Возвращаться - плохая примета! книга 1

Возвращаться — плохая примета!

Книга первая

Глава 1

Под усталыми ногами тихо шуршали мелкие камушки, покрывающие насыпь. Вольный ветер обдувал лицо. Растоптанные босоножки без каблуков скользили по еще влажной траве, свисающей на узкую тропку.

Полная высокая девушка в длинном, почти до пят, светло-голубом джинсовом сарафане шлепала от автобусной остановки через редкий подлесок. Мурлыкая себе под нос веселые песенки и энергично размахивая свободной от сумки рукой, она пересекла железную дорогу. Там, пристально глядя под ноги, осторожно спустилась с насыпи и потопала дальше, вглубь лесопосадки по узкой тропинке.

Внезапно в воздухе раздался тихий хлопок — и тропинка опустела, только нетронутые капельки утреннего дождя радужно качались и блестели на длинной траве...

Маргарита

Вот только что под ногами были пестрые утоптанные камушки насыпи, по которой я ходила уже три года — и вдруг оказалась скользкая желтая глина! Ноги поехали в разные стороны, волосы упали на лицо, закрывая очки... В результате, приземление на пятую точку оказалось очень болезненным.

Поднялась, кряхтя и постанывая. На глаза от обиды набежали слезы -вот как назло, только сегодня одела новый сарафан, сколько лотков на рынке оббежала, пока нашла!

С моим ростом и весом даже футболку купить проблема: ну не шьют у нас парашютов из хлопка! Вздохнув и поправив очки, наконец оглянулась — и ойкнула. Мама дорогая! Где я?! Рука сама потянулась к крестику на шее.

Вместо прозрачной березовой посадки — высокие сосновые стволы с редким подлеском.

А куда подевались гаражи? Ровные ряды железных ворот, которые постоянно заставляли меня нервно оглядываться: а ну как маньяк в густой тени притаился?

Теперь же... утоптанная тропинка сменилась скользким глинистым откосом. Явно незнакомые места. Как же так?!

Сердце забилось где-то в горле. Руки затряслись. Судорожно пытаясь вздохнуть и взять себя в руки, я клекотала, словно заистеривший ребенок.

Стоять на месте не было сил — подгибались ноги. Решила лучше спуститься вниз и присесть. Очень уж кружилась голова. Вдох. Выдох.

— Да воскреснет Бог и расточаться врази Его...

Внизу, под откосом, лес духовитый, сосновый. Капельки дождя свисали с длинных иголочек, будто слезинки.

А что, может, я просто задумалась и забрела куда-нибудь?

Нет, не может быть! Ближайший сосновый лесок находится километрах в десяти от остановки, на которую я приезжаю из колледжа. Мои босоножки, хоть и растоптанные, на такое путешествие не рассчитаны.

Хочется сесть, но пеньков нигде нет. О, придумала! Вытянула из кармашка сумки черный пакет с серебристым силуэтом медведя, расстелила его прямо на колючую лесную подстилку, уселась и попыталась подумать.

В лесу жарко и влажно. Пришлось достать бумажный платочек и протереть очки, а заодно и вспотевшее лицо.

Первоочередная задача — где я? Неужели просто заблудилась? Прислушалась: не слышно ни гула машин, ни стука железной дороги с пронзительным ревом пробегающих электричек.

Тихо. Только шум деревьев, звонкая дробь капель и треск сучьев.

Тут меня по макушке шмякнула шишка, и я решила — эврика! — позвонить кому-нибудь. Пусть меня найдут. Ну, и время заодно посмотрю...

Ага, а телефон-то, оказывается, отключен... Нет сети.

Заряжала с утра, что это с ним? Потрясла, потыкала кнопки — ноль эмоций, экранчик все так же темен и пуст. Связи нет.

Куда идти — Бог весть. Но и на месте сидеть тоже неудобно. Есть уже хочется.

Я возвращалась домой с занятий, а перед тем отсидела четыре пары в аудитории и отбегала пару по тропинкам парка. И в мечтах была уже дома, на диване, с кружкой чая, хорошим бутербродом и книжкой в придачу.

Еще немного посидела, жалея себя. Всхлипнула, поднялась и потопала, куда глаза глядят.

Глядели они туда, где между широких стволов проглядывали трогательные и пушистые невысокие сосенки. Обычно такие маленькие деревца растут на опушках, либо вдоль вырубок, а это уже шанс выбраться на дорогу.

До дороги добраться не удалось — среди зеленых иголок торчало довольно большое пятно, черное в желтый цветочек.

'Кх-х-м!' — пятно распрямилось и оказалось обычной деревенской бабусей. Все просто: темная юбка, бесформенная кофта, беленький платочек и большущая корзина у ног.

Темные внимательные глаза быстренько оглядели меня с ног до головы, и я поспешно заговорила, разгоняя смущение:

— Здравствуйте! Подскажите, пожалуйста, как до деревни дойти?

— Да тута недалеко будет, а ты чейная будешь? Прохоровская, али Зареченская ?

— Да я нездешняя! Заплутала, похоже, — невольно подстроившись под деревенский говорок, сказала я, растягивая слова.

Бабка еще раз подозрительно окинула меня цепким внимательным взглядом. Пробурчала:

— Одета чисто, а вроде праздника нынче никакого нет, и волосья короткие... Болела, что ль? — уже погромче вопросила старушенция.

Я сочла за лучшее с нею согласиться:

— Болела, бабуля...

— А на нос чего вздела?

Вот тут я очень удивилась: где это у нас на Земле есть место, в котором до сих пор неизвестны очки?

— Да так, — говорю. — Вижу плохо, вот и ношу.

— Ну пошли, девка. Покажу тебе наш погост.

Иду и размышляю потихоньку: погостом деревни давненько называли, что это я — в Сибирь убрела? Или в пространственно — временной туннель провалилась? Так бы и посмеялась сама над собой, да боюсь, скорее заору или завою в голос. В такую дичайшую, жуткую по сути ситуацию никогда еще не попадала.

Идти было тяжело. Босоножки щедро черпали сухие иголки, веточки и прочий лесной мусор. Низкие сосенки то и дело забирались колючими лапками под юбку...

Да и жарко. Сумка оттягивала плечо, и я то и дело перебрасывала ее с одной руки на другую. Пыхтела я, как самовар. Хоть и старалась не подавать виду — бабуська юрко пробиралась меж деревьев и готова была в любой момент пропасть из виду.

В таком потогонном ритме кардиотренировки мы почти пробежали минут десять, и вдруг, как в мультике, перед нами открылась деревня.

Руимасолариэсс

С утра волшебница была не в духе: весь вечер просидела над чашей с наговоренной водой и так ничего толком не увидела. Какая-то прыщавая девчонка рядом с принцами... И сразу три линии сходятся на ней! Как же ее, найти, эту барышню? Таких страшненьких в городах и селах особо не берегут, это факт. Но и найти по описанию сложно. Их пяток на пучок. Попробуй-ка одну-единственную отыщи!

Задумавшись, Хранительница Династии подошла к полкам и вынула из ряда потрепанных жизнью фолиантов небольшую, карманного формата книжечку в обложке из толстой, потертой кожи. И принялась читать нараспев заклинание поиска. Напевные слова, мелодичные фразы зависали в воздухе и собирались в маленький вихрь, сотканный из капелек воды. По взмаху руки небольшое облачко вылетело в приоткрытую дверь и поднялось ввысь.

К утренней дойке село и окрестности сбрызнуло легким дождиком — досталось и околице, и полям, и ближнему лесу. Сама же сиятельная дама присела к столу и стала ждать. Небольшое зеркальце перед ней поблескивало дорогой серебряной амальгамой. Полированный диск подернулся мелкими капельками воды. Некоторое время ничего не происходило, и другая волшебница, возможно, уже давно заскучала бы, рассматривая знакомые опушки... Но Верховная Хранительница отличалась неистощимым терпением, а еще недюжинными умениями — рядом с зеркальцем легли навощённая дощечка и стилос.

Осмотрев очередной кусочек территории, орошенной дождем, хозяйка делала отметки на тонком воске и переводила зеркальце дальше. Уже настало время обеда, а она все сидела не разгибаясь.

Ну-ка, ну-ка! Неужели оно? В зеркале было хорошо заметно, как открылось жерло портала, которое выплюнуло страшненькую темноволосую девицу в светло-голубом сарафане. Дородная молодка с короткой стрижкой и странными стеклышками на лице, соединенными тонкой проволокой, растерянно озирала окрестности, потирая ушибленную пятую точку.

Магиана прищелкнула языком: место, где темно-каштановую приблуду выкинуло, довольно знакомое.

Хранительница быстро встала из-за грубо сколоченного стола и прихватила со стола печатный медовый пряник. Волшебница убрала в шкатулку зеркало и покрытую воском дощечку, вернула книгу на полку и, тяжко вздохнув, вышла вон, притворив тяжелую дубовую дверь и дожевывая пряник на ходу .

На окраине села Малые Броды стояла избушка травницы — все в деревне знали, куда бежать за помощью, если порвет зверь или вдруг скрутит лихорадка. Все болезни лечила умелая лекарица, никому не отказывала, хотя норову была крутенького, могла и палкой поперек хребта ежели что не так проехаться. Такое бывало редко, зато помнилось долго. Впрочем, ей и не то прощали за легкую руку и великий талант в своем ремесле. Не одного селянина в свое время с того света вытащила, почитай все село родами принимала — ни один младенчик не пропал, ни одну роженицу не свезли на погост. Потому любили и почитали бабку как мать родную и по возможности ей не перечили.

Старуха жила в добротном домике так давно, что уже и не помнили, откуда она тут появилась. Но если случалось бабульке пропадать по своим делам на месяц-другой — тогда сельчанам приходилось несладко. Проходило время, из трубы начинал подниматься к небу легкий, почти прозрачный дымок, и староста вздыхал с облегчением — лекарка на месте.

И нельзя сказать, что травница не искала себе замену. Несколько раз старуха привечала молодых девок, ладных да пригожих, ловких в хозяйстве. Учила их понемножку бабьей науке, но... потом выдавала замуж, дав неплохое приданное. Да и то сказать — жена, сведущая, как зашить рану али принять дитя, в любом семействе нужна. А вот стать травницами несподобились девки, видно. Тут не хухры-мухры, особый талант нужен. Не каждая сможет.

Но в этот раз бабка удивила все село — притащила откуда-то из Залесья здоровенную темноволосую девку и поселила у себя. Все дивились: бабка впервые послала шустрого мальчонку к старосте с удивительной новостью — мол, взяла ученицу.

Глава 2

Маргарита

Бабуля вывела меня к довольно большому населенному пункту — оштукатуренные разноцветные домики, цветущие вишни и яблони. Темные крыши из толстых досок, крытых чем-то вроде сланцевых пластин. Улочки очень прихотливо изгибались и прятались за высокими цветущими деревьями. Вдалеке виднелась высокая крыша часовни. Я прищурилась: странно, на макушке не крест, и даже не полумесяц, а что-то похожее на солнышко с лучами.

-Вот, девка, и деревня наша. А ты куда шла-то?

— Домой, — вздохнула я. Подняла голову: — А где тут у вас почта?

Вроде бы на почте обязательно должен быть интернет, или хотя бы телефон. Вот только кому звонить? Родители уехали в отпуск, сестра к своему парню на каникулы, в соседний город, а я вообще через день должна была отбыть на педагогическую практику в детский санаторий!

Дома тишина и пустота. Вон, даже холодильник с утра отключила — чтобы разморозить перед отъездом.

— Почта? — Удивлению бабки не было предела. — Так тебе на голубятню надо?

Тут уж я обалдела: какую голубятню? Редкие сохранившиеся голубятники зарабатывали, сдавая птичек в аренду новобрачным, а вовсе не рассылкой и-мейлов.

Впереди показалась широкая мощеная улица. Каменные плитки кое-где потрескались и вросли в землю. Но в целом улица как улица, ничего шибко необычного.

И тут меня словно по голове жахнуло — вдоль улицы ни одного столба! Асфальта на дороге тоже нет. Совсем.

Ну допустим, глухомань тут такая, что уличного освещения нет. Но ведь и дома стоят совершенно свободно, не тянутся к крышам привычные 'качели' проводов...

Видимо, я застыла на месте и как-то отключилась, потому что очнулась и полностью пришла в себя уже в добротном деревянном домике на широченной, как кровать, лавке. В руке у меня была кружка травяного настоя.

Я изумленно оглянулась и устыдилась. Ну я и красавица! Разлеглась у человека в доме, как у себя, а до сих пор даже представилась!

— Бабушка, а как вас зовут?

— Меня-то Руимой кличут, травница я здешняя. А ты кто будешь? — доброжелательно отозвалась необыкновенно энергичная старушка.

— Маргарита Ясновская, студентка я.

— Студентка... Студень, чтоль, варишь?

Это уже совсем не смешно. Я чуть не застонала от непроходимой дремучести местных селян.

— Нет, — вздохнула я, — не студень.

— Ну и ладно.

Бабуська хлопотала у печки, приговаривая что-то утешительное, и все подливала мне чаек, сдабривая его вишневым вареньем и сухариками. Я сделала пару глотков, расширенными глазами разглядывая внутренность избы примерно семнадцатого-восемнадцатого века. Все как на картинке в альбоме 'Русская изба', только икон нет. Поперхнулась. После чего поставила на пол кружку и вырубилась повторно. Можно сказать, выбило предохранители.

Проснулась я с ясной головой и хорошим настроением на все той же лавке, в своем сарафане, с сумкой, заткнутой под голову. Проснулась по интересной надобности. А вот куда идти?

На улицу, наверное. Раз уж тут такая глухомань.

Стояло раннее утро. Ночь не успела смениться днем — предрассветный сумрак густо окутывал дома и деревья.

Очки оказались заляпаны непонятно чем. Сарафан после вчерашнего склона не радовал, а уж футболка, надетая под него, — просто 'фу'!

Откопав в кармане замусоленный платок, кое-как протерла очки.

И тут же подпрыгнула — возле крыльца на цепи лежала громадная собачища! Я их, в принципе, вообще боюсь — и больших, и малых, а тут вообще... мягко говоря, гигантские размеры внушали уважение. К тому же пес явно мог дотянуться до крыльца.

Робко приговаривая: 'Хорошая собачка, хорошая', — я скатилась с крылечка, не обращая внимания на жалобно скрипнувшие доски, и постаралась отбежать подальше.

Собак даже не пошевелился, продолжая лениво лежать на боку. Лишь поглядывал на меня удивленно — мол, чего это она?

Тут на крыльцо выперлась вчерашняя бабулька и, глядя на меня со скрытой насмешкой, показала пальцем:

— Уборная вон там, за кустами. А потом в баню пойдешь, ученица.

'Ученица?! Ученица?!!' Сделав несколько шагов, я поняла, что со вчерашнего дня ничего не изменилось: те же домики вокруг. Тот же чистый воздух, без запахов бензина и солярки. Прозрачное небо, не исписанное линиями инверсионного следа реактивных самолетов. Другое время, чужой мир. ЧУЖОЙ!

До бани я не добралась. Стекла на землю у грубой деревянной постройки и зарыдала. Сначала тихонечко заскулила, словно обиженный щенок. Потом начала подвывать, размазывая по лицу горючие слезы. И наконец заикала, давясь огромным горем.

Травница прибежала не сразу: сначала дала мне выреветь страх перед неизвестным. Проститься с родными. Оплакать надежды и мечты. Потом подошла неспешно и вылила на меня ведро воды!

— А-а-апчхи! — От неожиданности я замолчала и принялась чихать.

— Пойдем-ка, девка. Пыль да грязь смоешь — и на душе легче станет, — уверенно заявила местная ведунья.

Я, не сопротивляясь, позволила себя поднять. Шаг за шагом старуха привела меня в баню — низкое строение из потемневших от влаги и времени бревен. Внутри небольшие сени, скамья и печь. В большем отделении — широкие лавки, полок, огромная кадка у самой двери и две бадьи на печи.