Превратности весеннего призыва

Превратности весеннего призыва,

или

Проблемы архидемона призывного возраста

Еще один день в бетон моя цепь.

программа автоматического перевода

Скверный день. Очень скверный. Очень и очень скверный, я бы даже сказал.

Что за нелепая весна в этом году... И как же жаль, что времена года почти совпадают во всех без исключения мирах! Нет, конечно, и раньше у меня были нелегкие периоды существования... Но подобного сумасшествия не происходило еще никогда.

Такое впечатление, что каждое смертное ничтожество, едва научившееся разбирать древние руны, вчера возомнило себя знатным демонологом и решило приступить к практическому призыву существ. Причем решило начать почему-то именно с меня.

Будь три сотни раз проклят тот, кто придумал эти чудовищные ритуалы! С каким наслаждением я вначале вырвал бы ему язык — чтобы не смог лепетать свои заклятия, затем обе руки — чтобы не вздумал махать посохом, потом ноги — чтобы и сам он не смог покинуть треклятый зал призыва... Ну, и напоследок — оторвал бы голову. Так, для симметрии.

Ведь это же верх унижения даже для слабого беса или какой-нибудь жалкой горгульи — уж не говоря о таком могущественном существе, как я! Я, высший архидемон пятьдесят второго экзерсиса, вынужден стоять перед безмозглым смертным, выслушивать его напыщенный бред — ведь каждый еще стремится подчеркнуть, как они выражаются, "величие момента", а заодно и собственную "силу"! Мало того, потом я должен еще и исполнять их смехотворные поручения! Я, один из величайших архидемонов, должен выступать в роли беса на побегушках! И хоть у одного ничтожества хватило бы фантазии на что-то непредвиденное. Так нет же, все, как на подбор, бормочут одно и то же: "Отправляйся в какую-то-там-страшную-башню и принеси мне волшебную щепку для чистки зубов, древний артефакт эльфов!", "Иди и уничтожь моего кровного врага, жалкого слабака, живущего в доме напротив!", "Верни то, что принадлежит мне по праву — престол какого-нибудь захудалого королевства, украденные штаны, убогую золотую статуэтку или магические сандалеты!", "Дай мне много, много золота!!!" А так называемые демонологи-ученые — еще хуже. Потому как лучше тысячекратно за эльфийскими щепками слетать, чем отвечать на идиотские в высшей степени вопросы этих недоучек. "Кому вы служите?", "Кто твой повелитель?", "Какова судьба нашего мира?", "Что есть Свет, а что — Тьма?", "Почему Тьма — суть демонов?", "Зачем Темному Властелину души смертных?", "В чем смысл жизни?", "Как вернуть любовь женщины?", "Как заставить женщину полюбить?", "В чем секрет бессмертия?", "Почему мое прогрессивное алхимическое зелье действует неправильно?", "Любезный архидемон, не подскажешь, куда я положил мое пенсне?" Клянусь Бездной Страданий, убил бы.

Но не получается. Смертные тупы, но хитры. Раньше, как правило, на полу чертили только пентаграмму, чтобы я выйти за ее пределы не мог. Ну, я и не мог. Поначалу. Пока первую тысячу лет существовал и накапливал силы. А потом их пентаграммы стали для меня столь же грозны, как иголка для голема. Помню глаза этого... "мага"... И как он надрывал гортань: "Этого не может быть! Я же правильно нарисовал пентаграмму, по схеме!" Ничтожество.

Сейчас вроде бы чуть разумнее стали. Хотя и это сомнительно, если так посудить... Гексаграмму каждый пятый чертит неверно. Септаграмму — каждый второй. Казалось бы, что здесь сложного — обозначить септаграмму? Особенно если от этого зависит твоя жалкая жизнь. Так ведь нет же. Если руки совсем неискусны в умениях, да и корявы притом, для чего же призывать архидемонов? Тупые ничтожества.

Слава Повелителю, раньше призывали примерно раз во всемировой год. Это даже было скорее развлечением для меня, тем более что половина заклинателей-недоучек неправильно намечала септаграммы. Чаще всего я раздирал неудачника на куски и после его смерти возвращался обратно. А со вчерашнего дня...

Какую-то книгу на эту тему в их мире издали, что ли. Или просто вдруг всем внезапно захотелось попробовать себя в магии призыва. Мне это безразлично. Но вот терпеть эти издевательства становится все труднее...

Началось все, как обычно, когда в одном из их миров наступила полночь. Не знаю, почему эти ничтожества наивно полагают, что нас лучше всего призывать именно в полночь. Одно из самых популярных заблуждений, кстати. Глупцы, в нашем мире всегда сумерки, так что на эффективность вызова их время суток не влияет никак. Я же не вампир какой-нибудь, в конце концов.

Я бесшумно рассекал влажный воздух, напоенный ароматом свежего сернистого газа, и наслаждался мощью моих иссеченных морщинами и рубцами крыльев, когда почувствовал Вихрь. Он приблизился, обдав меня потоками своей омерзительной энергии, подхватил и вырвал из привычной реальности, окутав сознание в непроницаемый черный саван и погрузив плоть в пучину неописуемых терзаний. И я в очередной раз мысленно проклял всех смертных, прежде чем искра моего разума окончательно угасла.

Когда мой взор прояснился, я узрел перед собой неубранную и погруженную в полумрак комнату, посреди которой за круглым столом сидели пятеро смертных, увлеченно водивших блюдцем по какому-то чертежу. При этом на меня ни один не обратил ни малейшего внимания. О Тень Преисподней, чего только не приходится выносить! Существа, шея которых ломается одним движением пальцев, призывают меня в какой-то забытой всеми Проклятыми дыре, да еще и осмеливаются не замечать моего присутствия! Их деяние нельзя оставить безнаказанным.

К своему глубочайшему удивлению, я обнаружил, что на полу нет пентаграммы. Никакой. Даже полустертой или прерывистой. Жалкие недоумки, на что они надеялись? Что призванный помимо своей воли архидемон преподнесет им богатые дары, раскланяется и самостоятельно исчезнет? Глупость — тоже порок, и кара за нее будет неотвратимой.

Их глаза еще только наполнялись безумием, когда я разнес в щепы стол и пригвоздил одного из них к стене когтями, оставив при этом живым. Второго я оглушил ударом крыла, третьего скрутил хвостом и метнул в стену. Необходимо было пока оставить живыми всех, чтобы после они в полной мере ощутили мой гнев и познали неизбывную боль и сжигающий сердце ужас. Быстрой и легкой смерти не будет.

— Что это за... гадость? Почему тут оказалась эта тварь, где же дух моей умершей жены, моей Элизабет? За что я заплатил вам деньги, мерзавцы? — истошно вопил четвертый смертный, который пытался слиться с противоположным углом убогой комнаты, истерично разбрызгивал слюну и истекал потом, но при этом зачем-то пытался меня оскорбить. Ему бы стоило более отчетливо определиться с линией поведения. Вопли этой букашки мне были совершенно безразличны, но за оскорбления все-таки следовало расплатиться. Я протянул руку, когтем начертил на его лице Печать Преисподней, и она тут же засияла неистовым огнем, а смертный заорал так, что чуть не вылетели стекла из окон. Удивительно, как у него не полопались вены от такого напряжения. Разумеется, Печать Преисподней — это весьма болезненная штука, на моей памяти никто ее еще не выдерживал спокойно. Но кричать так вовсе не обязательно, его никто не убивает. Пока не убивает, разумеется. А перенести сегодня ему еще предстоит многое, я уже вспомнил несколько наиболее любопытных пыток.

Один из этих ничтожеств все-таки пришел в себя, подбежал сзади и сломал о мою голову свой стул. Глупо. Не знаю, чего он хотел этим добиться, но добился лишь свежей раны на правом предплечье. Оцарапался о мою кожу, недоумок. До чего же эти существа все-таки нелепы! Сегодня мне опять предстоит посмотреть, что у них внутри. Может быть, найду объяснение их невероятной глупости и самонадеянности.

Увы, сделать этого мне не дали. Я снова, второй раз за сутки, почувствовал, как подкатывает сгусток противоестественной магической энергии, взревел от ярости и громогласно проклял этот убогий мир и его отвратительных идиотов-обитателей. В то же мгновение Вихрь сжал мое тело, а потом с силой вышвырнул его из этой реальности в иную.

Вновь пришел в себя я уже в привычном до боли в клыках просторном мрачном зале, скудно освещенном лишь парой десятков тонких красных свечей. Нет, именно этот зал знаком мне не был, зато я уже бесконечное множество раз видел подобные ему, и эта разновидность помещений была до сих пор наиболее скучной и неприятной. Непременно красные свечи, непременно "таинственный" полумрак, непременно горящая или начертанная свежей кровью пентаграмма, непременно трупы только что принесенных в жертву девственниц либо сами эти девственницы, пока еще живые и по этой причине истошно вопящие в углу. Не так давно я задался вопросом, а где они берут девственниц в таких поражающих воображение количествах? И что случится с этими магами, если девственницы когда-либо закончатся? Было бы занятно создать такие условия в каком-либо мире и изучить то, что получится в результате.

Этот зал вобрал в себя самые худшие черты всех предыдущих. Выбитые на каменном полу пентаграмма, гексаграмма и септаграмма были поочередно наполнены и кровью, и горящей смолой, одна из девственниц, кровью которой, судя по всему, и были заполнены желоба, лежала бездыханно у моих ног, вторая оглашала визгливым плачем дальний темный угол, видимо, к нему ее приковали на цепь. Убранство помещения, помимо трупа и продолжавшей заунывно причитать смертной, составляли только голые стены, пюпитр с большой книгой, обтянутой черной кожей, и пресловутые красные свечи. Ну и, конечно же, сам маг уже стоял передо мной с напыщенно-торжественным выражением мерзкого обрюзгшего лица и фактически сиял от гордости и самоуверенности. Обряжен смертный был тоже самым надоевшим образом — в черную хламиду свободного покроя, расписанную золотыми узорами и ничего не означающими символами и рунами. На голову он нацепил гадкого вида тюрбан из красной ткани, расшитой, как и следовало ожидать, тоже золотом, а на груди у него болтался массивный серебряный амулет с алым тускло светящимся камнем. Вероятно, рубин с магическим подсвечиванием, чтобы вызывать восхищение у местных простолюдинов и разного сброда голубых кровей. Кстати, на самом деле кровь у них точно такого же цвета, как и у всех остальных смертных — довелось однажды проверить.

Я тяжело вздохнул и глухо произнес, стараясь не зевать от накатившей скуки:

— Говори, смертный. Я слушаю тебя.

— Что значит "Смертный, я слушаю тебя?" Где твое уважение перед укротившим демонические силы магом, твоим повелителем? Где, в конце концов, надлежащая демонам возвышенность речи? "Я слушаю тебя", видите ли! "Я внемлю вашим словам" — так сказал бы демон! — отчего-то мгновенно всполошился смертный, забавно морща лоб, разевая рот и выпячивая впалую грудь. Очевидно, он всерьез вознамерился поучить меня основам истинно верного поведения демона на призыве. Полагаю, это ему дорого обойдется — вряд ли что-то сумеет так же грубо, как в прошлый раз, разрушить мои планы на достойную расплату. Хорошие пытки я уже успел вспомнить во время прошлого ритуала.

— Повелитель у меня один, и это совсем не ты, жалкий червь, — ответил я ему, пытаясь дышать по-прежнему ровно, чтобы не выдать раньше времени своих намерений. Еще одно усилие, и некрепкие узы сбитой в правом нижнем луче пентаграммы будут разорваны. Впрочем, тогда останутся гексаграмма и септаграмма, но обе они начерчены, разумеется, тоже неправильно и надолго меня удержать не смогут. Наконец-то я хотя бы немного развлекусь.

— Что?! — изменившись в лице и перекосившись в теле, взревел маг. Все-таки это любопытно — как у всех них получается так хорошо голосить при такой чахлой комплекции? Тот был толщиной с мою руку, этот ростом едва мне по пояс... Наверное, недостаток силы замещают богатым опытом.

— Я могу принести тебе гномью ушную трубу, если у тебя столь плохой слух и если ты этого захочешь, — ухмыльнулся я, обнажив слегка пожелтевшие от серы клыки. Осталось приложить совсем немного усердия, и я вновь буду свободен, а уж тогда будет ему ушная труба в совсем не предназначенном для этого месте.

— На колени перед заклинателем, отродье Тьмы! — наливаясь кровью, завыл смертный в хламиде. — Ритуал обязывает тебя подчиняться каждому моему слову!

Обязывает, конечно, но только если я заключен в удушающие объятия магических знаков. А я только что сокрушил связующие цепи последнего из них. Барьер из уродливо сжатых природных сил этого мира разрушен, и теперь я наглядно продемонстрирую этому червю, кто и чей повелитель здесь. Да свершится возмездие.

Я уже шагнул из септаграммы навстречу смертельно побелевшему магу, который крупно трясся всем своим жирным телом и бормотал под нос невнятные молитвы, но на мою сущность снова нахлынула тошнотворная волна Вихря, и меня в очередной раз за этот проклятый всеми голосами Преисподней день вынесло в пустошь безмирья, откуда забросило в какую-то дыру. Напоследок я успел взмахнуть когтями, целясь в лицо смертного, но, кажется, промахнулся. Надеюсь, хоть несколько капель его крови обагрили сегодня камень в этом безвкусно обставленном зале.

Зрение вернулось в мои глаза лишь спустя некоторое время, а когда оно вернулось, я подумал, что глаза меня подводят. Я стоял посреди крошечной хижины, настолько низкой, что мои рога пронзили тонкую кожаную крышу. Стены сплошь покрывали странные письмена и рисунки, примитивно изображавшие охоту смертных с копьями на каких-то крупных мохнатых зверей, из морды которых росли длинные трубчатые хвосты. Под украшенным солярным знаком потолком, над самыми моими плечами, висело множество пучков сушеных трав, издававших терпкий и тонкий, но на редкость неприятный запах. Я пошевелил застрявшим между звериными шкурами на стене крылом, и по всей хижине пронесся сильный ветер, сорвавший разносящие смрад травы с удерживающих их нитей и бросивший несколько пучков прямо мне в лицо. Мерзкий запах проник ко мне в ноздри с новой силой и нестерпимо их защекотал изнутри, и это привело меня в бешенство. Уже третий раз за день эти ничтожества пытаются мне докучать, осмеливаются нарушать мой покой, и при этом я еще ни разу не смог достойно им отомстить! Будь трижды прокляты их убогие обители и их безумная самонадеянность! Сегодня гнусный ритуал призыва точно станет последним для кого-то из этих червей.

Что же из защиты присутствует здесь? Я осмотрелся, стараясь не вдыхать воняющую травами пыль, и не увидел никаких признаков замыкающих символов. Вновь! Но я явственно ощущал воздействие пентаграммы. Где же она? На какое коварство пошли эти букашки на сей раз?

Подняв голову, я убедился, что и на потолке пентаграмма отсутствует, но зато получил очередную порцию гадкого запаха. С трудом вычистив его из ноздрей, я продолжил поиски. Обнаружились только грубые маски, вырезанные, судя по виду, из кости и дерева, а затем убого размалеванные и столь же убого украшенные пучками грязных перьев, несколько полупрозрачных ножей, какие-то длинные дудки и другие инструменты, из которых смертные имеют привычку извлекать терзающие слух и раздирающие разум звуки, помимо них — дымный очаг, в котором тлели угли, а рядом с ним — множество останков животных и два человеческих черепа. И здесь не обошлось без совершенно не интересных мне ритуальных жертвоприношений.