Дар жизни. Главы 1 - 15.

Глава 1

Не знать своей судьбы и быть счастливым

До той поры пока не грянет гром

Чтобы затем пройти сквозь ледяной огонь потери,

Отринуть самого себя,

Найти в безбрежье горя путь без возвращенья,

И только чтоб спасти тебя

Тихо скрипнула дверь. В темной комнате едва освещаемой слабым светильником, поднял голову сутулившийся человек. В слабом освещении его лицо было практически не видно, но голос полный отчаянья, горя и слабой надежды неожиданно резко разрезал гнетущую тишину комнаты:

— Как?

В комнату вошел седой старик в длинном балдахоне, хорошо освещаемый ярким светом из коридора. Он одним движением зажег несколько встроенных светильников в полу, искусственный камин и под тяжелым взглядом спросившего почти рухнул в свободное кресло. Явно не желая встречаться глазами с собеседником старик устало посмотрел на пляшущие огни в камине:

— Боюсь, мальчик мой, мы уже ничего не можем сделать.

На секунду тишина возобновилась, чтобы взорваться почти диким отчаянным рыком:

— Почему? Ты сотни раз возвращал потерявшиеся души! Ее тело живо, она просто не может не вернуться!ВСЕ!!! Ты слышишь ВСЕ условия соблюдены, обряд невозможно не провести!!!

— Ее тело больше не может стать вместилищем ее души — оно изменено. Последний процесс коррекции прошел неудачно. Он повлек необратимые изменения в физической структуре и как следствие разорвал все нити связывания. Нынешняя физическая структура не может быть вместилищем вообще ни одной души нашего мира.

— Почему тогда ее тело до сих пор живо?

Старик еще больше сгорбился и отвернувшись тихо прошептал:

— В ней живет другая жизнь со своей душой. Только она сдерживает процесс полной смерти.

-Моя жена была беременной и подверглась процессу коррекции?-голос говорившего почти сипел и в нем начинало клокотать бешенство.

— Тебе явно предстоит в этом разобраться, Аль. Такую ошибку могли допустить в какой-то сельской лечебнице, но не в лучшей королевской клинике.

Тот кого назвали Аль, поднялся на ноги и не сдерживая себя со всей мочи кулаком ударил по стене. Посыпалась штукатурка, упали несколько картин, затрясся пол.

— Мне хотелось бы верить в обратное Аль, но похоже ее убили и при чем достаточно зверским способом.

Мужчина быстро обернулся.

— Как мой ребенок? Он сможет выжить?

— Нет. Эмбрион ребенка также был подвержен коррекции, но нити связывания не были порваны — это сберегло ему жизнь , хотя и сказалось на его нерожденной душе. Тело Мил слишком велико и чуждо для души ребенка. Уже начали рушиться некоторые связи в мозге. Процесс будет долгим, но недостачно долгим, чтобы ребенок мог появится на свет.

Старик с сочуствием и болью смотрел на своего племянника, мужчину 30-40 лет с полностью опустошенным взглядом, смирившимся и практически сломленным этим неожиданным ударом судьбы.

— Если бы я что-то мог сделать Аль, ты же знаешь как я любил Мелиру. Она мне почти как дочь...

— Спасибо. Я знаю что ты сделал все что мог. Я .... — мужчина замер, судорожно вздохнул, а потом передумав спросил — Сколько у нас еще времени?

— Месяц — два не более. Мне не хотелось бы говорить об этом, но стоит прервать мучения ребенка сейчас.

— Нет.

— Аль...

— Нет.

— Если бы была возможность...

— Нет. Никто не убъет моего ребенка. Если ему суждено умереть той смертью что ты назвал, пусть так и будет. Но прервать его жизнь раньше я не позволю.

— Ты пожалеешь об этом мой мальчик. Его агония будет долгой и мучительной.

— Я принял решение и теперь прошу тебя меня покинуть.

От резкого голоса, в котором совершенно не было просьбы, а только приказ, старик не спеша поднялся и, с укоризной еще раз взглянув на племянника, вышел из комнаты.

* * *

Бесконечное пространство. Невыносимое и вместе с тем такое безмятежное безвременье. Ничто и абсолютное все одновременно. Два безудержных желания: стянуться, сжаться и рассыпаться, разлететься, впитаться. Два начала борющиеся и рождающие тяжелые и бессмысленные воспоминания. С каждым воспоминанием в общей субстанции начинают мерцать частицы, они тянуться в центр рождая все новое и новое, все с большей и большей скоростью проносятся картины прошлого, из них вытягиваются тонкие нити эмоций и опыта. Они формируют в центре густой разноцветный комок. В какой-то бесконечный момент времени последняя нить заканчивает наматывается, клубок мерцает переливаясь и становится единой субстанцией. Осознание себя приходит неожиданно, темнота отступает, начинают слышаться приглушенные звуки. С огромной скоростью приближается мир. Мостовая, отчаянный крик темноволосого мужчины, срывающийся на тихий шепот

— Пожалуйста, не уходи.... Варя, родная... Ты нам нужна....ты нужна мне, пожалуйста...

Боль, сожаление, желание вернуться накатывают волнами, но она знает: нельзя, ее путь завершен, нити обрезаны ей следует уйти. Где-то рядом светится проводник, зовущий ее, тянущий на новый круг перерождений. Но нет желания идти за ним, внутренний свет отталкивает его и тянущий луч уходит, оставляя ощущение еще большей потери.

Она обнимает плечи своего мужа тонкими ветвящимися нитями, пытаясь успокоить, он чувствует ее тепло и ласку, но разум отталкивает, скрывает суть происходящего, мужчина лишь сильнее чувствует потерю и прижимается к ее пустой физической оболочке, словно пытаясь поймать там живой отклик.

Душа отступает, боясь причинить еще больший вред своим прикосновением. Завывания скорой, бегущие санитары и врачи. Ее муж неуверенно закрывает ей все еще открытые глаза, что-то тихо шепчет прощаясь. Стоит под начавшимся дождем оглушенный и потерявшийся. Она тихо тянет его, шепчет ласковые слова, просит действовать, напоминает об его обязанностях, о его пути в этом рождении, о их сыне, о семье и друзьях. Он начинает слышать дождь, неуверенно идет к остановке, под крышей поднавеса достает мобильный телефон, почти не глядя набирает номер и на жизнерадостное "алло" безучастно сообщает: "Варя, умерла". Испуганное молчание, немного искаженный знакомый голос "Ты где?", "Не уходи, мы скоро приедем. Если хочешь Ромку заберем из детского садика.". Муж останавливает собеседника: "Я сам. Встретимся у меня дома",— и отключает телефон.

Она следует за быстро летящей маршруткой, дождь словно слезы, которых у нее сейчас не может быть, льётся потоком.

Детский сад. Веселое здание, раскрашенное жизнерадостными цветами, почти скрыто за пеленой серого дождя. Она перемещается почти мгновенно, опережая мужа больше чем на 7-8 минут и оказывается рядом с кучерявым мальчиком, весело играющим с какой-то девочкой. Они смеются, падают на пол и обнимаются. Ее сын звонко целует поднявшуюся девочку в щечку, она смеется и убегает. "Рома". Он разворачивается, пытаясь ухватить взглядом несуществующий образ, услышать едва слышимое, его душа еще не полностью скрытая под грузом опыта, тянется к ней и переплетается своими сильными светлыми нитями с ее полупрозрачными цветными.

— Роман.

Связь рассоединяется. Мальчик, спотыкаясь, бежит к отцу.

— Папа!

Отец подхватывает сына и крепко прижимает к себе. Их души пульсируют, соприкасаясь и ласкаясь как котята.

— Мой мальчик,— слезы выступают на глазах у мужчины.

Ромка начинает слегка подпрыгивать на руках, просится домой и ненавязчиво требует мороженое.

— Хорошо, малыш. Идем собираться.

Ей видно что он немного расслабился и оттаял. Не в силах себя сдержать она тянется к нему, но его душа болезненно сжимается, вынуждая отступить.

Дождь перестал. Вокруг мокро и сыро. Отец и сын идут вместе, держась за руки. Ромка возбужденно щебечет. Половина слов у него получается на своем собственном языке, часть слов он просто пропускает за ненадобностью. Она движется за ними, теперь прекрасно понимая все, что он рассказывает.

Они дома, зажегшийся свет пробуждает все вещи словно от спячки. Она, как и отец с сыном, видит много вещей оставшиеся такими, какими они были до ее перехода. Те же, но другие — знакомые и одновременно чужие, они — болезненная память об ушедшем. Ей самой хочется их убрать подальше, чтобы не чувствовать этот гнетущий холод в душе мужа. Ромка бежит по комнате и зовет ее.

— Рома иди сюда... Мама больше не придет... Она ушла на небо, там хорошо, ....ангелочки...

Рома слушает, открыв ротик, сначала с интересом, потом начинает плакать отталкивает отца, топает ножками и кричит, отрицая сказанное... Она касается его, Рома открыт — отвечает легкими касаниями ее души и бежит к папе, прижимаясь к нему своим маленьким тельцем. Они вместе, им никто не нужен. Тишина, едва нарушаемая тихими всхлипываниями Ромки. Плачут вместе и сын и отец.

Неожиданный звонок в дверь. Муж, не выпуская сына из рук, открывает дверь. На пороге Сережка, его лучший друг с женой Машей и дочкой Варей. Назвали в честь нее. Становится чуть теплее и светлее. Маша сразу забирает Рому и вместе с ним и дочуркой уходит в отдельную комнату.

Муж на кухне с пустым взглядом рассказывает другу об избалованном мальчишке на крутой иномарке, сбившем его жену прямо у него на глазах. Выслушивает им двоим совершенно понятное и неосуществимое "надо наказать п....". Затем берет трубку и начинает обзванивать ее и его родных. С каждым разговором душа Вари мгновенно перемещается к тем, с кем он разговаривает, пытаясь их успокоить и смягчить удар. Что ей практически не удается. Им слишком больно.

— Как же так, Варя — плачет мама, сидя на табуретке в такой уютной кухне, прижимая к себе передник,— зачем же раньше меня, солнышко...

Отец сгорбившись постарел лет на десять сразу, младший братишка заперся у себя в комнате и выстроив вокруг себя непроницаемую стену быстро звонит своей девушке. Марьяна через целый город дотягивается своей душой до него и поглаживает как ершистого ежика. В трубке слышится едва слышное: "Уже еду". Бабушка, собирается ехать к маме, ее руки дрожат, слезы заливают все лицо, но она не задерживается и еще успевает возмущаться медлительностью дедушки... Дед не может понять, что и куда класть, что одевать, в какую сторону идти — полностью сбит, ошарашен новостью. В конце концов, немного овладевает собой и начинает отвечать бабушке.

Семья мужа уже едет в старенькой машине — им успел сообщить Сережка.

Она быстро перемещается к друзьям — новость разлетается быстрее, чем она успевает их коснуться. Горько плачет близкая подруга Танька, в одинокой квартире. Бывший муж Тани уже едет к ней. Тоня — однокурсница, сотрудник, соратница, близкий человек и безотказная опора смотрит в глаза супругу и беспомощно шепчет "Варьки больше нет"...

Быстрые перемещения сливаются в огромный калейдоскоп боли, горечи и непереносимого желания вернуться и снова жить рядом с ними. Где-то по близости вновь начинает маячить проводник. Она не может уйти, но и оставаться сейчас нет сил. Все заливает беспощадный белый свет. Передышка кажется минутной, но когда осознание вновь приходит все неуловимо меняется. Нет беспорядочных перемещений. Она в своем бывшем доме. За окном вместо осени буйствует весна. На кухне о чем-то весело щебечет Танька, муж Вари смеется. Душа касается их обоих, они открыты, хотя и не осознают, что с ними происходит. Оба резко замолкают, из них мягким излучением тянется грусть. Дети Рома и Лена начинают из-за чего-то громко кричать в детской. Таня и Андрей бегут в комнату, улаживают конфликт. Между ними тянуться нити, пульсируют, расходится волнами яркое почти режущее глаза излучение, дети убегают играть в салочки на улицу. Душа Вари понимает, что происходит и отступает, боясь нарушить хлипкое равновесие. Таня и Андрей тянуться к друг другу, целуются. Ей грустно, одиноко , но все перевешивает легкая и чистая радость за них. Она тянется к сыну, он почти не замечает ее прикосновения. Ей больно, но в тоже время становится еще чуть-чуть легче. Опять белый режущий свет, минутное прояснение, Ромка зовет Таню мамой и тянется к ней своими тонкими рученками, снова свет.

Прояснение. Светлый зал загса. Почти все ее родные и друзья здесь. Таня и Андрей одевают друг другу кольца, Ромка и Лена весело хлопают в маленькие ладошки. Душа Вари крутится между всеми, чувствует их радость и радуется с ними. Ночью она проникает в сон мужа, чтобы последний раз поцеловать его и попрощаться: "будь счастлив, любимый". Больше не возвращаясь, она следует за проводником.

Она знает, что ее ждет новое перерождение, но проводник ведет ее мимо забвения, тянет за собой прочь из ее мира. Душа Вари едва поспевает за ним.

Ей открыт новый мир, щемяще чужой и прекрасный одновременно. Проводник замирает, а затем беспощадно вторгается в ее центр. Чувство незащищенности, тонкого изменения и подстройки. Новый мир больше не кажется чужим, в нем легко и свободно. Душа быстро напитывается его энергией, расцветая яркими цветами радуги. Проводник тянет ее вглубь мира, зовет.

Они в огромной круглой комнате. В центре, окруженная равномерным пламенем свечей лежит беспомощная женская фигурка. Душа Вари тянется к пустой, но как ни странно живой физической оболочке, останавливается, увидев маленькую умирающую душу, плачущую и отчаянно зовущую мать. Она не знает что делать, проводник слегка подталкивает ее к телу. Душа Вари словно с разбегу ныряет в него. Она чувствует, как связываются ее оборванные нити с оборванными нитями чужого тела, как знания, еще сохранившиеся в хранилище данных физической оболочки, проникают в нее, становясь ее знаниями, как чужое тело становится ее собственным. Вместе с этим приходит чудовищная физическая боль, тело выкручивается в немыслимом безмолвном крике. Кажется, что эти мучения будут продолжаться бесконечно, сознание вспышкой резко покидает ее.

* * *

Подвалы темницы. Охранник открывает одну из дверей. Человек с ярким светильником входит в камеру.

— Никого не пускать

— Да, ваше величество.

Закрылась дверь. В затхлой темной тюремной комнате в дальнем углу обхватив себя за колени и опустив голову, сидела скрюченная девушка. Черные волосы грязной паклей ниспадали вниз, полностью скрывая ее лицо. Одежда из небесно-голубого цвета, превратилась в грязно серые отрепья. Услышав вошедшего, она резко подняла голову и с ненавистью воткнула в него свой взгляд.

— Добрый вечер, мой король.— злобно промурлыкала она, ничуть не скрывая своих чувств.

Мужчина нахмурился, а потом зло ощетинившись поднял девушку за шею до уровня своих глаз, стесывая остатки ее платья об стену.

— У тебя всего полчаса до казни, Валенсия. Я очень жажду услышать то, что ты хотела мне рассказать. Хочу напомнить, что у тебя пара минут.

— Ты всегда был слишком правильным, Астеиль. Даже для меня оказывается есть такая привилегия, как последнее желание...

— Если это все и тебе больше нечего сказать, я пожалуй пойду.— он небрежно отпустил девушку и она кулем упала на пол.