Стефания. Ведьмы в городе

Стефания. Ведьмы в городе

От автора

На самом деле, скорее, не о ведьме речь пойдет, а о доброй волшебнице, ибо сказка-то добрая выходит. Просто я так устала от стервозных, циничных, мужеподоных героинь, на которых то и дело натыкаюсь, (да и сама, что скрывать, грешу иногда), что захотелось чего-то светлого и прекрасного. Захотелось женщину показать ЖЕНЩИНОЙ, а не мужиком в юбке. В принципе, некоторые смогут уловить в "ведьме" даже некоторые признаки ванильности. Да и наплевать.

Мужчинам читать крайне не рекомендуется.

Огромное спасибо диджею Радио-40 (105.1 FM) Олимпиаде Потемкиной за то, что она есть и ее родителям за уникальное имя. Благодаря им родилась героиня этой истории. А еще благодаря зиме, моей любимой музыке и одной частной поликлинике. Вот так. У кого-то музы, а меня вдохновляет суровая действительность.

Дата рождения персонажа — 20.12.2011

Пролог

Психологи говорят, недостаток солнечного света не идет человеку на пользу. Оттого средства массовой информации, перебивая друг друга, предлагают нам множество способов избавления от осенне-зимней депрессии. Ничего удивительного. Мы просыпаемся рано утром, а за окном еще ночь. Целый день работаем, учимся, бегаем по делам. Возвращаемся домой, а на улице снова темно. В выходные хочется подольше поспать, переделать кучу накопившихся дел, приготовить себе, наконец, нормальный обед хоть раз в неделю. Глядишь, и снова весь день проморгал. Современный человек зимой света вообще не видит. Может, поэтому мы с каждым годом становимся все злее и агрессивнее по отношению друг к другу?

И как вольготно живется темным силам под черным покрывалом неба. Как удобно тьме плодиться и разрастаться в наших душах, пока мы копим в себе злобу и раздражение. Мы сами ей это позволяем. Приглашающим жестом раскрываем объятья ей навстречу. Добро пожаловать, Тьма!

16 июля 1853 г.

Пригород Вроцлава, Польша

— Не уйдешь, девка, — мерзко хохотал патлатый чернявый разбойник — Куда теперь будешь деваться? Сымай давай по-хорошему бирюльку, покуда силу не применил. Может и отпущу тебя тогда, не трону...

Светловолосая девушка в чудном кремовом платье с кружевами, в котором пристало на балах блистать, а никак не по лесам польским лазать, на разбойника глядела испуганно, всё головой трясла, мол, не понимаю, что говоришь.

— Бирюльку свою давай! — повысил голос мужчина, тыкая грязным пальцем в подвеску на груди девушки. — Камень! Быстро!

Та, наконец, поняла, чего от нее хотят, расстегнула серебряную цепочку, полюбовалась черным камнем, будто светившимся изнутри темно-вишневым светом, на разбойника глянула, размахнулась и бросила подвеску. Мужчина попытался поймать, но тщетно. Сверкая, камень пролетел над его головой и с всплеском упал в озеро.

— Ах так ты, да? — ощерился разбойник. — Ну тогда пеняй на себя, курва проклятая!

Мужчина достал из-за пояса нож.

— Сейчас ты у меня попляшешь.

— Я с недостойными господами не танцую, — улыбнулась девушка.

— Ты что, понимала меня все это время? — остолбенел разбойник. — Так чего ж прикидывалась-то? А ну давай-ка, юбки сымай свои. Давай-давай. Что глазенки вылупила? Опять разуметь перестала? Юбки снимай! И это... корсаж свой треклятый! Выдумали моду... бабы за одежками не видать.

Девушка не шевельнулась.

— Чего стоишь? Не хочешь? Так я сам сниму!

Мужчина двинулся к девушке.

— Не нажил добра, так позабавлюсь хоть, — бормотал он под нос.

Рыча, лапищи растопырил. Хвать! Да только воздух один поймал. Разбойник непонимающе взглянул на свои руки. А девица, знай себе, за спиной его смехом заливается.

— Что еще за фокусы? — угрюмо пробурчал мужчина и вновь бросился на девушку.

Но сколько злодей ни пытался красавицу поймать, всякий раз она в последний момент таинственным образом ужом выскальзывала из рук, а потом оказывалась у него за спиной.

— Уууу, змея! — прорычал разбойник, грозя девушке ножом. — Как тебе это удается, а? Ведьма ты что ли?

— А хоть и ведьма, — улыбнулась девушка, наблюдая, как раздражение мужчины сменяется страхом. — И кто же теперь из нас танцевать должен, а?

Разбойник попятился.

— Врешь, — процедил он, осеняя себя крестом.

— А ты проверь, — усмехнулась девушка. — В Варшаве сказывают, у ведьмы хвост вырастает ослиный да чешуя вместо кожи под платьем.

— Дразнишь меня, девка? — разбойник охрип от ярости. — Ну я тебе покажу...

Но не успел он и шагу ступить, губы девушки задвигались, зашептали слова неведомые. Зашелестело, зашуршало в траве что-то. Разбойник в ужасе под ноги себе глядел, силясь понять, что же это такое рядом копошится. Из травы высунулась голова змеи. Одна, вторая. Скоро их был уже целый клубок. Зашипели, опутали ноги злодея, так, что тот шагу ступить не мог.

— Ведьма... — прошептал мужчина, умирая от страха. — Что тебе нужно? Все, что хочешь для тебя сделаю, только отпусти...

— Да ничего мне от тебя не надо, — махнула рукой девушка. — Подружки мои тебя подержат, пока из леса не выберусь. А то кто ж тебя знает, вдруг передумаешь, в погоню пустишься?

— Не буду тебя преследовать, вот тебе крест! — возопил несчастный, вновь осеняя себя крестом.

— Что мне твой крест? — равнодушно откликнулась ведьма. — Едва в безопасности окажешься, снова от своего Бога отречешься. Знаю я вас. Пока к ногтю не прижмешь, все вы безбожники.

Девушка накинула на плечи платок.

— Бывай, Зырян. Да на глаза мне больше не попадайся. В следующий раз по-другому танцевать будем.

Ведьма скрылась меж деревьев, а разбойник все стоял, пока змеи не уползли прочь, гадая, откуда незнакомка узнала его имя.

14 декабря 2011 год,

Свято-Троицкое кладбище.

Леонид Иванович поднялся со стула, на котором просидел уже добрых три часа перед телевизором, и с наслаждением потянулся. Полсмены благополучно прошло, самые "опасные" часы он добросовестно отработал, можно перекурить и вздремнуть до утра.

Работа у Леонида Ивановича была не бей лежачего. Во многих смыслах: он устроился охранником на кладбище. Леониду Ивановичу было без малого семьдесят лет. Жена бранила его, говорила, что "нормальные люди" в его возрасте давно на пенсии, и отдыхают от дел праведных оставшееся отведенное им время, а ему, якобы, все не сиделось. Приключений хотелось, да уважительная причина была нужна, чтобы от домашних дел почаще отлынивать, думала супруга. На самом деле, Леонид Иванович понимал, что на скромную пенсию им с женой не прожить. Коммунальные услуги, проезд на общественном транспорте, продукты, дорожающие каждый месяц. Еще детям надо бы помочь, а у младшего сына недавно родился сын. Гостинцев бы отвезти. И жена вечно клянчит то новую кофту, то духи французские, то дорогую краску для волос. Все ей неймется, старой. Цепляется за давно ушедшую молодость.

Где найти столько денег, чтобы хватило на всех?..

Вот и пошел Леонид Иванович работать. Только на работу его никто брать не хотел. Мол, требуются везде молодые, да активные. Леонид Иванович был уже немолод, а активно теперь разве что пельмени домашние поедал да молодежь, курящую в подъезде, гонял. Что ж теперь ему, с голода помирать? Складывать по рублю внучку на пинетки, да шоколадки? Каждый раз, получая отказ от очередного несостоявшегося работодателя, Леонид Иванович покупал на последние деньги бутылку водки, выпивал ее на улице тайком от жены и рассказывал таким же пьяным, как он, бомжам и случайным прохожим, что его списали, как просроченный товар, и он больше никому не нужен. Кто-то его жалел, давал денег, которые пенсионер снова пропивал после очередного отказа.

Леонид Иванович уже и не чаял выбраться из этого заколдованного круга, и тут неожиданно его взяли на самую подходящую для него работу — охранять могилы. Поначалу мужчина недоумевал: зачем караулить мертвых? Что с них взять? На территории кладбища, почти в самом его центре, возвышалась белокаменная церковь с выкрашенными зеленой краской куполами. Вот ее охранять есть резон — там одних икон на сумму, равную пенсии Леонида Ивановича за десять лет вперед. Но у церкви был свой сторож. Леониду Ивановичу же надлежало сидеть в тесной будке у самых ворот и следить за тем, кто входит и выходит, а также обходить по периметру территорию кладбища. Но последнее — только днем. Ночью Леонид Иванович выходить из будки боялся до дрожи в коленях.

А все потому, что он вырос в глухой деревне, которую вряд ли сейчас можно найти на Яндекс— картах или в телефонных справочниках, и воспитан был на народных поверьях и сказках — наследии наших языческих предков. Он верил, что в ночь на Ивана Купалу по улицам гуляет нечисть, на Петров день необходимо караулить восход солнца, а все нагаданное в Святки непременно сбывается. А еще он верил, что напрасно тревожить мертвых, беспечно разгуливая по кладбищу — не просто вопиющее кощунство. Это опасно. Тот, кто не проявлял уважения к покойникам, мог навлечь на себя гнев духов, способных и проклятием заклеймить, и жизни лишить. И даже православная церковь не спасла бы глупца.

Леонид Иванович вновь потянулся до хруста в суставах, и вышел на крыльцо. Он неторопливо извлек из внутреннего кармана слишком легкой для зимы куртки пачку сигарет, вытянул одну и сунул в рот.

— Ух, морозец...— поежился сторож,— Хорошо! Пора бы уже в декабре-то.

Пошарив в карманах, Леонид Иванович расстроился: спички остались внутри, в каморке, придется идти назад. Момент испорчен.

Леонид Иванович взялся за ручку двери, собираясь вернуться, но вдруг услышал смех. Совершенно отчетливый заливистый детский смех. Он звучал с кладбища, то справа, то слева. Сторожу вдруг начало казаться, что он повсюду. В ужасе Леонид Иванович рывком распахнул дверь, забежал внутрь будки и заперся. На всякий случай. Но смех не прекращался. Внезапно он зазвучал прямо под дверью, к которой прижался сторож. Леонид Иванович отпрыгнул от нее, как ошпаренный, и схватился за дубинку, которую ему выдал работодатель.

— Кто там?! — выкрикнул побелевший от страха Леонид Иванович. — Не подходи, убью!

А смех уже проник в будку, громыхал под низким потолком и отражался от стен. Он звучал в голове сторожа. Сводил с ума, заставлял Леонида Ивановича махать дубинкой в надежде прогнать невидимого весельчака.

Внезапно все стихло.

Показалось, с облегчением подумал Леонид Иванович. Вот что бессонные ночи с людьми делают.

Но едва напуганный пенсионер начал успокаиваться и в изнеможении опустился на стул, вытирая струящийся по лицу холодный пот, как прямо над его ухом с удвоенной силой раздался ненавистный смех.

Леонид Иванович вскрикнул и бросился прочь из будки. Ноги сами понесли его к церкви. К Богу, в которого он отродясь не верил. Он бежал, не разбирая дороги. Поднялся ветер. Он хлестал сторожа по щекам, бросал пригоршни снега в лицо. Он издевался над ним так же, как и нечисть. Они будто были заодно.

— Господи, помоги!— в отчаянье выкрикнул Леонид Иванович в темноту, споткнулся и рухнул навзничь.

Приподнявшись, он вдруг застыл в недоумении. Мгновение спустя его охватила паника.

Леонид Иванович был в самом центре кладбища, у чьей-то надгробной плиты. Мельком сторож успел разглядеть наполовину стершееся имя. Его больше привлек портрет на сером памятнике: ничем не примечательная женщина с пронзительными темными глазами. Леониду Ивановичу стало совсем не по себе. Казалось, женщина с портрета смотрит ему прямо в душу. Она знает про него все. Точно знает.

Мужчина был так испуган, что не сразу заметил, что он не один... На мраморной плите, сжавшись в комочек, сидела девочка. На ней не было ничего, кроме длинной черной кружевной юбки, колоколом раздуваемой ветром, и туго затянутого черного корсета.

"Опять эти чертовы готы",— со злостью на самого себя подумал Леонид Иванович, едва удержавшись, чтобы не плюнуть. Уж сколько раз он давал себе обещание больше не пускать этих странных вечно страдающих из-за чего-то подростков на территорию кладбища.

— Ты что здесь делаешь, малая? — стараясь перекричать ветер, обратился к девочке сторож.

Та не ответила, хотя явно расслышала его вопрос. Она встала во весь рост, и Леонид Иванович поразился тому, какая она маленькая и хрупкая, почти жалкая в своем невесомом, как паутина, наряде. Воистину, эти готы сумасшедшие. То фотографируются с крестами, то пиво пьют сидя на оградах. Леонида Ивановича невольно передернуло. Какое неуважение к мертвым. Тех же из черной братии, кто просто гулял среди могил со скорбным видом, будто у них самих кто-то умер, сторож не трогал. Не пакостят — и ладно.

— Девочка, иди домой, — устало сказал Леонид Иванович, поднимаясь на ноги и протягивая руку странной ночной гостье. — Пойдем, я тебя провожу.

Странная девочка не обратила внимания на его жест. Она стояла, раскинув руки, будто наслаждаясь прикосновениями ледяного ветра, от которого у сторожа уже онемели пальцы. Он играл ее высушенными краской черными волосами, опутывал шею, на которой болталась подвеска с черным камнем, колол обнаженные плечи с вытатуированными на них одинаковыми черными пауками, качающимися на невесомой паутине. Ей, похоже, было вовсе не холодно. Девочка неотрывно глядела на сторожа, слегка приоткрыв губы, и было в ее глазах что-то безумное. Леонид Иванович вдруг подумал, что уже где-то видел этот взгляд. Он поднял глаза и наткнулся на фотографию женщины на памятнике.

— Чертовщина какая-то... — пробормотал пенсионер.

Девочка улыбнулась, и Леонид Иванович поразился: не смотря на завывающий ветер она слышала каждое его слово. Нет уж, хватит с него на сегодня мистики...

Сторож подскочил и бросился бежать. Прочь, прочь от этого места! Пусть ищут другого дурака!

Ветер вновь издевался над ним, хватал за ноги, пытаясь опрокинуть, срывал шапку, резал глаза, застилая их слезами. А в голове у него звучал тот самый жуткий детский смех.

Он не заметил, как выбежал за ворота, на дорогу. Последнее, что он услышал — скрежет и визг тормозов...

Ветер тут же стих. Девочка в черном пригладила растрепавшиеся волосы и улыбнулась.

— Как все удачно складывается, — самодовольно протянула она, накидывая на плечи черный пуховик. — Ты никому не расскажешь обо мне. Никому, слышишь, глупый старик? Ах, да... Уже не слышишь.

Девочка расхохоталась, и, казалось, этот безумный жуткий смех был слышен повсюду, в каждом уголке кладбища...

Глава 1

Рязанская область, Россия

— Не могу! Баба Люба, вытащите его! Хоть за уши! Умираю!

— Я тебе дам, умираю! А ну-ка тужься! — прикрикнула хлопотавшая вокруг роженицы старуха.

На старой, накрытой простыней тахте лежала юная девушка, еще почти совсем девчонка с задранным подолом. Лицо ее исказила мука. На лбу в тусклом свете оплывших свеч сверкали бисеринки пота. "Скорой" не дождались, да и, признаться, ее в селе давно не видали. Так еще и электричества со вчерашнего дня так и нет. Штормовой ветер накануне все провода пообрывал, а пьянчуги местные их, поди, и растащили. На кой черт они им сдались — непонятно.