Кома

Кома

Он брел по лесу третий час. Наручные часы показывали начало второго, но солнце уже склонилось над горизонтом, отчего тени вытянулись, переплетаясь друг с другом и создавая предзакатный полумрак. Больше всего он боялся остаться в этом лесу ночью один. Вроде и ничего страшного вокруг не было, но от самой мысли становилось не по себе. Поэтому он, уже изрядно уставший, гнал прочь соблазнительное видение: сесть под деревом, прислониться к нему спиной и хоть пять минут посидеть, передохнуть. Вперед, вперед, найти хоть кого-нибудь! Чтобы только не одному. Все ниже солнце, все сумрачнее вокруг. Страх поднимается откуда-то из живота и подбирается к горлу. Еще чуть-чуть, и он начнет кричать — отчаянно, надрывно, отдавая последние силы. А там и до слез недалеко. "Нет-нет. Плакать я не буду. Ни за что. Не девчонка".

— Эй, парень! — раздался откуда-то сбоку окрик. — Ты что тут делаешь? Заблудился, что ли?

Зычный густой бас принадлежал крепкому странно одетому мужчине. Первая мысль, метнувшаяся в голове: "С чужими нельзя разговаривать", сменилась озарением: "Люди, это же люди!"

Поколебавшись секунду, он кинулся навстречу вышедшим из лесу — десятку мужчин, с огромными топорами и пилами на плечах. У некоторых были еще небольшие топорики, заткнутые за пояс.

— Дяденьки! Возьмите меня с собой! Я боюсь тут один!

— Заплутал, не иначе. Чей это, не знаете? Может, из Косов? Странно он одет, — начали переговариваться мужчины.

— Мальчик, ты кто, откуда? — вперед выступил самый высокий, кряжистый, с густой темной бородой.

— Н-не знаю, — охватил он себя руками. Прохладно становится. А еще комары догнали, пока шел, не так приставали, а теперь приходилось то и дело хлопать себя по голым рукам и ногам.

— А как звать тебя?

— Кир, — неожиданно для себя ответил он.

— А живешь где? — продолжал расспрашивать мужик.

— Не помню, — и правда, в голове пусто-пусто. Только одно свербит: он забыл что-то важное, очень важное. Неспроста он оказался в лесу, ему что-то было очень нужно.

— Странный он какой-то. А вдруг демон? — подозрительно просипел на ухо соседу рябой парень, самый молодой в группе. — Взять бы его и того, — провел он ребром ладони по горлу. — И святой водой окропить. У меня всегда с собой.

— Сам ты демон, — отвесил ему затрещину мужчина с курчавой бородой и светло-голубыми глазами. — Не видишь что ли, заплутал мальчонка. Стал бы демон от комаров плясать.

— Вот что, Кир, идем с нами. Переночуешь в деревне, а утром видно будет, — принял решение главный.

Ватага двинулась вперед, и Кир отчетливо слышал, как один из мужиков вполголоса сказал:

— Слыхал я про таких. Потерянными их зовут. Откуда приходят — неизвестно. Они никогда ничего не помнят, так и маются. А ежли вспомнят, то сразу... — ткнул он мозолистым пальцем куда-то в небо.

— Ежли вспомнят... а ежли нет? — отозвался другой.

— Ихним братом княжеские посыльные ведают, — понизил голос первый. — Кажный раз, как подати собирают, так и энтих с собой увозят. Куда и зачем — никому не ведомо. Обратно уж никто не возвращается.

— Ох, и здоров ты брехать, Сайя. Кто этих Потерянных встречал?

— Я — брехать?! — взвился названный Сайей. — Да, ежли хочешь знать, у брата моей жены дочь за такого вышла. Даже имени своего не помнил, Анхелем нарекли. Перед свадьбой специально в храм возили. А то ж срам перед людьми — жених, и без имени. Только вы об ентом молчите, мужики, его от княжеских мытарей укрывают, свой, дескать. Девка-то шибко к нему душой прикипела, но то и немудрено — больно уж непохож он на наших парней. То песни странные петь начинает, спрашивают, о чем, он плечами пожимает, не помню, говорит. То в кузне околачивается, кузнецу голову морочит, о всяких неслыханных вещах пытает. А то, слышь-ка, рвался в замок поехать, да самого Князя на поединок вызвать. Ну да, женился, подуспокоился малость, других забот хватает...

Сайя все говорил и говорил, усталые мужики молча внимали ему, а Кир уже засыпал на ходу. Он встрепенулся, когда артель посреди деревни начала расходиться.

— Пошли-ка ко мне, — потянул его за собой тот мужик, что с курчавой бородой. — Э, да ты озяб совсем. Давай, перебирай ногами-то быстрее.

— Дрон, куда ты его? Своих не хватает? — спросил главный. — А то давай ко мне.

— Ничо, одним ртом больше, одним меньше. Моему Ганьке веселее будет, сплошные девки, житья парню не дают.

Кира привели в какое-то темное дымное помещение, где на полу вповалку спало не меньше шести детей. Деловитая женщина, которую дядя Дрон назвал своей женой Марой, взглянула на мальчика, всплеснула руками и начала собирать им на стол. Киру досталась грубая деревянная ложка, которой предлагалось черпать из глубокого глиняного горшка подозрительную похлебку. Он с отвращением было хотел отказаться, но тут его желудок громко заурчал, и он понял, что зверски проголодался. В тепле все тело зудело от комариных укусов, и Кир больше чесался, чем ел. Вместо хлеба были пироги с капустой, из какого-то сероватого теста, на которые он раньше бы и не взглянул, а сейчас жадно откусывал большими кусками, одновременно почесываясь тут и там.

— Ох, горюшко, — заметила его мучения Мара. — Иди, намажу. — Женщина буквально содрала с него нехитрую одежду — футболку и шорты. Вытащила откуда-то глиняную плошку с резко пахнущим содержимым и начала натирать его. — Да чего тебе стесняться, у меня самой вон, Ганька, чуть постарше тебя будет, что я, голых пацанят не видала? Дрон, ты глянь-ка, какой он белый, будто княжич какой. Ногти не сгрызены — острижены, и волосы тоже. Откуда же ты взялся, как бишь тебя зовут?

— Кир, — потупился он под внимательными взглядами дяди Дрона и тети Мары. Он решил, что будет их звать именно так. — А откуда взялся, не помню. В лесу очутился, что раньше было — не знаю.

— И бельишко — ой, странное. Скидывай все, сейчас другое дам.

Кира переодели в какую-то длинную рубаху, штаны он, стыдливо переступая голыми ногами, выпросил сам.

— Тетя Мара, я теперь с вами буду жить? — шмыгнул он носом, когда его укладывали на лавке, куда поверх тюфяка даже постелили грубую простынь. Хозяйские дети по летнему времени спали на соломе на полу.

— Несчастная деточка, — женщина не удержалась, погладила по голове. — Поживешь у нас, потом, глядишь, и вспомнишь о себе. А то, может, искать будут. Мать-то, небось, с ума сходит.

— Мама! — вдруг сверкнуло в голове Кира видение: он с мамой в машине, движущейся в потоке других таких же по шоссе. Машина! Шоссе! — такие знакомые и незнакомые слова.

Утром он оказался в компании пяти девчонок разного возраста, среди которых ужом бегал, сверкая голыми пятками, пацан ростом чуть повыше Кира.

Дядя Дрон уже собирался на работу — вместе с артелью древорубов он готовил лес по княжескому велению. Подозвав Ганьку, он поманил к себе и Кира.

— Вот что, через пару часов после нас пойдете на новую деляну — хворост собирать. Возьмите веревки, увязывайте хорошенько. Сколько сможете, с собой заберете, остальное в схрон волоките.

Кир так и прижился в деревне. Все свое время он проводил вместе с Ганькой: делал ту работу, что поручал им дядя Дрон, ходил гулять и искать приключений. Они много разговаривали. Кир все не мог успокоиться и совладать с мыслью, что его ждет какое-то важно дело. А потому приставал к Ганьке с расспросами. Надо сказать, что тот оказался просто неистощимым кладезем мальчишечьих знаний, но об окружающем мире мало что мог сообщить. Все сведения, полученные от него, сводились к следующему: они живут в княжестве Кома, правит им великий и могучий Князь Брайан Дэсс, но о нем в народе мало что известно, кроме того, что он Владыка Неба и Земли, всесилен, всемогущ, и взрослые только и думают, как уплатят ему следующие подати. Киру эти сведения ничего не дали, а между тем давящее чувство того, что отпущенное ему время уходит, становилось все сильнее. Днем еще ничего, за мальчишечьими заботами и тревога отходила на задний план. Но вечером и ночью наваливались мысли. Он пытался собрать воедино те краткие вспышки прозрения, что постоянно случались с ним: слова, образы, ощущения. То ему казалось, что он вот прямо сейчас должен засесть за стол с книгой в руках и если этого не сделает, то завтра непременно случится какая-то неприятность. Когда он упомянул книги в первый раз, тетя Мара так удивленно посмотрела на него, что он даже испугался, что ляпнул что-то страшно неправильное и даже запретное, но она не ругалась, лишь покачала головой:

— Да во всей деревне ты не сыщешь книг более, чем у тебя пальцев на одной руке. А уж ребенка к ним не подпустят и на версту.

То вспоминался ему большой дом, полный шумных детей и пронзительный, призывающий торопиться звонок. То снился яркий прямоугольник, в котором сменяли друг друга цветные движущиеся картинки. Некоторым видениям он даже подобрал названия: машина, телевизор, школа. Но чаще всего ему грезилось прекрасное женское лицо, то весело улыбающееся, то грустное или строгое. Он знал, что это — мама. В такие моменты ему хотелось забиться в темный уголок и плакать или бежать куда-то, туда, где ждет его мама. Он чувствовал себя покинутым и таким одиноким, что в груди разливалось чувство, названия которому он не знал.

— Это тоска, мальчик. По матери ты скучаешь, вспомнил бы хоть ее имя, а так где кого найдешь, — вздыхала тетя Мара. Она всегда жалела его и никогда не била. Дядя Дрон, тот мог и стегнуть прутом или отвесить подзатыльник, как в тот раз, когда они с Ганькой вместо сбора хвороста заигрались в лесу и явились без всего уже затемно. Только Ганьке досталось пуще в десять раз.

Жизнь Кира в деревне закончилась с одним случаем. Дядя Дрон взял их с Ганькой к старосте, который раздавал работу и записывал сделанное каждым в каких-то одному ему ведомых единицах. Артель древорубов мялась перед столом, на которой лежала огромная книга. Все знали, что вот тут и ведется подсчет заработка. Староста долго кряхтел, чесал бороду, загибал пальцы и всем видом показывал напряженную работу мысли.

— Девять, да по шесть за каждый, это выходит... выходит.

— Пятьдесят четыре, — раздался голос Кира среди всеобщего напряженного сопения. Ему было душно, противно и жутко хотелось побегать на улице.

— И верно, полста четыре, — просветлел ликом староста. — Это кто сказал? — Все дружно развернулись в сторону Кира, который под взглядами взрослых заалел ушами:

— А чего такого-то, это ж таблица умножения? — сказал и сам усомнился. Какая таблица, какого умножения?

— Вот и свойственник-то мой, ну Анхель, который из Потерянных, тоже так-то считает, как орехи щелкает, даже не задумываясь. Скажет, проверят — и верно! А откуда что — пожимает плечами, не помню, мол, — высказался Сайя, когда все вышли от старосты с кровно заработанными медяками.

Кира долго потом пытали, что он может сосчитать. Хотели на деньгах проверять, да передумали, набрали камушков и шишек и всей артелью древорубов только в затылках чесали: здоров считать малец.

Из-за этого умения дядя Дрон и решил взять Кира с собой на ярмарку, мол, подсобит при покупках, чтоб не надули. Ганька тоже выпросился с отцом — слишком тягостно было ему оставаться среди девок, которые на месте усидеть не могли — так ждали отца с гостинцами. Ехал с ними до города и Сайя, у которого лошадь повредила копыто, а за припасами, коих в деревне было не достать, все равно надо было. Они с Дроном сговорились к обоюдной выгоде, что Дрон его везет туда-обратно, а в городе они поживут за так два дня у родственников жены Сайи. Так что тряслись в одной телеге. Сайя, который поговорить был охотник, переменил десять тем и пообещал Киру показать своего свойственника Анхеля, вдруг у мальчишки шевельнется чего в памяти. Ганька и Кир до города и поспать успели и еле дотерпели, когда же, наконец, будет город. Киру при этом слове представлялся шум, много людей и быстрых машин и разноцветные огни ночью. И тоска зеленая, когда мама брала его в поход по магазинам. Это ТОГДА ему было нестерпимо скучно, сейчас-то он был готов все отдать, лишь бы оказаться рядом с мамой и терпеливо дожидаться ее около примерочной. Телега ощутимо подпрыгнула на камне и видение тут же исчезло. Задремал. Может, как раз здесь, в городе, и найдется его мама? — шевельнулась робкая надежда.

Город разочаровал Кира так, что чуть слезы не брызнули. Никаких высоких домов, никаких огней, хоть и приехали уже вечером. Совсем не тот город, что ему виделся. Та же деревня, только домов больше и далеко-далеко, на горе, возвышаются башни княжеского замка. Но туда они не собираются, наоборот, Дрон и Сайя тревожно оглянулись в ту сторону и поспешно отвернулись. Сайя шепотом поведал, что Князь — могучий чародей, который пронзает взглядом каждого, кто посмотрит в сторону его замка. И если обнаружит в его душе черные мысли на свой счет, тут же явится стража, которая заберет виновного. А как не быть черным мыслям, если налоги душат так, что и вздохнуть нельзя.

Утро не оставило от вечерней тоски Кира и следа. Город оказался не так уж плох, как показалось ему накануне. Оказалось, что вечером они проехали лишь по окраине, а в центре были и большие каменные дома, местами украшенные колоннами и лепниной. Улицы были мощеные, у богатых домов за фигурными коваными оградами благоухали пышные цветники. На одной площади был даже фонтан, куда мальчишек так и потянуло — поплескаться и побегать под струями воды. Но рядом с фонтаном виднелся стражник, так что пришлось отказаться от этой затеи.

День выдался хлопотным. Встали пораньше — нужно было занять хорошее место на ярмарке, чтобы к полудню продать привезенное из деревни, а потом идти, не торопясь, по рядам, выбирая нужные для хозяйства вещи. Дрон всюду таскал с собой Кира, чтобы тот вовремя подсказал, если обсчитают. К слову сказать, обвешивали и обсчитывали на каждом углу. Видя, что покупатель из деревни, хитрецы расплывались в улыбках, норовя наврать с три короба, да так нахвалить товар, что у покупателя не оставалось сомнений, что вот оно, самое нужное и выгодное.

Ярмарка полнилась слухами о близкой женитьбе Князя. Ходили разговоры о юной невесте, необыкновенной красавице, которая настолько покорила сердце Князя, что он был намерен взять ее, несмотря на происхождение. Шепотом поговаривали, что она из Потерянных. По случаю предстоящей княжеской свадьбы народ предвкушал бесплатное угощение и выпивку, а также фейерверк в замке, который видно будет всему городу.

Довольные удачным днем, Сайя и Дрон пообещали завтра сводить мальчишек на большое поле, рядом с крайними рядами ярмарки, где шли представления, дети крутились на каруселях, вращавшихся неведомым образом, продавались сладости и безделушки, среди коих Дрон намеревался найти незамысловатые гостинцы дочерям. А еще там можно было купить чудо. Маги и чародеи всех разновидностей съезжались на ярмарку и продавали свое волшебство, как обычный товар. Правда, не всякому по карману был такой товар, но Гомон, главарь артели древорубов, в прошлом году привез с ярмарки заговоренный топор и теперь не мог на него нарадоваться. Топор был легкий, не тупился, а рубил так, что мужики всей артелью только языком цокали. Или вот Ивар — сын мельника, за баснословные деньги купил у мага сапоги, так им сносу нет, и ногам в них легко и удобно, кто бы ни надел. Зимой — тепло, летом — не жарко. Вся деревня уж перемерила те сапоги, и каждому они были впору. А попытались раз их украсть, так уже к вечеру вор сам явился с повинной, слезно умоляя снять с него проклятую обувь, которая немилосердно давила и стерла пятки до крови. Рассказывали и о других диковинках, как например, волшебный кошель, в котором каждую ночь появлялась золотая монета, или узорчатое полотенце, на котором вытканы были невиданные яства, дескать, поутру эти яства становились настоящими, и так каждый день. Но мало кто верил в эти россказни, больше смеялись.