Ибица навсегда

Ибица навсегда

Наш "Боинг" приземлился на заветном острове, и мы (я, Натка и Майка), словно кошки из переноски, вылезли наружу, щурясь и потягиваясь после долгого перелета. Миновав паспортный контроль, ожидая багаж, мы оглядывали окружающий народ. К моему удивлению, в аэропорту не было бешеных толп модной молодежи — публика вокруг ничем не отличалась от публики в любом другом аэропорту Европы: пенсионеры, супруги, дети, которые мерно гудели, ожидая свои сумки у конвейера.

Провожатый от туроператора отыскал нас сам и сам организовал трансфер. Это был русский мужчина неопределенного возраста, приятной внешности, с печальным взглядом, наполненным бесконечной тоской по Родине.

— Так, вас я нашел, — он сверился со списком, — а вот этот молодой человек где? — спросил он у Майки, показывая на одну из фамилий.

— Он не с нами, — открестилась она от пропавшего попутчика.

Слава богу, пропажа отыскалась очень скоро, на скамейке у "карусели" с багажом. Наш молодой человек заслушался музыкой на "айфоне" последней модели и, видимо, задремал.

Собрав, наконец, всех, провожатый, назвавшийся Владимиром, погрузил нас в старенький джип и повез в отель. Чтобы скоротать время, Майка с серьезным видом расспросила его о местном курсе валют и других необходимых мелочах. Мы же с Наткой в тот момент внимательно изучали будущего соседа, который гордо восседал на переднем сиденье и высокомерно косился на нас через зеркало заднего вида. Пока что из всех встреченных нами на Ибице людей, он больше всех тянул на тусовщика. На нем была белоснежная футболка с кислотным принтом, белые высокие "Найк Эир". Образ завершали панама и очки в стиле Рауля Дюка, главного героя романа Хантера Томпсона "Страх и отвращение в Лас-Вегасе". Впечатление о нем складывалось неоднозначное, парень явно хотел казаться эдаким "золотым мальчиком" с толстой пачкой денег в кармане. Он даже попытался нарочито расспрашивать Владимира о фирменных бутиках и аренде дорогих машин, но провожатый мгновенно пресек этот разговор удивившей нас репликой:

— Зачем вам все это? Здесь не принято ездить на дорогой машине и сверкать лейблами на одежде! Это же неприлично! Окружающие могут решить, что вы выпендриваетесь! — в его голосе послышались нотки обиды и недоумения.

Это было первым приятным впечатлением от Ибицы — скромность и демократичность местных жителей. Та самая скромность и демократичность, которой порой так не хватало моей родной провинции.

Второе приятное впечатление — лишние двадцать пять центов, которые не взял таксист, перевозивший нас из одного отеля в другой (ибо в том, куда привез Владимир, свободного места не нашлось), и, которые нам по чеку вернули на "ресепшене".

Итак, глазам моим предстала Ибица. Предстала во всей красе, во всей своей демократичности и невозмутимости. Спросите какая она? Ибица? На удивление тихая и спокойная днем, переменчивая и свободная ночью.

Еженощно мы отправлялись в клуб. В первую ночь посетили демократичный "Спейс", во вторую — богемную "Пачу". Отдыхали, как всегда, на износ. Мы с Наткой были вполне довольны, а к несчастной Майке еще в "Спейсе" пристал великовозрастный поклонник, которого за непритязательный наряд и нелепую шляпу мы тут же окрестили "пасечником". После того, как этот странный субъект объявился и в "Паче", майкин настроение было безвозвратно испорчено.

Из экономии денег мы ели крайне мало, из экономии времени почти не спали. С утра обычно отправлялись на пляж. Тратить драгоценное время на безделье в отеле было слишком расточительно, поэтому отсыпаться приходилось лёжа на песке под палящим средиземноморским солнцем. До обеда в тишине, после обеда — прямо под ногами танцующей разношерстной толпы.

На четвертый день было особенно жарко, во всех смыслах слова. Я планировала выспаться на пляже, но воплотить мечту так и не удалось. Натка с Майкой захотели пить и послали меня за бутылкой минералки в ближайший супермаркет. Поход обещал быть недолгим, поэтому я безропотно согласилась.

Миновав беснующуюся толпу, вышла к проезжей части и, не спеша, побрела вдоль нее. Солнце палило нещадно. Едва завидев мою измученно-унылую физиономию, зазывалы из уличных ресторанчиков активно манили меня угоститься в их заведениях. Я глотала слюну и шла дальше, наслаждаясь жизнью, несмотря на усталость и голод.

Глядя на то, как притормозил посреди проезжей части один из аборигенов, желая пообщаться с замеченным на тротуаре приятелем, и как покорно остановились следующие за ним автомобилисты, которым он преградил дорогу, я восхитилась их миролюбию и титаническому спокойствию. Наверное, такой он и был на самом деле, дух Ибицы. Вопреки сложившемуся мнению, сонный, мирный, безобидный, скромный... Дух Ибицы. И никакие клубы, никакие буйные тусовки и шумные толпы не могли разрушить этой степенной и добродушной неторопливости. Здесь никто никуда не спешил, и каждый располагал таким избытком времени, что совершенно не боялся его растерять. Именно поэтому дожидались незадачливого болтуна выстроившиеся гуськом машины, и никто не пикнул гудком, не выругался в спину создавшему пробку товарищу — все преспокойно ждали, словно бы наслаждаясь этим ожиданием... Я втайне позавидовала им, этим добрым жителям Ибицы...

Вернувшись назад, я застала подруг за обсуждением моего молодого человека.

— Что-то Тима твой не звонит, — прищурилась Натка и проницательно посмотрела на меня.

— Не поминай черта в суе, — отмахнулась я, тут же помрачнев.

Уже три года Тимур был моей большой проблемой. Наверное, даже большей, чем нехватка финансов и отсутствие личного жилья. Тимур был моим осточертевшим бойфрендом, от которого я, в силу своей отсутствующей воли и слабого характера, не могла избавиться уже три года. И все эти три года я расплачивалась за свою минутную слабость тем, что этот самый Тимур, подобно энергетическому Эдварду Каллену, выпивал из меня все жизненные силы и положительные эмоции. Вдобавок ко всему он был патологически жаден, ревнив и совершенно непривлекателен внешне. Спросите, что же держало меня в тех бесперспективных отношениях? Дурной принцип, что никого нельзя бросать первой... Принцип неискоренимый и по сути своей маниакальный. Я уже три года терпела мерзкий характер Тимура, но бросить его не могла, и все тут...

Не дав унынию завладеть мыслями, я встала и, протискиваясь среди танцующих людей, отправилась к морю. Там, у самой кромки воды я неожиданно столкнулась с нашим попутчиком из аэропорта. Заткнув уши наушниками плеера, он уныло брел по щиколотку в воде. Угловатый, понурый силуэт выбивался из общей веселой массы. Казалось, его уныние было таким мощным, что вокруг парня образовалась тоскливая липкая аура, от которой спешили посторониться веселые пляжные танцоры...

Похоже, девчонки тоже заметили знакомца. Когда, искупавшись, я вернулась на свою подстилку, Натка тут же отрапортовала:

— Видела нашего пафосного друга?

— Бродит тут с плеером в ушах, видимо, местная музыка для него недостаточно крута, — поддакнула ей Майка.

Я отыскала глазами ссутуленную фигуру, все дальше уходящую по берегу прочь от развеселой дискотеки:

— Да ладно вам, он такой печальный, чего над человеком издеваетесь.

Я протянула руку к отброшенной в сторону Майкиной книжке, которую та читала с начала поездки.

— В очередь! — наткин указательный палец уперся мне в лоб, изображая дуло пистолета, — хитрая Алиса.

— Тогда читай вслух, — я подвинула книгу Натке.

— Я лучше перескажу, — решила она, — там про одну девицу, у которой был салон красоты и богатый любовник. Однажды в гололед она поднялась на крыльцо своего салона и поскользнулась на дохлом голубе. И ее тут же бросил любовник — ушел к молоденькой парикмахерше из ее же салона.

— Суть-то в чем? — возмутилась я излишней лаконичностью наткиного рассказа.

— Суть в том, что голубь — это не к добру! — заявила подруга на полном серьезе.

— Нат, там суть вообще не в этом, — начала, было, Майка, но я ее перебила, поймав себя на нехорошей мысли:

— А ведь и вправду не к добру. Я, перед тем как с Тимуром познакомилась, тоже голубя нашла.

— Дохлого? — обрадовалась Натка.

— Да нет, живого. Я его еще в руки взяла, домой принесла, а он окно увидел и улетел.

— Ерунда все это, — не выдержала Майка, — девочки, ну, бред же! Какие голуби?

— Не скажи! — возразила Натка, — Алиса голубя потрогала, а потом Тиму своего подцепила.

— От голубя можно подцепить максимум блох или лишай какой-нибудь, но никак не Тиму! — возмутилась Майка, протестуя.

— Вот посмотришь, — сурово предостерегла ее Натка, — встретишь голубя...

Пока они спорили, я добралась до книги и углубилась в чтение, как ни странно, мне тоже показалось, что вся соль рассказа была в этом злосчастном голубе. Как хорошо и легко все свои проблемы свалить на бессловесную птицу. Однако в тот момент мне совершенно не хотелось думать о проблемах. Ведь мы оказались на Ибице совершенно с другими целями.

Словно по причине какого-то злого рока, мой телефон, из-за дорогого роуминга уже несколько дней забытый на дне сумки, разразился оглушительной трелью. "Тимур" — высветилось на экране. Я отложила книгу и взяла трубку.

— Привет, чего не звонишь? Совсем не соскучилась? — раздалось на другом конце линии.

— Соскучилась, — сказала я честно.

— Так чего не звонила?

— Роуминг дорогой, — тут уже соврала.

Причину, по которой не звонила бойфренду, я не смогла бы сейчас назвать ясно. Ощущение было таким, что моя тянущаяся к сотовому рука останавливалась по мановению какой-то странной силы, чужой, невидимой и неведомой. Внутренний голос же в это время начинал твердить о том, что торопиться не стоит, когда я еще смогу отдохнуть от Тимура. И действительно, время, проведенное с подругами, наполненное какой-то иллюзорной свободой, моментально погасило мое гнетущее ощущение постоянного душевного одиночества. Словно все было по-другому, словно не было постоянной ревности, вечных скандалов, разборок, криков, слез, а затем, как следствие, фальшивых примирений с очередным продолжением бессмысленных отношений.

— Чем занимаешься? — голос Тимура зазвучал с привычной злой веселостью, а у меня тут же появилось ощущение того, что я перед ним виновата, прежде всего в том, что здесь, на Ибице, мне весело и хорошо. Словно мое беззаботное веселье каким-то образом оскорбляло его чувства ко мне.

— Хожу по клубам, что еще можно делать на Ибице?

— С мужиками там, небось, развлекаешься? — голос Тимура, став совершенно стальным, начал сочиться неприкрытой холодной злобой, от которой мне стало не по себе. От которой сияющее на безоблачном небе средиземноморское солнце вдруг начало тускнеть на глазах, а от пляжных зонтов и людей потянулись по горячему песку черные змеистые тени.

— Ты же знаешь, что это не так. Зачем опять начинаешь? — мне хотелось бросить трубку, или вообще, кинуть телефон в ближайшую урну, чтобы он не звонил вообще никогда.

— Откуда же мне знать? Я за много километров от тебя, проверить не могу.

— А поверить? — мой голос дрогнул.

— Знаешь пословицу такую: "Доверяй, но проверяй" — не унимался Тимур.

— Хватит! — резкий тычок в бок заставил меня уронить телефон, — хватит, — повторила Натка и сверкнула глазами, — чего ты оправдываешься? Как ты все это терпишь? И зачем?

— Не знаю, — я протянула руку и, пошарив в песке, достала сотовый и приложила к уху. Связь оборвалась. Гудки.

— Так, — Натка резким движением перехватила мою руку и выковыряла из пальцев телефон, — до конца поездки я буду твоим личным секретарем, и я буду решать, с кем ты будешь разговаривать, а с кем нет, понятно?

— Ладно, — я кивнула с облегчением, понимая, что моей силы воли не хватит для того, чтобы проигнорировать звонок бойфренда, и решением проблемы в данном случае сможет стать лишь наткина непоколебимость...

Ночью нас ждал самый экзотический клуб Ибицы. Он находился на трассе, ведущей в городок Сан-Антонию. Исполинские буквы "Privilege" грозно сияли в южной вечерней тьме.

— Мощно, — присвистнула Натка, закидывая голову.

— Какой же он огромный, — восхитилась Майка.

Мощно. Пожалуй, это было самым подходящим словом в данной ситуации, чтобы передать могущественное величие, представшее перед нами из жаркого сумрака средиземноморской ночи. Мы вошли внутрь и углубились в лабиринт темных залов и витиеватых переходов. Тут и там, прямо внутри здания росли деревья, под которыми прятались уютные скамейки и каменные фигурки языческих божков. Посидев возле раскидистого фикуса, мы открыли стеклянную дверь и оказались в огромном зале с бассейном посередине. И снова Танец. Дикий, затуманенный, первобытный. Пространство вокруг было каким-то смешанным, нецелостным, разваливающимся на куски. Виной тому, густая зелень, не позволяющая понять, где заканчиваются стены, и начинается улица, а также неровный, затянутый буграми провисшей белой ткани потолок, на котором скрытые проекторы рисовали диковинные движущиеся картинки и узоры, меняющиеся, словно в калейдоскопе.

Ошарашенные, мы танцевали, выпав из времени. А шаткость и неустойчивость пространства снова была нарушена движением пола, наросшего вдруг над водой и превратившего бассейн в очередную площадь для танца.

Танец. Танец. Танец. Дельфины на потолке, дельфины на стенах. Гоночная машина летит от стены к стене. Где-то под железным настилом пола едва слышно плещется вода....

До Ибицы нас довез встреченый по пути "пати-бас" (специальный автобус, курсирующий между клубами Ибицы). Но и сорокаминутный марш до отеля никто не отменял. Упрямая Майка, не желая идти пешком, уселась на остановке, изъявив желание дождаться утреннего рейсового автобуса. Натка взглянула на меня виновато и осталась с ней, а я пошла домой одна. Хорошо, что злосчастные туфли были упакованы на дно чемодана, а на моих ногах красовались легенькие пляжные вьетнамки.

Я шла спортивным шагом, глядя на то, как проснувшееся солнце озаряет светом чудесный остров. Утро здесь было странным временем, когда ночная жизнь потихоньку заканчивалась — разбредались по домам разгульные тусовщики, а другая жизнь начиналась — местные жители открывали белые ставни многочисленных лавчонок и магазинчиков.

Утреннюю тишину нарушили скорые шаги, все отчетливее звучащие за моей спиной. Я не придала им значение. У города своя жизнь. Мало ли, кто там? Скорее всего, кто-то из утренних спортсменов-бегунов.

— Подожди! — позвал меня мужской голос, — да постой ты!

Я обернулась. Через несколько секунд со мной поравнялся наш сосед — тот самый унылый одиночка с плеером.

— Прости, но я не знал, как тебя окликнуть еще, — он развел руками, по-видимому, мое лицо выглядело не слишком приветливо, — мы с тобой все равно в одном отеле, так что, может, я составлю тебе компанию?

— Составь, — заставила я себя произнести, тут же воровато оглядевшись по сторонам. Тимуровская дрессировка давала о себе знать. Он ревновал меня к каждому столбу, поэтому, разговор с незнакомым парнем приравнивался к тяжкому преступлению.