а вот Дара... ей же нельзя.
— Ничем не думали, — Карис сделал крупный глоток. — Дара решила уйти, а я пошёл следом.
— Оно и видно, — посуровела Ведана. — Хорошо, с Дарой, как проснётся, я сама поговорю. Поешь, и иди ложись, вид у тебя — краше в гроб кладут. Я тебе на печи постелила.
— Я лучше там, на полу лягу, мало ли что.
— А дойти сможешь? — усомнилась женщина. — Тебя шатает, как nbsp;— Любимый...
дерево на ветру.
— Уж как-нибудь, — усмехнулся Карис.
Ведана изучающе взглянула на него.
— А Эстин и впрямь постарался. Кто бы мог подумать, у меня бы так не получилось. Только вот откуда... — женщина побледнела, оглянулась на дверь спальни, снова взглянула на Кариса:
— Рассказывай...
— Что? — опешил мужчина.
— Про Выкуп, — Ведана, спохватившись, понизила голос почти до шёпота. — Сколько Дева ей отвела?
— Второй Выкуп равен первому, — Карис чуть запнулся, — третьего не будет.
— Второй? — на лице Веданы отразилась смесь недоверия и изумления. — Да как такое быть может! Впрочем... когда она в последний раз болела, сильно болела, помнишь?
— Такое захочешь — не забудешь, — нахмурился Карис. — Чёрный год.
— Мор, значит. Хотя, твой отец должен за эту напасть благодарственные свечи ставить, иначе ни видать бы ему короны, как своих ушей.
— Веда, — страдальчески поморщился Карис, — не надо. Мне эта корона и даром не нужна.
— Ладно, твоё дело, да и разговор не о том, — Ведана задумалась. — Постой, Даре тогда выходит, было девять?
— Только сравнялось.
— Она выздоровела и исчез отец, так? — добывать нужные сведения Ведана, похоже, умела ничуть не хуже коронных дознавателей.
— Да, — Карис невольно вздрогнул от непрошеных воспоминаний. — Мы ещё год в труппе пробыли, а потом всё как-то наперекосяк пошло — пришлось в деревню вернуться.
Ведана резко щёлкнула пальцами, и Карис чуть не свалился под стол от удивления: с полки над окном бесшумно соскользнул увесистый фолиант в тёмно-красном переплёте, и спланировав на стол перед женщиной, раскрылся на нужной странице.
Ведана углубилась в чтение, напрочь забыв про Кариса, и только через четверть часа, словно про себя, произнесла:
— Сходится.
— Веда, объясни, наконец, что происходит, — взмолился совершенно сбитый с толку Карис.
— Лиат не просто так от вас ушёл. Это и был первый Выкуп — он свою человеческую жизнь за Дару отдал. Теперь понимаешь?
— Ты хочешь сказать...
— Да. Встретив Мирелу, Лиат ушёл из Стаи. Если Волк сумеет прожить пятнадцать лет в человеческом облике, ни разу не поменяв ипостась, он навсегда становится человеком, не теряя при этом волчьих качеств. Ему нескольких дней до конца не хватило.
— Но тогда почему Уводящая сказала, что срок Дары окончен?
— А ты не догадываешься? — Ведана накрыла ладонь Кариса своей. — Она ведь тебя после ухода отца поддерживала, жизнь отдавала. Пусть и понемногу, но три года набралось.
— Значит, — лицо Кариса окаменело, — всего двенадцать лет...
— Меньше, — чуть слышно произнесла Ведана.
— Почему?
Потому что Эстин исцелил тебя только благодаря ей. От пары заклинаний никто не выздоравливал, чтобы по-настоящему вылечить человека, нужно отдать ему Силу — свою или заёмную. Эстин взял Силу у Дары, по-другому было никак — но даже для такого мощного Источника, как она, полное исцеление — это потеря нескольких лет жизни.
Карис едва удержался на лавке.
— И сколько ей... — горло перехватило, — ...осталось?
— Не знаю, Карис. Я всего лишь маг, а не Дева Пресветлая, — Ведана, не выдержав, опустила глаза. — Матери молись, чтобы Дара ребёнка родить успела.
— Ребёнка??
— Ты не знал?
— Нет.
— Теперь знаешь. Сын у вас будет.
Карис улыбнулся — мягко и нежно:
— Сын... Веда, скажи, новую жрицу в храм уже прислали?
В голубых глазах Веданы заискрился смех:
— Зачем тебе жрица? Вы уже женаты — целых три часа.
— Пожалуйста, не шути так, — выдохнул Карис.
— Я не шучу. Ты на неё свои родовые браслеты надел: отныне вы — муж и жена. Это самый древний обряд и самый надёжный. Брак на браслетах можно расторгнуть, только если кто-то из супругов бесплоден, но вам это не грозит. Ступай, поспи — а утром обрадуешь Дару приятной новостью.
— Непременно, — усмехнулся Карис, встав из-за стола, и уже на пороге спальни, обернулся:
— Спасибо, Ведана, за всё спасибо.
Глава XXVI
Тепло, мягко, спокойно. Просыпаться совсем не хотелось, и я повернулась на другой бок, решив ещё немного подремать, но всё вспомнила... и сон тут же удрал, как перепуганный до полусмерти заяц. Я осторожно коснулась ладонью живота, сосредоточилась, и на душе сразу полегчало — с малышом всё было в порядке.
Вот теперь можно потихонечку и встать. Но вместо этого, я сдвинулась на край кровати, опустив руку вниз.
Мою ладонь тут же накрыла другая — пальцы привычно сплелись и я умиротворённо вздохнула. Отчитывать за побег меня пока что не будут — надеюсь, поесть сначала дадут? Мы очень проголодались.
Карис, не выпуская мою руку, поднялся и присел на краешек кровати, пристально глядя в глаза:
'Дара, почему ты не сказала мне о ребёнке?'
'Потому что собой я ещё могу рискнуть, а тобой и малышом — нет, — честно ответила я. — Если от меня всерьёз решат избавиться, ты ничего не сможешь сделать'.
'И ты решила, вот так, всё перечеркнуть?' — золотые искры в глазах Ари исчезли, сменившись тёмной, почти до черноты, зеленью.
'А что мне ещё оставалось делать? Я не смогу жить и гадать, кого из нас первым отправят на встречу с Уводящей'.
Карис отвернулся, глядя на дверь, я молча застыла на кровати, казалось, время остановилось.
Когда Ари всё-таки обернулся, мне нестерпимо захотелось забиться под кровать, а ещё лучше — провалиться сквозь землю.
— Знаешь, — глуховато-устало произнёс он, и по моей спине пробежали мурашки, — я бы сейчас просто перегнул тебя через колено и... жаль, нельзя.
Пусть тебе наплевать на себя, на меня, но как ты могла не подумать о малыше? Что ты вообще собиралась делать: восемь месяцев на четырех лапах бегать или к тётке вернуться?
Она тебе вряд ли обрадуется, — меня словно обдало кипятком, лицо залила густая краска, а Карис неумолимо продолжал:
— В труппу тебя бы тоже не взяли, а если бы взяли, самое большее, месяца через три выставили бы. Повзрослей сначала, а потом уже решай.
Ари умолк, резко поднявшись и больше не глядя на меня, обронил:
— Пойду, дров наколю. Если что надумаешь — я на заднем дворе, — и вышел.
Я даже не могла пошевелиться, сидела, чувствуя себя нашкодившим щенком, которого взяли за шкирку и от души натыкали носом в собственную лужу.
Ещё не хватало утонуть в жалости к себе. Заварила кашу — вот теперь и расхлёбывай!
Я решительно откинула одеяло и потянулась за одеждой — штаны и рубашка висели в изголовье кровати. Рука попала в солнечный луч и на запястье что-то лилово сверкнуло. Я изумлённо вытаращилась на браслет Ари, непонятно как оказавшийся у меня на руке. Мало того, что он сидел как влитой, так ещё и почти не ощущался на коже, иначе я бы заметила его сразу. Снять его, вернее, их — второй браслет обнаружился на левой руке — я не пыталась, прекрасно помня, что вещички слушаются только Кариса, да и не до того сейчас было.
Быстро одевшись, я стянула волосы в хвост, влезла в сапоги и тихо вышла через заднюю дверь.
Карис наклонился за очередным чурбаком, поставил на колоду, но заметив меня, опустил топор, хотя подходить не стал.
Я спустилась с крыльца, под сапогами захрустели щепки — остановилась в шаге от него, глядя в глаза:
— Прости, я думала, так будет лучше.
— Для меня — нет, — тихо выговорил Ари, — и для тебя — тоже, а для сына — тем более.
— Для сына? — я шагнула к нему. — Откуда ты знаешь?
— Ведана сказала.
— Понятно, — я замолчала, ожидая ответа. Воцарившаяся во дворе тишина словно придавила меня к земле. Наконец, не выдержав, я отвернулась, чувствуя, что вот-вот разревусь, и в то же мгновение на плечи опустились тяжёлые ладони:
— Больше я никогда и никуда тебя не отпущу, слышишь, — Карис повернул меня к себе.
— Я не уйду, Ари, сыном клянусь, — я прильнула к нему. Родное объятие, тёплое дыхание у виска... Две половинки одного целого — навсегда.
— Между прочим, — Карис пристально посмотрел на меня, и в зелёных глазах заплясали бесенята, — ты умудрилась проспать нашу первую брачную ночь.
Я уставилась на него во все глаза, потеряв дар речи, и только через пару минут осторожно спросила:
— Ари, тебе Ведана вчера, случайно, настойки на мухоморах не наливала?
— Нет, а что?
— Это после нее обычно всякие мороки начинаются. И, пожалуйста, объясни, что это? — я сдвинула рукав рубашки, показав браслет.
— Это, — лукаво улыбнулся Карис, — брак на браслетах. Мы женаты самым что ни на есть законным образом и...
Окружающий мир вдруг расплылся, потом в глазах резко потемнело и я начала потихонечку оседать вниз.
— Дара, что с тобой? — накативший морок отхлынул так же внезапно, как пришёл, и я, слабо моргнув, инстинктивно уцепилась за Кариса. Впрочем, ...муж (нет, не может быть) успел подхватить меня на руки и отпускать, похоже, не собирался.
— Как ты? — его голос был полон тревоги.
— Всё в порядке, — я взглянула на него. — Ари, мы, в самом деле... женаты?
— Да, — он мягко улыбнулся, — и никуда ты теперь от меня не денешься, дорогая супруга.
— Как и ты от меня, — наконец-то поверив, мурлыкнула я и, пока Ари не успел опомниться, поцеловала. Надо же проверить, чем отличаются поцелуи мужа от поцелуев любимого. Не отличаются, мр-рр, совсем...
Блаженство было бесцеремонно прервано:
— Молодожёны, вы завтракать собираетесь, пока не остыло или ещё пару часов здесь постоите?
Я смущённо зарделась, а Карис спокойно отозвался:
— Ведана, мы уже идём.
В центре стола благоухала на всю комнату внушительная горка румяных оладий на широком блюде, рядом горделиво высился кувшин молока и три плошки — со сметаной, малиновым и земляничным вареньем.
Третью плошку я, мило улыбнувшись, нахально увела прямо из-под носа у мужа. Карис с наигранно тяжёлым вздохом придвинул к себе малину.
Через полчаса, допивая молоко, я задумалась — удастся ли мне вылезти из-за стола или не стоит и пытаться. Нет, надо встать и помочь Ведане — со стола убрать да посуду помыть.
Ведана, впрочем, неторопливо потягивала травяной отвар и выходить из-за стола отнюдь не спешила, словно дожидаясь чего-то. Карис, напротив, доев последнюю оладушку, почти сразу поднялся и, прихватив пергамент, перо и чернила, ушёл в спальню.
— Что случилось? — я не стала ходить вокруг да около.
— Ничего, — спокойно ответила Ведана. — Мне нужно с тобой поговорить, но без Кариса.
— И о чём?
— О том, — жёстко произнесла она, — с какой это радости ты в Переход полезла.
— Это моё дело, — ровно сказала я, — и я не хочу об этом говорить.
— Не хочешь говорить, — Ведана отставила кружку, взглянув мне в глаза. — Тогда послушай и запомни. Тебе, пока не родишь, ни в коем случае нельзя ни Переходом пользоваться, ни менять облик. Сама ведь заметила, наверное, что даже 'волчьим даром' стало трудно пользоваться?
— Да, — растерянно отозвалась я, — но почему?
— Потому что сейчас судьба ребёнка решается — чья кровь перетянет: волчья или человеческая. Карис — 'меченый', ты — наполовину Волк, всё на волоске висит. Если не хочешь волчонка родить — забудь пока о волчьей половине, стань обычным человеком.
Тебя ведь не просто так в Переходе скрутило, а Карис не Источник — во второй раз у него может не хватить сил.
— Спасибо, Ведана, я поняла.
— Вот и славно, — женщина облегчённо вздохнула, словно сбросив с плеч тяжкий груз.
Почти одновременно встав из-за стола, мы дружно занялись посудой. Едва я успела вытереть последнюю плошку, как на пороге спальни появился Карис с запечатанным свитком в руках.
— Веда, ты сможешь его отправить?
— Да, — отозвалась Ведана из кладовки с травами. — Оставь на столе. И принеси жене куртку, твоя на гвозде у входа.
— Зачем? — в два голоса спросили мы.
— Затем, что вы сейчас пойдете прогуляться, — невозмутимо сообщила Ведана, выходя из кладовки с туго набитым холщовым мешочком. — Тебе, Дара, нужно подышать свежим воздухом, а я попытаюсь кое с кем поговорить.
— Как скажешь, — понятливо кивнул Карис и через пару минут мы уже спускались с крыльца.
Дождавшись, когда за Карисом и Дарой захлопнется калитка, Ведана опустилась на лавку и, обернув раскрытую ладонь к противоположной стене, повелительным тоном произнесла несколько фраз. Бревенчатая стена избушки словно растаяла, открыв взгляду овал затянутого тёмной дымкой зеркала. Одно короткое слово, и тёмная пелена вначале посерела, затем стала прозрачной, а из зеркальной глубины медленно всплыла картинка — сидящая в высоком кресле русоволосая сероглазая женщина.
Тень улыбки скользнула по губам Веданы:
— Здравствуй, Нереа.
Целительница оторвалась от изрядно потрёпанного свитка и ответила точно такой же улыбкой:
— Здравствуй, Ярита. Вот уж кого не ожидала увидеть. Что случилось? Вряд ли ты нарушила многолетнее молчание без важных причин.
— Ты как всегда, очень догадлива, кузина, — усмехнулась Ведана. — Кажется, ты весьма неплохо меня заменила, не так ли?
— После того скандала, что ты устроила во дворце, нужно же было кому-то спасать репутацию семьи, но если ты решила вернуться, то я с радостью уступлю тебе место.
Ведана слегка поморщилась:
— Приветствиями мы обменялись, теперь о деле. Передай, пожалуйста, это послание Его Величеству, — ещё один жест, и запечатанный свиток послушно исчез в зеркале, чтобы мгновением спустя оказаться на столе перед Нереа.
— Так вот, куда они ушли, — словно про себя, заметила целительница, взглянув на печать, и неожиданно рассмеялась, искренне и от души. — Ох, Яра, что во дворце вчера творилось: узнав о побеге, Его Величество изволил мгновенно восстать с ложа болезни, и — за то, что маг не сумел подхватить Переход — так обругал бедного Реннета, что покраснели даже стены. Под горячую руку досталось заодно первому министру и, особенно, тейну (1) Моррену.
— Хотелось бы мне на это посмотреть, — улыбнулась Ведана. — Но, я боюсь даже представить, что случится с королём, когда он прочитает это письмо. Тебе, Нери, придётся запастись чем-нибудь очень действенным.
— И что ты посоветуешь?
— Березовое полено, — самым невозмутимым тоном ответила Ведана. — Огреть Его Величество с размаху по затылку — то, что нужно, даже не сомневайся.
— Очень любопытно, — кивнула Нереа. — Но, пожалуй, чересчур.
— Нери, — голос Веданы изменился, потеплел и встревожился, — тогда... вы так ничего и не узнали про Эйдена?
— Нет, — Нереа помрачнела. — Убийцу нашли, но это был обычный наёмник. Все переговоры велись через посредника, который на другой же день исчез непонятным образом.
— Прости, — Ведана на мгновение опустила глаза. — Но почему Кариса не искали?
— Искали, сетта Виолана сама пыталась тот Круг открыть, но так и не смогла. Отдачей от заклятия так ударило, что она чудом в живых осталась. А через полгода Совет Магов — Нереа горько усмехнулась, — единогласно заявил, что если уж родовые браслеты на поиск не отзываются, значит, Карис, скорее всего, мертв.
— И без короля здесь точно не обошлось, — словно про себя произнесла Ведана. — Все складывается на редкость удачно: родственник, имеющий больше всех прав на престол, лишается обоих наследников разом. Других детей жена ему уже вряд ли родит, а разводиться герцог не будет.
— Но корона все-таки досталась сету Рейвелу, — подвела итог Нереа.
— Как думаешь, — решила вернуться к делам сегодняшним Ведана, — ответ на письмо будет?
— Судя по всему, — Нереа чуть усмехнулась, — новости Его Величеству не понравятся, так что устный будет точно. А если он соизволит что-нибудь написать, я сама тебя вызову.
— Договорились. До встречи, кузина.
— До встречи.
— Что этот паршивец себе позволяет?!! — раненым лосем взревел чудом выздоровевший король.
— Прошу вас, Рейвел, успокойтесь, — королева, отвлёкшись от вышивания, взглянула на мужа. Король мерил шагами гостевую, стараясь не смотреть на злополучное письмо, в припадке ярости отброшенное в угол.
— Как я могу успокоиться! Все планы полетели псу под хвост из-за какой-то девки!
— В конце концов, Карису есть с кого брать пример: вам тоже, наверняка, говорили, что младшая дочь захолустного графа, и к тому же маг — не лучшая партия для будущего герцога.
— Герцога, но не короля! И род Виоланы был достаточно древним, а эта... — Его Величеству не хватило слов.
— Ответьте мне только на один вопрос, Рей, — поднявшись, королева подошла к мужу почти вплотную. — Вы любили свою первую жену, вы были с ней счастливы?
— Да, — недоумённо отозвался сбитый с толку король.
— Тогда почему вы лишаете своего сына права на любовь и семейное счастье? Поймите, наконец, что его почти двадцать лет воспитывали другие люди, он — уже не тот маленький мальчик, которого вы помните, а мужчина. И он имеет полное право сам решать, как и с кем ему жить.
— Посмотрим, что вы скажете, Мэлирен, если наш сын решит поступить точно так же.
— Я приму его выбор, — Её Величество отошла к окну, — даже если Аррент решит жениться на дочери золотаря.
Окончательно сражённый таким ответом, король застыл на месте, превратившись в соляной столп, и лишь несколько минут спустя обрёл дар речи:
— Я ожидал от вас, всего, что угодно, но только не этого.
— Прошу простить, если не оправдала ваших ожиданий, но для матери счастье сына важнее всего.
— Дорогая, — укоризненно заметил Рейвел, — вы не хуже меня знаете, что самое главное — благо страны, а счастье правителю заменяет долг. Я не могу согласиться на подобный брак, это невозможно.
— Рей, прошу вас, подумайте хорошенько. Если Карис решил отказаться от трона ради этой женщины, значит, это не пустая блажь и не глупое упрямство. И, если уж они готовы были переступить даже через кровное родство, чтобы быть вместе, то сейчас их ничто не остановит.
— Пожалуй, вы правы, но нет... это невозможно. Хотя, с другой стороны...
— Рей, один раз вы уже потеряли Кариса, — голос королевы дрогнул, — а сейчас, вы можете потерять его навсегда — по собственной вине. Может быть, пора вспомнить, что вы не только король, но и отец?
— Спасибо, Мэли, — король склонился к руке жены, — теперь я знаю, что делать.
Когда мы вернулись с прогулки, Веданы в доме не было, но посреди стола нас ожидал сюрприз — толстый свиток, перевязанный ало-золотой лентой, посередине которой красовалась королевская печать.
— Мне выйти? — читать королевские словоизвержения у меня не было никакого желания. Вряд ли в официальном письме будут неприличные выражения, но вот в неофициальном, наверняка.
— Нет, конечно, — Карис опустился на лавку и подвинул свиток к себе, но вскрывать не стал. — Готов поклясться, что узнаю о себе много нового и интересного, — в зелёных глазах промелькнула тень.
Я придвинулась к нему поближе и поцеловала:
— Вот теперь открывай. И мне всё равно, что там написано — даже если ты уже не наследник трона, а подметальщик улиц, я люблю тебя.
— Спасибо, солнышко, — Ари сорвал печать и развернул свиток. Вчитался, замер, снова вчитался, похоже, не веря написанному.
— Что там? — сдержать любопытство я не смогла.
— Официальное извещение о том, что вступив в неравный брак, я передал право престолонаследия принцу Арренту, но, несмотря на это, являюсь полноправным и законным наследником герцогства Арнел, как старший сын старшего сына.
Более того, если род принца Аррента пресечётся, то право на трон переходит к моим потомкам.
Я могла только ошалело хлопать глазами, поняв впервые в жизни, почему некоторые новости нужно запивать.
— Это сон!
— Посмотри, — Ари подал мне небольшой, сложенный вдвое листок. На нём крупным, чётким почерком была написана всего лишь одна фраза: 'Я люблю тебя, сын'.
На глаза сами собой навернулись слёзы:
— Значит, он понял...
— Да, — задумчиво отозвался Карис, и тут же, совсем другим тоном, спросил: — Ну, согласна стать герцогиней вместо королевы?
— Значит, фургон и труппа отменяются? — капризно поинтересовалась я. — Жаль...
Карис рассмеялся и притянул меня к себе:
— Сначала поедем в наши владения, а там посмотрим.
— Как скажешь, любимый, — выдохнула я, прежде чем раствориться в его поцелуе.
Раттея. Королевский дворец. Семь лет спустя.
— Ваше Высочество, это неразумно...
Шорох тяжелых, расшитых серебряной нитью, бархатных юбок, я услышала задолго до того, как моя мучительница свернула на дорожку, но переместиться уже не могла. Оставалось только терпеть.
— Сетта Мавина, что неразумного в том, что я хочу побыть одна?
— Но, Ваше Высочество, — в черных глазах старшей придворной дамы промелькнула укоризна. — В саду... в вашем положении... одной...
О Богиня, как же мне надоел этот курятник! Только-только оставила всех в гостиной, и вот... Куда бы сбежать?
— Сетта Мавина, ничего со мной не случится, — я добавила в голос чуточку властности, — ступайте к остальным, я скоро вернусь.
— Как будет угодно Вашему Высочеству, — женщина, поджав губы, склонилась в поклоне.
Да, мне угодно. Только и твердят с утра до ночи: 'Вам нельзя то, вам нельзя это...'.
Глядя вслед неторопливо удалявшейся сетте Мавине, я невольно усмехнулась: её недовольство ощущалось едва ли не кожей. Благородной даме, строго соблюдающей обычаи, брак принца и простолюдинки представлялся не иначе, как кошмарным сном, от которого, увы, невозможно проснуться.
Мало того, мы с Карисом упорно не желали понимать и принимать самых простых вещей, таких как отдельные спальни для супругов. При одной мысли об этом меня пробрал озноб — какие, к лешему, отдельные спальни, если я до сих пор иногда просыпалась от собственного крика, отчаянно цепляясь за любимого.
Впрочем, сетта Мавина — только цветочки, а ягодок — полный замок. С губ сорвался вздох: как же некстати королева-мать решила навестить родственников. В её отсутствие все обязанности первой дамы двора перешли ко мне, и за три недели я уже начала всерьёз опасаться, что скоро сойду с ума.
Случись такое, я бы просто осчастливила половину, если не больше, придворных дам. На Кариса они смотрели, как на яблочный пирог с корицей, а на меня — когда думали, что не вижу — как на таракана, упавшего в суп.
Впрочем, портить настроение совсем не хотелось и я отогнала неприятные мысли прочь.
Краткий миг удовольствия был нарушен шорохом, донёсшимся откуда-то сверху: я подняла глаза и едва удержалась от крика.
Окно второго жилья было открыто, и на ветке старого ясеня напротив него, ухватившись за прочный сук, сидел улыбающийся светловолосый мальчишка. Я похолодела, заметив, что из окна высунулась вторая встрепанная голова — каштановая.
— Дени!
Сын не отозвался, быстро взлетев на подоконник — у меня чуть сердце из груди не выскочило. Приятель протянул ему руку, и Эйден легко перебрался на ясень.
— Аррент, Эйден, что это за выходки?! — я с трудом перевела дыхание. — Немедленно слазьте оттуда!
— Есть!! — раздался дружный вопль в два голоса, тут же перекрытый стуком, грохотом и пронзительным тенором:
— Ваше Величество!! Ваше Высочество!! Это возмутительно!!
— Дени, что происходит? — я строго посмотрела на сына, но увидела лишь босые ноги. Пришлось пустить в ход самую серьезную угрозу: — Живо, пока отец не увидел!
— Что именно? — раздался из-за плеча родной голос и Ари опустился рядом на скамью. — Кажется, я пропустил что-то интересное.
— Очень интересное! Не знаю, что они натворили, но я только что видела, как эти двое вылезли из окна! А если бы...
— Тише, милая, — прошептал Карис. — Они ведь дети. Ну-ка, ребята, спускайтесь!
Кажется, помимо волков у нас в роду когда-то затесались и белки: с дерева малолетние проказники спустились так, что даже я почти ничего не слышала.
Ренни, вернее, Его Королевское Величество Аррент II, понимая, что ему достанется первым как старшему, покаянно повесил голову и принялся очень внимательно разглядывать землю под ногами.
— Аррент, объясни, что случилось? — Карису даже не понадобилось повышать голос, хватило одной интонации.
— Мы хотели узнать, маг наставник Велс или нет, — Ренни искоса глянул на Кариса.
Да, старший брат, заменивший отца — это не няни и фрейлины, которых можно очаровать невинным взглядом голубых глаз и милыми ямочками на щеках.
— Как?
— Ну-у, — протянул Ренни, — если бы он был магом, ведро бы на него не упало.
— Ведро? — негромко, но очень многообещающе уточнил Карис.
— С водой, — вступил в разговор Эйден, стоящий рядом с дядюшкой, — и даже без лягушек.
Я прикусила губу, скрывая улыбку. Эта накрепко спевшаяся — несмотря на разницу в три года — парочка за неполный месяц стала головной болью для всего замка. Откуда только их не приходилось снимать, вытаскивать и даже вылавливать — бедный замок, содрогавшийся от подвала до чердака и чудом не разобранный по камушку, наверное, предпочел бы выдержать столетнюю осаду.
— Прекрасно, — не спеша подвел итог Карис. — Вы немедленно принесете извинения наставнику Велсу и сделаете уборку в учебной комнате.
— Но, папа... — Эйден мгновенно осекся и умолк, потупив глаза.
— Обед — без сладкого, — продолжил Карис, — а вместо прогулки верхом наставник Велс продолжит прерванное занятие. Аррент, ступай к себе. Эйден, — сын, рванувшийся следом за другом, застыл на месте. — Подойди.
Дени замер под суровым взглядом отца. Я осторожно коснулась руки Кариса, накрывая его ладонь своей, но глаза мужа не потеплели ни на каплю.
— Эйден, ты ведь знаешь, что маме нельзя волноваться. Но почему-то совсем о ней не думаешь.
— Пап, я...
— Ты мог погибнуть, — глухо обронил Карис. — Вы оба могли погибнуть. Свалиться и сломать шею из-за бестолковой проделки...
Дени опустил глаза. Я крепче сжала пальцы любимого.
'Ари, хватит'.
— Простите, — выдавил сын. Вздохнув, я прижала tuj к себе:
— Дени, послушай, дело не в том, что я волнуюсь, а в том, что что-то действительно могло случиться. Пообещай мне и папе, что ни ты, ни Ренни больше не будете делать глупостей.
Сын вскинул на меня испуганные виноватые глаза и кивнул. Карис, хотя и не слишком поверил, но ничего не сказал.
Дени молча уткнулся лицом мне в плечо и, чуть слышно сопя, пытался сдержать слезы. Я ласково гладила растрепанные каштановые локоны, давая ему время успокоиться. Через несколько минут сын поднял голову и прижался щекой к моей щеке:
— Мама, даю слово.
Вот теперь я могла быть абсолютно спокойна. То, что слово нужно держать, Дени знал твердо, тем более, слово данное семье. Пусть он и не оборотень, но для тех, в ком есть хотя бы капля волчьей крови, семья — это всё.
И почти сразу я почувствовала, как уходит напряжение, окутавшее любимого. Несмотря на внешнюю холодность, он не меньше меня испугался за этого бесенка.
Карис коснулся плеча Дени и совсем другим тоном сказал:
— Иди, малыш, и не забудь извиниться перед наставником.
— Да, — кивнув, Дени высвободился из моих объятий и медленно, явно раздумывая, пошел назад, к замку.
Я проводила сына взглядом, пока он не скрылся за углом и попыталась встать, но тут же опустилась обратно на скамью — второй малыш решил напомнить о себе.
— Солнышко, как ты? — дрогнувшим голосом спросил Карис, наклоняясь ко мне.
— С нами все хорошо, — я улыбнулась, гладя его по волосам. — Можешь убедиться.
Карис бережно опустил ладонь мне на живот. Малыш тут же отозвался на прикосновение отца увесистым — я едва не охнула — толчком в правый бок.
— Может, все-таки вернемся? — негромко спросил Карис.
— Нет, — я решительно отказалась. — Не хочу.
Здесь я хотя бы могла свободно дышать. Угрюмая мощь серого камня давила даже на расстоянии, а внутри кольца замковых стен я и вовсе, чувствовала себя, словно в клетке.
Чуть повернувшись, я прильнула к мужу, потерлась щекой о зеленый шелк рубашки:
— Поскорей бы Ее Величество вернулась. Я домой хочу! — последние слова сорвались с губ, почти как стон.
— Милая, потерпи еще чуть-чуть, всего пара дней осталась, — по лицу Ари скользнула тень. — Мы же не можем бросить Ренни в этом гадюшнике.
Я только вздохнула, и тут же получила еще один, весьма ощутимый, пинок.
— Какой шустрый! — Карис улыбнулся, чуть передвинув руку, и я почувствовала, как ребенок потянулся следом.
— Похоже, он там метанием ножей занимается, — усмехнулась я, — особенно по ночам.
— Почему он, может, она? Или... — насторожился Карис, — ты уже знаешь?
— Знаю.
Откуда такая уверенность, Карис спрашивать не стал, а я не объяснила.
Но кроме того, что это снова мальчик, я знала и кое-что другое: в отличие от старшего брата, в малыше заговорила волчья кровь, и его появление на свет станет битвой, в которой я должна победить, удержать его в человеческом облике — любой ценой.
Отвлекшись от мыслей, я взглянула на мужа. Карис тоже задумался о чем-то своем и, судя по складке между бровей, не очень приятном.
— Ари, пойдем, прогуляемся.
— Да, конечно, — Карис встал и помог подняться мне. — Только недалеко и ненадолго. Тебе не стоит утомляться.
— Не беспокойся, — я легонько погладила его по щеке. — Пока ты рядом, с нами ничего не может случиться.
Карис улыбнулся и мы, не размыкая объятий, медленно пошли вперед. Через несколько шагов тропинка раздвоилась и я потянула Кариса вправо.
Устремляясь в пронзительно-синее небо, могучие, облитые багрянцем, клёны, полыхали словно свадебные свечи. Крупный, ярко-алый лист с тихим шорохом скользнул откуда-то справа. Карис подхватил его на лету, не дав упасть, задумчиво глянул на меня и отошел чуть в сторону.
— Милый, зачем тебе столько? — удивилась я, когда он вернулся с целой охапкой.
— Увидишь... — Карис по-мальчишески озорно улыбнулся, наконец-то отбросив все тревоги.
Пальцы так и мелькали, ловко сплетая листья за черешки и вскоре в руках Ари оказался пышный, рдеющий червонным пламенем, венок.
— Как красиво, — выдохнула я.
— А так, — Карис надел венок мне на голову и отступил на шаг — полюбоваться, — еще красивей.
Я шагнула следом, вскидывая руки ему на плечи:
— Наклонись, мне неудобно.
Ари послушно наклонился, даже не пытаясь скрыть искорки в глазах и, поцеловал так, что захватило дух.
— Разве так можно? — я отстранилась от него, пытаясь перевести дыхание. — Не своди меня с ума!
— Солнышко, мы уже сошли с ума, — шепнул Карис, — давно и безнадежно. И что, я не могу собственную жену поцеловать?
— Милый, — я многозначительно усмехнулась, — ты напрашиваешься на неприятности.
— Угадала, — Карис улыбнулся, обжигая меня изумрудным огнем глаз.
— Через три месяца, непременно устрою, — вкрадчиво мурлыкнула я. — Затяжную бессонницу, например.
— Только с тобой, — свернув с дорожки, Карис утянул меня под раскидистый клен и, прислонившись к дереву, осторожно обнял.
Я блаженно притихла в кольце его рук. Вот оно счастье — родное тепло, любимый запах — он и я, вдвоём. Без слуг, без придворных, без толпы просителей и жалобщиков. А если бы Ари был королем — я, пожалуй, и вовсе, забыла бы как он выглядит.
— Ари...
— Да, любимая?
— Нам уже пора решать, кого сделать вторыми родителями. (2)
— И что ты надумала?
— Если ты не против, — я чуть запнулась, — то — Лена и Эстану.
— Ничуть не против, — Карис улыбнулся, — но согласятся ли они?
— Согласятся, я сегодня же им напишу, — губы тронула улыбка.
Хотя прошло всего четыре года, но история женитьбы кайе Эллента уже стала легендой среди оборотней.
Кто бы мог подумать, что Вожак сильнейшей Стаи на юге, откажется от всего ради юной синеглазой красавицы, встреченной на придворном балу, а единственная дочь и наследница правителя Рутении — княжна Эстана осмелится ради Лена пойти против воли отца, тайно выйдя замуж за любимого.
— А имя?
'Лиат' мы произнесли в один голос.
— И пусть только посмеют снова предложить кормилицу! — меня затрясло. — Покусаю всех этих куриц!
— Солнышко, успокойся, — Карис припал щекой к моим волосам. — Никто из них теперь и рта не откроет.
Я собралась возразить, но в поясницу словно ударили кинжалом, дыхание перехватило, и я с трудом прошептала:
— Любимый... кажется, малыш не хочет больше ждать...
— Солнышко, еще рано, — побледневший Карис подхватил меня на руки.
— Ли думает по-другому, — выдохнула я, едва не теряя сознание...
Карис опустился на колени рядом с кроватью, держа жену за руку.
Сразу же вспомнилось рождение Дени — тогда его просто-напросто выставили за порог, заявив, что мужчине не полагается пребывать у постели роженицы. Ощущая боль Дары, как свою, он метался по комнате раненым зверем, почти сходя с ума от того, что не может ей помочь, и в конце концов, наплевав на традиции, вышиб дверь...
Чуть слышный стон вернул Кариса в настоящее. Дара, кусая губы, вцепилась в его руку с такой силой, что казалось, вот-вот хрустнут кости. На мгновенно побелевшем лице жены проступило странно-отрешенное выражение — словно здесь осталось только тело, а душа блуждала в каких-то неведомых далях.
Невольно вздрогнув, Карис почувствовал, как по спине зябко поползли мурашки, и почти сразу ладонь Дары стала ледяной — тонкие пальцы словно вытягивали из него силы. Только сейчас Карис отчетливо понял, какую цену платила Дара за то, чтобы помочь ему во время приступов. Он не мог пойти вслед за ней, но чутьё подсказывало — силы ей очень нужны, и Карис отдавал — раскрывшись полностью, не сомневаясь и не раздумывая.
Пронзительный младенческий крик разорвал серый туман, в который как-то незаметно погрузилась комната. Словно очнувшись от сна, Карис взглянул на Дару: 'Спасибо, любимый', — едва слышным шелестом слетело с искусанных в кровь губ, а в янтарных глазах засветилась усталая нежность.
— Дара, Карис, у вас мальчик, — через несколько минут рядом возникла улыбающаяся Нереа, кладя на руки Даре белоснежный свёрток.
— Мой маленький... — Дара бережно прижала сына к себе, вглядываясь в крошечное личико, но вдруг откинулась на подушки. — Карис, возьми...
— Дара, любимая, что с тобой? — Карис, уложив сына в стоящую рядом колыбель, снова присел на край кровати.
— Всё хорошо, милый, — Дара слабо улыбнувшись, притянула его к себе и поцеловала. — Я люблю тебя.
— Д-а-а-ра!!!
Едва уловимый взмах ресниц — невыносимая боль и бездонная пустота внутри, словно вырвали душу. Любимая ушла — и в тот же миг кончилась и его жизнь.
'Нет, не отдам!!!'
В уже знакомом сером тумане ее след мерцал алым, как строчка вышивки на небеленом полотне — значит, еще можно догнать... можно вернуть...
Шаг... еще один... и туман истончился, став едва заметной дымкой, потом исчез, а в лицо Карису ударил резкий ветер с привкусом морозной свежести.
На краю небольшой — всего-то десять шагов — каменной площадки, застыла женская фигурка в светлом платье, распущенные волосы темным плащом развевались на ветру.
Здесь мир разделился надвое: вверху — темно-синее, в искрящейся звездной пыли, небо; внизу — непроглядно-черная бездонная пропасть. А между ними — тонкий, пылающий пронзительно-белым светом Звездный Мост, Дорога Ушедших.
— Не смей!! — пролетев через площадку, Карис схватил жену за руку, остановив у последней черты — те, кто вступил на Звездный Мост, уже не принадлежат миру живых.
— Ари... — обернувшись к мужу, Дара попыталась отттолкнуть его:
— Уходи, сейчас же! Тебе здесь не место, — но, не сумев справиться с собой, прильнула к нему и обняла.
Подтверждая её слова, ветер злобно взыл, едва не сбив их с ног, но Карис только крепче прижал любимую к себе:
— Ты уйдешь со мной.
— Нельзя, — едва слышно произнесла Дара. — Мой срок пришел. Ты должен позаботиться о детях.
— Мать им нужнее, — неожиданно светло улыбнулся Карис, — я уйду вместо тебя.
— Нет, — Дара вскинула голову, глядя ему в глаза. — Уводящая не позволит. Ты сильный, ты выдержишь...
— Я никогда не смогу заменить им тебя... — с трудом выговорил Карис, в последнем безнадежном порыве, сжав жену в объятиях. — Дара, прошу...
— Если ты не уйдешь сам, я прогоню тебя, — в карих глазах заполыхало янтарное пламя. — Не заставляй...
— Дара...
— Клянусь, я это сделаю. Иди — к Дени и Ли.
— Не Ли — Дарейн. Я назову его твоим именем.
Родные губы тронула печальная улыбка, и Ари в ужасе почувствовал: это все.
Дара медленно отстранилась, провела ладонью по его щеке. Прикосновение было почти неощутимо, порывы ледяного ветра сжигали слабое тепло ее рук.
— Прощай...
Последнее касание губ ножом резануло по сердцу. Он рванулся вперед, пытаясь удержать тонкую руку, но Дара уже уходила прочь. Оглянувшись, она что-то произнесла. Карис прочитал по губам: "Береги детей".
— Я люблю тебя... Нет!!!
Ослепительно вспыхнул — принимая отлетевшую душу — Звездный Мост, и едва различимый силуэт женщины исчез в жемчужном сиянии...
Забыв обо всем, Карис бросился следом, но каменная твердость под ногами вдруг растаяла, сменившись ощущением падения. Измученное болью сознание милосердно погасло.
...Вокруг не было ничего, кроме непроглядной — ни звезд, ни солнца — тьмы, насквозь пропитанной обжигающим, словно плеть, холодом.
Стылые Пустоши — пристанище неупокоенных душ, обреченных вечно блуждать во мгле. Но эта чернота была ничем, по сравнению с ледяной пустотой, сковавшей душу Кариса:
"Зачем мне жизнь без нее?!"
Боль внутри была невыносима, и даже холодные капли слез, которые мужчина ощущал на щеках, не могли ее облегчить. Он был почти готов раствориться среди окружаюшего мрака, когда совсем рядом раздался чуть слышный, даже не шепот — вздох:
"Береги детей..."
— Дени... — с трудом поднявшись, Карис двинулся куда-то, сам не зная, вперед ли, назад. Чернота, казалось, сгустилась еще больше, но перед глазами зажегся слабый огонек.
Холод, обволакивающий со всех сторон, высасывал остатки сил. Идти с каждым шагом было все труднее, а боль становилась все нестерпимее...
Пристально, до рези в глазах, всматриваясь вперед, Карис пытался понять, что ищет в призрачном сиянии...
Неожиданная вспышка выхватила из тьмы детскую фигурку и Карис узнал Дени. На его руках, глядя на отца удивительно серьезным взглядом золотисто-карих глаз, лежал спеленатый младенец.
— Папа...
Еще одно, последнее усилие, и Карис шагнул к сыновьям.
Боль потери, свившись тугими кольцами, затаилась на дне души, отступив перед глубокой печальной нежностью.
Ради детей, ради любимой: ведь пока жив он — будет жить она — в душе, и в сердце.
nbsp;
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
