Страна за холмами

Страна за холмами

Пролог

— Слышишь, о чём поёт?

До этого момента я совсем не прислушивался к очередной тоскливой мелодии в исполнении очередного рунсонского бродячего гитариста, второй час распинавшегося под моим окном. Что поделаешь — дом с видом на площадь, иногда даже приходится ставить магическую звукоизоляцию.

А, ну, стоило ожидать. Гитарист пел о войне с оборотнями трёхсотлетней давности — тема беспроигрышная. Я честно попробовал слушать, но детальное описание драки, простите, битвы при Серенхе (упоминались все полки, отряды, подотряды и командиры) мог выдержать только мой нынешний собеседник.

— Ничего странного не замечаешь?

— Нет.

— А я замечаю, — старый архимаг вздохнул.

Я снова прислушался. Рэоталхаан Соото успешно дорезал девятнадцатый отряд копейщиков. Традиционно маги убивали гнусного оборотня на тридцать шестом.

— Снова оборотни, — произнёс архимаг.

— Они всегда поют про оборотней.

— А ты обратил внимание на то, что именно он говорит о Соото?

— Эфин! — не выдержал я. Любовь Ронеса к намёкам раздражала весь Стреленск, — "Хитрозлобный Рэоталхаан Соото"... или "злобнохитрый"...

— "Хитрый и жестокий".

— Какая разница?

— Огромная. "Хитрый" для воина или князя в Рунсоне — похвала, жестокость считается мелким незначительным недостатком. После гнусного кровопийцы, пожирателя душ, чудища, палача и людоеда — слишком нейтральное определение.

Я снова прислушался. Теперь я видел, что тревожит Ронеса — Соото из песни, возможно, был не очень-то приятным человеком... и даже очень не приятным... но человеком! Оборотень-крылокот, "мерзость эфинная"... странно, странно... Вот только почему это тревожит Ронеса?

— Представь следующий шаг, — тихо сказал Ронес, — Мудрый, смелый, благородный властитель, убитый западниками-завоевателями. Кому-то на востоке понадобилось знамя, очень понадобилось... Уж не для создания ли нужного настроения в стране?

— Знамя из оборотня? — переспросил я.

— А ты хоть раз видел живого оборотня-крылокота?

— В лесной глуши не бываю.

— Именно! В лесной глуши, в забытых деревнях... В наши дни их видел не каждый абиолог. И то — мелюзга, второе-третье поколение, о древних родах даже старые маги слышали от учителей. Это чудовище из соседнего леса на герб не поместится, а исчезнувшее невесть когда можно раскрасить хоть в чёрный, хоть в жёлтый. Ничего особенного, человеческая память. Беда не в оборотнях, а в знамени. Рунсонцы — воинственный народ. Да, страна отсталая, но войны с Рунсоном я не пожелал бы.

— Не следовало мне ставить эти витражи, — я сокрушённо покачал головой, — Вы, верно, перепутали мою хижину с дворцом. Площади похожи...

— С королём я говорил. У нас нет посла в Рунсоне — страна не из тех; ни один из магов рунсонского происхождения даже в кошмарах не видел возвращения на родину, они забывали о ней на второй месяц первого курса, и расспрашивать их бесполезно. Контакты и браки между знатью редки, достоверных сведений так не получишь. Появилась мысль отправить кого-то из Неопределённых в разведку. Полагаю, твоя кандидатура — наилучшая.

— Моя? — удивился я, — Но мне кажется, найти общий язык с рунсонцами лучше удастся боевому магу из Жёлтого Легиона! Кодекс чести воина...

— Мы учитывали три параметра. Жизненный опыт — сорок лет назад в Рунсон отправился молодой маг, аспирант Высшей Школы...

— Который на первом попавшемся приёме поссорился с королём и вернулся в красном гробу, — продолжил я.

— Хуже. Решил, что приехал на курорт, пошёл по корчмам, замёл донесения и спьяну поскользнулся на лестнице. Потом мы долго не могли смотреть рунсонцам в глаза. Второе — разумеется, уровень силы. Ты почти архимаг. Третье... происхождение. Там оно очень даже считается. Возможно, из-за Кодекса Неопределённых ты забыл своё... но ты остаёшься старшим сыном айдольского князя.

Ронес замолчал. Если учитывать происхождение... Да, дело дрянь. Лично мне известны только двое магов с родословной. Но Шелар Онельская мне уступает (к тому же, она женщина, и у неё скверный характер — не поедет, а Ронеса пришпилит к потолку), а князь Ясень Эш Вирен — князь. Ему Р'Таккой править надо. Дело дрянь ещё и потому, что мне сейчас — накануне защиты — нельзя ссориться с Советом.

— Сколько?

— Что?

— Идейных шпионов ищите в Жёлтом Легионе. Сколько, спрашиваю?

— Двести золотых по возвращении...

— А за происхождение?

— Ладно, триста пятьдесят.

— В Жёлтый Легион.

— Дорожные расходы за счёт Совета.

— Авансом и коня. Коня верну, если уцелеет.

— Господин Aelsee'dell, вы самый нахальный маг из всех, кого я знаю. Кроме, возможно, L'inova.

— Спасибо, — искренне ответил я.

Бродячий гитарист уничтожал двадцать третий отряд.

Раньше я не интересовался Рунсоном. Со времён той самой войны с оборотнями (за двести лет до моего рождения) на территории этой страны не случалось ничего интересного. Всё, что я знал о Рунсоне — тамошние песни слушать нельзя. Так называемый "рунсонский стих" был хуже религиозной литературы и не уступал старинным текстам заклинаний в своей способности вызвать крепкий, но нездоровый (ибо преждевременный) сон.

Официально я значился кем-то вроде курьера — следовало отвезти письмо висского короля рунсонскому. Обычный курьер не подошёл из-за "пути опасности превеликой" — между границами Виссы и Рунсона красовалась "Лихова запустка", хорошая такая пустошь с разбойниками и нечистью. Помимо коня и денег (к ним пришлось добавить собственные сто золотых) я получил "Справочник последних событий". Информации и вправду было немного.

Оказывается, сорок лет назад в стране сменилась правящая династия. Как-то странно сменилась. По рунсонским обычаям в таких случаях князья-претенденты собираются на турнир ("на круг"), победитель которого становится королём. Так вот, в последний раз в патриархальном Рунсоне выбрали... королеву! Конечно, женщина способна научиться неплохо драться, но...

Вот-вот, но.

Теперешний король, Эланис I, приходится сыном победительнице того круга. Пока естественно. Имеет брата Анхиса, сестру Айнар и единственного сына. Жена в "Справочнике" не упоминалась. Всё! Ни календаря, ни денежной системы! Не верю! Не верю, что это тайна; не верю, что Рунсон не чеканит собственную монету. Может, умники из Совета посчитали эти сведения лишними? Идиоты.

Зато, не иначе, как для лёгкого чтения, в справочник вошла краткая история последней войны. С указанием основных битв, полков, отрядов, подотрядов и командиров.

Этнография

Две недели спустя я миновал гряду высоких холмов, западную границу Рунсона. Первое, что бросилось в глаза, — растения. Земляничник, бук и липа взамен оставшихся по ту сторону ольхи, рябин и елей. Сколько тех холмов, а как изменился климат!

Вторая странность — вежливые пограничники. Не трусливо заискивающие, а именно вежливые, на ирксский манер, словно их этикету учили. Ни поминать королевское письмо, ни отводить глаза не пришлось. С меня взяли пять мелких монет "огниц" в висском эквиваленте — оказалось, существует простая система перевода рунсонских денежных единиц в р'таккские: одна огница равна шерскому лауфу (восемь-девять висских медяков) — да зафиксировали имя и род занятий в какой-то книге. Кстати, одежда пограничников напоминала западную, и на надморском1 они говорили нормально. Дикари?

До Канари, столицы Рунсона, оставалось сорок километров. На границе мне сообщили, что если я не хочу отклоняться от тракта, ближайший город встретится через три версты.

Три версты. От трёх с половиной до шести километров. Может, стоит там остановиться? Границу я миновал около двух, но я же не почтовый курьер, чтобы мчаться день и ночь.

Поначалу я ехал медленно. Рассматривал местную флору, прикидывая, не удастся ли добыть таких-сяких травок за четверть цены. Вон шелковка, и "красная ёлка", и алейница. Потом мне показалось, что еду я слишком медленно, и я пустил Рысёнка лёгким галопом. Происходило что-то странное. По моим прикидкам я проехал шесть, и даже семь километров, но никаких примет города вокруг не наблюдалось.

Вдруг послышался стук копыт, и чуть впереди с какой-то мелкой тропки выехал на дорогу светловолосый юноша в кожаной одежде. Нет... не так я представлял дикарей. Тоже в коже, но не в эшеньской же замше высшего сорта по два золотых за кусочек размером с берёзовый лист! Наверное, Ронес издевался.

— Добрый день. Не скажете ли, сколько осталось ехать до Нивейри?

— Верста, — бросил юноша. А может, я ошибся — голос, хотя и низкий, был похож на женский.

Но как — верста?! Тракт прямой, словно стрела, и за это время я проехал только две версты? Эфин шутит?

Тут меня осенило.

— Простите... А верста — это сколько?

— А, конечно, великая верста.

— Я нездешний.

— Я вижу. Так, в великой версте шестнадцать полётов, полёт — около трёхсот метров, а метр чуть больше двух локтей, значит...

— Меньше.

— Что?

— ЕСМ-овский метр меньше двух локтей.

— Да шут знает эти западные меры... короче, четыре с половиной ЕСМ-овских километра.

— Хорошая у вас верста.

Юноша/девушка кивнул и свернул направо.

— Слышал? Почти пять километров, — сообщил я Рысёнку.

Мы прибыли в Нивейри вечером. Естественно, все колебания насчёт продолжения поездки исчезли. До столицы оставалось около четырёх местных вёрст, или двадцать километров, а мы с Рысёнком устали. Я решил поискать корчму или постоялый двор.

Нивейри был небольшим городом, и он не сильно отличался от своей висской родни (Долинки, Верхнего Жальца или Вязневска). Фонарей было меньше — здешние правители не додумались до фонарного налога, — да стража была вооружена лучше — я замечал неплохие копья и мечи. Немного другие крыши, отсутствие вычурных монстров типа верхнежалецкой ратуши, а в остальном — похоже, очень похоже. Я окончательно уверился: никаких дикарей поблизости нет, насчёт кочевников в южной степи ещё провидец трижды наворожил, и прислали меня в обычную страну с обычными недостатками. Одно странно — неужели Висса с ней не торгует? Ну и ладно, привезу Ронесу сводную таблицу мер, весов и денежных единиц, большего он не заслуживает. За какие-то триста пятьдесят золотых...

Корчма ("витха") отыскалась быстро. Называлась она "Шерский пирог" и от висских не отличалась ничем. Совсем. Те же иероглифы на вывеске, те же расценки (в переводе); та же манера снимать вдвое, если клиент пробует расплатиться чужеземными деньгами; те же маленькие комнатки на втором этаже. Правда, в меню было пять наименований так называемых "шерских пирогов" (настоящий изобретатель — человек, дорийский повар прошлой катушки). В Виссе их часто готовят в элитных заведениях, и очень редко — в маленьких. Я из интереса попробовал. Оказалось так себе, половина трав явно заменена местными аналогами, но, опять-таки, пристойно для обычной корчмы.

На рассвете мы поехали дальше. Рысёнок выспался за ночь (я — нет), и уже два часа спустя впереди показалась каменная стена с башнями.

...У городских ворот стояла стража. Снова вежливая. За проезд сняли две огницы (то бишь, двадцать медяков) — "на ремонт башни". Башне, на мой взгляд, ремонт понадобится разве что через эру-две, ну да ладно. Я тут же спросил, где искать менялу: в Нивейри деньги разменять не удалось, поскольку купцы этой дорогой пользовались редко и, как я понял, были местными уроженцами. Пока двое стражников объясняли мне, куда ехать и где сворачивать, третий гнал от ворот какого-то оборванца: "Нет уж, твоё подзаборие, изволь валить по-хорошему, а то ведь шестник лаате проснётся. Злой он нынче как волколак, шестник-то, вчера клюк свернули, так он синты2 самопальной продегустировал, вот и злой. Полетишь ведь по-плохому, как датарцы под Ашрови...". Оборванец настаивал на праве войти в город, получил древком копья по рукам плюс пинок под зад и, постанывая, убрёл прочь.

Рунсонские деньги стали первым, что сумело удивить в номинации, отличной от "вылитый-запад-и-чего-меня-сюда-прислали". Разноцветные монетки — шеры умрут от зависти. Наименьшая, уже помянутая огница, была насыщенного пламенно-оранжевого цвета. Следующая — ветка, шесть огниц, — жёлтая с изображением большого красного цветка. Ресинка, шесть веток, — зелёная с чёрной кошачьей головой. Навальница — тёмно-синяя, почти чёрная, с белой молнией. Лешница — бледно-зелёная с голубой бабочкой. Ещё существовали (но не были мне показаны) "конь" (на который можно было приобрести табун), "повозка" (наверное, имелся в виду скарб большой деревни) и "венок" (не иначе, королевский, со всем дворцом).

Попутно обнаружилось, что в Рунсоне другие цифры, причём, их только шесть. Иероглифы похожи на западные (родом из далёкого имперского прошлого — а оно было общим), но не совпадают (всё-таки, прошлое было весьма далёким); на столичных вывесках преобладают стандартные руны; надморский язык "А все знают. В школке учили".

Разменяв сто золотых (кошель стал легче, но много объёмистей), я отправился искать постоялый двор. С этим повезло: через несколько минут прогулки на глаза попалось двухэтажное здание из какого-то голубого камня. Над синей дверью была приколочена деревянная вывеска с надписью "витха Кусачая Ласточка" и, почему-то, изображением незнакомого жёлтого цветка и пары метательных ножей. Летней веранды не было, но я вообще не встречал их в Канари. Что важнее, ниже надписи красовались голубые вертикальные полосы числом шестнадцать. Я уже знал, что количество таких полос (максимум — двадцать одна) означает класс заведения. Удобное правило.

Сговариваясь об оплате (двадцать одна ресинка в неделю), я выяснил, что неделя в Рунсоне на день длиннее западной. Поездка обретала всё большее сходство с этнографической экспедицией. Ну, во дворец я наведаюсь завтра с утра (вдруг у этих дикарей нет представления о бюрократии, и меня выпроводят из страны сразу после аудиенции?), а пока стоит осмотреть город. Понятное дело, осмотр я начал со своей комнаты. У ребят были странные представления о комфорте — голый камень без ковров и полноценный водопровод. Мраморная ванна точно не хуже моей... правда, горячую воду следовало носить в вёдрах, магических жар-камней здесь не водилось. Конечно, я мог бы согреть воду заклинанием, но более идиотского способа потратить две трети запаса даже я с ходу не назову... разве что, вызов духа приснопамятного Рэна Соото.

Пока слуги готовили ванну, я уточнил у витиха насчёт голого камня. Оказалось — действительно представления о комфорте. Хорошо, полена под голову не предложили. Впрочем, здесь скорее предложили бы булыжник: в дорогой витхе благородный камень куда уместнее убитого дерева. Кстати, в Канари большинство домов каменные. Дрова, впрочем, обыкновенные, я посмотрел...

В город я так и не выбрался. Оказалось, всё болит! Магическую стимуляцию я не люблю (вернее, не люблю её побочные результаты), и почти весь вечер (с пятнадцатиминутным перерывом ради ужина) пришлось валяться в постели.

Зря я беспокоился!