Хромой (Глава 23)

Глава 23

На третий день мы ночевали в одном лагере. Подвигло меня на слияние наших групп одно интересное открытие, сделанное за день до этого.

На обед в тот день мы остановились в небольшом лесочке. Поскольку есть-то, собственно, кроме сваренной вечером каши было нечего, то мужики выпросили по пятьдесят настойки — для аппетита, так сказать.

— Я сбегаю, — сорвался Огарик.

Только он отбежал к лошадям, я встал с земли и пошёл следом.

— Чего ты? — спросил Клоп.

— Да он в прошлый раз приложился к бутылке, а тут не вино....

Клоп ухмыльнулся. Когда я преодолел пятнадцать метров до "припаркованного" транспорта, то был уже на все сто уверен, что Огарик пытается отпить из бутылки. Он стоял за лошадью, но поскольку росток-то у него был не большой, то я прекрасно видел его практически по грудь, а также дно кувшина, пляшущее под грудью лошади Большого. Но то, что я увидел, когда нырком проскользнул под брюхо лошади (боюсь ужасно этого манёвра — вдруг лягнёт, но очень хотелось поймать на месте преступления шельмеца) и оказался рядом с Огариком, честно сказать, то, что я увидел, несколько обескуражило, как и моё появление — пацана. Огарик держал в руках откупоренный кувшин, пробка была в зубах, а вот в другой руке он держал маленький стеклянный бутылёк с ярко-зелёной жидкостью.

— Что это? — я осторожно изъял незнакомую жидкость из руки Огарика.

Тот вынул пробку изо рта и растерянно ответил:

— Зелье.

— Понятно, что не сок.

Парень молчал.

— Что за зелье?

— Ну..., чтоб меня не обижали....

Кроме мата в голову ничего не лезло. То, что это идея не Огарика это понятно, но насколько хитро-продвинутый дед.... Тут смотрю с местными алтырями-магами ухо в остро держать надо!

— Пей, — показал я ему на настойку, так как он успел плеснуть магической гадости туда.

То, что в бутыльке давать побоялся — что-то говорило, что эта штука — концентрат. Не, ну как не проснуться паранойе после такой картины и объяснения — вдруг, отравить хочет?

Огарик глотнул и тут же закашлялся выплёвывая. Сзади вывернул Чустам:

— Ну, что? Поймал?

— Есть такое, — я незаметно сунул бутылёк за пояс. — Пей так, чтобы глотнул.

— Да ты чего? — стал заступаться корм.

— Пить отучаю, — ответил я.

Огарик понимая всю серьёзность ситуации, глотнул ещё раз и отрывисто задышал. Я забрал у него бутыль.

— Ну, разбирайтесь тут, — Чустам неожиданно вынул у меня кувшин и пошёл обратно.

— Точно не яд? — прошипел я.

Огарик закивал, говорить он не мог. Объявлять о том, что Огарик что-то подмешал в настойку, не хотелось....

— Смотри, чтоб не вырвало, — сжалился я над парнем, но тут же сопоставил свои слова и эффект зелья — вот это мои мысли или я жалею его из-за этой дряни?

— Рассказывай!

— Там зелье чтобы я всем нравился..., ну то есть, не нравился, но меня уважали, в смысле любили.

— Я тебя понял.

Понятие "симпатия", тут, да как собственно и в нашем мире, могло расцениваться в разных социальных кругах по разному. Среди наших, может только Толикам бы понял его адекватно, остальные — как минимум поглумились бы, а как максимум сделали бы нелицеприятные выводы.

Своим о тайне Огарика я не рассказал. Хотя сначала и хотел, но предположил, что они тоже под воздействием зелья и как бы мне не перепало.

Когда тронулись, дождавшись пешее войско, я с Огариком отстал немного:

— Рассказывай.

Хмеля в парне не ощущалось, что только подстегнуло подозрения — маг, мог и вывести, как собственно и яд.

— Это зелье, чтобы... не обижали меня, уважали, прислушивались....

— Как называется?

— Зелье... вождя, — понурившись, ответил парень.

— Почему так?

— Ну-у..., оно для подчинения.

— То есть? Тебе все подчиняются?

— Нет, оно обостряет внимание людей к тебе, твоим словам. Ну-у..., при решении какого либо вопроса к тебе прислушиваются. Но оно слабое! Оно только чуть-чуть помогает!

— То есть, я к тебе отношусь хорошо только из-за этого зелья?

— Ты и раньше хорошо относился. Ты со мной кровь смешал и теперь мы как родня. На тебя это зелье не действует, оно чтобы другие относились хорошо ко мне. А когда мы смешали, то часть моей магии попала к тебе и теперь на тебя зелья на моей крови не действуют.

— А оно на твоей крови?

— Да.

Минут пять мы ехали молча. За это время я успел подумать и сопоставить некоторые факты. Вдруг ко мне стали все хорошо относиться, прислушиваться к моему мнению....

— Огарик, а вот если мы смешали кровь и часть твоей магии как ты говоришь, вошла в меня — я маг?

— Нет, — растерянно ответил парень. Магом нельзя стать, им только рождаются.

— А вот если часть твоей крови во мне, то ко мне тоже будут хорошо относиться?

Мальчишка на некоторое время задумался:

— Не знаю.

А вот до меня, кажется, стала доходить вся картина с моим негласным выдвижением в лидеры. Даже корм! Вдруг стал таким лояльным и послушным, прямо жуть — мальчик-паинька. И началось ведь это всё после появления Огарика. Дед ведь наверняка нам.... О чём я? Мы же даже пили вместе!

Пока я размышлял, Огарик вообще потух, это было видно по опустившейся головёнке — лицо я не видел, так как парень сидел впереди меня.

— По деду скучаешь, — потрепал я его вихры.

В конце концов, мальчишка то ведь не виноват — дед сказал делать, он и сделал.

— Скучаю немного. Я привык к нему за год.

— То есть за год? А раньше ты не с ним жил?

— Нет.

— А с кем?

На этом мои успехи по раскрытию тёмных пятен биографии мальца кончились, тот опять ушёл в глухую, молчаливую оборону.

Когда к вечеру из наших никто не умер, и не забился в конвульсиях, я решил выпоить остатки настойки в новеньких — на всякий случай — вдруг наши загнутся, так и эти пусть.... Шучу, конечно..., наверно. На тот же всякий, я выждал ещё день после этого, и... вот мы в одном лагере. Однако паранойя внутри не давала успокоиться, и мы с Чустамом договорились, что ночью, тот из нас, кто встаёт на стражу, будет делать вид, что спит, а второй будет страховать его лёжа.

Лежать с закрытыми глазами и не спать, когда очень хочется... — надо местной инквизиции предложить такую пытку. Происшествие случилось заполночь. Один из гладиаторов, тот, которому осталось жить недолго — Солк, встал и направился к Чустаму. Я напрягся. Но гладиатор потрепал за плечо Чустама и что-то прошептал, после чего вернулся обратно. Утром ко мне подошёл Наин:

— Не подумай, что клевещу или разлад внести хочу, но ночью твой человек на страже спал.

Я не знал что ответить — рассказать, что проверяли их — неловко выходит, не рассказать — Чустама очернить.

— Кто?

— Чустам.

— Я поговорю с ним.

— Не хотелось бы, чтобы он о нас плохо подумал, — как-то замялся гладиатор.

— Он нормальный мужик — поймёт.

Однорукий кивнул.

— На тебя жалоба поступила, — когда Чустам вернулся от реки, неподалёку от которой мы встали, уведомил я.

— Вот ведь! Теперь и на посту не поспишь, — ухмыльнулся он.

— Дядь Хромой, — подошёл Огарик, а можно я того с больными глазами посмотрю?

Парень имел ввиду третьего гладиатора, насчёт зрения которого Наин похоже приукрасил — вот уж на двадцать шагов, он точно не видел.

— Позже Огарик, давай ещё на них посмотрим.

— Я не чувствую что обманывают.

— А ты всегда наверняка знаешь?

Мальчишка отрицательно помотал головой. Я слегка развёл руки — мол, сам понимаешь.

— Давай подождём. А ты сможешь вылечить его?

— Не знаю.

Правильность моего решения насчёт принятия новеньких, никто не оспаривал, но после событий произошедших через два дня....

Встали мы вечером на границе Луиланского локотства, о чудесных свойствах жителей которого, пел нам дифирамбы Липкий — мол, и документы сделают, и печати снимут, воровские портовые города! Если честно, то с каждым таким рассказом Липкого, почему-то всё меньше хотелось идти туда — слишком уж сладко, но... документы оформить хотелось. Очень хотелось. А если можно печать снять....

Ночью меня толкнул Ларк, кто его поставил в стражу, не знаю, но парень честно выполнил свои обязанности:

— Там воины, по-моему, окружают, — прошептал он.

Я, вырвав руку из-под головы Огарика, толкнул соседа, которым оказался Большой. Наверно он прочитал всё по моим глазам, хотя в безлунную ночь.... Для того, чтобы поднять весь лагерь понадобилось минуты три. Уж не знаю, насколько подействовала рабская сущность, но подъём прошёл без звука.

— Откуда? — прошептал Чустам.

— Они на нас смотрят, — тихо ответил ему Огарик.

Дальнейшие вопросы были не к чему — мальчишка без отрыва глядел в сторону, откуда мы пришли.

— Дуга, центр я! — громко сказал Чустам.

Если честно, то его никто не понял полностью, все просто сгрудились около корма.

— Уходят! — крикнул Наин.

Кто там был, мы так и не узнали, но более двух десятков рабов, были им не по зубам — не зря новеньких приняли. Пока мы раскачались на поиск — таинственных незнакомцев и след простыл. Мы даже не пытались установить кто это. Порыскав по округе собрались и снялись в сторону границы.

Это оказалось не единственным испытанием в эту ночь. С испуга, мы просто рванули в сторону нашей цели и вероятно, пересекли границу локотств, причём с установленными сигнальными амулетами, так как утром нас нагнали воины Луиланского локотства.

Толи амулеты были не на количество народа, толи луиланцы привыкли к переводу через их границу рабов, но настигли нас всего десять улюлюкающих всадников.

Встретили мы их заранее выстрелами из лука и арбалета. Чустам промазал, я вроде попал, но наверно вскользь, поскольку воин размахивая мечом продолжал лететь на меня, пока не получил топором Большого в бок. Ребята, похоже, приняли нас за контрабандистов ведущих через границу рабов, и пеших, за воинов не посчитали, а зря...

Наин, я точно видел, поскольку сам не успел даже вступить в бой, снял двоих с сёдел. Его умирающий друг ещё одного. Ларк! Кинул своё копьё почти в цель. Воин, попытавшись уклониться, попал подбородком на кол одного из новеньких. Большой, просто дождавшись скачущего на него, махнул топором — жуткое зрелище — всадник без головы. Почти без головы. Поразил Слепой — тот гладиатор, что плохо видел, ну так уж за ним прилипло. Он просто метнул меч! В цель! И даже попал! Ну и что, что клинок вошёл не лезвием? Зато рукоятью в лоб! То есть в шлем. Воин просто слетел с седла, пару метров волочась за лошадью — ногой в стремени запутался. Ехал он так, пока не встретился с колом наказанного, Лиимуила, если не ошибаюсь.

Не всё было гладко. При мне разнесли голову одному из новеньких, причём тот же нападавший попытался рассмотреть внутренности головы Ларка, так как в руках у него был кистень. Я успел рубануть со всей силы по ноге воина и тот промахнулся. Но зато успел улететь в рассветный лес.

Итог битвы был семь — два в нашу пользу. Но как-то не очень весёлый счёт. Двое из новеньких были мертвы. Раненых было тоже двое — Ларк, первый раз получивший достойный мужчины шрам, то есть от скулы, до виска практически, и Большой, прижимающий рану на руке.

Трое нападавших ушли. Точно приграничная стража — был ровно десяток, да и буква "Л", выжженная на правом плече лошадей, как объяснил Чустам, свидетельствовала о принадлежности к Луиланским войскам. Кстати, именно из-за этой буквы они теряли коммерческую ценность. Коммерческую, но не практическую! Мы с перегрузом, бросив своих убитых, рванули как можно дальше. Но, трофеи мы, конечно, собрали. Из-за ненавистной "Л" они были бессмысленными в качестве товара, но как оружие.... А те четыре лошади, что удалось поймать, так вообще были на вес золота. Нет, мы бы с радостью поменяли бы их на жёлтый металл, так как были близки к своей цели, только кто бы предложил.

Из трофеев меня удивила броня воинов — деревянная. Я поскрёб кинжалом по одной из пластин.

— Магией укреплена, — осведомил меня Чустам. — Можешь не проверять.

— А почему у тех либалзонтских железо? — Кивнул я на кольчугу Чустама. — Такая же легче получается и дешевле наверно?

— Деревянная хуже удар держит, да и стрела меж пластин бывает проходит. Но, ты прав — она легче. Поэтому в приморских локотствах именно такую войскам выдают — если вдруг на корабле биться, то когда за борт упадёшь — не тонешь. Мне больше кожаная из магических нравится. Правда она гнётся плохо.

Остановились мы только через двое суток. То есть, остановки делали, но не более трёх часов — выигравший сражение, далеко не факт, что выиграет войну (звучало, знаю иначе, но я преподнес это так). Благо, что конной тяги у нас прибавилось, а людей, как это бы цинично не звучало — убавилось. За это время, мы испытали все способы передвижения — и по двое на лошади, и бежать, держась за стремя, и поочерёдный бег.... Скорость была максимальной для нашего состава, то есть восемнадцать с половиной (половина — Огарик) человек на двенадцать лошадей.

По истечении этих двух дней, я увидел... море. Не само море конечно, Сапожный залив, но по сравнению с Невой, а это самый большой водоём, который я встречал ранее... красота.... Прозрачные, но, тем не менее, несущие внутреннюю силу волны шлюпали о камни: Шлюмм, шлюмм. Осознание силы этой безмятежной массы пропитывало практически сразу. Шлюмм.... Только попробуй остановить их.... Вялые и послушные подводной силе водоросли колыхались в притягательной глубине. Никакой живности в воде видно не было. Странно, даже в Питере мелькали спинки мелких рыбёшек. Питер! Как-то въелся он мне в сердце. Спокойный, безмятежный....

— Хромой! — раздалось сверху.

Я принципиально спустился с кручи, к которой мы подъехали. Первый раз встреча с большой водой всё-таки! Я обернулся. Ко мне соскальзывая на камнях, спускался Огарик. Пусть тоже впитает мощь стихии. Я помахал рукой. За Огариком скакала по склону ещё четвёрка рабов. Берега напротив видно не было. Чаек, кстати, тоже. Просто тишина и это равномерный набег волн на камни: шлюмм, шлюмм.

Я видимо высадился на романтичную "волну". Поскольку лес, на берегу мне казался настолько красивым.... Великолепные сосны, ну или не сосны, но очень похожие деревья, летящие вверх. Среди этих ровных столбов я ощущал себя карликом....

— Хромой, ну что дальше? — прервала созерцание прекрасного мира эта сволочь — Липкий.

— Тебя хочу спросить, — как мог, сдержал я раздражение.

Глаз от наказанного я не отводил. Нет, он конечно нормальный парень, но так обломать настроение....

— Надо к городу выдвигаться..., — Липкий тоже не стал отводить взгляд.

— Где он?

— Тут несколько. С этого берега должно быть два, да и с того наверно больше...

— Кто хоть знает, где мы?

— На носке залива, — ответил один из новеньких, тот, что корабельный корм.

— Нарисуй, — попросил я его.

Тот, оглянувшись вокруг, подошёл к камню и, сорвав сосновую ветку, попытался что-то нарисовать. Огарик тут же исчез, и подвернулся ему под руку через минуту:

— Попробуй этой, подсунул он ему.