Паук раскинул сеть

Ознакомительный отрывок (примерно половина текста) представлен на моей авторской странице. Книги Ольги Романовской на ПродаМане Там же есть информация о покупке полной версии.

Паук раскинул сеть

(3 книга цикла "Тени над Сатией")

Глава 1. Сиротский дом.

Олира с полным тазом мокрых пелёнок вышла на задний двор. Поправив сбившийся платок, вздохнула и поставила груз на залитый краской чурбан.

Смена выдалась тяжёлой. Ночью подкинули ещё двоих детей. Одного больного корью, другого — такого хиленького, что неизвестно, в чём душа держится. Оба мальчики. Странно, обычно их оставляют, а избавляются от девочек — обуза, лишний рот. Мальчик же — работник. Но здесь не спрашивали у матерей, почему они оставили детей на столике под окном, а просто забирали и выхаживали, если могли. И Олира всю ночь хлопотала над младенцами, а с утра, как обычно, обошла детские кроватки и постирала бельё.

"Мага бы сюда!" — вздохнула женщина, вспомнив о мальчике с корью. Вряд ли он выживет: болезнь запустили. Но услуги профессионального лекаря с дипломом Университета не по карману приюту, у него даже собственного врача нет. Раз в неделю заходит мэтр Армэ, практикующий в соседнем квартале, осматривает малышей, выписывает капли и порошки. На большего пожертвований не хватает. Как ни пыталась Олира и другие воспитательницы воззвать именем Сораты к совести и сердцу горожан, те оставались глухи.

Милетская префектура выделяла на нужды подкидышей смехотворную сумму, ещё немного добавлял совет попечителей во главе с графом Легейским.

В Тордехеше не любили брошенных детей, вернее, о них не думали вовсе. Отчаявшиеся матери могли подкинуть младенцев на воспитание в храм, если уж не желали оставить умирать на улице. Специальные приюты открывались редко и исключительно по чьей-то инициативе свыше. Захочет префектура — построит, нет — пусть дети выживают сами, как могут.

Мокрые пелёнки липли к рукам и пахли мыльным корнем. Они только формально назывались чистыми: никто в приюте не тратил силы на стирку казённого белья. Не воняют — и сойдёт.

Олира злилась и торопилась скорее закончить работу.

Спина болела, руки покраснели от воды.

Во дворике царило спокойствие — такое блаженство после ора десятков младенцев.

Чирикали птицы на одиноком старом ясене. Кора с него слезла, а древесина покрылась разными надписями — свидетельствами шалостей приютских детей. Они жили под опекой воспитательниц до пяти-шести лет, а потом отдавались в обучение и в приют больше не возвращались. Охотнее всего детей брали ремесленники и фермеры. Оно и понятно: лишние руки всегда в хозяйстве нужны, а образование для хозяйства не требуется.

На Олиру падала косая тень от кухонного корпуса. Оттуда несло запахом подгорелого молока.

Верёвки постепенно склонялись под весом белья, а таз пустел.

Олира уже предвкушала, как снимет передник и хлопнет, наконец, калиткой приюта. Как же она устала! Но и это не главное: ей необходимо как можно скорее зайти в Следственное управление. Тут каждый день на счету.

С некоторых пор Олира подозревала неладное. Всё началось с того, что, придя на дежурство, она не досчитывалась детей. Нет, случалось, они умирали, но не внезапно же! Олира ходила к заведующей, выспрашивала, и получала один и тот же ответ: "Ушёл к божественным брату и сестре". Она сначала верила, а потом задумалась. Слишком часто умирали дети, да ещё не по одному, а трое-четверо сразу. Если бы они заразились, Олира, дежурившая в приюте через день, заметила бы. А тут — вчера здоровый малыш, а сегодня даже гробика нет.

А потом Олира заметила, как одна из воспитательниц ночью ходила по спальням с каким-то человеком. Тот пришёл уже в позднее время, когда над городом сгустились сумерки. Воспитанница лебезила перед ним, улыбалась и расхваливала детей.

Лица незнакомца Олира не разглядела, запомнила только фигуру и голос — тихий, спокойный, но властный. Человек не слушал воспитательницу, кажется, его интересовало только здоровье и возраст детей.

Странно, но именно те, которые ему приглянулись, на следующий день исчезли.

На этот раз заведующая, госпожа Сара Мранес, буркнула, что их усыновили. Олира порадовалась и думать забыла о детишках до сегодняшней ночи.

Она услышала всё случайно, когда бегала во двор за водой.

В окне заведующей теплилась одинокая свеча. Сначала Олира не обратила на неё внимания, но затем задумалась, почему начальница не ушла домой. Природное любопытство заставило на время позабыть об орущих младенцах, взять лестницу и заглянуть в окна кабинета. Вдруг воры?

Однако оказалось, в ночной час бодрствовала именно госпожа Мранес. Олира узнала её голос.

Простенькие белые занавески трепетали от лёгкого летнего ветерка, подоконник серебрил лунный луч.

Олира не видела людей — только их силуэты, но могла поручиться, собеседник госпожи Мранес — мужчина. Тот самый мужчина, который некогда смотрел на детей.

Говорили о деньгах. Госпожа Мранес жаловалась, что дали мало, и требовала ещё. Собеседник возразил — она сама по уши замешана в грязном деле.

Госпожа Мранес поджала губы и процедила:

— Ах так! Тогда всего хорошего, господин.

— Не выйдет, — рассмеялся незнакомец.

Олира тут же смекнула, что он никакой не дворянин, иначе бы заведующая называла его благородным сеньором. Но тогда почему перед ним заискивались другие?

— Хорошо, — вздохнула госпожа Мранес, — но это в последний раз.

— Ой ли? — рассмеялся незнакомец. — Вы любите деньги, у вас много детей, а у меня много денег и нужны дети. Думаю, мы всегда найдём общий язык.

Олира не могла больше подслушивать, но разговор дал богатую пищу для размышлений. Она вновь и вновь прокручивала в памяти слова заведующей и ответы того господина, вспоминала детей, на которых тот смотрел, и гадала, почему за усыновление платили деньги да ещё отдавали воспитанников ночью, тайком. Ведь не пойди она, Олира, за водой, никто бы не узнал, что начальница не ушла. Более того, служащие пребывали бы в полной уверенности, будто Сара Мранес спокойно спит в постели, пока они борются за жизни младенцев.

Сейчас, когда с работой было покончено — последняя пелёнка, и она свободна, — Олира всерьёз задумалась о пропаже детей и решила поделиться подозрениями с властями. Чем больше она об этом думала, тем больше приходила к выводу, что детьми торговали. Очевидно, тот господин скупал каких-то особенных, раз его так волновали возраст и здоровье. В любом случае, в стенах приюта творились противозаконные деяния, и Олира не желала молчать. Она женщина честная, а дети не товар, чтобы их продавать, пусть даже и безродные. Они же не виноваты, что их матери уродились шлюхами и бродяжками.

С облегчением расправив плечи, Олира потянулась, зевнула и понесла таз в кладовую. Там же с облегчением сняла передник и платок, сложила на полку и отправилась встречать сменщицу. Как и предполагала Олира, та гоняла чаи с кухаркой, делясь последними сплетнями.

— Иду, иду! — наигранно заторопилась Мойра и потянулась за очередной плюшкой. — Как там? Слышала, заразный один.

Олира кивнула и рухнула на свободный табурет.

— Как спать хочется! — пожаловалась она. — Вот приду домой и весь день просплю.

Кухарка лениво прихлопнула муху и посоветовала Олире немного отдохнуть:

— Ты ведь в этом году аки гном пашешь, исхудала вся, позеленела...

Воспитательница кивнула и вздохнула: кто ж ей отпуск даст, когда служащих не хватает?

— А ты о племяше скажи. У тебя ж племяш родился, сестре помощь нужна.

Олира отмахнулась:

— Подумаю. Может, и отпустит заведующая, поговорю с ней потом.

Видя, что Мойра не торопится к детским кроваткам, она поторопила её.

Хлопнув калиткой, Олира зашагала к Следственному управлению. Позёвывая в кулак, она рассеянно брела вдоль домов и магазинчиков и пару раз, переходя дорогу, едва не попала под колёса экипажа.

Следователь не поверит разрозненным фактам, нужно сплести их в логическую цепочку. Иначе над Олирой посмеются и выставят вон.

Воспитательница старательно думала, вспоминала различные подозрительные мелочи, детали. Её ведь спросят, как выглядел тот человек, какой у него рост, нужно вспомнить.

Олира не заметила наёмного экипажа и угодила под копыта лошадей. Возница слишком поздно натянул поводья, и женщину протащило по мостовой добрых сорок футов. Колёса раздробили кости, у несчастной не было шансов выжить.

Собралась толпа и, причитая, окружила окровавленный обезображенный труп. Кто-то подобрал сумочку Олиры — её отбросило к тротуару.

В суматохе сбивший женщину извозчик успел скрыться. Остановившись и увидев, что натворил, он поспешил хлестнуть лошадей и скрыться за поворотом. Свидетели не успели запомнить его примет.

Позвали стражу.

Склонившийся над Олирой капрал констатировал смерть и, опросив свидетелей, счёл происшествие несчастным случаем. А раз так, нет нужды беспокоить дежурного следователя.

Солдаты временно оцепили улицу, а капрал, ругая горожан за рассеянность и беспечность, добавлявших ему работы, быстро составил протокол и распорядился увезти тело в морг. Там Олиру записали как "неизвестную, примерно тридцати лет". Ею она до поры до времени и осталась — трудно опознать одинокую женщину без документов с лицом, похожим на маску смерти.

Прояснили тайну личности личные вещи.

В сумочке нашли носовой платок, порошок от кашля, кошелёк с чекушкой(1) и дюжиной медяков и ключи от дома. Судебный маг, кряхтя, вычленил из них частички ауры, помог определить квартал, в котором проживала погибшая.

Следователь быстро закрыл дело и сообщил сестре Олиры. Та приехала и забрала тело на родину — в деревушку под Милетой. Разумеется, придавленная грузом свалившегося на неё горя, она не зашла в приют, даже не забрала личные вещи сестры. Впрочем, в съёмной комнате Олиры нечем было поживиться — пара старый платьев, чулок и нижнего белья. Ни счёта в банке, ни мебели, ни книг.

Не зашёл в приют и следователь. Занимаясь куда более существенными делами, он счёл излишним даже письменно уведомить заведующую о гибели подчинённой. Причины смерти известны, нет смысла допрашивать коллег погибшей.

Так и получилось, что в приюте о гибели Олиры ничего не знали, хотя активно обсуждали смерть некой женщины под колёсами экипажа.

Хватились воспитательницу, когда та не вышла на работу. Но госпожа Мранес тут же поспешила успокоить подчинённых: Олира уехала к сестре.

— Она давно просилась отдохнуть, вот я и отпустила.

На это все и успокоились, благо перед уходом Олира действительно заходила к начальнице и о чём-то говорила с ней. Минутку, не больше, но всё же.

Версию об отпуске тут же подтвердили Мойра и кухарка. Они даже порадовались за Олиру: вырвалась, бедняжка, на отдых.

* * *

Ловкие пальцы госпожи Мранес пересчитывали монеты. Она поделила их на две кучки: золото и серебро. Медью покупатель не расплачивался — не тот товар.

Госпожа Мранес не спрашивала, зачем человеку, представившемуся мэтром Кареном, сироты. Тот хорошо платил, обещал, в случае чего, взять всю ответственность перед законом на себя. С тех пор минуло полгода, и госпожа Мранес скопила солидную сумму, которую планировала положить в банк.

Муж ничего не знал о дополнительном доходе жены. Он полагал, будто она получала только скромное вознаграждение от префектуры.

Госпожа Мранес умела вести дела. Она не покупала дорогих нарядов, чем, к примеру, грешили юные и неопытные шантажистки, не блистала бриллиантами и всё так же брала у супруга деньги на домашнее хозяйство. В её возрасте, а госпоже Мранес минуло сорок лет, люди либо умнеют, либо жалуются на немилость богов. Она не жаловалась и давно научилась получать деньги из воздуха. Мэтр Карен знал, к кому обратиться — госпожа Мранес уже шесть лет успешно подделывала бумаги для финансовых проверок, чтобы обеспечить дочерям достойное приданое, а себе — не менее достойную старость. С её лёгкой руки сироты не получали достаточно масла и мяса, а разницу между закупленными продуктами и выделенными на них попечительским советом средствами клала в карман.

У госпожи Мранес было много родственников. Она этим пользовалась: выдумывала историю о сюрпризе для дочки, открывала на имя очередной тётушки счёт в банке и клала на него ворованные деньги. Родственница в силу возраста и доверчивости подписывала документы, не глядя, давала племяннице доверенность на распоряжение счётом, и та благополучно выставляла дорогую покупку как благодеяние родственницы.

Теперь же госпожа Мранес решила не рисковать и положить деньги на своё имя. Муж с подозрением отнёсся бы к очередному щедрому подарку. Она планировала подождать пару лет, а потом снять половину, солгав, будто скопила эту сумму, экономя на домашнем хозяйстве.

Дверь спальни госпожа Мранес благоразумно заперла на ключ: не хватало ещё, чтобы прислуга застала её за пересчётом монет! Тайные сбережения женщина хранила в укромном месте — под обшивкой задней спинки дивана. Его никогда не отодвигали даже во время весенней уборки.

Закончив подсчёт, госпожа Мранес торопливо разложила деньги по двум кошелькам и спрятала их в скромном вырезе платья. Взглянув на руки, она подумала, что неплохо бы пройти курс омолаживающих обёртываний — кожа загрубела и одрябла. Годы берут своё!

Госпожа Мранес и в молодости не отличалась красотой, а с годами и вовсе превратилась в шарж на школьную учительницу. Зато обзавелась домом в приличном квартале, удачно вышла замуж за богатого торговца, получила прибыльную должность... Красотой сыт не будешь, вот и госпожа Мранес в своё время всего добилась умом.

Поправив платье, женщина надела накидку и, отомкнув замок, спустилась по лестнице на первый этаж.

В воскресный день господин Мранес пропадал с друзьями, то в кабачках, то за городом на рыбной ловле, а жившая с ними младшая дочь — у подруг, поэтому госпожа Мранес не боялась расспросов. Дав наставления служанке, что и где надлежит выбить и почистить, и крикнув кухарке, чтобы обед подали в два часа дня, женщина вышла на улицу и в наёмном экипаже отправилась в приют. Она собиралась спрятать деньги в кабинете, а завтра в конце дня зайти в банк.

Экипаж катил по набережной Милеты, обсаженной пыльными каштанами. За ними тянулся променад, полукругом обнимавший озеро. Все богатые жители Милеты селились в этом квартале, чтобы из окна любоваться закатом над водой.

Из озера вытекала протока, соединявшая его с морем. Её испестряли запруды, плотины и мельницы: каждая мануфактура пыталась извлечь из реки какую-то пользу. Самому озеру тоже нашлось дело — в нём выращивали на продажу рыбу. Многие жаловались на запах, в ответ заводчики лишь пожимали плечами: ветер переменится, а прибыль останется. А с неё платятся налоги в казну, значит, рыба — вещь нужная.

Госпожа Мранес лениво рассматривала прохожих и сжимала крепче ридикюль на ухабах: увы, мостовые не содержали в образцовом порядке.

Глаз зацепился на островок зелени — там стоял храм Сораты. Вот у него пруды чистые, дорожки всегда идеально подметены и никакой грязи.