Бэлла Донна (главы 1 - 7)

Начато 17 мая 2009 года

Книга первая. Бэлла Донна

Вэлкам, Донна Бэлла,

В мир, где нашим стервам

Эльфов раздают, престиж и славу!

Ох, простите, Бэлла!

Расхватали стервы

Славу и престиж,

Вам остался... шиш!

Вольные фантазии на тему песни "Uno momento. Hародная итальянская песня"

из кинофильма "Формула любви"

Запев

— Бэллочка, иди огурцы поливать! — звала бабуля, силясь перекричать телевизор.

Я возмущённо фыркнула, улеглась поудобнее на диване и прибавила звук. Ненавижу, когда меня отвлекают! Я тут, между прочим, важным делом занимаюсь — метидирую под голос солиста любимой группы. Дышу свежим ветерком, который врывается в окно, смотрю на пылинки, кружащие в луче солнца. Когда я последний раз убиралась? Не мешало бы пропылесосить диванное покрывало "типа леопардовое" и выкинуть увядшие тюльпаны из вазы, но неохота! Раз пылью пока не задыхаюсь, значит, уборка подождёт.

— Бэллочка, ты меня слышишь?

"Слышу, слышу!" — подумала я, сразу вспоминая Зайца из "Ну, погоди!" Слышу, но никуда не пойду. Я только что вернулась с репетиции школьного выпускного, устала до жути пять раз повторять один и тот же стих и теперь хочу морально отдохнуть, а не топтать грядки!

Хлопнула входная дверь, заскрипели половицы в сенях. Идёт костлявая по мою душу... не-а, не Смерть. Моя дражайшая бабуля.

Я уставилась в телевизор. Такая хорошая песня, а меня отвлекают!

— Бэллочка! — раздалось сзади. — Заснула, чё ль?

Я! Не! Белочка! Надо вам белочку, обращайтесь к папане за самогонкой!

Состроив удивлённое лицо, я приподняла голову, обернулась и уставилась на бабулю, застывшую у часов-ходиков, таких же старых, как она. Два антиквариата — пара.

— Ну чё ещё? — буркнула я.

— Помоги, а? Огурцы полить надо, вокруг них от сухости земля аж потрескалась.

— А это ты видела? — я демонстративно вытянула руки. — Я чё, зря на выходные в город ездила, ногти наращивала? Знаешь, сколько денег стоит? Поломается маникюрчик, будешь из пенсии выплачивать! — я вжалась в диван, который уже, наверно, протёрла спиной.

— Чай к выпускному отрастут, — бабуля даже лицом просветлела. — Нашла заботу!

— Конечно, отрастишь тут, один раз слазишь в погреб за картошкой, и весь маникюр коту под хвост! — гнула я своё.

— Так, лентяйка! — бабуля решительно прошмыгала через зал и выдернула вилку телевизора из розетки. — Хватит когтями трясти, иди, делом займись! А то матери скажу!

— Ну чё ты так сразу... — пошла я на попятную и, кряхтя не хуже бабули, слезла с дивана. У маманьки нрав крутой, прибьёт — не заметит. За невинный поцелуй с Димкой она так отодрала меня ремнём, что синяки неделю сходили, а ещё грозилась папане настучать, что у него дочь вертихвосткой растёт. Почему вертихвосткой-то? Я, кроме Димки, ни с кем не встречалась... Ну разве что с Артёмом, но это было давно и неправда, с Евгенем мы просто хорошие друзья, а Мамаев вообще не считается!

На крыльце я пять минут гладила кошку Муську, две минуты искала калоши, а после долго потягивалась и позёвывала. Лень звала обратно, на родимый диван, где можно помечтать о чём-нибудь приятном, а когда в руках тяжёлая лейка, ничего хорошего в голову не придёт, только жалость к себе, тоска и безнадёга. Вон на небе тучки собираются, зачем огород поливать, если скоро дождь начнётся? Но бабуля у меня оригинал, она и в ливень будет бегать с лейками-шлангами между разлюбимейших грядок.

Распахнувшаяся входная дверь врезала мне по спине. Я отпрыгнула и зашипела от боли. В проёме стояла бабуля с вёдрами. Пустыми. Ой, это плохая примета...

— Бэллочка, ты ещё тут?

— Иду, иду, — и я, бодренько потирая ушибленную лопатку, зашагала к огороду.

Бэлла Базарова, Белка... дурное имя! Мои родители считали, что пушкинский герой Базаров был без памяти влюблён в черкешенку Бэлу, вот и блеснули эрудицией, когда меня называли. Что ж не Каштанкой? Книголюбы, тоже мне! А я, как дура, верила этой романтической ерунде, хвасталась своим именем... лучше бы посмотрела, сколько в доме книг, и сделала выводы! Под кроватью смирно пылились три томика в истёртых обложках: "Народная медицина", "Аэлита" и "Поделки из природных материалов". Из домашней библиотеки я прочла только "Аэлиту", и то лишь потому, что папаня обмолвился, что это очень поучительная история о том, как два мужика заперлись в сарае с ящиком водки и полмесяца летали на Марс. Если это так, то мой родитель — космонавт со стажем, он не только на Марс, он на Сникерс летал, и на Баунти — райское наслаждение. А я из той книги ничего не запомнила, да и вообще читать ненавижу, скучно!

Поливая огурцы, я уныло поглядывала на небо. Этот май выдался сухим, родные все уши прожужжали своим: "Когда же к нам в Шамайку дождь пригонит?" — и замучились щёлкать каналы и выслушивать прогнозы погоды. Сегодняшние тучки выдались тощенькими, вряд ли от них будет толк, скорее, мимо пройдут. А лунки с огурцами никак не заканчивались, и уже хотелось повыдергать эту рассаду, чтобы проблем не создавала и глаза не мозолила.

Тихо проворчал гром, от неожиданности я оступилась и облила из лейки свои лучшие спортивные штаны. Тьфу ты, невезуха!

— Ты бережней поливай, под корешок! — посоветовала бабуля, которая, согнувшись в три погибели, полола делянку с редиской.

— Ничё, не сдохнут! — откликнулась я. — И ваще, зачем нам их так много? Насажали, блин... забыли, как в прошлом году половину огурцов козам скормили?

— Ты понапрасну языком не трепи! И как всё сделашь, парник закрой.

Я с грохотом поставила лейку на тропинку, присела перед огурцами и аккуратно, чтобы не повредить маникюр, принялась натягивать плёнку парника. Неудобно-то как...

Мои размышления прервал заморосивший дождик. Я наигранно завизжала и побежала под яблоню, чуть не выпрыгивая из калош. Под цветущими ветвями на меня не попадало ни капли, впрочем, и за пределами моего укрытия этот с позволения сказать дождь никого не тревожил. Бабуля спокойненько возилась в грядке, чтобы потом жаловаться, что у неё "спина отваливается". Плюнула бы на огород, как я, нет же, копается в нём, будто без этого жизни нет. Правильно Димка повторяет, всех на старости лет тянет к земле.

А вокруг царил на удивление тихий вечер, мелкие тучки кружились только над нашим домом. Тёплый ветерок срывал белые лепестки с вишен и яблонь, они кружились вокруг, как снег, путались в моих волосах. За соседским домом проступил зыбкий полукруг радуги, я шагнула ему навстречу и вдруг заметила слева свечение...

В прошлом году мы поменяли калитку, а старую, снятую с петель, прислонили к дому. И сейчас её контуры сверкали, точно озаренные золотистым светом. Может, подвыпивший папаня закатил туда включенный фонарик? Я подошла ближе, села на корточки, заглянула между калиткой и стеной дома, но ничего сияющего не нашла. Дымом не пахло, значит, ничего не горело.

Калитка с обратной стороны не светилась, оставаясь такой же серой, какой была всегда, зато явственно ощущался запах сырости и затхлости. Муська, что ли, тут туалет устроила? Я обернулась к огороду. Бабуля не обращала внимания на странности, ползала по обожаемым грядкам. Больше своего огорода она любила разве что коммунистов и лично товарища Брежнева, потому что при Брежневе отхватила где-то шикарный настенный ковёр. Ну и ладно, я сама разберусь!

Хихикая, я вежливо постучала костяшками пальцев по доскам, подумала: "Сим-сим, откройся!" — и взялась за металлическую ручку. Раздался щелчок, в лицо пахнуло сыростью, а проклятущая калитка вдруг распахнулась сама собой, будто была подвешена на невидимых петлях. И за ней... за ней не оказалось завалинки и стены дома... нет, там находилась странная комната, залитая золотым светом. Смутно угадывались полки с банками-склянками и обнажённое тело, распростёртое на полу.

Я хотела заорать, но не смогла выдавить ни звука, крепко зажмурилась, отшатнулась. Неизвестно откуда взявшийся ветер сбил с ног и потащил к калитке. Я, наконец, истошно завизжала, но тут тело свела ужасная судорога, что-то, похожее на землю, забило рот и уши, и наступила темнота.

Сначала я ощутила жуткий холод. Он обволакивал тело, забирался между пальцев и порождал целый табун племенных мурашек. Я вздрогнула, открыла глаза и не увидела ровным счетом ничего. Зато поняла, что лежу на спине с раскинутыми руками и ногами, и одежды на мне — ни клочка.

Так, что это за шутки? Где я? Может, ослепла и угодила в больницу? Ага, а раздели меня зачем?

"Стоп! — скомандовала я сама себе. — Главное — не паниковать!"

Откуда-то лилось бледно-золотистое свечение. Значит, я всё-таки вижу! Мне сразу стало легче. Потом вернулось обоняние, и это было зря, потому что я скривилась от запаха разложения вперемешку с ароматом мяты. Живо вспомнила, как доставала кочергой из-под дивана потравленную мышь, уже начавшую разлагаться. Дня три потом на мясное смотреть не могла, мне сразу являлся призрак загубленного грызуна, казалось, это он лежит на тарелке вместо котлеты. Я отогнала неприятные воспоминания, кое-как справилась с приступом тошноты.

Затем восстановился слух. Казалось, уши забило ватой, и единственный звук, который доносился издали, напоминал капание воды. На ум пришли изуверские пытки, потому что удары капель словно молоточком били по обнажённым нервам. Я затравленно огляделась. У дальней стены проступили полки, заставленные грязными банками, стаканами, змеевиками. Завод по производству суррогатной водки, что ли? Или эти заводы по-другому выглядят?

Так, где я, всё-таки?!

В левом углу обнаружился грубо сколоченный ящик, рядом разбитая лодка. В противоположном — ворох тряпья. Я с трудом поднялась с пола и оцепенела. Что-то было не так. Руки и ноги не слушались, найти равновесие не получалось. Накатила слабость, всё вокруг закачалось, пол предательски перекувыркнулся, и я шлёпнулась на него. Запоздало заметила, что он сырой, а пахнет от него мокрой землей. Как в могиле...

Меня затрясло, не от холода, а от страха. Что происходит-то? Я с ума схожу? Укрепленный балками потолок, кривые стены, какие-то бурые толстые петли, корни, что ли? На психушку не похоже, там стены вроде подушками обивают...

Я в пещере?

— Мама... — неуверенно позвала я и заорала: — Мама-а!! — оказалось, ещё и охрипла. — Папа? Бабуля? Ну хоть кто-нибудь! Эй!

Тишина. Всепоглощающая кромешная тишина.

— Есть тут кто? — всхлипнула я.

Обернулась и взвизгнула. На полу слабо светилась пятиконечная звезда, вписанная в круг. Похоже, в ней я лежала, когда очнулась.

Сатанисты. Я попала к сатанистам! Есть же христианские секты затворников, вот и сатанисты решили не отставать, под землю полезли. И меня за собой потащили! Сначала дома, на глазах бабули, огрели чем-то тяжёлым по голове, потом приволокли сюда, как заложницу. Я ощупала шею в поисках крестика и не нашла. Украли! А меня теперь в жертву принесут, точно!

Мысли заметались, как бешенные. Живой я не дамся! Я поднялась на ноги, будто налившиеся свинцом, доковыляла до кучи ветоши, завернулась в первую попавшуюся тряпку. Неподалёку обнаружилось весло, я вцепилась в него, как утопающий — за соломинку. Отбросила с лица тёмные волосы. Они почему-то оказались длиной аж до колен! Парик?

Та-а-ак-с, сатанисты оказались ещё и стилистами! Я живо вообразила ватагу Сергеев Зверевых в чёрно-красных плащах с капюшонами. Угрюмые лица, густо подведённые горящие глаза, клыки из-под губ бантиком. Чёрт бы побрал всех этих сатанистов! Только это им не страшно, им чёрт — брат родной.

Я почувствовала чьё-то присутствие за спиной. Сзади подкрались, твари! Я сжала весло, резко повернулась.

Это был он... в плаще... с капюшоном... и лицо гея московского обыкновенного... какими я их себе представляю, потому что живьём не видела.

— Щаз милицию позову! — заорала я охрипшим шепотом. — Милиция! Участковый! Дядя Гриша!

Сатанист-стилист застыл.

От страха у меня закружилась голова, затряслись колени, а весло вдруг стало неимоверно тяжёлым и заплясало в руках.

— Не подходи! — вместо приказа получилось что-то умоляющее. — Убью, зарежу! — я замахнулась веслом.

И тут второй раз за день пала тьма.

Песнь первая. Жертва обстоятельств

Куплет первый. Охота на некроманта

В округе завелся некромант. Строго говоря, ничего странно в том не было, в последнее время появилось много доморощенных колдунов и ведьм, а всё из-за того, что власти разрешили печатать магические книги. Разумеется, наместники и управляющие брали с продаж высокие налоги, обогащались и хоть бы раз задумались о последствиях! Просветили народ на свою голову, а кому присматривать за любознательными и начитанными адептами тьмы?

Кто-кто, а Рэморин точно не собирался этим заниматься! Он тихо-мирно возвращался в столицу после того, как навестил родителей, и остановился на ночлег в деревушке под названием Маулентия. Местные жители откуда-то узнали, что он волшебник, и слёзно просили избавить их от некроманта. Неделю назад кто-то раскопал могилу старухи Карганилы, и деревенские встревожились.

Что было делать, не отказывать же... На следующий день Рэморин отправился на переговоры со злодеем. Хотел управиться до обеда, но с утра пришлось исцелять от лишая кошку управляющего Маулентии, и Рэм освободился лишь к вечеру. Не потому, что лечение было тяжёлым, а потому, что больную оказалось очень трудно найти, поймать, а тем более удержать.

Рэморин в раздумьях остановился на пригорке, сложил на груди руки, исцарапанные неблагодарной пациенткой. Внизу раскинулась тополиная роща, тянувшаяся до самой реки, дальше, на горизонте, вздымались отроги Серых гор, казавшихся синеватой дымкой на ясном полотне небес. Ветер донёс речную прохладу, захотелось искупаться, а не жарится на солнце, палящем так, словно стоял разгар лета, а не весна. А потом долго валяться на песке, вдыхать запах ила и смотреть, как неуловимые стрижи рассекают воздух. Но приходилось искать злого и страшного некроманта, если он вообще существовал в природе. Возможно, на усопшей были фамильные драгоценности, на которые позарились воры, вот и вся разгадка.

Во всяком случае, Рэму, эльфу из приличном семьи, придётся в этом разобраться. Надо же с чего-то начинать карьеру! И кто сказал, что эльфийские двадцать шесть лет — это сущее детство и не возраст для свершений? Рэм в себя верил. Наши мечты сбываются... "знать бы ещё, у кого", — добавлял в таких случаях куратор.

Деревенские мальчишки-пастухи ещё вчера подсказали, где искать некроманта. Конечно, в пещерах у реки, раз изверг возится с мертвяками, ему самое место под землёй.

Народная логика — самая непрошибаемая и железная, и Рэм с ней спорить не стал. Зорко оглядел окрестности и заметил нору шагах в десяти от себя, в отвесном песчаном склоне пригорка, прямо под старым тополем. Лаз загораживала снятая с петель дверь, на которой было вырезано неприличное слово. Рэм припомнил жалобы селян... да, одна мучимая отдышкой женщина причитала, что на днях какой-то "извращенец, чтобы ему только с гоблинами любиться" стащил дверь с её нужника. Особая примета пропажи — неприличное слово, которое вырезал "племяш-пакостник, чтоб ему гоблин в чай плюнул".

"Что ж, одно дело раскрыто, помощь людям оказана!" — усмехнулся Рэм. Если бы сокурсники узнали, что подающий большие надежды маг, благородный и гордый Рэморин Тэфаирий делает карьеру на поприще пропавших дверей нужников и выведения лишаёв у кошек, они бы умерли от смеха.

"Туда им и дорога!" — подумал Рэм.

Хотя почему он возомнил себя великим магом? Во время обучения в Колледже он отличился лишь однажды, когда преподаватель сказал: "У меня глаз — алмаз", на что Рэм ляпнул: "Давайте выковыряем". После он полгода висел на доске позора, то есть не он сам, а его имя...

Он подошёл ближе, тихо спросил про себя: "Можно войти?" Вежливость, как известно, привилегия власть имущих, поэтому Рэм ею не пренебрегал.

Ответом можно было считать вырезанное на ссохшихся досках слово.

Рэм вздохнул и отодвинул дверь. Из открывшегося лаза пахнуло сыростью и запахом разложения. Забраться в земляное нутро можно было лишь на четвереньках, передвигаться внутри — гусиным шагом. Спина, ссутулившаяся за годы просиживания за учебниками, заранее заболела, и лезть в нору расхотелось.

Рэм уселся рядом, слушая мягкий шум ветра и глядя на зелёные листочки тополя, скрывающие небо. Почему бы сейчас не забыть обо всём и не сбежать купаться? Тем более с реки доносились звонкие голоса и плеск воды, холодной, чистой воды...

А что, эльфу отвлекаться от дел простительно! Представители этой расы отличаются от людей не только бессмертием, вечной молодостью и заостренными ушами, они ещё и эстеты до мозга костей. Во время погони засмотреться на красоту природы, в разгар поединка задуматься о тщете сущего или влюбиться, сломя голову и забыв о долге — это вполне по-эльфийски. Сородичи Рэма даже на поле брани умудрялись неподвижно улечься на землю, и зря наговаривают люди, что остроухие притворяются раненными и трусливо избегают боя. Эльфы всего лишь любуются безбрежным небом и кудрявыми облаками.

Вокруг беззаботно стрекотали кузнечики, жужжали жуки и цвели звёздочки одуванчиков. Рэм рассеянно ощипывал узкие листья мятлика и убеждал себя, что хватит предавать меланхолии, надо лезть под землю, герой он или кто? Но не хотелось марать одежду, протирать дыры на коленях и собирать волосами паутину. Постричься, что ли, а то длинные космы так мешают, слов нет! Путаются, лохматятся, а уж как тяжело вымыть эту гриву и потом просушить... Но стричься нельзя, эльфы не нарушают своих традиций!

Когда от несчастного мятлика не осталось ни листочка, Рэм решился. Скинул с плеча небрежно наброшенный чёрный плащ, встряхнул и закутался в него. Сразу стало жарко и душно. Натянул на руки перчатки, скрутил волосы в хвост, спрятал под капюшон. Опустился на четвереньки и полез в нору.

Стоило один раз испачкаться, как всю брезгливость как рукой сняло. В норе оказалось достаточно света, чтобы не вызывать магический луч. Будь Рэм человеком, он бы не рассмотрел ничего, но он родился эльфом, а эльфы прекрасно видят в темноте. Сто лет назад гном Дурвин принялся доказывать, что люди, гномы и эльфы произошли от обезьян, точнее, от трёх обезьяньих разновидностей. Дескать, людские предки жили на равнинах, этим и объясняется человеческое стремление охватить собой любимыми как можно большую землю, побыстрее обустроить её под себя и размножиться. Гномьи — в горах, потому гномы стали невысокими, чтобы лучше прятаться среди камней, а ещё сильными и цепкими, чтобы не падать с обрывов и карабкаться по скалам. А эльфьи обезьяны жили в густых лесах, причем вели сумеречный образ жизни, отсюда отличное равновесие, отсутствие страха перед высотой и ночное зрение. Досточтимый гном допустил в своём учении лишь одну, но роковую ошибку — заявил, что и Вышний Друид, и Архимаг, и Верховный властитель тоже произошли от обезьян. За эту клевету Дурвина и повесили.

Под землёй почему-то оказалось жарче, чем на поверхности. Рэм снял со свода паутину, похожую на войлок, и на ходу стал вспоминать всё, что знал о некромантах. Судя по учебнику "Устное народное творчество Сайларна для подмастерий первой ступени", это были страшные дядьки, косые, кривые и бородатые. Они раскапывали лопатообразными когтями могилы, питались мертвечиной, хулили Культ друидов и приходили по ночам пугать тех, кто плохо себя вёл. А ещё у некромантов росли рога (вероятно, от неверных жён), бородавки на носу (непонятно, от чего) и острые зубы. Как они при этом не прикусывали себе языки, история умалчивала.

От размышлений Рэма отвлекло что-то извивающееся, попавшее под ладонь. Он с омерзением одёрнул руку. Это был дождевой червь, которому Рэм придавил то ли хвост, то ли голову. Впрочем, покалеченная животина, видимо, особой разницы не видела.

Куратор говорил, что надо любить всю природу, но черви, клещи и мухи не входили в число любимчиков Рэма.

Он пополз дальше. Воздух стал густым и тяжёлым, выбившиеся пряди сосульками налипли на лоб. Путь преграждали клочья паутины с трупиками мошек, дорогу перебегали красные жучки-кровянки, отовсюду вылезали розоватые петли червей, напоминающие чьи-то потроха. Откуда в этом гиблом месте берётся живность, Рэм не понимал. В носу свербело от неотвязчивого запаха разложения, свод давил на макушку и грозился обвалиться и заживо похоронить незваного гостя. Как бы ход не сузился и не привёл в тупик! Чего-чего, а застрять здесь, как пробка в бутылке, Рэму не хотелось.

Чтобы отвлечься, он снова вспомнил юность. Через четыре года обучения на первой ступени Колледжа он перешёл на вторую и начал читать совсем другие учебники, например "Введение в демонологию", "Выведение спиритических сущностей" или "Начальный курс травоцеления", который, к слову, не освоил полностью, так как из казённого учебника предыдущий читатель вырвал страницы, посвященные лекарственным свойствам конопли. На выпускном экзамене Рэму, конечно же, достался билет именно об этом треклятом растении, и если бы не шпаргалка, одолженная у приятеля, всё могло бы закончится плачевно.

Так вот, в тех мудрых книгах говорилось, что некромантия — это заклинания бытия и небытия, убийство людей и создание из их тел слуг, поднятие усопших из могил, а ещё умение пить чужую жизненную силу, чтобы пополнять свою. Всех слуг тьмы надлежало найти, прочитать им проповедь об истинной вере и зверски покарать во имя добра.

Самым могущественным некромантом слыл вовсе не рогатый старик с бородавками, а Нэрия-Волчица, которая убивала младенцев и продлевала тем самым свою молодость. В учебнике имелся и портрет Нэрии — полногрудой белокурой бестии, одетой в одно лишь меховое нижнее бельё, весьма откровенное, надо сказать. Изображение это пользовалось бешеным успехом, его перерисовывали, в отдельных местах приукрашая. Вся мужская половина обители, от комнат подмастерий до уборных, была завешана портретами пышной развратной девицы.

Проход постепенно расширился, и Рэм смог наконец выпрямиться во весь рост. Где-то капала вода, под ногами хлюпала жижа, и он постарался идти бесшумно, как это умеют эльфы. Нэрии-Волчицы здесь, конечно, не предвиделось, а как справиться с некромантом, Рэм представлял плохо. После четырёх лет обучения на второй ступени Колледжа он успешно сдал экзамены, был назван магом и поступил под опеку куратора Милира, а тот некромантией не интересовался и ничего о ней не рассказывал...

Откуда-то полилось слабое золотистое свечение. Рэм замедлил шаг, проверил, надёжно ли прикрывают щиты его сознание. Не будь их, притаившийся впереди некромант давно бы почувствовал приближающуюся ауру.

Удостоверившись, что со щитами всё в порядке, Рэм осторожно двинулся вдоль земляных стен, местами пробитых морщинистыми корнями деревьев. Подбодрил себя, что эльф, да ещё и маг — это страшная сила, против которой ни один некромант не устоит!

Духота сменилась холодом, запах мяты перекрыл дух разложения. Точно, здесь жил кто-то с волшебным даром, раз он пытался очистить воздух.

Золотистое свечение померкло. Проход начал немыслимо петлять и изгибаться, будто Рэм пробирался по внутренностям земляного чудовища. Показалось, что сейчас набросится что-то неведомое... армия полуразложившихся трупов или когорта некромантов. Сердце глухо отсчитывало мгновения где-то в ушах.

Раз... два... три...

Никто не нападал, но Рэм вздрагивал от каждого шороха. Он уже ненавидел эту сырую пещеру и мечтал вернуться наверх, где трава, свежий ветер и солнце. Шевельнулась подлая мысль — может, сбежать, пока не поздно? Пробраться тайком в деревню, оседлать коня и умчаться. Сделать вид, будто его, Рэма, здесь не было.

"Прочь малодушие! — приказал он себе. — Так я никогда ничего в жизни не добьюсь!"

В конце концов, чего он боится? Здесь на него может напасть разве что оживлённый труп восьмидесятилетней Карганилы, а с женщинами Рэму всегда удавалось договориться.

Где-то вблизи раздались приглушенные крики. Рэм почти побежал. Надо застать некроманта врасплох и погрузить в глубокий обморок. Это называлось "ментальный удар", в простонародье — "звездень". Всё равно ничего более удачного не вспомнилось.

Он сжал кулаки и влетел в небольшую пещеру. Некромантшу увидел сразу. Это была девушка с веслом, закутанная, как в полотенце, в тёмную тряпку... половую, что ли?

Он атаковал бы сразу, если бы растрёпанная некромантша дважды не прохрипела имя его куратора — Милир, то есть она произнесла с южным акцентом: "Милиц". Рэм опешил.

Некромантша заговорила на непонятном языке. Странно, что не на Предначальном, которым пользуются маги. Мерзавка замахнулась веслом.

Отвлекаться было нельзя, и Рэм от души врезал ей "звезденя". Девчонка побледнела и рухнула наземь, как подкошенная.

Рэм изумился такой лёгкой победе. Проверил на всякий случай ментальное поле некромантши. Та была без сознания, всерьёз и надолго. Тогда Рэм внимательно оглядел пещеру. В углу покоилась разбитая погребальная ладья, наверняка в ней хоронили несчастную Карганилу. Рядом стоял крепкий ящик, забитый сверху досками крест накрест. На полу догорала золотистая пентаграмма, от которой так и веяло энергией потустороннего мира. Вдоль одной стены расположилась наспех сколоченная этажерка с пробирками и ретортами, у другой на земле отпечатались две борозды — следы от раскладушки, что ли?

Рэм присел возле некромантши и только сейчас сообразил, насколько она сильна. Он не чувствовал в её ауре ни грана магии, словно девчонка была обыкновенной человечкой. Это сколько же надо могущества, чтобы и в бессознательном состоянии маскировать свою силу? Рэм небрежно выбил ногой обрядовое весло, что обязательно кладут в погребальную ладью справа от усопшего, отбросил с лица девчонки космы. Совсем юная адептка тьмы, худая, как щепка, и высокая, как жердь. Она оказалась закутана вовсе не в тряпку, а в строгое коричневое платье, мятое, рваное и дурно пахнущее. Больше на некромантше ничего не было. Соблазнить, что ли, она его хотела? Не на того напала! Рэм перечитал много авантюрных романов и знал, что любая преступница пытается совратить своего врага или конвоира, и те, как дураки, почему-то обязательно ведутся на дешёвые уловки.

А в этой некроманше и вестись не на что. Нет, страшной она не казалась, но и до Нэрии ей было, как до Тёмной Цитадели пешком. И потом, с недавних пор Рэма интересовала лишь одна женщина, но это к делу не относится.

Итак, что делать с некромантшей?

"Закопать и съесть", — сказал бы сокурсник Маэдэн. Именно в таком порядке. Рэм вздохнул. Закапывать её некуда, и так под землёй. Съесть? Спасибо, Рэм не голоден. Оставалось тащить незадачливую адептку тьмы в Маулентию, как вещественное доказательство.

Для начала девчонку следовало одеть, не нести же её в деревню голую! Ведь потом не докажешь, что ты не извращенец. Под рукой оказалось только коричневое платье, к счастью, застегивающееся на пуговицы, а не на модные крючочки-замочки-шнурочки, которые Рэма раздражали, и которые уместнее смотрелись бы в гномьем механизме, а не на женской одежде. И всё равно он проклял всё на свете, пока натягивал платье на некромантшу. Это оказалось неудобно, тем более девчонка не помогала, висела на его руках, как мешок с мукой, и весила столько же.

В закоулке обнаружились башмаки из мягкой кожи. Рэм отправился за ними и нашёл не только обувь, но и шерстяные рейтузы, майку и полосатые чулки, заштопанные на коленях и пятках. Странный вкус у молоденькой девушки...

Рэм представил, что придётся снимать с некромантши платье и снова надевать, и ему стало плохо. Обойдётся! Рейтузы он на неё кое-как натянул, обул в башмаки, а остальные детали гардероба распределил по карманам платья. Взвали девчонку на плечо и направился к выходу. Волосы некромантши, свесившиеся до самой земли, исправно подметали пол.

Зря говорят, что эльфы не потеют. С Рэма семь потов сошло, пока он тащил находку по узкому лазу. Передавил последних червяков, разорил оставшиеся охотничьи угодья пауков и высушил все встречные лужи. В итоге они с некромантшей потеряли вид, приличествующий главной злодейке и доблестному магу, зато для прошения милостыни стало в самый раз.

Вылезал Рэм и вовсе на карачках, задом наперёд, таща девчонку за ноги, словно бревно, и глупо усмехаясь, представляя лицо случайного прохожего, который увидит, как из лаза появляется Рэмова филейная часть.

К счастью, снаружи никого не оказалось, даже голоса с реки не доносились, видимо, купальщики уже ушли. Рэм свалился на траву, вдохнул полной грудью воздух, пахнущий тополями, а не прелостью. Солнце садилось, запад горел, будто охваченный огнём, и на фоне рыжих всполохов тучи казались клубами дыма, фиолетово-чёрными, сажевыми. Жужжали комары, вдали, во фруктовых садах Маулентии, щёлкал соловей. Хорошо-то как, но отдыхать, к сожалению, рано. Рэм взвалил на плечо неподъёмную некромантшу, подхватил дверь с неприличным словом и побрёл в сторону деревни.

Все двадцать бревенчатых домов Маулентии были разбросаны в беспорядке, который художники почему-то называют "живописным". Дорог в округе не имелось, приходилось брести по луговине, путаясь ногами в бурьяне и стараясь не упасть в невидимые в траве канавы. Центр деревни по прикидкам Рэма располагался у колодца, и за несколько сотен ярдов по аурам можно было почувствовать, что там столпились почти все местные жители.

Солнце закатилось за горизонт, на небе проступила лиловая дымка Невода, а с некромантшей что-то произошло. Кажется, вес изменился, и запах. Но скидывать ношу и разбираться, что с ней стало, было некогда, Рэма и так поджидали недоверчивые мужчины, сердобольные женщины, любопытные дети и собаки, устроившие лаем тёплое приветствие.

Курносый мальчишка бросился навстречу, подхватил дверь с неприличным словом и прислонил к изгороди. Рэм важно кивнул помощнику, подошёл к людям, торжественно снял с плеча некромантшу и уложил у замшелого колодца. Возглас изумления пронёсся среди сельчан. Рэм и сам чуть не вскрикнул, а в голове поневоле возник вопрос:

"Чего это я припёр?"

Вместо девчонки на земле лежала грязная старуха с распущенными седыми волосами и дряблой кожей. На незнакомке было коричневое платье, мягкие башмаки и чулки, стыдливо выглядывающие из кармана.

— Карганила, — выдохнул лысоватый управляющий, подтянул штаны, впрочем, они всё равно скатились с круглого живота. — Мы ж её с месяц назад похоронили...

Мужчины задумчиво почесали затылки, женщины зашептали молитвы. Собачий хор приутих, в близком дворе протяжно замычала корова и замолчала, видимо, сама испугавшись своего вокала.

— Матушка! — закричала сгорбленная старуха из толпы. — Кто над тобою так надругался?

Рэм сделал вид, будто происходящее входило в его планы, хотя на самом деле он не понимал ничего. Откуда здесь взялся труп Карганилы? Он его с собой вроде не приносил... И где некромантша?

— Она, кажется, жива, к утру очнётся... — пробормотал Рэм. Карганила действительно дышала. Более того, у неё оказалась вполне живая аура некромантши, слегка потускневшая от Рэмовского "звезденя".

Деревенские заговорили все разом, заплакал ребенок, сгорбленная старуха бросилась обнимать Карганилу. Рэма обступили со всех сторон, засыпали вопросами:

— Как вы её спасли?

— Где некромант?

— Мы её живую, что ли, закопали?

Рэм почувствовал себя настоящим героем, который может наставлять и защищать людей. Опять его потянуло на подвиги, а значит, ничего хорошего ждать не приходилось. И ведь обжёгся однажды на самонадеянности, но не поумнел, наверное потому, что тогда пострадал не Рэм, а ни в чём не виноватая девушка... но по его вине! И уже ничего не исправить и не вернуть...

— Отойдите от Карганилы! — приказал он.

Его послушались. Он скрестил перед собой руки со сжатыми кулаками. Этот жест отпугивал нежить, но Карганила не исчезла. Она и не была нежитью, к тому же Рэм смекнул, что это та самая девчонка, которую он вытащил из пещеры, разве что постаревшая. Он оглядел притихшую толпу и серьёзно заявил:

— Я нашёл её в логове некроманта. Возможно, это не ваша Карганила, возможно, это кадавр. Оживлённое тело без души. Приношу извинения и соболезнования семье пострадавшей, — он чопорно поклонился.

Стоящаяся справа от Рэма девушка, похожая на молодую Карганилу, душераздирающе вскрикнула и упала без чувств.

— Внучка, — пояснил управляющий.

У девушки уже хлопотали женщины, несчастная медленно приходила в себя. И без магической помощи разберутся.

— Так вот, надо Карганилу куда-то отнести и оставить до утра, пока в себя не придёт, — Рэм показал на большой дом с вывеской "Приют Джентоса". — Там аж три комнаты, если не считать моей. Отведите Карганиле какой-нибудь угол, заприте дверь, а лучше укрепите дубовым столом, кто знает, какая сила у кадавра? И ставни плотно закройте.

— Мы ещё бочку прикатим, снаружи окно подопрём, — решил управляющий. Вид у него сделался важный, будто это он, а не Рэм, знал, что делать. — Выполняем!

Сельчане засуетились, взяли за руки и ноги Карганилу и потащили к "Приюту Джентоса".

"Всё-таки крепкие тут у людей нервы, — подумал Рэм. — В городах все женщины лежали бы в обмороках, а мужчины препирались, кому нести Карганилу. Потому что опасались бы к ней подойти, а ещё больше боялись в этом признаться".

Он глянул в сторону реки. Надо пойти отмыться от грязи.

— Кхм...

Рэм обернулся на кашель и уставился на беззубого старика с топорщащимися усами.

— Мистрь маг, — прошамкал старик, обдавая сшибающим с ног запахом изо рта. А Рэм уж решил, что после аромата пещеры ему всё нипочём. — Вы энто, как его... ну, я вам заплачу, курей связку зажарю или кабанчика там заколю... тока змеюку подколодную, — он красноречиво покосился на Карганилу. — В обчем, закапайте тёщу там же, где лежала.

— А порчу на вас не наслать? — тоскливо протянул Рэм. — Бесплатно?

Куплет второй. Уроки японского

Я сидела посреди цветущего луга и гадала на ромашке.

Любит. Не любит. Плюнет. Поцелует. К сердцу прижмёт. К черту пошлёт.

Белоснежные лепестки закончились, меня собирались посылать к чёрту. На куличики. Бабочек ловить.

— Слышишь меня? Есть связь? Приём налажен? — окликнул незнакомый голос.

— Угу, — беспечно ответила я и потянулась за новой ромашкой. Лепестки обрывать было бессмысленно, их оказалось ровно шесть. Меня упорно посылали к чёрту. Шесть... пятиконечная звезда... Что-то знакомое...

— Бэлла донна, как тебя иногда дома называли. Белка, Стрелка... куда же ты влипла? — спросил голос. — Пробуждение станет для тебя худшим.

— Да ну? Я вчера не пила, похмелья не будет, — я потянулась за новой ромашкой. Опять шесть лепестков. Опять черти. А мне хотелось, чтобы меня любили.

Голос тихо засмеялся:

— Ты хоть знаешь, где ты?

— Где я, где я! Дома, конечно! Лопуховский район, село Шамайка, четырнадцатое, может, уже пятнадцатое мая две тысячи девятого года.

— Поражаюсь людскому присутствию духа! — изумился голос. — Вы считаете, что всё знаете, и всему находите объяснения, хотя на деле не ведаете ничего.

— А ты кто? — я огляделась. На лугу, кроме меня, никого не было. — Белая горячка, как в анекдоте?

— Вроде того. Я твоя шизофрения. А по-научному — ехидный внутренний голос.

— Брысь под лавку! — отмахнулась я и ввернула любимую Димкину фразу: — Нужен ты мне, как ботану гантеля! Сроду с внутренними голосами не разговаривала и не собираюсь!

Голос обиженно пискнул, луг закружился разноцветными пятнами и пропал, а я проснулась.

"О-о-о!.." — это было первое, что я сказала.

Голова раскалывалась, нет, рассыпалась на куски. "Пробуждение станет для тебя худшим", — вспомнилось мне. И правда, паршивее не придумаешь.

Казалось, мозги растеклись тягучим киселём, так бывает, когда я сплю до обеда. Интересно, почему меня не разбудили? Бабуля у меня встаёт полпятого и, оглушительно гремя вёдрами, идёт доить корову. В шесть утра начинает жарить картошку, масло шипит на весь дом. А в семь подметает полы, при этом громко шаркая ногами прямо под моей дверью. Хочешь, не хочешь, а проснёшься.

Сегодня было подозрительно тихо, только петухи кукарекали за окном, как мне показалось, с иностранным акцентом.

Я обхватила руками гудящую голову. Последний раз у меня случилось такое жуткое похмелье, когда мы провожали Пашку в армию, и меня напоили чистым спиртом, соврав, что он разбавлен водой из колонки. А сейчас... сейчас казалось, что вчера я квасила палёную водку напополам с самогонкой, настоянной на старых носках. Во всяком случае, привкус во рту был соответствующий. Где бы аспиринчик найти, а?

Я повернулась набок, боль из затылка перетекла к виску. Она мне или дырку в черепе прошибёт, или глаз выбьет!

Так, надо бы определить, сколько времени. Если лучи светят в левый нижний угол окна, значит, часов восемь утра. Если в правый — одиннадцать. Если вообще не светят, значит, будет нагоняй и кирдык, потому что время перевалило за полдень, и я прогуляла уроки.

Солнце в окно не светило. И вообще, с подоконника кто-то уволок герань, а с гардин снял шторы в розочках. Вместе с гардинами. Само окно оказалось забито досками, впрочем, сквозь щели проникало достаточно света.

Я, ничего не понимая, подняла глаза. Куда делись потолочные обои под мрамор? Кто их разукрасил под дерево, хорошо хоть, не под хохлому?

Сердце испуганно ёкнуло, и нехорошее предчувствие шевельнулось в душе.

Оказалось, что на потолке были не обои, а самые настоящие доски, светлые с тёмными прожилками. Моя мебель пропала без вести, вместо неё какой-то придурок притащил невкусный, то есть безвкусный стол, стулья с низкими спинками и нарисованными на них ромашками, совсем как в детском саду. Ещё бы горшок под них поставил! Горшок-таки я обнаружила под кроватью, когда свесила голову с постели. Весёленький, синий, с фигурными ручками. В углу комнаты красовалась ширма из полупрозрачной сетки, на которой был вышит жизнерадостный мужичок с топором.

"Это намёк, что использовать вместо аспиринчика... — подумала я. — Так, ковролин спёрли, комод с зеркалом спёрли, косметичку спёрли, музыкальный центр тоже того... Или... или я ночевала не дома? А где тогда? У Димки не такая комната... Мама родная..."

Я положила руку на лоб. Жара не было, значит, я не бредила. Что же вчера произошло? Чего я так наклюкалась? С кем? И с кем, чёрт подери, заночевала? Я же не шлюха! И вообще не алкоголичка! И вообще, и в частности...

Я скосила глаза. Мои волосы, растрепавшиеся по подушке, были перепачканы в земле, и по ним ползала жирная белая многоножка.

Как ошпаренная, я вскочила с постели. Она оказалась слишком низкой, на клетчатом пледе остались грязные пятна, будто там свинья повалялась.

Голова отчаянно заболела, боль с радостью вгрызлась в то, что ещё осталось от моих многострадальных мозгов. Меня затошнило, ноги подкосились. Чтобы не упасть, я опёрлась о спинку кровати и вдруг поняла, почему меня шатает. Не из-за опьянения. Я стала ненамного, но выше своих кровных модельных ста семидесяти сантиметров. Это сразу чувствуется, потому что... как бы объяснить... высота обзора мира меняется!

А ещё на мне были странные боты и чужое коричневое платье до пят.

Я покрутилась на месте, осматривая себя. Похоже, платье надето задом наперёд, эти пуговицы явно должны быть на спине. И они застёгнуты криво, одна петелька пропущена. К своему ужасу, я обнаружила на себе рейтузы с начёсом, выудила из карманов явно мужскую майку и хлопковые чулки, напомнившие жёлтые колготы, которые я носила, когда маленькая была. У них ещё зад и перёд различались тем, что спереди одна полосочка, а сзади — две.

Чем дальше, тем хуже! Обошедшиеся в кругленькую сумму длинные ноготочки, розовые, в тон выпускному платью, и с цветочным орнаментом, пропали. Я хлюпнула носом. Похоже, я или сплю, и тогда кошмары продолжаются, или умерла, и тогда попала в загробный мир... Но ногти-то за что состригли, гады?!

Приноравливаясь к новому росту и весу, я проковыляла за ширму. Там обнаружился стул, а на нём — таз с водой. Медный, наверно, таз-то... осталось только им накрыться.

Я аккуратно, чтоб не растревожить поверхность, наклонилась. Зашипела от боли, потому что вся жидкость, которой в организме вроде восемьдесят процентов, прилила к голове. Из глаз брызнули слёзы. Хорошо хоть, не мозги.

От собственного незатейливого юморка меня замутило. Я решила, что вселилась в чьё-то тело, как в глупых молодёжных комедиях. Уставилась на своё отражение. Брови вразлёт, вздёрнутый нос, родинка на правой щеке, подбородок, точнее, его почти полное отсутствие... знаю, что не красавица... эх, обидно!.. но денег на пластическую операцию нет. В воде отражалась я, в своём родном теле, немножко выросшем и очень грязном, но своём. Хорошо хоть, не в мужском, а то как бы я это Димке объяснила?

Чего я не понимала совершенно, так это почему волосы стали длинными? Для причёски на выпускной в самый раз, но они ж так быстро не растут! Цвет мой, натуральный, пепельно-русый, или, если попроще, тёмно-серый, что тоже странно, так как я давно ходила мелированная, причем самолично красилась, сидя на кухне на табуреточке. Я дёрнула себя за локон. Ай, больно! Значит, это не парик. И значит, я не сплю.

Я умылась, отфыркиваясь и отплёвываясь. Вряд ли стала лучше выглядеть, так как мыла не было, и грязь наверняка развезлась по лицу бурыми полосами. Надеюсь, я не очень похожа на зебру? Лохматая, в драном тряпье — лахудра лахудрой!

Холодная вода освежила мысли, и я, наконец, сообразила, что со мной произошло. Меня похитили сатанисты, и от шока я впала в спячку... как это называется-то? Лета... лита... литургия, точно! Так вот, провалялась я в спячке долго-долго, пока волосы не отросли до колен, а намаявшиеся родные не сбыли меня в какой-то санаторий.

Нет, что за глупости! Проснулась от литургического сна, как же! У меня просто крыша поехала, и остался только мой больной чердак, и то там поселилась бригада дятлов-гастробайтеров. Долбят и долбят, будь они неладны, скоро дупло проделают.

— Эй! — я в нерешительности остановилась посреди комнаты. — Тут кто-нибудь есть?

Вскоре снаружи что-то заскрипело. Я сложила руки на груди и напустила на себя смелый вид, хотя сердце свалилось в пятки, как мне показалось, с грохотом.

Дверь открылась, и в комнату вошёл высокий парень. Вытянул перед собой руку, растопырил пальцы. Кажется, они замерцали. Но не это меня поразило, а то, что я его узнала — это был сатанист-стилист из моего сна. Ну вылитый гей! Нормальный пацан — он какой? Стрижка под бокс, кеды и спортивный костюм с вытянутыми коленками. Все остальные — геи однозначно! А у этого... индивида было смазливое лицо, тонкие черты, яркие брови — красить не надо, или это перманентный макияж. И волосы длинные, распущенные, две прядки заколоты сзади, мы с подружками называли такую причёску "мальвинка". Масть сразу не поймёшь, что-то светло-каштановое, между блондином и шатеном.

Короче, что ни говори, а бояться его не получалось.

— Саймиор, мистрис Карганила, — сказал парень, опустив руку.

Я подозрительно сощурилась. И одежда у него странная, будто из позапрошлого века. Чёрный плащ, странная рубашка со шнуровкой на рукавах. Может, он в театре костюмером работает? И что это за ножичек на поясе, а? Посадит на пёрышко, чтобы я не рыпалась...

— Ты эта... не подходи ко мне! — я начала пятиться к окну. — А то как врежу по мозгам! Я психичка! Где мои вещи?

— Мистрис Карганила, дора ви? Бурбу лиа нонда? — он закрыл за собой дверь и направился ко мне. Взгляд какой подозрительный... будто насквозь прожигает! Запоздало вспомнилось, что истинные садисты все на вид мирные и безобидные.

И что он говорит, что за "бурбуля"? Садист-юморист?

Ой-ёй-ёй...

— На помощь! — заорала я, дёрнулась в сторону двери и в обход парня, но он меня поймал. Я повисла на его руках, вопя, лягаясь и пытаясь укусить.

— Спиви! — приказал он. — Спиви, кадавр!

— Сам ты с пивом! А-а-а! Ма-ма!

Меня швырнули на кровать. Сейчас будет мне свои извращения показывать. Или порнуху снимать.

— Козёл! — я вскочила, попробовала с маху ударить его кулаком в солнечное сплетение. Знать бы ещё, где оно находится!

Он увернулся, я вцепилась в его космы. Он закричал, снова повалил меня на кровать, зафиксировал руки, больно сжимая запястья.

— Тронешь — убью! — верещала я. — А-а-а! Папаня с тебя шкуру спустит, тварь!

Хотела врезать ему коленом промеж ног, но тело меня не слушалось, руки и ноги словно окаменели. Он навис надо мной, прошипел, обдавая жарким дыханием:

— Нондэ стэрра! Насилэ!

Насиловать будет. Причём явно извращённо, как у них, геев, положено? Не хочу-у-у!!

— Помогите! Милиция!

Я плюнула ему в морду. Он отшатнулся, потом утёрся рукавом и спокойно уселся на краешек кровати. Я по-прежнему не чувствовала тела ниже шеи. Парализовало меня, что ли? Ой, что же делать-то? Сейчас он снова навалится на меня, вдавит в постель и... и... Сейчас зареву...

— Уйди, противный! — сквозь слёзы проорала я. — Учти, у меня СПИД, сифилис, геморрой, желтуха, краснуха, ветрянка и чумка!

— У мэнэ тоэ самиэ.

Что он сказал? У него то же самое? Я очень рада! Даже зубами скрипнула от досады, но он... он, похоже, от меня отстал. Я перевела дыхание.

Он пригладил растрепавшиеся волосы, засучил рукава и размял пальцы. Его руки были исцарапаны, но это не моя работа, я не успела, хотя с удовольствием располосовала бы. Ещё я заметила старый шрам поперёк ладони и абсолютно гладкую кожу на внешней стороне рук. Эпилированный, что ли?

— Исэль олиарэн эльвинм? — сказал он высоким и певучим голосом, как и положено геям.

Тут я поняла, что он иностранец. А я его не понимаю. Головная боль мешала соображать. Точно, вчера какой-то гадости налакалась, теперь глюки прут. А может, я вообще в вытрезвителе? Влипла!

Я снова почувствовала своё тело, попробовала подняться, и, как ни странно, это получилось. Уселась на кровати подальше от собеседника, на всякий случай сплела ноги в тугой замок: закинула одну на другую и скрестила в районе щиколоток. От пережитого трясло, в горле стоял ком. Я судорожно провела рукой по шее.

— Домин! Ийноэлна!

Звучало это красиво, властно, но непонятно. Что это был за язык, я не разобрала. Осторожно спросила:

— Ду ю спик инглиш? Ай эм рашен гёрл. Рашен Федерашен! Спутник, водка, калинка-малинка! Андэрстэнд, мистер? — и подумала, что точно сбрендила, если пытаюсь договориться с галлюцинацией! Как там звучало? "В потолке открылся люк, ты не бойся, это глюк?" Значит, мне не надо боятся, он мне ничего не сделает!

— Мистрь? — переспросил он.

Есть контакт! По-английски он понимает. Жаль, я английский знаю ужасно и говорю на нём, как выражается училка, с сильно выраженным сельскорусским акцентом.

Я наморщила лоб, пытаясь хоть что-то вспомнить, и тут меня понесло:

— Ай хэв э мазер, э фазер энд э грэндмазер. Москоу из вэ кэпитал оф Раша, — я вываливала на бедного собеседника всё, что когда-либо учила на уроках английского. — Ай лёрн мэни интерестинг сабжект эт скул. Ду ю лайк Элтон Джон? Бай-бай!

Он ошарашено смотрел на меня. То ли с моим произношением что-то не то, то ли я ошиблась в предположениях и на английском он не говорил.

— Мерси боку? — я осторожно начала перебирать все известные мне языки, путаясь в звуках: — Хэндэ хох? Аста ла виста, детка? Пуркуа бы не па? Но пасаран? Рио-де-Жанейро, самба, румба, тропиканка, Педро?

Всё впустую. Собеседник меня не понимал, а мой иностранный словарный запас вместе с красноречием иссяк. Правда, была одна фразочка, Димка уверял, что она исконно японская:

— Казука масука?

— Масурэ? — подхватил он. — Эн тиэри?

Ага, значит, Джапан понимаем! Плохо то, что я по-японски не бе, не ме, не кукареку, не банзай. Напряглась, силясь вспомнить хоть что-нибудь.

— Самурай, сакэ, японский городовой? — выдала я ещё три иностранных слова.

— Мистрис Карганила, у эсэ эндэ?

Моя твоя понимает, ура! То есть, пока только разговаривает, но вскоре и понимать начнёт! Откуда-то из глубин памяти всплыло ещё кое-что японское, что я и протараторила, не задумываясь:

— Милая Хоккайдо! Я тебя Хонсю! За твою Сикоку я тебя Кюсю!

Он придвинулся ближе, сжал мою голову ладонями и развернул к себе. Я запаниковала. Вот и поговорили!

— Эй, я не это имела ввиду! Я погорячилась! Руссо туристо, облика морале! Цигель, цигель, ай-лю-лю! То есть нет, нет, не слушай меня!

Он смотрел на меня в упор, был так близко, словно хотел поцеловать. Я угодила в силки страха.

"Ты меня понимаешь?" — прозвучал голос у меня в голове. Его голос. Но собеседник губ не разжимал.

Слева и справа что-то засияло, я невольно скосилась сначала в одну сторону, потом в другую. Похоже, светились его ладони. В ушах раздался тихий мелодичный напев.

Наверно, следовало перепугаться, но я почему-то успокоилась, даже передумала впиваться когтями ему в лицо. Головная боль улеглась, будто её и не было, на душе просветлело...

— Понимаю, — послушно ответила я.

"Не говори вслух. Чётко, разборчиво думай. Речь — это всего лишь способ донести свои мысли. Мы будем обмениваться ими напрямую, минуя языковые преграды".

"Понимаю", — старательно подумала я, хотя ничего не соображала.

"Ты кто?"

"Кобыла в кимоно", — брякнула я. Завораживающие у него глаза, чёрные-чёрные, бездонные. Утонуть можно. Стоп-стоп-стоп, меня уже несёт! Не о том думаю!

"Ты Карганила?" — он даже не улыбнулся.

"Я Бэлла Анатольевна Базарова. Где я? Где мои вещи?"

"Ты не понимаешь ни ветский язык, ни эльфийский, ни единый? И Предначальный тебе не знаком?"

"Не, я только русский учила. И то у меня тройка".

"Значит, ты чужестранка. Как звалась твоя земля?"

Почему-то мне показалось, что он имеет в виду нечто большее, чем государство, поэтому я ответила:

"Так и звалась — Земля".

"Почему ты опять помолодела? И где некромант?"

"Кто? — не поняла я. Вспомнила какие-то слова, вроде некролог, некрофаг и некрофил, но что они обозначали, я не знала. — Некромант? Это фамилия такая?"

"Бэлла... Ты ведь Бэлла, да? Расслабься, пожалуйста. Я попробую прочесть твои воспоминания, потому что уже ничего не понимаю!"

"А это не больно?"

"Ничуть".

Я заметила, что судорожно сжимаю в кулаке клок его волос. Выдрала всё-таки, значит! Ай да я! Ничего он мне не сделает, пусть сам меня боится!

Я расслабилась, разжала кулак, прикрыла глаза. Голова не болела, но мысли были варённые. И ведь надо по-другому себя вести, быть настороже... но так неохота!

"Глаз не отводи".

Хорошо. Я покорно вылупилась на него и вдруг полетела! Комнату заволокло белым сиянием, тело стало невесомым. Загадочный напев усилился, и я взмывала ввысь на волнах неземной музыки, чтобы беззаботно порхать в других, светлых небесах.

А потом полёт завершился, и я вновь ощутила, что сижу на кровати.

Мой собеседник прошёлся по комнате, растирая виски, при этом лицо у него было сосредоточенное, прямо как у бабули, когда она считала, на сколько ей прибавили пенсию. Затем он молча прошёл за ширму, и, судя по плеску воды, умылся. Вернулся, уселся на стул напротив меня и вдруг сказал на русском, но со странным акцентом:

— Гоблин мне драть! Рассказывать — не поверят! Бэлла, ты мне понимать?

— Ага, только ты чудно говоришь.

— Неуютно побеседовать на твой речь. Сломать все кости язык на ваши звуки. И падеж многовато.

Я поневоле рассмеялась, больным, гаденьким смехом. Он тоже улыбнулся, не весело, а скорее удивлённо. Откинул мокрые волосы назад, и теперь удивилась я. Уши у него оказались необычные, заострённые. Никаких серёжек, какие носят геи, там не наблюдалось.

— Я вывернуть на меня твой память, теперича знать то, что знать ты, говорить то, что говорить ты. Бэлла, ты не на Земля...

Я ойкнула, села прямо, будто кол проглотила. Он издевается?

— А где, на Марсе, что ли? А ты, случаем, не Аэлит?

— В теория такое вроде можно, но на практика... — он развёл руками. — Меня теперича в карьера повесят, то бишь повысять!

— Э... — я запнулась. Нет, я определённо свихнулась! — Меня инопланетяне похитили для опытов?

— Типа того, — ответил он почему-то с Димкиными интонациями. — Бывают другой планет, бывают другой измерений. Мид Мэлл, например.

Я поняла, что мне вешают лапшу на уши, а может, бездарно клеят. Хотя почему бездарно, наоборот, оригинально. Но что за бред? Я насмотрелась по телику на другие планеты, там металл, ржавчина, летающие тарелки-сковородки-дуршлаги и светящиеся, как газовая сварка, мечи. И инопланетяне должны быть маленькие, зелёные, с большущими глазами. Противные, короче, как лягушки. Хотя... была одна вполне миленькая инопланетная мордочка.

— Ты не Альф? — поинтересовалась я.

— Я эльф. Рэморин Тэфаирий, — он оценивающе глянул на меня из-под мокрых ресниц... какие они у него длинные!.. и сократил: — Рэм.

Точно, мне мозги пудрят! Затащили в какую-то глухомань, переодели, волосы нарастили. Может, в гарем хотят продать или направить проституткой в Турцию? Усыплённая бдительность пробудилась, и липкий страх зашевелился в глубине души.

— Эльфы — они другие! — отрезала я. — Чё я, эльфов, что ли, не знаю! Это такие маленькие, с крылышками, в цветах живут. За одного эльфя вышла замуж Трёхразмерочка, тьфу ты, Дюймовочка. Она до него с кем только не сожительствовала, и с жабом, и с жуком, и даже с мышью! Может, на эльфе она не остановилась, но про это сказка умалчивает, — я поймала себя на мысли, что пересказываю сюжет школьного КВН-а.

— Бэлла, ты в другой мир, здесь другой законы. Тут эльфь, гномь.

Он псих? Тогда ему лучше не перечить и не сердить. Эльф, так эльф, мало ли придурков на свете? Я тогда домовёнок Кузя. А в соседней палате Наполеон лежит!

— Если ты мне не верить...

— Что ты! — охотно закивала я. — Верю-верю!

— ...Можешь глянуть на улица, — добавил он и подошёл к окну. Оказалось, что оно вовсе не забито, а всего лишь закрыто ставнями. Не тонкими резными, как в любимых мною сказках Александра Роу, а грубыми створками из толстых досок. Рэм поднял раму, закрепил наверху крючками, потом откинул щеколду, которая красовалась посреди ставен, и продолжил:

— У нас небеса немногое другой, светлее. И иметь ввиду, душа у тебя твой, но сверху надеть тулговище Карганила, у ней тут множественность семья, друзья, дети. Будь морально готовность.

Чего он мне лепит? Про переселения душ? Намекает, что я умерла, а моя душа вселилась в чёрт-те какое тело? Ага, лапша на моих ушах превращается в спагетти! Я точно сбрендила... В детстве мечтала сразу после школы пойти на пенсию, чтобы не работать, вот и сбылась мечта идиота! Я на пенсии! По психиатрическому здоровью!

Рэм толкнул ставни, снаружи что-то оглушительно громыхнуло, в комнату ворвались яркий свет и детский визг.

— О! — заметил Рэм — Тут ребятня де... де-журить. Наверно, подумать, что это кадавр на воля ломиться.

Я подошла поближе, подбирая длинную юбку. Мне открылся вид на цветущую луговину и тёмные некрашеные дома. Под окном валялась перевёрнутая бочка, чуть поодаль у штабеля досок копошились куры, а рядом скучали на приколе две козы. Кудрявые дети улепётывали от моего окна со всех ног, правда, у колодца они остановились и заозирались на меня, разве что пальцами не показывали.

Небо действительно оказалось странным, бледно-голубым, а облака походили на полосы, остающиеся после самолётов.

— Слышь, Рэм, — выдохнула я, отметив про себя, что нахожусь где-то неподалёку от аэродрома, — поигрались, и хватит! Верни мне мои вещи. Костюм спортивный — одна штука. Бельё вместо этого тихого ужаса. Галоши на босу ногу, то есть ноги у меня с собой, ты галоши давай! Майку свою с чулками забирай, трусы с начёсом я тебе верну, потом. Или ты другие предпочитаешь, семейные или стринги? Где тут позвонить можно? Мобильник есть? И давай, вези меня домой!

Он смотрел на меня, как на дурочку. Мне жуть как захотелось влепить ему пощёчину, но я не успела. Над ухом что-то просвистело и упало посреди комнаты. Это оказался камень, к которому был привязан сложенный в несколько раз лист бумаги.

— Чё за фигня? — возмутилась я. — Смотрю, хорошо тут почта работает! Ты давай, настраивайся на серьёзный лад! Я домой хочу! Иначе, так и знай, в милицию заяву накатаю!

Рэм поднял камень, отцепил бумажку, развернул. Я подкралась сзади, вытянула шею. Что-что, а подглядывать и списывать в школе научилась. В послании я ожидала увидеть что угодно, хоть "голосуйте за нашего кандидата на выборах", но оно оказалось написано печатными русскими буквами:

"ЕСЛИ ВЫ ХОТИТЕ ВЕРНУТЬСЯ, ПРИХОДИТЕ В ЗЕМЛЯНУЮ ПЕЩЕРУ В ШЕСТЬ ЧАСОВ ВЕЧЕРА. ОДНА И БЕЗ СВИДЕТЕЛЕЙ".

Рэм обернулся, вполголоса приказал:

— Сидеть здесь тихо, как крыска, и носа не выказывать! — и бросился из окна, благо это был первый этаж.

Сидеть здесь? Не дождётесь! Я драпаю!

Подобрала неудобную юбку, завязала узлом у коленей и выбралась на улицу.

Куплет третий. Роковая женщина

Рэм выпрыгнул из окна и помчался направо, к колодцу, у которого топтались дети. Те сразу вознамерились броситься врассыпную.

— Стоять, а то в козлят превращу! — пригрозил Рэм. Ложь чистой воды, но действует безотказно, особенно на простонародье, считающее эльфов жестокими тварями.

Дети застыли, как вкопанные. Два мальчика в рубашонках навыпуск, девочка в платьице в горошек и... ещё один не ребёнок. Парень лет двадцати, коренастый, с короткими жёсткими волосами и загорелый до черноты. Взгляд у него был пустой, и Рэм понял, почему. Парень оказался душевнобольным, потому и крутился среди детей.

— А теперь, многоуважаемые мистри и миса, — Рэм подошёл к детям и показал брошенный в комнату камень, — признавайтесь, чьих рук дело?

Те хлопали наивными чистыми глазами. Прямо воздушные духи, только в душе каждый из них демонёнок Абрада, иначе говоря, Преисподней.

Рэм вознамерился продолжить допрос, но его отвлекло движение сзади. Бэлла, пришелица из другого мира, выбралась из окна и помчалась налево, через луговину. Ещё не хватало! Рэм бросился вдогонку, но его опередили. Старик в истёртом военном мундире, гнавший мимо овец, бросил своё стадо и затоптался вокруг Бэллы, то ли исполняя танец, то ли пытаясь обнять. Девчонка завизжала, овцы заблеяли и сбились в кучу.

Запыхавшийся Рэм растолкал скотину, схватил Бэллу за локоть и завёл себе за спину. Глаза у пришелицы были большими и перепуганными.

— Карганила, живёхонькая и молодая! — прослезился старик. — Карго, милая Карго! Ну скажи хоть словечко!

— Это чё за извращенец? — срывающимся голосом воскликнула Бэлла. — Седина в бороду, бес в ребро! Что он говорит? Я не понимаю!

Рэм не ответил, он раздражённо поглядывал на детей. Ведь убегут же! Но те не двигались, глазели на ожившую Карганилу.

— Она меня с ума свела, в молодость-то нашенскую, — продолжал старик. — А что, она девка видная, я бравый гвардеец, красавец! Знаете, как я её кликал? Щуренок мой зубастенький!

Рэм чуть не зарычал. Какие гвардейцы, какие щурята? Дети сейчас умчаться кто куда, и он уже не выяснит, кто дал им записку, написанную на русском. Хотя что тут думать, это был некромант, больше некому. Рэм прочёл все воспоминания Бэллы и чётко знал, что преступник с девчонкой не разговаривал, мысли не выведывал, язык не учил. Значит, он настолько могущественен, что смог впитать её память, пока она лежала без сознания. Хотя, хотя... разве это возможно? Во всяком случае, Рэм так не умел.

— Потом с Карганилой поговорите, сейчас некогда! — рявкнул он на старика и повёл девчонку под локоть к колодцу, у которого куксились дети. Похоже, угроза Рэма действовала на них безотказно.

— Я всё равно сбегу! — с вызовом бросила Бэлла. — Трассу найду, машину тормозну...

— Позыркать вокруг, — Рэм задумался, подбирая слова неродного языка. Распутывание клубка чужих знаний давалось тяжело, сознание тонуло в воспоминаниях Бэллы, как в омуте. — Ни антенн, ни провода. Машин такжее нету, не изобрели ещё. Это не твой Почва, то бишь Земля.

— Ну и глухомань! — она принялась выворачивать руку. — Отпусти, говорю! Хочу домой!

— Хоти, хотеть не вредно, — отрезал он и добавил про себя: "Гоблиново отродье!" Девчонка его довела, раз он забыл об эльфийской утончённости и начал ругаться не как сапожник, но уже как башмачник.

Они подошли к детям. Рэм оглядел притихших сорванцов, одной рукой удерживая вырывающуюся Бэллу, на другой со значимым видом взвешивая камень с запиской. Вкрадчиво спросил:

— Благородные мистри и миса, будем признаваться, чьё это, или...

— Баба Карго? — пробасил умалишённый парень, растягивая слова. — Баба, возьми меня погулять!

"Замечательно! — подумал Рэм. — Ещё один родственник, кажется, нарисовался".

— Последний раз спрашиваю, кто бросил в окно камень? — Рэм грозно нахмурил брови. — Я злой и страшный эльф!

Мальчишка, ковыряющий в носу, кивнул на дурачка:

— Это он, Лаэрт кинул. А кто его попросил, мы не знам! Мы не видали!

— Стукач! — заявил второй карапуз.

— Ты Лаэрт? — обратился Рэм к парню. — Кто просил тебя это сделать?

— Боженька, — серьёзно ответил дурачок.

"Час от часу не легче!" — процедил про себя Рэм и задал риторический вопрос:

— Какой из десяти?

Конечно, записку Лаэрту дал не бог, но как теперь выяснять, кто? Выворачивать на себя память деревенского дурачка? Если только через пару часов, когда улягутся воспоминания Бэллы. Земные знания настолько отличались от того, что Рэм видел раньше, что не умещались в голове. Телевизоры, огнестрельное оружие, автомобили... если бы ещё Бэлла разбиралась, как это работает! Тогда можно было бы "изобрести" что-нибудь и прославить своё имя! Хоть какая-то польза будет от передряги, в которую Рэм влип. Стоп, кажется, одно устройство девчонка знала... как же оно называлось... Рэм вызвал её память, осторожно, чтобы не смешать личности и не попасть под возможную эйфорию, приятную, но вредную для мозга.

Воспоминание пятилетней Бэллы услужливо возникло перед глазами.

"Белка! — кричит отец. — Глянь, какой у тебя велосипед грязный! Совсем технику запустила! И попроси у матери косички тебе заплести, а то ходишь, как Баба Яга!"

"А мамке некогда!" — заявляет в ответ Бэлла.

Велосипед. Решено — Рэм изобретёт велосипед, обогатится и сможет прожить на эти деньги, не занимаясь магией. Вообще-то с одной стороны он хотел помогать людям, но с другой боялся сделать что-то не так и тем самым навредить... Жажда признания и страх непоправимых ошибок с переменным успехом боролись в душе.

Рэм понял, что эльфийский склад ума опять увёл его от действительности в дальние дебри, окинул милостивым взглядом детей и сказал:

— Что ж, можете идти. Лаэрт, а вас я попрошу остаться, — и смекнул, что откуда-то помнит последнюю фразу.

Дети мигом разбежались, наверное, боялись, что эльф-колдун передумает и вдогонку выкликнет непотребное заклинание, превращающее в розовых лягушек или бритых мышей.

— Баба, пошли гулять на пойму, — бубнил Лаэрт.

Рэм махнул на него рукой, сейчас было не до объяснений. Подвёл угрюмую Бэллу к скамейке у "Приюта Джентоса", ножки которой густо оплетал молодой вьюн, уселся рядом. Лаэрт послушно остановился напротив. Рэм призадумался.

Происходящее постепенно встраивалось в логическую цепочку. Жила в Маулентии некая Карганила, пока не умерла. Похоронили её, как водится, а после некий некромант откопал старуху и вселил в её тело душу двойника или очень похожей девчонки из сопряжённого мира. Как такое возможно, Рэм не знал. Может, отвести Бэллу в столицу, показать куратору, а то и самому Архимагу? Выслужиться таким образом? Возможно, они даже поймут, почему девчонка то стареет, то опять молодеет. Или лучше предъявить многомудрым магам некроманта, который умеет делать таких необычных кадавров с душой?

Плохо то, что затаившийся преступник через Лаэрта захотел вернуть себе Карганилу. Ну ничего, в шесть часов вечера Рэм его поймает! В конце концов, это его работа — защищать людей от служителей зла, и её надо выполнять, невзирая на желания. Но что делать с Бэллой? Исследуют её маги, опыты поставят, а дальше куда, если она, конечно, выживет после изучений и не сойдёт с ума? Надо устраивать девчонку, а она ничего в жизни Сайларна не смыслит! Хотя у неё есть родственники, пусть они и заботятся.

"Родственники тела, но не души, — напомнил себе Рэм. — Тело принадлежит этому миру, душа — другому, и разберись теперь, кто она в итоге? Но её семья наверняка извелась, нужно познакомить их с Бэллой, дать понять, что это не Карганила. И сбыть девчонку им на руки, я нянькой не нанимался!"

Бэлла вдруг вскочила со скамейки и понеслась вперёд, не разбирая дороги. Оказывается, демоница всё это время изображала из себя тихоню и усыпляла бдительность Рэма, а сама только и думала, как удрать!

— Догонялки! — восторженно завопил Лаэрт.

Рэм бросился за беглянкой, но дурачок оказался быстрее. Догнал Бэллу всё у того же злополучного колодца, с силой хлопнул по плечу:

— Ты вадишь!

Та от удара рухнула на землю, впечаталась макушкой в каменную кладку, закричала. Башмак с её ноги очертил в воздухе дугу и с плеском утонул в колодце.

Рэм опешил. Мало того, что у Бэллы раскалывалась голова после "звезденя", и пришлось тратить магические силы на снятие боли, теперь девчонка сотрясение мозга может заработать... Или, не дай Воранил всевышний, память потеряет! Что может быть хуже пришельца из другого мира, который не знает местного языка и ничего не помнит?

Всё это Рэм обдумал в доли секунды, пока мчался к Бэлле. Та, постанывая, поднималась с земли и потирала макушку. Лаэрт глупо хихикал.

— Идиоты вы все! — выпалила Бэлла. — Живодёры! Шишка из-за вас вскочила, блин!

Значит, с ней всё в порядке. Тем лучше, не будет мешать Рэму устраивать её в этом мире. Пусть она и не совсем живая, но помочь ей надо, долг мага обязывает.

— Может, хватить улепётывать? — Рэм безусловно аристократическим жестом водрузил ногу на низкую стенку колодца и посмотрел на Бэллу сверху вниз, гордо, как гном со стремянки.

— Я поняла, отсюда фиг убежишь, — нахмурилась она. — Как чёрная дыра, что упало, то попало, тьфу ты, пропало! Это не Бермудский треугольник?

— Хужее, — заметил Рэм. — Это остров Сайларн.

— Баба! — Лаэрт совладал со смехом. — Ты теперь махонькая, как я. Ты мои куличики из песка кушать будешь?

Рэм фыркнул. Хорошо, Бэлла этих слов не поняла.

— Лаэрт, отдай бабе свои сапоги, — приказал он. — Не будет же она босая ходить, правильно?

Дурачок с готовностью разулся. Бэлла непонимающе уставилась на Рэма. Какая же она недогадливая!

— Натягивай! — распорядился он.

— Эти грязные, потные, мож, заразные... Ну ладно, — Бэлла уселась на стенку колодца, морща нос, принялась обуваться. — Слышь, гей, а чё этот даун за нами ходит? Это твой друг, да? — и добавила ядовитым тоном: — Или подруга?

— Родич твой, — холодно пояснил Рэм. — И прекрати звать меня это слово! Это не соответствие действительность!

— Хе-хе! — она вытянула ноги, любуясь, как сидят явно большие для неё сапоги. — Хорошо, не буду. Ишь, разобиделся! Хм, родич... Мож, у меня и муж имеется в наличии? И дети для полного комплекта?

— Пошли в "Приют Джентос", откудова сбегла, укомплектованная, — вздохнул Рэм. — Будет тебя знакомиться со семья, — и прибавил на едином языке: — Лаэрт, за нами!

— Ну ты чукча! — сказала Бэлла, кажется, совсем беззлобно.

Хозяин "Приюта Джентоса", Джентос собственной персоной, приветствовал гостей на пороге. А ещё их встречали дочери Джентоса, испуганно выглядывающие из-за изгороди, кот Джентоса, на глазах у всех нагло пометивший дверь, и тараканы Джентоса, убежавшие под ступеньки крыльца.

— Мы посидим в зале, всё равно посетителей нет, — заявил Рэм и вспомнил, что позавчера тут пусто не было, позавчера тут пили эль и заедали жарким, и казалось, что вся Маулентия собралась посмотреть на заезжего эльфа. Но тогда здесь не ночевали живые трупы...

Молодцеватый Джентос рьяно закивал:

— Помощь вам не потребуется, мистрь Рэморин Тэфаирий? Поутру вы так верещали...

— Это необходимая деталь заклинания, — выкрутился Рэм. — Если не повысишь голос, то магия не подействует, понимаете? — и добавил про себя: "Попробуй не заверещи тут, когда тебе волосы выдирают..."

— Нам бы поесть, — попросил он. — И родных Карганилы позовите, пожалуйста, знакомиться будем. Она не опасна, и видимо, возвращается в лоно Маулентии.

Джентос крикнул дочерям, чтобы не ротозейничали и кинулись выполнять поручение. Рэм расположился за большим столом у неразожженного камина, над которым красовались сизо-белые связки прошлогоднего чеснока. Лучи солнца врывались сквозь замасленные окна и казались рыжими. Ожиревшие на джентосских харчах мухи вяло летали над засахаренными столешницами.

— Вон тама колидор... корридол, первая комната — твой, — обратился Рэм к Бэлле, устроившейся по его левую руку и шепчущей: "Я в дурдоме... я в дурдоме..." Жалко девчонку... слегка. Но она успела здорово надоесть, а от её криков начала болеть голова.

Бэлла обернулась к тёмному проёму с резными косяками, спросила:

— А почему там стол красуется?

— Тебя подпирал.

Джентос прибежал с подносом, на котором стояли тарелки с чуть тёплым жарким, видимо, позавчерашним, горшок каши недельной давности, причем в речевом запасе Бэллы нашлось бы определение "комнатной температуры", и кувшин с морсом, который, к счастью, и должен был быть холодным.

Бэлла набросилась на нехитрую снедь, Рэм для виду поковырял ножом в кирпиче жаркого. Он уже позавтракал, кстати, от еды его оторвал крик проснувшейся девчонки. Лаэрт плюхнулся на стул и начал пить морс прямо из кувшина, обливая и без того грязную рубашку.

— Мы кого-то шдём? — полюбопытствовала Бэлла с набитым ртом.

— Людь, у который тебе придётся поживать, — рассеянно ответил Рэм. — И может, кто из них согласиться научать тебе наш народная речь.

— Знакомство с родителями? — она облизала ложку.

"Знакомство с детьми", — мысленно поправил Рэм и покосился на Джентоса, который делал вид, что протирает окна. Сухой тряпкой. От пыли, что ли? Интересно, что думает бедный хозяин, слыша тарабарщину, называемую "русский язык"? Принимает за колдовство?

— А ты в шесть часов отведёшь меня к пещере? — набралась нахальства Бэлла. — Мне одной идти страшно... Да я и дороги не знаю!

— Мы пойти туда вместе, — ответил Рэм, замечая про себя, что девчонка успела когда-то прочесть записку.

— Замётано! — она почесала нос черенком ложки. — Странная у вас столовка... Но кормят всё равно паршиво, как в столовых. Дома в сто раз лучше!

Рэм вздохнул, жалея себя. Видимо, у Бэллы пошло первое потрясение, и она завела обычную женскую болтовню, от которой не спрятаться, не скрыться.

— Привередливая, подол опусти! Нечего сверкать грязный ногами.

Она быстро развязала узел, ладонями расправила юбку на коленях, упрямо вздёрнула нос:

— А ты не глазей! И не подкатывай ко мне, у меня Димка есть! Я тебе не Дюймовочка, я с эльфями не мутю! И ваще хватит мне по ушам ездить, типа он эльф, с крылышками, ха!

— Твою медсанчасть! — не сдержался Рэм.

Бэлла поперхнулась, пришлось стучать ей по спине.

— Это папина фразочка! — возмутилась она, когда откашлялась.

— Понятноть, я выучил лексику твой окружения. Эльфы — мы другий. Помнишь, ты ходить в кино, давно ещё, в детство сопливое? Для этого полклассом с субботник сбежать, в город ездить. На экран коротышка уничтожить кольцо. Там быть эльф.

Она с подозрением нахмурилась:

— А ты тоже смотрел? У вас кинотеатры есть? Погодь... А! Вспомнила, какой там эльф, точно! Блондинчик с луком, да? Тоже гей, он там с гномом шуры-муры водил. Он ничего, симпотная лапочка. Только он не эльф, он актёр.

После этого Рэм уверился, что Бэлла круглая дура.

— Щаз вспомню его имя, — она наморщила лоб. — Уилл Тёрнер! Пират Карского моря!

Рэм отвернулась. Разговаривать с Бэллой бессмысленно. Вместо этого лучше заняться тем, что следовало сделать ещё вчера. Узнать, как и чем жила Карганила, выяснить, не стало ли её оживление чьей-то изощрённой местью, и не был ли некромант местным? Может, преступник сначала убил свою жертву, а потом оживил, чтобы заиметь слугу-кадавра? В любом случае негодяй угрожает мирной жизни Маулентии, и Рэм, как представитель Ковэна, обязан разобраться.

А ещё нужно приберечь магические силы, которые пригодятся в схватке со злодеем. Рэм проверил, плотно ли повязаны на запястьях вироэлы — повязки из серой ткани, пропитанной в жидкости с эманациями хаоса. Почти у всех магов есть вироэлы, они помогают отрегулировать поток силы, направить её именно туда, куда надо, и именно столько, сколько надо. Почему хаос способствует упорядоченности, сумеют понять одни лишь маги, ну а особо любопытным можно посоветовать книгу "Сингулярность в диалектической природе магики".

Рэм принялся перематывать повязку на левом запястье.

— Это что такое? — встрепенулась Бэлла. — Напульсники?

Он задумался, подыскивая синоним в её языке.

— Фиксаторы. По-эльфийскому — вироэл. Помогать создавать структура магический токи в организм, — он покончил с левой повязкой, затянул её зубами и принялся за правую.

— Магический? Ну да, ты гипнотизёр, — с умным видом заявила она. — Прям Кашпировский!

— Я волшебник.

— Как этот мальчишка, как его... я на Новый год по телику смотрела... в очках и с палкой, но не гаишник.

— Гарри Поттер, — подсказал Рэм. — Надо было в экран смотреть, а не с Дмитрий целоваться.

— Да ладно! — Бэлла усмехнулась. — Чего ж тогда у тебя шрам не на лбу, а на ладони?

И когда она успела рассмотреть?

— Я лоб рукой закрывал, — тоскливо пояснил Рэм.

От разговора его спасла пришедшая родня Карганилы. Все девять человек, включая двух маленьких детей, торжественно уселись за стол. Бэлла испуганно замолчала и сразу стала казаться тихой и незаметной. Её семья не выказала особой радости, скорее, они тревожились, и их можно было понять. Вчера они увидели свою Карганилу живой, но теперь она помолодела и годилась во внучки собственной дочери!

Пока Лаэрт по просьбе Джентоса и под его присмотром без особого успеха протирал окна, Рэм красноречиво объяснял, что Карганила не кадавр, так как у неё есть душа, что она не опасна, считает себя другим человеком, и что её следует окружить заботой.

— У вас есть подозрения, кто это мог сделать? — спросил он.

Все дружно замотали головами. После расспросов выяснилось, что они действительно ничего не знают.

— Её можно обучить хотя бы нашему языку, чтобы она не была такой беспомощной, — Рэм оценивающе глянул на собеседников. — Если только кто-то согласиться поделиться памятью.

Дураков не нашлось. Отдать воспоминания — значит посвятить постороннего человека в тайны своей жизни, а кто в здравом уме на такое отважиться? Зато родственники Карганилы быстро отыскали крайнего. Безропотный и на всё согласный Лаэрт по указке Рэма устроился на стуле напротив Бэллы.

— Ты хотеть язык научиться? — спросил Рэм у девчонки. — Будь смотреть в глаза Лаэрта.

Бэлле эта идея не понравилась, по лицу было видно, что Лаэрт не внушал ей доверия. А ведь наверняка безобидный парень, просто живёт в своём особом мире. Эльфы не считают безумие за порок или болезнь, скорее, за дар, пусть и непонятный.

— Лаэрт! — серьёзно сказал Рэм. — Смотри, пожалуйста, в глаза Бэ... то есть...

— Бе-бе? — переспросил тот.

— В глаза бабе, — терпеливо пояснил Рэм, чувствуя, как к рукам приливает сила. — И вот ещё что, уважаемые родственники Карганилы! Мне надо будет отлучиться до вечера, так что посидите с ней, никуда не отпускайте, хорошо? Хотя мне кажется, она не убежит, некуда ей бежать.

Все согласно закивали. На словах они понятливые и услужливые, а на деле...

Рэм положил руки на головы Лаэрта и Бэллы, сосредоточился, стал проводником между двумя разумами. Тело пронзило знакомое ощущение бегущих искр, а потом окружающий мир уплыл, растворился, остался лишь раскрытый разум дурачка, устроенный не проще, чем у здоровых людей, а много, много сложнее. Рэм чуть не запутался в этом лабиринте, выделил память Лаэрта и начал передавать её Бэлле. И, что неизбежно, усваивать сам.

Говорят, мозг разумного существа задействован на незначительную долю или на чересчур незначительную, как, например, у Бэллы. Свободную часть маги используют как склад, помещая туда чужие воспоминания. У опытного волшебника таких памятей может накопиться до нескольких десятков, Рэм умудрился собрать только две, зато какие — малолетней полуобразованной пришелицы и идиота, зато местного. Да и тем оказалось тесно, в их чувствах и логике сам бы демон Абрада сломил лапу и левое крыло.

Рэм удивился, когда понял, что Лаэрт действительно не знает, кто просил его передать записку. Некромант умело стёр воспоминание. Это уже настоящее искусство, а не выкрутасы самоучки...

Рэм разорвал связь, встряхнул руками, чтобы собравшиеся в кистях магические токи разошлись по телу. Неприятное ощущение, чудится, будто сосудики в пальцах вот-вот лопнут, а при сильных напряжениях под ногтями появляется кровь. Сейчас всё обошлось. Рэм потёр вироэлы, поймал разозлённый взгляд Бэллы, сказал, обращаясь ко всем:

— Что ж, беседуйте пока. Я скоро вернусь, — и поспешил выйти из "Приюта Джентоса". Пора было начать опрос свидетелей. Кое-что Рэм выяснил из воспоминаний Лаэрта, но дурачок знал не так много, сплетнями и личной жизнью Карганилы не интересовался, а если что и слышал, то запомнил мало. Ему было не важно, что говорят, он запоминал, как говорят, с каким настроением и чувствами...

Управляющий Маулентии нашёлся в своём саду, в гамаке, натянутом между яблонями. Вопросы Рэма его несказанно удивили:

— Некроманта, стало быть, ищите? Среди нас? Да не желали мы такой муки Карганиле! — управляющий потянулся, тени от ветвей забегали по его краснощёкому лицу. — Не скажу, что она приличной бабой была... не, она с гнильцой. Урожай от налогов скрывала, с моего поля свёклу приворовывала. И при этом на жизнь жалобилась, мол, хуже всех ей, вдове, приходится. А ведь это она мужа-то своего кокнула! Ну, так говорят, хотя кой-кто верит, что он сам об грабли зашибся, — управляющий устало вздохнул. Видимо, прохлаждаться в тенёчке оказалось очень утомительным занятием. — А сама Карганила навроде святой умерла, от старости во сне. Мистрь маг, а мы меня не оживите, когда я помру? Нет? А омолодить, как Карганилу, можете? Тоже нет? Тогда вот чего я скажу: не надо это дело копать, себе дороже выйдет. Вам, эльфам, всюду заговоры мерещатся.

Следующие слова управляющего прозвучали пугающе:

— Лучше уезжайте отсюда, ясно? И чем скорее, тем лучше!

— Кто-то отомстил мистрис Карганиле? — аколит Культа друидов, дородная женщина в застиранной мантии, на Рэма и не смотрела. Она увлечённо чистила свинарник при капище Маулентии. — Ну что вы, это случайность! Над любым умершим могли непотребство совершить, могил-то на погосте куча! Так что не ищите злого умысла, помолитесь-ка лучше.

"Прямо здесь и сейчас?" — подумал Рэм. На пороге свинарника некуда было поставить ноги, чтобы не запачкать сапоги, не говоря уж о том, чтобы бухаться на колени.

— Некромант, нечистый дух, он пришлый, это я вам точно утверждаю, — добавила аколит. — Лучше принесите пожертвование Культу друидов, и ниспошлют тогда боги милость свою. Не хотите? Все вы, эльфы, безбожники! Найдите в природе успокоение, гляньте, место-то какое благое! — она обвела рукой свинарник. — И вот ведь нечистый завёлся!

Рэм чуть было не ляпнул, что в Маулентии все не особо чистые.

Знахарь, мужчина средних лет с всклокоченными волосами, варил в котле какую-то дрянь. Весь его убогий домишко состоял из одной кухни, пропитавшейся едким запахом полыни и отчего-то псиной. Гильдия Знахарей распределяла своих плохо подготовленных учеников по городам и весям, точнее, сбывала с рук, а об их быте даже не думала. В свою очередь местные жители не особо привечали лекарей, больше доверяли служителям Культа друидов, которые все как один практиковали целительство. Лучше принять помощь от богов, а не от незнакомой и подозрительной алхимии, не так ли? В общем маулентскому знахарю повезло, что ему хоть такой угол выделили.

— Проходите, мистрь Рэморин, проходите! — расплылся хозяин в улыбке. — Нечасто нас посещают представители вышнего народа, мудрость свою над нами не распростирают! Вы меня, верно, не помните, а я позавчера был у Джентоса, представился вам. Мистрь Аомори я. Вот, средство от радикулита ищу, у вас рецептика нет? Искренне жаль... Я тут смешал подорожник, толчённые бычьи рога и копыта, куриные лапы и щепотку пудрета. И всё мне кажется, чего-то не хватает, какой-то изюминки! Ладно, вы ведь о Карганиле желаете расспросить, отгадал? Я прекрасно понимаю, вы думаете, что кто-то вознамерился ей отомстить, и спокойная смерть супостата не удовлетворила, он решил обречь несчастную на жалкое посмертное влачение. Но не думаю, что кто-то из наших на такое способен. Сила интеллекта, видите ли, не та, это как пить дать! Не будете чаёк-то пить? — знахарь глотнул варева из половника и довольно крякнул.

— Нет, мне ещё работать надо, — Рэм с подозрением смотрел на бурую жижу, остывающую в котле.

— Как пожелаете, мистрь Рэморин. Продолжая о Карганиле, вы знаете, она и мне насолила однажды, да, да! Прямо из-под носа ночью доски утащила. И пса отравила, хороший был пёс!

"Или пёс отравился снадобьями хозяина..." — подумалось Рэму.

— Вы же не станете во мне мстителя подозревать? Карганила со всеми местными мужчинами имела связи, надо сказать, очень близкие, бабы её ненавидели, так что правильнее будет подозревать их. И раз уж вы начнёте это дело расследовать и что-то обнаружите, сделайте милость, расскажите мне. В первую очередь. Обещаете? Жуть, как интересно, а я по природе своей, видите ли, любопытный, — он отхлебнул напитка, причмокнул губами. — Ох, ядрёная вещь, полезная. Суставы лечит, ну и для силы мужеской, понимаете, да? Что вы так странно на меня смотрите? Я с Карганилой ни-ни, я невесту люблю. Да и в молодость мою Карго уже старухой была. Ох, ядрёный чаёк получился! Точно не желаете отведать?

— Карганила-то? — Элия, соседка пострадавшей, оторвалась от грядки, которую полола, старательно оттопырив, скажем, низ спины. Кокетливо улыбнулась, подошла к изгороди, сложила на ней руки и уместила сверху грудь. Веснушки покрывали не только лицо Элии, но и руки, и даже то, что было видно в вырез блузы, а видно было немало. — Ой, мистрь маг, и не говорите! Вон, загородку мою потихоньку передвигала! Глядите сами, — Рэма взяли за подбородок и развернули лицом направо. — Ючусь почти в овражине, а эта сволочь старая, — Рэма повернули налево, — вон как жирует! Вы не могли бы взглядом загородку переставить? Нет? Только с разрешения управляющего? Да он не управляет, сидит в своём доме, в потолок плюёт! И вся власть такая, нет им дела до простых людей. Тьфу! — Рэма потрепали по щеке и отпустили. — Миленький вы мой! Что вы спрашивали, голубчик? — с лёгкой подачи Бэллы Рэма от этого слова воротило. — А, Карганила... ну, о мёртвых плохо не говорят, о живых мёртвых подавно, потому промолчу. А не зайдёте ли в дом, я вас ячменным виски угощу! Лучше в доме беседовать, чем на солнцепёке, верно, голубчик мой? А вы знаете, у меня поясница прямо трещит, — она повернулась, задрала жилетку и блузу. Спина тоже почему-то оказалась в веснушках, загорала Элия, что ли? — Не вылечите, нет? К кому вы сказали обратиться? К нашему знахарю?

— Карганила, Карганила... — мечтательно протянул второй сосед, старый кузнец. — На неё взглянешь и с ума спрыгнешь! — он придирчиво отсмотрел топор, у которого выправлял затупившееся лезвие. — Вы не глядите, что её старость съела, она никого не щадит, окромя вас, эльфей. О чём я говорил-то? — он провёл пальцем по лезвию, поцокал языком.

— О Карганиле, — напомнил Рэм, на всякий случай отступая к выходу из тёмной кузницы.

— Да, верно. Память, как решето. Ей-Воранил всевышний, убью кого и забуду, — кузнец играючи перебросил топор из руки в руку. — О чём бишь я? А, из-за наследства её порешили, её же дети и внуки! — он назидательно потряс топором перед носом Рэма. — Они и схоронили её кое-как, сразу побегли наследство рвать. И могилу не навещают!

Рэм поспешил выйти на улицу. Говорят, все кузнецы немного колдуны. Так не этот ли старик убил Карганилу на почве неразделённой любви?

— Вы про энту ведьму? — кузнецова жена разделывала петуха на столе у крыльца. — Какой исчо никромент, она сама в сговоре с нечистой силой. Муженёк мой, кобель, с ней кобелился! А ведь он её на десять годков младшее! Чем эта собака его приворожила? Вы, эльфы, за спасибо ничего не делаете, потому торговаться будем, вы мне волшбу, я вам, значится, кой-чего про Карганилу. Я вчерась ладонь обожгла, не залечите? Ой, благодарствую, мистрь эльф! Руки у вас золотые! Так вот, ведьмой она была, ведьмой! Откуда знаю? — старуха ножом сбросила с разделочной доски потроха, вытерла лоб окровавленным рукавом. — А вы мне наведите чары на курятник, чтоп, значится, нечистый дух не забрался, тады скажу. Чё, веточки зверобоя там надо повесить, и всё? Так и сделаю. Значится, слухайте, мистрь, у нас за деревней, вон в той сторонке, ведьмино кольцо есть, ну поганки по кругу растут, видали? Вот туды Карганила в полную луну хаживала, ага. И я ещё кой-чего знаю, вы залатайте мне крышу, тады скажу. Понимаете, у меня в крыше дыра была, я её какими только заплатками не заделывала, и уж больно хорошо телячья шкура помогла. А на той неделе шкуру уволокли! Ну народ пошёл, жульё, ко всему ноги приделают!

— Я бы смог залатать крышу заклинанием, — Рэм скривился от того, что капля крови попала на манжет. — Но магию придётся обновлять каждую неделю, иначе она истончиться и станет пропускать воду. Так что лучше своими силами починить.

— Ну, я веретено потеряла намедни. Отыщите?

Рэм взял старуху за плечо, которые ещё не было окровавленным.

— Представьте своё веретено. Да, вижу. Под кровать закатилось, на кровати зелёное покрывало, вблизи...

— Да поняла я, поняла. Так вот, значится, нету никроментов никаких, Карганила сама из могилы встала. И не водитесь с ведьмой, совратит она вас и угробит!

Через час Рэм проверил найденную у логова некроманта дверь от нужника, но на ней не сохранилось отпечатков чужих аур. Враг тщательно зачищал следы. Рэм поговорил с хозяйкой двери, с детьми-пастухами, которые позавчера указали ему земляную пещеру, с сапожником, гончаром, рыбаками. После того, как он пожал десятую руку, такую грязную, что поневоле захотелось отослать неряшливого собеседника в баню, терпение лопнуло. То ли он спрашивал о разных Карганилах, то ли люди нарочно сбивали его с толку, может, выгораживали своего. На всякий случай он проверял их ауры, но магов не находил. Если преступник не маскировал свою силу, то Рэм оказывался единственным волшебником на всю округу, так что в первую очередь следовало, наверное, подозревать в некромантии себя. Во-вторых, Карганилу. В-третьих, всех остальных жителей, потому что, как выяснилось, каждый хотел сжить её со свету.

Тем временем неумолимо приближался вечер, и Рэм окончательно уверился, что сыщик из него не получится. Осталась последняя ниточка — таинственное свидание в шесть часов. Он отправился за Бэллой, на которую, как на живца, решил ловить некроманта.

Куплет четвёртый. Ловля на живца

Представьте, что вы оказались в незнакомом месте, в чужом теле, среди посторонних людей, которые сидят с вами за одним столом и смотрят, как на врага народа. Денег у вас нет, крыши над головой тоже, и надежда на возвращение лишь одна, и та больше похожа на ловушку. Хорошенько так представьте, до мурашек по коже. Представили?

А теперь представьте, что в тело любимой бабули вселилась чья-то взбалмошная душа, которая не любит вашу семью, не бережет бабушкино тело и говорит на странном языке. Что родное лицо теперь смотрит на вас с отвращением. Наверняка вы возненавидите эту душу.

Так вот, я чувствовала всё это одновременно! Одновременно была собой и Лаэртом, одновременно жалела себя и презирала, жила на Земле и в Сайларне, знала русский и единый, помнила себя и девчонкой, и древней старухой. Поздравьте меня, я сошла с ума! Интересно, который раз за день я записываю себя в психи?

В общем, наполовину я и так была идиоткой, точнее, идиотом. Как там звали мою маму, Инна Петровна или Мара? Про кого мне сказки рассказывали, про Репку, которую шесть огородников из земли вырвать не могли, или про грифона Рэпкиэля, который шестерых рыцарей порвал? А позавчера, помнится, мы удили рыбу и поймали эльфийского сазана. Не-не, Мамаев катал меня по деревне на мотоцикле с коляской, и мимо дома старухи Карганилы тоже... пока мотор-зверь не заглох, несмотря на мат Мамаева... А после мне завязали глаза, посадили на телёнка и крикнули: "Удачного пути, Лаэрт!" Я упал... упала... а мои приятели смеялись и дразнили меня дураком. Пнули пару раз. А мне совсем не обидно, я и не знаю, что за это можно обижаться, я привык к пинкам и плевкам. Затем... затем мы у реки распивали купленную вскладчину бутылку, пытались поймать на мобильнике радиостанцию с классным музоном. То есть я, Лаэрт, не пью, в это время я гулял один и мечтал о воздушных кораблях и хрустальных замках... Чушь, я Бэлла, и я пью... иногда... но не как наши мальчишки, не до отрубания памяти! Будут они потом школьные годы вспоминать и не вспомнят отрезок времени с шестого класса по самый выпускной. Так вот, мы отдыхали у реки, а затем прилетел грифон Рэпкиэль, лично пожал руку Димке и сообщил, что завтра в Москве ожидается облачная с прояснениями погода.

Да, так всё и было! Или я что-то перепутала? Извилины в мозгу завязались в узел, а глаза, наверно, собрались в кучу.

В голове щёлкнуло, и воспоминания расплелись. Я снова стала собой, вспомнила, где нахожусь и с кем, а Лаэрт... он остался в моей голове, но съёжился в дальнем уголке, если в мозгах, конечно, есть уголки. Спасибо Рэму, который передал мне чужие воспоминания. Стоп-стоп-стоп! Помнится, сегодня утром он проделал то же самое с моей памятью, значит, прочёл мою подноготную? И как я стреляла деньги из маманькиной сумки, и как описалась в семь лет на глазах у подруг по песочнице, и как с Димкой переспала, и не раз, в заброшенной детском садике, где давным-давно мы, сидя на соседних кроватях, дрались подушками... наверно, отложилось у нас в подсознании со времён сопливого детства, что спать надо вместе.

"Тварь! Мог бы предупредить!" — я зыркнула на невозмутимого Рэма, стоящего рядом и встряхивающего руками. Если бы могла, взглядом прибила бы! Но тут Рэм заговорил на чужом языке, только на этот раз абракадабра была понятной, сама собой разложилась на слова:

— Что ж, беседуйте пока. Я скоро вернусь.

Больше того, я даже представляла, как эта фраза пишется, наверняка благодаря знаниям Лаэрта! Оказывается, я, то есть Карганила, учила его грамоте! Она единственная из всей семейки заботилась о правнуке, а теперь стала зомби или, как говорили местные, кадавром. Рэм притащил её... меня вчера в Маулентию... Зомби... Тварь здесь я. Выродок я! Чудовище — тоже я! И когда я начну превращаться в такого урода, полчища которых гасят в фильмах?

Я беспомощно поискала глазами Рэма, единственного, кого не боялась в этом мире. Но увидела вокруг себя только рожи семейства Карганилы. Два хмурых старика, горбатая старуха, две явно скучающие девчонки и три наглые рыжие бабы. У дальней стены топтался Джентос, напротив раскачивался на стуле Лаэрт. А Рэм-то где?

Его чёрный плащ а-ля "ужас, летящий на крыльях ночи" мелькнул за окном. Ку-у-уд-а-а? А я? Ой, Рэм ведь говорил что-то про то, что скоро вернётся, и что я должна побеседовать с родственниками... Бежать за ним или сделать так, как велели? Разумнее будет прекратить самодеятельность и дождаться Рэма, который обещал проводить меня до пещеры, но каков всё-таки жук, а? Все они, мужики, такие, нашкодят, а потом улепётывают, и эльфячьи мужики не исключение! Кстати, Рэм действительно оказался натуральным эльфом, Лаэрт об этой расе многое слышал и даже видел их делегацию, что однажды останавливалась в Маулентии.

Я осторожно оглядела родственничков, с которыми осталась один на один. Что делать, о чём с ними говорить? Может, мирно поболтать о погоде, чтобы отношения не портить, а в шесть вечера смотаться к пещере, где меня вернут домой, если, конечно, автор записки не врал. Интересно, кто он и можно ли ему доверять? Эти вопросы не давали покоя. Магия, тайны, интриги... не хочу в них разбираться, мне лишь бы домой возвратиться!

— Мы рады, что ты воротилась вовназад, матушка, — залопотала сгорбленная старуха. Это моя дочь, кажется, Кейра? А я мать? То есть не я, а Карганила... Какие мне дети, я сама ещё ребёнок! Мама, родная моя мамочка, забери меня отсюда!

Дочь выжидающе смотрела на меня, будто взглядом в землю вколачивала, со страху я обратилась за советом к памяти Лаэрта, совершенно не представляя, как это делается. Чужие воспоминания захлестнули волной, да что там волной, цунами, которое начисто смыло личность по имени Бэлла. Вот я стою у маулентского колодца, в толпе людей, и вижу, как мои бабушка Кейра и прабабушка Карганила костерят друг друга, на чём свет стоит, и обзываются шлюхами. Я Лаэрт, но у прабабушки моё лицо... Хотя я знаю, что выгляжу как рыжеватый мальчишка, почему-то я должен быть такой вот бабушкой, разве что моложе...

Я отчаянно ухватилась за эту мысль, заставила себя смотреть на свою постаревшую физиономию, хоть это и было страшно. Всё правильно, я не Лаэрт, я Кар... тьфу ты, Бэлла!

Цунами схлынуло, я стала собой. Голова слегка кружилась, сердце колотилось, дыхание участилось. Но я бы не сказала, что эти ощущения были неприятны.

Так значит, Карганила с дочерью не особо ладили, а деревенские сбегались посмотреть на их ссоры, как на ежедневное реалити-шоу, ухахатывались и подсказывали ругательства.

— Матушка, ты теперь в свой дом вернёшься? — спросила дочь после долгого молчания. — Может, не надо? Сделай одолжение! Нам самим тесно.

Стариков и старух надо уважать, в теории меня этому учили, но на практике оно как-то не применялось. И вообще неизвестно, кто тут старше и кто перед кем должен приседать и два раза "ку" делать!

— Суд разберётся, имею я право на недвижимость или нет! — ляпнула я, попутно размышляя, водятся ли здесь такие звери, как суды. Местный язык оказался на удивление лёгким, видимо, я даже говорила без ошибок, хотя произношение далось с трудом. Похоже, меня со стороны смешно слушать...

После моей короткой, но явно весомой речи воцарилась немая пауза, прямо как в областном театре, разве что не хрустели чипсы, не звенели припрятанные пивные бутылки и не звонили мобильники. Я заёрзала на стуле. Что ж я такая дура, зачем злю семью Карганилы? Они ведь точно ненавидят и некроманта, и меня, как душу-оккупантку, и чихать им на то, что я не хотела захапывать чужое тело. Меня вообще не спрашивали! Они оплакивали Карганилу, а какой-то изверг создал из неё зомби, чудовище... Если бы такое кощунство случилось в моей семье, я своими руками удавила бы некроманта. Честное слово!

Не пора ли рвать когти? Лаэрт, как местный житель, должен знать пещеру, где назначена встреча. Вот покопаюсь в его памяти и отправлюсь туда одна, без Рэма. Прямо сейчас.

Я подняла руку, как в школе, и заискивающе спросила:

— Можно в туалет?

— Я провожу! — вызвалась моя дочурка.

Побег сорвался, уж очень бдительная у меня оказалась конвойная, ей бы в СИЗО работать! В какой-то момент я даже испугалась, что в этом мире принято мочить кадавров в сортире. Обошлось. Через пять минут мы вернулись в зал, расселись по местам и снова замолчали, только Лаэрт уплетал остатки каши так, что за ушами трещало. Мне бы его спокойствие!

И снова я одна против всех... Любящие родственники заискивающе улыбались, но интересно, о чём думали втайне? Прикидывали, кого я укажу в завещании? Не дождутся!

— Прабабка — кадабра! — заявила одна из двух девчонок. Хм, а они мне кем приходятся? Я с опаской потянулась к памяти Лаэрта. Наши личности опять перемешались, но на этот раз я быстрее справилась с проблемой. Уф! Ещё один такой приход, и в Маулентии точно станет на одного умалишённого больше!

Страшно подумать, девчонки оказались моими правнучками! Валерьянки мне!

— Прабабка — кадабра!

— Ты на кого тявкаешь, мелюзга! — рявкнула я. Если родные Карганилы ждали, что во мне проснуться материнские инстинкты, и я стану сюсюкаться с малышнёй все дни напролёт, пока остальным некогда, то они глубоко заблуждались! Вот маманька бы обрадовалась, она давно о внуках мечтала, но парней от меня отгоняла. И откуда я достану ей детей, из капусты, что ли?

— Девочки, ступайте погуляйте, — сказала статная женщина, светловолосая, с лёгким оттенком рыжины. Моя старшая внучка, дочь моей единственной дочери Кейры. Что-то мне подсказывало, что она дура набитая, её боятся не надо, а вот её муж доверия не внушал.

Дети тут же умчались. Одной проблемой меньше! Нечего меня провоцировать, терпеть оскорбления от малявок я не намерена!

Муж старшей внучки, с бородой-веником и бегающими глазками, осторожно начал:

— Знаете, Карганила, я на вашей землице, которая мне в наследство отошла, уже свёклу посадил, моркошку. А жена вон цветник развела, гвоздики, ромашки, ещё какую-то дрянь. Это што, прикажите выкапывать?

— Я подумаю, — буркнула я и уже машинально скатилась в память Лаэрта. На этот раз нужное воспоминание нашлось быстро, а приятная лёгкость и головокружение и вовсе не накрыли. Я обрадовалась. Не надо мне такого халявного кайфа, как известно, бесплатный сыр бывает только в мышеловке.

Оказалось, муж внучки распускал нелепые сплетни о Карганиле. Лживые они, родственнички! Ну ничего, мне с ними не жить, мне к ним не притираться...

— Бабушка, я счастлива, что ты с нами, — сказала ещё одна внучка, средняя, с бронзовым загаром и кудрявыми медными волосами. Хоть в цветмет сдавай! Это была мать Лаэрта, Мара. По слухам она... страшно подумать, в тринадцать лет отправилась в соседнее село на ярмарку, а вернулась беременная. Об отце-молодце Лаэрта ничего не рассказывала, и ни слуху, ни духу, ни алиментов от него не дождалась. Потом, опять же по слухам, Мара ходила к Карганиле, чтобы избавиться от ребёнка, а та предлагала сделать это с помощью конской гривы, но сорвалось. Я поневоле задумалась о механизме этого загадочного способа, уж не поэтому ли Лаэрт родился дебилом?

— Бабушка! Я так тебя люблю! — младшая внучка, на вид моя ровесница, да ещё похожая на меня один в один, бросилась мне на шею и разрыдалась.

Я растерянно погладила её по волосам и вдруг подумала, что меня разыгрывают. Всё это просто не может быть правдой! Меня снимает скрытая камера, сейчас изо всех углов, как тараканы, выскачут люди, начнут аплодировать, хохотать и дарить цветы.

— Отцепись, внуча! — я оторвала от себя безутешную родственницу и спросила то, что спросила бы у любой ровесницы, не потому, что интересно, а чтобы показаться продвинутой: — Лучше скажи, здесь клуб есть? Сводишь? Косметикой и нарядами поделишься? Знаешь, что такое косметика? Это белила, румяна, парфюм...

Она непонимающе уставилась на меня, вытерла кулаками сухие глаза и заголосила по второму кругу, только на этот раз на безопасном расстоянии от меня:

— Бабушка родненькая, да как мы без тебя!

Я заметила на её шее собственный бусики, то есть бусики Карганилы. Что на этот счёт известно Лаэрту? Я сумела найти чужое воспоминание и не забыть при этом саму себя. Всё лучше и лучше! Расту над собой!

Выяснить удалось следующее: внучка на глазах Лаэрта присвоила украшения Карганилы, кружевные воротнички и фиалковую воду, на которую давно глаз положила. Никого она не любила, только притворялась, актриса погорелого театра! Вот тихая, зато искренняя Мара — это моя кровь! Ничего не требует, просто печально смотрит, сочувствует, что ли? И Лаэрт тоже моя кровь, оба мы психи! Мои гены! То есть мои димы. То есть даже не димы... как муженька-то моего звали?

Внучка, сообразив, что её представление никого не трогает, замолкла. Я исподлобья оглядела родственников, не зная, чего ещё от них ждать. А не пошли бы они?..

— Можете идти, — я благосклонно махнула рукой. Жест получился величественный, я бы сказала, императорский, аж самой понравилось! Но его не оценили, родственнички остались на местах, а дочурка запричитала:

— Нет, нет, подождём покамест. Надо ещё много наиважных дел обсудить.

И мы снова замолчали. Немое обсуждение наиважных дел длилось час, а может, два. За это время я лишний раз удостоверилась, что они собрались здесь не для того, чтобы порадоваться возвращению моей скромной персоны, а из-за наследства! После смерти Карганилы родные успели поделить её землю, понаехать в освободившийся дом и теперь гадали, буду я оттяпывать своё имущество или нет. Что за осиное гнездо я воспитала!

— Вы ночевать-то где собралися? — спросил муж моей дочери, беззубый старик. — Мы бы уступили вам местечко, но вы сами смекните, а ну как ночью...

Да, вдруг я ночью, как чудовище-кадавр, всех загрызу? Зять. Зятёк... Ну-ну. Устрою я тебе райскую жизнь, ты у меня ещё попляшешь! Ты меня будешь "мама" называть и по имени-отчеству. Карганила Батьковна... как моего здешнего папашу звали?

И тут наконец-то явился Рэм, потерянный и с шальным взглядом. Он, конечно, та ещё скотина, но я сразу подскочила к нему, едва он подошёл к столу, зашептала по-русски:

— Уведи меня отсюда, иначе не я их, а они меня заживо сожрут!

— Тихо, — он повёл плечом и обратился к моей дружной семейке, так и замершей на месте: — Благодарю, что дождались меня, мы с Карганилой отлучимся на пару часов.

Ура, мои мучения закончились, если не считать предстоящей встречи, о которой лучше не думать. Я мило улыбнулась родственничкам, хотела взять Рэма под руку, но он уже был у двери, мне пришлось догонять его, что выглядело совсем не романтично.

Когда мы вышли на улицу, я окончательно уверилась, что никаких скрытых камер вокруг нет. Не натыкали же их по всей деревне! В глубине души теплилась последняя надежда, что, может быть, я попала на съёмки исторического фильма, но и она улетучилась, когда на пороге нас чуть не сшиб алкаш в коротких штанах с подтяжками, сползшими на плечи. Шатало его, словно при землетрясении в десять баллов, а перегаром разило так, что все окрестные мухи заспиртовывались на лету. В таком виде можно разгуливать по пивной, но никак не по съёмочной площадке.

Значит, я всё-таки в другом мире, под светло-голубыми небесами, полосатыми от длинных облаков. В загнивающем Средневековье, без стиральных машин, мобильников и удобств, впрочем, без последнего я в деревне вполне обходилась. Как жить в этой дикости, смахивающей на Королевство Кривых Зеркал? И где потерялся мой верный двойник Аллэб с родинкой на левой щеке? Наверно, я промахнулась, когда загремела в этот мир, или как раз угодила внутрь её тела.

Пока же оставалось идти за Рэмом, отмахиваясь от злющих голодных комаров. Встречные сторонились нас, вернее, меня. Я гордо не замечала косых взглядов и размышляла, не высказать ли Рэму всё, что думаю о его способах считывания памяти, но тут споткнулась о кочку и загремела бы носом в землю, если бы меня не поддержали под руку. Какая у Рэма реакция быстрая! Я рассерженно фыркнула. Как я поняла благодаря Лаэрту, у здешних эльфов есть всё, о чём только можно мечтать: бессмертие, красота, здоровье, будто они святые, ни за что ни про что одарённые богами. Почему одним всё, а другим — ничего? Впрочем, за это "всё" эльфов и не любят.

Покуда я разбиралась в межрасовых отношениях, Рэм, оказывается, развёл какую-то демагогию.

— А? Что? — я глянула на него.

— Говори на едином, ты же его знаешь. Бэлла, ты меня слушала?

— Бэлла Анатольевна! — взбрыкнула я, отмечая про себя, что мы уже миновали последние дома деревни.

— Как скажешь. В общем, мы идём не на увеселительную прогулку, назначивший встречу некромант — дело серьёзное.

— А что, эта записка от некроманта? Там же не подписано...

Рэм не стал вдаваться в объяснения, вместо этого сказал:

— Не бойся, держись рядом со мной, если я крикну: "Беги!" — тут же убегай. Скоро я наброшу на себя невидимость и притушу ауру, так что не удивляйся. Беседовать будем мысленно, делай вид, что ты одна. План таков: ты дожидаешься некроманта, я бросаюсь на него, спутываю магией по рукам и ногам, заставляю отправить тебя на Землю, а потом... потом это тебя уже не касается.

До того, как Рэм посоветовал не бояться, я и не боялась, а теперь меня пробила дрожь. От волнения зуб на зуб перестал попадать, колени затряслись. А вдруг меня убьют как ненужного свидетеля? А вдруг этот некромант — маньяк? Ладно, я не одна лезу чёрту на рога... Во всех фильмах на стрелку ходят под прикрытием милиции или "братков". Надеюсь, наши... э... маги нас берегут. Вот, у этого эльфа-мага и нож на поясе висит, в случае чего врага пырнёт... Настоящий джигит!

Рэм спрыгнул с пригорка, подал мне руку. Галантный какой! Нет уж, сама слезу.

Мы остановились у узкой норы, ведущей куда-то под землю. Рэм подтолкнул меня к входу и растворился в воздухе. Я затопталась на месте, мысленно спросила:

"А обязательно туда ломиться? Танки грязи не боятся, но я же не танк! Может, в обход пойдём, как все нормальные герои? Я покажу".

"Обход?" — удивился Рэм.

"Я по воспоминаниям Лаэрта сориентировалась. Моя память девичья, а его я доверяю! Он так чётко всё помнит, просто поразительно! Я слышала, что сумасшедшие в чём-то гении, так вот я думаю..."

"Подожди, у меня все сведения в голове перемешались, сейчас соображу, — и он протянул со странным выражением: — А-а-а..."

Перед глазами возникла картинка, будто Рэм бьёт себя по лбу. Хм, это на самом деле произошло, или моё воображение разыгралось? Я не стала разбираться, молча пересекла тополиную рощу, слезла под обрыв, полосатый от наслоений жёлтого песка и рыжей глины, и пошла вдоль кромки воды. Вокруг было тихо, и оставалось надеяться, что Рэм бесшумно крадётся следом. Я подоткнула подол, разулась, и вскоре прямо из воздуха рядом с моими сапогами возникли сапоги моего спутника.

Грот находился за зарослями камыша, вода заливалась в него широким полукругом и доставала мне до колен. Пахло илом, ноги увязали в холодной тине. Я углубилась внутрь, ссутулившись, чтобы не набить шишки на макушке. Пол круто пошёл вверх, стало сухо, вокруг сгустилась тьма. Жутковатое местечко...

"Стой!" — послышался приказ Рэма.

Я послушно затормозила. Насколько помнил Лаэрт, где-то здесь должен быть провал, ведущий на нижнюю галерею пещер, откуда можно добраться до логова некроманта. Деревенские туда не ходили, потому как это место обросло нехорошими слухами.

"Ровно в полночь, в самое глухое время, луна зависла точнёхонько над мельницей, провыл куцый волк, и проснулась в могиле дерг-дью, — вспомнился мне мой собственный голос. Но я такого не говорила! Значит, вмешалась память Лаэрта... Точно, эту страшилку рассказала ему Карганила. — Разрыла дерг-дью когтями землю, вылезла наружу, вскарабкалась на большой валун, тот самый, за погостом который, понял? Луна, будто лапищу, вот так протянула луч к этой дерг-дью, и тут такое началось! Лохмотья в тёмное платье превратились, сгнившая плоть срослась, по жилам чёрная-чёрная кровь потекла, трупные пятна исчезли, кожа стала чистая-чистая и белая-белая, прямо как у племянницы бабки Виксены. Помнишь эту племянницу? В том году из города приезжала, краля кралей! Что-то я запамятовала... Да, у дерг-дью волосы на черепушке отрасли, длинные, аж до земли, рыжие, огнянные. И пошла она на дорогу, и подстерегла одинокого путника, и убила его, не буду говорить, как, а то ты, малыш, спать не будешь. Выпила всю кровь, а тело снесла в пещеру у реки, про запас, чтобы потом косточки обглодать. Наконец все наши собрались, и в полдень, аккурат когда дерг-дью спала в могиле, сложили у её надгробия пирамиду из камней, кэрн называется. И снова пришла ночь, и выкатилась луна, и завыл куцый волк. Дерг-дью ожила, полезла из могилы, а кэрн не даёт, давит её вниз. Она вопила на всю Маулентию, тогдашний управляющий поседел, как лунь, баба Виксена, про которую я говорила, бессонницей с тех пор стала мучиться, у меня молочный зуб выпал, а сестра тройней разродилась. Но ничего, пережили мы ту ночь, а дерг-дью подохла, задохнулась в могиле-то. С тех пор нас не тревожила".

М-да... Весёленькая сказочка, наша курочка Ряба нервно курит в сторонке...

"Вижу лаз на нижнюю галерею, — донеслась мысль Рэма. — Только он завешен какой-то шкурой... телячьей, что ли? Сейчас уберу... я догадываюсь, чья это шкура..."

Я усмехнулась:

"Ну и чья же? Гаврюши, Малыша или Борьки? Ты был лично знаком с этим телком?"

"Твоей соседки, — непонятно и слегка жутко ответил Рэм. Послышалась какая-то возня. — Бэлла, я уже внизу, прыгай! Тут невысоко, всего четыре фута".

Четыре фута? Так, Лаэртик, помогай, сколько это будет? Примерно метр двадцать? Ничего себе невысоко!

Эх, где наша не пропадала? Как говорится, наша пропадала везде! Я отчаянная всё-таки. И пусть сейчас стану грязнее, чем была, пусть бомжи меня начнут принимать за свою — на всё плевать!

Я нащупала ногой дыру, присела на краешек, упёрлась руками и начала медленно съезжать, как с горки. Меня подхватили и рывком сдёрнули вниз. Может, это некромант? Я заорала, повисла на ком-то, вцепилась в чужую шевелюру.

"Всё в порядке, это я, Рэм! — прозвучала мысль. — Отцепись, что у тебя за любовь к моим волосам? Иди направо, на свет, и побыстрее. Мы и так на полчаса опаздываем".

Я отпустила невидимого Рэма, прищурилась. Да, определённо, впереди что-то белелось, вроде света в конце туннеля. Я обречёно двинулась направо, если, конечно, не перепутала его с "налево". Вечно меня налево тянет, приключения искать... А что, если жизнь не удалась и собственная семья косо смотрит, самое время пойти на свидание к обаятельному некроманту! Уж он-то утешит... если не убьёт на месте, потому что ему, видите ли, удобнее беседовать с мёртвым, чем с живыми! Я вздохнула и совсем некстати подумала, что выгляжу для первой встречи ужасно, но с другой стороны, когда некромант выкапывал мой хладный труп, я была ещё хуже. Авось он на меня не польстится...

Шутки шутками, а вдруг Рэм с некромантом заодно? Заманил меня в ловушку и потирает руки? Сердце громко заколотилось.

Я шагнула назад, намереваясь, пока не поздно, сбежать из темницы... могилы... Потом решила, что это единственная надежда вернуться домой, и лучше её использовать, чем потом всю жизнь жалеть. Хуже не будет. Что ждёт меня в этом мире? Судьба крепостной крестьянки, работа с весны до осени, тупой муж, которому каждый год придётся рожать детей?

Завязавши под мышки передник,

Перетянешь уродливо грудь,

Будет бить тебя муж-привередник

И свекровь в три погибели гнуть. (1)

— вспомнилось что-то из литературы. Я мигом представила себе эту картинку и едва не разревелась. Лучше умереть! Я упрямо двинулась вперёд по расширяющемуся проходу.

"Похоже, именно здесь я вчера ждал нападения трупов, — донеслась мысль Рэма. Мне показалось, что он смеётся. — Надо же, так мучился, а ведь был обходной, лёгкий путь... Ладно, Бэлла, прекращаем разговоры. На близком расстоянии маг может их услышать".

Мы вывернули в пещёру, которую я помнила. Звезда на полу сияла так ярко, что даже глаза защипало. Пахло мятой, стены в золотистом свете казались тёплыми и уютными. Некромант, видно, ещё не пришёл, придётся ждать. Я уселась на корточки у стены рядом с веслом. Если что, я им врежу врагу по кумполу, будет знать, как издеваться над землянками!

Время тянулось медленно, вокруг ничего не менялось. Меня скрутило волнение, внутри будто что-то рвалось, лопалось и завязывалось снова тугим узлом. Вдали капала вода, отсчитывая уходящие мгновения. Или удары моего сердца.

— Он не придёт, — вслух сказал Рэм.

От неожиданности я как сидела, так и подскочила. У дальней стены стоял уже видимый Рэм и вытирал одну ногу о другую.

— Почему ты решил, что никто не придёт? Ждали-то часа два! Начальники, они знаешь ли, такие жлобы, они не опаздывают, они задерживаются.

— Прошло всего пять минут. Можешь мне поверить, маги умеют считать время.

Некроманта я боялась, но ещё больше испугалась, когда поняла, что он не придёт. Значит, мои неприятности продолжаются?..

От работы и чёрной и трудной

Отцветёшь, не успевши расцвесть,

Погрузишься ты в сон непробудный,

Будешь нянчить, работать и есть. (2)

Я украдкой вытерла слезу. Бедная я, несчастная! Застряла тут, похоже, надолго! Без телика и Димки! Не знаю, кого из них больше люблю... Димку, наверно. Чёрт, его же там у меня уведут!

Рэм отвернулся, вскинул руки. Перед его носом повис огромный квадрат багряного цвета.

— След портала, — Рэм склонил голову набок. — Понимаешь, что такое "портал"? Подвешен здесь десять минут назад, уже угасает, и попробуй отгадай, куда он вёл... Видимо, некромант ждал нас здесь полчаса, а когда дождался, почему-то убежал.

Мне было неинтересно. Я осталась совсем одна в чужом мире, никто не хотел мне помочь, и надо было что-то решать, а я не знала, как. Мне никогда не приходилось жить самостоятельно...

— Какой же я дурень, — сокрушался Рэм. — Дважды упустил негодяя! А ведь мог ещё вчера додуматься, что он не собирается сидеть тут и ждать возмездия в моём лице! Он давно начал вывозить вещи, например, раскладушку... я в прошлый раз заметил борозды от неё. А вот здесь, — он подошёл к полкам, — стояли магические книги, слепки их аур остались.

— Слышь, Шерлок Холмс! — возмутилась я. — Мне неважно, чё тут было, мне важно, чё мне делать сейчас! — я подошла к этажерке с побитыми склянками, которые Рэм успел перенюхать. Сейчас надышится всякой дряни, впадёт в нирвану и отключится, а кому его вытаскивать, мне, что ли? Я решила отвлечь его внимание и показала на пятиконечную звезду:

— А это сатанинский знак.

— Нет, — Рэм дыхнул какого-то зелёного порошка из треснувшей пробирки и громко чихнул. — Правильная пентаграмма, вписанная в круг — это символ человека и одновременно барьер от тёмных сил. Тебя, точнее Карганилу, положили в эту пентаграмму, чтобы ни один неприкаянный дух не завладел телом раньше, чем твоя душа.

Он провёл руками над разбитой погребальной ладьёй и остановился у заколоченного ящика. Прошептал несколько слов и рукой сорвал доски.

Терминатор, ё-моё!

В ящике на охапке соломы лежала пузатая банка с длинным горлышком. Рэм осторожно водрузил её на полку и присвистнул. Внутри в мутной жиже бултыхалось что-то, похожее на ощипанную курицу, разве что с огромной головой, ушами-локаторами и широким беззубым ртом.

— Меня щаз стошнит, — предупредила я. — Гадость какая, убери эту банку!

Рэм смотрел на находку в немом восхищении. Влюбился, что ли? Да на что там смотреть? В школе в кабинете биологии хранились заспиртованные лягушки в разрезе, так вот они по сравнению с этой образиной вызывали умиление. Хотя если бы они прыгали и квакали, я, наверно, боялась бы их.

— Это не банка, это колба, — пояснил Рэм шёпотом. — А внутри — гомункул.

— Гомо кто?

— Гомункул, — с нажимом сказал Рэм. — Искусственный человек. Я таких никогда не видел, хотя читать приходилось. Он разумный, и будем надеяться, живой. Бэлла...

— Бэлла Анатольевна!

— Допустим. Так вот, насколько я знаю, мало кому из некромантов или чернокнижников удавалось создать гомункула. Кажется, их выращивают из жертв абортации, которым не больше двух месяцев, и которые обладают необычным предназначением... кармой по-вашему...

Я не слушала, я медленно сползала вниз по стене. Меня точно стошнит!

— Бэлла, Бэлла! — испугался Рэм, кинулся ко мне, встряхнул за плечи. — Что ж ты такая впечатлительная, даже позеленела! Не принимай близко к сердцу, если у будущего ребёнка неправильная карма, он всё равно не родится, или родится, но умалишённый, как Лаэрт.

— Расстрелять надо ваших вшивых некромантов! — зашипела я.

— Если тебе неприятно, не смотри, а я намерен поговорить с гомункулом, вдруг он расскажет что-то о хозяине? У искусственного человека можно спрашивать, что угодно, он ответит. Он знает всё на свете.

Кошмар какой! Вместо того, чтобы думать, как вернуть меня домой, Рэм будет в этой сырой вонючей пещере беседовать с гадкими полудохлыми курятинами!

— Давай тогда спросим, как пройти к Земле? — скривилась я. — А потом ты загасишь его, чтоб не мучался.

— Несчастный и так погибает от голода, я чувствую по ауре! — с прорвавшимся раздражением отрезал Рэм. — Чем же их кормят? Зря я в Колледже занятия прогуливал... Белая тинктура, красная тинктура... Белая — вытяжка белого трилистника, но у меня этого нет. Красная — вроде бы кровь, — он выхватил нож, полоснул по ладони и бросился к колбе.

Одержимый... зря я считала себя психичкой, это все вокруг психи, а я одна нормальная! Хотя, может, не надо судить о гомункуле по внешности? Да, он мне противен, но вдруг у него душа хорошая?

— Спасибо, хозяин... — чужой голос, высокий и резкий, ударил по ушам. Я посмотрела на Рэма. Тот стоял у гомункула, рана на ладони затягивалась на глазах. Колба сияла золотым светом, таким же, как и пентаграмма, а сидящая внутри курятина облизывала окровавленные губы длинным острым языком.

— Гомункулы подчиняются лишь тем, кто их создал... — начал Рэм.

— Кто их кормит, — перебил гомункул.

— Разве?

— Теория всегда расходится с практикой, не так ли? — гомункул устало вздохнул, тонкая кожица брюшка затрепетала. — В теории создатели не бросают своё чадо, а на деле хозяин запер меня в тёмном ящике за то, что я не одобрял его действий. Хотел обречь на голодную смерть.

— Где он сейчас? Рассказывай всё, что здесь произошло!

Я, преодолевая брезгливость, прокралась к колбе и выглянула из-за плеча Рэма.

— Думаю, бывший хозяин ушёл через портал, — послушно сказал гомункул. — Он ещё вчера переправил по нему вещи, затем провёл обряд вызова души для тела убиенной Карганилы, но тут сработали чары на заграждениях ходов. Они должны были предупредить о вторжении кого-либо с магической силой... Прошу прощения, но я ослаб. Могу я отдохнуть, а через несколько часов ответить на ваши вопросы?

Кобла потускнела.

— Тогда быстро расскажи, что было после! — потребовал Рэм.

Гомункул, тяжко раздувая зоб в пупырышках, произнёс:

— Вчера, после того, как бывший хозяин узнал о приближении мага, он ушёл через второй ход. Впрочем, я не уверен, в то время меня уже закрыли в ящике, и я мог судить о происходящем лишь по звукам. Прошли сутки, бывший хозяин вернулся, постоял здесь немного, а потом его кто-то спугнул, кажется, чары вновь засекли приближение мага.

— Поздравь меня, Бэлла, — грустно шепнул Рэм, — я два раза наступил на одни и те же грабли. Эти чары были повешены на двери от нужника и телячьей шкуре. Как бы тебе объяснить... Сигнализация сработала, вот! Хватаюсь за что ни попадя, а ведь учили меня, что сначала незнакомую дверь нужно проверить на чары... — его задумчивый тон сменился на жесткий: — Гомункул, как зовут твоего хозяина, где он живёт, где его искать?

— Я не знаю адресов, и бывший хозяин никогда не называл себя по имени.

— А как тебя зовут?

— У гомункулов нет имён, лишь порядковые номера. Я Н5ОН.

— Эн Пять О Эн... — протянула я. — Что-то знакомое, только звучать должно вроде по-другому...

— Номер Пять Основная Номенклатура, — пояснил гомункул. — Образцы из Побочной Номенклатуры не выжили.

— Н5ОН, ты можешь не отвечать на эти вопросы, отдыхай, — почти ласково сказал Рэм. Снял плащ, бережно завернул в него колбу. Да что он с этим гомункулом цацкается? Неужели поверил? В фильмах "языка" обычно долго пытают, чтобы разговорить, а Н5ОН подозрительно быстро выложил всё, что знал. Быть может, он, как любит повторять бабуля, "болтун — находка для шпиона"? Тогда ему тем более веры нет!

— Только не говори, что забираешь эту пакость с собой! — воскликнула я.

— Забираю! Ты ничего не понимаешь в науке! Погоди-ка... Н5ОН сказал "убиенная Карганила"? То есть она не от старости умерла? Её действительно убили?!

(1) Отрывок из стихотворения Н. А. Некрасова "Тройка"

(2) Оттуда же

Куплет пятый. Сыщик эльфийских кровей

Пока Рэм вылезал из пещеры и вытягивал за собой Бэллу, он вымазался с головы до ног. С наслаждением прошёлся босиком по мокрому песку, чтобы волны лишь слегка задевали ступни. Это помогало успокоиться и найти верное решение, например, догадаться, кто и зачем убил Карганилу. С первого взгляда казалось, что причина банальная — застарелая вражда, но если приглядеться получше, всплывало нечто странное. Среди её потомков числились одни лишь женщины, не считая полоумного Лаэрта, что очень походило на род ведьм, где если и рождались мужчины, то ущербные. Вся семья щеголяла рыжими шевелюрами, правда, неувязочка — сама Карганила получилась темноволосой. По деревне ползли слухи, что она ведьма. Так не было ли убийство связано с магией?

В любом случае придется найти убийцу. Во-первых, он мог оказаться и некромантом, тем более знал о пещерах, значит, местность не была ему чужой. Гомункул назвал его хозяином, но вдруг Н5ОН и к женщине обратился бы "хозяин"?

Во-вторых, даже если убийца не некромант, эти оба могли быть знакомы и действовать сообща.

В-третьих и в самых страшных, пока убийца разгуливает на свободе, покушение на Бэллу может повториться в любой миг.

В-четвёртых... А что в-четвёртых? Бесполезно ждать озарения, когда кожа зудит от грязи, а от волос пахнет тиной.

— Вымыться не помешало бы... Жди меня здесь! — сказал Рэм Бэлле. Перехватил завёрнутую в плащ колбу, сунул подмышку скатанную телячью шкуру и помчался в Маулентию. Успел подумать, что Бэлла может удрать, но это даже хорошо. Разбираться с её проблемами не хотелось, отдавать девчонку на препарирование магам из Ковэна совесть не позволяла, а вот если она сама исчезнет из его жизни, это будет лучше всего.

В дверях "Приюта Джентоса" он столкнулся с дочерью хозяина, оцепеневшей с открытым ртом. Знавал Рэм таких впечатлительных юных созданий, в представлении которых эльфы были прекрасными созданиями, и грязь на них не липла по определению, так что один остроухий тип, второй вечер подряд возвращающийся немногим чище свиньи, повергал девичье сердечко в священный ужас. От избытка чувств Рэм подмигнул девушке и вдруг подумал, что неплохо бы продолжить расследование. Ведь не может быть, чтобы в маленькой деревушке даже самая страшная тайна не стала всеобщим достоянием! Правда, память Лаэрта на сей счёт молчала, но так это память умалишённого!

— Уважаемая миса! — обратился Рэм, взывая к остаткам галантности. Несмотря на некую чумазость, он всё-таки должен выглядеть представительно, не зря же на людях выряжался в традиционные эльфийские одежды и делал традиционную эльфийскую причёску, в общем, пускал пыль в глаза. — Вы случайно... совершенно-совершенно случайно не знаете, кто убил Карганилу?

Девушка ахнула:

— А что, её опять убили?

Отлично! Просто отлично! Во всех авантюрных романах преступников и свидетелей ловили на их же собственных оговорках! Рэм моментально прицепился к словечку "опять" и попытался вспомнить, как, согласно книжным истинам, правильно раскалывать собеседника.

— Нет, с ней всё в порядке, — сказал он. — Так значит, в первый раз Карганилу всё-таки убили, и вы этого не отрицаете?

— Не-е... — глаза собеседницы стали огромными и блестящими, словно у испуганной лани. — Я... я такого не отрицала! Мистрис Карганила умерла во сне...

— Но вы сказали "опять".

— Что опять? Ничего я опять не говорила! Мистрь Рэморин Тэ... Тэ...

— Тэфаирий, — подсказал Рэм, хищно сощурился и стал наступать на девушку. Хозяйская дочка и рада была бы попятиться, но упёрлась в стену. Взгляд у неё стал блуждающий.

— М-мистрь Рэморин Тэферарий, вам что-нибудь надобно? Ужин, обед, убрать в комнате, завтрак, у-ужин?..

— Миса! — повысил тон Рэм, пристально смотря ей в глаза. — Вы сказали "опять убили", а потом сказали "я не отрицала", значит, первое убийство для вас данность! Что вам о нём известно? Говорите, ну!

— Г-говорить? Что говорить? — девушка хлюпнула носом.

— Всё, что знаете!

— Я... я мало знаю, я необразованная.

Рэм закатил глаза. Или его искусно забалтывали, или перед ним была идиотка, не многим умнее Лаэрта. Какое из двух предположений верное?

— Последний раз спрашиваю, почему вы оговорились "опять убили"?

— Кого убили?

— Карганилу! — рявкнул Рэм.

— Н-ну... ну вы же сами только что сказали, что её опять не убили. Ну, снова не убили... Она живая, — девушка громко всхлипнула, и сердце Рэма дрогнуло. — М-мистрь Рэморин Тэ... Тэрефурий, я не уразумею, чего вам надобно? Ужин, обед, одежду заштопать, к-кровать застелить?

— Последнего точно не нужно, подобные развлечения могут дорого обойтись.

— А у нас в приюте дешёвые цены, — уверила девушка и ойкнула. — Мистрь, не подумайте! Я не такая!!

Идиотка... Перед Рэмом стояла идиотка.

— Мне ничего не нужно, — с расстановкой сказал он, прошествовал в свою комнату за принадлежностями для мытья, определил гомункула под кровать, а на обратном пути заметил, что хозяйская дочка так и осталась стоять у стены, прижимая ладони к пылающим щекам. Похоже, Рэм перестарался с традиционным эльфийским обаянием, а ещё зря задавал вопросы в лоб. Владелицу телячьей шкуры придётся выводить на чистую воду окольными путями. И почему в Колледже не учат искусству допроса?

Жена кузнеца нашлась в курятнике, никак, выбирала новую жертву. Однако, присмотревшись, Рэм понял, что она, стоя на колченогой лавке, вешает под потолок побеги молодого зверобоя.

— Нечистых духов выкуриваете? — осведомился он.

Старуха чуть не сверзилась на пол, глянула на Рэма полубезумным взором и замахала пучком зверобоя, словно он сам был нечистью. Потом нахмурилась и встала в гордую позу:

— Приветствую снова, мистрь эльф. Зачастили вы чегой-то ко мне.

— А вы не рады?

— Да как сказать, чтоп не соврать... я ужо было решила, что вы с Карганилой повелись. Слухи ползут, что совратила она вас. Аж семь раз.

Рэм представил себе картинку и едва не расхохотался.

— Семь раз, говорите... Знаете, — он добавил в голос вкрадчивости, а во взгляд — доверительности, — я всерьёз полагаю, что Карганила — это демоница. Если я попрошу вас содействовать в её поимке... убийстве... вы не откажитесь?

— Да кто ж откажется-то! — всплеснула руками старуха. — Вся нашенская Маулентия облаву устроит! Это дело угодно богам, они, небось, за убивство ведьмы столько грехов с нас, грешных, снимут!

— Почему же раньше вы её не убили? — грозно нахмурился Рэм. — Позволяли топтать нашу святую землю?

Кузнецова жена замялась:

— Ну так... Доказала бы наша аколит, что Карганила — ведьма... или Культ друидов прислал бы энто... благословение на изгнание нечистой... Без поддержки-то высших сил нельзя такие дела воротить, ох, нельзя! Себе же хуже.

Рэм с подозрением слушал заговорщический шёпот собеседницы. Судя по её же словам, она когда-то ревновала мужа к Карганиле и вполне могла решиться на убийство. Как бы поделикатнее спросить, чтобы не спугнуть подозреваемую?

— Иными словами, вы хотели её убить, но не могли? — с понимающим видом протянул Рэм.

— Ну чего вы такое городите! — старуха похлопала его по руке. — Я не хотела!

— Но могли?

— Что мы, смертные, могём мочь? Только то, чего богами всевышними будет дадено!

В этих казалось бы нехитрых словах Рэм запутался. От теологии у него всегда голова болела.

— То есть вы не могли?

— Нет.

— "Нет" в смысле "нет, не могли" или "нет, могли"?

— Да.

В этот миг Рэм открыл истину, что можно и в одном слове запутаться, как в лабиринте. Ну не умел он допрашивать людей, а также эльфов, гномов и прочих! Пришлось положиться вместо разума на интуицию, которая подсказала, что кузнецова жена невиновна. Неуверенным таким, слабым голоском подсказала.

— Хорошо, а другие могли хотеть и могли мочь убить Карганилу?

— И-и! Эту стерву кто угодно за милое дело придушил бы! Но всем руки марать противно. Мистрь эльф, да чего ж мы стоим, дуйте к нашей аколит, пусть она нас благословляет, созывает облаву...

— Подождите! — Рэм понял, что и этот допрос провалился. Надо замять тему, пока старуха не вздумала пойти войной на Бэллу. — Я сам пока не уверен, необходимо ещё кое-что проверить. Как только найду доказательства ведьмовства, сразу же приду к вам. Да, кстати, я разыскивал вашу пропажу, — он протянул телячью шкуру.

— Ох, родимая моя! — обрадовалась старуха. — Воротилась к хозяйке! Благодарствую, мистрь эльф!

— Я и мои соплеменники за спасибо не работаем, — напомнил Рэм заблуждение, которое недавно высказывала ему жена кузнеца. И невольно подтвердил тем самым слухи о злопамятности эльфов. — Так что я вам шкуру, вы мне какое-нибудь платье и бельё. Женское, — тут же смутился и поправился: — Я не для себя, я для Карганилы. Проведу на нём пару опытов по выявлению ведьминских эманаций.

Бэлла, как назло, никуда не сбежала. Сидела со скорбным видом на берегу, а когда увидела протянутую одежду, сразу вцепилась в неё так, будто кто-то мог эти тряпки отнять. Поблагодарить не догадалась, хотя по лицу было видно, что обрадовалась, всё лучше, чем лохмотья, доставшиеся с усопшего плеча усопшей же Карганилы.

Мылись они каждый за своими зарослями осоки, причём уже через пять минут Рэма оглушил истошный визг Бэллы:

— Не смотри!

— Это ты мне? — спросил он. Ему даже в голову не пришло это делать. Чего там разглядывать, вчера во всей красе налюбовался!

— Нет, себе, блин! Тебе, тебе!

— Да я и не пытался!

— Я на всякий случай! А-а-а! Не смотри!!

Эти вопли преследовали Рэма всё время, пока он отмывался от грязи. Как бы сказала Бэлла, пластинка заела. А ещё говорят, у них на Земле раскрепощённость и свобода нравов...

Через час он сидел на борту лодки, привязанной у берега, и любовался отражающимся в реке вечерним небом. Ноги свесил в воду, и мелкие листочки ряски пристали к коже. Одежда липла к мокрому телу, прохладный ветер шумел в камышах, вдали плескалась и играла рыба. Ивы полоскали в зеленоватых волнах тонкие ветви, рисовали ими на поверхности, точно кисточками на шёлке, мимолётные узоры. И почему Рэм не стал художником, за каким гоблином подался в маги? Сидел бы сейчас с мольбертом, а не выискивал недругов Карганилы, могущих оказаться некромантами. Пресловутая интуиция говорила, что преступник где-то рядом, больше того, уже и с Рэмом побеседовал. Но кто?

— Ты там на свои лапы не золотую ли рыбку ловишь? — фыркнула Бэлла, облачённая в новое платье. Она стояла на песке и сосредоточено сушила волосы полотенцем.

— Которая исполняет желания? Не отказался бы.

— А я хочу сушеную золотую... воблу! — Бэлла повесила полотенце на кустик полыни и растрепала влажные волосы по спине. — Я бы выпила с горя, а ещё нажралась от пуза!

— Пошли в Маулентию, — позвал Рэм с неохотой. Он любил закатную пору, но не с руки любоваться природой, когда рядом надоедливая Бэлла.

— Пошли... — со вздохом откликнулась та. — Где мне ночевать, в "Приюте Джентоса"?

— Наверное. Твоя семья, насколько я понимаю, отказалась тебя приютить?

— Тамбовские волки им семья! — окрысилась она.

Рэм побултыхал ногами в воде, чтобы смыть налипшую ряску, достал из лодки сапоги и обулся. Спрыгнул на берег, подхватил банные принадлежности, постоял у кромки воды, чтобы Бэлла, опираясь на его плечо, ополоснула сначала одну ногу от песка, потом вторую. Почему-то после купания в реке самое сложное — это обуться.

Они направились в Маулентию в сопровождении стайки вездесущих комаров. На западе догорал последний луч солнца, небо в крапинках первых звёзд окуталось лиловой дымкой.

— Это чё? — спросила Бэлла, запрокинув голову. — Как гигантское облако... Красиво, у нас на Земле такого цветошоу нету...

— Это туманность под названием Невод, он виден все ночи напролёт. У вас Млечный Путь, у нас Невод, — Рэм повернулся к Бэлле и вздрогнул. Черты её лица исказились, словно у скульптуры из песка, которую размывает дождь. На лице пролегли глубокие морщины, ссутулились плечи, волосы поседели, глаза выцвели и помутнели. В один миг молодая девушка превратилась в древнюю старуху.

— Ты чё на меня уставился? — её голос старчески дребезжал. Бэлла испугалась, откашлялась.

— Ничего, — выдохнул он. Хватит на сегодня загадок...

Оставшийся путь до "Приюта Джентоса" они не проронили ни слова. Хозяин, завидев их, быстренько скрылся на кухне, кот запрыгнул на каминную полку и замурзился. Бэлла сама зашипела на животину, прошла к своей комнате, потянулась к дверной ручке и застыла. Долго смотрела на свою ладонь, потом перевернула её, ощупала лицо, поднесла к глазам прядь волос и смертельно побледнела.

— Успокойся, это пройдёт... — начал Рэм, хотя и не был уверен в своих словах.

— Ты... ты... — она опрометью бросилась в комнату, наверняка к тазу с водой. До Рэма донёсся визг, затем оханье. — Что со мной? Я умираю, да?

— Ничего страшного, просто тело Карганилы таким и было... — он переступил порог и скривился от вопля девчонки (или старушонки?):

— Не подходи!

Бэлла выбежала навстречу, вытолкала его за дверь, а после, кажется, заплакала.

— Я, конечно, не уверен, — Рэм приник к крашенным доскам, — но, видимо, днём ты будешь молодой, а ночью... хм... зрелой.

— Пошёл ты! — послышалось в ответ.

— Для старушки ты ещё прилично выглядишь! Например, зубы в полном порядке...

— Придурок!

— Есть хочешь?

— Ненавижу!

Рэм пожал плечами. Он-то в чём виноват? В комнате Бэллы что-то громыхнуло, похоже, стул полетел в дверь. Сейчас лучше держаться от девчонки подальше.

Он отыскал Джентоса, забрал ужин в свою комнату, соседнюю с каморкой Бэллы. Зажёг свечу, на всякий случай прикрыл ставни и только после этого достал из-под кровати колбу и водрузил на стол. Гомункул спал, и Рэм не стал его будить. Принялся за картофельное пюре под аккомпанемент воплей Бэллы. Надо же, сколько в её языке звуков "х"!

Вслушиваться не хотелось, к тому же мысли были заняты расследованием, оно засело в мозгу, как заноза. Карганила, убийца, возможность нового покушения... Рэм снова и снова прокручивал в памяти разговоры с местными жителями, кто лгал, кто говорил правду? Аколит вряд ли занялась бы некромантией или убийствами, она по чину и по призванию обязана помогать людям. Знахарь тоже. Управляющему Маулентии не резон марать руки, он может лишиться своего поста, но его последние слова о том, что надо уезжать, и чем скорее, тем лучше... как их понимать, как совет или угрозу? Преступник, конечно, опасен для Бэллы, но, может, и Рэму есть, чего бояться?

— Мистрь Рэморин Тэфаирий, — в незапертую дверь просунулась голова Джентоса. Рэм резко вскочил, стараясь заслонить спиной гомункула. Не хватало ещё, чтобы кто-то увидел Н5ОН!

— Что вам надо? — не слишком вежливо спросил Рэм. Вспомнил, что колба вроде расположена левее, и изогнулся влево.

— Да вот... — Джентос почесал затылок. — Кадавр буянит...

— Не беспокойтесь, это пройдёт, — скороговоркой сказал Рэм, подумал, что ошибся и гомункул правее, и бочком-бочком отодвинулся вправо. — Она не опасна, я отвечаю.

— Убью всех! — орала из-за стены Бэлла. Хорошо ещё, на родном языке.

— А, ну ладно... — протянул Джентос и на цыпочках вышел вон.

Рэм запер дверь на засов, в мыслях ругая себя, что не сделал этого раньше. Быстро доел ужин и щёлкнул по колбе.

— Н5ОН, ты спишь?

Гомункул открыл правый глаз, белый с чёрным провалом зрачка, внимательно посмотрел на Рэма.

— В прошлый раз я не представился, меня зовут Рэморин Тэфаирий, маг Ковэна Сайларна. Ты будешь ужинать?

— Спасибо, хозяин, но пока нет, — вымолвил гомункул тонким голоском. Колба засветилась, разгоняя тени. — Мне не очень подходит эльфийская кровь, я всё-таки человек, пусть и искусственный.

Рэм с облегчением вздохнул, деловито спросил:

— Побеседуем?

Колба оторвалась от стола и описала круг почёта по комнате. Рэм знал, что гомункулы умеют летать, но демонстрация этой способности застала его врасплох.

— Чарующая ночь спустилась, — нараспев заговорил Н5ОН. — Сияет луна, порхают летучие мыши, сон заворожил людей, и даже кадавр, опасная в бешенстве своём, успокоилась. В час глухой и поздний не спят лишь маг и гомункул, ибо положено им вести неспешные беседы о высоких материях. О чём будем рассуждать?

— Да всё о том же, — Рэм подпер кулаком подбородок. — О бабах.

Гомункул подлетел к стене, отделяющей комнату Рэма от комнаты Бэллы, полюбопытствовал:

— О ней?

— Именно. Тебе известно, как создавать таких кадавров?

— Мне доступен весь кладезь знаний, — оживился гомункул. — Конспектировать будете или так запомните?

Оживившийся Рэм спешно достал из котомки бумагу, перо и чернильницу, но через полчаса записываний под диктовку воодушевлённость сменилась разочарованием. Магические формулы и некоторые руны оказались совершенно незнакомы. Он лишь разобрал, что надо взять усопшего, причём желательно вместе с теми вещами, которые впитали эманации именно его смерти, например, с погребальной ладьёй или надгробной плитой. Затем тело следует поместить в пентаграмму, провести должные обряды и как можно чаще читать Песнь Изгнаний, отпугивающую нечисть, чтобы та не заняла бесхозную оболочку. После надлежит каким-то немыслимым образом вызвать душу двойника из сопряжённого мира, потому что только такие души не станут отторгаться телом, воспримутся, как свои собственные. И аура у получившегося кадавра будет не как у нежити, а как у обычного человека.

— А что происходит с покинутым телом в другом мире? — спросил Рэм, покусывая и без того изглоданное перо. Куратор в таких случаях говорил: "Ты голодный, что ли?" Дурная привычка, но Рэм никак не мог от неё избавиться, хотя не раз давал обещание, что это в последний раз.

— Есть две версии, — гомункул пристроился под потолком, исправно освещая комнату и приманивая мушек. — Либо тело без души умирает, и его хоронят. Либо в сопряжённом мире время течёт гораздо медленнее, и когда кадавр отживёт здесь положенный срок и умрёт, душа вернётся в родное тело, домой, где не успело пройти и секунды. Но опять же это только версии. Мы рассуждаем, может ли выжить тело, но забываем, может ли выжить душа.

Рэм кивнул. Лучше Бэлле об этом не говорить.

— Н5ОН, почему твоему хозяину понадобилась именно Карганила? Или ему нужна душа Бэллы? В ней есть что-то особенное? Определённое предназначение? Может, она подходит для выращивания гомункулов?

— Вопрос не из лёгких, — Н5ОН опустился на стол, испытывающе глянул на Рэма. А вот самому Рэму оказалось неудобно смотреть на гомункула. Глаза искусственного человека были широко расставлены по обеим сторонам головы, как у рыб или лошадей, и поневоле начинало мерещиться, что собственные зрачки расползаются непонятно куда.

— Мне доступны людские знания, но мотивы и цели каждой конкретной личности окутаны тайной, — продолжал гомункул. — Бывший хозяин не упоминал, зачем ему нужна Карганила, но он давно готовился к её вызову.

— Возможно, она была ведьмой. Возможно, она знала твоего хозяина, и у них был уговор, что он её оживит.

— Исключено. Я ни разу не видел Карганилу и не слышал о ней, пока мы не начали готовиться к вызову.

Рэм прикусил язык. Обидно, что версия не подтвердилась.

— То есть и врагами они быть не могли... — протянул он. — А как насчёт того, что твоего хозяина пригласил в Маулентию бывший приятель или приятельница? Как вообще он выглядит, твой хозяин?

— Как мужчина средних лет, крепкого телосложения, волосы не тёмные, но и не светлые. Иными словами, ничем не примечательный на вид человек. Насколько мне известно, его с Маулентией ничего не связывает, мы всегда жили в столице. И сбежал он наверняка домой, обратно в столицу. Нет, хозяин Рэморин Тэфаирий, Карганила погибла без нашего участия, и оживляли мы её не по чьему-то приказу, а по своей воле.

— Ты говорил, что она была убита.

— Не могу точно знать. Бывший хозяин называл её "убиенной", но вполне возможно, имелось ввиду "убиенная старостью". Он тяготел к вычурным фразам. Видите ли, главное при оживлении мёртвого тела — это устранить причину смерти. Мы омолаживали Карганилу, так как считали, что она умерла от старости. И оживление прошло удачно. Думаю, если бы Карганила погибла от удушья или яда, то омоложение не помогло бы её телу восстановиться.

Логические умозаключения Рэма рассыпались, как карточный домик. Похоже, нет никаких убийц, есть только пришедший на готовое тело некромант, причём уже сбежавший, и не в Маулентию, как думалось раньше, а в далёкую столицу. За Бэллу можно не волноваться, второго покушения не будет. Жаль, не удалось поиграть в сыщика, вычислить убийцу и сдать со всеми потрохами охранителям порядка.

— Слушай, — медленно начал Рэм, — Омолодить-то её омолодили, но как-то странно, завязали на солнечные циклы, верно?

— При наложении заклятия случился сбой, — гомункул потёр культяпки. — Причём сбой такого рода, что Карганила юна лишь при свете солнца, а ночью старость возвращается и медленно убивает её. Мы с бывшим хозяином посчитали, что ей осталось порядка двух месяцев.

Внутри у Рэма всё похолодело.

— Тогда надо отправить её душу домой...

— Нет такого способа, или его ещё не изобрели, — ответил гомункул. — Могу лишь посоветовать убить Карганилу, но не поручусь, что освобождённая от оков плоти душа полетит в родной мир. Вполне возможно, что она с умерщвлением тела тоже погибнет.

— А может... может, заново наложить омолаживающее заклятие?..

— Необходимо в точности повторить все жесты, интонацию, тембр голоса. Думаю, это по силам только хозяину. Бывшему, — добавил гомункул. — Или кому-то другому, кого бывший хозяин обучит.

В задумчивости Рэм откинулся на спинку стула. Два месяца... Возможно, Бэлле помогут столичные маги, но он слишком хорошо знал этих фанатиков. Они будут смотреть на неё, как на интересный экземпляр, который можно разобрать на составные части и не беспокоится, соберутся ли они после. Маги угробят девчонку, или сделают калекой, или их опыты сведут её с ума, но точно не спасут...

Рэм достал лист бумаги, припомнил лекции по анализу и систематизации. Впрочем, в памяти не отложилось ничего, кроме образа преподавателя, величайшими достоинствами которого являлись глуховатость и подслеповатость. На его занятиях можно было на ушах стоять, или расписывать последнюю парту, где живого места не осталось от картинок, хохм и шуток, или посылать прилежным ученицам с первого ряда мыслеобразы, которые вгоняли их в краску.

Рэм почесал нос, написал и подчеркнул:

Я веду Бэллу в столицу Таирилинн, к магам.

Провел от этой фразы вниз две стрелки, под одной старательно, высунув язык от усердия, вывел:

Бэллу мучают до смерти, следовательно, я спиваюсь с горя и отвращения к самому себе.

Под другой стрелкой уместилось следующее:

Столичный некромант находит Бэллу и забирает себе. Меня убивают, как свидетеля, Бэлла в плену, но жива.

Да, с логикой у него явно было туго, как и у всех эльфов. Рэм покусал перо и провёл под написанным жирную черту, в начале которой получилась клякса. Он пририсовал ей лепестки гвоздики, в итоге получилось что-то, отдалённо напоминающее ежа. Рэм в мыслях плюнул и написал:

Я оставляю Бэллу в Маулентии, сам нахожусь рядом.

Провёл две стрелки, под первой после минутного раздумья нацарапал:

Через два месяца Бэлла умирает, следовательно, я спиваюсь с горя и отвращения к самому себе.

Под второй стрелкой текст уместился только благодаря тому, что Рэм вывел его очень мелким почерком:

В Маулентию возвращается некромант, убивает меня, забирает Бэллу. Она в плену, но жива. Почему меня убьют? А потому что некромант явно сильнее меня, он умеет открывать порталы от Маулентии до столицы, а я могу разве что на милю-две...

Снова провёл черту, нарисовал на ней какие-то звериные зубы и начал заново:

Я оставляю Бэллу в Маулентии, а сам уезжаю в Таирилинн.

Поставил две стрелки.

Некромант находит Бэллу, она становится его рабой, в общем, неважно. Важно, что она жива, следовательно (или не следовательно???), я ничего не знаю и не спиваюсь. Меня это вообще не касается!!!!

Рэм смекнул, что переборщил со знаками препинания, но выглядело это красиво. Места на текст под второй стрелкой не осталось, поэтому он повернул лист и написал сбоку:

Она тихо живёт здесь и через два месяца умирает. Я опять в неведении, живу припеваючи.

Прихлопнул севшего на бумагу комара, подписал внизу:

НО ВО ВСЕХ ЭТИХ СЛУЧАЯХ Я ВЕДУ СЕБЯ КАК ПОДЛЕЦ!!!

Для порядка следовало бы рассмотреть четвёртый вариант, когда Бэлла уезжает в столицу, а Рэм остаётся в Маулентии, но это было что-то неправдоподобное.

После он долго думал, рисовал растительные орнаменты, исписал всё каракулями, которые вообще-то задумывались как каллиграфические эльфийские руны, а затем в раздражении спалил лист "огнёвкой" и сдул пепел со стола. Гомункул оглушительно чихнул, колба зазвенела.

— Мучаетесь угрызениями совести? — зевая, спросил Н5ОН. — Понимаю, вы, как маг Ковэна, обязаны помогать страждущим, потому решили, будто ваша помощь необходима Карганиле. Но у вас есть ещё одно обязательство, насколько я понимаю, более важное: находить врагов Ковэна и передавать их суду высших магов. Послушайте совет, бывший хозяин израсходовал много сил на порталы, последний он еле открыл, заклинание срывалось три раза. Кажется, он очень торопился сбежать, испугался вашей великой силы.

Рэм недоверчиво хмыкнул. Неприкрытая лесть, а приятно! Гомункул же продолжал:

— По моим приблизительным расчётам бывший хозяин обессилен и будет восстанавливаться минимум две недели. Мчитесь в ближайший город, платите деньги за портальный переход в Таирилинн, сообщайте высшим магам о некроманте, а дальше вместе ловите его. Он выложит заклинание, которое спасёт кадавра, а если не выложит, маги сами отыщут формулу и просчитают все интонации и нюансы. Я, чем смогу, помогу. А дальше вы вернётесь в Маулентию и произнесёте нужное заклятие над Бэллой. Спасённая дама у ваших ног и готова осыпать дарами своей пылкой любви.

"Ещё её любви мне не хватало!" — подумал Рэм. Он всё равно не сможет ответить взаимностью, его сердце раз и навсегда принадлежит Айрэ. А если Бэлла умрёт, и ему опять придётся страдать и винить себя за то, что он жив?..

Проклятье, ну почему он не учится на собственных ошибках? Ведь судьба однажды преподнесла жестокий урок, но он всё равно остался глупым мальчишкой, который грезил о подвигах, дальних странствиях и запретных знаниях. Зачем они ему, какой смысл в этих свершениях?

— А тебе можно доверять? — спросил Рэм, отвлёкшись от своих мыслей невпопад.

— Неужели вы думаете, что я предам? Ради чего, ради материальных благ? Это только вас, живых, интересуют деньги, вещи и другие живые, покорность которых можно купить. А мне, чистому разуму, это зачем? Хозяин, вы не знаете, что такое жить без тела, мечтать о нём, но не мочь получить.

— Зато ты не знаешь, что такое соблазны, и как трудно их обойти. И проблемы выбора у тебя тоже нет, всё решают за тебя...

— В этой мнимой свободе ваше счастье, — заметил Н5ОН. — Хотите, помогу, правда, не знаю, насколько это окажется важным. Бывший хозяин всегда носил с собой Книгу Красных Апокрифов и часто перечитывал Пророчество Эймарона. Возможно, Бэлла с ним как-то связана. А теперь я посплю, хорошо?

— Спокойной ночи... — рассеянно пробормотал Рэм.

Колба потухла, а он долго сидел рядом, думая об Эймароне Страже Бесконечности. Этот безумный эльф жил лет двести назад и умер совсем молодым от кровоизлияния в мозг. Он часто что-то предсказывал, причём кое-что даже сбылось, но самым знаменитым стало его Пророчество, которое состояло из перечисления Знаков Солярной Петли и фразы: "В мире есть Силы, и мир ими взращивается. В мире есть магика, и мир без неё во прах рассыпается. Покамест есть Силы, нет магики. Так пусть будет магика, и не будет Сил!"

Пророчество Эймарона пытались расшифровать, но не смогли и списали на бред сумасшедшего. Его включили в Красную Книгу Апокрифов, к прочей ереси, запретным трактовкам Культа и неугодным предсказаниям. Изучали Книгу разве что подмастерья в Колледже, потому что маги, видите ли, должны быть свободны от суеверий, но Рэма подобная белиберда не впечатлила, он и сам мог напророчить что-то похожее, особенно после пятой кружки эля. Может, зря он так легкомысленно к этому относился?

Засыпая, он опять вспомнил Айрэ и наконец признался себе в том, о чём боялся думать весь день. Они с Бэллой похожи. Та же белая кожа, маленький подбородок, чёткая линия бровей и большие серо-карие глаза. Разве что у Бэллы волосы светлее и не вьются...

И ситуация в чём-то повторялась. Внешние препятствия, смертельная опасность для девушки... В прошлый Рэм пустил всё на самотёк, умыл руки. И Айрэ погибла. Неужели судьба дала ему шанс исправить ошибки?..

Нет, чушь всё это, чушь и глупые надежды! Как говорят на Земле, в одну и ту же реку нельзя войти дважды, как говорят эльфы, на одном и том же дереве не вырастет два одинаковых листа. Сейчас надо действовать разумно, не поддаваться фантазиям. Всё равно это не вернёт Айрэ...

* * *

Трудно сказать, делится ли Буковый Лес или Лэис Мираэн на города и посёлки. Это у людей есть провинции и столицы, а эльфы не разграничивают родные леса на части. Каждая семья живёт там, где сама хочет, и вовсе не дикарским способом на ветках, как считают люди или гномы. Эльфы тоже строят дома с побелёнными стенами и островерхими черепичными крышами и украшают каждое крыльцо висячими горшками с настурциями. Правда, дома эти примыкают к деревьям и расположены на сваях и подпорках хотя бы на три-четыре фута над землёй.

Парфюмерная лавка родителей располагалась у поляны в восточной оконечности Букового Леса. Вечерами высокую траву серебрила луна, от бликов фонариков бегали цветные зайчики, и восьмилетний Рэморин представлял, как сейчас возле его дома прямо из воздуха воплотятся высокие и прекрасные существа в белых, развевающихся на ветру одеждах. Дети ночи, духи леса, таинственные эллиллоны, о которых рассказывалось в книге, выписанной из самой столицы.

Эллиллоны засмеются, возьмутся за руки и начнут плясать по поляне, не касаясь ногами земли. Звёзды, как алмазные пылинки, блестят в распущенных волосах, глаза по-кошачьи мерцают. Вот двое эллиллонов останавливаются и манят Рэморина к себе. И он выбегает из дома, и пляшет со всеми, а потом кричит петух, и загадочные духи исчезают, и только чёрный круг остаётся на месте ночного хоровода. И Рэморин пропадёт вместе с эллиллонами, ведь тот, кто танцевал в их круге, уже никогда не вернётся в свой мир...

Много позже, уже в Колледже, ему объяснят, что суеверные люди называют эллиллонами эльфов и приписывают им всякие чудодейственные способности. Но в детстве Рэморин прямо-таки грезил сказочными духами, мечтал, что они заберут его в сотканный из лунного света мир и воспитают героя для будущих свершений.

В тот вечере луны не было, в воздухе порхали пёстрые мотыльки, а Рэморин мыл привезённые из стеклодувной мастерской флаконы. За окном мелькнула тень. Он резко вскочил, вылетел за дверь, сбежал по подвесной лесенке, думая геройски схватить вора. И лоб в лоб столкнулся с девчонкой. Они отпрыгнули в разные стороны, эльфийка затравленно посмотрела на него, а Рэморин — растерянно. Она оказалась выше его, босоногая, в простом чёрном платье и такая лохматая, будто только что отплясывала в круге эллиллонов.

— Ты кто? — спросила она неприятным визгливым голосом.

— Я хозяин! — запальчиво ответил Рэморин.

— Ах, а я... — она теребила юбку. — Я ничего не делала, только смотрела! У Лаунэ вчера день рождения был, ей духи подарили ...

Никакой Лаунэ Рэморин не знал.

— Так ты за духами? — он прыгнул вверх по лесенке, разом перемахнув через две ступени. Надо позвать родителей, сказать, что покупательница пришла.

— Я не за духами! Я только мечтала, у меня денег нет.

— А что, бывает, что денег нет? — удивился Рэморин и гордо сказал: — Мне родители всегда дают!

— Везёт... — протянула она. — А у моей мамы нет... Когда Лаунэ пригласила меня на день рождения, я принесла ей свою куклу в подарок. Она у меня одна, любимая... А Лаунэ даже спасибо не сказала, у неё таких кукол — тысяча! Тогда я ночью у неё украла своё! — глаза девчонки бешено сверкнули, и Рэморин чуточку испугался. Совсем капельку. Эллиллоны ведь не всегда добрые, они иногда бывают опасны и дики...

— Запомни! — прошипела она. — Если ты родителям доложишь, что я тут была, я приду ночью и у тебя куклу украду!

— У меня нет кукол... — начал он, но тут в лавке послышались шаги. Родители!

Девочка кинулась наутёк, и Рэморин бросился за ней, решив почему-то, что если его увидят, то и ему не поздоровится.

Они притаились в самой чаще, потом залезли на замшелый ясень и осмотрелись. Погони не было, скорее всего, родители их и не заметили. Как огоньки, перемигивались звёзды в ручье, вспыхивали золотинки светлячков в траве, вдали глухо кричала неясыть.

— Ты зачем за мной рванул? — с раздражением спросила девочка.

— Потому что я тебя не боюсь! — ответил Рэморин и осторожно спросил: — Ты эллиллон?

— Ой, не могу! Почему эллиллон? — засмеялась она. — Не-а! — ухватилась за ветку, спрыгнула с дерева и крикнула: — Я эльфийка, Айрайс Ровэлий!

— Рэморин Тэфаирий, — представился он с чувством собственного достоинства, как учили. — Айрайс — это безмятежность. Прямо как Архипелаг Энэллах, он тоже переводится "Безмятежность" с местного языка.

— А ты Рэморин. Дерзкий. Совсем как Ремская Империя! Только не знаю, как переводится "Ремская"...

— Хочешь, я тебе завтра духи принесу? — он ловко приземлился рядом с ней. — У нас их много, родители не заметят!

И чего он решил красоваться перед этой растрёпой?

— Ты можешь? — она широко распахнула глаза. — А давай! Запомнил это место? Я завтра вечером сюда приду!

Место Рэморин запомнил. У эльфов отличная память, и ориентируются они прекрасно, тем более в родных лесах.

— Ты где живёшь? — спросил он.

— У ручья Милий.

— И родители разрешают тебе гулять так далеко, ещё и ночью?

— Я и не спрашиваю, сама решаю, я взрослая, мне уже десять! — Айрайс вздёрнула нос. — А тебе запрещают? — добавила она снисходительно.

Рэморину не позволили бы этого даже днём. Но он соврал:

— Вот ещё! Запросто могу тебя проводить!

Она оценивающе глянула на него и хмыкнула:

— Ну пошли. Я покажу дорогу.

Они выбрались на тропинку и вприпрыжку побежали на север. Ночной холодок пощипывал кожу, вокруг расстилался шлейф белого тумана, а на небе звёзды ловились в лиловый Невод. Айрайс звонко рассмеялась, и Рэморин вместе с ней, потому что просто-напросто хотелось петь и смеяться в эту ночь.

...Сколько потом будет встреч у замшелого ясеня, шуток, разговоров... Казалось бы, что общего может быть у мальчика, обожавшего читать книги, и девочки, пришедшей когда-то утащить духи из парфюмерной лавки? А вот что-то нашлось. Рэморин тогда не знал, что впереди у них восемь лет счастья, счастья, которое они не осознавали, не ценили и потеряли навечно. Кто-то скажет, что детские игры ничто по сравнению со страстями взрослой любви, но именно то светлое беззаботное время, пронизанное тёплыми лучами и смехом Айрайс, он и считал счастьем.

Куплет шестой. Беги, Бэлла, беги

Как я была зла! Я ненавидела этот мир, эту проклятущую судьбу и это гадкое тело! Когда я увидела свои морщинистые руки с набухшими венами, седые космы, почувствовала тяжесть в груди, мне стало не просто плохо, мне стало прекошмарнище! Складывалось такое впечатление, что меня сглазили или прокляли, у-у, гады! Почему, почему тогда не сказали, что надо сделать, какой зарок выполнить, чтобы снова стать собой? Лягушачью кожу спалить или ждать, пока заезжий прынц полезет целоваться? Как страшно жить!

В своей комнате я набесилась, накричалась, пока меня не начало знобить и поташнивать. Кажется, это подскочило давление, во всяком случае у бабули симптомы были такие же. Тогда я расплакалась, не раздеваясь, повалилась на постель и не запомнила, как уснула.

Разбудило меня солнце, ярко светившее в окно. Я приподнялась на кровати, огляделась. Это была всё та же комната в "Приюте Джентоса", а я... я посмотрела на свои руки и поняла, что снова стала молодой! Какие-то идиотские шутки, за которые, как известно, в зубах бывают промежутки! Знать бы ещё, кому давать в зубы...

Словами не передать, как же хотелось, чтобы всё вчерашнее оказалось страшным сном! Чтобы не было этой чудовищной правды о других мирах и чужих телах, чтобы снова были школа, выпускной, родной привычный дом. Почему такая несправедливость, за что мне эти муки?! Многое я отдала бы за то, чтобы снова увидеть родителей, бабулю, которые наверняка меня оплакивают... Родные мои, я жива, я только не знаю, как до вас добраться, но обязательно вернусь, обещаю! К вам под крыло, к моему Димочке, пока его не увели и пока он сам не увёлся... И ругайте меня сколько угодно за то, что я заставила вас волноваться, я даже рада буду!

"Твою медсанчасть!" — всхлипнула я.

Ладно, как говорил папаня, Белки Донны не сдаются! И я не буду сдаваться, я стану бороться и найду способ вернуться!

После минутного раздумья мною лично был составлен гениальный план действий:

1. Пообтесаться в этом мире, чтобы понять, что тут к чему.

2. Найти того, кто лучше всех рубит в магии или некромантии.

3. Попросить его вернуть меня домой.

Осмотр Сайларна, а заодно наведение своих порядков, уставов и самоваров я начала с собственной комнаты. В выдвижном ящике стола отыскались обколотое с краёв зеркало на ножке, тупые ножницы, моток шерстяных ниток и чернильница с мухами, которую я перевернула и постучала по столу. Оттуда вывалился комок засохших чернил, нанизанный на перо. Хоть гвозди забивай этим молотком!

Меня больше заинтересовало зеркало и ножницы. Захотелось назло судьбе устроить акцию протеста, показать, что я не стану прогибаться под этот мир, что я Бэлла, а не Карганила, и буду выглядеть, как Бэлла!

Устроившись перед зеркалом, я начала расчёсывать, нет, драть запутавшиеся волосы и тихонько напевать, а может, и подвывать от боли:

Круто ты попал в этот мир,

Ты звезда,

Ты звезда,

Давай народ удиви! (1)

Выдохнула, набралась смелости и отстригла чёлку. Кривовато, но для сельской местности сойдёт. Потом обкромсала волосы так, чтобы они едва прикрывали плечи. Красота, почти длинное каре! Не жарко, и косы плести не надо.

Затем я придирчиво осмотрела платье, которое вчера притащил Рэм, не иначе, из своих запасов. Оно оказалось чистым и без прорех, но в то же время слишком поношенным. Особенно меня взбесила длинная юбка, я её точно отрежу! Ноги у Карганилы не в пример моим длинные, стройные... и мохнатые. Но, как я поняла, последнее обстоятельство здесь никого не шокировало. В крайнем случае спрошу у Рэма, где он покупает депиляционный крем.

Юбку я так и не успела отрезать, потому что услышала позади хриплое ворчание:

— Совести ни у кого нет! Вчера только убрался, и опять мусорят!

Я резко обернулась, сжав в кулаке ножницы. Посреди комнаты суетился зверёк ростом мне по колено, похожий на шимпанзе, с бурой шерстью и тёмно-коричневой мордочкой. Одет он был в цветастую одежду, а на глаза надвинул остроконечный капюшон. В лапках зверёк держал маленькую метлу, которой виртуозно, куда лучше школьной технички, подметал пол.

— Ты кто? — выдавила я.

— Брауни я, дух дома, — фыркнуло создание. — Раньше знакомиться не пришёл, побоялся тебя, всё-таки кадаврица, как ни крути. А сегодня глянул — ты сама жертва.

Я обратилась к воспоминаниям Лаэрта. Брауни — это вроде местные домовые, в хате у моего правнука тоже жил такой, совсем не страшный, но задевать его всё же не стоило. Лаэрт однажды отдавил брауни лапу, так тот в отместку наплевал в кувшин с молоком и насыпал соль в сахарницу, а сахар в солонку. Не-е, наши домовые, если они вообще есть, куда симпатичнее во всех смыслах!

— Я не хотела тебя обидеть, — как можно вежливее сказала я. — Ты в этом доме живёшь?

— Какой дом! — запыхтел брауни. — Это каторга! Вкалываю, не покладая рук, и хоть бы раз вместо сливок в мисочку эль налили, нет, прижали, изверги! Помяни моё слово, я когда-нибудь все запасы спиртного вылакаю, на радость хозяйке и на горе хозяину! А хозяйские дочки разве что ногами не пинают, ну ничего, я ночью в отместку их косы в такие колтуны запутаю, вовек не раздерут! К слову, о косах. Ты, кадаврица, когда в следующий раз надумаешь цирюльными делами промышлять, хоть тряпку постели, мне ж после тебя волосья убирать! Вчерашнего бардака за глаза хватило, когда набросали здесь клоков своих, но те эльфийские были, я их в шнурок заплёл, на шею повесил, будет как амулет. Твой волшебный эльф не пожертвует ещё прядь-другую?

— Это надо у него спрашивать. А где этот волшебный эльфяра, дрыхнет?

— На заднем дворе жеребца седлает, уезжать собирается.

Я чуть не сплюнула от досады и пулей вылетела во двор. Рэм нашёлся у ворот, он крутился возле коня каштановой масти и затягивал подпругу. Это название — "подпруга" — всплыло в памяти неожиданно, и кажется, благодаря памяти Лаэрта. Я так удивилась своей новой способности, что затормозила на месте. Это что же, стоит мне увидеть какую-то незнакомую сайларнскую вещь, и её название всплывёт в голове само собой? Интер-р-ресно! Нужно поэкспериментировать!

Ну например, что напялено на Рэме, как оно тут называется? Как и вчера, одежда в бело-серой гамме, правильно, эти цвета ему к лицу... Стоп! Я тут не модой занимаюсь, а исследую свои способности! Я сосредоточилась.

Итак, светло-серая туника, которую Рэм накинул поверх рубашки, звалась котта, везде она устарела, но, как понимал мой правнук, для эльфов котта традиционна. Во всяком случае, та эльфийская делегация, которую Лаэрт видел, щеголяла именно в коттах без рукавов и с вышивкой. А вот вошедшим в моду кюлотам, коротким и с пряжкой под коленом, Рэм предпочёл обычные штаны.

Я почувствовала себя умной, как кандидат наук! Хмыкнула, спортивной походкой двинулась к Рэму и вдруг услышала, как он тихонько напевает себе под нос:

— Show must go on, show must go on, ла-ла-ла-ла, ла-ла-ла, ла-ла-ла-ла, ла-ла-ла, show must go on... (2)

Я чуть не упала там, где стояла, и только потом сообразила, что он взял это из моих воспоминаний.

Рэм обернулся и удивлённо присвистнул:

— Доброе утро! У тебя короткая причёска? У нас такое безобразие, в отличие от Земли, не принято, впрочем, если тебе нипочём косые взгляды, то, Бэлла...

— Анатольевна!

— Почему ты эту песню всю не знаешь? — сменил он тему. — Красивая мелодия, с оттенком трагизма.

— Ты куда намылился, скотина? — перебила я.

— Не хами, — спокойно ответил он.

Вот наглец!

— А я ещё и не хамлю!

— Съезжу на пару дней в столицу и сразу вернусь. Так надо, поверь, — невозмутимо сказал Рэм, достал из котомки колбу с гомункулом, обмотал её плащом и аккуратно положил в перемётную суму.

Значит, это пугало он забирает, а меня — нет? Так нечестно! Я тоже хочу!

— Можно я с тобой? — принялась канючить я. — Ну Рэм, ну пожалуйста! Я не хочу в земле копаться и за козами ходить! А в столице, как её... Таирилинн, да? Я там хоть швеёй устроюсь.

Последняя фраза вполне соответствовала моим земным планам. Я после школы думала пойти на курсы швей и закройщиц. Для нас, деревенских девчонок, это было пределом мечтаний, если не считать мужа-олигарха... Я бы рассказала про это Рэму, но он явно не собирался меня слушать. Прыгнул в седло, жеребец затоптался на месте и повернул к конюшне.

— Каприз, нам надо уезжать, — Рэм направил коня в сторону открытых ворот. Каприз, оправдывая свою кличку, всхрапнул, выгнул спину и за пару прыжков снова повернулся к конюшне.

Вообще я лошадей не боюсь, но на всякий случай отступила на шаг. Кажется, намечалось побоище...

— Вот упёртый! — Рэм поводьями заставил жеребца поднять голову, несколько раз ударил пятками. Каприз взбороздил копытами землю. Уезжать из полюбившейся конюшни ему явно не хотелось.

"Чтоб ты, Рэмка, свалился!" — загадала я.

— Бэлла Анатольевна, — начал он, подпрыгивая в седле и осаживая взбрыкивающего жеребца. — Я заплатил за две недели твоего постоя в "Приюте Джентоса"... Тпррру! Ещё сказал управляющему... Ты, зараза такая! Каприз, ты будешь слушаться или нет? В общем, сказал, что ты не опасна. И да! Сейчас как хлыст возьму, будешь знать!

Это он мне или Капризу? Во всяком случае, мы оба были против хлыста!

— Джентос, наверное, уже приготовил тебе завтрак, — завершил свою путаную речь Рэм и наконец-то заставил жеребца замереть смирно, мордой к воротам.

— А ты? Ты сваливаешь, оставляешь меня одну? — в носу засвербело, к горлу подкатил ком. — Ну и катись, скатертью дорога!

— Дождись меня, хорошо? Пока что я не могу ничего объяснить, но я вернусь, обещаю! До встречи! — он пустил Каприза с места в карьер. Белые пушинки одуванчиков летели из-под копыт...

Я гордо задрала нос и убедила себя, что всё в порядке. Рэм мне никто, не сват, не кум, не брат! Обойдусь без его помощи! Умылась водой из кадушки, привела себя в относительный порядок и прошествовала в "Приют Джентоса". Хозяин меня сторонился, завтрак принёс брауни, с которым мы и устроились за столом у открытой двери. Свежий ветерок нёс аромат сирени и ещё кое-чего с близкой навозной кучи, где копошилась мелкая дворняга.

— Сквозняков не боишься? — поинтересовался брауни. — Если будешь кушать тут, можешь простудиться.

— Люблю сквозняки! — отмахнулась я. — Я от них не заболеваю... Ой, хватит меня отвлекать, я жрать хочу!

И я набросилась на еду. Позавчера не ужинала, вчера только пообедала и теперь страшно оголодала! Чувствовала себя хуже, чем после разгрузочных диет, на которых, к слову, больше двух дней не просиживала, потому что нервы дороже! К тому же родные уверяли меня, что я и так худая, но наверняка бессовестно врали!

— Ты что, собралась всё съесть? — забеспокоился брауни, поводя носом.

— А чё?

— Оставь хоть немного, у меня договорённость с котом, ему же потом объедки достанутся!

— Перетопчется!

Некоторое время брауни молчал, только смотрел, как тает овсянка в моей тарелке. Наконец нараспев произнёс:

— А моя тётка померла той весной от заворота кишок...

Я подавилась, быстро запила кашу морсом и проворчала:

— Тьфу ты, нашёл тему для разговоров!

Лучше бы со мной поговорили о том, что меня действительно беспокоит! О Рэме, например. Так, как он, меня ещё не посылали! Вроде говорил цензурно, но всё равно глаза щипало от слёз. Хотя я понимала, что он не обязан сидеть тут, он и так многое для меня сделал, я за его счёт питаюсь, живу, короче, в неоплатном долгу. В конце концов, если бы он меня не вытащил из пещеры, я бы сейчас была рабой некроманта...

"Забудь о Рэме! — я хватила о стол глиняной кружкой. — Развод и девичья фамилия! Надо во всём искать плюсы! Я свободна, как птица в полете. Бреющем..."

— Осторожнее с посудой! — испугался брауни.

Зануда! Он начал мне надоедать... Но я помнила, что сердить его не следует, а то неизвестно, как это аукнется...

— Помнится, у моего брата, — продолжил брауни, — была язва желудка, так он однажды откушал плотно кашки, и у него ртом кровь пошла.

— Приятного аппетита! — прокомментировала я и застыла, глядя в тарелку с недоеденной овсянкой. Перейду-ка я лучше к пирогу...

— Не ешь много сладкого, вредно! — тотчас осадил брауни. — Вот бабка моя ела и была толстая-толстая, в двери не пролезала, а под конец жизни с кровати встать не могла!

— И умерла от ожирения на почве сладкоедства? — хмуро поинтересовалась я, не собираясь бросать свой десерт. Не буду обращать внимания на нытика брауни...

— Нет, кровать тяжести не выдержала, проломилась, бабка стукнулась головой, и всё.

Я машинально дотронулась до затылка. Хм, в чём-то брауни прав, я действительно слишком налегаю на пирог, что странно, так как я в земной жизни сладкое не очень-то любила. Но, кажется, тело Карганилы привыкло снимать десертами стрессы. Ой, как меня бесят все эти мелкие отличия! А ещё больше бесит брауни!

— Слушай, — сощурилась я, — ты добиваешься, чтобы я ничего не съела? Может, это не кот, а ты на объедках живёшь?

Брауни недовольно зафырчал:

— Ещё чего! Просто из объедков можно постояльцам ужин состряпать.

Этот брауни своего добьётся! Аппетит у меня уже пропал, сейчас ещё и стошнит... И вообще кусок в горло не лезет, когда тебе в рот смотрят и из этого самого рта еду чуть не вынимают!

Я подвинула тарелки к брауни:

— Лопай на здоровье! Эх ты, варежка, надо было сразу попросить поделиться! За что же ты хозяев так не любишь, что гадишь им по мелочи, перед постояльцами рассказываешь про объедки? Хотя я понимаю, если бы меня кто-то заставил доедать то, что осталось после...

— Что хозяева, они мне не указ, что скажу, то и сделают! — воскликнул брауни, но ложку бодренько сцапал и опустил в тарелку с кашей. — Скажу — сливками накормят, скажу...

— Ещё скажи, они у тебя спят в прихожей на коврике! — я поднялась из-за стола, услышала какой-то топот на улице, но не обратила внимания.

— Фахочу — фофше иф дома фыфоню! — промямлил с набитым ртом брауни. Похоже, несмотря на наследственность, язвы и ожирения его не пугали.

Я тоже хороша! Нашла, с кем говорить — с мелкой нечистью! Ещё и повелась на его болтовню...

— Что ты вообще ко мне пристал? — я надменно посмотрела на брауни свысока. — Тебе поговорить не с кем?

— Это тебе не с кем.

Я не нашлась, что ответить. Зевнула, закрыла глаза и лениво потянулась. В следующую секунду меня оглушило нечто, напоминающее вой пароходного гудка. Я недоумённо повернулась к дверям, и тут ворвавшаяся с улицы тень сбила меня с ног и припечатала сверху. Я завизжала, в глазах потемнело от боли. Пока соображала, паровоз меня переехал или бегемот из зоопарка сбежал, налётчик заорал:

— Баба!

Лаэрт...

— Чего тебя, дитя моё? — выдохнула я и подумала: "Чтоб ты провалился! То есть не надо, ты лежишь на мне, значит, мы провалимся вместе..."

— Баба, ты не кровохлёбка? — спросил правнук, поднимаясь на ноги.

— С чего ты взял? — я вползла на стул. Спина болела, тьма перед глазами медленно таяла. О чём там Лаэрт говорил? Какие кровохлёбки? В Сайларне даже слова "вампир" не знали!

Правнук шлёпнулся на стул рядом с брауни, взъерошил волосы ржавого цвета, положил на пол какой-то тюк и поверх него — лютню в самодельном чехле. Лютня... Я вспомнила, что этот инструмент Лаэрту подарила Карганила. Интересно, где она его взяла, сама, что ли, выпилила для любимого родственника?

— А тётя Лютия сказала бабе Кейре, что баба Карго — это дерг-дью, — сообщил Лаэрт. — Баба Кейра сказала управляющему, а управляющий сказал всем. И все поверили.

Я вспомнила младшую внучку Карганилы, мою ровесницу, здорово похожую на меня. Это её звали Лютия.

— Тогда плохо дело, — заметил брауни. — Отсижусь где-нибудь в сторонке. Прощевайте, — он растворился в воздухе, и до меня донеслось приглушённое пожелание: — И доброго здоровьечка на всякий случай!

— И вам не хворать, — рассеянно ответила я, пока ещё не понимая, что случилось. Кивнула на тюк: — Лаэрт, ты чего припёр?

— Ты вчера наряды попросила, белила, румяна.

— У Лютии свистнул? — догадалась я. — Ай, молодца! Я переодеваться!

Недогадливый внучок протопал за мной в комнату. Я строго посмотрела на него сверху вниз, благо он был на полголовы ниже меня, положила руки ему на плечи, усадила на кровать и приказала:

— За ширму не ходить!

Умница Лаэрт послушался, и ощущение собственной власти вместе с радостью от обновок вскружило мне голову. Я покопалась в тюке, выложила, как я поняла, косметику на подоконник, а дырявые чулки, проеденную молью безрукавку и перчатку без пары отбросила в сторону. Ну внучок, ну удружил! Неужели не мог собрать нормальные вещи? Зачем мне аж три юбки и ни одной блузки к ним? А эта гора рейтузов, которые Лаэрт, вместо того, чтобы сложить аккуратной стопочкой, скатал в мятый клубок? Наконец я вытащила синее платье с пышными рукавами и жёлтой вышивкой на лифе. Явно праздничное или свадебное, ну и плевать. Обулась в принесённые Лаэртом башмачки с медными пряжками, кинула ему сапоги, не всё же правнуку босиком ходить, подобрала свежее бельё, больше похожее на пижамку. А жизнь-то налаживается!

Может, ещё и правнука приодеть? А то ходит не пойми в чём — короткие клетчатые штанишки, к которым только пивного брюшка не хватает, тёмный камзол на голое тело, как у алкаша какого, и вместо галстука зелёная стекляшка на шнурке, обмотанном несколько раз вокруг шеи. И какой идиот напялил на Лаэрта эту феньку, совсем не в тон его голубым глазам?

Улыбаясь своим мыслям, я покрутилась перед правнуком, демонстрируя свой новый прикид во всех ракурсах. Чувствовала себя леди из позапрошлого века, это оказалось так удивительно и необычно!

— Ах, кавалер Лаэрт, не пригласите ли меня на бал? — звонко рассмеялась я. — Баба Карго ещё ничего, семьдесят пять — ягодка опять! Как тряхну стариной, ка-а-ак...

— Ка-а-ак объяснишь всем, что ты не кровохлёбка! — подхватил Лаэрт.

— Запросто, ещё и лекцию проведу на тему упырей. Что мы, вампиров, что ли, не знаем? Суди сам, — я начала загибать пальцы. — Дракула, которого оборотень загасил. Дракула, который две тысячи. Дракула, мёртвый и довольный.

— Три Дракулы! — посчитал правнук.

— Верно, Лаэртик. Так вот, зря родня на меня наговаривает, я не вампир! — я оправила платье, подошла к окну и ахнула. Похоже, вся Маулентия горела желанием поговорить со мной...

К "Приюта Джентоса" шла большая демонстрация, не хватало разве что отряда ОМОНа по бокам, вездесущих журналистов и транспарантов "Бэллу в президенты!" Сзади разношёрстную толпу окаймлял красивый частокол лопат, грабель и мотыг, и я впервые подумала, что сельскохозяйственными орудиями очень удобно убивать. Интересно, чем Карганила так насолила деревенским? Впрочем, неважно, важно другое — дело пахнет керосином...

Я моментально присела, чтобы меня не заметили, и осторожно выглянула из-за подоконника, как заправская героиня шпионских фильмов. Тихо, тихо, не паниковать, сначала разобраться, что к чему...

К своему изумлению я узнавала делегатов, причём в душе даже возникали какие-то чувства к ним, хорошие или плохие. Вон тот дядька с большой трудовой мозолью на пузе — управляющий Маулентии, тот ещё жучара навозный! Эта старушенция — соседка Карганилы и жена кузнеца по совместительству, вздорная бабёнка. Ещё и с вилами, ага, она в огороде работала и случайно прихватила их с собой... А вот эта разбитная тётка — другая соседка Карганилы, Элия. Пытается ненароком задеть бедром знахаря, а тот расплывается в довольной улыбке, хотя помолвлен с Лютией. Ха, так внучке и надо! Рога ей определённо будут к лицу! К слову, где Лютия и остальная Карганилина родня? Кажется, слева, причём зятёк отчаянно размахивает руками, похоже, показывает, какие приёмы кун-фу понадобятся для разговора со мной.

Разговаривать с делегатами перехотелось, я по-пластунски подползла к тюку, достала большущий кожаный кошель, повесила на пояс, запихала туда первое попавшееся под руку бельё, стянула с подоконника фиалковую воду и выскочила за дверь. Быстро, пока в меня не начали стрелять или метать вилы! Через чёрный ход можно выбраться на задний двор, а там видно будет!

Сердце громко колотилось, дыхание перехватывало, но я старалась бежать по коридору бесшумно, чтобы Джентос меня не заметил и не выдал родным. Ой-ёй, что будет... Угораздило так влипнуть!

Сзади оглушительно топал Лаэрт, лютня за его спиной позвякивала. Всю конспирацию мне портит! И чего он увязался, может, тоже хочет убить? Страшно-то как... мама, роди меня обратно!

Я выскочила во двор и замерла, вылупив глаза. У ворот меня поджидало семейство Джентоса, включая кота и тараканов, а рядом стояла женщина в мантии и с берёзовым веником в руках. Аколит, чтоб её... А не пошла бы она со своим святым веником в баню?

— Я щаз всё объясню! — затараторила я, поднимая руки. — Я не дерг-дью!

— Изыди, сила нечистая! — аколит, белая и с трясущимися руками, подошла ближе и махнула веником у меня перед носом. — Освободи тело праведное, уйди в Абрад, в Преисподнюю!

— Я не Карганила, — упавшим голосом пролепетала я. — Моя душа... я, кажись, не туда попала... — всхлипнула и окончательно растерялась.

— Иди в демонову вотчину!

Пока меня посылали, жена Джентоса поводила перед лицом кулаком с оттопыренными мизинцем и указательным пальцем. На Сайларне это всё равно, что у нас — перекреститься. А сам Джентос, видно, принявший на грудь для храбрости (всё-таки не на какого-то медведя шёл, а на меня, монстра!) поднял мутные глаза и еле выговорил:

— Кого бить-то?

— Ой, — сказала я.

— Хватай её! — сказала засада.

— У-а-а-ы-ы-!! — заверещала я. В унисон завопила одна из дочерей Джентоса, а мне вдруг вспомнились ужастики и то, как ведут себя чудовища. Помирать, так с музыкой!

Я замогильно взвыла, причём взяла такие ноты, какие сроду не брала в музыкальной школе. Закатила глаза, выставила перед собой руки с шевелящимися пальцами и кособокой проходкой направилась к воротам. Проревела что-то русское нецензурное в лицо оцепеневшей аколит, от переизбытка чувств сделала вид, что прицеливаюсь к её шее, передумала и сжевала листик со святого веника.

Засада кинулась врассыпную, визжа, как резаные. Почему-то запахло гарью. Я, ещё не веря, что моё представление возымело такой эффект, обернулась к Лаэрту и похолодела. Вокруг него красовался круг выжженной травы, а у подошв сапог, кажется, затухали язычки пламени...

Не поняла... Это сейчас под ним земля горела? Это он распугал засаду?

Я уверила себя, что всё увиденное — галлюцинации. Главное, что ворота свободны, значит, цель достигнута. Я пустилась наутёк со двора, Лаэрт от меня не отставал. Его дело! Прочь, прочь из Маулентии! Пока все деревенские собрались у "Приюта", я слиняю пустыми дворами!

План удался. Не встретив ни души, мы миновали фруктовый сад, выскочили на просёлочную дорогу и уже без сил поплелись вдоль обочины, заросшей чертополохом. Вскоре подол моего платья и штанины Лаэрта изукрасились колючками, ещё совсем молодыми, но уже очень цепкими, а от пыли запершило в горле. Хорошо хоть, с правнуком не обязательно было говорить, иначе я зашлась бы в приступе кашля. И вообще есть ли у нас с Лаэртом общие темы для разговоров? Да ни одной!

— Внучок, спасибо, ты меня проводил, теперь иди домой... — как обычно, я сначала ляпнула, а потом подумала, что отпускать его ой как не хочется! Страшно на дороге одной. Но с другой стороны, Лаэрт совсем беспомощен, могу ли я позаботиться о нём, взвалить на себя такую ответственность?

В голове заварилась такая каша, что осмыслить собственные чувства и идеи не получалось...

— Я с тобой! — Лаэрт утёр лицо рукавом. Струйка пота катилась по его виску, волосы прилипли ко лбу. Я сама взопрела не хуже, эх, и разило от меня, наверно! Одна надежда на фиалковую воду. Я достала флакон из кошеля, открутила крышечку. Судя по слабому аромату, эти горе-духи разбавляли водой раз десять.

Когда время подкатило к полудню, и солнце рассвирепело не на шутку, мы спустились в овраг, поросший ольшаником. Ветки царапали руки, норовили хлестнуть по лицу и выколоть глаза, зато давали хоть какую-то тень. Впрочем, овраг скоро закончился тупиком — упёрся в земляную насыпь, которую венчали большие розоватые камни.

— Там Утренний Тракт, — Лаэрт ткнул пальцем в сторону насыпи. — Оттуда всякие путники приходят. Только они ездят по северной дороге в Маулентию, а не оврагами.

— Утренний Тракт? — усомнилась я. Подходящее воспоминание никак не приходило в голову.

— Угу. У этого Тракта по бокам розовые такие камешки лежат. А ещё по нему можно долго-долго идти в столицу.

— Да хоть в Африку! Давай выкарабкиваться, что ли...

Лаэрт без особого труда взобрался на насыпь, я полезла следом, осторожно ставя ноги и размахивая руками, чтобы удержать равновесие. Высота была приличной, но подъём оказался пологим, разве что камешки впивались в ступни через тонкие подошвы башмачков. И чего я не оставила себе сапоги? Ладно, красота требует жертв.

— Ну ничего, в столицу — так в столицу, — ворчала я на ходу. — Там магов много, почище одного эльфя найдутся! Как же они называются... одна овца, две овцы, много овец — отара. Один маг, два мага, много магов — Ковэн. Лаэртик, я правильно поняла, раньше ковэном называли шабаш, а теперь всю шарашку магов? — я дотянулась до протянутой руки правнука. — Ладно, доберусь до столицы, найду там эту гадину и возьму за жабры, чтоб меня вернули домой! — с этими словами я взобралась на насыпь, точнее, Лаэрт меня вытянул. Взобралась и ойкнула.

Неподалёку стоял Рэм и держал под уздцы Каприза. Такой милый и такой хмурый Рэм! Он на что-то сердится? Неужели принял "гадину" на свой счёт? Я вообще-то имела ввиду Ковэн. Гадина-Ковэн. Ну и ладно, объясняться не буду!

...Много позже и совершенно случайно я узнала, что Рэм в то утро выехал из Маулентии на восток, в город Найлессин. Оттуда он планировал по сети платных порталов добраться до столицы. Но так как у него каждая секунда была на счету, а трястись в седле три дня до Найлессина не хотелось, Рэм решил открыть собственный мелкий портал. Нет, не до столицы, он бы не осилил, а всего лишь до городка. Но так как маг из Рэма так себе, самодельный портал вывел не в Найлессин, а в прямо противоположную сторону, к оврагу, из которого, как из-под земли, вынырнули мы с Лаэртом...

Всё это я узнала позже, а пока мы таращились друг на друга, как на привидений. Немая сцена затянулась. Я понимала, что безумно рада видеть Рэма, и почему-то ненавидела его за это. Захотелось уязвить его, обидеть, чтобы доказать, что я не бедная овечка!

Он потрепал коня по шее и зашагал вперёд по Тракту. Я взяла Лаэрта за руку и упрямо двинулась за неблагодарным высокомерным надутым эльфярой. Крикнула, срывая голос:

— Тоже мне защитничек! Мужчина должен быть надёжным, чтоб за ним можно было спрятаться! Вот так всегда, ищешь Кремлёвскую стену, а попадаются одни заборы! Между прочим, пока ты здесь шлялся, мне там чуть не угробили! Подлец! Придурок!

Рэм никак не реагировал, топал себе вперёд, а я всё больше раздражалась:

— Псих остроухий! Эльф недоделанный!

Через полчаса эпитеты иссякли, в ход пошли детсадовские и школьные дразнилки вкупе со стихотворными шедеврами моего папани:

— Рэмка, Рэмка, дурачок, съел на ужин пятачок! Рэмка лох, объелся блох и от кайфа чуть не сдох! На горе Арарат Рэм увидел виноград, око видит, зуб неймёт, град вина не льётся в рот!

Слова разбивались об эту глыбу невозмутимости, как мухи о стёкла. Ещё через полчаса мне надоело, и я умолкла. В горле пересохло, очень хотелось пить, но, как назло, ни одного родника не попадалось. Волосы на макушке, кажется, раскалились и плавились, пыль тонким слоем осела на липких от пота руках.

Рэм по-прежнему ничего не говорил. Мне вспомнилась передача по "ящику" о японской системе воспитания, когда детям до пяти лет ничего не запрещают. Например, если ребёнка не ругать за то, что он разрисовывает обои, ему вскоре надоест это занятие именно потому, что оно не запретно. Похоже, Рэм решил воспитывать меня по этой схеме. За кого он меня тогда держит? За малявку? Я уже взрослая, мне месяц назад стукнуло восемнадцать! Здесь как раз шёл Месяц Парящего Орла... надо же, меня с овна, то есть барана, повысили до Орла!

Задумавшись, я чуть не врезалась в остановившегося Рэма.

— Привал на обед, — распорядился он. — Неплохое местечко в тени того граба.

Грабом он обозвал дерево. Хорошо хоть, не гробом! Хотя после такой утомительной дороги я не отказалась бы отдохнуть и в тени гроба. Романтично и вполне соответствует моему нынешнему кадавристому состоянию!

Рэм привязал Каприза, снял поклажу и ослабил подпругу. После достал флягу с водой, расстелил на траве платок, разложил хлеб, масло, брынзу. Он делал всё издевательски медленно, неторопливо, а простая еда выглядела так аппетитно! У меня заурчало в животе, засаднило в горле, и я не выдержала. Без спроса схватила фляжку, пила долго и жадно, затем спохватилась, протянула Рэму, виновато потупила глаза и сказала:

— Мне некуда идти... Поможешь добраться до столицы, а там я как-нибудь сама?..

Он сделал несколько глотков, вытер губы, протянул флягу Лаэрту и обречённым тоном вымолвил:

— А я что, по-твоему, сейчас делаю?

(1) Переделка песни "Круто ты попал на TV", автор текста Александр Елин, автор музыки Игорь Матвиенко

(2) Отрывок из песни "Show must go on!" группы "Queen". Автор текста Brian Harold May, авторы музыки Roger Meddows-Taylor и John Deacon

Интермедия: Благородные короли

Поздним вечером Йорик Четырнадцатый, Верховный властитель Сайларна, сидел у витражного окна и смотрел на главный столичный порт, где трепетали на ветру десятки парусов. С последнего этажа Дворца не было видно ни грязи, ни нищих, и Таирилинн казался прекраснейшим местом во Вселенной, да и могло ли быть иначе, если здесь правит мудрейший и благороднейший из властителей!

Он был в самом расцвете сил, статен и хорошо сложен, весьма недурён собой, чернобров и черноволос. Принцессы и княжны мечтали о таком муже, но он не торопился связывать себя узами брака, выбирал достойнейшую, которая будет красива, молода, не станет возражать против любовниц супруга и сможет родить здоровых наследников, причём от Йорика, а не от камердинера или советника. А ещё она должна беспрекословно подчиняться мужу, как подчиняются ему двадцать восемь Гильдий Сайларна, армия Сайларна, спесивые маги Сайларна и даже Вышний Друид, который сидит сейчас напротив, сложив руки на столике, и внимает каждому слову, хотя иногда кажется, что нагло смеётся в глаза.

Нынешний глава Культа друидов слыл личностью весьма примечательной. Мало того, что Кёр — гном, он ещё и безродный гном, которого в младенчестве подкинули в капище глухой деревни. Йорик не знал другого примера из истории, когда помешанные на семейственности гномы бросали собственных детей, и не помнил, чтобы приёмыши из провинции, к тому же не люди, выслуживались до звания Вышнего Друида. Как и все представители его расы, Кёр был невысок ростом, коренаст и беловолос. Его широко посаженные заострённые уши выглядывали из пышной шевелюры, будто гном настороженно к чему-то прислушивался.

Йорик тоскливо оглядел каменную кладку стен. По задумке, посетители должны были чувствовать себя в этой комнате неуютно, как в каземате, от того нервничать и говорить только правду. Но пока неуютно становилось самому Йорику. Будь его воля, он бы сейчас говорил с военачальником или Архимагом, но разосланные слуги их не нашли, зато Кёр сразу явился на аудиенцию, топча шикарные ковры босыми, как оно положено друидам, ногами. А Йорик с недавних пор побаивался его, потому что Архимаг предсказал властителю смерть от серпа, а гном, как нарочно, всюду носил с собой ритуальный золотой серп.

— Многоуважаемый Вортигерн, — Кёр чётко произнёс это официальное обращение к властителю: "Вортигерн". — Вы хотели побеседовать об общемировой обстановке?

— О чём там беседовать? — Йорик развернул огромную газету "Сайларнское время", основанную гномом Дурвином, которого прадед Йорика, Йорик Одиннадцатый, благополучно повесил сто лет назад. Правильно, лучше от греха подальше перевешать всех гномов с серпами! — Впрочем, если желаете узнать последние новости, извольте. Как обычно, Архипелаг Энэллах строит против нас козни. Если верить послам, мы у них уже полгосударства украли под покровом ночи! И десять томов гримуаров, и ящик философских камней, и золотые яблоки, серебряные груши и бронзовые орехи, а уж сколько артефактных мечей, я сбился со счёта! Право, нам пора открывать оружейную лавку для героев и на выручку содержать весь Сайларн! А вот последняя весть, — он нашёл нужную статью, сунул газету под нос Кёру и ткнул в заголовок пальцем: — Якобы сквайр Гараад Сокол... ещё бы я знал, кто это такой!.. похитил некую чашу, которая была частью великого памятника в столице Энэллаха. Теперь они требуют выдать им и похитителя, и чашу. Лучше бы собственные знахарства проверили, поискали больного с грыжей, потому что бедный сквайр наверняка надорвался, пока тащил эту штуковину весом в полторы сотни фунтов!

— Дети они ещё, молодое государство. Наиграются и остепенятся, — улыбнулся Кёр, а Йорик лишний раз позавидовал умению Друида сидеть неподвижно, как истукан. Сам властитель не мог уследить за руками, всегда хотелось или что-то перебирать, или ломать, или комкать, как сейчас газету. Он убрал порядком измятое "Сайларнское время", достал колоду карт и принялся раскладывать любимый пасьянс. Разговаривать с Кёром о деле совершенно расхотелось, лучше подождать в надежде, что явятся Архимаг или военачальник, которые наверняка лучше поймут тревоги Йорика. А чтобы не молчать, сидя рядом с Вышним Друидом, и не чувствовать себя глупцом, властитель решил убить время пасьянсом.

— Карты — грех, — Кёр пригладил желтоватую бороду и снова погрузился в глубокомысленные раздумья.

Йорик поморщился. И обязательно говорить под руку, особенно когда пасьянс не складывается? Совсем подданные распустились!

— Многоуважаемый Вортигерн, вы обсудили все вопросы, которые намечали? Или будут другие?

— Будут... — пробормотал Йорик, размышляя, куда пристроить короля треф. Кстати, похожего на Кёра. Карта эта никак не вписывалась в пасьянс, Йорик вздохнул и спрятал её обратно в колоду, сделав вид, будто и не вытаскивал. Это не по правилам, но что с того? Вышний Друид в пасьянсах не разбирается и маленькой хитрости властителя не заметит.

— Я весь внимание, — напомнил о себе Кёр.

— Одни шестёрки выпадают! — проворчал Йорик. — Как вы считаете, эту шестёрку положить сюда или лучше сюда?

— Как вам будет угодно.

Йорик хмыкнул. Сам бы он ответил: "Себе на лоб приклей!" Пасьянсы пасьянсами, а Архимаг и военачальник уже точно не придут, придётся плакаться Друиду...

— Уважаемый Кёр, говоря по чести, мне хотелось бы обсудить одну весть. Наместник нашего южного города Тальзора недавно устроил пышный приём, и туда без приглашения явилась простолюдинка по прозванию Замарашка. Как её пропустила стража, я не знаю, но не в этом беда. Неприятности начались, когда на следующий день она во всеуслышание объявила, что благодаря сыну наместника потеряла на парадной лестнице невинность. Хотя это ещё большой вопрос, кто кого искусил, — в пасьянсе снова выпал король, на этот раз червонный. Йорик привык думать, что эта карта изображает его самого, потому против всех правил пасьянса разместил её между двумя дамами. Так смотрится гораздо лучше! — Разумеется, скандал в Тальзоре пытались замять, Замарашку посадили в острог, людям объявили, что девица потеряла на лестнице всего лишь туфельку. Но! Но сын наместника вдруг покаялся в своём грехе, пригрозил отцу, что если Замарашку не выдадут за него замуж, он покончит жизнь самоубийством, в итоге пришлось уступить. Теперь эта развратная девица живёт, как знатная миса, и готовится к свадьбе!

— Любовь творит чудеса, — изрёк спокойный Кёр. Йорик втайне надеялся, что обсуждения невинностей вгонят гнома в краску, ведь всем известно, что друиды живут под гнётом обета безбрачия. Но Кёр остался невозмутим.

— Если бы любовь... — Йорик вытащил очередную карту, хохотнул и показал её Вышнему Друиду. — Знаете, кого мне напоминает король пик? Вашего давнего приятеля Архимага. Смотрите, как его перекосило, опять надышался своих зелий из киновари.

— Многоуважаемый Вортигерн изволит шутить?

— Я всегда шучу, по жизни надобно идти с улыбкой на лице, — Йорик произнёс это без проблеска хорошего настроения и перешёл наконец-то к тому, что его действительно волновало, и о чём боязно было говорить: — Тайная служба по моему приказу с пристрастием опросила сына наместника. И он поведал, что вечером того дня, когда девицу взяли под стражу, к нему в комнату через окно ворвался тип в чёрной маске на глазах. Приставил арбалет ко лбу и в самых скверных выражениях потребовал, чтобы мальчишка хоть наизнанку вывернулся, но женился на Замарашке. Иначе незнакомец грозился убить растлителя, жестоко и беспощадно. И так красочно и непристойно это расписал, что якобы даже бронзовые статуэтки богов покраснели и покорёжились. Сын наместника хотел забыть о визитёре и усилить личную охрану, но после всё взвесил... Тип в чёрном двигался бесшумно, лазил по отвесным стенам, как паук, а после разговора и вовсе растворился в темноте. Как нечистая сила, с которой шутки плохи. А ещё, — Йорик перешёл на шёпот, — незнакомец назвался Мстителем, и арбалет у него был чёрный, лёгкий. Скорее всего, арбалетка, изящное бретацкое оружие. На стальной дуге — щербинка, на прикладе — три литеры. И эти же литеры обнаружились вырезанными на подоконнике.

— Три литеры, чёрная маска, арбалетка и Мститель... — протянул Кёр со слабым подобием интереса. — Уж не старый ли наш знакомый, Мэлон СайВилгуд? Но мы отрубили ему голову полгода назад!

— Я лично присутствовал при казни, если вы забыли, — Йорик перевёл взгляд на окно, где должен был красоваться герб Сайларна — геральдический гиппокамп в морских волнах, но вместо этого у витражиста получилась тощая кобыла с хвостом окуня, тонущая в болоте. Зря Йорик не распорядился повесить этого служителя искусства, как бы наверняка сделали в старину... Милосердие его погубит!

Представилось, как в окно залезает Мститель, причём с серпом, и захотелось прикрыться чем-нибудь, как щитом, хотя бы газетой... Нервы стали ни к гоблину! Казалось бы, чем он насолил СайВилгуду, тем, что сделал его сестру своей любовницей? Так это следовало воспринимать, как высокую честь! Нет, СайВилгуд оскорбился, назвался Мстителем и начал досаждать аристократам. Дескать, восстанавливал справедливость так, как он её понимал, и грозил однажды добраться до Йорика. Но не успел, гвардия добралась до Мстителя раньше.

— Многоуважаемый Вортигерн, я полагаю, беспокоиться не о чем, — заметил Кёр. — Мало ли подражателей у Мстителя? Благородные разбойники весьма любимы народом.

Хотел бы Йорик в это верить! Но арбалетка, именно с тремя литерами и щербинкой на дуге... Йорик хорошо помнил это оружие, купленное на его глазах в рядовой оружейной лавке. Тогда они ещё были дружны с СайВилгудом, часто переодевались простолюдинами и совершали весёлые вылазки в город. Так вот, во время пленения у Мстителя арбалетки с собой не оказалось, и где она спрятана, он не признался и под пытками. Так откуда это обычное, но уже овеянное легендами оружие взялась у защитника Замарашки?

Из колоды вылетел чёрный шутник. Лишняя карта, которую можно заменить на любую другую. Причём шутник упал аккурат на червонного короля, словно намеревался его прибить. Йорик нахмурился и поменял карту на короля бубен, молодцеватого и воинственного на вид, под стать военачальнику Сайларна. Пусть защищает своего властителя! И не только его, но Вышнего Друида, и Архимага, и сам путь поостережётся. Если СайВилгуд и правда восстал из мёртвых, им всем есть, чего бояться...

Песнь вторая. Трое на дороге, не считая кота

Куплет первый. Путешествие начинается

Говорят, что если Новогодье не задалось, неудачи будут преследовать все последующие триста восемьдесят три дня. Аккурат это Новогодье, которое в Сайларне праздновалось в начале весны, надолго запомнилось Рэму в самом плохом смысле этого слова. Сначала на него напала хандра из числа тех, которые часто случались после смерти Айрэ, и непонятно, как он тогда не спился и не начал писать стихи на радость или ужас общественности.

Затем друзья-сокурсники привели ему в подарок весьма сомнительную подружку, наверняка из ближайшего борделя. Подарок был вежливо отвергнут и галантно выпихан за дверь. Впрочем, думается, кто-то из друзей всё же воспользовался девицей по назначению, не пропадать же добру! Потом сокурсники перешли к пункту второму гениального плана "Доведи Рэморина до ужасающего веселья". Пункт предусматривал грандиозную попойку, что и было проделано. После Рэм проиграл пари, потому что Фико смог переплыть едва вскрывшуюся ото льда Жемчужную реку, правда, половину пути проделал, зацепившись за багор, но сути это не меняло.

То, что проигравший Рэм угощал всю компанию виски, это ещё полбеды. Главное несчастье подкралась тогда, когда вдрызг пьяные маги решили продолжить праздник в закрытой общине друидесс. Друидессы оказались на редкость несговорчивыми, их пришлось выкуривать иллюзиями крыс почему-то тигрового окраса. Паника поднялась чуть ли не до небес, и Рэму с друзьями влетело и от кураторов, и от властей.

Неудачное Новогодье аукнулось неприятностями на излёте весны. Сначала дважды сбежавший прямо из-под носа некромант, теперь навязавшаяся в попутчицы Бэлла, да ещё с Лаэртом впридачу! Гоблину же понятно, что эта парочка опозорит Рэма в пути, а что самое неприятное — от них не отвяжешься, ведь путь в Маулентию заказан. Как пожаловалась вчера Бэлла, семья Карганилы объявила её дерг-дью, наверняка чтобы изгнать или изничтожить, лишь бы наследством не делиться. Бросать нахлебников на дороге было бы подлостью, так что придётся вести их в столицу, в великий Таирилинн, опасаясь, что в любой миг за девчонкой явиться могущественный некромант, который убьёт её защитников и даже не заметит. По словам гомункула, преступник будет восстанавливаться дней семь, но пеший путь до Таирилинна займёт добрые три недели.

Рэм потянулся на пледе. Ещё не рассвело, благодаря тускнеющей пелене Невода небо казалось сиреневым, а листочки дикой яблони, шумящие наверху, отливали аспидно-чёрным. Красивый контраст, что ни говори, нежность и мрак... Рэм положил руки под голову и задумался, как бы поскорее и без приключений добраться до столицы.

Конечно, в Сайларне, как и во всём мире, меж городами проложена сеть порталов, и за приличную сумму можно в одночасье попасть, скажем, из Найлессина в Таирилинн. Но на переход сразу трёх живых, да ещё с конём, поклажей и гомункулом денег не хватит. Не хватит их и на покупку ещё одной лошади, а уж тем более ездового крылатого ящера — виверны, так что придётся идти пешком.

Это будет долгий путь, в котором попутчиков придётся чем-то кормить, во что-то одевать, делить на троих плед, одеяло и посуду. Можно купить всё недостающее в ближайшем приюте и истратить на это деньги, полученные от родителей, а следующие полгода на что жить? Перебиваться на мелких заработках? Искать пропавших собак, склеивать разбитые чашки, читать формулы цветения над замученными комнатными фиалками? Этим много не заработаешь, к тому же конкурентов море, потому что на магии пытается нажиться каждый бедный и голодный подмастерье из Колледжа. Многие ученики повадились сами вредить горожанам, например, насылать иллюзии полтергейста, или затыкать трубы дымоходов, или рисовать богохульные рисунки над дверьми, чтобы потом, напустив на себя отрешённый и серьёзный вид (дабы не рассмеяться) приходить к исстрадавшимся горожанам и за звонкую монету устранять последствия собственноручных безобразий.

Самым действенным ухищрением считалось нанять брауни Колледжа за пинту эля. Наполовину спившийся Морик охотно надевал носатую карнавальную маску, обсыпался перьями из подушки и привязывал сзади к ремню чучело змеи из лаборатории вивисекции. В этом виде он лазал по чужим крышам, кукарекал и заверял особо недоверчивых жителей, что он самый настоящий василиск. После прибегал бравый подмастерье, давал отмашку Морику идти домой, а в холле градоправления появлялась новая фреска "Юный волшебник убивает василиска". Ухищрение было в ходу ровно до тех пор, пока фресок не накопилось под сотню, градоправитель устроил выставку, а власти заинтересовались, почему сюжет так часто повторяется, и уж не сбегают ли василиски из лабораторий Ковэна? От греха подальше уловки с брауни Мориком пришлось свернуть.

Порыв ветра принёс запах пепла, Рэм очнулся от воспоминаний, посмотрел на кострище и понял, что собирать завтрак нет никакого желания. Лень связала по рукам и ногам, хотелось долго нежиться на тёплом пледе, предаваться меланхоличным мыслям и смотреть в сиреневое небо за ветвями яблони. Путешествовал бы он один, без труда оставил бы себя без еды до обеда, тем более утром голод не терзал. Утром терзала дрёма. Но теперь приходилось думать о беспомощных попутчиках, которым надо правильно питаться... ну просто потому, что так положено! Может, на них и взвалить готовку? Они же справятся?

Нет. Лаэрту недолго вместо еды сварганить цианистый калий, которым так любят травить аристократов, и попутно сжечь всю округу. Что касается Бэллы, то её не заставишь что-либо делать, к тому же она привыкла палить еду синим пламенем. То есть не так, готовить на синем пламени. На газовой горелке, так это называется. Горелка — от слова "гореть", наверное, поэтому у Бэллы всё подгорало. В турпоходы она не ходила, с бардами у костров не пела, тушенку не ела и комаров не кормила, и зря, потому что теперь оказалась морально не готова к пешим переходам. Судя по здоровой ауре, выносливое тело Карганилы неудобств не испытывало, не считая пары мозолей на ступнях, зато сама Бэлла ныла и убеждала себя и всех вокруг, что вот-вот упадёт или от усталости, или от солнечного удара, на что Лаэрт тотчас пояснил, что с небес сверзится солнце и хлопнет её по темени. Костёр с помощью огнива и советов Рэма она развела только с третьей попытки и после весь вечер ходила с уверенностью, будто за это чудо ей обязаны навеки. Затем съела чуть ли не больше всех и, даже не вспомнив, что посуду за собой вообще-то моют, завалилась спать на одеяло в гордом одиночестве, вынудив Рэма и Лаэрта ютиться на пледе. Впрочем, среди ночи дурачок заявил, что ему приснился страшный сон, и перебрался жаловаться "бабе Карго", которая, шипя и ругаясь, выпихала его на землю, где он в итоге и заснул.

Рэм поднялся с пледа, плюнул на запреты не использовать магию понапрасну и пристально глянул на остывшие угли. Над ними тотчас взорвалась маленький шарик огнёвки. Отлично, теперь пламя будет гореть безо всяких дров где-то час.

Зевая, Рэм отправился к ручью — приводить себя в порядок. Тихое весеннее утро убаюкивало, птицы, казалось, не щебетали, а напевали колыбельные, а холодная вода шептала легкомысленный мотив "Девушки из Ипанемы" — песенки, которую Бэлла услышала по своему обожаемому телевизору, с тех пор везде искала и не могла найти.

"Интересная всё-таки штука — переплетение памятей!" — хмыкнул Рэм. Огляделся, словно пытаясь запомнить это, возможно, последнее спокойное утро, и заметил у корней ольхи бледный стебелёк, на котором доцветала ярко-красная кисть цветков. Потаённик! Удивительное растение, которые выпускает цветы из-под земли ранней весной, когда только сходит снег, а в начале лета снова скрывается до следующей весны.

Надо же, какая удача! Это, конечно, не чудесная омела, но "отвар из корней потаённика, желательно только что с очага снятый, выявит ведьму любую. Ежели вылить отвар на праведника, он смолчит, а ведьма завизжит". Рэм всегда посмеивался над этой строчкой из "Друидоведения". Если верить наблюдениям друидов, получится, что все женщины ведьмы, потому что какая из них останется равнодушной, когда ей на голову выливают кипяток, неважно, с корнями или без!

Им вдруг овладело бесшабашное веселье, захотелось поэкспериментировать. Пора выяснить, ведьма Карганила или нет! Кипятить отвар Рэм не собирался, он всё-таки не изверг и не друид, а вот обсыпать Бэллу корнями потаённика никто не запретит.

"Ты ещё сметаной её обмажь! — советовал он себе, ножом выкапывая растение и режа его на мелкие кусочки. — Или зубной пастой, так ей привычнее. Жаль, ни того, ни другого нет!"

Попутчики спали у костра, не ведая, что над ними нависла угроза эксперимента. И тень экспериментатора тоже нависла. Рэм медлил, пересыпая потаённик из ладони в ладонь, потом присел рядом с Бэллой. Примерно через полчаса выкатится солнце, и девчонка снова помолодеет, а пока на одеяле спала древняя старуха в нарядном платье. Даже жалко её... Действительно, одна в незнакомом мире, всего боится, оттого такая взвинченная. Совсем ещё ребёнок, на которого не стоит обижаться из-за капризов или хамства, и пусть этот ребёнок на родине пил, матерился и не видел ничего зазорного в распущенности, Бэлла же не со зла! Окружающие вели себя так же, она просто не знала, что можно по-другому, а если бы пошла против всех, стала бы изгоем. Жестокое оно, её общество, но не Рэму его осуждать, он сам не святой, и круг его друзей — не пример для подражания. Добропорядочные подмастерья смотрели на его компанию косо.

Странно, что Бэлла ведёт себя с ним прилично, старается не выражаться непечатными словами, и вообще... Так, наверное, относятся к старшим братьям, которых уважают, хотя тут он мог ошибаться, у него братьев и сестёр не было. У Бэллы, впрочем, тоже, и у Лаэрта, так что ни одна чужая память не подсказала бы правильного ответа...

Он слишком задумался. Шальной ветер подхватил изрубленный потаённик с ладони и швырнул на спящего Лаэрта. Рэм резко обернулся, ругая себя за невнимательность, и...

И тут же проверил свои ментальные щиты. Потому что потаённик, попавший на Лаэрта, вспыхнул и исчез. Словно масло на сковороде, зашипела витающая в воздухе магика. Рэм почувствовал себя между молотом и наковальней, по которым для устрашения пустили знакомый Бэлле люкт... люктрический ток. Вот влип...

Глаза Лаэрта открылись, он смотрел в небо, но судя по отсутствующему виду, вряд ли что-то видел.

— Эй... — позвал Рэм, замирая в ожидании то ли взрыва, то ли чего хуже. — Ты меня слышишь?

— Движение вечности... — чужим голосом ответил Лаэрт. — Разрыв времён... Струны бездны...

Транс... Это был транс латентного мага... опасный для него самого.

— Ты что-то видишь? Слышишь? Лаэрт! Говори, не молчи! Выговаривайся, иначе бездна тебя не отпустит!

— Спрашивай.

— Я... — Рэм задумался, перебирая в голове то, что волновало его в последнее время. Рядом что-то прошептала во сне Бэлла.

— Карганилу действительно убили, — сказал Лаэрт. Неужели уловил обрывок мыслей Рэма?

Гудящая в воздухе магика успокоилась. Лаэрт закрыл глаза и снова уснул. А Рэм перевёл дыхание. Либо он плохо учился и чего-то не знал, либо потаённик странным образом подействовал на деревенского дурачка. Значит, в Лаэрте дремлет ведьминская сила, а Карганила была ведьмой... И кто подскажет, каким боком это выйдет и чем грозит Рэму? И как себя вести, чтобы ненароком не пробудить способности попутчиков? Хотя у Бэллы их не должно быть, они уходят после смерти, и оживление тела их не вернёт, если только новая душа не обладает ведьминской силой. А она вроде не обладала?..

Да, было, над чем задуматься. Переворошив память Бэллы, Рэм не обнаружил ни единого проблеска магических способностей. Зато у Лаэрта случались всплески — он по наитию находил пропавшие предметы, прикосновением залечивал свои ссадины, иногда ходил во сне. Хорошо, что близкие помалкивали и приказывали ему забыть о собственных чудесах. В итоге Рэм едва выкопал эти воспоминания, в сущности, бесполезные, потому что какая теперь разница, ведьма Карганила или нет, сама она умерла или её убили? Лаэрту было видение, что убили, но гомункул утверждал обратное, а гомункулы, согласно учебникам, не лгут. С другой стороны, Н5ОН сам говорил, что теория расходится с практикой...

Бесконечные вопросы... А вдруг Карганилу убили именно из-за её ведьминского дара? Тогда дело принимает совсем другой оборот! Ковэн не может остаться вдали от замешанных на магии преступлений!

Лаэрт что-то промычал, проснулся и резко сел, ошалело глядя по сторонам.

— Доброе утро! — поприветствовал Рэм, отложив размышления на потом. — Как спал?

— Как убитый! — радостно сообщил Лаэрт. Вряд ли он помнил о своём видении...

— Сходи за водой, пожалуйста! — попросил Рэм и подтянул к себе сумку с припасами. Пора варить кашу, кормить Каприза и будить её величество Бэллу Анатольевну, хотя она вряд ли встанет в пять утра. Умение рано просыпаться никогда не входило в число её достоинств.

Лаэрт умчался к ручью, громыхая ведром. Каприз вскинул голову, протяжно фыркнул и принялся ощипывать луговой мятлик, который в изобилии рос вокруг. И снова воцарилась безмятежность, гасли звёзды, полоска восхода над дальними холмами в свете Невода казалась фиолетовой. Рэм залюбовался тихим рассветом, но вдруг почувствовал, что земля дрожит под копытами. Не иначе, кто-то ехал с севера, со стороны рощи. Рэм накрыл Бэллу пледом — не хватало ещё, чтобы она омолодилась на чужих глазах! Нашёл валяющуюся на перемётных сумах котту, встряхнул от травинок и натянул поверх рубашки. После сообразил, что рубашка-то у него расстёгнута, с раздражением сдёрнул котту через голову, привёл в порядок рубашку и опять оделся.

Из близкой рощицы на Тракт выехали всадники — четверо мужчин в беретах с перьями. Рэм пригляделся, уповая на эльфийскую зоркость. Перья оказались сорочьи, значит, это низшие чины йоменри, иначе говоря, охранников порядка. Хотелось бы верить, что они всего лишь объезжают Утренний Тракт...

Рэм с напускной невозмутимостью присел у костра, стараясь загородить ровно дышащий холмик под пледом. Лаэрт с водой всё не шёл. Его только за смертью посылать!

Вскоре йоменри поравнялись с привалом, вперед выехал одноглазый мужчина с притороченной к седлу секирой на длинной рукояти. Чуть левее застыл кряжистый мечник с бородищей по самые глаза, но всей видимости, полугном. Ещё двое молодых лучников замерли позади.

— Кто таков? — спросил одноглазый.

Рэм медленно поднялся, подошёл ближе и, сосредоточившись, выставил правую руку. Сам он этого не видел, но знал, что старый шрам на ладони налился свечением, и на коже проступила метка — две переплетенные золотые змеи.

— Рэморин Тэфаирий, маг Ковэна Сайларна, — отчеканил он. — Полагаю, я ответил на все ваши вопросы?

Он не любил общаться с йоменри. Вроде закон не нарушал, но всё равно испытывал какое-то неудобство, скользкое и неприятное. У Ковэна и йоменри шла застарелая вражда, маги и вояки считали своим долгом устраивать друг другу мелкие пакости. Впрочем, с какими службами Сайларна Ковэн в хороших отношениях? Да ни с какими!

Рэм потушил метку, что ставят каждому магу при посвящении, и опустил руку.

— Э, нет, пара вопросиков осталась, — с нехорошим выражением протянул одноглазый и спешился. — Это вы колдовали давеча? Мой амулет уловил всплеск магики.

"А потом спросят, один ли я путешествую. Почему-то хочется соврать, что один, но если я солгу, то как раз подставлюсь..."

— Я разжигал костёр, — Рэм подбоченился. — Я не понимаю, что за подозрения? Как служитель Ковэна, я освобождён от дорожного налога. Если у вашего разъезда есть вопросы по поводу того, кто я, куда и с какой целью следую, обращайтесь в Ковэн.

— Совсем маги обнаглели, — процедил сквозь зубы мечник.

— Понимаете, мистрь, — сказал одноглазый. — Разбойники у нас завелись, под началом некоего эльфа Джериля, колдуна и лиходея.

Рэм нахмурился. Имя было явно не эльфийским, всего лишь подражало ему.

— Разбойники похищают молоденьких девушек, — продолжал одноглазый. — Сколько живых в шайке, никто не знает. Жители одно говорят: мол, появляется по вечеру на окраине расписная телега, у неё ещё на бортах вырезаны лошади. Откуда приезжает, непонятно, возницы рядом нет, живых вокруг тоже нет. Не угнать телегу нельзя, не поджечь, говорят, её якобы прозрачные стены окружают, стало быть, колдовство. Поутру она исчезает, а в деревне пропадают первые красавицы. Только одна девка домой вернулась, она-то и рассказала, что её ночью позвал черноволосый эльф, она сама не своя стала, к нему из окошка прыгнула, а после мало что помнит. Вроде он Джерилем назвался, а после она ему поведала, что чахоткой больна. Вот её, чахоточную, и отпустили домой.

— И вы подумали на меня? — негодующе перебил Рэм.

— Скажите спасибо, что вам, как магу Ковэна, мы пояснили, за что будем вас брать.

— В тюрьму? — надменно усмехнулся он.

— Зачем же? Брать на помощь... так сказать, подсоблять нам в расследовании.

— Уговорили, — выдохнул Рэм. — Признаюсь, я девушек не крал. Довольны? Идите теперь, других допрашивайте!

Из-под пледа донеслось старушечье кряхтение на русском:

— Ой, чё так спину-то простреливает?

К горлу Рэма тотчас приставили лезвие секиры, ржавое и с зазубринами. Он в ответ повесил перед носом одноглазого молнешар и только после осознал, что натворил. Секира перережет горло, только если одноглазый этого захочет, а молниевый шар нестабилен, взорвётся без предупреждения, раскроив йоменри голову. Рэм стянул его силовой петлёй, зная, что это слабо поможет.

Положение — хуже не придумать...

Почти ощутимое напряжение повисло в воздухе, молнешар тихо потрескивал. Сейчас как жахнет, и Рэма будут судить за убийство йоменри. Как объяснить, что необдуманно сработали навыки защиты, что выучили его чуть что, сразу огнёвками и молниями кидаться, спасибо огромное преподавателям! И как после смотреть в глаза окружающим и самому себе?

— Вы, маг, с ума-то не сходите... — одноглазый отступил на шаг, молнешар, как приклеенный, двинулся следом, хотя Рэм и пытался его удержать.

— Лучше не шевелитесь, по-хорошему прошу... — процедил он сквозь стиснутые зубы. Молнешар выплюнул искру, йоменри-лучники взяли Рэма на прицел. Он мигом растерял всю браваду, сердце убежало куда-то в пятки, тревога узлом стянула живот.

Тем временем мечник-полугном лихо спрыгнул на землю, подошёл к Бэлле и стянул с неё плед.

— А-а-а! — седовласая старушка прижала ладонь к груди, — Блин, сердце зашлось... Рэм, чё это за бандюки?

Отвлекаться Рэму было некогда. Только бы не взорвался молнешар! И только бы Бэлла не волновалась! В этом облике она очень уязвима, может умереть от разрыва сердца... Ей и так мало осталось!

Мечник поднял Бэллу за локоть и подвёл к Рэму:

— Маг, потрудитесь объяснить, кто это?

Она посинела, захлопала мутными со сна глазами.

— Вы чего творите, лучше меня спасайте! — прохрипел одноглазый, сводя глаза к переносице, наверное, чтобы лучше разглядеть маячивший перед ним молнешар. Секира перед горлом Рэма дрожала.

— Вы думаете, я похитил эту старушку? — хмыкнул Рэм. — Удачливый я после этого разбойник, ничего не скажешь!

— Да, захирело твоё дело, — поддакнул один лучник, а другой подхватил:

— Маг её давно украл, просто полвека сбыть сокровище не мог. Бабы — это такой беспокойный товар, лучше не связываться.

— Но-но! — напомнила о себе Бэлла и прибавила на русском: — Я не врубилась, они нас на гоп-стоп берут?

Молнешар выбросил ещё пару искорок, а до Рэма дошло, как представить спутницу.

— Слышите её речь, уважаемые йоменри? Это она колдует! Разрешите представить своего куратора, модэуса Бэллу.

— Кура... Сам ты модэус! — возмутилась она на своём языке. — А это йоменри, да? А по-нашему, менты... Ни фига себе у них методы!

Похоже, Бэлла не хотела показывать виду, что напугана, но это было видно — её трясло. Не дай Воранил, давление подскочит! И Рэм не знал, как объяснить ей происходящее, сосредоточиться для мысленной речи он не мог, сила уходила на удержание молнешара. Он начал говорить по-русски, не особо задумываясь над словами:

— Модэус — это большой шишка Ковэн, вышее только Архимаг. Ты — типа мой учительница, то есть куратор. Я есть ученик, неофит.

— А ну прекратить волшбу! — приказал одноглазый. — И уберите от меня молнии эти ваши!

— Секиру опустите, — попросил бледный от напряжения Рэм.

Тот убрал оружие. Рэм перевёл дыхание, приказал:

— Медленно отходите! Без резких движений!

Одноглазый повиновался, Рэм сосредоточился до головной боли, не давая молнешару следовать за йоменри. Потом резко отбросил шар вверх, где он и взорвался, осыпавшись яркими искрами. Один из лучников, совсем ещё мальчишка, восторженно засвистел, не догадываясь, какой беды они все избежали. Рэм, смутившись и растерявшись, спешно поправил магическую повязку вироэл на запястье и сказал, как надеялся, с невозмутимым видом:

— Это вам урок, что не надо наставлять оружие на магов! Куратор, скажите им...

Бэлла мгновенно вошла в роль, тряхнула рукой, чтобы её отпустили, гордо посмотрела на йоменри:

— Сынки! Родимые мои, что ж вы так свирепствуете? Мы ничего плохого не делали!

— Уважаемая модэус Бэлла, вы утверждаете, будто вы из Ковэна Сайларна, а сами говорите с акцентом, — отозвался одноглазый.

— Она уроженка Рэйнланна, — выкрутился Рэм. Её акцент действительно походил на рэйнланнский.

— Уважаемая модэус, боюсь, нам помощь вашеская нужна, — продолжил одноглазый. — В деревнях к северу от Тракта похищают молодых дев на выданье. В Айреанне, Гвирионе, Сайбэрии...

— Сынки, мы ничего не слыхали! — слишком быстро ответила Бэлла. — Сами мы не местные, идём с юга, с Маулентии, там вроде спокойно.

— За отказ о помощи полагается штраф, — заметил одноглазый, и Рэм понял, что йоменри наконец-то добрались до главного пункта своего допроса. Деньги нужны всем.

Он с тревогой глянул на восток. Вот — вот взойдёт солнце, и начнётся омоложение Бэллы...

Швы сумки, забытой у корней яблони, засияли.

— Это что за демоновы шутки? — полугном подскочил к поклаже и рывком вытянул колбу с гомункулом. Скривился с плохо скрываемым отвращением.

— Осторожно, не разбейте! — испугался Рэм.

— Ой, сынки, берите это себе, мы не жадные, — встрепенулась Бэлла. — Берите, берите! Мы с моим неофитом Рэмкой решили открыть эту... как её... кунсткамеру! Выставку уродцев. В колбе заспиртованный красный жареный петух, едва изловили в Маулентии. Болен птичьим гриппом и бешенством, так что аккуратнее!

Полугном вряд ли понял смысл слов, но отшвырнул молчаливого гомункула на сумку. Рэм в мыслях поминал всех вокруг последними словами.

— Мы вам бесплатные билеты выпишем, когда выставку откроем, — несло Бэллу. — А ещё у нас в багаже есть нос от Буратино, ботва от Чиполлино и ножка Буша. Давайте покажу!

— Не надо, — отмахнулся одноглазый. — Обойдёмся без непотребства, нам ещё сегодня завтракать.

Из терновника вылез Лаэрт, бубнящий себе под нос что-то, что с натяжкой можно было назвать песней. Рэму очень захотелось от досады треснуть по чему-нибудь кулаком.

Бэлла закусила губу, но тут же нашлась:

— О, это наша последняя находка! "Человек без мозгов" называется, мы из него чучело будем делать. А хотите, с вас восковой... ха!.. бюст слепим? А знаете, с нами ещё три интереснейших экземпляра путешествуют, они в кустики отлучились, скоро подойдут. Сёстры из деревни Крошечные Хаврошины, у старшей один глаз во лбу, у младшей — три глаза, а у средней — два, но оба левые! Если хотите, познакомим, только шибко сильно на сестёр не заглядывайтесь, они у нас девки горячие, а случись что, всем достанется, я разбираться не буду!

— Слушать противно, — сплюнул одноглазый, вставая в стремя. — Сумасшедшие, на людей с молниями бросаются, одно слово — маги! Ребя, ну их к гоблинам, у них и деньги наверняка через час превращаются в блох. Поехали!

Полугном прыгнул в седло, и йоменри умчались на восток. Пыль столбом кружилась на дороге, над которой величаво вставало солнце.

Черты лица Бэллы расплылись, морщины разгладились, волосы потемнели. Она обхватила плечи руками, опустилась на корточки и пробормотала:

— Нехилый такой наезд был... Чё за пургу я несла? Что они от нас хотели?

— Придраться к чему-нибудь, а потом за нарушение денег содрать, — Рэм отобрал у Лаэрта ведро и подумал, что завтрак соорудит сам. Бэлла заслужила, чтобы за ней поухаживали. А он заслужил наказание, потому что надо же было влипнуть с молнешаром! Положено сначала сто раз подумать, и уж потом магичить, а не наоборот, иначе нарвёшься на такие вот глупые ситуации! Идиотом был, идиотом и остался!

— Ладно, мальчики, — вздохнула Бэлла, — я наводить марафет, за мной не ходить.

Завтракали они, сидя кружком у общего котелка. Ложка у Рэма была только одна, и она, конечно, досталась даме. Сам Рэм и Лаэрт ели щепочками. Накормленный эльфийской кровью гомункул блаженно дремал, Каприз отмахивался хвостом от мух.

— Опять овсяная каша, как и вчера? — спросила Бэлла, без особой радости водя ложкой в котелке.

— Потчевать вас, гости дорогие, больше нечем, — отрезал Рэм.

— Овсянка, сэр! — выдала Бэлла церемонным тоном. — А у вас тут не водится эта... как её? Собака Баскервилей?

Издали донёсся протяжный рык, скрежет и лязг. Бэлла уронила ложку в котелок.

— Р-р-р! — передразнил Лаэрт.

— Это что? — глаза Бэллы округлились.

— Чтоб я знал... — пробормотал Рэм. — На животных не похоже. Нечисть, нежить?

— А в чём разница? Я покопалась в памяти правнука, она молчит.

— Р-р-р! У-ы! — повторил довольный собой Лаэрт.

— Как бы тебе объяснить... — Рэм даже забыл о каше. Приятно, когда тебе дают возможность оседлать любимого конька (ни при Капризе будет сказано) и показать себя умным. — В Сайларне есть расы живых, это люди, эльфы, гномы...

— А Белоснежки имеются? — усмехнулась Бэлла.

Гомункул проснулся и заинтересованно приник к стеклу колбы. Рэм самозабвенно продолжал:

— Три наши культуры сплелись в одну, ровно как и три языка — эльфийский, гномский и людской или ветский — слились в единый. Но в Сайларне существуют и нематериальные создания, духи природы. Они принадлежат этому миру, их души не уходят в потусторонние миры, а возрождаются здесь же. Духи — это брауни, клуриконы, феи. Феи совсем не похожи на ваших добрых красавиц. Злыми их не назовёшь, но, скажем, весьма трудно найти добрую фею. Хотя можно заставить их обманом выполнить любое желание, но это очень рискованно...

— Р-р-р! — невпопад прорычал Лаэрт, облизал свою щепочку и накинул на плечо ремешок лютни. Бэлла зевнула.

— Тебе неинтересно? — осведомился Рэм.

— Просто устала ждать, когда же там будет про нечисть и нежить, — она положила голову на плечо рычащему Лаэрту. Рэм вздохнул и вернулся к лекции:

— Есть потусторонний мир, куда попадают грешники, Абрад называется. И водятся там демоны, двухголовые псы, горгульи... птички такие чудовищные из камня. Вся эта братия зовётся нечистью. А нежить — это то, что остаётся от почивших живых. Дерг-дью, личи, привидения... — и не стал договаривать "кадавры".

— И оборотни в погонах, которые сегодня на нас наехали, — подсказала Бэлла.

— Ты держалась молодцом! — похвалил Рэм. — Заболтала четырёх йоменри! То есть не совсем так, но свою лепту внесла.

— Всего лишь повезло, — ответила она. — Знаешь, скольких нервов мне это стоило, какой отходняк потом был! И... я не сама это придумала, просто вспомнилось... Нас в классе пятом возили в город на экскурсию. Как раз кунсткамера приезжала, каких только уродцев там не было! А кроме них... Лаэртик, закрой ушки! В общем, кроме них были легкие курильщика, печень алкаша и член, который откусили во время орального секса, — Бэлла захихикала. — Никитос... ну ты его не знаешь, он тогда своим кривым почерком, как курица лапой, написал в книге отзывов: "Всё ништяк, респект! А оральным сексом я больше заниматься не буду!" И подпись: "Самый крутой новый русский Шамайки". Ну не придурок, а? — она расхохоталась.

— Смешно, — с кислым видом заметил Рэм. Улыбаться даже из вежливости не хотелось.

— Па-адумаешь! — хмыкнула Бэлла. — Сама пошучу, сама посмеюсь. Твоё мнение мне без разницы.

— Бэлла, почему у тебя все шутки околопостельные? — тоскливо спросил Рэм.

— Ой, Рэмка, да у меня вся цивилизация околопостельная!

— Р-р-р! — напомнил о себе Лаэрт.

— Слышали уже! — поморщилась Бэлла.

Гомункул подлетел ближе, внимательно посмотрел на Рэма и заявил:

— Хозяин, извините, что прерываю ваш высококультурный содержательный разговор, но при перечислении существ Сайларна вы забыли два пункта классификации. Во-первых, искусственные существа: гомункулы сиречь искусственный разум; големы сиречь искусственное тело; элементали сиречь призрачная духовная сила. Во-вторых, так называемые монстры, кои делятся на разумных и безмозглых.

— Разумных монстров истребили, — буркнул Рэм. Не время сейчас для научных бесед. Он же просто рассказывал Бэлле о мире, а не уроки давал!

— Согласен, они угрожали мирному населению, — гомункул быстро вошёл во вкус. — Троллей, исполинов, огров и гоблинов почти не осталось. Впрочем, крупные хобгоблины ещё водятся в Серых горах. Так же существует популяция островных хобгоблинов.

— Ты о бугганах? — уточнил Рэм. — Они не разумные монстры, они духи. Подвид брауни.

— Нет, я о файнодери.

— В Колледже считают, что их уже не осталось.

— А по моим сведениям, файнодери живее всех живых. Последний раз их видели...

— Н5ОН, ты путаешь их с бугганами или брэгами!

— Ещё скажите, что с данни!

— Топинамбур! — крикнула Бэлла.

— Что? — не понял Рэм.

— Топинамбур и папье-маше! — упрямо повторила она. — Вы на своём языке разговариваете, а я — на своём!

Рэм не понял, в чём дело. Бэлла же разумно относилась к таким вещам! Когда Дмитрий и его приятели заводили сугубо мужской разговор о футболе, она не возмущалась.

— Я вам не мешаю? — хмурилась она. — Ничего, что я тут сижу? У меня от вашей болтовни уши в трубочку сворачиваются, а от кучи слов мозги набекрень! — договорить она не успела, потому что вблизи раздался тонкий крик. Заколыхалась высокая трава, может быть, от ветра, а затем крик повторился, на этот раз похожий на плач младенца.

— Опять магические штучки? — прошептала Бэлла. — Это по твоей части, чародей!

Рэм прислушался к собственным ощущениям. Интуиция подсказывала, что опасности нет.

— Возможно, ребенок заблудился? — предположил гомункул.

Крик из травы повторился вновь.

— Точно не человеческий, какое-нибудь животное, — отрывисто сказала Бэлла, отступая к настороженному Рэму. — Типа ваших монстров и нечистей. Слышь, а эта тварь может питаться человечиной?

— Иди, проверь, — предложил гомункул, но на всякий случай взмыл на три фута над землёй.

Трава снова зашевелилась. Там точно двигалось нечто живое, маленькое. Или небольшое, но длинное, вроде змеи. А Рэм по-прежнему не чувствовал ауры твари. Но ведь не бывает существ без ауры!

Каприз насторожился, навострил уши и даже перестал жевать. Белла взвизгнула и одним прыжком оказалась за спиной Рэма, а сам он заозирался по сторонам в поисках палки, которой можно забить змею. Один Лаэрт невозмутимо сидел возле поклажи.

— Хлыст! — Бэлла дрожащей рукой вцепившись в плечо Рэма. — Внучок, в сумке хлыст, забей эту тварь!

Лаэрт не пошевелился.

— Балда! — прошипела Бэлла.

Крик повторился снова, и не было в нём угрозы, лишь жалоба и страдание. И тут до Рэма дошло, впрочем, до Лаэрта тоже. Дурачок опустился на колени и позвал:

— Кис-кис-кис!

Над травой показались острые уши, прищуренные глаза, а затем и вся усатая мордочка.

Бэлла, хохоча, уткнулась лицом в спину Рэма. Лаэрт подполз к мяукающему котёнку, взял на ладонь, осторожно пригладил свалявшуюся шерсть, грязно-рыжую с не менее грязным белым.

А Рэм в очередной раз за день обругал себя. Ему следовало бы догадаться, что в траве прячется представитель семейства кошачьих. Кошки — единственные существа, которые не поглощают магику, она проходит сквозь них, не замечая преграды. Из-за этого невозможно разглядеть их ауры, как невозможно увидеть стеклянный шар в воде. Знал бы Рэм заранее, с чем столкнётся в пути, пролистал бы перед поездкой старые лекции...

Гомункул засиял ярче и громко сказал:

— Я бы на вашем месте не дотрагивался до зверя. Вдруг чесаться начнёте? Чувствуете, какая от него вонь?

— Зараз и болезней нет, — протянул Рэм. — А вонь... вымыть надо, вот и всё, — воображение тем временем рисовало картины жизни котёнка, одна печальнее другой. Хозяева наигрались с ним и выкинули за дверь, пришлось ему странствовать, и кто знает, сколько горя он хлебнул за свою короткую жизнь?

Судя по лицам попутчиков, их одолевали схожие мысли. Бэлла глубоко вздохнула и заявила:

— Господа-товарищи, я беру его под свою опеку!

— Этого бездомного страшилу? — осведомился гомункул.

Рэм молчал, не зная, как поступить. С одной стороны, ещё один нахлебник не нужен, с другой — сердце сжималось от жалости.

Котёнок, пригревшийся на руках Лаэрта, мяукнул, но уже тише, спокойнее. Он был глупым несмышленышем, но понимал, что помощи следует искать у людей. Неужели его снова бросят?

— Киса, киса, — ласково приговаривал Лаэрт. Котёнок вцепился коготками в его камзол и замер.

— Чем вы будете его кормить? — вкрадчиво заметил гомункул. — У вас не так много запасов, скоро сами начнёте голодать. Или собираетесь зажарить кота на чёрный день? Тогда сами подумайте, что там есть? Кожа и кости.

— Так, Эн Пять! — возмутилась Бэлла. — Ещё одно слово, и ты нарвешься на неприятности! Я тебе башку откручу!

— Только потом на место прикрути.

— Тихо всем! — прикрикнул Рэм. В конце-то концов, он здесь главный, так что пусть слушаются, раз уж сели на шею! — Бэлла, накорми кота остатками каши.

Девчонка мигом выскребла овсянку из котелка на лист подорожника. Лаэрт посадил рядом котёнка, ткнул носом в еду. Тот попятился, затем вытянул шею, принюхался и жадно набросился на угощение, давясь, откашливаясь, пачкая в каше нос и передние лапы.

— Лопай, лопай! — назидательно сказала Бэлла и обернулась к Рэму. — Мы тут с Лаэртом сами на птичьих правах, я понимаю... Но всё равно спасибо, что разрешил его взять! Я знала, что ты хороший!

— Во-первых, я ещё ничего не разрешал, — заметил Рэм, уже понявший, что спорить бесполезно и остается только смириться с новым поедателем съестных припасов. Покачал головой и принялся собирать вещи. — Во-вторых, не за что. А в-третьих, не бездельничай в походе, даже если тебе за это не стыдно.

Бэлла кивнула, подошла к наполовину пустому ведру и принялась отмывать котелок. Задумчиво протянула:

— Рэм, давай раскормим кота, он вырастет большим-пребольшим, мы с Лаэртом сядем на него верхом и будем в пути тебя догонять!

— Ты сама-то поняла, что сказала? — успел произнести гомункул, прежде чем Рэм упрятал его в сумку от греха подальше. Не хватало ещё, чтобы Н5ОН и Бэлла перессорились!

Котёнок тем временем съел кашу, замурлыкал.

— Музыкальный какой, — обрадовалась Бэлла, яростно оттирающая котелок. — Лаэртик, вы с ним отлично споетесь!

Дурачок расплылся в улыбке, нагнулся и гаркнул котёнку в ухо. Тот вздрогнул и забавно затряс головой.

— Не смешно, дурень! — теперь Бэлла переключилась на правнука. — А если я тебе начну в ухи орать? Не смей издеваться над животными!

Рэм вздохнул. Неужели всю дорогу придётся выслушивать склоки? Он кивнул на котёнка и спросил:

— Это хотя бы он или она?

— Он, — уверила Бэлла. — Надо же, одни мужики кругом! Как же его назвать? Он мурлычет, будто трактор... Моторчик?

— Ечё скажи, Тормозок, — ответил Рэм на русском и добавил на едином: — Рыжик он, что тут думать?

— Очень оригинально! — хмыкнула Бэлла, но возражать не стала. На том и порешили.