Предсказания младенца

Далеко на островах, там, где живет Тьма...

ЛАссен приказал всем командующим собраться в ритуальной зале. Круглое темное помещение с высокими потолками, стенами из черного мрамора всегда приводило его в восторг. Туда-сюда сновали слуги, расставляя в многочисленных нишах свечи и кубки с рубиновой жидкостью — кровью убитых прошлой ночью — смешанной с лучшими винами из подземелий Темного Града. Лассен сидел на высоком троне в центре зала, его лицо, скрытое маской, было перекошено от отвращения ко всему происходящему — суета неимоверно выводила темного принца из себя... Маска, скрывавшая истинную сущность принца с самого рождения, отождествлялась его многочисленными поданными с ним самим так же как луна отождествляется с ночью, а солнце с днем. Половина маски была выделана из кожи детеныша черного дракона, маленькие шипы хребта пересекали всю щеку от глаза к подбородку, левая же часть маски была сделана из белой кожи единорога, абсолютно гладкой и мерцающей в свете тысяч свечей. Темные глаза Лассена цепко осматривали происходящее в зале. Вот стали собираться на совет командующие — пришел Гозар, предводитель гоблинов; Касим, черный маг, повелевающий отрядами зомби, влетел в залу подобно урагану, распинывая попавшихся ему под ноги слуг; степенно прошествовал к своему месту Маридван — князь вампиров. Лассен недобро прищурился — несмотря на то, что совет уже пять минут как должен быть начат, ЛисА еще не появилась. Он только поднял руку в жесте, призывающем Ургана, — бессменного дворецкого темного принца, как Лиса вплыла в залу, неся на руках своего Младенца. Лассен успокоился и кивнул матери на пустующее рядом с ним место. Следовало начинать совет. Все замерли, ожидая его первых слов, но что-то мешало сосредоточиться на самом важном, какой-то звук на периферии сознания отвлекал от мыслей о предстоящей битве... Тук-тук-тук... Еле слышно и где-то очень далеко, но Лассена влекло на этот звук. Провалившись в транс он отправил свой дух на поиск источника звука... Тук-тук-тук... Лассен преодолел расстояние в несколько тысяч километров за доли секунд... Тук-тук-тук... Пока еще очень тихо, но с каждой минутой все громче, все уверенней внутри той, которую он любил, билось сердце ЕГО ребенка... Незримый для присутствующих Лассен подошел к Несущей В Себе Возрождение и осторожно дотронулся до пока еще плоского живота, с восторгом заглянув в глаза любимой — девушка вздрогнула от охватившего ее холода — а за много тысяч километров отсюда, в зале советов Темного Града Младенец Лисы сказал: ' Будет свадьба! '.

Шутки ради

Весна, 1 апреля, птички чирикают, травка зеленеет, солнышко блестит, все идут гулять. И одна я, несчастная и всеми забытая Петрова, сижу в дурацком офисе за надоевшим до помутнения рассудка компом. Ох, и ответит мне завтра Серега за эту 'маааленькую работку'. Ворвался, понимаешь, за пять минут до окончания рабочего дня и кричит: 'Инка, выручай!' Ему видите ли завтра сайт запускать, а Гуляева ему дизайн как обещала в четверг сдать, так вторую неделю и несет. И поэтому сидит сейчас бедная Инна Петрова и ломает голову над тем, как этот разнесчастный сайт будет выглядеть завтра в 10 утра. Одно радует — Серега — вот он рядышком мучается — уже четвертую сигарету за последние полчаса курит. Вообще-то в офисе курить нельзя, но кто ж узнает-то, все нормальные люди уже отдыхают давно. Все, не могу больше, надо хоть кофе выпить и маме позвонить — я кажется сегодня на работе ночую... Ну, ты у меня попляшешь Юрский!!! Как минимум ресторан с него! Только я подошла к кулеру, как в офисе вырубился свет. Твою ж мать!!! Полчаса работы насмарку! И когда ты Петрова научишься все сохранять каждые пять минут? Вопрос конечно риторический... Проще бесперебойник поставить, но не за свой же счет я его в контору притащу, а Антон Палыч, чтоб ему икалось, все бубнит, что организованнее надо быть, а не с него оборудование клянчить. Стоп. А почему это я Серегиного мата не слышу? Он-то тоже небось ничего не сохранил.

— Сереж! — и тишина в ответ. — Юрский, ты чего молчишь? Сходи, посмотри, может пробки вылетели? — ну сейчас я до него доберусь, главное не запнуться об стул, где-то он тут стоял. Нога наступила на что-то скользкое, и я растянулась на полу. Мамочки!!! ...Давно ли у нас в офисе травка на полу растет? Кажется, тут кто-то переработал, и этому кому-то срочно надо в отпуск!!!

— Сереж, ты где!? — слева послышалось какое-то шуршание и долгожданный мат! Ну прям как бальзам для моих ушей — я не одинока в моем сумасшествии — Серегин голос материл и лужи посреди леса и лес посреди офиса.

— Инн, тихо! Слышишь шаги? — если честно — ни черта не слышу, в ушах шумит от жуткой тишины. Ой, нет, и правда топает кто-то. Вроде как в нашу сторону. А глаза-то уже попривыкли — стали выхватывать из темноты силуэты огромных деревьев, неясные тени. Тааак. А вверху-то у нас небо. Звездное. Желание что ли загадать — вон звезда упала!

— Сереж! — пожалуй, на шепот перейду, а то мало ли какая кракозябра там топает. — Сереж, мне чего-то не по себе. Ты где?

АААЙ! Не удержалась, взвизгнула!

— Юрский, ну имей совесть, чего подкрадываешься?

— Спокойствие, только спокойствие Петрова! Если мы оба видим то, что мы видим, значит, мы еще не перетрудились. Вопрос в другом — что нам с этим теперь делать.

Серега хоть и гад последний, но все же живой человек, надо бы прижаться к нему поближе, может не так страшно будет? Слезы сами собой потекли, сижу истерю, даже пропустила, как шаги заглохли. Ушел что ли? А чего это Сережка такие глаза большие сделал? Может не поворачиваться?

— М-м-ма-ма-маамочка! — ну хоть не заорала, я герой, наверное. И, наверное, скоро буду им посмертно. Из кустов на нас смотрело два глаза. Два ярко-синих глаза (прям как в 'Дюне', честно). Остальное мне как-то недосуг рассматривать было, потому что Серега рванул меня за руку, и мы помчались прямиком в чащу. А куда бежим? Как выяснилось, бежали мы в яму. Глубокую такую — как ноги не поломали не пойму. Грохнулись мы знатно, столько шума наделали, что если за нами кто-то и гнался, то теперь точно найдет, а если и не найдет, то кто-нибудь другой придет и загрызет на фиг. Ну вот, все ноги в синяках опять будут. Только у меня зимние синяки после коньков сошли! Тьфу ты, о чем я думаю! Сижу в яме посреди леса и о синяках волнуюсь. Дура. Причем дура глубоко несчастная.

— Инн, ты как, живая? — эх, Сережка, так и не затащила я тебя в свои объятья, и видимо уже не затащу.

— Живая вроде... Че делать будем?

— Если б я знал. Выбираться из ямы для начала, а там посмотрим, гляди, светает уже. — И правда, в просветах между толстенными стволами деревьев воздух начал сереть, появились первые розовые лучики солнца. Может и то чудовище исчезнет, а что, я читала, что всякая нечисть, она только ночами шастает.

Серега, как истинный джентельмен, помог мне выбраться из ямы, при этом чуть не угробил, правда, но это уже мелочи жизни. Теперь еще бы решить в какую сторону топать.

— Какие мысли будут? Куда идем?

— Да какая разница, если все равно не знаем — где мы. — Пожал плечами и двинулся в самую чащобу. Действительно, какая разница? Главное на месте не сидеть.

Второй час уже плетусь за ним, ноги скоро отвалятся, а он как будто даже и не устал ни капельки. Вот это мужчина. Может все же что-нибудь у нас получится? Если он мне сейчас еще покушать найдет — я его навеки! Что-то этот бравый турист не торопится меня кормить. Да и посидеть хочется, хотя бы вон на той кочечке... Я все понимаю, и то, что кушать нам взять неоткуда, и что если присесть сейчас, то потом еще часа два фиг встанешь. Это я мозгом понимаю, а мой несчастный организм требует бизнес-ланч и кресло. А лучше кровать. Двуспальную, с водяным матрасом. В других обстоятельствах я бы, пожалуй, еще пофантазировала на тему, как я Сережку на этой кровати соблазнять буду, но сейчас смертельно хочется просто протянуть ноги. И все. Дожила, Петрова. Ведь Юрский — это не мужчина — мечта. Высокий, в меру подкачанный, темноволосый, глазищи такие голубые — что дух захватывает. С ним еще и весело всегда, и легко. Да только пришло время, Инна Николаевна, сознаться хоть самой себе, — обращает Юрский на тебя внимания ровно столько, сколько положено по рабочему регламенту. И ни граммом больше. Такая моя нелегкая женская доля.

Ну, вот что ему не так? Фигурка нормальная — все, что нужно, при мне — и грудь, и попа самого что ни наесть соблазнительного вида. Ну, роста я небольшого, так девушка, по-моему, и не должна быть дядей Степой. На лицо — не уродина — нос конечно длинноват, но некоторые говорят, что так даже лучше, а уж глазищи какие большие! Невинные-невинные (при условии, что хозяйка довольна жизнью)... Пальчики — тонкие, музыкальные, ножки — стройные, и совсем не кривые. Ну что еще мужчинам надо, спрашивается? И кудри мои золотые Сережка тоже как не замечал, так и не замечает. Все, хватит себя жалеть, пока жить не расхотелось! Мало ли в мире таких Сереж! И получше найду. Ой! Врезалась. Хорошо хоть в вышеозначенный объект обожания, а не в дуб какой-нибудь. Уууу, программист несчастный, что ж ты делаешь! А, привал! Привал — это хорошо. Буду валяться на траве, пока не врасту в землю.

— Слушай сюда, Инн. Кушать нам нечего, поэтому топать будем, пока до людей не дойдем, иначе раньше от голода помрем. А ты пить совсем не хочешь? Вон там ручеек течет. — И правда, течет себе, пока мое высочество тут от жажды помирает. Ну, уж до ручейка доползти у меня сил хватит. Какое блаженство. Только зубы сводит. В такие минуты понимаешь — имидж ничто! Серега рядом сидит, судя по нахмуренному лбу, решает теорему Ферма.

— Сереж, ты чего?

— А?... Да в хреновой мы ситуации, Инн. Четыре часа уже идем — а конца и края этому лесу все не видно. Вывод — это не лесопарковая зона. — Вздохнул, сорвал травинку и начал грызть. — И потом, зверюга эта с синими глазами, ну не бывает таких! Как мы вообще здесь оказались?

— Хороший вопрос... А может, нас в какой-нибудь параллельный мир забросило, ну или инопланетяне руку приложили?

— Меньше надо, Инка, фантастики читать. Всему должно быть логическое объяснение. — Тоже мне — мегаученый нашелся.

— Нам, Сереж, сейчас не о причинах произошедшего думать надо, а о том, как последствия разгребать! Я лично домой хочу.

— Все хотят. — Сказал, как отрезал. Потом посмотрел так виновато и добавил. — Ты не обижайся, крышу от таких финтов сносит. Прорвемся, Инн, русские не сдаются!

Да уж, русские — те еще мазохисты, там, где все нормальные люди тихо лягут помирать, русские будут лезть через колючую проволоку, да и еще и с песнями. С матерными, что характерно.

Опять идем, идем. Боже, как же я рада, что в кедах сегодня на работу пошла. А ведь еще минут пятнадцать раздумывала сутра — может туфли новые на вооот таком каблучище обуть. Как чувствовала мягким местом, что выйдут мне эти туфельки боком. Джинсы жааалко! Были светло-голубые, стали черно-зеленые. Супер. А я за них, между прочим, пол зарплаты отдала. Дольче и габана, блин. Как же все болит. Хорошо хоть комаров здесь нет, а то каюк бы мне пришел в этой маечке. Сколько ж можно идти-то?

Вот, сходила в турпоход, план выполнила и перевыполнила.

Уррра! Все, пришли! Вопрос — куда. На дорогу-то мы вышли.

— А дальше что? — дорога проселочная, ухабистая, асфальтом даже и не пахнет.

— Ну, теоретически, на любом из концов этой дороги должны быть люди, так что фиолетово — можно направо топать, можно налево... — нечего сказать, обрадовал.

— И куда? Направо или налево?

— Сама выбирай. — Ага, фига с два, знаю я эти мужские шуточки, ты сначала сама выбирай, а потом чуть что еще и крайней останешься, мол, ты выбирала. Ни за что.

— Ты мужчина, ты и выбирай, у тебя чувство направления должно быть развито лучше.

Серега пожал плечами и зашагал налево. Вот двадцать три года на свете живу, вроде как не очень и глупа, а все удивляюсь, чего их так неизменно налево тянет? А по дороге идти гораздо лучше, и не так страшно, в конце концов. Жарко, больно, мерзко! Хочу домой. Подработала, блин. Вдалеке за спиной послышался грохот. Неужели машина? А я-то уже свято уверовала, что мы в другом мире, с эльфами, вампирами и прочей волшебной гадостью. Даже расстроилась немного. Чессно слово!

— Все, Ин, мы спасены. Гип-гип ура! — господи, почему ты раньше меня так не обнимал, а? Ну вот, только тебя обнимут, как выедет какая-нибудь колымага и все испортит. Странная какая-то машина если честно. Несуразная я бы сказала. Пока я разглядывала эту инвалидку, Серега успел договориться с ее водителем, коренастым мужичком, что тот нас подбросит до ближайшего города. Определенно странная машина, двери как в микроавтобусе открываются, внутри купе бизнес-класса поезда Сан-Франциско — Альбукерке. И снаружи все это выглядит как помесь первого автомобиля и консервной банки. Водитель коллекционер что ли?

— Михаил. — Представился водитель. И вопросительно уставился на нас. А на дорогу кто смотреть будет, Пушкин?!

— Сергей, а это Инна, мы работаем вместе. — Прервал затянувшуюся паузу Серега. Мужик мгновенно насторожился, даже ухо вон дергается. Смешно, еле сдержалась.

— В каком смысле работаете?

— Ну, я программы пишу, а она рисует, и в готовом виде продаем.

— Аааа. Тогда ясно. Рекламой занимаетесь?

— Ну, можно и так сказать. — Улыбнулся Юрский. Чего-то мне его улыбка не понравилась. Подвинусь ка я к нему поближе, главное чтобы Михаил этот не услышал:

— Сереж, что не так? — сама себя еле расслышала, а мальчик-то ощутимо напряжен, мышцы как свело.

— Потом, все потом...

— А вон и Васильков, не были ни разу? — Разулыбался водитель. Мама мия. Куда же мы попали? В том, что такого города нет на Земле, я готова поклясться хоть на Библии, хоть на учебнике по атомной физике. Нет и быть не может! Город одновременно существовал в двух измерениях. На земле и в небе. Аккуратные, по большей части двухэтажные деревянные домики были разбросаны по лежащей внизу долине, а над ними... над ними в небе парили строения из непонятного золотисто-желтого материала, соединенные с крышами деревянных домов и с мостовыми ажурными лесенками из того же то ли камня, то ли металла. Очень захотелось упасть в обморок. Очень. А с другой стороны интересно же, когда еще такое увидишь!

— Понравилось?— оценил нашу реакцию мужик. — Мы, конечно, город небольшой, но не хуже иных столиц, уж поверьте. А ярмарки у нас какие проходят! Рекламщикам работа завсегда найдется. Я вас у гостиницы высажу, а если работа очень нужна, ко мне приходите, улица Зеленая, Михаила-травника все знают, найдете.

— Спасибо...

Твою мать. Я столько слов нецензурных не знаю, чтобы выразить всю глубину испытываемых мною в данный момент чувств.

— Сереееж, скажи мне, что я сижу себе тихо-мирно в дурке, и все, что я вижу полный глюк. — Даже вцепилась ему в руку посильнее, вдруг поможет. Не помогло, площадь со спешащими в разные стороны по каким-то своим делам людьми исчезать не торопилась. Так же жужжали моторами странного вида машины, люди носились вверх-вниз по лестницам, соединяющим два города... Ачуметь. Пегасы. Ну, крылатые лошади, они кружили над площадью, и, судя по всему, это зрелище было для горожан таким же будничным как для меня пробка на Невском. Все, надо брать себя в руки, и придумывать, как жить дальше. Немедленно. Кажется, Серега приблизительно к тому же выводу пришел, сделал лицо кирпичом и потащил меня в неизвестном направлении. Еще с час мы кружили по городу. За это время мы выяснили несколько крайне важных вещей: во-первых, деньги здесь пользуются большим уважением, как и у нас, во-вторых, город действительно немаленький, и благодаря большому количеству приезжих, мы в своих джинсах не очень выделялись в толпе. Каких только нарядов я ни увидела! Женщины здесь в брюках все же ходят. Это радует. Ходить в корсетах-кринолинах — увольте, это без меня. От разнообразия фасонов, материалов и расцветок рябило в глазах. Когда бродить по Нижнему городу надоело, я потянула Серегу в Верхний (из обрывков разговоров я поняла, что они так и называются: Нижний и Верхний). Ну, высота конечно не как у Нью-Йоркских небоскребов, так, коллонада Исаакиевского собора, но для моих несчастных ножек, отмахавших за день энное количество километров, эти лестницы показались бесконечными. Но, боже мой, оно того стоило! Ажурные мостики, лесенки и тротуары парят над резными деревянными крышами в голубом мареве, а крышу сносит от ощущения свободы и желания взлететь! Восторг! Но идти дальше сил уже нет никаких. За все это время мы с Серегой перебросились от силы парой фраз, а ведь время идет к вечеру, пора что-то решать. Иначе я умру голодной смертью.