|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Веймин— приносящий величие
Раннвейг— бегущая по путь
Берси— медвежонок( Бьерн— медведь)
ПРОПАСТЬ ДЛИННОЮ В ОДИНОЧЕСТВО.
Хроники чувств.
Туманную дымкой подернута даль,
И слезы небес застучали по крышам...
На белых ресницах застылый хрусталь...
Зачем в этом мире мы воздухом дышим?
Зачем в лабиринтах из давящих стен
Гуляем и ищем замерзшие истины?
И в темных углах причастившись из вен
Засыпем глаза перегнившими листьями...
Зачем заблудившись взываем к богам,
Ведь знаем — безликие нам не ответят?
Зачем расставаясь играем в слова,
Как будто бы верим что ложь не заметят?
Зачем по примеру холодной судьбы
Куем для души лишь оковы и маски?
Зачем мы под ноги бросаем любви
Осколки несчастья без привкуса ласки?
И встав перед пропастью полною лжи,
Ты сможешь над нею неслышно пройти,
Коль имя той пропасти — страх одиночества?
ПРОЛОГ цвета рубиновой сережки
Дзиньк, дзиньк, дзиииньк...тончайшей работы стеклянные кувшины падали на пол, разбивались на мелкие, переливающиеся жемчужными каплями, осколки, разлетались по полу черного дерева...дзинь, дзинь...
Кап...темно-багровая капля падает, зависает в воздухе, тяжелом и пряном, как запах восточных благовоний...и вдруг срывается с тонкого и холодного пальца вниз, в пропасть...
Пропасть длинною в одиночество.
И падает на ее дно. Разбивается о хрустальные осколки.
На грубо сколоченном столе из досок стоит пиала с багровой влагой...стук...пол задрожал, пиала вздрогнула и несколько капель упали и растеклись по дереву...
Женщина подняла голову, по подбородку стекла прозрачная капля...
С запада повеяло гарью.
Гарью и смертью.
Мальчик с глазами цвета темного янтаря смотрел в отражение неба под своими ногами...была осень и багряноцветные листья клена текли по зеркалу ручья...
сполохи багрянца.
Мальчик бежал.
Листья клена закручивались в водовороты и...
Тонули.
Смерть. Воздух пронизан ею. Еще не пахнет гарью и кровью. Сейчас запахнет.
Узор на доспехах.
Цокот копыт замыленной лошади.
Теплый бархат цвета плодов горной вишни течет по лезвию, обволакивая меч, изучая его...
Крики. Боль. Упоение смертью.
Хохот. Гримаса счастья.
Трупы.
-Мама?
Черная гарь на губах.
-Мама?
Тонкая рубиновая нить течет на грудь.
-Мама?
Закатившиеся глаза.
-Мама?
Загорелая кисть на земляном полу.
-Мама?
Развороченная грудь.
-Мама...Мама?..Мама!
Тяжелое дыхание.
Поволока на глазах.
Ребенок.
Последняя жертва.
Взмах.
На белой коже капли. Кровавые слезы его матери слетевшие с клинка.
Взмах.
Глаза.
Янтарная поволока.
Черная пропасть.
Покой.
Повязка на глазах.
Старые руки.
Белый металл.
Тепло. Страшно.
Горячо!Страшно!
Больно!
...
Капли льются из-под повязки.
Красные.
Но он не видит.
Капля падает. Разбивается о хрустальные осколки.
Белый и холодный палец прикоснулся к алым губам. Соленый вкус, как слабость всесилья. Горький, как вино из хрустальных кувшинов. Раньше.
Дзинь... разбились.
Прикосновение ладони. Холод серебряной маски. И сквозь него — тепло тела.
Дин-дон. Дин-дон.
Звон сережки. Рубиновая капля.
Щиплет глаза.
Что?
Щиплет.
Что?
Влага?
Капля света в рубине.
Покой.
Тишина.
Тишина.
Тишина.
Тишина?
Рубновые капли.
Кап.
Кап.
Кап.
ГЛАВА ПЕРВАЯ, или бегущая по пути.
В полночной тьме огонь свечи,
И свет луны упал на плечи,
А губы шепчут мне-"молчи...
И помни— душу время лечит...
Иди сквозь холод и покой,
Иди сквозь вьюги и метели,
И я пойду вслед за тобой,
Туда, куда они не смели...
Закутай тело в звездный свет,
Одень меха дождя и снега...
Иди сквозь сумрак сотни лет—
Забудь про рамки жизни века...
И я иду вслед за тобой,
Считая шаг, целуя землю,
Закрыв тебя своей спиной,
Скажи мне только тихо-"верю..",
Молчи и помни— время лечит..."—
Прошепчут губы мне на ухо...
Свернула крылья птица-вечер,
Касаясь песней тихо слуха.
-Было это, высокая госпожа. Не очень давно да уж обрасло легендами...Лет тридцать назад правил Небесным краем император, благородный и мудрый...правил он неплохо, сына растил...и все спокойно было пока не пришла весть из Храма. И сказано было...Что, госпожа? Какой Храм? Храм великой и всеблагой Богини...
И на чем я остановился? Ах, да, весть пришла, что родился, дескать, сын Богини, прекрасной и мудрой, и будет он новым императором, истинно справедливым и властным...и да будет век счастливый...
А с Богиней, кто спорить попробует? Только блаженные да самоубийцы...Вот и разослал владыка Сон Минь Ашен всадников, чтоб нашли мальчика с темно-янтарными глазами да родинкой в виде пиона на груди...Тридцать отрядов по тридцать воинов отправились на поиски...
— Они его нашли, нашли?— внезапно спросил ребенок.
-А, что?— всколыхнулся старик,— да, нашли...спустя пять лет...
Бескрайняя степь, легкая поступь коня, звенящая сталь родового клинка Хуань Лиин, что значит глаз бури— все это веселило молодого двадцатилетнего воина из рода Степных Драконов. Он со своими воинами— двадцать девять лучших воинов империи!— был послан на поиски Сына Всеблагой и Пречистой Богини Справедливости и Наказаний. Кто бы мог подумать, что именно он, младший сын небогатого аристократа удостоится такой чести! Сэнг Чжоу несся во весь опор, уже представляя, как он будет рассказывать братьям, как привезет сестре бусы из нежно-розового перламутра, такого же цвета, как цветы вишневого дерева, расцветающего весной...
На самом краю земли, там где степь смыкалась с серебристым небом, показались соломенные крыши деревни. Воины радостно заулюлюкали, предчувствуя скорую забаву— что могут им противопоставить крестьяне? Ничего, во имя Всеблагой Богини! А истосковавшиеся по битвам воины уже рвались проверить свои клинки на живой плоти! И Сэнг Чжоу командует нападение...
-Нашел его один из воинов императора, младший сын небогатого аристократа с севера империи. Он отыскал Великого в маленькой степной деревушке, где в семье деревенского кузнеца жил пятилетний мальчик со странным родимым пятном...Пятном, в виде императорского пиона.
В тот день та деревня была сожжена до пепла, не осталось даже праха от сгоревших заживо людей, не осталось остовов печей, растоптанных в пыль копытами тяжелых коней. И на все это смотрел своими темно-янтарными глазами маленький сын Богини...
Сэнг Чжоу не мог сказать, когда он увидел его. Все вокруг, кружащееся в безумном, но таком обыденном, хороводе отвлекало от мыслей, событий и окружающего мира. Он, заливисто смеясь, носился по дворам горевших домов, руша копытами своего Ветра заборы и стены ветхих домов. Хуань Лиин, острый клинок деда, играясь, срезал головы пытающимся сбежать крестьянам, и копья и сабли его спутников не отставали от него. Кто-то, злобно смеясь, тащил хорошенькую девчушку за волосы, кто-то смотрел как в замурованном доме в ужасе мечутся дети...Все как обычно. И глава отряда, храбрый Сэнг Чжоу, мчался по деревне, заметив, как резво отбивает атаки двух его мечников двужильный кузнец, зажав в огромных ладонях грубо скованный меч. За его плечом маленькая плотная женщина, чьи черные волосы уже хранили на себе отпечаток тяжелых лет тонкой серебряной нитью на висках, прижимала к себе ребенка, закрывая его глаза подолом своего халата.
А кузнец, с мрачной одержимостью обреченного, отбивает удары, словно не замечая многочисленных ран, покрывших его руки и полуобнаженный торс. Кожаный фартук, уже располосованный мечами нападавших, путал его движения, а вытекающая кровь лишала последних сил...Но он упрямо продолжал сопротивляться, защищая свою семью.
Но Сэнг Чжоу не привык восхищаться храбростью низкорожденных, так что прервал бесплодные попытки спастись, единственным точным ударом своего меча. После чего, соскочив со своего норовистого жеребца, замер перед испуганной женщиной. По ее лицу текли слезы, но не звука не вырывалось из сомкнутых уст. Она, закрыв своим телом малыша, смотрела на воина гордо и неприступно, без малейшего страха или неуверенности. И воин мог бы восхититься ею, но ему не было дело до этой женщины, и он просто ударил ее мечом, походя к замершему от ужаса мальчишке. Тот, не в силах поднять глаза от тела упавшей матери, смотрел на тяжелые, кованные, украшенные росписью и кровью сапоги Чжоу, перешагивающего через тело женщины, чьи остекленевшие глаза были обращены к небу. Сэнг Чжоу замер перед испуганным ребенком, острием меча приподнял его лицо и замер, глядя в глубокие глаза мальчика, глаза невероятного цвета— цвета темного янтаря. И он опустился на одно колено, склоняя голову перед своим Императором. А Император, испуганный и не понимающий, что происходит, в оцепенении смотрел на склоняющихся перед ним убийц, а по необычайно светлому лицу катились рубиновые капли крови, выплеснувшейся на него из груди матери.
А потом радостные воины, крича здравницы Богине, сжигали оставшиеся здания и тела, а копыта их коней превращали в серую пыль остатки печей и фундаментов. И на все это смотрел мальчик, в истерике мечущийся в руках Сэнг Чжоу, даже не подумавшего увести его из этого ада. Он кричал, размазывая по покрытым гарью щекам слезы, рвался к телам своих друзей и соседей, которые веселящиеся воины как мусор кидали в огромный костер...Его рвало от отвратительно-приторного запаха горелой плоти и соленого привкуса крови на растрескавшихся губах.
Когда тридцать воинов Богини и уже бывшего императора Сон Минь Ашена умчались в сторону благословенной столицы, на месте тихой деревушке остался лишь выжженный пустырь, уже следующей весной заросший густой и сочной травой, навеки похоронив память о месте рождения Сына Богини, Императора Веймина, приносящего величие.
-А что было дальше, дяденька? Что?— в нетерпение подгоняет задумавшегося старика мальчик с соломенными волосами и водянистыми глазами, внимательно и ясно смотрящими на мир.
-Дальше...А дальше мальчика встречала вся столица. О, как рады были все появлению полубога, сына нашей прекрасной Богини, посланного, что бы страна благоденствовала и богатела! Все— и бедные, и богатые, и немощные старики, и сильные воины, и малые дети вместе со своими матерьми, ученые и маги, придворные и торговцы, даже наложницы гарема выглядывали из-за занавешенных окон, что бы хоть краем глаза взглянуть на Императора, следующего в окружении одетых в парадные доспехи воинов. Но их всех ожидало разочарование— сидящий на смирной тонконогой лошадке мальчик накрыт тяжелой вышитой тканью, скрывающей его облик от нечистых взглядов смертных. В тот день испуганного мальчика провели в Храм, и он, в сопровождении Высшей жрицы и немых слуг проследовал к алтарю, на встречу с божественной Матерью. А на утро, когда первые лучи солнца озарили склоны окрестных холмов, из Храма навстречу своим подданным вышел Император, а на лице его была искусная маска, скрывающая его образ за сложной вязью золотых нитей, вгрызающихся в кожу подобно вышивке, не давая понять ни чувств, ни эмоций стоящего на ступенях Императора. Сложные узоры, переплетаясь, образовывали подобие морды дракона— мудрого судию неба, а когда-то темно-янтарные глаза, ослепленные, разучившиеся плакать, лежат в пустых глазницах холодным хрусталем. Он смотрит спокойно и величественно, и огромная площадь встает на колени, видя не ребенка, но Бога. И старый император, своею рукой перерезает горло десятилетнему сыну, дабы никто и никогда не мог оспорить власть Веймина. И капли крови попадают на грудь Императора, прямо на видную в открытом вороте дорогого, вышитого драконами, халата родинку в виде распустившегося пиона, цветка-символа Императорской власти.
-Страшно,— поежилась девушка, отхлебывая из деревянной пиалы густой чай,— А те воины, что нашли его, что стало с ними?
Слепой старик, непроизвольно потянувшись к грязной повязке, скрывающей его глаза, вздохнул и, не ответив, повернулся к глиняному чайнику. Обернув морщинистую руку плотной тканью, он поднял чайник и налил себе обжигающего напитка. Отхлебнув ароматного чая, он продолжил, смотря мимо своих гостей на выход, где, за колышущимися на ветру полотнищами, была видна тихая улочка столицы.
-А те воины, ослепленные почестями, которыми осыпали их горожане, забыли о жестокости своей Богини...В один пасмурный день, через три дня после восхождения Императора в Ониксовую Башню, их позвали в Храм...
Сэнг Чжоу гордо вошел под сень древних чертогов, которые, говорят, были построены задолго до появления на этих землях народа Богини. Но он не верил в это. Разве может существовать что-то более великое и сильное, чем Всеблагая?
Огромные своды Храма, напоминали о смыкающихся в лесах на севере страны, где находился Дом воина, своими тонкими колонами и ажурными арками. Огромный витражи, сквозь которые проникал неяркий свет, занимали больше половины пространства Зала Молитв, где, стоя под изображениям многогрудой женщины с широкими бедрами, чье тело обвивали четыре дракона, их ожидали молчаливые жрицы. Девушки, закутанные в полупрозрачные ткани были обольстительны, но никто не посмел бы взглянуть на них больше чем с почтением— святотатцы не могли сбежать от расплаты. Поэтому тридцать воинов в молчании шло по уходящему под землю узкому коридору, освещенную лишь огнями, горевшими в синих бумажных фонарях.
Все ниже и ниже...Ниже и ниже. Сэнг Чжоу и не помнил, когда в его душе поселился страх, крепкими объятьями сжав ему горло, мешая дышать...Но пути назад не было. Молчаливые, немые от рождения, стражи Богини, не давая им двигаться, опустили на колени. А впереди вышла из полумрака высокая длинноволосая женщина, чье лицо закрывала цельная маска. Ее тело, прикрытое лишь множеством изящных украшений, мерцало белым светом, а нарисованные драконы, обвивавшие ее живот и ноги, казалось двигались, извиваясь подобием жизни. Перед склонившимися воинами стояла Верховная.
Когда ее глубокий голос зазвучал, отражаясь от стен, затихая эхом в нескончаемых коридорах Храма, воины, побледнев, все же не сделали попытки сбежать.
-Я, Глас великой и Всеблагой Богини, передаю замершим у ног моих рабам ее Волю. Да свершится Воля ее! Никто и никогда не должен знать облика Сына Ее, никто из узревших Облик Его, не должен видеть Свет! Да будет так!
И во тьме засветились сотни белых огней, и раздалось шипение. По подземелью расползся отвратительный запах горелой плоти, и только тогда Сэнг Чжоу понял, зачем их пригласили в Храм. Внезапно загорелись сотни фонарей, освещая зал и воинов, до крови прокусывающих губы, вонзающих ногти в грубые ладони, только бы не опозорится, закричав от боли в искалеченных глазницах. Сэнг Чжоу был последним. Он видел как к нему приближается страж, держащий в руке раскаленный кусок металла, которому суждено превратить сильного мужчину-воина в калеку. Но он не дрогнул и смело смотрел вперед, на возвышение за спиной Верховной, где стоял одинокий мальчик, закутанный в шелковый халат, матово переливающийся в белоснежном свете фонарей.
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
