|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
(первая редакция)
1.
Ранние синие сумерки наполняли комнату. Узкое окно, почти бойница, в толстой каменной стене было подсвечено красным — горели предместья и дома возле городской стены. Дальше зажигательные снаряды северян не долетали... Пока.
Шойвенг поежился — из окна тянуло прохладой и дымом, — но закрывать ставни не стал. Женщины — сестра и ее нянюшка — на холод пока не жаловались, а ему было душно в закрытых покоях. Ему вообще было душно сидеть за каменными стенами. Особенно сейчас.
Он отвернулся от окна и снова беспокойно заходил по комнате, огибая широкую кровать. Места в покоях младшей сестры было мало, но на десяток шагов хватало — от окна до камина в углу, а потом оттуда до двери. И обратно.
— Почему ты не сядешь? — спросила Айюль. Она-то как раз сидела на кровати и расплетала косички, прядку за прядкой разбирая непослушные, спутанные волосы. Балдахин нависал над ней, как крылья орла над вороненком.
— Вот и отец так же, — бросил Шойвенг. — Посидеть... Как тут сидеть, сестренка? Ты хоть и пигалица, а должна понимать — надолго северян городские стены не задержат.
— Я не пигалица! — обиделась девчонка. — И Астанойр сказал, что задержат! А он лучше знает — он тебя старше! Вот потому тебя Младшим и называют, а он — папин наследник!
Шойвенг скривился.
— Отец должен был послушать меня! Я же предлагал встретить их еще на подступах к столице — у нас бы хватило воинов, мы бы справились и легко разгромили их кланы. А даже если и нет... Ну, потрепали бы как следует и отступили обратно. Все лучше, чем просто сидеть за стенами и надеяться на помощь из Сердцевинных земель, от тай-до, которые, может, еще и не знают, что столица в осаде! Может, северяне всех гонцов перехватили...
Айюль испуганно охнула, а Илма, старая нянюшка сестры, заметила тихонько:
— На кого ж еще опираться Светозарному? Клич кинуть высокородным, а кто откликнется...
— А если не успеют?! — вскинулся Младший.
Он едва не забыл, что не один тут с сестрой — старушка в своем углу, по другую сторону кровати, сидела совсем незаметно, как маленькая серенькая мышка. В руках у нее тянулись и вились шерстяные нити, сплетаясь в ажурную шаль или покрывало. Сухие пальцы так и мелькали, то вытягивая петли, то затягивая узелки.
— Если варвары прорвутся в Дэннару, долго ли мы просидим в замке? Сколько продержимся? Надо было бить их за стенами, там, где у наших всадников преимущество!.. Пусть отец бы ждал за стенами, а мы с Астанойром повели бы императорский легион. Его одного б хватило!..
Илма не ответила, продолжая плести что-то светлое и пушистое, а вот Айюль бросила волосы и начала тихо всхлипывать. Кончик носа, как всегда, покраснел, глаза стали огромными, черными и ужасно грустными... У Шойвенга кошки на душе заскребли.
Он присел на кровать и обнял сестру за плечи, успокаивая. Девочка крепко вцепилась в него и прошептала:
— Не надо, чтобы вы с Астанойром... Не хочу, чтобы воевали с ними. Если воевать, убивают... А тогда... тогда бы вас боги забрали, как маму. Не хочу!
Горло перехватило: мама... Нет! Нельзя сейчас об этом думать. Младший прокашлялся и постарался говорить ровно:
— Не надо, маленькая. Мы не как мама. С нами все будет хорошо. Со всеми, честно!
— А Чуйиль болеет! — Слезы у сестры никак не унимались. — И к ней папа запретил ходить!.. И к маме, когда она... она...
Илма отложила свое плетение и быстро пересела к подопечной. Шойвенг с облегчением уступил ей место. Старушка села ровненько-ровненько и принялась гладить наполовину расплетенные косы, а Айюль выплакивала все накопившееся. Несмотря на холод каменных стен, идущий из-под плотных гобеленов, Младшему стало жарко, и он отошел к окну. Зарево на окраинах Дэннары, кажется, стало ярче... Надо брата найти, наверное, штурм будет скоро.
Но когда он шагнул к двери, Айюль соскочила с кровати и опять вцепилась в него:
— Не уходи!
Шойвенг растеряно посмотрел на нянюшку. Илма кивнула: мол, посиди еще, дай успокоится. Тогда он, вернув девчонку в заботливые объятья старушки, начал разжигать камин — и руки заняты, и не так неуютно всхлипы слушать. Все слуги куда-то делись: если не помочь, женщинам придется коротать ночь в холодной комнате. Одна мала еще с огнем возиться, а другая стара так, что, кажется, на глазах рассыпаться начнет.
— Отчего Светозарный Вейлемаз не выступил навстречу северным варварам? — тихонько прошелестела с кровати Илма, не поднимая глаз от черной головки Айюль, которая уткнулась ей в колени.
Шойвенг вздрогнул от неожиданности и выронил полено, угодив себе по ноге. Сжав зубы, чтобы не зашипеть от боли, ответил:
— Потому что боги промолчали. — Выдохнул, поднял полено и пристроил на место. Ближе подтянул горшок с углями. — Когда только-только дошли вести, что северяне взяли перевалы Стылого кряжа, он был в храме. — Говорить, что случилось это почти сразу после смерти матери-императрицы, Шойвенг не стал. Сглотнул комок в горле и снова заворошил щипцами угли, ища не потухший. — На ритуале жертвования Семиликой он попросил, чтобы великая Богиня-с-семью-лицами помогла остановить северян и не дать им разграбить империю. — Уголь наконец нашелся, и Шойвенг осторожно поднес его к щепочкам розжига. — Но жрецы храма сказали, что жертва Светозарного не принята... Он после этого как не в себе стал. Совсем. Хуже, чем сразу после маминой...
Шойвенг оборвал себя и начал раздувать огонь. Старая Илма пробормотала поминовение, коснувшись амулета Безликого.
Когда пламя разгорелось, в комнате стало теплее. В тишине громко трещали дрова, и запах гари от пожаров вытеснил чистый аромат сосновых поленьев и душистых трав, которые всегда добавляют в розжиг для покоев императорской семьи. Младший сидел у самого камина и смотрел в огонь. Нянюшка обнимала сестру, а та, притихшая и уже спокойная, примостилась у нее под боком.
— Боги всегда молчат, — уронил Шойвенг.
— Не всегда, — тихо сказала Илма. — А если молчат боги, есть и другие, кто может ответить.
Младший повернулся к старухе:
— О чем ты?
— В тех местах, откуда я родом, сказывают про одно древнее место, — проговорила Илма неохотно. — Осталось от Изначальных, как их зовут у нас.
У Айюль загорелись глазенки: она больше всего на свете любила сказки о Древних — таинственных существах, которые много эпох назад жили на землях, где сейчас раскинулась империя, и оставили после себя странные развалины и вещицы. Никто не знал, похожи ли они были на людей, но созданное ими иногда начинало работать и в людских руках. Таков был Огнежар — легендарный меч рода Сабнов, правителей Иштарилана, который и на меч-то не похож. Найденный Хорсбро Сабном в месте Древних, Огнежар, как масло, резал все, что угодно, даже камни!
Как гласят предания, подсказала, где искать меч сама Семиликая. И она же потом повелела заложить на берегу Игруньи Дэннару — первый город и будущую столицу Иштарилана. Так Хорсбро Выбранный Богиней стал первым императором и первым жрецом, тай-илем Великой богини. И с тех пор ее благоволение лежало на всех властителях Иштарилана — от Хорсбро Основателя до отца, Вейлемаза Сабнака.
Шойвенг всегда верил в это. После того, как вместе с братом тайком влез в сокровищницу и воочию убедился: Огнежар не сказки, он действительно хранится вместе с самыми ценными реликвиями императорского рода — Эггураотте, Камнем-из-Бездны, и Скрижалями, живыми картами южных морей.
Так почему же Семиликая молчит теперь?
— Что за место? Говори же! — поторопил он старуху.
Та не отрываясь смотрела в огонь и медленно перебирала сухими пальцами пряди черных волос Айюль. Точно нити своего плетенья.
— Это Круг. Круг Прорицающих. Не спрашивайте, ваша светлость, каков он видом — не знаю, сама не ходила. А кто там бывал, помалкивает. Но верно говорят: если не осталось у тебя никакой надежды, если все боги молчат и жрецы в храмах закрывают перед тобой двери, иди к Кругу. Там узнаешь, что делать. — Илма помолчала. — Была у меня подруга. Давно, еще до того, как меня ваша матушка приметила и в прислужницы к себе взяла... Ниссой подругу звали. Ох, как любила она сына местного тай-до!.. До смерти. А сама была из дворовых, мать поломойкой служила. Так вот Нисса уперлась: или стану женой высокородного, или в омут головой! И пошла к Прорицающим. Долгонько ее не было... Но когда вернулась — за одно лето добилась своего. Чин по чину — обряд в храме совершили, всю округу на свадьбу созвали, в семью вошла, как родная... Говорили некоторые, что душу она Древним продала, и за то проклята богами. А я не знаю... пока там жила, видела — счастливы они со своим тай-до были, деток нарожали...
— А красивая свадьба была? — влезла Айюль в воспоминания старухи.
Та улыбнулась:
— Красивая... Да только у вас, светлость моя, краше будет! Вот прогонят злых северян от столицы, оправимся лучше прежнего. И время пройдет — наедут женихи, один другого краше...
— Илма! — оборвал щебетание старухи Шойвенг. — А подруга тебе про дорогу до Круга не рассказывала?
Младшего не оставляла мысль об Огнежаре. Если Древние создавали такие чудесные мечи, то, может, найдется и другое оружие? Такое, что поможет отбросить варваров от столицы? Да на худой конец хотя бы сотню таких же клинков найти! Тогда и прорыв северян не страшен, и помощи точно дождемся...
— Рассказывала, — снова насупилась старая няня. — Да только я плохо уже помню. Да зачем вам она, ваша светлость? Дорога-то?
— Хочу дойти и узнать, как преподать северянам такой урок, какого они от самого Израйна Завоевателя не видывали. — Твердо сказал Шойвенг и с жаром закончил: — Чтоб не то что за триста лет, а и за тысячу не забыли!
Айюль радостно улыбнулась и затеребила Илму:
— Ну, нянюшка, ну вспомни! Шойвенг быстро обернется, он же не девчонка. — Она взглянула на брата: — Ты же не пойдешь сам варваров бить? Нет?
— Нет, пигалица, не пойду, — улыбнулся в ответ. — Только до Круга и обратно.
— Ну, вот! Значит, неопасно!.. Нянюшка, скажи!
Старуха брови хмурила, но отказать любимице не могла. Чему Шойвенг очень порадовался: насколько он знал Илму, у той хватило бы упрямства молчать даже перед императором.
— Про дорогу-то рассказать легко, а вот найти ее сложно. Нисса сказывала, что плутать ей пришлось немало... Сначала все лесом шла, вверх по теченью Северной — село наше на ее берегу стояло, и замок тай-до там же — до того места, где высокие пороги начинаются. А после к горам свернула, к Стылому кряжу, значит, и долго по предгорьям бродила, не одни развалины облазила, прежде чем нашла те, под которыми Круг стоит.
— Может, там примета какая есть, по которой нужное место сразу опознаешь? — с надеждой спросил Младший.
— Было что-то, как не быть. Что-то говорила Нисса такое...
— Ну, нянюшка, миленькая, вспоминай! — глаза у Айюль горели ярче, чем когда она слушала сказки матери. — А Шойвенг у Древних еще спросит, как Чуйиль вылечить!
Имя старшей сестры болью отозвалось в сердце — она не вставала с постели уже много дней... Когда стало понятно, что в семью правителей пришла та же зараза, от которой сотнями гибли люди по всему Иштарилану, отец запретил ходить и к ней, и к матери, чтобы защитить остальных детей. Но мать сгорела от черной лихорадки за считанные дни, а Чуйиль все еще держалась. Хотя надежды было мало. Отец — единственный, кто не считая слуг изредка заходил к сестре — говорил, что хуже ей не становится. Но не становится и лучше... Тут Шойвенг сообразил: если уйдет, то может и вовсе больше сестру не увидеть. В груди защемило сильнее, но он чувствовал, что идти к Прорицающим — верное решение. И ждал, когда же Илма назовет приметы, едва сдерживаясь, чтоб не прикрикнуть на старую упрямицу.
Старуха долго молчала, морщила лоб, перебирала амулеты богов на высохшей груди, прикрытой темной шалью. Но, видимо, поняв, что оба императорских отпрыска от нее не отстанут, нехотя проговорила:
— Там был шпиль. Высокий — выше всех окрестных вершин — и тонкий, как иголка. Далече видный. А по ночам, Нисса говорила, иногда еще и горел. Ровно так, синеньким. Не знаю, может, и привирала. А может, и рухнул он уже, за столько-то лет...
Но Шойвенга уже ничто не смущало.
— Значит, в предгорьях Стылого кряжа, примерно там, где с него стекает Северная. И искать надо шпиль, видный издалека, — уточнил он, — особенно по ночам.
Илма кивнула и снова потянулась за своим плетением. Айюль выпуталась нее из рук и повисла на Младшем:
— Ты же быстро вернешься, правда?
Тот крепко обнял ее в ответ.
— Конечно, глупая! Ты же знаешь, как резво скачет Тэрго. Как ветер! — Айюль заулыбалась: она только вчера каталась на коне по двору замка. — Ну вот! А быстро собраться мне Астанойр поможет.
— Но ты зайдешь попрощаться? — сестренка, подражая нянюшке, строго насупилась.
— Зайду, конечно! — А что тут еще скажешь? — Только ты не жди меня, ложись. Я на рассвете приду, тихонько. Тогда и попрощаемся.
Нянюшка неодобрительно качала головой, но Айюль была в восторге. А это важнее. Так что Шойвенг закрывал за собой дверь сестриных покоев почти счастливым. Наконец-то он сможет действовать! Осталось только найти брата и предупредить об отъезде. А отец... отцу все равно не до него. Он, скорее всего, опять ритуал в храме проводит... Шойвенг фыркнул про себя: как будто это поможет справиться с варварами! Кажется, найти Круг Прорицающих и то вернее будет.
Вещи Древних реальны. Это не божественное "благоволение", о котором только предания говорят. И еще жрецы. Только они больше молчат в последнее время.
В коридорах замка было непривычно тихо — кажется, слуги точно разбежались. А скорее всего, управитель Большого двора сам отпустил, с согласия Астанойра. В конце концов, у всех есть семьи и все хотели бы их защитить, если остается такая возможность. Вот только не у каждого рода судьба связана с судьбою всей страны... Шойвенг всегда чувствовал трепет и гордость при мысли, что рожден от великих властителей тысячелетней империи — пусть не наследник престола, пусть второй сын императора, но их кровь и память принадлежат и ему тоже. И сейчас, в непривычно пустых и гулких коридорах императорского замка, он ощутил точно наяву, будто его сердце бьется вместе с сердцем самого Иштарилана — глухо, тяжело и тревожно.
Дверь в покои Астанойра была приоткрыта, и оттуда тянуло тонким ароматом вина и зеленого сыра. Шойвенг улыбнулся, вспомнив, как Чуйиль всегда подтрунивала над любовью брата к еде с плесенью. А Младшему тоже нравился такой сыр, но он не признавался. Не хотел, чтобы все считали, что он брату подражает. Сейчас это казалось таким глупым... Шойвенг тихо толкнул дверь и вошел в темную прихожую — так и есть, комната для слуг пуста. Значит, точно Астанойр сам велел распустить всех, кого можно. Наверное, правильно: при таком состоянии отца чем меньше глаз в замке, тем меньше слухов на улицах.
Младший прошел дальше в комнаты брата и застал того за столом. Астанойр, уперев руки в столешницу, склонился над какими-то картами — мышцы под кафтаном из плотной шерсти напряглись, черные короткие волосы непривычно взъерошены. И поднос с вином и сыром на самом краю стола, явно забытый — все зеленые ломтики так и лежат на тарелке, а бокал и кувшин полны.
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
