Смерть герцога Люденгорфа

Смерть герцога Люденгорфа

Я дописываю эти строки в минуту крайнего возбуждения. Мое сердце бешено стучит, будто паровой молот, и я не уверен, вырвется ли оно из груди в следующий момент или остановится навечно. Руки дрожат, проливая капли чернил на рукопись -историю смерти моего друга. Дверь содрогается от ударов, и я не знаю, что ожидать от существа в черном плаще. Теперь я уверен, что видения, которые преследовали меня в последние дни, не игра моего воображения. Человек в маске существует! Но человек ли это? Сегодня он пришел за мной, и маска ему более не нужна. Постигнет ли меня участь Вильгельма или мне предначертано нечто более ужасное?

* * *

Мне выпала честь быть не только лечащим врачом герцога Вильгельма Люденгорфа, но и другом. Мы познакомились более десяти лет назад, сразу после его переезда из Германии. Мне пришлись по вкусу смелые и безрассудные идеи герцога, его современная алхимическая лаборатория, опыты Вильгельма произвели на меня неизгладимое впечатление. На предложение переехать к нему и стать личным врачом я — доктор с дипломом, но без гроша за душой и практики — охотно согласился.

Кроме увлечений наукой и книгами, нас объединяла еще одна страсть — любовь к шахматам. Герцог был сильным игроком. От природы пытливый ум и склонность к наукам нашли свой путь к этой замечательной игре. В отличие от высшего общества города, клуб шахматистов буквально боготворил Вильгельма, который был не только сильным, непревзойденным игроком, но к тому же щедрым меценатом клуба. Его интересовало все, что касалось шахмат. С известными игроками того времени он был знаком лично. Я не помню случая, чтобы ему отказали в визите известные шахматные мастера, хотя склонен полагать, что не только возможность сразиться с сильным игроком, но и слухи о непревзойденном поваре способствовали любопытству наших гостей. Не единожды мне приходилось слышать хвалебные отзывы о медленно запечённом нежном гусе на вертеле и неповторимом соусе нашего повара. Герцог встречался с учеными и мастерами шахматных искусств, переписывался с теми, с кем не имел личных свиданий, всюду собирая секреты и постоянно совершенствуя свое исскуство игры в шахматы. Специально отведенная комната содержала тринадцать досок, на которых одновременно велась игра с шахматистами разных уголков мира.

Стоит отметить замечательную коллекцию досок и фигур, принадлежащую герцогу. От выполненных из слоновой кости шахмат ручной работы до причудливых шахмат, вырезанных из корней деревьев монахами аббатства Шпрингерсбах, в котором герцогу довелось побывать.

Я помню, как в один из вечеров, покончив с тушеной, покрытой зарумяненной коричневой корочкой уткой, поедая гусиный паштет и запивая славным рейнским вином, Вильгельм рассказал, что ему удалось разыскать и выкупить в одной лавке шахматный набор. Герцог назвал приобретение не иначе как шахматной доской, используемой в автомате Мельцеля.

Приобретение не впечатлило меня, за исключением тяжести доски и фигур. При внешнем осмотре мне не удалось распознать металл, из которого были сделаны фигуры. Позже тайком я попытался определить состав металла, но мои опыты не увенчались успехом. Кроме того, что материал с металлическим отливом обладал чрезвычайной прочностью, был устойчив к кислотам и огнеупорен, выяснить ничего не удалось. Впрочем, эти факты только подтверждали предположение Вильгельма о происхождении шахмат. Шахматный автомат Мельцеля, прозванный Турком, сгорел в 1854 году в Филадельфийском музее. Я допускаю, что не все помнят историю происхождения автомата, поэтому позволю себе напомнить некоторые детали.

Изначально автомат был создан Вольфгангом фон Кемпленом, физиком-изобретателем. В один из февральских дней 1770 года в венском дворце Хофбруг Марии-Терезе и ее придворным был представлено странное устройство — кукла в виде фигуры турка, облаченного в пестрый восточный наряд. Изобретение поразило публику, автомат выигрывал партии в шахматы одна за другой.

— В ящике спрятан человек! — раз за разом в отчаянии восклицали пораженные противники, и раз за разом Кемплен демонстрировал устройство турка, открывая ящик за ящиком, при этом поворачивая автомат из стороны в сторону.

Через десять лет в 1781 году сын Екатерины Второй, будущий император Павел, в гостях у императора Иосифа Второго знакомится с изобретением Кемпела.

Шахматный турок настолько понравился Павлу, что он уговаривает Кемплена отправиться в тур по Европе. Механик проводит год в уединении, совершенствуя свой аппарат, который уже может не только играть в шахматы, но и отвечать на вопросы. В 1804 году Кемплен умер, унеся с собой тайну Турка.

Но на его место пришел другой талантливый механик и изобретатель, Иоганн Непомук Мельцель. Автомат громит Наполеона, голландского короля Вильгельма Первого, встречается с французским королем Луи Филиппом. Англия, Франция, Германия, Голландия... Европа становится тесна для Мельцеля, и в 1825 году он отплывает к берегам Америки.

Попытки разоблачить автомат Мельцеля не прекращаются и в Америке. Мы с герцогом, как люди просвещенные, склонялись к распространенному мнению: в аппарате прячется человек. Аргументы других людей, лично участвовавших в осмотрах, где по их словам негде спрятать и шляпу, не принимаются.

Было высказано много предположений и догадок, написаны десятки статей и памфлетов в журналах и альманахах, но загадка так и осталась нераскрытой.

Однажды в субботний вечер, когда мы после плотного ужина не спеша приступили к десерту, состоящему из вишневого пирога с взбитыми сливками, нежными, тающими во рту эклерами и свежеиспеченными марципанами, раздался звонок дверного колокольчика. Погода за окном была отвратительной. Резкий дождь, словно коготки мышей, стучал по крыше, солнце уже час, как скрылось за горизонтом. Трель звонка нетерпеливо раздалась снова, и я услышал шаги нашего дворецкого.

— Кто там, Джеймс? — спросил я, выйдя из столовой.

— Господин Нуарье, — громко произнёс дворецкий, сверившись с визитной карточкой гостя, — желает аудиенции его сиятельства.

Джентльмен был одет в черный фрак, в цилиндре и с тростью. Несмотря на дождь, без плаща и зонтика. Я выглянул в окно, но машину или экипаж, доставивший позднего визитера, не обнаружил. Как не увидел и капель на костюме незнакомца, который должен был промокнуть до нитки в такую непогоду.

Увидев меня, джентльмен коснулся верха цилиндра рукой в белой перчатке.

— Валентин Нуарье, с частным визитом, — представился он.

— Джеймс, — обратился я к дворецкому, — проводите гостя в библиотеку.

Вечер выдался свободным, и я не ошибся, пригласив мужчину в дом. Вильгельм охотно согласился принять его.

* * *

— Прошу прощения за позднее вторжение, — начал Валентин Нуарье, — но у меня дело чрезвычайной важности, и я позволил себе эту бестактность.

Герцог неторопливо раскурил одну из своих сигар, кивнул, одновременно указывая рукой на удобное кресло напротив. Гость остался стоять на месте.

— Дело в том, что к вам попала вещь, которая принадлежит мне.

Люденгорф чуть приподнял правую бровь в недоумении.

— Что вы имеете в виду, сударь?

— Мне стало известно, что вы приобрели доску и фигуры шахматного Турка. Не так ли? Я долгое время охотился за этими вещами, неделю назад я получил письмо из Балтимора от моего знакомого, который нашел шахматный набор. Но вы опередили меня.

— Что ж, наша жизнь похожа на скачки, — пошутил Люденгорф, — в этом забеге, я пришел первым.

— Моя жизнь долгое время была связана с этим автоматом, — продолжил поздний гость, — и этот шахматный набор — все, что осталось от моей прошлой жизни. Прошу вас, уступите мне его. Я вам предложу сумму в три раза больше потраченной на приобретение этого набора.

Герцог не торопился отвечать, поигрывая дымящейся сигарой в губах.

— Я коллекционер, — ответил Вильгельм, — кроме того, я игрок, очень азартный, позволю себе заметить. Деньги сами по себе мало для меня значат, всего лишь средство для получения некоторых жизненных благ. Я отказываюсь продавать вам набор Турка.

Гость напрягся, черты его лица обострились, руки в перчатках сжались в кулаки.

— Но... — Люденгорф замолчал в раздумье, — вы можете получить его даром!

Настала очередь Валентина изобразить удивление.

— Вы, должно быть, неплохой игрок? Долгие годы, странствуя вместе с аппаратом, вы, вероятно, неплохо усвоили технику игры Турка? В чем его секрет? Внутри ящика прятался человек? Если вы раскроете мне секрет шахматного аппарата, я готов заплатить вам такую же сумму.

Гость покачал головой.

— Так я и думал, — кивнул Вильгельм, — следуйте за мной.

Валентин Нуарье вышел из комнаты следом за герцогом, я за ними.

Пройдя слабо освещенными коридорами, озаряемыми вспышками молний, мы вошли в шахматную комнату. В центре на низком столике стоял приобретённый набор Турка. Фигуры тускло поблескивали, отражая пламя витых восковых свечей.

Гость застыл на пороге, словно увидел своих брошенных в темницу детей, которых он не видел долгие годы. Непроизвольный вопль, похожий на рев загнанного зверя вырвался у него из груди.

— Продайте... прошу вас... они должны быть моими!

Вильгельм со скрещёнными на груди руками неподвижно стоял справа от доски с шахматными фигурами.

— Нет! — герцог был непреклонен. — Предлагаю вам пари. Три партии в шахматы, две победы, — рука указала на доску. — Если вы выиграете, шахматы ваши, если выиграю я, вы мне раскроете секрет Турка.

— Нет, нет, я не могу, только не это... только не снова. Я не имею права, это выше моих сил.

Я видел, как на лице Валентина выступили крупные капли пота. Мимолетный приступ слабости внезапно прекратился, выражение лица изменилось, и Нуарье бесцветным, лишенных сомнений голосом ответил:

— Я согласен.

— Прекрасно. Через неделю жду вас у себя на обед и обещанную партию.

Краем глаза я заметил тень слуги, проскользнувшую мимо шахматной комнаты. Порок любопытства был неискореним.

* * *

Слух мгновенно разнесся по городу: Черный Герцог вызвал на шахматную дуэль владельца непобедимого Турка. Шахматный клуб бурлил, обсуждая новость, и следующие три дня посетители с визитами осадили наш дом. Несмотря на настойчивое желание многих влиятельных людей города присутствовать на матче, герцог вежливо, но твёрдо отклонил просьбы. Были приглашены лишь несколько немногочисленных друзей герцога и постоянных членов шахматного клуба.

Повар в этот день превзошел себя, холодные блюда из форели и бекаса были неподражаемы, знаменитые балтиморские синие крабы, устрицы во льду и омары были поданы на закуску.

Валентин Нуарье прибыл вовремя, он появился у порога, словно возникнув из воздуха. Во время обеда был малоразговорчив.

— Скажите, правда, что Турок играл с Наполеоном, императором Павлом и обыграл их?

— Да.

— У Турка можно выиграть?

— Да, такие случаи были.

— Значит, в машине был спрятан человек! — голосом, не терпящим возражений заметил Френк, председатель городского клуба. — Машина, сконструированная побеждать, не может проиграть!

— Турок был самообучающейся машиной, к тому же машины тоже могут ломаться. Все внутренние пространства были предоставлены публике неоднократно.

— Иллюзия! Обман! Человек мог перемещаться внутри машины, — зашумели со всех сторон.

— Господа, я здесь только из-за пари, навязанного мне мистером Люденгорфом. Прошу меня оградить от нападок и обсуждений шахматного аппарата. К тому же его больше нет!

Герцог постучал десертным ножиком по хрустальному бокалу, привлекая внимание.

— Господа, что же вы накинулись на нашего гостя. Месье Нуарье оказал мне честь сыграть со мной партию в шахматы, а вы набросились на него, будто стервятники. Обратите внимание лучше на этого молодого теленка, фаршированного зайчатиной с овощами, он томился всю ночь на медленном огне, ожидая вас. Неужели вас не интересует канадский копченый окорок и гусь в кляре, может быть, рагу с пряностями? Господа, выпейте молодого бордо или холодной старушки Клико наконец!

Гости прекратили спор и с двойным усердием застучали серебряными приборами по украшенным фамильным гербом фарфоровым тарелкам, прерывая шум посуды звоном бокалов из богемского хрусталя.

Первая партия длилась полтора часа и была закончена за сто четыре хода. Вопреки ожиданиям, Валентин оказался посредственным игроком. Уже в миттельшпиле герцогу удалось получить тактическое преимущество и закончить партию сильным эндшпилем. В конце партии месье Нуарье пожал руку герцогу, так и не сняв за вечер своих белых перчаток, поздравил с победой, откланялся и покинул дом Люденгорфа.

Вторая партия была назначена ровно через неделю. Настроение у Вильгельма было приподнятое, и он приказал принести лучшего вина из своих погребов.

Были поданы легкие закуски и десерт.

Постепенно обсуждение партии и неспешная беседа перешла к самому месье Нуарье.

— Нуарье, Нуарье, не припомню его имени на афишах показа шахматного автомата Мельцеля.

— Месье француз?

— Скорее бельгиец, судя по акценту.

— У них в Бельгии принято есть в перчатках? — пошутил кто-то.

— Да, — подхватили все, — этот Валентин на редкость дерзок. Пожать руку герцогу, не снимая перчаток.

— Что вы ожидали от человека, не умеющего играть в шахматы, — сказал Вил Рунер, и одобрительный смех раздался со всех сторон.

— Неужели дорогой Вильгельм узнает тайну автомата, я сгораю от нетерпения, господа.

* * *

На следующий после партии день Вильгельм пришел ко мне с жалобой на головную боль и несвойственное ему онемение пальцев правой руки.

Я прописал отвар трав, ограничение в еде и хороший сон, списав всё на нервное напряжение, связанное с игрой.

Через день симптомы усилились, герцог не только не чувствовал кончики пальцев правой руки, но и с трудом держал нож во время обеда.

В день матча Луденгорф с трудом шевелил пальцами. Я рекомендовал отменить встречу, но герцог был непреклонен.

— Я всего лишь в шаге от раскрытия тайны шахматного автомата Мельцеля. Доведем дело до конца! Мне нужна всего лишь одна победа.

Вильгельм начал партию королевским гамбитом, на удивление партнер на этот раз следовал последним рекомендациям дебютной теории и удивил всех изысканным продолжением в миттельшпиле. Страсти на доске разгорались. Присутствующие, напротив, затаились, наблюдая за баталией на шахматной доске.

После четырех часов игры Вильгельму так и не удалось переломить партию, и Валентин продолжал доминировать на поле.

За окном стемнело, зажгли свечи. Герцог был бледен и попросил воды. Я видел, как он здоровой рукой сжимает кисть правой руки, морщась от боли. Если на лице герцога отразилась гримаса боли, значит, она была выше человеческой. Мне рассказывали, что когда герцог попал в лапы германской инквизиции, все что им удалось добиться от Вильгельма, пытаемого раскаленным железом на дыбе, — это сатанинский смех, а не признание грехов.

— Как врач, я требую прекратить игру, — заявил я. — Герцогу необходимо принять лекарство и свинцовые примочки. Отложим партию до завтра.