К воротам Солнцеграда подошел путник. Нет, он был не единственным, кто в этот момент оказался возле высоких медных врат, блестевших в свете яркого весеннего светила. В этот славный город, отличавшийся не только своими размерами, но и богатством своих жителей, спешили попасть многие; и благодаря медлительной страже, неспешно досматривающей спешащих путников, у южных ворот Солнцеграда уже собралась приличная толпа. Но этот гость бросался в глаза даже на общем пестром фоне.

Во-первых, он был на голову, а то и две выше самого высокого мужчины, которого можно было бы сыскать на землях княжества, а Ондолария простиралась на многие дни пути от своей столицы. Во-вторых, путник был намного более широк в плечах, чем те же здешние мужики. Ну а в третьих, его ржаво-рыжая накидка, несмотря на полдень, была запахнута так плотно, что это не могло не вызвать соответствующих подозрений. Поэтому начальник стражи ворот, наглого вида рыжий верзила, четко отметив взглядам все эти три несоответствия, лихо свистнул, подзывая к себе двоих свободных от досмотра воинов, и, расталкивая толпу, резво направился навстречу подозрительной фигуре.

-Стража Солнцеграда!— вальяжно представился верзила, поравнявшись с незнакомцем. Бесстыдно усмехаясь в предчувствии славного спектакля по разносу странного гостя, он упер руки в бока и непререкаемым тоном заявил: — А ну-ка сними капюшон, братец. Желаю посмотреть, кто ты таков будешь, красавчик!

Фигура замешкалась на какое-то мгновенье, словно решая, стоит ли подчиниться такой достаточно грубой просьбе. Начальник стражи нисколько не сомневался, что незнакомцу все же придется выполнить его приказ, ведь гость один, а воинов трое. Да и бежать тому было некуда, толпящийся народ теснился отовсюду. Еще мгновение, и путник, ловким движением руки сбросил с себя узкий капюшон.

Увидев, кто скрывается под ним, люди с возгласами попятились в разные стороны. И даже верзила, с легким испугом отстранился назад, желая оказываться на дистанции вытянутой руки.

-Лангариец, — выдохнул кто-то из толпы. Народ снова расширил безопасное пространство, кто от страха, а кто из уважения.

Ондолария. Земли северного княжества принадлежали людям. Но проживали на этих землях и чужаки. В городах, подобных Солнцеграду они селились целыми кварталами. В городках поменьше этого иноплеменники жили семьями. А в диком приграничном захолустье чужаки даже строили себе небольшие поселения. И страж южных ворот не раз видел их в толпе спешащих по своим делам людей, и уже давно привык к их странному обличию. К высоким большеголовым ороклимам, спешащим в города со своим товаром. К низкими камнеподобным гораканам, не желающим знаться ни с кем, кроме себе подобных. И к алым великанам ираклидам, чей рост с легкостью превышает рост двоих людей, а голова покрыта шлемовидным наростом. Да же к ним он со временем, но привык.

Но лангарийцы были в этих краях большой редкостью.

Как уже было заметно, иноплеменник был выше и шире любого человека. Шире, потому что из его широких плечей росла не одна, а целых две пары сильных, мускулистых рук. Длинное худое, словно сплющенное лицо, настороженно обозревало мир большими черными глазами. А высокие кожистые уши, величиной не меньше мужской ладони, нервно двигались над затылком, улавливая малейший шорох. Болтали, хотя и не определенно, что между ног этих чужаков болтался широкий мясистый хвост. И все это невообразимое смешение было раскрашено в непривычных взгляду желто-рыже-коричневых тонах.

Но впечатляли лангарийцы не только одним своим внешним видом. Благо, если было бы только это. За сотни лет своего существования эти создания выбрали себе в долю самое кровавое ремесло. И если большеголовые ороклимы были земледельцами, низкорослые горакане,— копателями, а ираклиды были мастерами во всех делах, то лангарийцы выбрали своим ремеслом войну. И в этом деле иноплеменники достигли немалых высот. Согласитесь, иметь две пары рук вместо одной, это уже не малое преимущество в бою. Но если при этом каждая рука знает свое мастерство на уровне мастера.... Но и этого чужакам оказалось мало. Они создали свою, боевую магию. Поговаривали, что благодаря ей опытный воин-лангариец может в нужный момент начать двигаться в несколько раз быстрее обычного. А адепты сего могучего искусства могли и вовсе мгновенно перемещаться на поле боя!!!

Именно из этих соображений знающие люди спешили оказаться как можно дальше от такого соседа. Ведь всем было известно не только о мастерстве этих воинов, а и о том, что они никогда не расстаются со своим оружием, коего у них всегда имелось великое множество.

Стражник понял, что совершил наихудшую глупость, осмелившись нагрубить такому существу. Решив наказать обидчика, тот бы даже не задумался над численным перевесом своих соперников. И тогда.... Но лангариец зачем-то направлялся в город, а путь в город лежал через ворота, где он, начальник стражи, был хозяином и властителем. Это придало рыжему верзиле бодрости. Тем более, по тревоге к нему спешно могло прибыть многочисленное подкрепление.

Поэтому стражник быстро стер с лица испуганное выражение и поправив доспехи, снова принял грозный вид. И хотя спеси в его тоне заметно поубавилось, он все же продолжил допрос достаточно суровым тоном.

-Кто ты? — как можно более грозно вопросил он, надеясь, что стоящие рядом с ним стражники заметят, и при случае упомянут о его непоколебимом мужестве.

-Я Ргулл Флара из города Тхары, — спокойно, как будто ничего и не было, грудным голосом произнес высокий чужеземец. Лангарийцы в совершенстве овладели языком людей, так что в общении ни та, ни другая сторона особых проблем не испытывала.

-Что ты хочешь в нашем городе? — вновь грозно вопросил начальник стражи.

-У меня здесь дела. Личного характера, — миролюбиво ответил гость.

Верзила хмыкнул. Кому понадобилось бы встречаться с этим чужаком? Одна эта худощавая физиономия чего стоит. Б-р-р, смотреть противно. Да и вообще. Пускать вражину за столичные стены? Он не в гости, он точно вынюхивать секреты сюда приперся. Была бы его воля, он бы таких гостей на выстрел из лука к столице не подпускал. Но в столице хозяйничал не он. К тому же чужак не проявлял ни малейшей агрессии, и повод для визита выдал достаточно приемлемый. Так что не пустить его он не имел никакого права.

-Оружие при себе есть? — Вопрос был риторическим, но в таких случаях задавать его требовалось обязательно.

Вместо ответа воин просто распахнул свою накидку. За широким поясом и на разнообразных ремнях и ремешках висело, бряцало и сверкало многообразнейшее холодное оружие. Мечи, короткие и длинные, прямые и кривые, тонкие и широкие, гладкие и с зазубринами, вогнутые и рельефные... Для четырех рук оружия было и взаправду слишком много. Хватило бы для каждого из двадцати стражей ворот, да еще и на сувениры бы осталось.

Не справившись с новым приступом страха, верзила вновь сделал два шага назад, затем судорожно сглотнул и слегка дрожащим голосом произнес:

-Оно... это... а вам с оружием в город... в общем, знаете ли, не положено!

Отобрать у лангарийца оружие... Что могло бы быть более смертоубийственной идеей? Стражник разумел это, но законы города требовали от него подобных действий. Верзила понимал, что ситуация не из простых, и он даже не хотел себе представлять, что будет, если гость заартачиться и не захочет соглашаться....

Но тот, к величайшему изумлению человека, не проявил и тени враждебности.

-Я знаю, — ответил он спокойно ровным голосом. — Таковы ваши законы. И я подчиняюсь им. Где я могу оставить на хранение свое оружие?

Все, конфликт был исчерпан. Верзила, с чувством выполненного долга повел за собой почтительного и мирного чужеземца. Вновь почувствовав себя хозяином положения, он властным тоном приказал сложить орудие в одном из многочисленных сундуков караульного помещения. Потом он с уверенностью заявил, что оно будет возвращено тому по первому требованию, когда тот будет покидать пределы города. И под конец совсем расщедрился, разрешая взять собой четыре обмотанные кожаными ремнями дубинки, пояснив, что вечерами на улицах города может быть небезопасно.

Когда гость скрылся за сияющими воротами, верзила принял град аплодисментов, обильно доносившийся со стороны своих подчиненных, и даже редкие хлопки из разношерстной толпы. Еще бы! Так лихо разрешить ситуацию с таким небезопасным гостем! Ба, такие визиты случаются не так уж часто. И при всем при этом умудриться встретить, разоружить, и провести воина-лангарийца через ворота без малейшего намека на неприятности?! Честь и хвала такому командиру, хранителю врат и покоя жителей великого княжества!

Но сам начальник стражи пребывал в куда худшем расположении духа. Напряжение наконец-то покинуло его, и тело задергалось в мелких судорогах, волною накативших на расслабленного воина. На висках и над верхней губой мгновенно выступили капельки холодного пота, а зубы предательски задрожали, словно от холода, хотя на дворе было достаточно тепло.

Только теперь, когда воинственный путешественник оказался далеко, верзила смог полностью отдаться мыслям о том, чего им, по счастливой случайности, удалось избежать. Этот урод ведь пришел в город не просто так. Эти то со своих городов без надобности и бороды не высунут. У них, у лангарийцев, лишь одно на уме. А раз он пришел в город, то все, значит, что-то вынюхал. Быть беде, верно слово. А попробуй-ка такого не пустить? Тогда кровь разольется на много шагов вокруг, пока они не утихомирят одного такого. А если бы, не дайте боги, он пришел не один? И тогда стоять бы его вечерней кружке эля не тронутой, не получить бы его кредиторам долгов, а градоправителю вновь пришлось бы призывать дураков и бездельников в народное ополчение.

-Лангарийцы, черт бы их побрал, — выплюнул он с такой злостью, словно его плевок смог бы догнать и поразить злополучного пришельца. — От вас все беды. Ну кой ляд вам не сидится в своих городах? Сидели бы вы у себя, а мы у себя. И не пересекались бы, друг другу на радость.

Солнцеград не зря именовался столицей Ондоларийского княжества. Он был настолько же велик, насколько и богат. Почти десять тысяч жителей, не считая гостей и существ иного племени, могло разместиться за его высокими и надежными стенами. Так же за стенами располагались могучая княжеская крепость и многочисленные каменные дома местной знати вперемежку с мощеными улицами. Гордость города, — монетный двор, несколько банков и два ломбарда. Для работящего народа в городе имелось несметное количество складов, две водяные мельницы, три лесопилки, каменоломня. А для развлечения, — полтора десятка кабаков и трактиров, целая улица для утех, три театра и висельная площадь.

Однако ничего из этого нисколько не волновало воина в рыжем плаще. Его четыре кулака сжимались и разжимались при мысли о том, как бы скрутить шею одному человеческому вояке. О да, он бы с удовольствием воспользовался возможностью и преподнес хороший урок этому наглецу.

Если бы не одно "но"!

Этот остров-материк принадлежал людям. Увы, так сложились обстоятельства, и тут уже ничего нельзя было поделать. Нет, во всех шести королевствах к чужакам относились достаточно терпимо. Да вот беда, численность чужаков тщательно контролировалась королевской службой. Оно и понятно, ведь в противном случае через одну-другую сотню лет количество тех и других вполне могло бы сравняться. И тогда не избежать войн и за землю, и за власть на ней. Особенно это касается большеголовых ороклимов. Плодить детей, — это у них в крови.

Разрешать иноплеменникам селиться в их землях или нет, а если разрешать, то кому и скольким, — все это люди решали с умом. Ораклимам, гораканам и ираклидам, — пожалуйста. Народы эти мирные, с людьми более-менее уживаются, а в базарный день какая-то монета в королевскую казну да осядет. От первых пшеница да мясо всегда по хорошей цене, от вторых, — сокровища подземные, а третьи, — мастера на все ремесла. А случись война, на защиту своей земли все плечом к плечу встанут. Ороклимы хорошие наездники и метатели, горакане с их непробиваемой кожей лучше любой тяжелой пехоты, а гигантам ираклидам в бою вообще лучше не попадаться. Поэтому и живут они в землях людей свободно, насколько это возможно.

А вот песочников, сумеречный народ и тарханов наоборот, гнать будут до самых границ. Потому что никто из них сжиться с людьми не может. Да и не собирается. Потому как эти три народа только то и думают, как бы урвать от соседа кусок побольше и послаще. Оттого и враждуют они со всеми, как и друг с другом.

Есть еще и третья категория соседей. Люди зовут их "нейтральными". Три народа, "лесные", "речники", и они, лангры. Эти народы живут сами по себе, и ни в какие альянсы вступать не собираются. Но и бед другим не приносят. Что ж, каждому решать, как ему жить.

Да вот беда, — если "лесные" растворились среди лесов, "речники" закрепились в реках и озерах, то им, ланграм, или как их называют люди, лангарийцам, места для жительства катастрофически не хватало. Катастрофически!!!

Конечно же, свободного места в каждом королевстве вдосталь. В каждом княжестве есть земли, в которых даже самое жалкое человеческое отребье селиться не хочет. Везде есть своя Черная Глушь, Гнилая Топь, Вонючее Болото, Лес-Без-Возврата, или, на худой конец, Смертельная Пустошь. Но,-увы-увы-увы! Даже в этих, забытыми богами, людьми и зверьем местах, им, лангарийцам, поселиться не дано. Ни один из королевских чиновников даже и думать не захочет о том, чтобы на своих землях, тем более, вдали от своего всевидящего ока, поселились и размножались столь неспокойные соседи.

Что ж, ради чести стоит признаться, что доля разумного в их сомнениях есть. Никто не хочет иметь на своих землях поселенцев, которые не желают уступать чужой воле. И не просто поселенцев, — народ воинов, лучших воинов, которых когда-либо видел свет. Загадочных, со своими богами, храмами и обычаями, дети и женщины которого ложатся спать и засыпают с мечом в руках и с молитвой на устах.

Да, такой народ хорош в союзниках во время боя, но что делать и чем зарабатывать ему в мирное время? Лангарийцы об этом в свое время не думали. Проживая день за днем в многочисленных тренировках, в молитвах своей богине и в песнопениях, они и думать забыли о будущем. Выстраивая высокие каменные города, они жили своей размеренной монотонной жизнью до тех пор, пока вдруг не обнаружили, что десятиэтажные башни больше не удовлетворяют их потребностей, а священные храмы не могут вместить в себя всех желающих. И тогда они вынуждены были выйти из раковин своей души. Выйти и осмотреться, осмотреться и увидеть, что их время безвозвратно упущено.

Никто, никто и ни за что не разрешал им селиться в новых землях. Никто не желал вникать в их проблемы, входить в их положение и задумываться о чистоте их намерений. Никому не было дела до нужд гордого, смелого и углубленного в самопознание народа лангров.

Сие было не удивительно. Люди ответили им той же монетой, которой сами лангарийцы расплачивались с ними.

12345

↓ Содержание ↓