Я люблю летать при лунном свете. Короткий разбег, мощный взмах расправленных крыльев, и вот уже далеко позади остался уступ скалы, темная застывшая масса ночного леса. Подо мной, серебрясь, вьется узкая лента реки, указывая направление. Чуть выше сияет полупрозрачным боком одинокое облако. Если пролететь сквозь него, оно обдаст моросью и чешуя заблестит начищенной сталью. Красиво...
Ах, да, забыла сказать: я — дракон. Ну, в смысле...сейчас я дракон. Обычно такие вещи уточняют сразу, но у меня есть оправдание: в этом теле я не очень быстро соображаю. Мысли становятся тягучими и неповоротливыми, словно их окунули в смолу. Зато, чувства обостряются. Глаза видят на мили вокруг, в далеком шелесте листвы слышится музыка, крылья улавливают малейший поток, любое, даже самое мимолетное дуновение ветерка. А еще я ощущаю беспредельную свободу, которую сложно описать человеческими словами. Ну, нет таких слов в человеческом языке. Наверное, потому, что люди крайне редко испытывают хоть что-то похожее.
И силы им тоже не хватает. У меня же ее — через край. В небе дракону и близко нет равных. Да и на земле мало кто способен с ним справиться. Если только загнать его хитростью в такое место, где ему трудно двигаться и отсутствует возможность взлететь. В густую чащу, например. Или в пещеру.
Но со мной этот фокус не пройдет. Потому что я — человек. Я знаю о людском коварстве все. И я начеку.
Строго говоря, я — что-то вроде оборотня. По крайней мере, так я объяснила Хильде, когда она приперла меня к стенке вопросами. Мол, где меня носило целую неделю, куда подевалось то сиреневое платье в цветочек и почему у меня в полнолуние зрачки какие-то странные... Я и ляпнула первое, что в голову пришло. Что превращаюсь я... В кого, конечно, не сказала. Да она и так, по-моему, не поверила. Еще обиделась, губки надула, утверждая, что специально пугаю ее на ночь глядя.
Может, и напрасно я тогда разоткровенничалась. Но уж больно врать не хотелось. Я вообще не могла Хильде врать. Сама знаю, что глупо. Но когда смотрела в ее глаза цвета ясного летнего неба, что-то со мной происходило...
Мы познакомились на ярмарке, накануне праздника урожая. На ней был новый, ярко-зеленый жакетик и она подбирала ленты в волосы к нему в тон. Я предложила шелковые, мягкие и нежные, как ее белокурые локоны, но она остановилась на блестящем атласе. Начала расплачиваться и, смущаясь, принялась укорять меня в том, что я продешевила. Меня, торговку! Возможно, это последней каплей и стало. Не знаю. Но в тот день я влюбилась без оглядки.
Никогда представить не могла, что полюблю женщину. У меня была парочка поклонников из местных начинающих купцов. Так, ничего особенного. И, конечно же, масса приятельниц, молодых, разбитных, готовых повеселиться и посплетничать при случае, перемывая косточки неудачливым ухажерам. Правда, некоторые знакомые девицы из более высокого сословия, ведущие достаточно свободный образ жизни, порой обращались друг с другом на людях весьма фамильярно, намекая на некие "особые" отношения. В их среде так было принято, даже модно. Но от всех их поцелуйчиков и обжиманий при встречах за милю разило фальшью. Обычно, став случайной свидетельницей подобной сцены, я корчила кислую мину и поскорей отводила глаза.
Хильда ни на кого из них не походила. Искусство скрывать чувства давалось ей из рук вон плохо, при посторонних она постоянно заливалась румянцем, а наедине давала им волю с такой детской непосредственностью, что их все сметающий поток порой вышибал меня из колеи. Думать о последствиях она, кажется, не умела вообще. А они, разумеется, не заставили себя долго ждать. Вскоре, мы уже проводили вместе практически все свободное время, гуляли по городу или выбирались вечерами за ворота и, миновав посад, бродили среди сжатых полей и облетающих садов, взявшись за руки. Мы почти не разговаривали, переполненные тихой радостью.
От регулярных превращений мне пришлось отказаться. После них зрение восстанавливается еще несколько дней, зрачки в темноте продолжают ярко гореть желтым, что, естественно, наводит любого случайно встреченного человека на нехорошие идеи. Так что, загодя закрыв лавку и полетав немного, я, как правило, запиралась в четырех стенах на недельку и носу на улицу не высовывала. Но в то время одна мысль о разлуке с Хильдой, пусть и на такой смешной срок, казалась мне ужасной. Я была счастлива, что я — человек. И что она у меня есть.
Так я жила до самого лета, лишь один раз поддавшись зову неба. Тогда-то и осталось валяться где-то на цветущей полянке забытое, порванное в клочья сиреневое платье. А мне пришлось приоткрыть перед Хильдой тайну. Как жаль, что она не поверила!
В середине июля ей пришло письмо. Какая-то дальняя родственница, весьма преклонного возраста, занемогла не на шутку и желала во что бы то ни стало видеть "милую Хильдочку" подле себя. Дело пахло наследством. Но моя любимая о нем даже не помышляла, а в дорогу засобиралась исключительно по доброте душевной, чтобы утешить "бедную тетушку, которой так одиноко". Я убеждала ее взять охрану, объясняя, что путешествие за двадцать миль по тракту, большей частью идущему через лес, для молодой девушки небезопасно. Но Хильда отмахнулась, обезоружив меня заявлением, что лучшая компания — это я и никто другой ей не нужен. Еще и трусихой мня обозвала в ответ на мои робкие возражения.
Вот мы и оказались на этой проклятой дороге вдвоем, в скрипучей кибитке, запряженной меланхоличным пегим мерином, едва переставляющим копыта. При такой езде до следующей деревеньки нам еще часа полтора было добираться, а солнце уже почти село.
Тут-то они нас и сцапали. Сначала впереди поперек тракта с треском упало дерево. А спустя минуту показались разбойники. Пятеро или шестеро, заросшие, с нечесаными бородами мужики, одетые в какие-то лохмотья. У каждого по ножу, глазки бегают в поисках, чем бы поживиться. Я тоже прикинула: ну, кошель Хильдин, понятно; серьги мои грошовые с янтарем. На мерина не позарятся, его прокормить дороже встанет.
И черт бы со всем этим. Но главарю внезапно пришла мысль получше. Он оглядел Хильду, оскалился и со словами : "Поди сюда, краля" потянул ее за руку. Его подручные моментально прониклись идеей, кто-то из них ухватил мня сзади за плечо...
Что мне оставалось? Она не произнесла ни словечка, я лишь поймала ее взгляд, растерянный, молящий. Но, будучи человеком, как я могла ее защитить? А допустить, чтобы эти ублюдки обидели мою Хильду, осквернили ее тело, тоже не могла. Я рванулась изо всех сил и понеслась по дороге, на ходу расправляя плечи, готовясь к превращению. Спустя две минуты, едва скрывшись из виду, я уже была драконом.
Взлетела, развернулась по широкой дуге и увидела, как моя огромная тень накрывает кибитку, разбойников, обескураженную, сжавшуюся в комочек Хильду. Она не успела испугаться, не поняла, что это я, сложив крылья, стремительно снижаюсь, чтобы дохнув огнем, обратить в прах тех, кто посмел к ней прикоснуться.
Через несколько мгновений все было кончено. Одного я, кажется, сожгла, остальных бандитов как ветром сдуло. Разумеется, мне также пришлось убраться. Пролетев вдоль реки, я поднялась в горы. Нужно было хорошенько подумать.
Я, вроде, уже говорила, что для дракона это дело непростое? Ну, если что, не грех повторить: логические рассуждения — не самая сильная наша сторона. Так что просидела я на уступе любимого утеса до рассвета, когда осознала, наконец, что натворила. Слухи о крылатой твари, дефилирующей над трактом и палящей по чем зря добрых людей, теперь расползутся по всей округе. Но этого мало. Главное, Хильда отныне будет считать меня трусливой предательницей, бросившей ее посредь дороги в окружении разбойников, убежавшей, спасая собственную шкуру. Как убедить ее в обратном, не выдавая секрета, я понятия не имела.
Я оставалась драконом. И отчаянно скучала по Хильде. Через неделю не выдержала, понадеявшись, что к текущему-то моему обличью у нее нет претензий, напротив, она должна быть ему за спасение благодарна. Напрасно. Стоило мне невзначай пролететь над крышей флигеля, в котором поселилась Хильда у своей родственницы, моя подруга ударилась в панику. Ставни стала держать закрытыми даже днем, за ворота не совалась, да и по двору ходить боялась, передвигаясь короткими перебежками от амбара к хлеву, а от хлева к дому. Наверное, наслушалась в детстве сказок о том, как драконы девиц похищают.
Смешно, конечно, глупый предрассудок. Насильно мил не будешь. Но когда Хильда наняла рыцаря, чтобы со мной биться, я разозлилась. В основном на то, что она его именно "наняла" — видела я у него на пальце кольцо с изумрудом, фамильную Хильдину драгоценность, доставшуюся ей от матери. Видать, задорма-то никто мою барышню защищать не вызвался. Эх, знала бы она...
Я не хотела его убивать. Так, пугануть немножко, чтоб не лез не в свое дело. Поэтому, когда рыцарь выехал навстречу с обнаженным мечом, я с места не сдвинулась, лишь пригнула голову и дунула легонько. В седле он удержался, но всю решительность растерял разом, вместо того, чтобы кидаться в бой, осадил коня и дал деру. В тот момент мне определенно нравилось быть драконом.
Если бы не Хильда... Я продолжала тосковать. По ее улыбке, по нежным рукам и мягким губам; по длинным ночам, когда мы без оглядки дарили друг другу радость, а после засыпали, обнявшись, не заметив, что уже наступил рассвет. Полностью захваченная воспоминаниями, рвавшими мне грудь, я кружила над ее домом в потоках лунного света и кричала. От бессилия и боли. Наверняка, она слышала. Драконы очень громко кричат.
Она давно вернулась в город, снова ходила по лавкам и гуляла в парке, загребая туфельками осенние листья. Да, я следила за ней! Летала над кварталами чуть ни каждый день, хотя и понимала, что это рискованно. Впрочем, люди очень редко смотрят в небо.
В годовщину нашей первой встречи я обернулась и явилась к ней с повинной. Выдала все, как на духу; сказала, что жить без нее не могу. Хильда смотрела на меня, как на чужую. Заметила ледяным тоном, что врать подло, а того дракона, в которого я, якобы, превратилась, убил рыцарь. Он даже зазубрину на мече показывал, описывая во всех подробностях, как именно отсек твари голову. Кстати, благородный защитник сделал ей предложение. Да, после того, как узнал, что она получила в наследство поместье. А какое это имеет значение? Он искренне скорбел вместе с Хильдой о смерти тетушки, на отпевании чуть не прослезился. Вот кто настоящий герой, смелый и чувственный, с большим сердцем. Не то что я, змея подколодная.
Наверное, в тот вечер меня кто-то выследил. А может, Хильда ненароком сболтнула о моем визите жениху, заодно помянув и о драконе. Хотя, так мне думать не хочется. Но, как бы там ни было, а к полуночи окрест моей лавчонки ошивалась половина городской стражи. Все с пиками, алебардами и мечами наголо. Еще и телегу пожарной команды пригнали, с огромной бочкой, до краев наполненной водой. Не иначе, драконий огонь тушить собирались.
Уж не знаю, что бы у них вышло, только я превращаться-то не думала. Все-равно мне вдруг стало, убьют, так убьют. Дверь на стук сама открыла, что сотник говорил, не помню. Заметила лишь, что когда на улицу выволокли, косились все с опаской. Мысль еще мелькнула, мол, чего им бояться, я ж такой же человек, как они, да еще женщина слабая.
А потом, когда я глаза подняла к небу и увидела луну, случилось что-то. Затрещала внезапно рвущаяся одежка, крылья сами, помимо воли, выросли за спиной и стало все вокруг таким маленьким-маленьким.
Я — дракон. Я играю с ветрами и пронзаю облака. Я сильна и свободна. В небе мне нет равных...
