Часть 1

Младший граф

Часть первая

Интересное время

Ещё не сорваны погоны

И не расстреляны полки,

Ещё не красным, а зеленым

Восходит поле у реки.

Им лет не много и не мало,

Но их судьба предрешена.

Они ещё не генералы,

И не проиграна война.

Белая Гвардия "Генералы Гражданской войны"

Пролог

Моя Преелесссть!

Сознание вернулось резким моментальным "щелчком", как будто кто-то переключил в голове невидимый тумблер. Как нашатырем ударил по ноздрям запах чего-то кислого и резкого, потом пришло ощущение приятной бархатистой, но твердой, поверхности под щекой. С трудом приоткрылись веки глаз, по которым тут же болезненно ударил странный неестественный свет. Это называется: "жил был я" — понять бы теперь еще, буду ли жить и дальше. Медленно, с прямо таки ощутимым скрипом насыпанного под веки песка задвигались глазные яблоки, как головки самонаведения ракет, тщетно выискивающие и пытающиеся захватить хоть какую-нибудь цель. Наконец взгляд разбегающихся в разные стороны, как у хамелеона, глаз, с трудом смог ненадолго остановиться на источнике резкого запаха прямо перед моим носом — неаппетитной лужице... чего-то. Кстати, а что такое "хамелеон"? — на этот вопрос "меня" мое очухавшееся сознание скромно промолчало. Мдаа, ... судя по всему, это меня вырвало, — а запашок-то очень неприятный, и на последствия обычного похмелья ни капельки не похожий. — И, причем тут какой-то "Хлорпикрин"? — И, опять же, что — или кто? — он такое есть. И еще, какие-то осколки чего-то поблескивающего рядом с этой лужицей, похожего на расколотую пирамидку темно красного стекла, рядом валяются, слабо выделяясь на полу, покрытым каким-то необычным материалом бордового цвета. Материалом, дающим мне это ощущение бархатистой поверхности под щекой. Вот тут, неожиданно, сознание услужливо подсунуло название: "иртальс" — которое мне абсолютно ничего не сказало, хотя это самое мое сознание выдало следом целую кучу информации по данному материалу, — с циферками и коэффициентами, как в справочнике по какому-нибудь собачьему сопромату или там материаловедению. И это тут же породило другой вопрос: а что такое "собака"? — то же оставшийся без ответа. Эхма, ну что за фигня — то есть ответы, то нет их! — И сознание, почему то, стыдливо помалкивает, по этому — и вправду важному, вопросу.

Так, стоп, черт с ним, с сознанием — займемся собственным бытием: без мозгов, как известно — кому? — можно очень даже неплохо прожить. — Вернемся к инвентаризации меня любимого. Кого меня-то? — в голове сплошная каша: вот, прямо сейчас, себя вспомню! — Ааа, вспомнил — Райденом с детства, кажется, звали. Хвала Силе! — я мыслю, значит — я существую: надо же, вон даже чью-то умную мысль повторил. Чью именно... опять затык в мыслях. Ладно, приступаем к инвентаризации чувств: обоняние, осязание и отчасти зрение — про то, что зрение у человека, и этого "хамелеона" должно быть устроено по-разному, я помню! — Вроде бы все на месте. Собственное тело, по первому впечатлению, вроде как тоже в полной комплектации: ни отсутствующих "деталей", ни наличия чего лишнего в организме, с первого раза не ощущается — и со второго, тоже. Проблевался вот, но подо мной, к счастью, кажется не мокро: хорошо хоть не обделался — а то, вполне мог бы, судя по текущему состоянию моей любимой тушки. Тушка, кстати, лежит ничком на полу, покрытом этим самым дорогущим бархатистым бордовым иртальсом, с поджатой под себя левой рукой и чуть оттопыренной в сторону правой — голова тоже вправо повернута. Ну что, пытаемся дернуть конечностями? — попытка, как известно, не пытка. — Конечности слабо реагируют — и ноги тоже, — но левую руку из-под себя мне вытащить с первой попытки не удается. Все равно, оптимизма мне эта малоудачная попытка пошевелиться здорово добавила — несмотря на хреновое самочувствие, организм работает как нужно. — Надо пытаться и дальше...

Мысль судорожно дернулась в голове, ища, где тут выключатель у рефлексов. Наконец, собравшись с силами, переворачиваюсь на левый бок, подальше от дурно пахнущей лужицы, и принимаю вертикально-сидячее положение. В районе поясницы что-то мешает, но мне уже не до этого: наконец-то включился слух, и мой внешний мир тут же обрел объем и пространство. — А моя бедная голова — легкий шум в ушах и изрядную, хотя и потихоньку отступающую, боль. Работающие в режиме "поиск ракетами цели" глаза тоже эту самую движущуюся цель нашли, и, вспомнив, что у людей зрение вроде как должно быть бинокулярным, дружно на ней зафиксировались и включили, наконец, режимы "резкость" и "светофильтр". — Сама же "цель" приняла вид наклонившегося ко мне пожилого мужчины. Мир вокруг меня разом стал раздражающе четким, с полной палитрой цветов и синхронным звуковым сопровождением "картинки". Ох, яааа! — звук стал не просто четким и ясным. Он еще и оформился в слова песни, болезненно отдававшиеся под черепом отголосками музыки каких-то совершенно незнакомых мне музыкальных инструментов. Приятной музыки, тащемто, только как то совсем сейчас не к месту.

Когда умолкнут все песни

Которых я не знаю

В терпком воздухе крикнет

Последний мой бумажный пароход

Гудбай, Америка, о-о

Где не был никогда

Прощай навсегда

Возьми банджо, сыграй мне на прощанье*

Вот не знаю, кто такая эта Америка, но образ "банджо" мне сознание выдало четкий. Интересно, это не по его струнам бренчали? — а, это, оказывается, называется "гитара" — ну и пусть ее. Но лучше бы, чтобы оно не играло, и не пело — и без того хреново: отчаянно пытаюсь приглушить посторонний звук в голове. Живем, однако. Теперь вставать — не сидеть же на попе ровно, тем более — когда к нам тянется человек, с явным желанием помочь.

— Райден, мальчик мой, ты как себя чувствуешь?

В голосе наклонившегося ко мне человека ощущается сильное беспокойство. Он протягивает мне руку и помогает встать на ноги, сильно и уверенно потянув на себя, когда я хватаюсь своей ладонью за его ладонь. Приступ головокружения и легкая дезориентация от слишком резкого подъема тянут голову книзу и вызывают желание снова очутиться лежащим на полу в горизонтальном положении: так падать некуда! — но к счастью все более-менее быстро приходит в норму. Даже звук музыки в голове кто-то уменьшает до терпимого положения " самый минимум", и от него остается только отголосок. Продолжаем инвентаризировать самого себя дальше, а так же, заодно, и пытаться восстановить ориентацию во времени и пространстве, так сказать. Опущенные долу очи видят вполне себе щегольские сапожки типа "настоящие хромовые", высотой почти до колен, красновато-коричневого цвета на низком каблуке. Сапоги, кстати, сидят на ногах как влитые, и создают то редкостное ощущение соединенности с поверхностью, на которой стоишь, которое способна обеспечить только по-настоящему хорошо сделанная и удачно подобранная "по ноге" обувь. В сапоги заправлены не очень широкие, но достаточно свободные шаровары черного цвета. Ну-с, идем выше, — а выше странного покроя не то китель, не то пиджак — не разбираюсь я в тряпках, я как то больше по "железу" обучался, — и тоже черный, ни каких застежек на виду. Пиджачок перехвачен в талии широким кожаным ремнем, цветом в тон сапогам, собранным из трех полос кожи с помощью всякой металлической "фурнитуры". Самая большая цацка прицеплена на поясе ближе к левому боку — вот что мне спокойно лежать на полу то мешало, ситх побери! Левая рука невольно касается ее, а в голове явственно возникает шипящий звук: "Моя прееелессссссть!" — Тут же опускаю руку обратно: и что это было? Так, выше взгляд не поднять, но судя по ощущениям в районе шеи, воротник у пиджака стоячий — и мне сейчас очень хочется его расстегнуть.

Периферийное зрение, тем временем, на автомате снабжало мозг сведениями об окружающем пространстве. Просторный, почти пустой, со скудной меблировкой, зал: какие-то антикварного вида большие вазы по углам, пара полу абстрактного типа бронзиумных скульптур и светло-каменные барельефы, изображавшие что-то явно пафосное историческое, у одной из стен. Противоположную стену занимает огромное витражное окно с ажурными переплетами. Пара больших закрытых, кажется раздвижных, дверей в двух других противоположных стенах. Бордового цвета пол, кирпично-красного цвета, с непонятным покрытием — возможно, это и вправду деревянные панели, как неожиданно подсказывает мне память — но, что это за дерево такое? — Панели высотой примерно до уровня голов скульптур, что стоят у стены — выше цвет переходит в белый, как и у ровного гладкого потолка — а вот там точно пластик! — У меня глаз профессионала: в пластиках я кое-что понимаю, в отличие от сортов дерева — дерево тут в кораблестроении не применяется, даже в отделке. Материал окна непрозрачный, имеет легкий бежевый оттенок — а вот светильники, замаскированные под карнизы, дают белый дневной свет. Отсюда, наверное, и это ощущение неестественности освещения. Потому что за окном явно день, причем — совсем не пасмурный. Из мебели, собственно, в зале только пара низких массивных кресел с обивкой "под кожу", в тон полу и нижней части стен — стоящих ближе к окну. Да легкий столик из полированного красного дерева — здесь фактуру древесных волокон видно уже четко, с более темного оттенка инкрустацией-орнаментом, аналогичной по рисунку орнаменту оконного плетения, — стоящий как раз между креслами. Вот у этого-то столика, на чистой столешнице которого валяется какая-то небольшая открытая пустая коробочка, я и грохнулся, испачкав заодно пол, покрытый дорогущим отделочным материалом. Почему именно дорогущим? — а дешевку при отделке элитных космических яхт как то не принято применять. Впрочем, впечатление "не дешевизны" в этом зале производило буквально все, крича не то о принадлежности помещения роскошному особняку, а не то вообще — королевскому замку.

Так, чувствую: надо топать в освежитель, где тут ближайший? — память бодро и услужливо подсказала путь по замку. Точно, замку, вспомнил. Вид у меня сейчас ну никак не парадный, а нужно соответствовать — положение то обязывает. Мое сознание нагло тычет в нос образец для соответствия: мужчина, который все еще держит сейчас меня за руку. Высокий, рост у мужика — где то на уровне моего собственного роста — широкоплечий, с непокрытой головой. У него такой же, как и у меня, прикид в стиле "ретро милитари", хотя нет, не совсем такой же: пояс несколько другой по виду, буро-коричневого цвета, а сапоги черные. Ах да, еще, в отличие от меня, на плечах у мужчины плащ, темно коричневого почти черного цвета, застегнутый у горла на пару серебристого цвета металлических застежек, скрепленных цепочкой того же металла. Застежки с вычурным орнаментом — тоже, кстати, идентичным по рисунку тому, что имеют переплет окна и инкрустация столика. — Родовой знак? — как это... а, тамга, называется! — Очень может быть: никакой "подсказки" от сознания, на этот счет, у меня нет — голая теория. На поясе у мужчины висит штуковина, почти аналогичная по виду той, что висит на поясе и у меня самого. Ну, та самая слегка гнутая цацка, мешавшая мне, когда я на полу валялся — вон мельком выглянула у него из-под плаща, — разве что в деталях конструкции и материале из которого сделана чуть отличается. Выше воротника кителя гордое, вытянутое, с надменным выражением лицо: седые, зачесанные назад волосы, высокий лоб, длинный крючковатый нос — вокруг рта, с опущенными кончиками тонких губ, аккуратные седые усы и бородка клином. Характерные, приподнятые к переносице брови, придающие лицу выражение не то молчаливого вопроса, не то легкого недовольства. И проницательные, слегка прищуренные карие глаза.

Легкое пожатие руки вернуло меня из мира мыслей в мир реальный.

— Как ты себя чувствуешь? — еще раз, уже настойчивее, спросил мужчина напротив.

— Голова болит и слегка кружится, но все, кажется, начинает приходить в норму потихоньку. Больше, кроме этого, — киваю осторожно на лужу блевотины, — ничего серьезного, головная боль не в счет. Хвала Силе дядя, обошлось, кажется, без последствий — но, ты как хочешь, а эта стекляшка совсем никакой не голокрон, пусть и выглядит как настоящий. Тебя кто-то ловко разыграл с этой непонятной фигней, если только он не имел, с этим розыгрышем, каких-то иных — куда худших — намерений. — Кажется, что я и вправду едва не слился с Силой, когда пытался эту штучку активировать. Сейчас мне нужно в освежитель, а потом можно подумать вместе, на этот счет. Заодно, попробуй просканировать осколки Силой — только, осторожно!

Мужчина, которого я назвал "дядя", на мгновение задумался, а потом отпустил мою руку и чуть кивнул головой.

— Хорошо, иди. Встретимся потом в моем кабинете. Я буду ждать.

После чего, легким небрежным движением руки — даже не наклоняясь к полу и не касаясь их! — разом поднял всю кучку красных битых стекляшек, валявшихся на полу, в воздух. А следом, плавно переведя один пасс руки в другой, но, снова не прикасаясь ни к чему, аккуратно ссыпал это чертово битое стекло в коробочку, лежащую на столе. И коротким взмахом кисти, все так же, не коснувшись руками ничего кроме воздуха, захлопнул крышку коробочки. Через мой легкий ступор сознание укоризненно намекнуло, что глупо глядеть на обычный Телекинез как на чудо — тем более, что мы и сами умеем уже ничуть не хуже Графа. Так, и кто это тут такие "мы"? Вместо этого, сволочное мое сознание опять повернуло "регулятор громкости" у меня в голове — и едва слышный назойливый шум снова пробило куплетами песни. Только голос, поющий ее, в отличие от первого услышанного, был каким-то хриплым и грубым — "Прокуренный и пропитой!" — злобно вякнуло мне в ответ мое сознание.

Гудбай, Америка, о-о-о,

Где не был никогда...

И, конечно, не буду,

Ведь скоро всей Америке хана.

Я жму на красную кнопку —

И в высь летят ракеты.

Не зря в институте

Я ядерную физику учил.

Гудбай, Америка, о-о-о,

Где не буду никогда.

Уже с карты мира

Америка исчезла навсегда.**

С трудом заткнув глотку неведомому певцу у себя в голове, собрался повернуться к одной из дверей. Проклятая шиза, не иначе! — голоса в голове, и оба разные — а поют вроде про одно. Не понятно только, какого черта эта песня имеет отношение к моей персоне, а? С этой мыслью, беспокойным насекомым жужжащей в голове, кивнул осторожно "дяде", "графу" — а, неважно сейчас, кто он такой! — и поплелся по услужливо подсказанному сознанием нужному мне сейчас маршруту. Краем глаза заметил, как мужчина, с которым я разговаривал только что, зашагал к противоположной двери и взмахом руки открыл ее, что-то перед этим набрав на браслете-комлинке, до этого скрытым от моих глаз манжетой рубашки — из этой двери, навстречу ему, выполз дроид-уборщик. Скорее всего, дядя его и вызывал через браслет. Кстати, чуть дернул рукой, слегка задрав левый рукав — у меня оказывается такой же комлинк. Весело, однако. Не став даже пытаться, вопреки уверениям своего сознания, кидать понты и самому попробовать воспользоваться этим самым "телекинезом", просто тупо активировал простым прикосновением руки сенсорную панель, и вышел в открывшуюся дверь из Красного зала — о, название вспомнил! — в коридор. И только потом до меня дошло, что активировал панель и тыкал пальцем я тоже чисто на условных рефлексах: рука, казалось, сама знала — куда и как прикоснуться. Но мозг мой был уже настолько перегружен поступающей информацией об окружающей действительности, что даже не среагировал на осознание этого. Ну, открыл и открыл — идем дальше, тем более что "автопилот" работает исправно.