мой враг

Стоя на берегу, старейшина Дарко мрачно смотрел на приближающийся корабль. Выгоревший полосатый парус лениво трепыхался в жарком летнем ветру. Корабль шел на веслах и хищный зверь на носу будто принюхивался, отыскивая запах человеческого жилья. Дарко сжал кулаки, пытаясь унять нервный зуд. Видно прогневили они богов, раз нет им покоя. Время урожай собирать, так нет, принесла нелегкая опасных гостей. Сойдут на берег, и прощай спокойная жизнь. Двадцать здоровых мужиков оголодавших в походе. Поди прокорми. Девок начнут по углам тискать. А ему одна забота. Мужики-то еще не забыли, как два лета тому с корабля под таким же полосатым парусом пришла смерть. Знай, он, чем кончиться тогда еще вышел бы с поклоном на берег. Ан нет. Решили иноземцев на копье поднять. Добычу на словах делили. Но нашла коса на камень. В каждом третьем дворе сироты без отцов остались. Мало было пришельцев, но дрались они не в пример деревенским. Чуть село не сожгли. Да и сожгли бы, если б не Дарко. Сумел тогда улестить. Сумеет и сейчас.

Он оглянулся на сельчан высыпавших не берег. Громко сказал.

— Тихо будьте. Авось дань возьмут и уберутся. Ладом примем ладом и проводим. Нам тут жить.

Закивали согласно. Он повернулся к кораблю. Еще пару взмахов весел, и стоящие на палубе смогут разглядеть его лицо. Улыбнулся широко радушно и поправил нож на поясе. Заскребло днище по камням. Четверо спрыгнули в воду. Оскалив зубы в улыбке, Дарко насторожился. Не все ладно было в морской дружине. Прус местами прогорел, в ботах торчали обломки стрел. Да и четверо викингов, бредущих по пояс в воде к берегу, видать побывали в жарком бою. Голову одного скрывала тряпка черная от спекшейся крови. Другой руку держал на перевязи. Но все воины были как на подбор, и Дарко склонил спину.

— Гостям дорогим поклон.

Тот, что с рукой на перевязи — видать вождь, поклонился в ответ. Сказал по-вельхски, немного коверкая слова.

— И тебе поклон хозяин. С миром пришли. Слыхал ваша деревня с Хельдигом конунгом в договоре?

Дарко кивнул, думая, к чему клонит северянин. Тот сразу перешел к делу.

— Не видали твои люди две лодьи варяжские на днях? Никак догнать не можем.

— Не видали кнез, — облегченно вздохнул старейшина. Раз гонятся, значит, не задержатся. — Да коли, они ночью за островами прошли мы бы их не заметили. Река-то широка, что море.

Викинг разочарованно покачал головой.

— Скажи, вверх по течению есть место двум кораблям укрыться?

— Как же не быть. Там и самому потеряться можно. Днях в трех пути рукав отходит к северу. Говорят, оттуда есть другая дорога к морю.

Викинг что-то пробормотал себе под нос. Дарко языка не знал. Но понял — ругался.

— Раз так медлить нам нельзя. Уважь просьбу хозяин. В долгу не останемся.

Дарко на радостях чуть не подпрыгнул.

— Как же, как же кнез, в ладоши хлопнуть не успеешь, погрузим и хлеб и мясо, все что пожелаешь.

Викинг усмехнулся в бороду, поднял здоровую руку, прерывая.

— Спасибо за щедрость хозяин не откажусь. Кто знает, сколько еще по речным дорогам плутать придется. Но я не о том просить хотел.

Старейшина сник, подозрительно глядя на могучего гостя.

— Что еще с нас взять мы люди простые.

Тот оглянулся на корабль.

— Раненный у нас. Если с собой возьмем, точно умрет. А на берегу, в покое да уходе выдюжит. Он парень сильный.

Наклонился, глянул пронзительно в глаза старейшине.

— Примешь гостя? Век благодарен буду.

Дарко сперва растерялся. "Вот напасть. Не взять нельзя. Такой отказ хуже смерти. А возьмешь да помрет воин. Поди потом доказывай." Викинг, будто мысли прочел. Тяжело руку пустил ему на плечо.

— Если умрет. Похоронишь на воде, чтоб быстрей дорогу нашел в Вирий. А это за труды. — Вытянул из-за пояса мешочек и высыпал в ладонь пригоршню медовых гладких камешков. Дарко даже задохнулся, глядя на богатство. "Видать воин непростой раз о нем так печешься."

— О чем говорить. В свой дом приму, как брата родного.

Помаленьку, осторожно, спустили с корабля носилки. Дарко только глянул и понял: совсем плох северянин. Лицо бледное, землистое. Щеки ввалились. Губы искусаны в кровь. Да подивился про себя: все кмети в дружине, что лен светлы. А у этого черны как вороново крыло волосы ко лбу прилипли. Брови да ресницы угольные. Кнез сам за носилки взялся. Дарко бежал впереди. Дорогу показывал. Бабы лучшее место в горнице постелили. Забились в угол, со страху повизгивая. Не успели в горницу войти, следом прибежала Ласа. Сморщенная как печеное яблоко старая деревенская знахарка. Глазками -буравчиками из под седых бровей по лицам гостей нежданных пробежалася. Конунга вмиг почуяла, залебезила:

— Не бойся кнез, поднимем твоего вина. Как за дитем ходить будем.

Викинг кивнул. Склонился над раненным. Что-то негромко сказал по-своему. Тот глаз открыть не смог. Только прошептал в ответ. Кнез успокаивающе сжал ему руку. Положил рядом принесенный с корабля меч. Раненный пальцами скользнул по лезвию. Успокоился. Улыбнулся краешком губ.

Взойдя на корабль кнез обернулся, хотел что-то сказать, но только махнул рукой на прощанье. Длинные весла погрузились в воду. Дарко стоял на берегу, перекатывая в руке кусочки янтаря. Когда корабль скрылся из виду, подозвал двух мальчишек.

— Берите лодку и плывите следом. Коли повернут обратно или найдут, что ищут, вернетесь, скажете.

Печище, насчитывавшее два десятка изб, томилось в лучах полуденного солнца. Сладко пахли травы, разомлевшие от зноя и убаюканные пчелиным жужжанием. Золотые поля подступали к самой кромке черного леса замершего в жарком безветрии. Люди, успокоившись, разбрелись по дворам. Время нынче такое — день месяц кормит. Вот когда зайдет солнце и потянет с реки прохладой можно сидя на крыльце позубоскалить косточки урманские пересчитать. Старейшина вздохнул, вытер потный лоб, нехотя побрел домой. Авось на тропинке подоспеет ответ: что с гостем незваным делать.

На пороге меншица встретила. Уже хотела что-то спросить, но под взглядом тяжелым сникла, молча в назад в избу прыснула. Дарко вошел в горницу стал у двери. Знахарка обернулась, предостерегающе прижав палец к губам. Старейшина кивнул, поманил за собой.

— Пойдем матушка. Гостю дорогому отдохнуть нужно. Намаялся, поди, в дороге.

Они вышли во двор. Стали в тени раскидистой яблони.

— Ну? — помолчав, спросил Дарко. — Что скажешь?

— Да что сказать батюшка. Северная кровь крепкая. Может и выживет.

Она хитро прищурилась.

— А может к утру помрет. Травы то наши кому в пользу, а кому и во вред.

Дарко нахмурился, покачал головой.

— Молчи старая. Знаешь ведь, нельзя с нарушенным словом колос срезать. Всю зиму прелой мукой давиться будем. Да и глаз у конунга морского как сквозь душу смотрит. Ан вернется завтра. Что скажу?

Ласа закивала.

— Мудрый ты хозяин и нам за тобой спокойно. Пусть идет все своим чередом. Ты чернавку посади присматривать за ним побестолковей, да попужливей. Все само собой и решиться.

Утром Дарко встал, что твой медведь шатун. Раненный всю ночь стонал да бредил. Громко звал кого-то на чужом языке. Бабы с детьми не выдержав ушли ночевать к соседям. А старейшина с сыновьями до утра в клети проворочался комаров кормил. Ласа выйдя из горницы покачала головой. "Живуч викинг". Цыкнула на чернавку. "Сиди, мол, присматривай." Та только глаза из угла вылупила боясь не то подойти, посмотреть на черноволосого воина. К вечеру сыновья роптать стали. "Сами-де в клети комаров кормим. А урманин проклятый спать не дает. Мало они кровушки нашей попили. А теперь и в дом родной не войти". Дарко глянул тяжело. Притихли. Побрели ночевать на сеновал. Едва солнце взошло, прибежала Ласа. Посмеялась злорадно про себя, поглядев на разукрашенное комарами лицо старейшины.

— Я тут батюшка вот что подумала: девки у тебя на выданьи, а по чужим дворам ночуют. Негоже так.

Дарко зло сплюнул, но промолчал, зная, старуха не зря разговор издали завела.

— Всю ночь промаялась, думала, как лучше сделать. И вспомнила. Данута — Боркова вдова, сама живет. Изба у нее большая, светлая. Борк строил, думал род зачать, ан не вышло. Пустоцвет взял. Да и сам завял не ко времени. Определи к ней постояльца. Девка она здоровая, а забот никаких. Вот и присмотрит.

Дарко даже чесаться перестал. Задумался.

— Так оно так. Да только девка шальная. Я тогда ее еле угомонил. Как Борка убили, хотела корабль поджечь. Пришлось лук сломать да за волосы оттаскать. До сих пор как парус полосатый увидит, глазищи горят что угли.

Старуха оскалила в усмешке беззубый рот.

— То давно было. А коли что. Какой спрос если девка умом тронулась. Всего ведь не угадаешь.

Слух полетел быстрее ветра по дворам. Сыновья Дарко, наскоро сладив носилки, положили на них викинга. Тот только глухо застонал. И мертвой хваткой вцепился в рукоять своего меча. Так и понесли. На пороге своего дома, заслонив дверь спиной, стояла девушка. Мать Роданица подарила Дануте тонкий стан да волосы цвета спелого жита в утреннем тумане. Красотой особой не наделила, но дала брови, что беличьи хвостики, ресницы черные да глаза наполнила зеленью молодой травы. Когда дом опустел без хозяина, многие парни да мужики, что пошустрее хотели тропку протоптать к молодой вдове. Но Данута быстро их спровадила. Кого языком насмешливым, а кого и рогатиной мужниной. Не глядя, что почти любому ростом по плечо была. Вот и теперь, сжав кулаки, стала на пороге.

— Помилосердствуй батюшка. Они же мужа моего убили. А ты теперь в его дом врага кровного привел.

Старейшина погладил бороду, улыбнулся примирительно. Но сказал твердо.

— Ты Данута мне не перечь. Как решил, так и будет. В каждом доме семья, хозяйство. А ты одна. Вот и присмотришь. Не убудет.

Девушка вздрогнула, как от удара. Отвела брызнувшие слезами глаза. Тут подскочила Ласа, взяла ее за руку.

— Ты дочка не переживай. Так для общины надобно. Батюшка худого не сделает.

Данута молчала, глядя в землю, только плечи дрожали. А старуха продолжала вкрадчиво.

— Тебе и делать то ничего не придется. Я все сама сделаю. Ты, только меня зови, если что. Да воды подай, коли попросит.

Девушка отвернулась, чтобы не видеть, как сыновья старейшины переступили порог дома.

Дом у Борка был поставлен немного не так как у других. Жену молодую он с юга привез. Вот и накомандовала когда строил. Светлая с оконцем горница от очага отделялась стеной из дикого камня долго хранившего зимой тепло огня. Да и сам очаг сложен был так, что в самый сильный ветер дым в дом почти не попадал. Сволок и лавки, Данута сама цветами да узорами вырезала. Диковенную ставенку к оконцу приделала. Руками она была мастерица. А как овдовела, вовсе себе хозяйкой стала. Порты мужнины наденет, лук со стрелами за спину закинет и в лес. Сперва судачили, смеялись. Но Данута без добычи редко возвращалась. К тому же взяла за правило половину старейшине в дом нести. Привыкли, успокоились. Только раз опять головами закачали, когда из лесу щенка принесла серого, толстолапого. Видать мать — волчица с деревенским псом погуляла. Данута наотрез отказалась посадить волчонка на цепь. Волком по матери назвала. Вырос здоровенный лохматый зверь. На весне год минул, а он уже хозяйке лапами на плечи становился. Но и с ним смирились. Строго воспитала. Соседи знали, ночью никакая нечисть из лесу не сунется. Такой пес и медведя не побоится и родичам диким спуску не даст хозяйку защищая. Вот и сейчас сидел у ее ног шерсть на загривке топорщил. Чувствовал неладное. Впервые видя, как плачет хозяйка, не знал что делать. Дарко велел положить викинга на лавку под окном. Потрепал стоявшую как чужая в собственном доме Дануту по щеке и ушел. Ласа наклонилась над раненым, прислушалась к тяжелому дыханию, поставила рядом кружку с водой.

— Вот и все дочка. Вечером приду поглядеть.

Едва старуха со двора вышла, девушка выскочила из дома, чуть не сбив с ног подругу. Упала ей на грудь. Заплакала.

-Что делать, Рогнедушка, За что такое?

Та погладила ее по склоненной голове и, пересилив любопытство, понукающее хоть одним глазком заглянуть в дом, повела со двора.

— Пойдем со мной. Успокоишься, подумаем, как быть. Хочешь, вовсе к нам перебирайся. Пусть Ласа сама выкручивается. Никто тебя не упрекнет, посмотришь.

Данута подняла заплаканные глаза на подругу. Помотала головой, всхлипывая, но покорно пошла следом. Постепенно она успокоилась. Хотела помочь по хозяйству да Рогнеда замахала на нее руками, силой усадила в тени. Наблюдая за игравшими во дворе тремя сыновьями подруги, девушка то и дело поглядывала с тоской в сторону своего дома. Подбежал старший из мальчишек, Малко. Показал деревянный меч.

— Не плачь, тетя Дана. Хочешь, я убью злого урманина и ты вернешься домой.

Данута притянула его к себе Чмокнула в чумазый нос.

— Не нужно милый, я сама разберусь.

На порог вышла Рогнеда. Черноволосая, румяная, как яблочко наливное.

— А ну брысь пострел. Иди, отцу помоги скотину загнать.

Малко скорчил рожицу и исчез за домом. Рогнеда вытерла руки полотенцем села рядом.

— Оставайся ночевать. Корж не будет против.

Данута усмехнулась по себя. Корж, муж Рогнеды, был человеком мягким и покладистым. Жена правила им, как кормчий лодкой.

— Нет, я домой пойду. Мужа моего они убили. А теперь меня из дома выгнали. Не будет такого.

Во дворе навстречу ей выскочил Волк. Притащил в зубах пустую миску, заглянул в глаза. Девушка чуть снова не разревелась. "Надо ж, за своими бедами пса голодным оставила." Сбегала в подпол. Сняла с полки копченую утку. Волк обнюхал лакомство, удивленно кося желтым глазом. Будто спрашивал: по какому случаю пир. Но долго не раздумывал. Захрустел косточками. Глухо заворчал с набитой пастью на шедшую к дому знахарку. Ласа только в горницу заглянула. Посмотрела с порога на раненного, губами почмокала.

— Совсем плох. До утра не дотянет. И заботам твоим дочка конец.

Когда она ушла, Данута долго стояла на пороге не решаясь войти. Наконец разозлилась на себя. Упрямо поджала губы. "Что ж такое, в свой дом зайти боится". Решительно шагнула вперед. Зайдя в горницу собрала постель, собираясь лечь спать в клети. И уже выходя, не выдержала. Оглянулась. Косые лучи заходящего солнца подали через раскрытое окошко на лицо викинга. Казалось, мужчина спит. Только неровное дыхание, да гримаса боли, кривившая губы говорили об обратном. Он лежал, запрокинув голову. Густые темные волосы, слипшиеся от пота, разметались по лавке. Покрывало, которым его накрыли в доме Дарко, сползло, обнажив широкие плечи и повязку поперек груди. На которой, почернев, расплылось кровавое пятно. Девушка невольно вздрогнула от смутной жалости. Но потом ее взгляд скользнул вниз. На полу под лавкой лежал меч .Широкое лезвие отливало серебром в сумеречном свете гаснущего дня. Таким же мечом зарубили Борка у нее на глазах. Ощутив подступившую тошноту, она вылетела на двор. Давно расправившийся с уткой Волк подскочил к ногам ткнулся мордой в колени. Девушка без сил опустилась на порог. Прижалась щекой к серой шерсти и замерла. Волк довольно заурчал. Лег, положив голову ей на колени.