Чудо

Чудо

Чудо

Чудо

Солнечный луч лениво заглянул в окно, миновал тонкую белоснежную тюль и продолжил ощупывать комнату. Высокий стенной шкаф с раздвижными панелями... Зеркало а-ля будуар с тоннами тюбиков, баночек, скляночек, разномастными расческами на каждую пядь головы... Плазменный телевизор на стене... Широкая кровать с высоким матрасом и кокетливым розовым покрывалом, нынче небрежно отброшенным на угол...

Отмахиваясь от непрошенного гостя, Пашка натянула было простыню на голову... но тут же распахнула глаза, сев на кровати. А когда осмотрелась, покрылась холодным потом, несмотря на летнюю жару уже с раннего утра. Боясь заглянуть под простыню, ощупала себя — и сглотнула: ни нитки одежды.

— Твою мать, — простонала она, откидываясь на подушки.

События вечера упрямо не желали воссоздавать целостную картину, обрывая фильм на рюмке текилы. Хотя нет, если нахмуриться и напрячься, можно вспомнить, что потом опять было пиво...

— Твою... — снова протянула Пашка, хватаясь за голову.

Как только прошел шок от пробуждения, мозг вспомнил, что ему некомфортно и начал истерично вонзать кинжалы-иголки во всё, до чего дотянулся.

Тут же наметилось и шевеление на другой половине кровати. Пашка повернула голову, приоткрыв один глаз: хозяин комнаты высунулся из-под простыни, протянул руку до прикроватной тумбочки, нащупывая миниатюрный будильник. Поднеся его к глазам, с полминуты пытался сфокусироваться на цифрах. Видимо, потерпел фиаско, бесцеремонно бросил часы на мягкий ковер и повернулся на спину...

— Привет, — обреченно выдала Пашка, тут же пожалев об этом.

Утягивая простыню за собой, мужчина неуклюже метнулся в сторону и рухнул на пол, отчаянно матерясь.

— И тебе доброго утра, — согласилась женщина, спуская ноги на ковер. — Плаха есть?

И ей она была нужна нынче ото всех головных болей разом: замужняя женщина проснулась не просто в кровати чужого мужа, он ко всему прочему еще и друг детства Женя, а их родители изволят дружить домами. И на громаде этой трагедии — жена-лапочка хозяина комнаты, их двое детей и... шуршание в замочной скважине, нынче колокольным звоном отдавшееся в голове любовников.

Тут же позабыв глупые вопросы типа «что ты здесь делаешь?!», «что вчера было?» и «какой сегодня год?», Пашка с Женей заметались по комнате, вырывая из рук друг друга свои джинсы и футболку... И когда дверь спальни открылась, оба встали по стойке «смирно», удрученно уставившись на жену-лапочку.

Пашка знала, наверное, сотню анекдотов про внезапно вернувшихся из командировки мужей и жен; и ни один из них не подходил сейчас под ситуацию. Да и выражение лица Лены, истуканом замершей в дверях, почему-то совсем не располагало для смешных историй. Глаза блондинки постепенно сузились — видимо, мозг включился в процесс, обрабатывая вводные. Скосив глаза на Женю, Пашка сделала пару робких шажков, тут же приковав к себе взгляд Елены:

— Паша?

Очень хотелось сказать: «Нет! Это не я!». Но предательский язык какого-то черта отчеканил:

— Лена, это не то, что кажется...

Матюгнувшись собственной глупости, Пашка бесцеремонно отодвинула блондинку и вышла из комнаты, пытаясь вспомнить, где у хозяев трехкомнатной квартиры аптечка. Или холодильник с рассолом.

Запив, в итоге, аспирин соленой жидкостью из литровой банки, Паша опустилась на табуретку в кухне, уронив голову на руки. От этого скандала просто так не улизнешь.

Паша знала Женю всю свою сознательную жизнь. Ходили в один садик, учились в одной школе, жили через дом... Всё, как положено, когда твои родители тесно связаны крепко-замечательной семейной дружбой: праздники шумным застольем, отпрыски в смежной комнате, сосед-Дед Мороз и общие игрушки. Институтские годы разбросали друзей детства по разным концам города, уже не оставалось времени для тесных контактов, да и новые знакомства-увлечения требовали своих жертв.

Возобновились отношения лишь когда и Паша, и Женя обзавелись семьями, твердо встали на ноги и столкнулись на очередном семейном и шумном. На руках миниатюрной блондиночки Лены, отрекомендованной женой Евгения, сидел карапуз-мальчуган, оказавшийся сыном... Немного поднапрягшись, Паша вспомнила, что во время свадьбы Жени она была в командировке в Польше, а во время рождения первенца ее занесло в Швецию.

Зато когда на свет появлялась сестренка карапуза, Пашка с мужем даже отгулы взяли, дабы разделить этот радостный момент вместе с семьей Буровых.

Переписка по случаю, поздравления, пустой треп по скайпу за жизнью Пашки с мужем в соседнем городе, поездки в гости — всё шло своим чередом. До сегодняшнего дня, пожалуй.

Поморщившись от очередного возгласа Лены, легко перелетевшего коридор от спальни до кухни, Паша снова попыталась восстановить события минувшего вечера. Но после текилы и пива упрямо разверзся обрыв. Ни как они оказались в одной кровати, ни кто был инициатором сего безумия, ни какого черта вообще — оставалось неведомым.

Хлопнула дверь спальни, и цокая каблучками, Лена влетела в кухню, зло уставившись на Пашу. Та вздохнула, чуть разведя руками: а что тут скажешь... Максимум завтра сия история будет на слуху у всех друзей-знакомых; версии, кто оказался злостным совратителем, будут, конечно же, разниться, зато у Пашки появится возможность узнать подробности, от нее до сих пор скрывающиеся.

Самым лучшим сейчас было бы молчать. Честно выслушать всё, что о ней думают, на всякий случай согласиться и уйти при первой же возможности. Но вопреки здравому смыслу, Паша неожиданно для самой себя выдала:

— Лен, прости Жеку, а...

Пожелав самой себе откусить язык, Пашка резко замолчала; Лена, уже открывшая было рот для какой грубости, застыла; в проеме обозначился падший кормилец семьи, спешащий на выручку подруге детства...

— Не виноват он, Ленк, — несло Пашу, несмотря на в ужасе скукожившийся мозг, отчаянно подающий сигналы языку перестать ворочаться. — Это всё просто чудовищный страшный сон и безумная ошибка... текилы.

Женя бросил на подругу уничтожающий взгляд, лицо Лены побагровело:

— Ошибка!! — взвизгнула она. — Какая, к чертям собачьим, ошибка!

— Безумная, — сквозь зубы повторила Пашка, чувствуя, что голова готова разлететься на тысячу мелких осколков. — Лен, ты же взрослая, здравомыслящая женщина и должна понимать, что ни одного мужика не затянешь в чужую кровать, если у него полный порядок в семье.

Женя клацнул зубами. Развернувшись к мужу, Елена с размаху опустила ладонь на его щеку... потом еще раз... и еще... Пашка сглотнула; Женя пытался поймать руки жены, а та уже бессвязно припоминала каких-то Маш-Глаш-Даш, звуковой волной голоса хлестая по сознанию Паши. Снявшись с табуретки, та ухватила блондинку поперек талии, оттаскивая ее к окну. Одной рукой отвернула кран холодной воды, наспех наполнила первую попавшуюся чашку и вылила на голову Лены, сама же ойкнув от доброй половины, залившейся под майку.

— Сумасшедшая! — в два прыжка Женя оказался около женщин, позабыв о похмелье.

— Пошел вон, — прошипела Паша.

Всхлипнув, Лена неожиданно повисла на ее руках, зайдясь слезами. Шагнув к уголку, Пашка рухнула на мягкий диванчик, утянув блондинку за собой.

Размазывая по щекам остатки косметики, Лена сквозь рыдания пыталась вести рассказ о муже-негодяе и давно разладившейся семейной жизни; Паша, улавливающая в лучшем случае одно слово из пяти, на всякий случай кивала и поддакивала. А в голове очень не кстати всплывали сетования матери Евгения, как испортился характер невестки после рождения второго ребенка.

Частые смены настроения и истерики стали постоянными гостями дома молодых Буровых, а бабушка все чаще и чаще пыталась появляться в квартире детей, чтобы «под шумок» увести малышей на прогулку... к себе на обед... к черту на рога, только подальше из атмосферы дурдома.

С того злосчастного «рождения» прошло вот уже семь лет. Пашка, тактично не любопытствовавшая ситуацией в семье непосредственно у Жени, слушала подобные сплетни, как и водится, вполуха; да и все визиты к Буровым не выдавали хоть каких намеков на неуравновешенность Лены... Так стоит ли обращать внимание на россказни старушки...

Может, и сорвалась раз-другой, с кем не бывает, размышляла тогда Паша. Зря в присутствии свекрови, конечно, ну так тоже случается, все мы не каменные...

Но сейчас, припоминая всё сказанное Ариной Валентиновной, Пашка пыталась понять, как лучше разговаривать с человеком, в любой момент готовым вспыхнуть, словно спичка. И уже жалела, что выгнала из кухни Женю.

— Ленк, так не было ничего, говорю же, — решение пришло само.

— Как — не было? — неожиданно четко спросила Елена, хлюпнув носом.

— Ну так и не было, — Паша все еще обнимала блондинку, поглаживая ее по голове. — Ленк, ты же помнишь, что мы знаем с Жекой друг друга с пеленок, играли вместе в песочнице... У нас горшки рядом стояли! — ничего лучше просто не пришло на ум. — Какой, к чертям, интим! После горшков-то...

— Я же видела, — недоверчиво всхлипнула Лена.

— Что? Что ты видела? Что я сползла с кровати за секунду до твоего появления? При полном параде?

Новые вводные, бурей ворвавшиеся в сознание блондинки, заставили серое вещество напрячься, а Пашка уже неслась дальше, закрепляя эффект:

— Мне его юридический мозг нужен был, вот я и завалилась вчера... Ну, выпили немного... И вырубились.

— А простить его тогда за что ты просила? — прищурилась Лена, заглянув в глаза Паши.

Та мысленно обругала себя на все лады, подыскивая ответ.

— Я же сказала, помнишь: «он не виноват, прости»! — процитировала себя, наконец. — Ну какие Маши-Глаши-Даши... Паши... когда в семье-то всё путём!

В проеме двери показалась голова Жени; удивленно уставившись на подругу детства, тот часто моргал, сам не веря в свое спасение. Пашка осторожно кивнула ему, предлагая занять свое место, и выскользнула из объятий Лены, бочком отступая к прихожей.

Пронесло, мелькнуло в голове женщины.

Но напрасно.

* * *

Дела, приведшие Пашу в родной городок, задержали ее еще на две недели. Разрываясь между офисами фирм-поставщиков стройматериалов, женщина уже сто раз пожалела, что порекомендовала шефу «своих». «Чужие», как правило, не гнушаются работать...

И приходя вечерами домой, Пашка падала в кровать, едва находя сил ответить на звонок мужа. В какой-то из вечеров, сонно пообещав вернуться через день, услышала тихое: «Я завтра в Питер улетаю».

Какой Питер, успела подумать Паша уже в дреме; с этой же мыслью и проснулась, подскочив, как и водится, словно ошпаренная, опять безнадежно опаздывая везде и сразу.

И «какой Питер» узнала уже в родном московском офисе:

— Который в честь Петра назван, — буркнул шеф, листая привезенные бумаги.

— А... надолго? — растерянно спросила Пашка.

— Он телефон сожрал? — прищурился шеф. — Позвони и узнай, я не помню.

Оказалось — на неделю. И работа, опять вылившаяся в привычную жвачку московского офиса, с массой свободного времени и совершенно спокойными вечерами, позволила Паше, наконец, легко вздохнуть, снова и снова возвращаясь в злосчастное утро абсурда. Безжалостно насилуя собственную память, женщина пыталась вспомнить предшествующую ему ночь — но всё было тщетно. Пиво — текила — пиво — утро. И вопреки заверениям для Лены — в чем мать родила. Равно как и Женя.

Отмахнуться бы да забыть, сама себе поверив, что «ничего не было», да из головы не шло. Пару раз порывалась позвонить Жене, не вспомнил ли он чего. И уже выведя его имя на экран мобильного, сбрасывала: глупее ситуации и не придумаешь.

Зазвонив, аппаратик заставил Пашу вздрогнуть.

— Я завтра утренним возвращаюсь, — оповестил радостный голос мужа, — только что билет взял.

— Я встречу тебя на машине, — рассеянно пообещала Пашка, — чтобы такси не брать.

— У тебя там все в порядке?

Помедлив, Паша открыла дверь в ванную комнату, издали посмотрев на бумажку теста, оставленную на биде. Больше не надо уточнять, пронеслось у нее в голове.

— Да, в полном.

Сложив «раскладушку», Паша стояла над тестом, с минуту тупо уставившись на две яркие полоски. Девять лет упорных стараний супругов, исследований и лечений вылились в ноль. Врачи беспомощно разводили руками, советовали не падать духом и верить в чудеса.

А одна ночь с другом детства разом перечеркнула всё. И пиво с текилой перед торжественным зачатием наследника.

Приехав в аэропорт на полчаса раньше, Пашка сидела в летнем кафе, потягивая через соломинку сок. Есть несовместимые химические элементы, пришло ей в голову, а есть несовместимые люди. Также химически. Не любовь и не красота спасут мир, а таблица Менделеева.

Объявление о прибывшем рейсе Пашка пропустила. Она не спала всю ночь, пытаясь принять единственное правильное решение. И любое оказывалось неверным. Что бы ни приходило в голову, загоняло женщину в тупик, заставляя выбирать: ребенок или семья только на двоих. Никаких чудес не случится, все феи давно вымерли.

— Вот ты где! — высокий брюнет легко вытянул Пашку со стула, закружив на месте. — Черти, четыре недели! Я думал, я с ума сойду...

— Пять недель, — еле слышно поправила Паша, комкая хлопок рубашки мужа. — Леш, присядь, а...

Нет верного решения, и быть его не может. Верным было не напиваться, как поросенок, оказавшись в постели с другом детства. И ждать чуда.

Паша говорила тихо, делая паузы, когда объявляли рейсы. А серые глаза мужа не отпускали ее глаз, не позволяя уткнуться в скатерть на столе. Рассказ получился скомканным и путанным; Алексей не перебивал, давно уже уловивший суть. И когда Паша, наконец, замолчала, также тихо спросил:

— Ты зачем мне всё это рассказала?

— Чтобы мы приняли решение, — растерялась Пашка.

— Ты его уже приняла.

Поднявшись, бросил через плечо: «Я на такси доберусь», — и подхватил сумку, быстрым шагом выйдя из кафе. Паша откинулась на спинку стула, глотая слезы. Куда он доберется сомнений не вызывало.

* * *

Разорвавшись звонком скайпа, ноутбук услужливо замигал, поманив Пашку к себе. Подняв голову от подушки, женщина посмотрела на экран, щурясь спросонья. Она дремала поверх одеял, закутавшись в свитер, джемпер да еще и меховую безрукавку: декабрь с самого начала обещал быть холодным и держал свое слово.

Сумерки стремительно клонились к ночи, но Пашке не хотелось включать свет: глазам так уютнее.

— Привет, — она ткнула кнопку приема, плюхнувшись в кресло.

— Привет, — кивнул Женя. — Как дела?

— Было лучше всех, — кисло ответила Пашка, — пока я спала.

— Извини, у тебя скайп был включен...

— Жень, ты с чем? — Паша начала терять терпение; дотянувшись до обогревателя, ткнула все кнопки на максимум.

Они не общались вот уже несколько месяцев. Впрочем, это не было странным: после школьной поры их отношения не отличались большим постоянством. А уж в последнее время обоим и вовсе было чем заняться поважнее пустой болтовни.