Часть вторая

Часть вторая

часть первая||| Вы находитесь здесь ||| в начало ||| часть третья

“И убедить зажравшуюся знать,

что есть три раза в день и нам пристало”

(с) мюзикл Волки Мибу. Ну, почти.

      — Свет мой, зеркальце: заткнись! Я побриться подошел!

      Условная фраза сработала. Поверхность зеркала пошла волнами. Виктор отступил на полшага. В туманной глубине проявился темный силуэт, набрал четкость, загустел черным; с легким звоном граница миров лопнула.

      Из высокого зеркала прямо на желтые керамические плитки пола ступил высокий человек. Черный костюм, белая рубашка, солнцезащитные очки; к запястью цепочкой прикован черный плоский чемоданчик.

      Лицо пришельца Виктор прекрасно знал — с визитом пожаловал директор департамента разработки Проекта, непосредственный начальник Александрова-старшего.

      Начальник огляделся:

      — Приветствую.

      — Рад видеть. — Виктор достаточно хорошо говорил по-английски:

      — Не побоюсь признаться — заждался.

      Начальник ответно блеснул знанием культуры собеседника:

      — “Москва не сразу строилась”, так ведь говорят у вас? Как вам новое рабочее место?

      Теперь огляделся и Виктор. Мужчины стояли в комнате с чисто-белыми стенами, такого же цвета гладким потолком, при необходимости равномерно светящимся по всей площади, либо выбранным квадратом. Пол устилала керамическая плитка светло-соломенных оттенков. Размерами комната могла поспорить со школьным классом, но вот окна в ней располагались по короткой торцовой стене, а вдоль длинных стен шли столы. На столах громоздились черные кубы голографических проекторов, белые кубы паяльной станции с прилагающимися объемными принтерами, бочонок муфельной печи, стеклянный глаз обычной микроволновки, стеллаж с набором отверток, станки — сверлильный, зуборезный, фрезерный, токарный, многокоординатный центр... Выше столов шкафчики, полочки с набором деталей, смесей; на подвесках бухты проводов всевозможных сечений и расцветок... На стенах громадные мониторы — пока что выключенные, но Виктор, прочитав инструкции, уже мог связаться с любым сотрудником отдела высаживаемой робототехники, или провести видеоконференцию со всеми вместе. На эти же мониторы при необходимости выводилось изображение с камер самих роботов. Ровно посередине длинной стены ряд мониторов разделяло то самое зеркало до пола, из которого появился гость.

      Обстановка лаборатории, оборудование, оснащение точно повторяли такую же лабораторию, оставленную за Порталом — кроме только связующего зеркала.

      Снаружи, за дверью лаборатории тянулись своды коридора совершенно средневекового вида, освещенного факелами в кованых держалках. В коридор выходили десятки одинаковых дверей: толстые доски, железные завесы и засовы, еще и поперечные накладные оковки, для прочности. Коридор принадлежал большому гостинному двору, где снимали комнаты богатейшие купцы и лучшие мастера. Кто под склад, кто под контору, кто под мастерскую.

      Оформляя постоянные документы, Виктор записался механиком по тончайшим работам. Профессия у здешних умельцев считалась высшим уровнем — часовщиков не задевали даже до революции! — и, среди прочих привилегий, позволяла снять место в самом центре Столицы.

      Другие сотрудники Отдела высаживаемой робототехники жили кто где, сообразно своим предпочтениям, указанным в анкетах. Но каждый имел такую вот секретную комнату, где мог работать с привычными приборами, и откуда мог связаться с коллегами.

      В полном соответствии с табличкой на двери, Александров-старший уже взял заказ. Разумеется, это был протез правой руки президента Новой Республики, генерала Надежды Ривер.

      Виктор подошел к двери, подергал ручку: плотно закрыта. Выдохнул.

      — Не беспокойтесь, — начальник понял Виктора по-своему. — Эта дверь пропустит лишь вас, и того, кого разрешите пропустить вы. Для местных — дверь зачарована. Да и войдя в лабораторию, неподготовленный человек просто ничего не поймет. Мало ли, какие инструменты могут быть у мастеров. Со здешним культом тейгу — ничего необычного. А на время работы зеркала дверь попросту блокируется...

      Виктор нетерпеливо двинул кистью. Начальник кивнул:

      — Конечно, вы же сами настраивали схему, вам ли не знать! Интересно, — черный человек подошел к среднему из трех больших окон, — что видно из окна у вас?

      Александров подошел к тому же окну, ширина которого позволяла мужчинам не толкаться плечами.

      Секретная комната размещалась на шестом ярусе гостиного двора. На высоте потолков тут не экономили, так что шестой ярус равнялся примерно девятому-десятому этажу панельника. Кроме открытия роскошного вида на островерхие черепичные крыши, фигурные водостоки, шпили, кованые флюгера, высота яруса сильно затрудняла незаконное проникновение.

      После нескольких лет исландской базы, где в окнах простиралась белая безбрежность ледника, слегка разбавленная хмурой громадой монтажно-испытательного комплекса, панорама Столицы поражала особенно. Равномерно во все стороны раскатывался ковер четырехугольных участков — и четко прямоугольных, и трапециевидных. Все заборы в пределах видимости построили из камня, все выглядело прочным, долговечным, все украшено барельефами: либо фигурками зверей, либо скульптурными портретами владельца-основателя усадьбы. Внутри забора, обязательно среди небольшого парка или садика — двух-трехэтажный особняк, тоже весь фигурный, разновысотный, с башенками, балкончиками, выступами, крылечками во все стороны.

      На первый взгляд, застройка выглядела знакомой по Лос-Анжелесу или Далласу: там и сям высокие, обширные здания для торговли, чиновников, развлечений — и лоскутное одеяло жилых коттеджей. Отличались размеры участков. Ни малейшего почтения к дороговизне земли тут не испытывали, а потому ни единого участка меньше гектара Виктор не увидел. Ни сверху, из окон — ни снизу, когда шел на место работы от громады Генерального Штаба, где квартировал щедростью военного министра и главнокомандующего, генерала Эсдес.

      Зато песенок на улицах Виктор наслушался всяких разных. К сожалению, даже с медальоном-переводчиком, он пока не настолько хорошо выучил местную речь, чтобы понимать стихи. Зато преимущества больших участков понимал, даже будучи сугубым технарем: город непросто задушить осадой, при необходимости любой владелец особняка прокормится со своего гектара — это не шесть соток бывшего болота, которые уже на третий год ничего не дают без тонн садоводческой химии. На гектаре даже троеполье можно устроить, наверное.

      А пока что большие участки радовали глаз осенними красками: все, что на них росло, полыхало алым, золотым, желтым; оттеняло бурым и черным блеск глазурованной черепицы на крыше; пышными шапками крон контрастировало с четкими линиями построек — словно бы каменные корабли пенили желто-красное море!

      Налюбовавшись, гость осторожно спросил:

      — Как ваши перенесли Портал?

      — О, детишки счастливы! — программист вздохнул. — А с женой сегодня вечером предстоит сложный разговор. Все время намеками на происхождение из Портала отделываться нельзя, рано или поздно придется обсудить в лоб все последствия.

      — До вечера еще далеко, — столь же осторожно проговорил начальник.

      — Тем не менее!

      — Все так плохо?

      Александров понял, что придется объяснить:

      — Мне кажется, не только жена, а любой человек, узнав на чем все основано, будет чувствовать себя обманутым. Ведь, по первым впечатлениям, люди составили уже некоторое представление о мире — а предстоящий разговор его обесценит напрочь. Вместе со всеми ожиданиями, надеждами, прикидками, замыслами на будущее.

      — Понятно, почему вы не спешите... Да, вы хорошо выбрали жену. Другая бы уже истерику закатила.

      Виктор поежился, сменил тему:

      — Почему ваш образ — “черный человек”?

      Начальник широко улыбнулся:

      — Халф-лайф... Любимая игра детства.

      Программист вздохнул еще раз:

      — Вам известно, что кроме прошедших Портал, здесь имеются случайно попавшие люди?

      Черный человек снял очки, принялся протирать их носовым платочком:

      — Кто? Где?

      — Мой старый знакомый, здесь его зовут Енот... Паспортное имя — Павел Быстров.

      — Ничего себе новости... Он уже заявил иск?

      Виктор повертел головой:

      — Вы не представляете себе ситуацию.

      — Поясните, — гость подобрался, нахмурился; очки сунул в карман.

      — Он не знает ничего ни о механизме Портала, ни о способе переноса.

      Начальник нацепил очки на место. Призадумался.

      — Да... Это новость. Разберемся... Коль светская беседа увяла, — начальник раскрыл прикованный цепочкой дипломат, вытащил пачку кристаллов памяти:

      — Займемся делом. Вот здесь... Или здесь... Короче, на одном кристалле текущее состояние северной базы. На другом — положение ледника. На третьем — энергетики, от них больше всего заявок, им, как вы понимаете, необходимы манипуляторы для дистанционного управления реактором, чтобы, наконец, тоже эвакуироваться... Четвертый кристалл — это запасы на сегодня...

* * *

*

      — Сегодня вроде бы все целы... Хорошо! — Енот довольно вытянул ноги, откинулся на спинку кожаного диванчика. — Кстати, а где все?

      Генерал Надежда Ривер зажгла очередную сигарету, легонько постучала по столу пальцами живой руки:

      — Готовятся. Разве ты не видел на поляне?

      — Ну да, таскают какие-то рюкзаки. Я пробовал помогать, но Акаме передала, чтобы зашел сюда.

      — Акаме также сказала... Ты так и не спросил, чем кончилась твоя попытка сосватать мне Лаббока.

      — Во-первых, — зажмурился землянин, — ты в мои личные дела перестала лезть, я в твои не лезу. Во-вторых...

      Енот запустил руку в стоявший при правой ноге мешок, долго там что-то искал. Надежда с интересом наблюдала за сменами выражений лица. Наконец, собеседник вытащил небольшой сочный лимон, пахнущий на весь холл. Протер салфеткой, протянул генералу:

      — На вот, съешь.

      — Неохота возиться с заваркой, мы уже кухню запаковали.

      — Нет, прямо так.

      — Он же кислый!

      — Именно. Чтобы морда такая довольная не была.

      — Ну ты и... Енот!!! Я-то серьезно... — беловолосая затолкала окурок в пепельницу. — Ладно, раз у тебя хорошее настроение, ты мне поможешь.

      — Если в силах.

      — Не прибедняйся. Штатное расписание дивизии наизусть шпаришь, видно же, что не придумываешь на ходу. Если ты так хорошо разбираешься в армии твоего мира — помоги нам с планированием. А то над нашей неудачной засадой на Тракте уже бобры в лесу ржут. Не говоря уж — Челси жалко...

      — Да не профи я!!! — землянин подскочил над сиденьем. — Всего лишь солдат-срочник! У нас просто такая страна... — гость ожесточенно поскреб голову:

      — Восемьсот лет назад — с юга татары, с запада тевтоны, с севера литва, с востока Москва, Рязань и Тверь; спустя четыреста лет Алексей Тишайший воюет с Варшавой — а пальцы между бревнами срубов закладывают снова нашим... Потом русские идут на Ригу, а шведы на Полтаву — и опять через нас. Потом Наполеон выгребает зерно, потом Кутузов остатки, потом лучший полководец того времени топит в крови восстание, потом Людендорф травит Осовец газами, потом по нам идет линия Керзона, делит пополам говорящих на одном языке, потом Гудериан идет на Москву, потом — уже вместе с Рокоссовским — наш ответный визит на Берлин...

      Енот помотал головой. Продолжил чуть спокойней:

      — У вас тут просто нет понятий таких, чтобы я объяснил. Вы в таких объемах никогда не воевали — и радуйтесь! А у нас все этим пропитано, детишки рисуют боевые машины, играют в прорыв блокады, в снайперские засады... Полно книжек... “И снятся пожары тем, кто ослеп. И сытому снится блокадный хлеб”, — землянин сжал кулаки. — “Она такой вдавила след и стольких наземь положила... Что двадцать лет и тридцать лет живым не верится, что живы!”

      Генерал с удивлением заметила, что Енот чуть ли не плачет; тот же продолжил:

      — У нас первый попавшийся мужик может вслепую раскидать на детали и собрать назад, например, стрелялку, типа как у Мейн... Мы и сами не замечаем, а это как ядовитый опасный запах, ощутимый для всех, живущих мирно, среди которых мы навсегда так и останемся чужими.

      Землянин усмехнулся нехорошо, злобно:

      — Нами там детей пугают! Вон, у Огре в книжке до чего точно: “Есть место прокаженным. И это место — наше”... У нас там есть литература.

      — Догадываюсь.

      — Ну и вот... Огре пел тут песни про выдуманный народ, про полностью придуманную из головы историю. Но эта история пришлась нам настолько по мерке! “Такая наша карма, любимцев ДжейЭрэра”... Вот почему Огре назвал книгу “Злые песни”, и вот почему выбрал именно эти стихи. У того же автора я знаю тексты куда легче, веселее, да просто о другом! “Радуйтесь, дети неверного лета”, хотя бы. Но капитан Огре был пропитан именно войной, как и мы все.