В конце октября осень празднует победу. Шорох бегающих наперегонки листьев заглушает шум автомобильных двигателей. Масса сырого и холодного воздуха кладёт на лопатки "аромат" выхлопных газов. Серые тучи оккупируют небо, уверенно сигнализируя с высоты, что солнечный свет — всего лишь обман зрения.
Я сидела на скамейке посреди опустевшего луна-парка, вокруг не было ни души. Белые лебеди, улыбающиеся лошадки на детской карусели, осиротевшие машинки, одинокие качели в форме лодочек. Редкие капли дождя, порывы ветра, торопливый воздушный вальс опадающих листьев. Апокалиптическое зрелище.
Я ждала его. Что-то внутри меня всегда подсказывало — он появится именно сегодня. Союз интуиции, чаяний и опыта.
Ветер усилился. Листья закружились вокруг весёлым хороводом. Привычный мир отдалился от моей реальности, оказался где-то далеко, словно чужая планета в другой галактике.
Столь желанный гость положил руки мне на плечи и сказал:
-Здравствуй. Скучала?
Я обернулась и встала со скамейки. Мой спаситель не изменился. Мы знакомы почти 10 лет, а он всё тот же. Удивительно белая кожа, ни единой морщинки на лице, чёрные волосы, расчёсанные набок, и взгляд карих глаз, абсолютно лишённый какого-либо негатива, насмешки, недоверия, притворства. Он был в чёрном френче, шею опоясывал воротник чёрного свитера. Чёрные брюки, чёрные перчатки. Обилие чёрного вовсе не казалось средоточием мрачности.
Я — полная противоположность его внешнему виду: белая шерстяная куртка на нейлоновой подкладке, белые джинсы, белые кроссовки и розовая шапка с большим помпончиком. Я не одевалась подобным образом лет с 13-ти. В прошлую нашу встречу, он признался, что хотел бы видеть меня именно в такой одежде.
-Тебе очень идёт белое. Забудь о тёмных тонах. Они старят. — Он поправил воротник на моей куртке.
-Старость не зависит от наряда.
-В 18 лет оно, конечно, виднее, — дипломатично пошутил он.
Мы шли по усеянному листьями асфальту, мимо неподвижного чёртового колеса, затем прошлись вокруг цепной карусели. Нам не нужно было даже разговаривать. Я чувствовала, как отчаяние и страх, накопившиеся у меня внутри с момента нашего последнего свидания, растворяются без следа, словно дымок от костра в необъятной земной атмосфере.
Впервые он пришёл на помощь девять с лишним лет назад. Катание на велосипеде в солнечный летний день закончилось плачевно: какой-то хулиган лет 14-ти на спортивном велике толкнул меня в бок, я потеряла равновесие и грохнулась на асфальт. Обидчик обернулся, ухмыльнулся и покатил себе дальше. Я ободрала правую коленку и локоть, жутко болело плечо, а на красивом ярко-синем шлеме были отчётливо видны царапины.
Я расплакалась. Не от боли, а от непонимания и обиды — что я ему сделала, зачем он так поступил? Такие вещи до сих пор остаются для меня непостижимыми, хотя со временем список возможных причин заметно пополнился: желание унизить слабого, недостаток родительской любви, подростковая агрессия, человеческая природа. Да мало ли оправданий люди выдумали?
Я побрела домой, заливаясь слезами. Кровь с колена и локтя капала на асфальт. Плечо разболелось так, что невозможно было катить велосипед. Я присела на газон, надеясь, что боль утихнет. Никому не было до меня дела. Люди проходили мимо. Мне почему-то стало жалко не себя, а их — как же они слабы в своём равнодушии!
Его силуэт заслонил от меня солнечный свет. Я подняла голову и протёрла глаза от слёз, чтобы лучше рассмотреть незнакомца. Родители не раз приказывали держаться подальше от подозрительных дядечек, но этот человек не вызвал и малейших подозрений. Он улыбнулся и поставил велосипед на колёса.
-Я провожу тебя домой, — сказал он. — Если больно идти, то садись, подвезу. — Он кивнул на седло.
-Не больно, — соврала я.
Только когда мы направились в сторону дома, я заметила, что одет незнакомец по-осеннему. Это в жаркий летный день! Затем боль в плече практически исчезла. Он раза три оборачивался, смотрел мне в глаза и улыбался. Я забыла об обиде, боли, желании отомстить. Слёзы высохли. Хотелось радоваться. Я порывалась спросить "Кто вы?", но не решилась. Что-то остановило меня...
...Это что-то останавливает меня до сих пор. Не знаю, кто он. Ангел-хранитель? Вряд ли: слишком человечный, и появляется редко, волшебства не творит. Воображаемый друг? Нет. Воображаемый друг должен быть неким идеалом, основанным на собственных личностных качествах, часто смешанных с чертами какого-нибудь героя книг или фильмов. Он же нередко говорил такие вещи, о которых я понятия не имела, был слишком мудр для плода воображения. Он для меня — как портрет для Дориана Грея; как Кофи для раздавленного мышонка из "Зелёной мили".
Осенний луна-парк приветствовал нас, приглашая то на неподвижные американские горки, то в запертую комнату страха. Не сияли огни, не звучала музыка. Ничто нам не мешало. Мы присели на сиденья цепной карусели.
-Не забыла? — спросил он.
Я открыла сумочку и вытащила толстую тетрадь в линеечку. Мой старый дневник. Последняя запись сделана в 15 лет.
-А фото? — поинтересовался мой спутник.
-Внутри.
Он шустро пролистал страницы и нашёл две моих детских фотографии. На одной запечатлена новогодняя ночь 1997 года. Я сижу на коленях у дедушки, с улыбкой до ушей и в колпаке Санта-Клауса, размахиваю бенгальскими огнями в обеих руках и верю, что радость может длиться вечно. Это был первый раз, когда я не заснула до полуночи и встретила 1 января вместе с взрослыми. Праздничное настроение опьянило меня лучше любого шампанского. Фейерверки, подарки, красавица-ёлка с мигающей гирляндой, ощущение торжественной таинственности. Казалось, праздник не закончится никогда...
На втором фото лето 1998-го, я на Крещатике, удерживаю в руке огромное количество разноцветных воздушных шариков. Как только я взялась за верёвку, шары потянули меня вверх, и я встала на цыпочки, готовясь к взлёту в небеса. Фотограф запечатлел именно этот миг, свидетельство искренней надежды на чудо полёта. Тело изготовилось к нему, глаза горят восторгом, рот приоткрыт, я верю в возможность воспарить над поверхностью и поверхностным...
Он смотрел на фотографии. Внимательно, с интересом. С улыбкой, той самой, не раз меня выручавшей. Затем читал дневник, не спеша переворачивал страницы. Там были не только записи, но и стихи. Я смутилась, я никому их раньше не показывала. Он оторвался от чтения, заметил лёгкий румянец на щеках, и сказал:
-Нельзя стесняться искренности.
-То, что тебе дорого, для остальных — просто слезливая чушь, которую необходимо высмеять и растоптать.
Я корила себя за эти слова. Он никогда не возражал на циничные замечания. Но в эти мгновения мой таинственный друг казался печально-задумчивым.
-Почему ты больше не пишешь стихи?
-Не знаю. Ушло. Жизнь располагает к прозе.
Он вернул мне дневник и фотографии. Мы снова прогуливались среди покинутых аттракционов.
-Первая любовь позади, — говорила я. — Вторая тоже. Наверное, это признак окончательного взросления.
-Будет третья, — отозвался он, купаясь в кружащихся листьях, раскрывая объятия внезапно налетевшему вихрю.
-А четвёртая?
Он рассмеялся. Ветер был слишком силён. Я вжала голову в плечи, закрыла глаза, волосы колыхались в такт холодным порывам.
Когда буря стихла, его уже не было.
Я медленно брела в сторону станции метро. День понедельника сдал позиции вечеру. Осенний Гидропарк был всё так же безлюден. С Днепра веяло запахом реки. Гирлянды над американскими горками раскачивались на ветру. Мультяшный казачок, нарисованный на будке кассы, улыбаясь, смотрел мне вслед. Капли дождя врезались в лужи, искривляя отражавшееся в них небо.
Я никогда не жалела о наших расставаниях. Слишком мощный заряд оптимизма оставался от этих встреч, о грусти даже думать не хотелось. Я всегда знала, что он вернётся.
Но в тот раз уверенности не было.
Если мы больше не увидимся, то ничто меня не спасёт. Ни стихи, ни фотографии, ни дневник. Ни воспоминания о прошлом — о радости, надежде, безмятежности. Придётся стать такой, как все. Это не смертельно. Каждый человек, рано или поздно, прощается с собственными мечтами.
Я сняла розовую шапку с большим пушистым помпончиком и положила её в сумочку рядом с заброшенным дневником.
