Моральные принципы

'Никто не имел повода жаловаться, так как Россия никогда не управлялась с большей кротостью, как в течение года правления великой княгини. Она любила оказывать милости и была, по-видимому, врагом всякой строгости'.

'Не было существа менее способного находиться во главе государственного управления, чем добрая Анна Леопольдовна'

Мятеж.

Я напевала. Это была вредная, вредная, плохая привычка, но до недавних пор я не хотела от нее избавляться, а теперь и не было возможности. Тем более, что мне приходилось работать в таких условиях. Не самых худших, замечу. У меня были инструменты, был доступ к животным, да и к людям был, но с недавних пор я не работаю с людьми без особых причин.

С Юлианой причина была. Я была практически уверена, что меня этой ночью придут убивать, и если это недостаточная причина, то можете поцеловать меня в задницу. Джек бы не одобрил таких выражений, но ну его нахрен. Не так ли?

Все мои улучшения — вентили, шунты, инструменты, все маленькие и не очень изменения, отличающие меня от обычного человека пропали. За прошедшие четыре дня я сумела восстановить определенную часть, но для всего остального требовалась помощь киберпауков. Которых, в силу моих свежеприобретенных моральных ограничений, я не могла создавать. Да и сервоприводов тут днем с огнем не сыщешь. Так что, если вас это успокоит, я завязала с вскрытием детских черепов.

Юлиана была естественным выбором. Она проводила много времени со мной и обычно согревала мою постель. Не то, что вы подумали. Просто печки, напоминающие богато украшенные бочки, у которых в моем родном времени грелись вечерами бомжи, расставленные в комнатах совершенно не справлялись с зимним холодом. Игла введенная в префронтальную область гарантировала, что она ничего не запомнит, вторая в шее гарантировала паралич на время операции. Я закончила с имплантацией инструментов, и теперь работала над 'софтом'. Чипов у меня не было, и приходилось действовать как мясникам из 'Тавистока', программируя участки коры специально подобранными нервными импульсами. От этого Юлиана напоминала подушечку для булавок на которых я своими пальцами играла виртуозную мелодию. Этого хватит ненадолго — месяц, два, а потом придется или возобновлять, или же смириться с тем, что у меня больше не будет ассистента. Если, конечно, моя фрейлина до этого не сойдет с ума.

В коридоре раздался топот. Черт, их много. Слишком много. Я заработала с удвоенной скоростью. К черту точность, к черту навыки нейрохирурга. Сколько бы я сейчас отдала за набор киберпауков, или даже одно из своих творений вроде Крысы-Убийцы. Представляю как у этих недоумков вытянулись бы рожи!

Но и Юлианы, надеюсь, хватит. Дверь спальни затрещала. Последние штрихи. Небольшая кровопотеря не повредит и окажет сильный психологический эффект.

Полог кровати откинули.

— Вста ... — моя 'тетка', вломившаяся в спальню в сопровождении солдатни осеклась.

— Тетушка, познакомься с Юлианой, — пропела ей я.

* * *

Злодеи уделяют большое внимание искусству монолога. Правильно произнесенный монолог в исполнении Джека часто мог переломить ситуацию в нашу пользу, но я в этой области талантами не отличалась.

Убивать никакой необходимости не было. Это было даже вредно для моих дальнейших планов. Гвардейцам — сильный психоделик назально — ближайшие четыре часа для них будут наполнены мистическими переживаниями, которыми они ни с кем не смогут поделиться.

А вот тетушке и ее французскому конфиденту — немного сваренного накануне миорелаксанта. Для моего плана они были нужны в сознании — тонкое воздействие не терпит химического безумия.

И вот для них то я и вела монолог.

Да кого я обманываю, монологом я подавляла желание начать насвистывать 'Bad Romance' за работой, но получалось плохо.

'I want your ugly, I want your disease, I want your everything as long as it's free,'— не удержавшись пропела я. Песенка была мало того, что навязчивая, так еще и прекрасно подходила моменту.

Мои слушатели разумеется никак не отреагировали. Дети в соседней комнате не проснулись. Хорошо. К своим новым материнским обязанностям я относилась предельно серьезно.

Я откровенно слаба в монологах. Но тем не менее это лучше, чем мурлыкать прилипчивую мелодию с Земли-Алеф:

— Тетушка, и чего же ты хотела этим добиться? — из уголка выпученного глаза потекла слеза. Я промокнула ее уголком платка, продолжая ковыряться в радужке. — Мы же говорили вчера, и ты обещала не делать глупостей. Посмотри к чему это привело! — Я бы всплеснула руками, если бы не была занята.

Посмотреть то она пока не могла, так что мое заявление было сугубо риторическим. Аборигены придавали религии чрезмерное значение, и я собиралась цинично воспользоваться этим.

— Иван Иванович, обратила я внимание на изрядно вымотавшего мне нервы хирурга, простите, но для этого шедевра вам придется мне помочь. Я даже объясню смысл манипуляций как коллега-коллеге. Человеческое тело — один из самых совершенных химических реакторов, а управляет всем этим, да да! — я наконец то сделала нужные отверстия в костях его черепа, и стала подводить трубочки и провода. Халтура, но сойдет.

— Понимаете, вам придется одолжить некоторое количество ваших, как вы их называете, гуморов, цесаревне Елизавете Петровне. Вот эта маленькая штучка, к которой я сейчас подключаюсь заставит расти ее волосы и кости. А вот эта — изменит пигментацию глаз. Ну а мой скальпель придаст форму.

Признаюсь, решение использовать хирурга было мелочной местью — настырный француз возжелал сделать мне накануне кровопускание. Варварский обычай, вдобавок чреватый разоблачением. Сомневаюсь, что его ланцет из дрянного железа справился бы с субдермальной сеткой.

У моего пациента поднялся уровень адреналина.

Я поспешила его успокоить:

— Я все потом заделаю. Никаких следов. Никакой инфекции. Будете как новенький.

По крупному орлиному носу скатилась капелька пота.

— Простите, — я ощутила вину перед ним. С Джеком я никогда себя так не чувствовала, но, во первых, Джек был считай что мертв, а во вторых — серийный убийца никак не может быть моральным ориентиром.

Хотя уж чего не отнять, он был харизматичным ублюдком.

* * *

Я закончила быстро. Мятежники, к счастью были слишком увлечены пьянством и мародерством, чтобы волноваться из-за отсутствия руководства, и нас никто не потревожил.

Тем не менее я беспокоилась. Детям, мужу, мне необходимо как можно быстрее покинуть дворец, желательно не натолкнувшись на заговорщиков. Игра была уже сыграна, но эксцессы исключить невозможно.

Поманив Юлиану пальцем, я осторожно приоткрыла дверь в детскую.

Маленький Иоанн с Катериной спали как ангелы. Я посмотрела на Юлиану, покрытую своей и чужой кровью. На свои руки. Об этом я не подумала. Детали, детали, детали.

— Оботрись, — прошипела я, указав ей на собственную постель.

Юлиана на секунду замерла в нерешительности, из глаз у нее потекли слезы, она растерянно огляделась, как будто бы видела мою спальню впервые. Ну замечательно. Все прелести программирования человека 'на коленке'.

— Ну, ну, все хорошо, — я обращалась к ней как к потерявшемуся ребенку. Да она и была сейчас им в сущности. Добро пожаловать, диссоциативное расстройство личности. Поэтому то я и не люблю работать с мозгами наспех. Такие вещи совершенно не терпят кустарщины.

Если все будет хорошо, мне не придется доставать из чуланчика ее личность миньона, или же эту — потерянную девочку, которая испугалась вида крови. Но это маловероятно.

— Посмотри на меня, — сказала я, — ты испугана, это нормально, нормально. Это, как спазм.

Юлиана улыбнулась, махнув ладонью перед глазами:

— О Боже, здравствуй!

Кодовое слово сработало. Моя фрейлина выдала правильный отзыв, и теперь, если я нигде не напортачила, со мной ее основная персоналия.

— Что? Что произошло? — спросила она.

Отлично. Все как надо.

— Нет времени, заговор. Мы отбились, но надо забирать детей и уходить.

— Что? Я ничего не помню?

— Тебя сильно ударили. Оботри кровь, и возьми Катю. Я беру Ивана. Быстро, быстро!

Уверенность — ключ к успеху.

Уверенность, и несколько десятков лезвий, крючков и игл, рассованных по деталям моего туалета.

* * *

Вместе с Юлианой, следующей за мной как тень, я прошла в апартаменты Антона.

Тот, на удивление, спал один.

Я потрясла его за плечо, и мой 'муж' приподнялся, осоловело тряся головой. Нелепый ночной колпак закачался в такт его движениям.

— Просыпайся, — прошептала ему я. — Мятеж, надо уходить из дворца.

Я практически его не знала. В 'воспоминаниях', которыми меня наградила Амелия, если, конечно, это была она, а не кто-то новый, желающий мне извращенно отомстить, поместив в реконструкцию 'Узника Зенды', были только общие сведения. Упорно добивавшийся брака молодой человек, предпочевший меня, несмотря на куда более выгодные партии, герой южной войны, человек, которого моя предшественница ничуть не любила, выбрав объектом своей страсти более броского и куртуазного ухажера.

Идиотка.

Больше всего я расстроилась из-за внешности. В прошлой жизни я была стройной блондинкой, для этого тела лучшее описание было чернявая тумбочка на ножках. И окружающие меня руританцы называли это статной. Меня терзало подозрение, что они не поймут, если в один прекрасный день мой вид разительно изменится.

Но, скорее всего, Амелия не виновата. Не могу себе представить, чтобы старшая сестрёнка проделала со мной такую злую шутку. То есть у нее есть причина обижаться на меня, не буду о ней говорить, но мне казалось, что она не стала бы так долго ждать с местью.

Впрочем, тараканы в голове Амелии может быть даже и побольше моих.

Была еще одна возможность — я на самом деле не я, а набор воспоминаний, подобный тому, что мы заливали клонам, или просто подвернувшимся под руку бедолагам.

Одна из лучших шуток Джека.

А теперь я сама стала объектом шутки. Масштабной затянувшейся, и от того особенно бессмысленной. Мутанты вроде меня не могут не мутить воду — это у нас в крови. Это понятно и без опытов с реинкарнацией.

* * *

Антону не потребовалось много времени, чтобы прийти в себя. Он быстро поднялся.

— Подождите минуту, я подниму юнкеров.

Это была разумная мысль. Если они не спразднуют труса, у нас будет отряд в два десятка человек. Пусть и невооруженных, без боевого опыта но спасение выглядит правдоподобнее, если не нужно привлекать в качестве объяснения шпильки и флакончик для духов.

Он не обвинял, не выдвигал претензий, не пытался как то показать всем, что он был прав, что было необходимо сменить охрану на измайловцев, разослать патрули, превентивно арестовать неугомонную дщерь Петрову. Ну или просто ему не хотелось бороться с заиканием. В любом случае, я была ему благодарна.

Как был, в дурацкой ночной рубашке, он исчез за дверью где спали слуги.

На потайной лестнице раздались тихие шаги. Определенно не гвардейцы — те бы таиться не стали. Небольшая дверь, задрапированная портьерой колыхнулась.

Я сощурила глаза — даже такой слабый источник света как свеча в руках у пришельца мешала ночному зрению.

— Ваше высочество, просыпайтесь! — проникнувший в спальню через черный ход мужчина средних лет, с выразительным тонким носом, разделяющий на две части широкое лицо, бросился к кровати Антона.

— Эрнст, — позвала я его, — Антон сейчас подойдет.

Чего я не ожидала, так это визита сына того самого Миниха. Иоганн Эрнст управлял всеми финансами и людьми двора. Можно сказать, впервые за последние несколько дней мне сказочно, невероятно повезло. Если кто и знал все входы и выходы, меняющиеся ежедневно из-за постоянной стройки, так это он.

Было бы досадно, если бы мы заплутали в бесконечных переходах и задуманная шутка из трагикомедии превратилась в площадный балаган.

Антон вернулся уже одетым в сопровождении юнкеров. В переводе с придворного на человеческий — одевателей левой штанины и застегивателей воротничка. Я не шучу. Эти люди награждали возможностью застегивать себе штаны. Некоторые, за особые заслуги, к старости становились главными по руководству застегиванием штанов. Чтобы не захихикать, я улыбнулась, расширив глаза на дополнительные пятнадцать процентов.

— Ваше высочество, — обратился к Антону Миних-младший, — думаю будет разумно укрыться в доме моего отца, пока мы не выясним, кто именно замешан в заговоре.

Я не сомневалась в его намерениях, но во первых, как он смел обращаться через мою голову, как будто бы меня тут нет, а во вторых, самолично дать старому хвастуну и повесе лавры спасителя трона и отечества?

Это мы уже проходили. За неполные полгода после переворота в мою пользу, который он сам и организовал, Бурхард успел задолбать всех, и закономерно получил отставку. Первое, что я услышала очутившись здесь — историю о его 'чудачествах'. Но по правде сказать, за 'чудачествами' обычно скрывался точный расчет, и то, что в моем мире называется 'безопасность операций'. Совершенно необязательно, например, сообщать о спецгруппе посланной взорвать пороховые склады в турецкой крепости. Даже награждать публично не нужно. Гораздо лучше поддержать легенду о 'особой удачливости'. Пусть враги боятся неизвестного.

Такой человек хорошо бы вписался в мою старую команду. Вместо Алана, например. И сейчас альтернативы ему, к сожалению, у меня не было. Ушаков — глава тайной полиции скорее всего на стороне заговорщиков, преображенский и семеновский полк наполнены предателями, измайловцы — рассредоточены по квартирам обывателей, и необходим руководитель способный их быстро и тихо собрать. Миних подходил идеально.

— Ведите нас, мин херц, — я уверенно ответила вместо Антона, демонстрируя кто сейчас хозяин положения.

* * *

Стараясь не шуметь мы направились вниз по черной лестнице. Спустившись на цокольный этаж, Эрнст огляделся, и уверенно повел нас в кухонные помещения. Сколько бы ни было заговорщиков, они и не думали выставить посты на пути к битой птице, сырам, и винным погребам.

Взятые в покоях лампы только мешали. Я не отрицаю эстетического значения игры теней от слабых источников света на покрытых изморозью кирпичах, но слепить самих себя только ради того, чтобы видеть хоть что-то у себя под носом?

Мы шли по низким сводчатым коридорам, и предательское эхо гуляло от стены к стене, отзываясь на топот ног. Я могла бы сдвинуть своему эскорту зрение в инфракрасный спектр и нам бы не пришлось бы спотыкаться в полутьме, но об этом стоило подумать заранее. Может быть возможно выполнить операцию на ходу? В моей голове всплыла довольно остроумная схема стабилизации, и я с трудом подавила желание начать чиркать заметки на ближайшей ровной поверхности.

Эрнст привел нас к неприметной двери, за которой скрывались ведущие в темноту ступени. Даже мне, несмотря на небольшой рост, пришлось пригнуться, чтобы не задеть головой нависающий над головой свод.