Мягкий желтоватый свет льется откуда-то сверху на узкую деревянную стойку. Мужчина лет тридцати задумчиво вертит в руках стакан, любуясь янтарными бликами солодового напитка. Ароматная жидкость терзает обоняние, манит своей восхитительной терпкостью, обещая долгожданное хмельное забвение. Сколько уже таких "двойных порций" он выпил за вечер? Садистка-память, поколебавшись, выдала смутно достоверное двухзначное число. Более чем достаточно, если бы он хотел просто неплохо провести время. К сожалению, сегодня цель была другая. Серьезная, обоснованная... и пока что недостижимая, хотя весь его прежний опыт вроде бы обещал обратное. Так и не придумав объяснения этому безрадостному феномену, он залпом осушил стакан и жестом попросил дежурно приветливого бармена повторить.
— Полагаю, это бесполезно, — прозвучал мелодичный голос. Мужчина с вялым интересом чуть повернул голову в сторону говорившего. И тут же поперхнулся замершей на языке грубой тирадой. В потухших, неопределенного цвета глазах отразилось удивление. Тем, кто столь бестактно нарушил его уединение, оказалась девушка. Причем такая, что...
— Рад тебя снова видеть, Тэсс. Тебе как обычно? — бармен явил миру широкую и неожиданно искреннюю улыбку из тех, которыми никогда не приветствуют обычных посетителей. Девушка кивнула. Через несколько секунд перед ней уже стоял бокал "Кровавой Мэри".
— Что... что Вы сказали? — наконец решился задать вопрос мужчина.
— Я сказала, что это бесполезно, — спокойно повторила девушка, поглаживая пальцами ножку бокала. Взглянуть на собеседника она явно не желала. — Алкоголь годится на роль анестезии только в полевой хирургии. В случае же с душевной болью от него никакого толку.
— Вы имеете в виду меня?
— Именно. Вы ведь сидите здесь уже который час в надежде напиться и облегчить свои страдания? — да, нахальства ей не занимать! — Так кто она?
— Она?
— Да. Та, из-за которой Вы так убиваетесь. Очевидно же, что здесь замешана женщина.
— Слишком много вопросов для незнакомого человека, — недовольно заметил он, делая новый глоток. И между делом разглядывая любопытную особу. Хмм, первое впечатление не обмануло — настоящая красотка. Точеная фигурка, густые волосы цвета засахарившегося мёда, головокружительно длинные ноги. Шелковое платье — облегающее, тонкое, струящееся будоражащей черной матовостью до самых щиколоток. И с таким высоким разрезом сбоку на бедре, что его можно было бы приравнять к оружию массового поражения — тотальное большинство мужчин в зале, затаив дыхание, исследовали алчными взглядами этот немалый участок обнаженной женской кожи. Босоножки на высоких каблуках — и как только она в подобной обуви не поскальзывается на слюне, щедро изливаемой толпами восторженных созерцателей ей под ноги? А ведь сидит спокойно, с убийственной медленностью потягивает свою "Мэри" через пластиковую трубочку, зажатую меж бледно-розовых губ. В упор игнорируя такую высокую концентрацию внимания к себе. Стерва, однозначно!
— Отрицание — это тоже не метод, — флегматично сообщает она. Чуть подкрашенные ресницы слабо дрогнули, но и только. Ни единого признака, что этот разговор ей вообще хоть капельку интересен. Но... ведь она же сама к нему обратилась, разве нет? — И потом, я же не в друзья Вам набиваюсь, верно?
— А в кого тогда? — поразмыслив, свой вопрос он щедро сдобрил солидной порцией недружелюбия. Сегодня был чертовски паршивый день... Можно обойтись и без вежливости, даже с такой шикарной девчонкой.
— Может, я просто хочу поддержать человека, которому сейчас ясно плохо. И выпить с ним за компанию, раз он не может справиться со своими проблемами без помощи дозы виски, пугающе близкой к возможности клинической смерти. Или просто поговорить, — потрясающе, насколько равнодушным тоном можно говорить столь ядовитые вещи! Кажется, насчет стервы все подтвердилось. Только масштаб явления был всерьез недооценен...
— Спасибо за заботу, но я и один прекрасно справлюсь, — нет, принимать участие в этом бредовом разговоре совершенно ни к чему! Холодная назойливость этой странной девушки — Тэсс — с каждой минутой раздражала его все больше. И почему из всех людей в этом проклятом баре она прицепилась именно к нему? Стервозная красавица, тем временем, успела заказать себе очередной бокал сочно-алого пойла. Стоп, это ведь уже третий! Вон, бармен с ленивой ухмылкой на лице деловито полощет сразу два тонконогих бокала. Ну дает! А еще его в бессмысленном пьянстве упрекала... — Вижу, алкоголь Вы и правда не жалуете, — ехидно озвучил он свои выводы.
— Мне просто нравится вкус. Иных последствий у меня выпивка не вызывает. Никогда, — мда, и прямая издёвка не сработала... Может, эта девица просто чокнутая? А он тут ее мотивы понять пытается, психоаналитик хренов!
— Простите, не подумал, — и молчать, молчать! Общение с двинутыми красотками в его планы на этот вечер не входит. Лучше обратить остатки пока еще относительно трезвого внимания вот на этот заманчиво пахнущий стаканчик, тут вроде еще на донышке что-то есть...
— И Вам не хочется ей отомстить? — надо же, теперь она чуть повернулась всем телом к нему. К слову, обзор теперь из прекрасного перешел в стадию потрясающего — какие все-таки ножки, просто мечта оголодавшего по красоте эротомана! Да и вот эта чернильного оттенка кружевная ленточка на стройном бедре, так многообещающе приоткрывшаяся от столь лаконичного движения... Блин, опять мысли не туда свернули! А я, похоже, успел набраться, только по небрежности этого не заметил. Значит, надо еще немного добавить для верности и топать домой, в неприятно опустевшую за одно утро квартиру... Только вот с этой любительницей лезть к посторонним людям в души разберусь.
— Зачем? — прозвучало неожиданно горько и с какой-то тоскливой безнадежностью. — Что от этого изменится?
— Все, — она облокотилась на стойку, бокал с новой порцией коктейля переместился в правую руку, лицо повернуто к нему. Полуопущенные ресницы снова едва заметно трепещут. Шелковистая медовая прядь сползла по ключице на грудь, намертво приковав его взгляд к мерцающей гладкой коже в вырезе платья. — Если сделать это, боль утихнет, превратившись в просто пыльное воспоминание.
— И как... — голос предательски охрип. Он что, поддался на чары этой непозволительно красивой девушки? — И как же это можно сделать?
— Легко. Достаточно только этого пожелать. И тогда я, — измятая соломинка, прокрутившись в тонких пальцах, прицельным щелчком отправилась в уже пустой бокал. Который тут же подхватил вездесущий бармен, — помогу Вам смириться и перестать страдать.
— Ночью, что ли, утешить собираешься? — фыркнул он. И замер, так и не сделав последний, наполовину из подтаявшего льда, глоток. Потому что она улыбнулась. Почти неуловимо, с соблазнительной мягкостью чуть разомкнув губы — и так неожиданно жестоко, что у него до колющей боли похолодело где-то в груди.
— Не совсем, — и потянулась к нему, наконец-то открыв глаза. Теперь ясно, какие они у нее... Медовые с золотым оттенком — почти как волосы, только ярче. И темные, будто... будто черное пламя полыхает в зрачках. Больше он ничего не успел подумать — маняще приоткрытые нежные губы коснулись его.
Несколько минут спустя молодой мужчина, нетрезво пошатываясь, вышел в полный шуршащих серых теней переулок. С трудом разлепив сонные карие глаза, устало вздохнул и, чему-то мечтательно и легко улыбаясь, растворился во мраке подворотен.
— Мне еще один, — кивает бармену девушка, наклонив голову так, что пряди волос свешиваются на лицо, и обхватывает себя руками. Словно хочет спрятаться от порыва холодного ветра.
— Удачный вечер, а, Тэсс? — весело подмигивает тот.
— Вроде того, — равнодушно соглашается. Тяжелый скрип входной двери. — Был, — изменившимся голосом констатирует она, пронзительно глядя на вошедшего.
* * *
— Надо же, — обворожительно улыбается новый посетитель, шустро скользнув к стойке и падая на соседний с девушкой стул. — Вот так встреча, Тристэсс 1!
— Давно не виделись, Дан, — застрявший в горле ком мешает говорить непринужденно. Она отсчитывает про себя до десяти, после чего поднимает взгляд на стоящего перед ней неумеренно радостного парня. Дан...
Данталиан 2. Старый друг — вот уже которое десятилетие подряд. Неутомимый оптимист, создающий игривое настроение праздника всюду, где бы ни появился. Остроумный шутник и заводила. Само воплощенное обаяние. Прирожденный любимец женщин. Порочный демон с лицом мальчишки. Инкуб3. И мужчина, без мыслей о котором не проходило ни дня ее жизни с их момента знакомства...
— Охотишься? — по-детски невинное лицо так и излучает восторженное любопытство. Только в сияющих глазах цвета коллекционного красного вина пляшут озорные искорки.
— Случайно получилось — просто выпить зашла, — пожимает обнаженными плечами Тэсс.
— Вижу, — со смешком подтверждает юноша, удостоив короткого взгляда нетронутый бокал с "Кровавой Мэри" возле локтя девушки. — Все еще предпочитаешь эту дрянь?
— Вроде того.
— А ты все такая же упрямица, как и раньше, да, Тристэсс? И по-прежнему слишком шикарна для подобных забегаловок, — ладонь накрывает хрупкие женские пальцы, легкое прикосновение будоражит своей жгучей безыскусной чувственностью.
— В таком случае, что занесло в эту забегаловку тебя? — на самом деле, ответ на этот вопрос ее волнует едва ли не меньше, чем изумленно наблюдающая за ними похмельная публика в зале. Просто слова, хоть немного, но отвлекают от пульсирующего волнения внутри, вызванного физическим контактом с Даном.
— Интуитивно тебя учуял, повидаться захотелось, — кончик языка быстро пробегает по блеснувшим в хищной улыбке белоснежным клыкам, увлажняя и без того сверх всякой меры обольстительные губы. Пылающий комок в горле Тэсс проваливается куда-то внутрь тела, замирая в районе груди клокочущим сгустком эмоций и мешая нормально делать вдохи. А его прекрасное лицо тем временем снова приобретает ангельское выражение.
— Правда? — будь это кто-то другой, давно бы решила, что ее дразнят. Но Дан — и она сознавала это с болезненной ясностью — понятия не имел об испытываемых Тэсс чувствах. А если бы знал — не стал бы так жестоко ее провоцировать. Наверное...
— Отчасти, — невозмутимо поигрывает безупречной иссиня-черной бровью. — Хотя, вообще-то, в предыдущем заведении мне немного не повезло — девочки оказались с кавалерами, а ты знаешь, как я не люблю разборок. Поэтому пришлось рвать когти, пока обстановка не превысила точку кипения. Вот и забежал сюда в надежде, что здесь будет улов. А тут такая радость — ты! — звенел по-юношески высокий баритон, томно лаская слух смутными завораживающими нотками в своей глубине.
— Вот как, — тихо, не громче шелеста опадающих лепестков за окном, произносит Тэсс.
— Эй, ты чего? — прижимает ее к себе за плечи Дан. — Грустить вздумала? Вот еще! Так, ты, — прожигает объемную дыру в жилетке зазевавшегося бармена неожиданно яростным взглядом, — налей моей подруге хорошего вина за мой счет, а эту бурду, — с ненавистью указывает на "Мэри", — скорми кому-то из местных пьянчужек или выпей сам, мне все равно. Понял? — угрожающе закончил парень и обнял девушку еще теснее, нежно касаясь распущенных прядей щекой.
— Как скажете, — редкий бармен позволит себе испугаться посетителя, как бы агрессивен тот ни был. И только совершенный дилетант при этом забудет обслужить клиента. — Вы сами что-нибудь желаете?
— Сока какого-нибудь. Сладкого, — все внимание сосредоточено на девушке, отчаянно старающейся не дрожать. Устоять сложно — ведь близость Дана всегда была для нее слишком... слишком. Хорошо еще, что она сидит — ноги бы точно не удержали. Никакой, даже самый мастерски точный удар под коленки не сравнится с горячей тяжестью этих рук на ее плечах, вызывающей у девушки чувство, близкое к свободному падению. Звуки, ароматы, очертания предметов — все вокруг нее плывет в вязком бесцветном тумане, оставляя ясным лишь одно ощущение. Тепла его тела, пробивающегося дурманом через футболку с хулиганским рисунком и прохладный шелк платья. — Ммм, круто пахнешь, — мурлычет он, глубже зарываясь в ее волосы. Дан, дьяволёнок крылатый, что же ты со мной делаешь...
Крылья у него, к слову, действительно были. Как и у всех инкубов-суккубов — кожистые, словно у нетопырей или собратьев-вампиров. Только яркие — всех цветов радуги. Говорят, чем насыщенней оттенок крыльев, тем сильнее демоническое обаяние их обладателя. Она видела их лишь однажды — в тот день, когда они познакомились. У Данталиана были крылья цвета свежепролитой крови. Отголоски того алого безумия до сих пор мерещились ей в его темно-рубиновых глазах при каждой встрече. И не поэтому ли она так любила этот дурацкий алкогольный коктейль, придуманный людьми, что видела в нем далекое сходство с тем, особенным для нее цветом?
Впрочем, ему бы пошли любые крылья. Да и вообще все, что угодно. Это же был Дан — возмутительно привлекательный даже для демона. Внешность инкуба — отражение его внутренней сущности, того образа, поддерживая который, он выполняет свои природные функции, искушая и очаровывая. Поэтому большинство из них выглядят молодыми, уверенными в себе холеными мужчинами с масками недоступности на аристократичных лицах. А Дан всегда был и остается шаловливым юношей-подростком. Импульсивным, непостоянным, и оттого еще более притягательным для женщин, толпами охотно укладывающихся в объятия грешного мальчишки. Именно в этом был его секрет, а вовсе не во внешности или чарах, на которые так полагались другие инкубы. Хотя и с внешностью у Дана все было в полном порядке. Тэсс бы даже могла сказать, внутренне краснея до локального пожара на щеках, что он был намного красивее всех, кого ей доводилось встречать. Конечно, влюбленная женщина — пристрастный критик, но все же...
Небрежно уложенные (или, вернее будет сказать, художественно взлохмаченные) волосы, черные до синевы. Чуть длиннее, чем это принято у не стремящихся к выпендрежу молодых людей — с такими прическами щеголяют модели, актеры и прочие кумиры малолетних девочек. Немножко лисий нос — острый, прямой и любопытный. Безукоризненно выписанные смоляные брови вразлет, совсем как у опереточных героев-любовников. Большие яркие глаза — людям обычно казалось, что они были сочного карего оттенка, хотя Тэсс всегда видела их настоящий, гранатово-винный цвет. И совершенно не по-мужски пушистые ресницы, завитые насмешницей-природой лучше любых щипцов, — ох, и дразнили бы его в детстве за них, родись Дан человеком... Впрочем, может, все равно дразнили — Тэсс не знала, а он рассказывать не любил. Светлая кожа, легко бронзовеющая солнечным загаром каждое лето. Рост немного выше среднего — не чета клишированным двухметровым собратьям. Стройное тело, аккуратно намеченные мышцы. Разухабистые манеры дворового сорванца и обыденные футболки-джинсы-кеды для полноты образа. Как есть мальчишка...
Но она любила его именно таким. Исподтишка, украдкой жадно наблюдала, ловя каждый жест, впитывая звуки бархатного голоса, коллекционируя неизменные улыбки. Кляня себя за слабость — разве демонам можно испытывать такие чувства? И не имея сил противиться дразнящему наваждению. Безнадежно — потому что природа инкубов повелевает тем любить только женщин — обычных человеческих женщин, всех и ни одну, со всей силой жаркого дьявольского темперамента. Страсть, составляющая основу их существования, никогда не обращается на других демонов, позволяя заводить лишь дружеские привязанности среди своих соплеменников. Конечно, она могла бы попросить Дана о чем-то более интимном, нежели безудержный флирт. Он бы и не подумал ей отказать — это ведь Тэсс, не абы кто! Но такого... так она не хотела. Потому, что интерес к партнеру у инкуба навсегда пропадает после одной-единственной совместной ночи. Потому, что он не смог бы ответить на ее чувства, даже узнав о них. Потому, что не судьба...
Минуты струились сквозь пальцы, обволакивая их теплым коконом. Дан что-то жарко и увлеченно вполголоса шептал ей на ухо, заставляя временами стискивать зубы от одинаково невыносимых боли и желания. Посетители, словно в замедленной съемке, мельтешили где-то на периферии, безразличные и ей, и ему. Седеющий бармен иронично кивал каким-то своим мыслям, регулярно наполняя ее бокал ароматным горьковатым вином, а стакан Дана — пряным сладким соком. Вечер сменился глубокой ночью, ущербная луна лениво поблескивала за мутноватым стеклом окна. Затем еще час и еще — в этих объятьях ей неизменно отказывало чувство времени. Кажется, скоро рассвет...
— Кажется, скоро рассвет, — подтвердил ее мысли Дан, перемещая девушку так, чтобы по-кошачьи потянуться, разминаясь. Тэсс робко улыбнулась, вцепившись в его руку, словно боясь, что он посмеет ее отпустить. Но ведь должно же это когда-то случиться, хочет она того или нет. — А я так и не поохотился... — немного обиженно протянул он. Горло перехватило изнутри когтями — ну конечно! Он ведь пришел сюда не просто так. А она всего лишь ненадолго отвлекла его, заглушив голос инстинкта.
— Не прощу себе, если из-за меня ты останешься голодным, — слишком ровно прозвучал голос, слишком отчаянно она пытается казаться спокойной. Но Дан, разумеется, все спишет на алкоголь и усталость...
— Я уже говорил, что ты лучше всех? — сверкнул самой ослепительной из своих улыбок. — Постоянно в этом убеждаюсь. Это Вам, любезный, — бросая на стойку тугой рулончик из купюр — плату за все, выпитое ими этой восхитительной долгой ночью. — Пойдем, провожу.
— Не нужно, Дан. Была очень рада тебя видеть, — пытки хуже, чем добровольно высвобождаться из его рук, просто не придумаешь, но что еще ей остается? Парень на миг недоуменно замирает, а потом... Мягкий рывок, осторожное прикосновение — губы к губам, тело к телу, он — к ней...
— Я тоже был рад тебя видеть, малышка Тристэсс!
Она уходит, не оборачиваясь. Ей и так слышно, как парочка девушек навеселе присоединяется к Дану за барной стойкой, буквально повисая на обворожительном парне с двух сторон. Она знает, что сейчас он заказывает им выпивку, подогревая веселье порцией импровизированных шуточек. Через несколько минут он положит руки им на плечи, а шаловливые девичьи пальчики фривольно заскользят по грубоватой ткани его джинсов. А закончится эта ночь для них далеко за полдень, когда заласканный юноша будет бесшумно искать свою одежду, второпях разбросанную по чужой спальне, чтобы не потревожить удовлетворенно спящих девушек.
Все это ее уже не касается. Она распахивает дверь, вдыхая холодный аромат весеннего утра, погруженная в свои мысли. Между прочим, почему поцелуи Дана никогда не вызывали в ней отклика? Люди, печаль которых она утоляла, поглощая ее через подобное прикосновение, буквально фонтанировали сильными эмоциями. А его губы были сладкими, горячими — и совершенно равнодушными. Вот, в этом все и дело. Она для него — не предмет желаний. Так просто и так мучительно...
А в прокуренном полумраке бара звенел смех. И только бармен печально качал головой, с непонятным сожалением вертя в руках бокал, на дне которого оставался еще один глоток прозрачного вина, в неверном свете электрических ламп почему-то отсвечивающий кроваво-алым...
1 — фр. tristesse — печаль.
2 — Данталиан — имя взято из Ключа Соломона; демон, отвечающий за соблазнение женщин и эротические желания вообще.
3 — инкуб — демон-обольститель, питающийся энергией соблазненных им женщин.
