Пролог
— Таэрриор скоро умрет, — доложила она, скидывая одеяние и приближаясь к кровати.
— Отлично, — ответил он, окидывая её фигурку взглядом закоренелого ловеласа. — Надеюсь, ты не забываешь подсыпать ему тот порошок, который я тебе дал?
— Каждый день подсыпаю. Этот дурак даже не замечает. Он столько вина пьет, что уже и не различает вкуса напитков.
Говоря эти слова, молодая женщина опустилась на постель и опёрлась на локоть, соблазнительно прогнув спинку.
— Значит, ему недолго осталось. Надо начать подготавливать преемника, — он задумался.
— И кого ты хочешь посадить на трон?
Голубые глазки наивно захлопали. Она казалась котёнком, милым таким, забавным — и с большими пустыми глазами. Она его умиляла своей недалёкостью и поразительной наивностью, которые так странно сочетались с её поразительной порой стервозностью.
— Акирана. У него более покладистый характер. Им будет проще управлять, — снисходительно пояснил мужчина. — Мы сможем договориться с Нарией, и они отдадут наконец-то эту территорию на севере, за которую мы столько лет бьёмся...
— А со мной что будет? — поинтересовалась женщина, переворачиваясь на живот и проводя рукой по его обнаженной груди. В голосе её звучала тревога, а губки надулись как от обиды. — Вдруг кто-то узнает, что я травлю короля?..
— Не переживай, — ответил он с покровительственной и спокойной улыбкой, обнимая её и притягивая к себе. — Я тебя защищу. Я позаботился о лекарях — они будут молчать.
— Но...
Она так и не успела возмутиться, ей заткнули рот поцелуем. А затем умелые руки мужчины унесли её на вершину блаженства.
Глава 1
Ох, сквозняк-то какой. На цыпочках подбежала к двери и закрыла её.
Осень.
Раннее утро, ещё темно, но за окном посерело уже.
Жарко горел очаг в углу, на полу от пламени рыжие сполохи пляшут. Ноги утопают в медвежьем меху — когда-то отец на охоте убил зверя и постелил его шкуру перед кроватью.
Свеча коптит. Лицо матери совсем страшно в этом неровном свете — худое, со впалыми нездорово-румяными щеками и заострившимися скулами, под глазами — чёрные круги, сами глаза как будто впали и потускнели.
— Не могу уже так жить, Яни... — просипела мать и попыталась приподняться на локтях.
— Лежите-лежите, матушка! Лежите! — с мольбой сказала я и, надавив ей на плечо, уложила её.
Матушка повиновалась. Я вижу — она уже подчиняется всему, что только можно. Чувствую, как тянутся ручейки из моей души к моим глазам и застилают их — свеча лишь размытое пятно.
— Какая же ты красивая, дочка... я была такой же в молодости... моё сокровище, я не хочу покидать тебя...
Кусаю губы, чтобы не зареветь и не расстраивать мать.
— И я не хочу умирать, не подержав на руках моих внуков... Они должны хотя бы почувствовать на заре жизни, что у них была бабушка...
О, боги! Опять начинается...
Я не могу не признать, что моя мать — просто поразительный манипулятор. Она способна была добиться своего не силой, не напором, но парой слов, брошенными в нужное время в нужном месте и сказанными нужной интонацией. Как она управляла отцом, страшно вспомнить. И теперь управляет мной даже на смертном одре. Раньше я обижалась на неё за это, но теперь... да пусть! Пусть, я всё ей простить готова, лишь бы она перестала мучиться этой проклятой болезнью!
Её мечта — выдать меня замуж за богатого человека, чтобы восстановить наконец-то благополучие семьи. Вот только никто не хотел брать бесприданницу, пусть и такую высокородную, как я. Но это-то ничего — я сама не хотела замуж. Ни за кого. По крайней мере, в ближайшее время.
И детей я не хочу. Я не вижу себя матерью, я не чувствую в себе этого предназначения. Будь я властна над собой, я состригла бы волосы, облеклась в мужскую одежду и отправилась бы на северные рубежи, куда мне и дорога.
Но... как я смогу это теперь сделать? Что со мной вообще будет, если мамы вдруг не станет?! Жалкое наследство я получу, да. И что я буду с ним делать?! У меня никого не осталось, кроме матери — единственного человека, которому я нужна, который заботится обо мне, печётся о моём будущем, о моём счастье, о достойной моей жизни...
Ну как я могу на неё обижаться, когда она даже в тяжелейшем положении своём пытается вытащить меня из зияющей этой пропасти, в которой я могу оказаться? Да что там оказаться — я и так в неё уже рухнула.
Она права — она была очень красивой до того, как её сразила чахотка. Высокая, стройная фигура с настолько тонкой талией, что можно ладонями обхватить, кожа цвета чайной розы, тёмно-русые волосы с медовым отливом, лиственно-зелёные глаза, улыбчивые полные губки... Кокетка, какую только поискать, даже в замужестве заигрывала с мужчинами на балах, не нарушая, впрочем, рамок приличий. Серебристый смех, изящные жесты, ненароком брошенные взгляды... о, моя мать в этом мастерица! Она часто рассказывала мне, что на мужчин и женщин нужно смотреть по-разному, что мужчины очень любят игру бровями, что веер может поведать намного больше, чем самый длинный рассказ...
Я тогда слушала её внимательно, но без удовольствия — мне не казались все эти уловки такими уж захватывающими, как пыталась представить мне мама. Я слушала и молчала лишь потому, что находила это важным для выживания. И надеялась при этом, что никогда мне не придётся применять это всё на деле. Глупая и наивная...
О, и что же теперь случилось с этой великолепной женщиной, что была первой красавицей балов, окружённой завистницами и льстецами? Потрясающее тело превратилось в скелет, сверкающие глаза потухли, роскошные волосы превратились в колтуны... Она не встаёт с постели уже пятый день, её кашель убивает мою душу, а белоснежный платок обагряется открывшейся горлом кровью. Мне больно, мне плохо, мне страшно. Мама покидает меня, медленно, но верно. Да, после её смерти я вольна делать, что захочу, хоть переодеться мужчиной и стоять на страже у границ, как того и хотела... Но всё равно мне этого не позволят, если не мать, то целый мир.
Что со мной будет без любимого и любящего человека?..
Я ни за что не брошу маму. Я буду рядом с ней во что бы то ни стало, я прощу, нет, уже простила все её жалобы и укоры на моё нежелание выходить замуж. Да хоть прямо сейчас, да хоть за кого!
И она всё ещё надеется, что застанет моё замужество и рождение внуков... Я не хочу отнимать у неё эту надежду, но, чувствую, она всё же не выдержит.
Мать заснула. Мне ничего не оставалось, кроме как задуть свечу и покинуть её опочивальню.
Спать не хотелось, хотя я просидела у постели матери всю ночь. Не мешало бы зайти в бывший кабинет отца и разобрать текущие документы, чтобы не терять времени и не заскучать. Не хотелось мне возиться с документацией, честно, но — долг обязывал. Мне нужно было заботиться о людях, служивших нам. Забота и хорошее отношение к слугам — это доказательство чести, благородства и справедливости нашего древнего славного рода, рода Омаэтан.
Мама никогда не занималась этим, она считала себя выше этого занятия. Так что эта обязанность легла на меня после смерти отца. Сколько ошибок я допустила в самом начале... ну да ладно. Главное — научилась.
Так, что у нас тут... Счета за лекарства, дрова и муку, всё ожидаемо. Слава богам, вышло не так много, как на прошлой неделе! Это очень радует. Удалось наконец-то сэкономить немного.
Ещё не так давно наш род пользовался особо высоким влиянием, и богатства наши соответствовали статусу. Мой прадед во время Великой войны внес значительный вклад в победу наших войск, он был талантливейшим полководцем и сумел выиграть одно из величайших сражений нашей истории. За это король даровал ему большие угодья и хороший капитал. Со временем мой прадед его увеличил и женился на моей прабабушке. У них родился мой дед, но, к сожалению, он не унаследовал родительской хватки. После смерти своих родителей он пристрастился к картам и проиграл большую часть своего состояния. Когда кредиторы стали напоминать о себе, он не выдержал давления и покончил с собой. Мой отец пытался хоть как-то восстановить былое величие, но так и не преуспел в этом деле.
Ему повезло, что моя мама, госпожа Этанис, выбрала его из сотки кандидатов. Она была богата, за неё давали огромное приданое, а он имел титул графа. В итоге каждый получил свое. Жаль, что все её состояние ушло на покрытие оставшихся от деда долгов, и нам осталось совсем чуть-чуть. Из-за этого отец сильно переживал, что не может достойно обеспечить свою жену и дочь. Мама всегда хотела блистать в свете, носить изящные платья и дорогие украшения. Но мы не могли этого позволить.
Она никогда не попрекала отца и не повышала на него голос. Но от её тихого и рассудительного слова хотелось прятаться как можно дальше. В день моего пятнадцатилетия отца не стало. Лекари сказали, что у него не выдержало сердце, но мне казалось, что ему просто надоело жить.
Я зажмурилась, вспоминая свою истерику, когда лекари сообщили страшную весть. Я помню, как изо всех сил трясла отца за плечи, умоляя его открыть глаза и не покидать нас, как потеряла сознание прямо рядом с его смертным ложем... В первые два дня после смерти папы все думали, что у меня помутился рассудок: я ничего не ела, не пила, лишь смотрела в одну точку и шептала лишь одно слово: 'Отец, отец, отец, отец...'. Лишь на третий день я пришла в себя, но прежней не стала. Исчезла маленькая светлая девочка, счастливая несмотря ни на что, и её место заняла безгранично печальная вестница дождливой хмари возрастом в десять тысяч лет...
Как же я его любила, о боги, как я его любила... Да что боги — и они не видели за от самого начала времён такой сильной любви, как моя, дочерняя! Да, столкнулись впервые — и решили понаблюдать, а что же со мной, с источником такой любви, станет, если забрать того, кого я люблю! Да, я уверена, что именно так они решили... и с тех пор я утратила веру в их милосердие. И в них самих.
После этой потери наши дела стали идти еще хуже. Мама с каждым днем становилась все угрюмее и грустнее, а потом заболела — лекари подтвердили чахотку. Уйма денег стала уходить на лекарства, которые стоили баснословно дорого. Почти всю прислугу пришлось отпустить, и у нас в услужении остались всего несколько человек: кухарка Марта, конюх Джошуа и дворецкий Фьёр. Они служили в нашем доме уже много лет и остались нам верны, не смотря на все обстоятельства.
Нам удавалось сводить концы с концами благодаря ренте, но она лишь помогала нам выжить. На новые платья и украшения её не хватало. Это очень огорчало матушку. И теперь её главной целью стало моё удачное замужество за богатым человеком, и не важно, какого он будет возраста и сословия. Ведь женитьба на мне принесет ему графский титул. А это мечта многих, но я, Сарьян Омаэтан, осчастливлю только одного.
В дверь постучали, воспоминания рассеялись. Я напряглась — кто бы это мог быть?
— Войдите!
Ах, это же Фьёр. Он всегда находит меня, в какой бы части дома я ни находилась. Как всегда в тщательно вычищенной ливрее, подтянутый, собранный, он казался моложе своих шестидесяти четырёх лет.
— Госпожа, — поклонился он. — Королевский гонец передал вам два письма.
Я упустила из рук бумаги. Как королевский гонец? По какому поводу?
Ах, да, вспомнила. Через неделю состоится бал — король должен объявить имя наследника (принцы — двойняшки, старшинство тут было бессильно), а заодно и провозгласить помолвку будущего короля с какой-нибудь принцессой. Так что это, наверное, приглашения.
Я взяла у него конверты.
— Спасибо, Фьёр.
Дворецкий вновь поклонился и неслышно вышел.
В самом деле, приглашения. На меня и на мать.
Я не была сколько-нибудь удивлена приглашениями. Просто... сможет ли мама выйти в свет в таком состоянии? Да и захочет ли?
О, о чём я, в самом деле. Конечно, захочет! Другое дело, сможет ли...
Нет, сейчас я не могу её обрадовать этими вестями. Она спит.
Да и не пущу я её. Не хватало ещё, чтобы её состояние ухудшилось после такого веселья. Нет, нет и ещё раз нет.
Но и не показать приглашения я тоже не могу, это будет нечестно. Но если она их увидит, то её не удержит ничто... Ооо, что же делать-то с матушкой, а?
Ладно. Подожду, пока она проснётся, а пока что покончу с делами на сегодня.
К маме я заглянула после полудня. Она уже проснулась и теперь читала книгу, которую в последние пару дней стала класть под подушку перед сном, чтобы не ходить далеко.
Увидев меня, она светло улыбнулась и закрыла книгу.
'Неужели ей лучше?' — с радостной надеждой подумала я. Улыбка так украсила её лицо! Глаза словно бы снова звёздно засияли, круги под ними будто уменьшились, а лицо утратило пугающую худобу и вернуло округлые нежные щёки.
Теперь мы точно не покинем друг друга!
— Как вы, матушка? — спросила я, садясь на кровать подле неё.
— Сон определённо пошёл мне на пользу, Яни, — довольно сообщила она и взяла мою руку в свою. — Я чувствую себя так, словно мне опять двадцать лет!
Всё улыбаясь, она стала рассеянно теребить мои пальцы. Я заметила, что взгляд её стал напряжённым.
Эх, мысль о моём будущем не оставляет её ни на минуту.
— Матушка... — нерешительно начала я и остановилась, не найдя, чем продолжить.
— Да? — в упор посмотрела на меня.
— На рассвете приходил королевский гонец... В общем, вот, — я не нашла ничего лучше, кроме как протянуть ей приглашения на бал.
Мама сразу же как будто подобралась и стала внимательнейшим образом изучать содержание жёстких, покрытых узорами карточек. Подняла голову, её взгляд судорожно забегал.
— Неделя, неделя... Мы должны непременно пригласить портниху! Для меня... у тебя есть платье, которое ты ещё ни разу не надевала, а у меня... парикмахер, причёска...
— Матушка, у нас нет на это лишних денег...
— О, всё равно! Такой шанс... да боги с ними, с деньгами!..
— Матушка, лежите, прошу вас!..
— Нет, Яни, я должна быть с тобой, я должна сопровождать тебя... да пусти же!
— Я не пущу вас! Не пущу! — я не выдержала и сорвалась на крик. Вскочила невольно. — Я не могу вас пустить, вдруг вам станет хуже?! Я не прощу этого ни себе, ни вам!
Мама, как будто опомнившись, замерла и внимательно посмотрела на меня. С горечью прикрыла глаза и как будто с усилием сглотнула.
— Я должна пойти с тобой, Яни, даже если это будет последний мой бал. Для нас обеих это важно... Ты, конечно, сможешь уже сама появляться в свете, но... ты же понимаешь, почему мне важно в этот раз сопровождать тебя? — распахнула глаза и как будто с мольбой посмотрела на меня.
Я сдалась. Я всё равно не смогу её переубедить.
— Только пообещайте, что побережётесь, — проговорила я, едва разжимая зубы. — Старайтесь не танцевать, не пить много вина...
— Я знаю. Я обещаю.
Вновь широкая улыбка, проливающая бальзам мне на сердце.
