Наистрашнейшее зло (Быть некромантом 3)

Наистрашнейшее зло

* * *

Я тяжело вздохнул и обреченно закрыл глаза. Я ожидал от своего друга Корджи всего, чего угодно, но чтоб такого! Чтоб здоровенный семнадцатилетний детина, красавец и весельчак, каких поискать, гроза окрестных силачей и мечта юных девиц, стал плакаться передо мною, словно младенец! Нет, такого я от него ожидать совершенно не мог. Но, увы — это случилось. И, увы, — Корджи не нашел никого другого, кому он смог бы излить свое горькое горе.

— Гил, — проревел он жалобным голосом молодого телка. — Велая меня бросила. Бро-о-осила, — в который раз простонал мне в лицо широкоплечий приятель.

Я в ответ лишь открыл глаза и неловко заерзал на лавке. Ну не знаю я, что принято говорить друзьям в подобной ситуации, не знаю!

— Велая? — только и придумал, что переспросить я, вертя в руках деревянную ложку.

— Да. Она самая. Ты ее должен знать. Она дочь заезжего торговца.

Солнечный луч осторожно проник сквозь щель в кухонной занавеске и уселся на щетинистую щеку гостя, словно намереваясь утешить его.

— Ну, э, — неуверенно промямлил я, пытаясь придумать, чтобы еще сказать, — и ты ни о чем не догадывался?

Корджи утер лицо рукавом красной рубахи. Но через мгновенье его зеленые глаза снова наполнились влагой.

— Не-ет, — простонал он и всхлипнул.

— Совсем ничего? — продолжал настаивать я.

— Совсем. Гил, все было как всегда. Я... я пригласил Велаю на обед, в ваш трактир, — начал он свое печальное повествование.

— На обед? В наш деревенский трактир? — Я честно пытался понять случившееся. Может, увижу, что пошло не так. — А что там у них сегодня?

Корджи задумчиво выгнул бровь.

— Жареный кабан в кисло-сладком соусе, — произнес друг печально. — И яблочный квас.

— Жареный кабан и яблочный квас? Что ж, не плохо, — согласился я. Трактир у нас в деревне всего один, но особым признанием он не пользуется — мало у нас проезжих. Так что там бывало меню и похуже. Значит, дело не в этом. — А, э, цветы ты на встречу взял?

— Конечно. — В тоне Корджи я услышал неодобрение. — Я же не какой-нибудь олух. Я достал лучшие цветы, которые только можно найти в эту осеннюю пору. Эти, м-м-м, астры и, как их там, хризантемы. Купил самый большой букет...

Я кивнул — вроде все в порядке. Яркие цветы и всевозможная вкуснятина — вот то, против чего не устоит никакая девушка. Тем более, когда это исходит от Корджи — высокого, темноволосого и смуглого красавца. Да еще и силача, настолько могучего, что запросто может поднять даже взрослого барана. Корджи гордость своей деревни. Не то, что я — невысокий и не в меру худой для своих шестнадцати. Да — барана мне не поднять. Разве что барашка... небольшого такого.

— И что случилось? — Я постарался отвлечься от невесёлых сравнений не в свою пользу.

— Что-что? Я и говорю — пригласил ее на обед.

— А что она?

— А она сказала, что нам надо поговорить ...до обеда, — печально пробасил друг, ковыряя пальцем поверхность стола. — Я не почувствовал подвоха и с охотою согласился.

— Ну а потом?

— Вначале она стала говорить, что ей очень жаль, что она не думала, что так выйдет. — Корджи хмуро перевел взгляд на пол. — А я как дурак, принялся расспрашивать ее, что да почему.

— И? — нетерпеливо подводил я друга к главному.

— Потом она вернула кулон, что я подарил ей в первый день нашей встречи, и сказала, что... что между нами все... кончено. — Корджи наконец-то смог произнести эти зловещие слова.

— И все? — не понял я

— А этого мало? — разозлился друг.

— Да я не об этом. — Я тут же поспешил его успокоить. — Ну, она хоть сказала, почему бросает тебя?

— В том то и дело, что нет. — Крепыш печально покачал головой. — Просто сказала, что ее любовь ко мне прошла.

Я тяжело вздохнул. Бросить без объяснения, это все равно как нанести двойной удар — и по душе и по разуму. Потерять и девушку, и уверенность в себе — что может быть хуже для парня?

— Выходит, ты получил от ворот поворот? — подытожил я.

— Угу, — хмуро ответил друг.

— Окончательно и бесповоротно?

— Ага, — отозвался тот словно эхо.

Я почесал затылок.

— Ну а чем я тебе помогу? — озадаченно полюбопытствовал я.

— Это ты мне скажи. Ты же мой дру-у-уг, — заунывно простонал Корджи.

Я встал с лавки и сделал два круга по кухне — до печи и обратно.

— Друг-то друг, — согласился я. — Только чем я смогу помочь? Я ж, это, не мастак в любовных делах.

— Но ведь у тебя ведь есть девушка, Ангелина. Так?

— Так, — согласился я. — И что с того?

— Так вы с ней уже как две зимы вместе, — заявил он мне. — Ты ведь должен, ну, разбираться в девушках. Может, ты что подскажешь мне? Ну, как вернуть Велаю? Хитрость какую, что ли?

— Не-е-е, — озадачено протянул я. — У нас это все как-то само собой получается. Так что тут я тебе не помощник, — открестился от роли советчика я.

— Жалко. То есть хорошо, что у вас все хорошо. Но жалко, что никаким советом ты мне тут не поможешь, — отозвался Корджи. — Тогда может, ты мне сможешь помочь по-другому?... — Его взгляд на мгновенье стал заискивающе просительным, как у бездомной собаки.

Я тут же понял, к чему он клонит.

— Нет. Нет, и не проси — любовного зелья я тебе не дам. — Ответ мой был твердым, словно гранит. — Не потому, что я не хочу тебе помочь. А потому, что не могу. Пойми: я и моя семья — мы Светлые Волшебники. А потому для применения волшебства, основанного на принуждении, должен быть очень весомый повод. Но, боюсь, что твой разрыв с девушкой моя мать таковым не посчитает.

В довершении я отрицательно покачал головой, чтобы еще раз показать нерушимость своих намерений. Да, все верно: мой отец, мать, брат и я — действительно волшебники. И если кому в округе нужны различные снадобья, зелья или амулеты, то за всем эти люди обращаются к нам. Человеку ли скотину ли подлечить — это к нам. Духа пришлого прогнать или удачу привести — тоже к нам. Ну и другое, разное-всякое, мы помаленьку можем. В том числе и сделать любовное зелье. Но даем мы их далеко не всякому. Мы же Светлые, хе-хе, как-никак.

— Да понимаю я. — Корджи выдержал мою отповедь стоически — что-что, а репутация нашей семьи была известна и в его деревне. — Ну и ладно. Но раз ты мне друг... — Он сделал паузу.

— Друг, — нерешительно отозвался я, не зная, что еще от него ожидать.

— То ты просто обязан пойти со мной в трактир, чтобы помочь мне залить мое горе брагой!

— Это можно! — мигом заверил его я. Тут двух мнений быть не могло. Назвался груздем — полезай в кузов. Или, как говорят — для чего еще существуют друзья, как не для того, чтобы горе залить? Ведь горе на двоих — это уже не горе!

* * *

Наш трактир наверняка похож на все деревенские забегаловки подобного типа. Зайдя вовнутрь небольшого зала для гостей, мы поприветствовали трактирных завсегдатаев и, усевшись за стол, заказали жареных кабаньих ребрышек и по нескольку кружек браги.

Первые три кружки хмельного напитка друг выпил молча, но на четвертой его снова потянуло на сердечные стенания.

— Ох, Гил. Ты не представляешь, как мне нынче плохо. Мое сердце просто разбито вдребезги! — отчаянно простонал приятель.

Я не возражал.

— Ничего, Кор. Выкричись, — посоветовал я. — Мой отец говорит, что это помогает.

Ничего удивительного, что его не пришлось упрашивать.

— Гил, ты не представляешь — без моей Велаи отныне мне днем темно, как ночью, — принялся убиваться он.

— Представляю, — миролюбиво кивнул я, слизывая с пальцев теплый жир.

— Гил, без нее меня уже не греет солнце. Я словно разбит на части. Нет, хуже — я словно втоптан в грязь.

— Само собой, — поддакнул я, потянувшись за новой кружкой браги.

— Гил. Моя душа будто вывернута наизнанку и засунута в колючий кустарник! О, великие Старшие Боги! Я просто схожу с ума без своей Велаи...

Через полчаса непрекращающихся стенаний я кривился так, словно ел не мясо, а горькую редьку. Но мой друг и не думал останавливаться. Вот неугомонный!

— Как же я буду жить без этой красивой чарующей улыбки? — продолжал убиваться безутешный Корджи. — Без ее прекрасных бездонных карих глаз? Без ее умильных и невинных шуточек... О боги, что за мука! О! — Казалось, он готов завыть на волчий манер.

— Да ладно тебе, — попытался я остановить этот ужас.

— Да что ладно-то? Ты лучше скажи, как я буду жить без наших вечеров под луной? — не пожелал утихомириваться он. — Без наших совместных ужинов? Без ее маленьких подарков по любому поводу и без? А ее пальцы? О, боги — ничьи пальцы в мире больше не смогу так нежно и осторожно массажировать мои мышцы, уставшие после долгой и изнурительной работы. О, Отец-Солнце, Отец-Месяц и Мать-Земля — как же вы невероятно жестоки ко мне и к моей любви...

После таких заявлений мне стало и вовсе не по себе. Нет, в обычном состоянии Корджи ведет себя вполне приемлемо. Разве что не в меру бахвалится. Но чтоб беспрестанно ныть в течение такого долгого времени? Видимо, он оказался задет гораздо сильнее, чем думал я.

— Да ладно тебе. — Я снова попытался его успокоить. — Ну не может все быть настолько уж плохо. Потерпи немного: пройдет время и все забудется...

Но унять крепыша оказалось сложнее, чем буйный северный ветер.

— Такая любовь не может пройти, — заносчиво выкрикнул он и уткнул мокрое от слез лицо в широкие ладони. Трактирные завсегдатаи сочувствующе покачали головами — бывает.

Бывает, да. Но желанья и далее выслушать это нытье у меня не было.

Нужно было срочно что-то предпринять.

— Слушай, я тебе друг? — вопросил я с нажимом.

— Друг, — уверенно подтвердил приятель, припадая к еще одной, кто знает какой по счету, кружке.

— Значит, я должен тебе помочь, раз ты попал в переплет, — заявил я с деланной бравадой. — Не стоит киснуть, как капуста в бочке. Нужно действовать!

— Действовать? Хм. А как? — Хмельные глаза Корджи наполнились надеждой.

Действительно, как? Я призадумался. Хотя, что тут особо думать — опыта в этих делах у меня действительно с гулькин нос.

— Э... может тебе нужно найти другую девушку? — неуверенно заявил я ему. — Как говорят в народе — клин клином вышибают!

— Другую? — Друг возмутился и топнул ногой. — Да ты издеваешься! Другой такой в мире нет и быть не может!

— Хорошо-хорошо. — Я снова напряг мозги. — А может, тебе стоит развеяться? В народе есть и другая поговорка, что время лечит.

— Такую боль никакое время не залечит, — затянул старую песнь широкоплечий детина.

Я пошевелил мозгами. Что же еще я мог ему предложить?

Наконец в голове промелькнуло что-то интересное, и я мигом ухватил мыслю за хвост.

— А может тебе стоит, э, совершить что-то-такое этакое? — неуверенно протянул я, пытаясь придать этой мысли форму.

Корджи уставился на меня недоумевающе.

— Ну, я имею в виду... совершить что-нибудь этакое... геройское, — поясняюще добавил я.

— Это зачем? — Он презрительно скривил губы.

— Ну... затем, чтобы убить одним выстрелом двух зайцев. — Теперь я заговорил куда уверенней. — Если ты совершишь какой-нибудь подвиг, то возможно, твоя Велая снова обратит на тебя внимание. Понимаешь?

До Корджи дошло. Плечи крепыша внезапно распрямились.

— Геройское? — переспросил он уже без нытья.

— Ну да.

— И она может снова заинтересоваться мной?

— Ну да!

— И снова захочет встречаться?

— Ну да!!!

Корджи обрадовался. А затем задумался.

— А если не обратит? — осведомился он вновь упавшим голосом.

— Обратит! — тут же заверил я его.

— А если нет? Если она и дальше не захочет меня видеть? Что тогда? Выходит, я совершу геройский поступок зазря?

Но на это у меня уже был готов ответ.

— Конечно, не зазря. Даже если она не захочет к тебе возвращаться, то... то она сгорит от стыда за то, что упустила такого отважного... нет, такого мужественного и неустрашимого героя, как ты!

— Мужественного и неустрашимого? — Похоже, такое сравнение ему понравилось.

— Ну да, — заметил я и тут же добавил: — Ведь есть же в народе поговорка — пожалела курица, что не спешила в петуха... втюриться. — Признаться честно, эту поговорку я только что придумал сам, но ничего другого, известного, в тот момент мне в голову так и не пришло.

Но, как оказалось, Корджи этого не заметил.

— Что ж, тогда, я думаю, можно. И что я буду... совершать? Надрать кому-то зад? — Крепыш встал и оценивающе оглядел всех посетителей трактира — трех крестьян, двух поденщиков и одну старуху, а потом вновь озадаченно повернулся ко мне.

— Есть такое дело, — доверительно сообщил я ему, приглашая снова сесть за стол. — Ты же знаешь, что моя семья — семья волшебников.

— Знаю.

— Так вот — к нам часто приходят люди с разными просьбами.

— Знаю. И что?

— И вчера к нам тоже приходили одни такие. Из деревни, что называется Три Холма, — сообщил я ему по секрету.

— И что они хотели? Ну не томи, чернявый, — рыкнул друг, потеряв терпение.

— Да ничего такого. Появился у них на дорогах разбойник. Говорят, что он довольно молод. Да только лютый не по годам. Страху на них понагнал — жуть. Словом — они просили мою мать от него избавиться.

— А что Изольда?

— А мать сказала, что разбойников изводить это не по нашей части. Зелье какое сварить — это к нам. А если же разбойники житья не дают, так это в город Брик ехать надо, да к тамошнему градоначальнику в ноги кланяться — помоги мол, так и так. Вот я и думаю — что если тебе одолеть это разбойника? Сможешь?

— Хм... — Корджи внимательно осмотрел себя и вынес вердикт. — А что? Это можно! Ежели нужно с кем-то силою померяться, то это я запросто. Я же не тютя какой-то, я сын кузнеца. Решено — едем прямо сейчас! — выкрикнул он и в хмельном запале так задвинул по столу, что пустые кружки с грохотом посылались на пол.

— Едем, — согласился я, делая знак остальным посетителям, что все в порядке. — Но не сейчас, а чуть позже. Сначала мы немного протрезвимся, потом все продумаем, а затем наймем телегу и до заката окажемся в Трех Холмах. Подойдет?

— Подходит! Гилли! Клянусь серебряной подковой — ты настоящий друг!

— А-то! — гордо ответствовал я. Нет, я не большой охотник до всяческих приключений. Но если у друга такая беда, то, как по мне, лучше малая помощь, чем большое сочувствие. Вот такой я человек!

* * *

Несмотря на поздний час, староста Трех Холмов с радостью принял меня и Корджи, едва узнал, по какому делу мы явились. Мало того — он тут же пригласил нас в дом, приказал слугам так заботиться о наших лошадях, словно это лошади барона, а самих пригласил за стол. И судя по количеству озабоченной прислуги, ужин предполагался отнюдь не скромный.

За столом присутствовала вся его семья: сам староста — высокий худощавый старик с длиннющей, аж до пола, бородой, его жена — шустрая старушка преклонных лет, и девушка — похоже, внучка. Девица мне понравилась: глаза большие, а коса до пояса. Фигурка тоже... ничего. И, как оказалось во время ужина, девица довольно шустрая, бойкая и веселая. Словом — загляденье, а не девушка. Конечно же, я постарался сделать все, чтобы привлечь к ней внимание Корджи. Но все напрасно — он сидел хмурый и взъерошенный, словно потревоженный филин. Переживал расставанье, ясное дело. Зато девица то и дело бросала на него любопытные взгляды. Оно и понятно — высокий, темноволосый, широкоплечий. Одним словом — красавец.