Низвергнут или окрылён

НИЗВЕРГНУТ ИЛИ ОКРЫЛЁН

Близка неизбежность, так мало любви, так много слов...

(Flёur — Кто-то)

Глава первая

Застава

1

К исходу подошла вторая декада зимы, а снега намело взрослому мужчине выше пояса. Лошади вязли, мотали головами и артачились, не понимая, зачем идти сквозь мокрое и холодное, когда умные предпочитают огонь и крышу над головой, но всадники упрямо правили глубже в лес, хотя казалось — в никуда.

Вторая зимняя декада заодно стала и второй свободной декадой: первый ученик Мастера Герату уже девятнадцать дней условно главенствовал в их небольшом отряде. Условно — потому что Мастер не вмешивался и почти не открывал рта, но само его присутствие действовало на учеников не хуже чем шпоры на лошадь. Тем более, даже молчащий Мастер умел донести любые мысли проштрафившемуся собеседнику. Взглядом.

Отряд петлял, мёрз, недоедал и начинал думать про своего временного командира в свете отнюдь не самом положительном, особенно когда стали очевидны его невеликие способности читать своей рукой, но с чужих слов, начертанную карту. Змей тоже злился, почти прижимал уши не хуже своей кобылы, но пёр вперёд с упрямством козла в чужом огороде. Прошлой ночью лес засыпало снова, пуховое снежное одеяло заодно скрыло и следы; до ручья Змей довёл отряд как раз к полудню и встал на почти голом каменистом бережку в растерянности.

— Привал? — Альмандин спешился и предпочёл свои чувства особенно не скрывать. — Наконец-то.

— Отстань, — огрызнулся Змей и уставился в теневую глубь. Быстрая водичка журчала и бодро неслась по камням вниз, однако прозрачность её наверняка обманчива: неглубокий ручей уже бы схватился льдом — коня не выдержит, но человек пройдёт. Проверять не было смысла, ручей крайняя точка, надо поворачивать — вниз по течению к первой цели или вверх — ко второй. Проблема только в выборе.

— Мы заблудились, и чем раньше ты это признаешь, тем лучше, — Второй ученик опрометчиво потрепал свою соловую по шее; та попыталась сцапать его пальцы. Характер дама показать любила, тем более ей не нравились ни холод, ни сон в компании волчьего воя, а овёс, изначально подозрительного вида, за время дороги стал волглым, но хоть плесенью не покрылся. Пока. Альмандин внимательно осмотрел перчатку, на которой уже имелась пара свидетельств обуявших четвероногую красавицу чувств и с неудовольствием отметил сколь близок печальный конец некогда добротной вещи: сквозь дырки уже почти спокойно пролезали пальцы. — Мы заблудились, второй пары перчаток у меня нет. Предупреждаю, если так пойдёт и дальше я заберу твои.

— Не прежде чем научишься управляться с кобылой.

— У женщины должен быть характер и красивые глаза, иначе это мешок с мукой, а не женщина. Костёр?

— Нет.

— О ушедшие боги... Это просто волки, Змей, обычные серые волки, в этих лесах их под каждым кустом пяток штук. Если ты хочешь поднести Мастеру новый плащ так и скажи, но огня эти твари не сильно испугаются.

— Нет. — Змей отчасти и сам не мог понять почему упрямится. Слова друга правильны и не противоречат следам, но... Он сам не мог объяснить, почему лес казался ему странным. До этого момента он надеялся, что следы и дальше пойдут в нужную сторону, на юго-восток, к перевалочному пункту на пути в Город, а по дороге он успеет разобраться и с собой, и со следами. Не вышло, стая свернула, хотя до этого шла относительно прямо, будто по протянутой нити...

И следы замело, но он отыщет, если захочет найти. Посоветоваться бы с Мастером, но...

Змей украдкой глянул через плечо: на берег как раз выехала вторая двойка, укутанная в плащи и похожая издали как два сугроба под одной ёлкой. Даже лошади шли будто сестрички — гнедые, невысокие и крепкие, в белых чулках. Той разницы что Мастер не расставался с серым меховым плащом, некогда дорогим и великолепно выделанном, но уже изрядно обтрепавшимся. Он лихо спешился и помог спуститься девушке — третья ученица Вольного Мастера Герату уродилось на полголовы ниже его и в целом подходила этому лесу, этому снегу и вековым соснам как кошке сбруя. Она плохо держалась верхом, ещё хуже выносила холод и бесконечную дорогу и уже третью ночь так надрывно кашляла над ухом, что при одном взгляде на укутанную в шерстяную хламиду фигурку Змей почти решился поворачивать к жилью.

Опал, оказавшись на земле, затопталась на месте, её гнедая, пользуясь случаем, дёрнула головой, натягивая повод. Несерьёзно, но игривая лошадь хороша при строгом хозяине, а девушку Белка едва замечала и почти за два года бок о бок это едва ли изменилось.

Змей отвернулся и снова уставился в воду. Выбор, выбор...

— Тебе помочь?

— Благодарю, Альманд, я справлюсь сама. Мы надолго встали?

— Спроси у него, пока ноги не отмёрзли.

— Я спрошу.

Что первому ученику всегда нравилось в ученице третьей, так это тихая упёртость. Альмандин мог почти открыто напрашиваться на ссору, но повышать голос девушка не собиралась. Не ввязывалась в спор и не уступала. Змей хотел бы так уметь, жаль терпением его ушедшие боги и неведомые предки сообща обделили.

— Полчаса, — едва за плечом хрустнул снежок под крохотными сапожками, буркнул Змей. — Перекусите и идём дальше.

— Хорошо. А как же ты?

— Мне надо подумать.

Вернее, определиться. Пойти с водой или против неё; дозволить править собой совести или довериться невнятному беспокойству, словно бы заставлявшему вздыбить на загривке шерсть... Но Змей не собака, он даже пока не полуденник толком, просто несовершеннолетний дурак, сырая глина из которой Мастер голыми руками лепит нечто достойное. Может быть и вылепит. Лет через десять...

Опал сопела, но не уходила, теряя драгоценное время покоя непонятно на что. Ну не ради же того чтобы пялиться на его спину... Альмандин там с Мастером уже вытащили нехитрую походную снедь, булькнули фляги. Негромко заржала Белка с которой Опал не сняла седло, неожиданно отозвалась Рина, про которую Змей совершенно преступно забыл.

— Прости, — он виновато погладил кобылицу по морде, та вздохнув простила и снова уставилась куда-то под ёлки. Шумно втянула ноздрями воздух, прижала уши... Змей проследил её взгляд — кобыла смотрела точно туда, куда по его прикидкам несколькими днями раньше ушла волчья стая. — Ты тоже их чуешь?

Отвечать лошадям почти не дано, но ответа и не требовалось.

— Опал.

— Да?

— Позови... Пожалуйста позови Мастера. И поешь.

— Ты уверен? Это же значит...

— Я знаю, что это значит. Так надо.

Девушка ушла, десять лет превратились в пятнадцать как минимум, а кобыла осталась некормленой, но всё это уже неважно. Ручей бесновался в каменных оковах, говорят, текущая вода способна отвратить зло...

Мастер Герату ненамного превышал ростом Опал, а Змею не доставал макушкой даже до плеча, но двигался так, будто всю жизнь прожил в этом лесу и заплатил камням кровью за их молчание. Встал рядом, слабый ветерок бросил в лицо невыносимо знакомый запах мокрой шерсти — плащ Мастера и впрямь пошили из волчьих шкур, если верить молве, собственноручно им добытых. Змей не мог заставить себя заговорить первым и провалить всё на свете; кое-как расцепив зубы он прохрипел:

— Мастер Герату... мне нужен совет.

Всё, перекрёсток пройден, дом сгорел, земля под ним обрушилась в провал, а яму залила солёная вода. Что теперь, хоть заплачь, хоть выстрели...

— Восемнадцать полных суток, — без всякой жалости констатировал учитель, — и жалкий огрызок сего дня. А ведь как хорошо начинал, драгоценный ты груз на моей шее. Всё учёл, даже шёл почти ровно хоть и не совсем туда... Куда ты шёл, кстати?

Змей указал.

— За волчьей стаей. Она мне не нравится.

— Это чудесно. Я тоже не люблю волков, но я ради них не таскаю вас по сугробам пять лишних дней. Подумать только, была надежда что ты просто сбился с пути, но всё даже хуже. Я так понимаю, поиск ты прервал не для того чтобы сообщить мне о своих нежных чувствах к местным обитателям?

— Нет. Дорога к заставе мне известна.

— Но?

— Я хотел бы попросить вас пойти по этому следу.

— Зачем? Про чувства можешь больше не вспоминать. Тебе нужны волки, так убеди меня. — Мастер сложил на груди руки. Не очень хорошо, но и не совсем кошмар.

Змей собрался с мыслями.

— Впервые я заметил следы на следующий день, как сошли с дороги. На первый взгляд ничего необычного, но Рина забеспокоилась, да и мне стало не по себе. Альмандин и Опал ничего не ощутили. Я решил, что стоит убедиться, а след вёл почти в ту же сторону. Они странно идут, будто их ведёт что-то, а мы отстаём на пару дней, но зверьё шарахается с дороги. Мне это... не нравится. Простите, Мастер.

— И ты прервал испытание из-за этого?

— Да.

— Из-за чего-то что даже описать не можешь?

— Да. То есть я могу... наверное. Это глупо прозвучит, но у меня словно дёсны чешутся, когда я чую их запах. Так и тянет пойти следом.

Мастер вздохнул, очень глубоко и очень медленно, опустил руки. Змей ждал вердикта как отчаянные ждут в грозу молнию: ударит, не ударит... Хотя чего ждать, он так глупо попался, а ведь мог бы просто отвернуться, подумать о больном горле Опал и через несколько дней вспоминать эти глупости у огня как... как глупости.

— Я нередко называю тебе идиотом, Змей. Но не сегодня. Альмандин, Опал! Испытание Змея закончено, сию минуту в сёдла! Мы идём добывать серые шкуры.

2

В отличие от Змея, Мастер не жалел ни Опал, ни лошадей, гнал отряд вперёд со всей доступной по такой местности скоростью. Невеликой, но ведь и добыча не шла сутки галопом...

Ночёвкой Мастер пренебрёг — лошадей пустили шагом, а сами клевали носами в сёдлах, уныло жуя холодного зайца, сваренного накануне, запивали ледяной водой из того самого ручья. Опал даже кашлять перестала, говорить, впрочем, тоже. Под раскатистые гулкие волчьи песни — жаль не понять нужные или другие — ехать было страшней и сложней, потому как лошадям тоже было не по себе.

Поздний зимний рассвет отряд встретил красными глазами, но не только: если прежде ученики не понимали как Мастер выслеживает стаю, то теперь её почувствовали уже все, не только Змей, а свежие следы рассказали куда больше старых.

— Две дюжины хвостов, не меньше, — ответил на незаданный Мастером вопрос Змей. — И ведёт их не вожак, то есть не просто вожак. Сумеречный.

— И? — Мастер недовольно поджал губы. Настроение у него портилось по мере приближения к цели. — Это наша голубка может сделать такое заявление и считать будто с неё довольно, от тебя мне нужны подробности.

А ещё луна с неба, горячий хлеб из воздуха и наименование твари по её следу в снегу потоптанному волками. Обычные будни.

— Она передвигается на четырёх лапах. И волки её приняли или боятся, хотя обычно звери не любят тварей. Она их куда-то ведёт по всей видимости. И она одна.

— Анализ, конечно, достойный того, кто только у меня проучился десять лет.

— Да не знаю я кто это! — Змей вспомнил что накануне думал про терпение и тут же снова забыл. — Что вы хотите от меня услышать?!

— Это и хочу, — невозмутимо, будто и не было этой вспышки, ответил Мастер, хотя обычно он подобного не терпит. — Умей спрашивать и принимать помощь. Умей думать.

Пока Змей мог только уметь проклинать всё скопом и Мастера в частности, правда на этот раз не вслух. Здравомыслие крепко смешалось с обидой и позорно последней проигрывало, и все вокруг это прекрасно понимали. Но ведь он всё же не ошибся! Неужели это так сложно признать?!

Пока Змей злился, солнце праздничным мячиком выкатилось и замерло почти над самой головой, одно-единственное на голубом, как харетские шёлковые ленты, небе. Не считая смутной прозрачной полосы почти над верхушками сосен...

Злость схлынула как волна в отлив. Отряд снова нырнул в тень деревьев, бледный дымный след исчез с глаз, но не с полотна, и они шли прямо в его сторону.

— Опал, Альмандин — назад. Приготовьте ножи, но не смейте лезть в драку. Змей, ты со мной.

Потому как огонь означает пожар, а последний, скорее всего, свидетель тому что неведомая тварь, порождённая изнанкой миров, шла напрямик к человеческому жилью. И дошла. И привела друзей...

Змей заранее готовил себя к тому что увидит, а видел он подобное не единожды, но сгоревшие хаты и изгарная вонь оказались не худшими из страшных снов которые являлись ему наяву.

Лошадей оставили у кромки леса с потерянным Альмандином и Опал лицо которой стало снеговым. Кобылицы жались боками и задирали кверху морды. Мастер и Змей замотали лица тряпками, которые лежали в суме для перевязки ран, удачно, что выстиранный лён ещё пах травяной вытяжкой.

Стая пришла сюда в сумерках, люди, не желая тратить лучин, уже спали. Взвыли цепные кобели, хлевная скотина подхватила, из первой избы выскочил немолодой мужик, прихватив по пути топор; вытертое годами почти до блеска древко теперь обхватывали совсем целые пальцы, собственно кроме них ничего целого и не осталось.

— Здесь не успели запереть дверь, твари влетели в дом. Закричали женщины... Соседи сообразили что делать, но кто-то дверь просто вынес, ею придавило старика. Наверное старика, борода длинная.

— Мастер, вы говорили, люди охоты не почти не бреют бород.

— Да, точно...

Селение даже деревушкой нельзя назвать: три дома, два хлева, курятник с передавленной и заживо спекшейся птицей. Туши не тронули, зачем тварям птицы если есть люди?

В первом доме кто-то в панике уронил лучину, вспыхнула сухая зимняя солома. Тушить было уже некому, огонь без препятствий перекинулся на хлев. Обезумевшие от страха коровёнки метались, одна смогла выскочить на улицу, вышибив хлипкую дверцу, проскакала через укрытые на зиму огороды и почти добралась до леса, но с той стороны уже спешила новая беда.

— Здесь вышла вторая стая. Побольше первой. Смотри, как спутаны следы — они метались туда-сюда, хватали, грызли, жрали чуть не на ходу.

— Я думал, волки не едят людей...

— Звери почти не едят. Но это не звери, это твари.

Твари и они врывались в дома, вцеплялись в лица перепуганным ничего не соображающим людям, чьи глаза слишком слабы, чтобы разобраться в полутьме. Кто-то подхватил полено, поджёг от тлеющей углей в печи и тут же был убит на месте — клыки вспороли горло, брызнула кровь окатив стены. Полено упало, но не затухло, огонь добрался до одеял матрасов набитых соломой — и его уже некому было остановить.

Первый ученик, не помня себя, присел на корточки у горячей, ещё тлеющей стены, коснулся пальцами пепельно-красной змеи. При жизни у селянки косы были на загляденье, небось от мала до велика засматривались, что мужики, что женщины... Совсем молодая, она вылезла из окна, прижимая что-то к груди, но косища зацепилась за ставень, девушка упала, свернулась клубком... От плеча и руки почти ничего не осталось, Змей аккуратно отвёл кости в сторону и отшатнувшись сел на зад, неловко вывернув ногу — из-под сбившегося полотна глядело на мир синее личико с мутными вымерзшими глазами.