Рожденный бескрылым. Рожденный летать.

Рожденный бескрылым.

Рожденный летать.

Повесть первая.

След Тени.

Вопрос лишь один сам себе задавая:

Кто я в этом мире, и в чем моя суть,

И может, судьба мне нужна не такая,

Но все продолжаю я выбранный путь.

Куда он ведет — то известно лишь Богу,

Приют мой на время — и снова скитанья.

А что там, вдали? — да одна лишь дорога,

И снова опасность, и судеб молчанье...

Анна Медведева.

I.

Глубокая ночь, свет луны едва проникает сквозь плотные темные тучи. Где-то вдалеке короткими вспышками, не способными разогнать тьму, посверкивают молнии, но грома не расслышать. Дождь моросит мелко-мелко, почти незаметно превращая одежду в половую тряпку... Два тихих мужских голоса среди тьмы.

— Я предоставляю тебе выбор, отступник, — произнес кто-то спокойно, будто о чем-то незначительном.

— Плевать я хотел на твой выбор... — нервно процедил второй. — Разве ты не можешь отпустить меня?

— Я бы отпустил, но в моих карманах пусто уже не первый день.

Едва слышная усмешка.

— Мистик не может заработать на жизнь...

— Закончим бессмысленный спор. Я зарабатываю сейчас. Могу отдать тебя в руки нанимателю — или, в виде исключения, убить. Замечу сразу, что за тебя живого мне заплатят больше... но последнее желание свято.

Тонкий луч света отыскал путь в пелене облаков, высветив мощеную дорогу и две человеческие фигуры на ней. Скользнул по темной мантии отступника — пожилого, чуть сутулого, с посохом в руке — и потертой кожаной куртке его соперника — молодого, лет двадцати, длинноволосого, без какого-либо оружия — затем вновь скрылся.

— Мне не подходит ни то, ни другое, — вздох. — Я буду драться.

— Разве ты не знаешь, что обречен, ренегат? Ты колдун — и этим все сказано.

— Мистиков убивали и убивают.

— Сегодня не убьют.

— Ошибаешься...

Колдун ударил мгновенно, прямым электрическим зарядом. Будто в дополнение к нему, небеса громыхнули так, что заложило уши; дождь усилился, превращаясь в сплошной ливень.

Мистик увернулся за миг до удара заклинания — ловко, словно змея, скользнул по земле, и поднялся на ноги — легко, будто проделывал такое уже в сотый раз. Но не ответил на удар. Молния выворотила старое дерево за его спиной и осветила бледное, испуганное лицо чародея.

Тот выкрикнул еще одно заклинание, такое мощное, что казалось, земля перевернется. Оба противника не удержались на ногах, но мистик встал секундой раньше — и вновь не атаковал. Он ждал, нащупывал ауру соперника, и каждое произнесенное волшебником заклинание способствовала этому.

Третье из них стало и последним. Трудно сказать, в чем оно состояло: мистик на полпути поглотил чужеродную энергию, не позволяя магу сплести ее в чары, и выплеснул обратно, в чистом виде, оглушая врага. И почти сразу коснулся его ауры мыслью. Отступник проиграл бой.

— Повинуйся или умрешь! — услышал он.

Именно "умрешь", а не "будешь убит". Всего лишь констатация факта, стандартная формула, правдивая как ничто.

— Убей... — прошептали из последних сил губы мага.

— Выбор достойного, — ответил мистик. Он уже знал всего ренегата насквозь, знал и то, что именно это и было причиной столь необычной просьбы.

В следующую секунду сердце отступника-чародея перестало биться.

* * *

Я отжал мокрые после дождя волосы и, откидывая их назад, закончил:

— ...Мертв.

— Мертв? Я же требовал живого! — голос прозвучал средне между "какой идиот" и "так я и знал". Проверять мысли я не стал.

— Пятьсот гривен за живого, двести за мертвого. Я так понял, это предполагало выбор.

— Хрена с два! Выбор? В лучшем случае стимул. Ты думаешь, я не знаю, как вы работаете? Опять исполнил "последнее желание"?

— Донесли уже? Ну, тебе же лучше, сэкономишь. Давай деньги, я голоден.

— Сто гривен.

— Чего? Ранний маразм или жадность заела?

— Ээ... Просто больше нет денег.

В этот раз я не удержался от небольшого жульничества и присмотрелся к мыслям человека, назвавшегося представителем лорандийской гильдии магов.

Так... Имя я даже не стал запоминать. Действительно из гильдии, но даже не колдун, так, шестерка. Сейчас его обуревало только одно чувство: досада. Даже ни капли жадности... интересно. Но, что интереснее, деньги у него были.

— Врешь, — с секундной задержкой произнес я, чуть сощурив глаза.

— Да ты и на сотню не наработал!

— Неужели?

— Почему, ты думаешь, я написал: "требуется мистик", а не "киллер"?

— На этот вопрос тебе ответит киллер, которого ты попросишь убить вечно готового к бою ренегата.

Недомаг обреченно выругался и добавил:

— Ты бы радовался, что тебе вообще платят...

— Я бы взял сто, но мне надо двести. Неясно?

— Просвети меня, — произнес представитель уверенным тоном. Ясно, что он готов ответить на любые аргументы — аргумент же у меня имелся только один.

— Я жрать хочу, я три дня не ел, а работы нет, понял?! — рявкнул я так, что посуда зазвенела.

В трактире воцарилась гробовая тишина. Я ясно ощутил, как ко мне разом поворачивается пара десятков лиц с одинаково округлившимися глазами, среди них и мой наниматель. Упс... не рассчитал. Что за глупая традиция назначать встречи в трактирах...

Не произнеся ни единого слова, наниматель с благоговейным ужасом в глазах отсчитал триста гривен и так же молча вручил их мне. Я вернул пятьдесят, остальные сунул в карман, не пересчитывая. Трактир не отводил от меня взглядов.

— Неужели люди никогда не изменятся? Почему нельзя с вами по-людски, без всяких внушений и давлений на психику?.. — буркнул я, поднимаясь под пристальными взглядами народа. Кто бы еще мне ответил...

Уже выходя в дверь, я услышал печальный голос мага:

— Может, потому, что вы по-другому не умели никогда, а мы разучились...

Через минуту в таверне возобновился обычный шум: смех, бульканье пива, пьяные голоса. Посланник гильдии поднялся с места еще после стакана винца с невеселыми мыслями об отчете. Неожиданно он вспомнил о бумагах убитого, которые передал мистик.

Прочитал первую, вторую...

С воплями искренней радости он бросился догонять мистика, на ходу выуживая из кармана кошелек с остатками монет.

Мистика он не поймал, так как тот давно пьянствовал в соседнем заведении, и знать не желал никаких нанимателей.

На пути к почте (куда он так, с бумагами в одной руке и деньгами в другой, и понесся) с представителем гильдии магов произошло то, что принято называть "несчастный случай". К сожалению, он абсолютно не умел чувствовать опасность, и слишком торопился, чтобы быть просто осторожным, когда встретил двоих разбойников, которых не интересовало ни важное дело, ни бумаги, а только двести пятьдесят серебряных гривен...

II.

Еще один глоток. Выпивка была некрепкой, но голова уже начинала чуть кружиться.

Плавными движениями рук я стал массировать голову. Ренегат не сильно меня задел, куда больше сил пришлось потратить на нанимателя. Хотя это — уже собственно моя вина.

Усталость медленно уходила, но эйфории не наступало. Самое время для отдыха...

Я удобно расположился на лавке, одна рука на столе, другая на кошельке (в этом трактире весьма умеренные цены, возможно, именно потому, что здесь собирается не высшее общество), и не понять, дремлет человек или крепко задумался.

Отдохнуть мне не дали. Я и не ожидал иного.

— Флей? — прозвучал, если применимо здесь это слово, у меня в голове голос. Надеяться на то, что это галлюцинация, или хотя бы притвориться, что я счел голос таковой, невозможно, слишком мало я выпил.

— Да. Кому я понадобился? — ответил я так же. При телепатии голос кардинально изменяется, и хотя после определенной практики можно научиться различать голоса душ, всегда лучше подстраховаться.

— Айя. Сомневаюсь, что ты обо мне слышал...

— Отчего же. "Слеза"? — перебил я.

— ...И в любом случае я говорю не от своего имени.

Мысленный собеседник притормозил, ожидая моей реакции. Я молчал: в трансе, да еще и пьяным, можно просто так сидеть без единой мысли хоть сто лет.

Мне послышался легкий вздох — скорее всего, лишь плод моего воображения.

— Ладно, неразговорчивый наш... — Слеза опять притормозила, будто надеясь, что я все же отвечу, и через секунду закончила:

— Ты в курсе, какие претензии к тебе у собрания Мистиков?

— Еще бы. Позорю честь мистика, и так далее. Слышал уже. Повторяю, и передай им всем: ни в каком собрании я не состою, контактирую с другими мистиками лишь по личным делам. И потому ко мне неприменимы ваши законы и обычаи, — произнес я одним духом почти заученную фразу.

— Одиночек много, но ни один...

— Мое дело. Сеанс окончен.

Я закрыл сознание от проникновения извне, и погрузился туда окончательно. Меня задели последние слова Айи. К сожалению, мысль нельзя прервать на полуслове, ведь она целостна, и поэтому я, даже не желая того, узнал, что хотела донести до меня Слеза. Мой позор.

"Ни один не начинал свой путь с убийства". Нет. Не я убил тогда... Это была не моя вина...

Это воспоминание было первым в моей жизни. Не знаю, что было до того, не знаю, кем я был до этого... Но в тот момент — уверен — я еще помнил...

И первым испытанным мной стала боль... Меня били, жестоко и разнообразно... Привязанного к креслу, со связанными ремнем руками и совершенно беззащитного. Не помню, сколько их было, в темноте не видно, да и не смотрел я.

Удар за ударом. Пытка за пыткой. Нож. Каленое железо. Лед. Яд хвостокола. Опять удар. Люди вокруг что-то кричали, но я не мог понять, что: ушам досталось не меньше, чем всему остальному...

Кровь... Всюду... Она сочится из порезов на коже, течет из крупных ран... Во рту — мерзкий, соленый вкус... Я сплюнул кровью, и кажется, в кого-то попал... Во всяком случае, пытка резко стала куда более жестокой, и я шипел как змея, брызгал слюной от боли, пытался дергаться, но не мог...

И, наверное, в тот миг что-то изменилось во мне, неуловимое и неизвестное...

О-па... Прервем повествование, похоже, кому-то пришла в голову безумная мысль обшарить карманы мистика... Наивный воришка даже не представляет, что я, во-первых, не сплю, во-вторых, прекрасно вижу даже с закрытыми глазами — тогда открывается истинное, внутреннее зрение, для которого нет никаких преград.

Карманник, схватившийся было за кошелек (отдаю должное его мастерству, рука ничего не почувствовала), неожиданно (для кого угодно, только не для меня) отпрянул и, свалившись на пол, стал блевать... Фу...

Я брезгливо отодвинулся, чуть приоткрыв глаза, и слабым голосом произнес:

— Надеюсь, это отучит тебя воровать у безобидных постояльцев. Сомневаюсь, что кто другой поступил бы с тобой столь мягкосердечно.

Вор молчал, поглощенный своим делом...

Слабо выругавшись, я одним глотком добил ликер. Какой же я, в самом деле, гуманный, за что и расплачиваюсь. Чем? Ну... Именно сейчас я испытывал острую потребность присоединиться к вору в его занятии...

Возвращаясь к моему прошлому... Представляете, что стало с теми палачами? Не выжил не один, а я уснул прямо там, измученный пытками, истощенный последним усилием... И все же я буду утверждать, что не я их убил, и даже не потому, что на моих руках нет крови. Парни сами разбудили силу эфира*, и она — не я — и погубила их. Смешное и запутанное оправдание, но попытайтесь понять... Могу привести аналогию. Дровосек срубил дерево — дерево — ХРЯСТЬ! — ему по башке. И убило. Спрашивается, дерево виновато или дровосек?

Опять же, жалкое оправдание, и любители дебатов наверняка найдут к чему придраться — но я уже давно научился плевать на чужие мнения... в том числе и на мнение мистиков, не упускающих случая назвать меня бессовестным и аморальным.

* * *

Легкая дрема плавно переходила в полноценный сон — я и не сопротивлялся. Тревожить мой сон бесцеремонной проверкой карманов вроде бы никто не собирался (карманника уже унесли, но опозорился он навеки).

Вначале сон был глубоким, спокойным и совершенно без видений. Потом началось...

Я очнулся на вершине каменистого холма, поросшего кое-где колючей растительностью. Вокруг стоял довольно плотный туман, такой, что саму вершину видно прекрасно, но отвесные склоны почти целиком скрыты завесой. Каменистая тропинка по спирали спускается с холма. Хм... Что я тут, собственно, делаю?..

Секунду спустя я вспомнил, что сплю. Да, этот сон оказался одним из тех редких снов "на грани", когда целиком осознаешь, что спишь, и полностью себя контролируешь. Сокровища, а не сны. Самое замечательное, что всегда их запоминаешь.

Только вот не было в этом сне известного любому, кто способен видеть и запоминать сны, ощущения всемогущества. Всякий знает, что, если во сне ты контролируешь себя, сон можно повернуть в любую сторону, пожелать чего угодно — и оно тут же исполнится (эх, помню один сон, отвел же я тогда душу...). Впрочем, само по себе это не так уж странно.

Осмотревшись, я неожиданно наткнулся взглядом на кожаные ножны с кожаным же ремнем — для спины. И, ежу понятно, не пустые. Подняв, я рассмотрел меч повнимательнее. Острый — единственное, что я мог о нем сказать. По-видимому, качественный. Интересное начало для сна...

Надо заметить сразу, что фехтовальщик я никудышный. Меч разве что взять в руки и смогу. Колоть и рубить, вероятно, сумею, но трудно сказать, кому больше достанется: мне или противнику. Да и вообще, на кой мне меч, я же мистик!

Кстати, о мистиках... Рассуждая здраво, меч мне достался не просто так, у снов есть своя логика... должна быть логика. Короче говоря, если сюда припрет какое-нибудь чудовище, удивляться не стоит. А почему бы нам не проверить, нет ли поблизости кого живого... Да и туман немного мешает ориентации. О эфир, как низко я пал: искать логику в собственном сне. И все же...

Я прикрыл глаза. Красный свет и очертания сосудов. Открыл и опять закрыл... Передо мной сейчас должно было развернуться великолепное зрелище: ауры, энергетические потоки. Одним словом, астрал. Ничего этого не было.

Я повторил попытку в третий раз, ощущая, как внутри все холодеет. Способность внутреннего зрения почти интуитивна, ей даже обучаться не надо, даже начинающим мистикам она дается без труда. Но у меня ничего не получалось...

Самое время просветить вас, чего боятся мистики, и я в частности. Мы не боимся опасностей — неясно почему. Мы не боимся смерти, более того, порой у меня возникает ощущение, что это она нас боится. Но мы смертельно боимся потерять свое отличие. Обменять судьбу мистика на дровосека, сапожника, торговца, легионера... А хоть бы и императора! Всякий, кто хоть раз летал, больше не захочет ползать. Всякому, кто пил щербет, будет отвратительно прокисшее пиво. Тот, кто касался Эфира, никогда обменяет его на плоть.

И ужас, постигший меня в тот момент, был настолько невообразимо велик, что сон прервался в одно мгновение, а я понял, что лежу на лавке в таверне и ору — тут же, естественно, замолчав.