Чудо

Чудо

Чудо

Чудо

Солнечный луч лениво заглянул в окно, миновал тонкую белоснежную тюль и продолжил ощупывать комнату. Высокий стенной шкаф с раздвижными панелями... Зеркало а-ля будуар с тоннами тюбиков, баночек, скляночек, разномастными расческами на каждую пядь головы... Плазменный телевизор на стене... Широкая кровать с высоким матрасом и кокетливым розовым покрывалом, нынче небрежно отброшенным на угол...

Отмахиваясь от непрошенного гостя, Пашка натянула было простыню на голову... но тут же распахнула глаза, сев на кровати. А когда осмотрелась, покрылась холодным потом, несмотря на летнюю жару уже с раннего утра. Боясь заглянуть под простыню, ощупала себя — и сглотнула: ни нитки одежды.

— Твою мать, — простонала она, откидываясь на подушки.

События вечера упрямо не желали воссоздавать целостную картину, обрывая фильм на рюмке текилы. Хотя нет, если нахмуриться и напрячься, можно вспомнить, что потом опять было пиво...

— Твою... — снова протянула Пашка, хватаясь за голову.

Как только прошел шок от пробуждения, мозг вспомнил, что ему некомфортно и начал истерично вонзать кинжалы-иголки во всё, до чего дотянулся.

Тут же наметилось и шевеление на другой половине кровати. Пашка повернула голову, приоткрыв один глаз: хозяин комнаты высунулся из-под простыни, протянул руку до прикроватной тумбочки, нащупывая миниатюрный будильник. Поднеся его к глазам, с полминуты пытался сфокусироваться на цифрах. Видимо, потерпел фиаско, бесцеремонно бросил часы на мягкий ковер и повернулся на спину...

— Привет, — обреченно выдала Пашка, тут же пожалев об этом.

Утягивая простыню за собой, мужчина неуклюже метнулся в сторону и рухнул на пол, отчаянно матерясь.

— И тебе доброго утра, — согласилась женщина, спуская ноги на ковер. — Плаха есть?

И ей она была нужна нынче ото всех головных болей разом: замужняя женщина проснулась не просто в кровати чужого мужа, он ко всему прочему еще и друг детства Женя, а их родители изволят дружить домами. И на громаде этой трагедии — жена-лапочка хозяина комнаты, их двое детей и... шуршание в замочной скважине, нынче колокольным звоном отдавшееся в голове любовников.

Тут же позабыв глупые вопросы типа «что ты здесь делаешь?!», «что вчера было?» и «какой сегодня год?», Пашка с Женей заметались по комнате, вырывая из рук друг друга свои джинсы и футболку... И когда дверь спальни открылась, оба встали по стойке «смирно», удрученно уставившись на жену-лапочку.

Пашка знала, наверное, сотню анекдотов про внезапно вернувшихся из командировки мужей и жен; и ни один из них не подходил сейчас под ситуацию. Да и выражение лица Лены, истуканом замершей в дверях, почему-то совсем не располагало для смешных историй. Глаза блондинки постепенно сузились — видимо, мозг включился в процесс, обрабатывая вводные. Скосив глаза на Женю, Пашка сделала пару робких шажков, тут же приковав к себе взгляд Елены:

— Паша?

Очень хотелось сказать: «Нет! Это не я!». Но предательский язык какого-то черта отчеканил:

— Лена, это не то, что кажется...

Матюгнувшись собственной глупости, Пашка бесцеремонно отодвинула блондинку и вышла из комнаты, пытаясь вспомнить, где у хозяев трехкомнатной квартиры аптечка. Или холодильник с рассолом.

Запив, в итоге, аспирин соленой жидкостью из литровой банки, Паша опустилась на табуретку в кухне, уронив голову на руки. От этого скандала просто так не улизнешь.

Паша знала Женю всю свою сознательную жизнь. Ходили в один садик, учились в одной школе, жили через дом... Всё, как положено, когда твои родители тесно связаны крепко-замечательной семейной дружбой: праздники шумным застольем, отпрыски в смежной комнате, сосед-Дед Мороз и общие игрушки. Институтские годы разбросали друзей детства по разным концам города, уже не оставалось времени для тесных контактов, да и новые знакомства-увлечения требовали своих жертв.

Возобновились отношения лишь когда и Паша, и Женя обзавелись семьями, твердо встали на ноги и столкнулись на очередном семейном и шумном. На руках миниатюрной блондиночки Лены, отрекомендованной женой Евгения, сидел карапуз-мальчуган, оказавшийся сыном... Немного поднапрягшись, Паша вспомнила, что во время свадьбы Жени она была в командировке в Польше, а во время рождения первенца ее занесло в Швецию.

Зато когда на свет появлялась сестренка карапуза, Пашка с мужем даже отгулы взяли, дабы разделить этот радостный момент вместе с семьей Буровых.

Переписка по случаю, поздравления, пустой треп по скайпу за жизнью Пашки с мужем в соседнем городе, поездки в гости — всё шло своим чередом. До сегодняшнего дня, пожалуй.

Поморщившись от очередного возгласа Лены, легко перелетевшего коридор от спальни до кухни, Паша снова попыталась восстановить события минувшего вечера. Но после текилы и пива упрямо разверзся обрыв. Ни как они оказались в одной кровати, ни кто был инициатором сего безумия, ни какого черта вообще — оставалось неведомым.

Хлопнула дверь спальни, и цокая каблучками, Лена влетела в кухню, зло уставившись на Пашу. Та вздохнула, чуть разведя руками: а что тут скажешь... Максимум завтра сия история будет на слуху у всех друзей-знакомых; версии, кто оказался злостным совратителем, будут, конечно же, разниться, зато у Пашки появится возможность узнать подробности, от нее до сих пор скрывающиеся.

Самым лучшим сейчас было бы молчать. Честно выслушать всё, что о ней думают, на всякий случай согласиться и уйти при первой же возможности. Но вопреки здравому смыслу, Паша неожиданно для самой себя выдала:

— Лен, прости Жеку, а...

Пожелав самой себе откусить язык, Пашка резко замолчала; Лена, уже открывшая было рот для какой грубости, застыла; в проеме обозначился падший кормилец семьи, спешащий на выручку подруге детства...

— Не виноват он, Ленк, — несло Пашу, несмотря на в ужасе скукожившийся мозг, отчаянно подающий сигналы языку перестать ворочаться. — Это всё просто чудовищный страшный сон и безумная ошибка... текилы.

Женя бросил на подругу уничтожающий взгляд, лицо Лены побагровело:

— Ошибка!! — взвизгнула она. — Какая, к чертям собачьим, ошибка!

— Безумная, — сквозь зубы повторила Пашка, чувствуя, что голова готова разлететься на тысячу мелких осколков. — Лен, ты же взрослая, здравомыслящая женщина и должна понимать, что ни одного мужика не затянешь в чужую кровать, если у него полный порядок в семье.

Женя клацнул зубами. Развернувшись к мужу, Елена с размаху опустила ладонь на его щеку... потом еще раз... и еще... Пашка сглотнула; Женя пытался поймать руки жены, а та уже бессвязно припоминала каких-то Маш-Глаш-Даш, звуковой волной голоса хлестая по сознанию Паши. Снявшись с табуретки, та ухватила блондинку поперек талии, оттаскивая ее к окну. Одной рукой отвернула кран холодной воды, наспех наполнила первую попавшуюся чашку и вылила на голову Лены, сама же ойкнув от доброй половины, залившейся под майку.

— Сумасшедшая! — в два прыжка Женя оказался около женщин, позабыв о похмелье.

— Пошел вон, — прошипела Паша.

Всхлипнув, Лена неожиданно повисла на ее руках, зайдясь слезами. Шагнув к уголку, Пашка рухнула на мягкий диванчик, утянув блондинку за собой.

Размазывая по щекам остатки косметики, Лена сквозь рыдания пыталась вести рассказ о муже-негодяе и давно разладившейся семейной жизни; Паша, улавливающая в лучшем случае одно слово из пяти, на всякий случай кивала и поддакивала. А в голове очень не кстати всплывали сетования матери Евгения, как испортился характер невестки после рождения второго ребенка.

Частые смены настроения и истерики стали постоянными гостями дома молодых Буровых, а бабушка все чаще и чаще пыталась появляться в квартире детей, чтобы «под шумок» увести малышей на прогулку... к себе на обед... к черту на рога, только подальше из атмосферы дурдома.

С того злосчастного «рождения» прошло вот уже семь лет. Пашка, тактично не любопытствовавшая ситуацией в семье непосредственно у Жени, слушала подобные сплетни, как и водится, вполуха; да и все визиты к Буровым не выдавали хоть каких намеков на неуравновешенность Лены... Так стоит ли обращать внимание на россказни старушки...

Может, и сорвалась раз-другой, с кем не бывает, размышляла тогда Паша. Зря в присутствии свекрови, конечно, ну так тоже случается, все мы не каменные...

Но сейчас, припоминая всё сказанное Ариной Валентиновной, Пашка пыталась понять, как лучше разговаривать с человеком, в любой момент готовым вспыхнуть, словно спичка. И уже жалела, что выгнала из кухни Женю.

— Ленк, так не было ничего, говорю же, — решение пришло само.

— Как — не было? — неожиданно четко спросила Елена, хлюпнув носом.

— Ну так и не было, — Паша все еще обнимала блондинку, поглаживая ее по голове. — Ленк, ты же помнишь, что мы знаем с Жекой друг друга с пеленок, играли вместе в песочнице... У нас горшки рядом стояли! — ничего лучше просто не пришло на ум. — Какой, к чертям, интим! После горшков-то...

— Я же видела, — недоверчиво всхлипнула Лена.

— Что? Что ты видела? Что я сползла с кровати за секунду до твоего появления? При полном параде?

Новые вводные, бурей ворвавшиеся в сознание блондинки, заставили серое вещество напрячься, а Пашка уже неслась дальше, закрепляя эффект:

— Мне его юридический мозг нужен был, вот я и завалилась вчера... Ну, выпили немного... И вырубились.

— А простить его тогда за что ты просила? — прищурилась Лена, заглянув в глаза Паши.

Та мысленно обругала себя на все лады, подыскивая ответ.

— Я же сказала, помнишь: «он не виноват, прости»! — процитировала себя, наконец. — Ну какие Маши-Глаши-Даши... Паши... когда в семье-то всё путём!

В проеме двери показалась голова Жени; удивленно уставившись на подругу детства, тот часто моргал, сам не веря в свое спасение. Пашка осторожно кивнула ему, предлагая занять свое место, и выскользнула из объятий Лены, бочком отступая к прихожей.

Пронесло, мелькнуло в голове женщины.

Но напрасно.

* * *

Дела, приведшие Пашу в родной городок, задержали ее еще на две недели. Разрываясь между офисами фирм-поставщиков стройматериалов, женщина уже сто раз пожалела, что порекомендовала шефу «своих». «Чужие», как правило, не гнушаются работать...

И приходя вечерами домой, Пашка падала в кровать, едва находя сил ответить на звонок мужа. В какой-то из вечеров, сонно пообещав вернуться через день, услышала тихое: «Я завтра в Питер улетаю».

Какой Питер, успела подумать Паша уже в дреме; с этой же мыслью и проснулась, подскочив, как и водится, словно ошпаренная, опять безнадежно опаздывая везде и сразу.

И «какой Питер» узнала уже в родном московском офисе:

— Который в честь Петра назван, — буркнул шеф, листая привезенные бумаги.

— А... надолго? — растерянно спросила Пашка.

— Он телефон сожрал? — прищурился шеф. — Позвони и узнай, я не помню.

Оказалось — на неделю. И работа, опять вылившаяся в привычную жвачку московского офиса, с массой свободного времени и совершенно спокойными вечерами, позволила Паше, наконец, легко вздохнуть, снова и снова возвращаясь в злосчастное утро абсурда. Безжалостно насилуя собственную память, женщина пыталась вспомнить предшествующую ему ночь — но всё было тщетно. Пиво — текила — пиво — утро. И вопреки заверениям для Лены — в чем мать родила. Равно как и Женя.

Отмахнуться бы да забыть, сама себе поверив, что «ничего не было», да из головы не шло. Пару раз порывалась позвонить Жене, не вспомнил ли он чего. И уже выведя его имя на экран мобильного, сбрасывала: глупее ситуации и не придумаешь.

Зазвонив, аппаратик заставил Пашу вздрогнуть.

— Я завтра утренним возвращаюсь, — оповестил радостный голос мужа, — только что билет взял.

— Я встречу тебя на машине, — рассеянно пообещала Пашка, — чтобы такси не брать.

— У тебя там все в порядке?

Помедлив, Паша открыла дверь в ванную комнату, издали посмотрев на бумажку теста, оставленную на биде. Больше не надо уточнять, пронеслось у нее в голове.

— Да, в полном.

Сложив «раскладушку», Паша стояла над тестом, с минуту тупо уставившись на две яркие полоски. Девять лет упорных стараний супругов, исследований и лечений вылились в ноль. Врачи беспомощно разводили руками, советовали не падать духом и верить в чудеса.

А одна ночь с другом детства разом перечеркнула всё. И пиво с текилой перед торжественным зачатием наследника.

Приехав в аэропорт на полчаса раньше, Пашка сидела в летнем кафе, потягивая через соломинку сок. Есть несовместимые химические элементы, пришло ей в голову, а есть несовместимые люди. Также химически. Не любовь и не красота спасут мир, а таблица Менделеева.

Объявление о прибывшем рейсе Пашка пропустила. Она не спала всю ночь, пытаясь принять единственное правильное решение. И любое оказывалось неверным. Что бы ни приходило в голову, загоняло женщину в тупик, заставляя выбирать: ребенок или семья только на двоих. Никаких чудес не случится, все феи давно вымерли.

— Вот ты где! — высокий брюнет легко вытянул Пашку со стула, закружив на месте. — Черти, четыре недели! Я думал, я с ума сойду...

— Пять недель, — еле слышно поправила Паша, комкая хлопок рубашки мужа. — Леш, присядь, а...

Нет верного решения, и быть его не может. Верным было не напиваться, как поросенок, оказавшись в постели с другом детства. И ждать чуда.

Паша говорила тихо, делая паузы, когда объявляли рейсы. А серые глаза мужа не отпускали ее глаз, не позволяя уткнуться в скатерть на столе. Рассказ получился скомканным и путанным; Алексей не перебивал, давно уже уловивший суть. И когда Паша, наконец, замолчала, также тихо спросил:

— Ты зачем мне всё это рассказала?

— Чтобы мы приняли решение, — растерялась Пашка.

— Ты его уже приняла.

Поднявшись, бросил через плечо: «Я на такси доберусь», — и подхватил сумку, быстрым шагом выйдя из кафе. Паша откинулась на спинку стула, глотая слезы. Куда он доберется сомнений не вызывало.

* * *

Разорвавшись звонком скайпа, ноутбук услужливо замигал, поманив Пашку к себе. Подняв голову от подушки, женщина посмотрела на экран, щурясь спросонья. Она дремала поверх одеял, закутавшись в свитер, джемпер да еще и меховую безрукавку: декабрь с самого начала обещал быть холодным и держал свое слово.

Сумерки стремительно клонились к ночи, но Пашке не хотелось включать свет: глазам так уютнее.

— Привет, — она ткнула кнопку приема, плюхнувшись в кресло.

— Привет, — кивнул Женя. — Как дела?

— Было лучше всех, — кисло ответила Пашка, — пока я спала.

— Извини, у тебя скайп был включен...

— Жень, ты с чем? — Паша начала терять терпение; дотянувшись до обогревателя, ткнула все кнопки на максимум.

Они не общались вот уже несколько месяцев. Впрочем, это не было странным: после школьной поры их отношения не отличались большим постоянством. А уж в последнее время обоим и вовсе было чем заняться поважнее пустой болтовни.

— Мне мать сказала, что ты беременна, — выпалил Женя, верно уловив настроение подруги.

— С женщинами такое порой случается, — согласилась Паша.

— Есть какая возможность поговорить без этого дурацкого экрана? — Женя постучал костяшками пальцев по экрану своего ноута, заставив тот чуть покачнуться.

— Приходи, поговорим, — пожала плечами Пашка, включая настольную лампу, чтобы собеседник, наконец, увидел интерьер. — Я дома, у родителей. Твои информаторы плохо работают, Буров, — не сдержалась от ехидства.

Изображение Жени тут же отключилось, явив взору белое поле скайпа. Вздохнув, Паша побрела на кухню двушки и щелкнула чайник, инспектируя содержимое холодильника, который наполовину был забит витаминами. Каждый вечер мать разве что не пересчитывала каждый фрукт-овощ, всегда недовольная, что дочь «опять съела мало».

Услышав приехавший на этаж лифт, Пашка распахнула входную дверь, опережая звонок.

— Я не знал, что ты в городе.

— Я не афишировала явление себя, — прищурилась Паша. — К тому же, мне вполне хватает внимания армии врачей, чтобы выслушивать еще и охи-ахи знакомых.

Женя подхватил на руки ближайшую из трех кошек, особенно настырно трущуюся у его ног, и прошел в комнату. Как начать разговор он понятия не имел. Спрашивая Пашку о приватной беседе, он не ожидал, что та окажется в двух минутах черепашьего хода от него.

— Я несколько отстал от жизни вокруг, — Женя опустился в кресло у стола, скользнув взглядом по животу Пашки.

— Я пришлю тебе приглашение на свадьбу чада, чтобы ты не пропустил ненароком, — пообещала та.

Женя поморщился; привычное ехидство подруги сейчас раздражало.

— Лешка, поди, счастлив...

— Жень, — перебила Паша, — ты говори, зачем пришел. Давай без реверансов. А уж счастлив Алексей, или нет, мы с тобой в другой раз обсудим.

— Ты же знаешь, зачем я пришел, — подался вперед Женя.

— Вполне возможно, — Пашка скопировала его движение, качнув кресло. — Но могу и ошибаться. Беременным, говорят, всякая чертовщина мерещится.

— Ребенок — мой?

— Не мерещится, — Пашка откинулась на спинку, подперев голову. — Ребенок, Женя, мой.

— Никак почкованием научилась размножаться?

— Форточное зачатие, — кивнула женщина.

Скинув кошку на пол, Женя в задумчивости с минуту рассматривал лицо подруги детства. Упрямая, как ослица, непредсказуемая, как летний дождь, и безумная — без сравнений, ибо такой степени безумства человечество пока еще не видывало.

— Ты почему не сказала? — выдал, наконец.

— А зачем, Жень? — резонно спросила Пашка. — У тебя семья. И у меня семья. Была. Кому нужны мои откровения?

— Что значит — была? — Женя тут же выцепил нужную информацию.

— Ничего неожиданного, — вздохнула Пашка. — Я не захотела врать, а Леша честно признался, что не сможет принять — давай уж называть вещи своими именами — нагулянного ребенка. Как ни крути, измена она и есть измена.

— Ты зачем сказала, дура? — «утешил» Женя.

— Мне кажется, или ты слушаешь через слово? Жень, я не умею и не хочу врать. А Лешка и вовсе последний, кто этого заслуживает...

— Зато он, видимо, заслуживает твоих дурацких признаний в том, что ни ты ни я вообще не помним. Правдоподобнее уж было бы сказать об искусственном оплодотворении.

— Если ты не заметил, вы несколько по-разному выглядите, — Пашка склонила голову на бок, все еще размышляя, прибавить другу набор пощечин, или Лениных хватит.

Поднявшись, она подхватила опустевшую чашку и побрела на кухню, от греха подальше.

— Как Лена? — вернувшись в комнату, Пашка решила перевести тему, посчитав прежнюю исчерпанной и закрытой.

— Очень надеюсь, что в порядке, — опустил голову Женя. — Она на развод подала. И съехала.

— Ой, — Пашка плюхнулась в кресло, распахнув глаза, — как на развод? Почему на развод?

Буровы никак и ни при каких обстоятельствах не ассоциировались у нее по отдельности. Казалось, в этом мире нет ничего постояннее и прочнее их брака. Впрочем, о своем она думала то же самое.

— В свете недавних событий это не может быть таким удивительным, — Женя передразнил подругу.

— Она же поверила! — воскликнула Пашка.

— Не обижай меня, думая, что я женился на дуре, сделай милость.

— Маши-Глаши-Даши даром не прошли-таки? — укусила Паша.

— Глупости не повторяй. Одной тебя вполне хватило.

Повисшая тишина, казалось, сгустила воздух. Перед глазами Пашки начали скакать разноцветные круги, постепенно объединяясь в единый черный овал. Чашка с горячим чаем резко наклонилась и с глухим стуком ударилась о толстый ковер, тут же распугав всех кошек в комнате. Матерясь на самого себя, Женя едва успел подхватить Пашку, пока та не встретилась с полом. Не зря ведь она ничего не знала…

* * *

— Ты уже не работаешь? — с надеждой спросил Женя, когда Паша снова распахнула глаза; утопающая в полутьме комната еще плыла перед ее взором, но серые пятна постепенно растворялись, нехотя уступая место реальности.

На полу удобнее, промелькнула неожиданная мысль.

— Нет, — лениво помотала головой Пашка, выталкивая из себя слова. — Мать настояла… Я на сохранении…

Павлину «угораздило» родиться в семье врачей. И путь ей был также в операционную — продолжать традицию. Но девушка проявила характер, выбрав инженерную стезю. Только в отличие от многих своих коллег сумела прилично устроиться в строительном холдинге.

— Пашк, — снова заговорил Женя, поднимаясь с ковра и подавая подруге руку, — я признаю ребенка. И буду постоянно рядом.

— Благодетель, — фыркнула Пашка, усаживаясь в кресле.

Поискав кружку, обнаружила ту опять наполненной на столе; мокрый ковер был уже тщательно вымыт — Женя нашел, чем заняться, пока она валялась без сознания.

— О последствиях подумал, умник?

Чуть было не ляпнув, что об их грехопадении знают уже все знакомые — и близкие, и дальние, — Женя лишь коротко кивнул, не вдаваясь в подробности.

— Тогда ты не тем местом подумал, — усмехнулась Паша, отпивая чай. — Давай поразмышляем вместе.

Усевшись поудобнее, женщина хитро посмотрела на друга:

— Предположим, через пару лет вы с Леной помиритесь-таки и сойдетесь-поженитесь взад... — Паша подняла руку, требуя тишины, когда Женя собрался было возразить. — Не зарекайся, дорогой, милые бранятся... сам знаешь. И какой бы Елена ни была зайкой и ангелом, ни одну жену не будет умилять вид бастарда ее мужа. Но предположим, ты прав, и Лена настроена весьма решительно самостоятельно воспитывать ваших отпрысков, — «смилостивилась» Паша, снова пригубив чай. — И тогда мы вспомним, что ты молодой и полный сил мужчина, который решит-таки рано или поздно создать новую семью, — на этот раз Женя решил не возражать. — Знакомство с отпрысками представил? — улыбнулась Пашка. — Ваши с Леной — вполне законные и там все в порядке. А как ты представишь третьего, «рядом с которым ты постоянно», да еще и признанного? А меня? «А вот это, дорогая, Паша, мы с ней однажды переспали, правда оба ни черта не помним». Лицо избранницы представил? Мало того, что какой-то там бастард, да еще и мама в придачу.

По всей видимости, в такое далекое будущее Женя подумать еще не успел.

— Но даже если я и смогу понять твое желание резко оборвать свое «присутствие рядом» в какой-то момент, расскажи мне, как я должна буду объяснить это ребенку, который, не дай бог, уже папой тебя называть начнет, если ты вдруг затянешь мероприятие повторной женитьбы, а? Поднапрягшись, я придумаю, почему папа... приходящий. Но вот почему и такого вдруг не стало, мне уже не придумывается, — закончила Пашка без тени улыбки, громко опустив чашку на стол.

Женя вздрогнул, переведя взгляд на подругу:

— Ты же не запретишь мне видеться с ребенком?

— Видеться — нет, — Пашка мотнула головой, — друзья же детства, как ни посмотри, — усмехнулась она.

В замочной скважине провернулся ключ — родители распахнули дверь и ввалились в прихожую, громко обсуждая... стройку. Пашка нахмурилась: как правило, предки еще долго были мыслями на работе, вернувшись домой, и битый час разговоры крутились вокруг очередной операции или «интересного случая»...

Алексей, шагнувший в квартиру следом, выдавил из легких Пашки обреченный стон. Слушая родной голос мужа, женщина лихорадочно осматривала комнату, пока ее взгляд, наконец, не остановился на балконе.

— Даже не думай, — прошипел Женя, поднимаясь с кресла навстречу Алексею.

— Женька! — обрушился громом бас отца Пашки, и высокий седовласый мужчина слишком резво для его лет проскочил в комнату, вставая между молодыми людьми и тряся руку юриста, приветствуя. — Сто лет не заходил, поганец!

— И еще столько же тебя не видеть бы, — прошептал Алексей, не отпуская глаз соперника.

— Леш, а ты чего замер-то, — не унимался отец. — Раздевайся давай, сейчас ужинать будем!

Ни жива ни мертва, Пашка как приросла к креслу, в красках представляя дальнейшее развитие событий. Алексей выше, шире в плечах и спортзал его закадычный друг. Единственный же тренажер Евгения — шариковая ручка. А отец не будет стоять между мужчинами вечно.

За спиной Алексея замаячила мать Пашки. Тихонько ойкнув, предпочла ретироваться в кухню, подхватив сумки.

— Ну и какого черта ты здесь делаешь? — спросил, наконец, Алексей, не обращая внимания на свекра.

— Все вопросы — после ужина! — слишком громко приказал тот.

Не отпуская руки Жени, он начал отступать обратно в прихожую, утягивая юриста за собой. Бросив взгляд на Пашку, тот, наконец, поддался, не без труда миновав Алексея. Стянув пальто, тот тихонько прикрыл дверь комнаты, отсекая полутемное пространство от голосов из кухни.

— Замечательная уютная обстановка, — Алексей осмотрелся, поймав, наконец, взгляд жены.

— Ты же знаешь, что я не люблю верхний свет.

За последние пять месяцев они виделись всего один раз. Уехав из аэропорта в свою однушку, Алексей приложил все усилия, чтобы на следующий день не столкнуться в офисе с Пашкой. А закончив дела, выбил себе отпуск за свой счет и — исчез.

Устав общаться с его автоответчиком, Паша поехала к мужу сама, отгоняя череду мыслей, истерящих в ее голове. Алексей был трезвым, разве что бритвенный станок не трогал с неделю. Отступив в прихожую, пропустил жену в квартиру... Разговор был коротким и содержательным.

Только очень позже Пашка поймет, что совершила глупость, равной которой ей больше никогда не придумать. Оставь она Алексея тогда в покое, дав возможность самому разложить мысли и чувства по полочкам, всё могло обернуться по-другому.

Но закрывшаяся за ней дверь на долгих пять месяцев разлучила супругов, подчиняясь женскому нетерпению и уступая эмоциональному порыву расставить все точки раньше времени.

На развод не подал ни один из них. Уже через месяц Пашке стало не до всего мира вокруг вообще: самочувствие резко ухудшилось, постоянные обмороки заставили внести существенные изменения в размеренную жизнь. Работать до самых родов больше не представлялось возможным.

Выйдя из отпуска, Алексей хотел было написать заявление об уходе... но в отделе кадров его развернули, отчеканив, что Паша в декретном на сохранении. А потом ей еще с полгода с младенцем сидеть.

— Итого: тринадцать месяцев, — поджала губы дама из отдела кадров. — За это время вы сто раз разберетесь. Иди работать и не истери, как баба.

Рассуждать со стороны, впрочем, оказалось проще, чем делать.

Названивая теще на работу, Алексей выслушивал ее чириканье о состоянии Паши, безнадежно утопая в медицинских терминах. Все разговоры заканчивались предложением женщины навестить непосредственно объект его интереса. Алексей бубнил что-то невразумительное и прощался — до следующего звонка с тем же вопросом.

И, наконец, не выдержав, растоптал собственную гордость, приехав.

Чтобы тут же ткнуться носом в Евгения.

— Раз твой юрист не удостоил меня ответом, — протянул Алексей, прохаживаясь по комнате, — может, ты скажешь, что он тут делает.

— Ты приехал скандалить? — прищурилась Пашка.

Совсем не такой она видела их новую встречу, если таковой было суждено случиться снова.

— Я приехал к своей беременной жене, — прошипел Алексей.

— А он пришел справиться о здоровье своей подруги, — в тон ему ответила Паша. — Друзья уже не могут приходить ко мне с визитом?

— Некоторым из них стоило бы придержать свои визиты при себе, — выплюнул Алексей, остановившись.

Распахнувшаяся дверь обозначила в проеме отца Пашки, благоразумно не пожелавшего оставлять детей сейчас наедине:

— Ужин, ужин, ужин! — возвестил он, подскакивая к дочери и поднимая ее из кресла. — Все разговоры могут подождать.

Женя, сначала порывавшийся было ретироваться из бочки с порохом, в которую превратилась квартира с приездом Алексея, тут же передумал, решительно присев за длинный стол — как только брюнет заслонил собой пространство дверного проема, подталкиваемый свекром в спину. Паша опустилась на табуретку, стараясь разучиться дышать: как правило, она предпочитала есть в своей комнате, по возможности пореже вдыхая ненавистные сейчас запахи.

— Как на работе? — Пашка решила взять инициативу в свои руки, пока мужчины не испепелили друг друга взглядами.

— Как обычно, — ответил Алексей. — Твой зам молится за твое скорейшее возвращение...

— Работа никуда не убежит, — ляпнул Женя. — Сами справитесь. Паше сейчас не о стройматериалах думать надо...

— Тебя не спросили, о чем ей думать, — тут же вспыхнул Алексей.

— И зря, — не остался в долгу Женя, — что не спросили. У меня хоть есть опыт — я был рядом с женой, когда она беременная ходила.

Столовые приборы угрожающе звякнули. Откашлявшись, отец Пашки вскочил с табуретки, подняв рюмку с коньяком и возвестив: «Тост!».

— Вот и иди виться вокруг своей жены, — не слышал его Алексей.

— Как отец ребенка я считаю своим долгом поддерживать Пашу, раз больше все равно некому...

Обернувшись пунцовым, Алексей отбросил вилку:

— Как ее муж я не собираюсь отдавать тебе какое бы то ни было отцовство.

— Брачный танец быков, — Пашка откинулась на стену за спиной и сложила руки на груди. — Меня спросить не хотите, хотя бы ради приличия?

— Хоть собираешься, хоть нет, — она не была услышала так же, как и ее отец, замерший со стопкой в руке, — а фактов тебе не оспорить. И от своего ребенка я не намерен отказываться.

— Это просто смешно! — хохотнул Алексей, шлепнув ладонью по столу. — Папаша нарисовался! Павлина пока носит мою фамилию...

— Вот именно — пока, — прищурился Женя.

— Буров, ты не много на себя берешь? — снова подала голос Пашка.

— Даже не рассчитывай на это, — угрожающе прошипел Алексей, поднимаясь из-за стола, подобно Жене не желая слышать никого вокруг. — Это моя жена и мой ребенок...

— Будет твой, как только ты такового сделаешь, — Женя вскочил, оказавшись нос к носу с Алексеем.

— Заткнитесь оба! — крикнула Паша, заехав кулаком по столу; тарелки жалобно звякнули, подскочив. — Всё поделили? И меня, и ребенка?

Мужчины в недоумении повернулись к ней.

— Пошли вон, оба! — прошипела женщина, медленно поднимаясь. — Это мой ребенок, моя жизнь и только мне решать, какая у него будет фамилия, имя и... — она запнулась, подавившись собственным праведным гневом, — цвет глаз! — выдала, наконец. — Вон!!

Мать Пашки икнула, глотнув воды; отец резким движением закинул в себя коньяк. Выматерившись, Алексей шумно покинул кухню, а потом и квартиру, хлопнув дверью. Женя поплелся следом.

— Где мои чертовы витамины? — спросила Пашка у матери, грузно опустившись на табуретку. — Я с утра не жрала морковку...

* * *

Ковыряясь вилкой в тарелке, Паша рассеянно слушала ворчание отца. Ругая то себя, что не выставил Евгения, потом дочь, что выгнала обоих мужиков, затем мать, что та постоянно икает... отец семейства закидывал рюмку за рюмкой, опустошая банку с маринованными грибами.

Не выдержав, Пашка поднялась и вышла в прихожую, одеваясь. Крикнув, что ушла прогуляться перед сном, быстро спустилась по ступенькам, игнорируя лифт. Ей полезно по лестницам бегать нынче.

Тяжелая металлическая дверь подъезда нехотя отворилась, выпуская женщину в морозный декабрь. Подняв воротник дубленки, Пашка медленно спустилась с подъезда, шагнув в темноту двора, и поплелась по дорожке. Мысли зло роились в голове, а мороз пасовал перед кипящим негодованием — Паша пинала примерзшие к асфальту камешки, на все лады проклиная всех мужчин на земле скопом.

И замерла, пытаясь понять, что не так.

На стоянке тихонько урчала мотором машина. Пашка узнала бы этот звук из тысячи, но она с минуту стояла в отупении, уставившись на Опель. Алексей включил в салоне свет, и Пашка приказала-таки ватным ногам разорвать дистанцию. Юркнув на пассажирское сиденье, тут же поморщилась: запах спиртного ввинтился в нос, грозясь убить обоняние.

— Ты что, все это время здесь проторчал?

Алексей отрицательно покачал головой:

— До магазина еще доехал. А у них только коньяк оказался. Хочешь? — он поднял почти опустевшую бутылку, тут же встрепенувшись: — А, ну да, тебе же нельзя.

Паша стянула перчатки, бросив их на стойку.

— Леш, ты приехал-то зачем? — вздохнула она.

— Не поверишь — не к Жене, — усмехнулся Алексей, отпивая из горла. — Поговорить хотел.

— Лешк, пойдем домой, а? — предложила Пашка единственное верное сейчас решение. — А утром поговорим. Ты же нахрюкался уже.

— Домой? — Алексей повернул голову к жене. — А у нас еще есть дом, Пашка?

— Есть, Леш, есть, — она протянула руку, погладив мужа по щеке. — Пойдем, а?

Поймав ее ладошку, Алексей тихонько сжал тонкие пальцы; потянулся, выключая в салоне свет; серые глаза неожиданно озорно блеснули в тусклом луче от уличного фонаря.

— А поехали покатаемся лучше!

— Леша... — сердце Пашки на секунду замерло, а потом бешено заколотилось, выбивая ритм танго. — Лешка, ты пьян.

— Да брось ты, — протянул Алексей, бросая ее руку и вжимая педали.

Взвизгнув покрышками, Опель рванул с места, выезжая со стоянки.

— Дурак, гололед же! — закричала Паша, вжимаясь в сиденье.

— Был Леша, теперь дурак, — рассмеялся Алексей, уже на скорости выезжая из двора и проскакивая под красный свет.

Краем глаза Пашка заметила справа красные Жигули, начавшие движение под зеленый свет — зашипели тормоза; вторя им, водитель высунулся из окна, матерясь на Опель.

— Зато Женя у нас умный! — Алексей включил пятую скорость, выезжая на магистраль.

— Остановись, идиот, — шипела Пашка, лихорадочно хватаясь за ремень безопасности и пытаясь щелкнуть замком; Опель вильнул, снова лишив ее такой возможности.

— Жена укатила, зато подруга детства под руку подвернулась! — несло Алексея. — Уж точно — не дурак! Нашел, как скоротать вечер!

— Леш, остановись... — как мантру начала повторять Пашка побледневшими губами. — Мне плохо.

— Что ты вообще у него забыла! — не слышал ее Алексей, лихо обгоняя редкие машины и закладывая повороты на полной скорости.

Ловя колесами лед, Опель скользил, отчаянно пытаясь не вылететь с дороги; пейзаж перед глазами Пашки начал постепенно размываться, сужаясь в одну черную точку. Молясь за пост ГАИ, она прикрыла веки, чувствуя, что сползает с сиденья. Ремень безопасности выскользнул из рук женщины, и та закатила глаза, поддавшись взорвавшейся в мозгу спасительной пустоте.

— Пашка! — Алексей повернулся к жене, одновременно вдавив педаль тормоза.

Закрутившись, Опель понесся сквозь полосы магистрали.

Взвизгнул джип, пытаясь уклониться от столкновения — но поздно. Широко распахнув глаза, водитель вывернул руль, приняв Опель в крыло внедорожника — и уже две машины скользнули с дороги.

Пашка не вернулась в сознание — ее грубо вытолкало в реальность, когда джип впечатал Опель в фонарный столб. Каркас легковушки пронзительно лязгнул, резко сжав пространство салона; сиденья безнадежно похоронили под собой коробку передач. Пашку несколько раз бросило из стороны в сторону. Потеряв ориентацию, она вжала голову в плечи, закрываясь руками...

Несколько секунд водитель джипа сидел не шевелясь: всё самое страшное взял на себя Опель, теперь зажатый между столбом и внедорожником. Оторвав, наконец, руки от руля, мужчина быстро ощупал себя, прислушиваясь к ощущениям. И вывалился наружу через пассажирское сиденье — левое крыло словно срослось нынче с Опелем.

Обогнув машину, что-то зашептал, уставившись в салон легковушки; нащупав мобильник в кармане, мужчина дрожащими пальцами набрал экстренный вызов — оператор долго не могла добиться от него внятного объяснения, куда высылать машину. И какую. Уловив, наконец, слово «авария», зажала микрофон рукой и запросила «скорую».

— Наверное, уже труповозку давайте, — промямлил мужчина, не в силах оторваться от кровавого месива в Опеле.

— Дайте ориентиры, — начала терять терпение оператор, — я не знаю, куда высылать машину!

Авария собрала вокруг себя с десяток любопытствующих. Обходя машины, люди спорили, как будут вызволять пострадавших... Приехавшие медики, не долго думая, споро вынесли заднее стекло.

Кто-то справился о состоянии водителя джипа. Но тот только крестился и заверял, что на нем нет ни царапины. Тут же его вниманием завладел страж дорог, пытающийся составить протокол с путаных объяснений...

Первой из Опеля достали Пашку. Еще только протиснувшись в салон, парамедик невольно выругался, откинув сиденье: беременная. Кресло водителя заклинило намертво, и Алексея пришлось тащить через пассажирское место. Впрочем, в условиях вдвое сократившегося пространства салона, эти понятия уже были очень расплывчатыми.

— Мужики, куда вы их? — водитель джипа подскочил к карете «скорой помощи», заглядывая в салон.

— Родственник, что ли? — спросил кто-то.

— Да нет, я из джипа, — растерялся мужчина.

— Не дергайся, не в морг, — парамедик понял по-своему. — Сегодня четвертая дежурная.

Взвыв сиреной, «скорая» укатила.

Осмотревшись, мужчина подскочил к стражу дорог, прильнувшему к рации.

— Серебристый Опель, — чеканил тот, — права на Свердлова Алексея Викторовича, семьдесят пятого года рождения... О черт... Он москвич, погоди... — порывшись в бумажках из легковушки, парень снова поднес рацию к губам. — Нет ничего на женщину. Попробуй с москалями связаться. Погодь, я тебе все его циферки прочитаю...

Парень раскрыл паспорт Алексея, и водитель джипа отошел, поняв, что и тут ему ничего не ответят. Облокотившись о полицейскую машину, стал безучастно наблюдать за действиями подъехавшего эвакуатора: не без труда оттащив его джип, погрузили Опель... Зацепили крюками...

— За вашим второй сейчас подъедет, — владельца джипа работяги определили безошибочно; тот кивнул, выводя на экран телефона номер жены...

* * *

Пашка открыла глаза и осторожно осмотрелась: вокруг нее суетились люди в белых халатах; слова пробивались в сознание как сквозь вату. Женщина поморщилась от обилия медицинских терминов, тут же разозлившись. Ни повернуть головой, ни тем более сесть она не могла — тело не слушалось. Даже пальцем не пошевелить. Злость сменилась паникой: что значит ничем не пошевелить?!

Пашка начала скашивать глаза из стороны в сторону, мычать, но никто, казалось, не обращал внимания на ее попытки возвестить о своем состоянии. Более того — готовили машину электрошока. Какой, к чертям, «разряд», пронеслось в голове Пашки, я же в сознании, люди!

И вдруг она услышала шаги — тихие-тихие, но почему-то очень отчетливо выделяющиеся на фоне всеобщей суматохи, сквозь голоса уверенно заявляющие о себе. Скосив глаза вправо, Пашка различила фигуру медсестры в зеленом костюмчике. Приблизившись, та склонилась над ней, медленно сняв с лица маску. Большие раскосые глаза дружелюбно смотрели на Пашку, улыбаясь.

— Шшш, — прошептала медсестра, проведя рукой по волосам женщины, — не бойся.

— Скажите им, — зашептала в ответ Пашка, с удивлением отметив, что язык начал слушаться, — скажите, что я в сознании... Не надо разряда...

— Шшш, — повторила медсестра. — Они не услышат, дорогая.

— Как же так, — Пашка перевела взгляд на яркую лампу над ней, — как же... Я же в сознании... Люди!! — закричала она.

Медсестра улыбнулась шире, снова тронула волосы Пашки.

— Ладно, — смирилась Паша, — ладно... хорошо... пусть будет разряд... черт с вами...

И стиснула челюсти, напрягшись. Медсестра ласково погладила ее по голове, промолчав. В сознание Пашки врезался приказ доктора о разряде, потом раздался глухой звук...

Все уставились на экран, провожая глазами безжизненные линии.

— Я же сказала: не бойся, — повторила медсестра.

— Так не было же разряда, — запричитала Пашка, — ничего не было...

И боли не было. Она только сейчас поняла, что совершенно не чувствует собственное тело.

— Где Леша? — спохватилась Пашка, снова поймав взгляд медсестры. — Что с ним?

Женщина перестала улыбаться, подбирая слова.

— Где он?? — закричала Паша.

Хотелось вскочить, встряхнуть медсестру, выбить из нее ответ...

— Здесь он, здесь, — ее рука на голове Пашки дрогнула. — Только зачем он тебе? Ты же сделала свой выбор уже, давно.

— Какой, к чертям, выбор! — процедила Паша, скользя взглядом по лицу медсестры. — Что с ним?

— Странная ты, — погрустнела незнакомка. — Сначала сама от мужа отказываешься своей откровенностью, а теперь, вот, переживаешь. Нет его для тебя уже давно.

— Я не отказывалась, — понизила голос Пашка. — Даже и не думала!

— А всю ночь-то что делала? Помнишь? Либо ребеночек... Либо Леша...

— Погоди… погоди… — Пашка облизнула враз пересохшие губы. — Не заговаривай мне зубы. Мы взрослые люди... Всякое случается... И дети — тоже!

— Дети — тоже «всякое»? — уточнила медсестра.

— Он же приехал! — Пашка уцепилась за соломинку.

— Приехал, — не стала спорить женщина. — А зачем он приехал, ты хоть знаешь? Вы даже не поговорили ведь.

Пашка молчала. Очень хотелось крикнуть в лицо этой медсестры, что Алексей приехал к ней — за ней...

— Может, развода просить приехал, — тихо говорила женщина. — А может, предложить вернуть семью... ценой ребенка. Ты же не знаешь, зачем, вы же не успели поговорить.

— Нет... — по щекам Пашки покатились слезы. — Не могло так быть...

— Почему не могло? — снова улыбнулась медсестра. — Он же бросил тебя, когда узнал о ребенке. А теперь вдруг приехал — прям так и «за тобой»...

— Не может такого быть, — упрямилась Паша. — Никак не может... Это же наш единственный шанс на ребенка...

— Твой шанс, — поправила ее медсестра.

— Мне тридцать семь, — плакала Пашка, не обращая на собеседницу внимания. — Понятно же, что никакого чуда уже не случится... Девять лет... Полной безнадежности... Этот ребенок — наш с Лешей единственный шанс иметь детей...

— Чуда? — переспросила медсестра. — Чудо, дорогая, это то, во что ты веришь. А не рой фей над васильковым полем.

Пашка разрыдалась в голос, с какой-то тупой надеждой заглядывая в раскосые глаза собеседницы. Она поверит! Она сможет! Хоть в фей, хоть в троллей... только...

— Что с Лешей? — прорыдала Пашка.

Медсестра вздохнула, поджав губы.

— А правильный ли ты выбор сделала тогда, дорогая?

— Да скажи мне, наконец!!

— А если я скажу тебе, — медсестра положила теплую ладошку на лоб Паши, — что его жизнь зависит от смерти ребеночка... Что тебе опять надо выбирать... Ребенок — или жизнь мужа, который еще не понятно, зачем приехал...

Паша всхлипнула, перевела взгляд на лампу над собой.

— Не может такого быть, — прошептала она.

— Может быть всё, что угодно, — вздохнула медсестра.

— Кому угодно?

— Мне.

И этот короткий ответ почему-то полностью отмел невозможность подобного обмена. Слезы постепенно высыхали, уступая место обреченности. Незнакомка терпеливо ждала решения Паши, методично поглаживая ее по голове; не торопя отказаться от одного из...

Чудо — это то, во что веришь.

Она сможет поверить.

— Леша, — закрыла глаза Пашка. — Я выбираю Лешу...

* * *

Медсестра пристроила капельницу, открыла клапан — и в который уже раз скользнула взглядом по лицу Алексея. Его спустили из реанимации два дня назад, в течение которых он несколько раз возвращался из пустоты лишь в бреду, так и не приходя в сознание. Окрестив его «стабильным», врачи посоветовали родственникам надеяться на чудо.

Поправив чепчик, женщина развернулась, сделала шаг — и вздрогнула: Алексей поймал ее руку, слабо удерживая.

— Что с моей женой? — каким-то чудом выдавил из себя, не надеясь даже первое-то слово сказать.

В раскосых глазах медсестры мелькнула улыбка.

Апрель 2013 г. Португалия, Визеу