Бэлла Донна (главы 1 - 7)

Начато 17 мая 2009 года

Книга первая. Бэлла Донна

Вэлкам, Донна Бэлла,

В мир, где нашим стервам

Эльфов раздают, престиж и славу!

Ох, простите, Бэлла!

Расхватали стервы

Славу и престиж,

Вам остался... шиш!

Вольные фантазии на тему песни "Uno momento. Hародная итальянская песня"

из кинофильма "Формула любви"

Запев

— Бэллочка, иди огурцы поливать! — звала бабуля, силясь перекричать телевизор.

Я возмущённо фыркнула, улеглась поудобнее на диване и прибавила звук. Ненавижу, когда меня отвлекают! Я тут, между прочим, важным делом занимаюсь — метидирую под голос солиста любимой группы. Дышу свежим ветерком, который врывается в окно, смотрю на пылинки, кружащие в луче солнца. Когда я последний раз убиралась? Не мешало бы пропылесосить диванное покрывало "типа леопардовое" и выкинуть увядшие тюльпаны из вазы, но неохота! Раз пылью пока не задыхаюсь, значит, уборка подождёт.

— Бэллочка, ты меня слышишь?

"Слышу, слышу!" — подумала я, сразу вспоминая Зайца из "Ну, погоди!" Слышу, но никуда не пойду. Я только что вернулась с репетиции школьного выпускного, устала до жути пять раз повторять один и тот же стих и теперь хочу морально отдохнуть, а не топтать грядки!

Хлопнула входная дверь, заскрипели половицы в сенях. Идёт костлявая по мою душу... не-а, не Смерть. Моя дражайшая бабуля.

Я уставилась в телевизор. Такая хорошая песня, а меня отвлекают!

— Бэллочка! — раздалось сзади. — Заснула, чё ль?

Я! Не! Белочка! Надо вам белочку, обращайтесь к папане за самогонкой!

Состроив удивлённое лицо, я приподняла голову, обернулась и уставилась на бабулю, застывшую у часов-ходиков, таких же старых, как она. Два антиквариата — пара.

— Ну чё ещё? — буркнула я.

— Помоги, а? Огурцы полить надо, вокруг них от сухости земля аж потрескалась.

— А это ты видела? — я демонстративно вытянула руки. — Я чё, зря на выходные в город ездила, ногти наращивала? Знаешь, сколько денег стоит? Поломается маникюрчик, будешь из пенсии выплачивать! — я вжалась в диван, который уже, наверно, протёрла спиной.

— Чай к выпускному отрастут, — бабуля даже лицом просветлела. — Нашла заботу!

— Конечно, отрастишь тут, один раз слазишь в погреб за картошкой, и весь маникюр коту под хвост! — гнула я своё.

— Так, лентяйка! — бабуля решительно прошмыгала через зал и выдернула вилку телевизора из розетки. — Хватит когтями трясти, иди, делом займись! А то матери скажу!

— Ну чё ты так сразу... — пошла я на попятную и, кряхтя не хуже бабули, слезла с дивана. У маманьки нрав крутой, прибьёт — не заметит. За невинный поцелуй с Димкой она так отодрала меня ремнём, что синяки неделю сходили, а ещё грозилась папане настучать, что у него дочь вертихвосткой растёт. Почему вертихвосткой-то? Я, кроме Димки, ни с кем не встречалась... Ну разве что с Артёмом, но это было давно и неправда, с Евгенем мы просто хорошие друзья, а Мамаев вообще не считается!

На крыльце я пять минут гладила кошку Муську, две минуты искала калоши, а после долго потягивалась и позёвывала. Лень звала обратно, на родимый диван, где можно помечтать о чём-нибудь приятном, а когда в руках тяжёлая лейка, ничего хорошего в голову не придёт, только жалость к себе, тоска и безнадёга. Вон на небе тучки собираются, зачем огород поливать, если скоро дождь начнётся? Но бабуля у меня оригинал, она и в ливень будет бегать с лейками-шлангами между разлюбимейших грядок.

Распахнувшаяся входная дверь врезала мне по спине. Я отпрыгнула и зашипела от боли. В проёме стояла бабуля с вёдрами. Пустыми. Ой, это плохая примета...

— Бэллочка, ты ещё тут?

— Иду, иду, — и я, бодренько потирая ушибленную лопатку, зашагала к огороду.

Бэлла Базарова, Белка... дурное имя! Мои родители считали, что пушкинский герой Базаров был без памяти влюблён в черкешенку Бэлу, вот и блеснули эрудицией, когда меня называли. Что ж не Каштанкой? Книголюбы, тоже мне! А я, как дура, верила этой романтической ерунде, хвасталась своим именем... лучше бы посмотрела, сколько в доме книг, и сделала выводы! Под кроватью смирно пылились три томика в истёртых обложках: "Народная медицина", "Аэлита" и "Поделки из природных материалов". Из домашней библиотеки я прочла только "Аэлиту", и то лишь потому, что папаня обмолвился, что это очень поучительная история о том, как два мужика заперлись в сарае с ящиком водки и полмесяца летали на Марс. Если это так, то мой родитель — космонавт со стажем, он не только на Марс, он на Сникерс летал, и на Баунти — райское наслаждение. А я из той книги ничего не запомнила, да и вообще читать ненавижу, скучно!

Поливая огурцы, я уныло поглядывала на небо. Этот май выдался сухим, родные все уши прожужжали своим: "Когда же к нам в Шамайку дождь пригонит?" — и замучились щёлкать каналы и выслушивать прогнозы погоды. Сегодняшние тучки выдались тощенькими, вряд ли от них будет толк, скорее, мимо пройдут. А лунки с огурцами никак не заканчивались, и уже хотелось повыдергать эту рассаду, чтобы проблем не создавала и глаза не мозолила.

Тихо проворчал гром, от неожиданности я оступилась и облила из лейки свои лучшие спортивные штаны. Тьфу ты, невезуха!

— Ты бережней поливай, под корешок! — посоветовала бабуля, которая, согнувшись в три погибели, полола делянку с редиской.

— Ничё, не сдохнут! — откликнулась я. — И ваще, зачем нам их так много? Насажали, блин... забыли, как в прошлом году половину огурцов козам скормили?

— Ты понапрасну языком не трепи! И как всё сделашь, парник закрой.

Я с грохотом поставила лейку на тропинку, присела перед огурцами и аккуратно, чтобы не повредить маникюр, принялась натягивать плёнку парника. Неудобно-то как...

Мои размышления прервал заморосивший дождик. Я наигранно завизжала и побежала под яблоню, чуть не выпрыгивая из калош. Под цветущими ветвями на меня не попадало ни капли, впрочем, и за пределами моего укрытия этот с позволения сказать дождь никого не тревожил. Бабуля спокойненько возилась в грядке, чтобы потом жаловаться, что у неё "спина отваливается". Плюнула бы на огород, как я, нет же, копается в нём, будто без этого жизни нет. Правильно Димка повторяет, всех на старости лет тянет к земле.

А вокруг царил на удивление тихий вечер, мелкие тучки кружились только над нашим домом. Тёплый ветерок срывал белые лепестки с вишен и яблонь, они кружились вокруг, как снег, путались в моих волосах. За соседским домом проступил зыбкий полукруг радуги, я шагнула ему навстречу и вдруг заметила слева свечение...

В прошлом году мы поменяли калитку, а старую, снятую с петель, прислонили к дому. И сейчас её контуры сверкали, точно озаренные золотистым светом. Может, подвыпивший папаня закатил туда включенный фонарик? Я подошла ближе, села на корточки, заглянула между калиткой и стеной дома, но ничего сияющего не нашла. Дымом не пахло, значит, ничего не горело.

Калитка с обратной стороны не светилась, оставаясь такой же серой, какой была всегда, зато явственно ощущался запах сырости и затхлости. Муська, что ли, тут туалет устроила? Я обернулась к огороду. Бабуля не обращала внимания на странности, ползала по обожаемым грядкам. Больше своего огорода она любила разве что коммунистов и лично товарища Брежнева, потому что при Брежневе отхватила где-то шикарный настенный ковёр. Ну и ладно, я сама разберусь!

Хихикая, я вежливо постучала костяшками пальцев по доскам, подумала: "Сим-сим, откройся!" — и взялась за металлическую ручку. Раздался щелчок, в лицо пахнуло сыростью, а проклятущая калитка вдруг распахнулась сама собой, будто была подвешена на невидимых петлях. И за ней... за ней не оказалось завалинки и стены дома... нет, там находилась странная комната, залитая золотым светом. Смутно угадывались полки с банками-склянками и обнажённое тело, распростёртое на полу.

Я хотела заорать, но не смогла выдавить ни звука, крепко зажмурилась, отшатнулась. Неизвестно откуда взявшийся ветер сбил с ног и потащил к калитке. Я, наконец, истошно завизжала, но тут тело свела ужасная судорога, что-то, похожее на землю, забило рот и уши, и наступила темнота.

Сначала я ощутила жуткий холод. Он обволакивал тело, забирался между пальцев и порождал целый табун племенных мурашек. Я вздрогнула, открыла глаза и не увидела ровным счетом ничего. Зато поняла, что лежу на спине с раскинутыми руками и ногами, и одежды на мне — ни клочка.

Так, что это за шутки? Где я? Может, ослепла и угодила в больницу? Ага, а раздели меня зачем?

"Стоп! — скомандовала я сама себе. — Главное — не паниковать!"

Откуда-то лилось бледно-золотистое свечение. Значит, я всё-таки вижу! Мне сразу стало легче. Потом вернулось обоняние, и это было зря, потому что я скривилась от запаха разложения вперемешку с ароматом мяты. Живо вспомнила, как доставала кочергой из-под дивана потравленную мышь, уже начавшую разлагаться. Дня три потом на мясное смотреть не могла, мне сразу являлся призрак загубленного грызуна, казалось, это он лежит на тарелке вместо котлеты. Я отогнала неприятные воспоминания, кое-как справилась с приступом тошноты.

Затем восстановился слух. Казалось, уши забило ватой, и единственный звук, который доносился издали, напоминал капание воды. На ум пришли изуверские пытки, потому что удары капель словно молоточком били по обнажённым нервам. Я затравленно огляделась. У дальней стены проступили полки, заставленные грязными банками, стаканами, змеевиками. Завод по производству суррогатной водки, что ли? Или эти заводы по-другому выглядят?

Так, где я, всё-таки?!

В левом углу обнаружился грубо сколоченный ящик, рядом разбитая лодка. В противоположном — ворох тряпья. Я с трудом поднялась с пола и оцепенела. Что-то было не так. Руки и ноги не слушались, найти равновесие не получалось. Накатила слабость, всё вокруг закачалось, пол предательски перекувыркнулся, и я шлёпнулась на него. Запоздало заметила, что он сырой, а пахнет от него мокрой землей. Как в могиле...

Меня затрясло, не от холода, а от страха. Что происходит-то? Я с ума схожу? Укрепленный балками потолок, кривые стены, какие-то бурые толстые петли, корни, что ли? На психушку не похоже, там стены вроде подушками обивают...

Я в пещере?

— Мама... — неуверенно позвала я и заорала: — Мама-а!! — оказалось, ещё и охрипла. — Папа? Бабуля? Ну хоть кто-нибудь! Эй!

Тишина. Всепоглощающая кромешная тишина.

— Есть тут кто? — всхлипнула я.

Обернулась и взвизгнула. На полу слабо светилась пятиконечная звезда, вписанная в круг. Похоже, в ней я лежала, когда очнулась.

Сатанисты. Я попала к сатанистам! Есть же христианские секты затворников, вот и сатанисты решили не отставать, под землю полезли. И меня за собой потащили! Сначала дома, на глазах бабули, огрели чем-то тяжёлым по голове, потом приволокли сюда, как заложницу. Я ощупала шею в поисках крестика и не нашла. Украли! А меня теперь в жертву принесут, точно!

Мысли заметались, как бешенные. Живой я не дамся! Я поднялась на ноги, будто налившиеся свинцом, доковыляла до кучи ветоши, завернулась в первую попавшуюся тряпку. Неподалёку обнаружилось весло, я вцепилась в него, как утопающий — за соломинку. Отбросила с лица тёмные волосы. Они почему-то оказались длиной аж до колен! Парик?

Та-а-ак-с, сатанисты оказались ещё и стилистами! Я живо вообразила ватагу Сергеев Зверевых в чёрно-красных плащах с капюшонами. Угрюмые лица, густо подведённые горящие глаза, клыки из-под губ бантиком. Чёрт бы побрал всех этих сатанистов! Только это им не страшно, им чёрт — брат родной.

Я почувствовала чьё-то присутствие за спиной. Сзади подкрались, твари! Я сжала весло, резко повернулась.

Это был он... в плаще... с капюшоном... и лицо гея московского обыкновенного... какими я их себе представляю, потому что живьём не видела.

— Щаз милицию позову! — заорала я охрипшим шепотом. — Милиция! Участковый! Дядя Гриша!

Сатанист-стилист застыл.

От страха у меня закружилась голова, затряслись колени, а весло вдруг стало неимоверно тяжёлым и заплясало в руках.

— Не подходи! — вместо приказа получилось что-то умоляющее. — Убью, зарежу! — я замахнулась веслом.

И тут второй раз за день пала тьма.

Песнь первая. Жертва обстоятельств

Куплет первый. Охота на некроманта

В округе завелся некромант. Строго говоря, ничего странно в том не было, в последнее время появилось много доморощенных колдунов и ведьм, а всё из-за того, что власти разрешили печатать магические книги. Разумеется, наместники и управляющие брали с продаж высокие налоги, обогащались и хоть бы раз задумались о последствиях! Просветили народ на свою голову, а кому присматривать за любознательными и начитанными адептами тьмы?

Кто-кто, а Рэморин точно не собирался этим заниматься! Он тихо-мирно возвращался в столицу после того, как навестил родителей, и остановился на ночлег в деревушке под названием Маулентия. Местные жители откуда-то узнали, что он волшебник, и слёзно просили избавить их от некроманта. Неделю назад кто-то раскопал могилу старухи Карганилы, и деревенские встревожились.

Что было делать, не отказывать же... На следующий день Рэморин отправился на переговоры со злодеем. Хотел управиться до обеда, но с утра пришлось исцелять от лишая кошку управляющего Маулентии, и Рэм освободился лишь к вечеру. Не потому, что лечение было тяжёлым, а потому, что больную оказалось очень трудно найти, поймать, а тем более удержать.

Рэморин в раздумьях остановился на пригорке, сложил на груди руки, исцарапанные неблагодарной пациенткой. Внизу раскинулась тополиная роща, тянувшаяся до самой реки, дальше, на горизонте, вздымались отроги Серых гор, казавшихся синеватой дымкой на ясном полотне небес. Ветер донёс речную прохладу, захотелось искупаться, а не жарится на солнце, палящем так, словно стоял разгар лета, а не весна. А потом долго валяться на песке, вдыхать запах ила и смотреть, как неуловимые стрижи рассекают воздух. Но приходилось искать злого и страшного некроманта, если он вообще существовал в природе. Возможно, на усопшей были фамильные драгоценности, на которые позарились воры, вот и вся разгадка.

Во всяком случае, Рэму, эльфу из приличном семьи, придётся в этом разобраться. Надо же с чего-то начинать карьеру! И кто сказал, что эльфийские двадцать шесть лет — это сущее детство и не возраст для свершений? Рэм в себя верил. Наши мечты сбываются... "знать бы ещё, у кого", — добавлял в таких случаях куратор.

Деревенские мальчишки-пастухи ещё вчера подсказали, где искать некроманта. Конечно, в пещерах у реки, раз изверг возится с мертвяками, ему самое место под землёй.

Народная логика — самая непрошибаемая и железная, и Рэм с ней спорить не стал. Зорко оглядел окрестности и заметил нору шагах в десяти от себя, в отвесном песчаном склоне пригорка, прямо под старым тополем. Лаз загораживала снятая с петель дверь, на которой было вырезано неприличное слово. Рэм припомнил жалобы селян... да, одна мучимая отдышкой женщина причитала, что на днях какой-то "извращенец, чтобы ему только с гоблинами любиться" стащил дверь с её нужника. Особая примета пропажи — неприличное слово, которое вырезал "племяш-пакостник, чтоб ему гоблин в чай плюнул".