Клинок и виела (общий файл)

A.V. Гуров

"КЛИНОК И ВИЕЛА"

Подобно бесам от юности моей вы поколебали благочестие и

Кристой данную мне державную власть себе похитили

Пролог

Весна 1641 год от рождения Кристы, Луста, столица Альтонии

В комнате было по-заговорщицки темно. Тусклый свет свечей отражался от стали клинков, висевших на стенах, отчего на потолке кружились веселые блики. Они притягивали взгляд, завораживали.

— Указ будет обнародован завтра, на Ярмовом празднике.

Адриано оторвался от созерцания потолка и перевел взгляд на собравшихся. Восемь мужчин восседали за широким дубовым столом и вели бесконечные споры. Сам Адриано стоял вдали от всех — из-за возраста его не допустили к совету.

— Этим указом Чезаре перечеркнет все реформы, которые с таким трудом принимал его отец, — скрипнул зубами Микеле ди Бельсионе, герцог Фьячецци.

— Люди будут недовольны, этим можно воспользоваться... — пепельноволосый мужчина обернулся и пристально посмотрел на Адриано. Молодой сержант даже в тусклом свете узнал Мэрула ди Моро. Лидер повстанцев, не отрываясь, наблюдал за Адриано карими глазами, и взгляд его был спокойным, задумчивым и пронзительным, как пуля.

— Пора резать глотки! — вспыльчивый Гуго Д'Афольето, герцог Андруйский, вскочил со стула, выхватил стилет и провел им у горла, будто трехгранный тупой клинок мог порезать ему шею. — Сколько мы терпели? Двадцать лет у власти тот, кому плевать на народ, плевать на нас! Пора. Резать. Глотки!

— Не время, — сказал широкоплечий мужчина в офицерском мундире — генерал Антонио ди Флоренц. Адриано служил под его началом уже третий год. За такого полководца ему не страшно было умереть в бою, и не только потому, что он — родной отец. — Во время празднества в Лусте будет много народа, люди пострадают.

— Риск — право благородных! — не унимался герцог Андруйский. — Завтра — самый подходящий день для восстания и расправы над прогнившей династией!

— Мы собрались здесь ради людей и не будем кидать их в горн войны, — стоял на своем Антонио. — А рискует только тот, кому нечего терять. У меня семья, сын, положение в обществе. Я, как и все присутствующие здесь, многое ставлю на кон и хочу быть уверен, что делаю это не зря.

— Не зря, Антонио, не зря. Ничего не будет сделано напрасно, — уверил ди Моро, посмотрев на генерала. Адриано облегченно вздохнул, когда Мэрул отвел от него глаза. Что-то дурманящее, гипнотическое было в его взгляде. — Но Гуго прав: завтра и в самом деле весьма подходящий день для решительных действий. Тебе, Антонио, надо предупредить лейтенантов, к полудню они должны прибыть в Лусту.

— Что ж, Мэрул, — вставая, ответил Антонио. — В Лусту уже три века не входили войска. Но если дело требует этого, полк будет здесь завтра. — Генерал обернулся к собравшимся герцогам спиной, никто не обратил внимания на его непочтительный поступок. — Идем, сынок, — взяв Адриано за плечо, он выволок молодого сержанта за порог. — Завтра тебя ждет первый штурм.

Адриано невольно сглотнул: штурмовать будут королевский замок.

* * *

К празднеству сержант подготовился тщательно. Кортик, "ломатель клинков", два пистолета, шпага, под парадным красным мундиром — литой нагрудник. Он был против доспеха, но отец настоял, а солдат не может перечить воле генерала. Покончив с приготовлениями, Адриано вышел из подворья, в котором поселился по прибытии в столицу, и оказался на улицах города.

Впервые он видел Лусту в солнечных лучах. До этого дня Адриано приезжал и отбывал под покровом ночи, пробираясь в город тайными ходами. Но вчера впервые въехал в Лусту через ворота, не скрывая лица под серым капюшоном и сумерками. И теперь мог гордо прошествовать по столичным кварталам.

Людей в Лусте было видимо-невидимо, они рекой текли по широким улицам. Адриано завороженно глазел по сторонам. Мимо него проплывали дворцовые ансамбли, украшенные статуями гротескных монстров и чарующих нимф. За спиной оставались журчащие фонтаны, выстреливающие водой. По обе стороны от дороги, отделяя усадьбы от улицы, раскинулись резные ограды, обвитые стальными розами, красота которых ничем не уступала живым цветкам. А статуи... сколько в Лусте было восхитительных, неподражаемых статуй! Герои мифов и легенд выстроились в ряд. Вот белоснежный гипсовый Ираклий рвет пасть огромному льву, дальше, он же, но уже мраморный, сражается с трехголовой гидрой. Бронзовый Тиез перекинул через плечо руно, отливающее на солнце золотом. За ними — императоры и полководцы, чемпионы и ученые мужи. Чарующа была Луста. Стыдлива, как девственница в первый день любви, и в то же время — бесстыдна и соблазнительна, как умелая куртизанка, проста, как служанка и горда, как госпожа — все смешала в себе столица Альтонии.

Адриано крутил головой, наслаждаясь красотами, опускал взгляд, чтобы дать глазам отдохнуть, но даже дорога была вымощена не грубым камнем, как принято в бедных провинциях, а цветной мозаикой из минералов, добытых в Легурийских горах.

Людей становилось все больше. Адриано, сам того не замечая, подхваченный людским потоком, плыл в сторону центральной площади, где возле огромного пятиярусного фонтана, должен был выступить сам король.

Но до появления Чезаре ди Сфорца было еще далеко, а святая Донна Криста любопытствовала уже сейчас. Ее пламенеющее око, горячее солнце, поднялось высоко над площадью и внимательно следило за грешниками, которые в день Ярма забывали о праведности и отдавались веселью. Возможно, именно поэтому Ииса Криста окутала мир праведный жаром. Лишь остановившись, увязнув в людском море, Адриано понял, насколько ему жарко. Рубаха от пота намокла, нагрудник натирал в поясе и подмышками, но Адриано старался не обращать внимания на неудобства. Он знал, что видит Лусту в подобной красоте в первый и, вероятно, в последний раз. Если верить отцу, который не спал всю ночь, рассылая лейтенантам приказы и планы нападения, то сегодня столица искупается в собственной крови.

А ничего не знающий люд гулял и веселился. Ближе к фонтану, где народу было не так много, разместились скоморохи и танцоры, повсюду гремела музыка, доносился стук эстрадирских кастаньет и звон лютней. Слышались голоса менестрелей, поющих на литире. Адриано никак не мог разобрать смысла теряющихся в криках и гомоне слов. И все равно заслушивался. Как можно было портить столь великолепный праздник? Неужели ди Моро и другие герцоги настолько черствы и жестоки, что не могут подарить лустианам хоть один беззаботный, счастливый день? Неужто его надо осквернить интригами и переворотами? Окропить кровью?

— Хиромантия! Гадание по руке! — кричала чернобровая красавица с лукавыми глазами.

— Леденцы медовые!

— Сочный виноград!

Адриано терялся в суматохе, не знал, куда идти, на что смотреть? И как в этой толчее торговцы умудрялись сбывать свой товар?

— Царица Небесная, радуйся! Аллилуйя! Радуйся и веселись, Донна Криста! — Не умолкая, голосил проповедник, а пристроившийся рядом лютнист шутки ради подыгрывал ему, отчего святые слова казались кощунственным пением.

Но все вмиг умолкли, когда к высокому королевскому помосту потянулась вооруженная, закованная в начищенные латы череда всадников. Возглавлял кавалькаду сам Чезаре ди Сфорца, единоправный правитель Альтонии и Политанского герцогства. Монарх, с его величественной красотой и гордой осанкой, был неотразим. Высокий, атлетически сложенный, едва начинающий полнеть от излишеств, он даже не удосужился надеть доспехи и предстал перед людьми в пышном, обшитом золотыми нитками ярко-синем, в цвет глаз, камзоле, из-под которого выглядывала белоснежная шелковая рубаха с множеством рюшек и кружев. Ноги Чезаре были обтянуты синими рейтузами. На высоком челе — небольшая, но изящная корона, инкрустированная сверкающими сапфирами и бриллиантами. Все телохранители на фоне монарха были неразличимы и тусклы. Адриано даже не заметил в королевском сопровождении собственного отца. Зато генерал Антонио ди Флоренц сразу увидел в толпе сына и посмотрел на него уставшим и печальным взглядом.

— Лустиане! — заговорил Чезаре и окинул толпу проницательным взором. Взгляд его лучистых, синих, как горное озеро, глаз был по-королевски строг и холоден. И от этого холода не спасало даже жаркое солнце. — В этот яркий праздник у меня не самые добрые новости, — темная скорбь, поселившаяся в его глазах, была глубже и синее, чем океан. Люди, и без того боявшиеся проронить и слово, затаились, будто мыши в час совиной охоты. — Армии Монбельяра перешли Руаж и жгут наши деревни. Королевство Эстрадира, с которым тяжкой ценой был заключен мир, вновь выдвигает свои притязания. Но мы всегда стойко выносили беды, всегда встречали опасность лицом к лицу и не боимся вечных врагов Альтонии. Одно тревожит мое израненное сердце. Войска наши после войн, побед и поражений слишком слабы и малочисленны, чтобы дать отпор недругам. Мне пришлось обратиться к наемникам, чтобы они своими жизнями послужили во славу Альтонии. Но солдатам фортуны надо платить, а казна пуста. Чтобы защитить отчизну, жизни ваших жен и матерей, мне придется поднять подушную подать вдвое.

Чезаре замолчал. Молчали и оторопевшие лустиане: не пели менестрели, не играла музыка, притихли лютни и закусил язык святой отец. Казалось площадь вымерла, люди даже не дышали. И громом в этой гробовой тиши прозвучал одинокий голос.

— Всех батраками поделает, шакал!

И один лишь возглас, как первый камень, обрушил неистовую лавину.

— Только откупился, а теперь опять батрачить? Не будет этого!

— Всех нищими сделает!

— Война, говорит, а все деньги себе заберет!

— Чезаре вотум недоверия!

— Вотум недоверия!

— Гони его взашей, братцы!

Толпа угрожающе подалась вперед. Верные королевские гвардейцы кольцом окружившие подмостки и сдерживающие люд, оголили клинки и приготовились защищать монарха. Конюх тут же привел в поводу жеребца. Но Чезаре не собирался скрываться: правители Альтонии не убегают от черни. Тем более этого не делает венценосный ди Сфорца, обладающий наследственным Даром.

— Пошли вон! — Чезаре оттолкнул от себя одного из телохранителей, вышел вперед и гневным взглядом смерил толпу. — Пошли вон! Все! — прорычал король, и люди, уже собравшиеся было нападать, замерли в замешательстве. Все лустиане знали, что монарх обладает божественным даром, и не решались перечить его слову.

— Ведьмак! — закричал кто-то из толпы, и пелена страха и покорности разлетелась, как витражи в монастыре Дескальсас, когда его жгли сакристы.

— Стоять! — закричал Чезаре, но люди его не слушали, будто и не обладал голос монарха силой внушения.

— На коня, мой король! — посоветовал Антонио ди Флоренц. — И быстро! Пока толпа не озверела...

— Я король! Как смеют эти плебеи перечить моему слову?

— В замок. Отведите короля в замок, — крикнул Антонио телохранителям. — Пока еще не поздно!

— Они не посмеют! — глаза ди Сфорца расширились, налились кровью. Он не мог поверить в происходящее. У границ стоят войска Монбельяра, на западе шаткий мир с Эстрадирой вот-вот сменится войной. Сейчас необходимо поднять налоги, чтобы купить клинки наемников и завтра жить в свободной стране, а не быть чужим рабом. Все это временно, все это доведено до людей. Они не могут не понимать, что спасают свои жизни, а не набивают королевские карманы.

— Это бунт! Поймите же, наконец! — Антонио ди Флоренц схватил короля за шиворот, как хватают за загривок беспородную псину, и швырнул в руки гвардейцев. — Уведите его!

— Казню, — зло процедил Чезаре. — Сожгу на костре, как сакриста!

— Убирайтесь! — выкрикнул Антонио и бесцеремонно подтолкнул короля к коню, а сам выхватил шпагу. Хотел повернуться к толпе, чтобы защитить жизнь тому, кто сегодня лишится власти, но не успел. Чезаре достал пистолет и разрядил его в лицо генерала. Антонио упал к ногам монарха, конвульсивно вздрогнул и отдал душу Кристе. Король все же одумался, запрыгнул на вороного жеребца и пустил его вскачь, огибая бушующую толпу. Но разъяренная чернь ринулась следом.

Адриано видел неподвижное тело генерала, пытался пробиться к нему, чтобы проверить дыхание, но людское море поволокло сержанта за собой, увлекая в яростную, бунтующую пучину.

— Смерть убийце! — кричали зазывалы, которых еще до празднества подкупил герцог ди Моро.

— На крепость! — указывали путь глашатаи, а полковые снабженцы раздавали восставшим топоры, мечи и алебарды.

— Смерть! Смерть! Смерть! — пьянея от жажды крови, как от выдержанного вина, люди мчали по улицам Лусты, круша и ломая все, что попадалось на пути.

— Смерть...

Смерть сегодня танцевала над городом и пила человеческие жизни, как развратница перед ночью утех. Толпа гремела безудержной лавиной и все шире охватывала улицы Лусты. Людской поток стал дробиться на множество рукавов и расползаться смертоносными змеями по городским кварталам. Получив оружие, чернь почувствовала себя непобедимой — герцог ди Моро мог по праву считать свой замысел успешным.

За театром Марцелла часть толпы ринулась через мост в Трастевере, чтобы убивать желтогрудых вритов и их краснолобых жен, остальные продолжили кровавое шествие по берегу Рэйба в сторону королевской крепости. Адриано, оказавшись в самом центре гомонящей толпы, никак не мог выбраться из пучины. Со всех сторон его обступили люди, да так плотно, что даже не удавалось оголить шпагу.

— Крохобору смерть! — кричали купленные ди Моро зазывалы.

— Смерть! Смерть! Смерть! — вторила опьяненная толпа, все ближе подбираясь к крепости.

Адриано краем глаза замечал, как люди выбивают двери в королевскую канцелярию, как вытаскивают оттуда клерков, за волосы тащат их по цветастой мозаике, бьют их ногами и палками до тех пор, пока кто-нибудь не взмахнет вилами. Толпа ревела, наполнялась новыми людьми. Жажда крови витала вокруг и дурманила люд, как опий.

— Жги усадьбы! — над толпой звенел, как утренний колокол, чей-то голос. — Очищай грешников огнем! Во славу Донны Кристы!

Горожане выхватили из рук полковых снабженцев факелы. Зазвенели окна. Везде, где пролегал путь восставших, заполыхали огни пожарищ.

С вилами и топорами в руках люди накинулись на гвардейский пост. Направляя мечи плашмя, воины отбивались довольно долго и оглушили с десяток лустиан. Поняв, что горожане их не пощадят, гвардейцы врубились в толпу, расправились с несколькими бунтовщиками, но все равно были смяты и растерзаны.

— Вешай их ближе к солнцу! Пусть Криста видит треклятых демонов!

Истекающего кровью сержанта в таком же, как у Адриано, мундире потащили к храму и живьем насадили на пики ворот. Остальных гвардейцев повесили уже мертвыми. Для устрашения. Во славу Кристы.

До королевского замка оставалось рукой подать. Посты стояли все чаще, бои вспыхивали все ожесточеннее, и все больше солдат украшали своими телами врата и ограды. За крутым поворотом Рэйба показалась королевская крепость. Стояла она на острове, к которому с четырех сторон вели мосты. Но достигнув одного из них, кровожадное шествие лустиан захлебнулось.