Низвергнут или окрылён

Тюрина Екатерина Александровна

НИЗВЕРГНУТ ИЛИ ОКРЫЛЁН

ЗИМА

Близка неизбежность, так мало любви, так много слов...

Совершенная нежность превращается в совершенное зло...

Отвергая законы природы, стоит у перил моста,

Безумно глядя на воду, совершенная красота...

(Flёur — Кто-то)

Глава первая

Застава

1

К исходу подошла вторая декада зимы, а снега намело взрослому мужчине выше пояса. Лошади вязли, мотали головами и артачились, не понимая, зачем идти сквозь мокрое и холодное, когда умные предпочитают огонь и крышу над головой, но всадники упрямо правили глубже в лес, хотя казалось — в никуда.

Вторая зимняя декада заодно стала и второй свободной декадой: первый ученик Мастера Герату уже девятнадцать дней условно главенствовал в их небольшом отряде. Условно — потому что Мастер не вмешивался и почти не открывал рта, но само его присутствие действовало на учеников не хуже чем шпоры на лошадь. Тем более, даже молчащий Мастер умел донести любые мысли проштрафившемуся собеседнику. Взглядом.

Отряд петлял, мёрз, недоедал и начинал думать про своего временного командира в свете отнюдь не самом положительном, особенно когда стали очевидны его невеликие способности читать своей рукой, но с чужих слов, начертанную карту. Змей тоже злился, почти прижимал уши не хуже своей кобылы, но пёр вперёд с упрямством козла в чужом огороде. Прошлой ночью лес засыпало снова, пуховое снежное одеяло заодно скрыло и следы; до ручья Змей довёл отряд как раз к полудню и встал на почти голом каменистом бережку в растерянности.

— Привал? — Альмандин спешился и предпочёл свои чувства особенно не скрывать. — Наконец-то.

— Отстань, — огрызнулся Змей и уставился в теневую глубь. Быстрая водичка журчала и бодро неслась по камням вниз, однако прозрачность её наверняка обманчива: неглубокий ручей уже бы схватился льдом — коня не выдержит, но человек пройдёт. Проверять не было смысла, ручей крайняя точка, надо поворачивать — вниз по течению к первой цели или вверх — ко второй. Проблема только в выборе.

— Мы заблудились, и чем раньше ты это признаешь, тем лучше, — Второй ученик опрометчиво потрепал свою соловую по шее; та попыталась сцапать его пальцы. Характер дама показать любила, тем более ей не нравились ни холод, ни сон в компании волчьего воя, а овёс, изначально подозрительного вида, за время дороги стал волглым, но хоть плесенью не покрылся. Пока. Альмандин внимательно осмотрел перчатку, на которой уже имелась пара свидетельств обуявших четвероногую красавицу чувств и с неудовольствием отметил сколь близок печальный конец некогда добротной вещи: сквозь дырки уже почти спокойно пролезали пальцы. — Мы заблудились, второй пары перчаток у меня нет. Предупреждаю, если так пойдёт и дальше я заберу твои.

— Не прежде чем научишься управляться с кобылой.

— У женщины должен быть характер и красивые глаза, иначе это мешок с мукой, а не женщина. Костёр?

— Нет.

— О ушедшие боги... Это просто волки, Змей, обычные серые волки, в этих лесах их под каждым кустом пяток штук. Если ты хочешь поднести Мастеру новый плащ так и скажи, но огня эти твари не сильно испугаются.

— Нет. — Змей отчасти и сам не мог понять почему упрямится. Слова друга правильны и не противоречат следам, но... Он сам не мог объяснить, почему лес казался ему странным. До этого момента он надеялся, что следы и дальше пойдут в нужную сторону, на юго-восток, к перевалочному пункту на пути в Город, а по дороге он успеет разобраться и с собой, и со следами. Не вышло, стая свернула, хотя до этого шла относительно прямо, будто по протянутой нити...

И следы замело, но он отыщет, если захочет найти. Посоветоваться бы с Мастером, но...

Змей украдкой глянул через плечо: на берег как раз выехала вторая двойка, укутанная в плащи и похожая издали как два сугроба под одной ёлкой. Даже лошади шли будто сестрички — гнедые, невысокие и крепкие, в белых чулках. Той разницы что Мастер не расставался с серым меховым плащом, некогда дорогим и великолепно выделанном, но уже изрядно обтрепавшимся. Он лихо спешился и помог спуститься девушке — третья ученица Вольного Мастера Герату уродилось на полголовы ниже его и в целом подходила этому лесу, этому снегу и вековым соснам как кошке сбруя. Она плохо держалась верхом, ещё хуже выносила холод и бесконечную дорогу и уже третью ночь так надрывно кашляла над ухом, что при одном взгляде на укутанную в шерстяную хламиду фигурку Змей почти решился поворачивать к жилью.

Опал, оказавшись на земле, затопталась на месте, её гнедая, пользуясь случаем, дёрнула головой, натягивая повод. Несерьёзно, но игривая лошадь хороша при строгом хозяине, а девушку Белка едва замечала и почти за два года бок о бок это едва ли изменилось.

Змей отвернулся и снова уставился в воду. Выбор, выбор...

— Тебе помочь?

— Благодарю, Альманд, я справлюсь сама. Мы надолго встали?

— Спроси у него, пока ноги не отмёрзли.

— Я спрошу.

Что первому ученику всегда нравилось в ученице третьей, так это тихая упёртость. Альмандин мог почти открыто напрашиваться на ссору, но повышать голос девушка не собиралась. Не ввязывалась в спор и не уступала. Змей хотел бы так уметь, жаль терпением его ушедшие боги и неведомые предки сообща обделили.

— Полчаса, — едва за плечом хрустнул снежок под крохотными сапожками, буркнул Змей. — Перекусите и идём дальше.

— Хорошо. А как же ты?

— Мне надо подумать.

Вернее, определиться. Пойти с водой или против неё; дозволить править собой совести или довериться невнятному беспокойству, словно бы заставлявшему вздыбить на загривке шерсть... Но Змей не собака, он даже пока не полуденник толком, просто несовершеннолетний дурак, сырая глина из которой Мастер голыми руками лепит нечто достойное. Может быть и вылепит. Лет через десять...

Опал сопела, но не уходила, теряя драгоценное время покоя непонятно на что. Ну не ради же того чтобы пялиться на его спину... Альмандин там с Мастером уже вытащили нехитрую походную снедь, булькнули фляги. Негромко заржала Белка с которой Опал не сняла седло, неожиданно отозвалась Рина, про которую Змей совершенно преступно забыл.

— Прости, — он виновато погладил кобылицу по морде, та вздохнув простила и снова уставилась куда-то под ёлки. Шумно втянула ноздрями воздух, прижала уши... Змей проследил её взгляд — кобыла смотрела точно туда, куда по его прикидкам несколькими днями раньше ушла волчья стая. — Ты тоже их чуешь?

Отвечать лошадям почти не дано, но ответа и не требовалось.

— Опал.

— Да?

— Позови... Пожалуйста позови Мастера. И поешь.

— Ты уверен? Это же значит...

— Я знаю, что это значит. Так надо.

Девушка ушла, десять лет превратились в пятнадцать как минимум, а кобыла осталась некормленой, но всё это уже неважно. Ручей бесновался в каменных оковах, говорят, текущая вода способна отвратить зло...

Мастер Герату ненамного превышал ростом Опал, а Змею не доставал макушкой даже до плеча, но двигался так, будто всю жизнь прожил в этом лесу и заплатил камням кровью за их молчание. Встал рядом, слабый ветерок бросил в лицо невыносимо знакомый запах мокрой шерсти — плащ Мастера и впрямь пошили из волчьих шкур, если верить молве, собственноручно им добытых. Змей не мог заставить себя заговорить первым и провалить всё на свете; кое-как расцепив зубы он прохрипел:

— Мастер Герату... мне нужен совет.

Всё, перекрёсток пройден, дом сгорел, земля под ним обрушилась в провал, а яму залила солёная вода. Что теперь, хоть заплачь, хоть выстрели...

— Восемнадцать полных суток, — без всякой жалости констатировал учитель, — и жалкий огрызок сего дня. А ведь как хорошо начинал, драгоценный ты груз на моей шее. Всё учёл, даже шёл почти ровно хоть и не совсем туда... Куда ты шёл, кстати?

Змей указал.

— За волчьей стаей. Она мне не нравится.

— Это чудесно. Я тоже не люблю волков, но я ради них не таскаю вас по сугробам пять лишних дней. Подумать только, была надежда что ты просто сбился с пути, но всё даже хуже. Я так понимаю, поиск ты прервал не для того чтобы сообщить мне о своих нежных чувствах к местным обитателям?

— Нет. Дорога к заставе мне известна.

— Но?

— Я хотел бы попросить вас пойти по этому следу.

— Зачем? Про чувства можешь больше не вспоминать. Тебе нужны волки, так убеди меня. — Мастер сложил на груди руки. Не очень хорошо, но и не совсем кошмар.

Змей собрался с мыслями.

— Впервые я заметил следы на следующий день, как сошли с дороги. На первый взгляд ничего необычного, но Рина забеспокоилась, да и мне стало не по себе. Альмандин и Опал ничего не ощутили. Я решил, что стоит убедиться, а след вёл почти в ту же сторону. Они странно идут, будто их ведёт что-то, а мы отстаём на пару дней, но зверьё шарахается с дороги. Мне это... не нравится. Простите, Мастер.

— И ты прервал испытание из-за этого?

— Да.

— Из-за чего-то что даже описать не можешь?

— Да. То есть я могу... наверное. Это глупо прозвучит, но у меня словно дёсны чешутся, когда я чую их запах. Так и тянет пойти следом.

Мастер вздохнул, очень глубоко и очень медленно, опустил руки. Змей ждал вердикта как отчаянные ждут в грозу молнию: ударит, не ударит... Хотя чего ждать, он так глупо попался, а ведь мог бы просто отвернуться, подумать о больном горле Опал и через несколько дней вспоминать эти глупости у огня как... как глупости.

— Я нередко называю тебе идиотом, Змей. Но не сегодня. Альмандин, Опал! Испытание Змея закончено, сию минуту в сёдла! Мы идём добывать серые шкуры.

2

В отличие от Змея, Мастер не жалел ни Опал, ни лошадей, гнал отряд вперёд со всей доступной по такой местности скоростью. Невеликой, но ведь и добыча не шла сутки галопом...

Ночёвкой Мастер пренебрёг — лошадей пустили шагом, а сами клевали носами в сёдлах, уныло жуя холодного зайца, сваренного накануне, запивали ледяной водой из того самого ручья. Опал даже кашлять перестала, говорить, впрочем, тоже. Под раскатистые гулкие волчьи песни — жаль не понять нужные или другие — ехать было страшней и сложней, потому как лошадям тоже было не по себе.

Поздний зимний рассвет отряд встретил красными глазами, но не только: если прежде ученики не понимали как Мастер выслеживает стаю, то теперь её почувствовали уже все, не только Змей, а свежие следы рассказали куда больше старых.

— Две дюжины хвостов, не меньше, — ответил на незаданный Мастером вопрос Змей. — И ведёт их не вожак, то есть не просто вожак. Сумеречный.

— И? — Мастер недовольно поджал губы. Настроение у него портилось по мере приближения к цели. — Это наша голубка может сделать такое заявление и считать будто с неё довольно, от тебя мне нужны подробности.

А ещё луна с неба, горячий хлеб из воздуха и наименование твари по её следу в снегу потоптанному волками. Обычные будни.

— Она передвигается на четырёх лапах. И волки её приняли или боятся, хотя обычно звери не любят тварей. Она их куда-то ведёт по всей видимости. И она одна.

— Анализ, конечно, достойный того, кто только у меня проучился десять лет.

— Да не знаю я кто это! — Змей вспомнил что накануне думал про терпение и тут же снова забыл. — Что вы хотите от меня услышать?!

— Это и хочу, — невозмутимо, будто и не было этой вспышки, ответил Мастер, хотя обычно он подобного не терпит. — Умей спрашивать и принимать помощь. Умей думать.

Пока Змей мог только уметь проклинать всё скопом и Мастера в частности, правда на этот раз не вслух. Здравомыслие крепко смешалось с обидой и позорно последней проигрывало, и все вокруг это прекрасно понимали. Но ведь он всё же не ошибся! Неужели это так сложно признать?!

Пока Змей злился, солнце праздничным мячиком выкатилось и замерло почти над самой головой, одно-единственное на голубом, как харетские шёлковые ленты, небе. Не считая смутной прозрачной полосы почти над верхушками сосен...

Злость схлынула как волна в отлив. Отряд снова нырнул в тень деревьев, бледный дымный след исчез с глаз, но не с полотна, и они шли прямо в его сторону.

— Опал, Альмандин — назад. Приготовьте ножи, но не смейте лезть в драку. Змей, ты со мной.

Потому как огонь означает пожар, а последний, скорее всего, свидетель тому что неведомая тварь, порождённая изнанкой миров, шла напрямик к человеческому жилью. И дошла. И привела друзей...

Змей заранее готовил себя к тому что увидит, а видел он подобное не единожды, но сгоревшие хаты и изгарная вонь оказались не худшими из страшных снов которые являлись ему наяву.

Лошадей оставили у кромки леса с потерянным Альмандином и Опал лицо которой стало снеговым. Кобылицы жались боками и задирали кверху морды. Мастер и Змей замотали лица тряпками, которые лежали в суме для перевязки ран, удачно, что выстиранный лён ещё пах травяной вытяжкой.

Стая пришла сюда в сумерках, люди, не желая тратить лучин, уже спали. Взвыли цепные кобели, хлевная скотина подхватила, из первой избы выскочил немолодой мужик, прихватив по пути топор; вытертое годами почти до блеска древко теперь обхватывали совсем целые пальцы, собственно кроме них ничего целого и не осталось.

— Здесь не успели запереть дверь, твари влетели в дом. Закричали женщины... Соседи сообразили что делать, но кто-то дверь просто вынес, ею придавило старика. Наверное старика, борода длинная.

— Мастер, вы говорили, люди охоты не почти не бреют бород.

— Да, точно...

Селение даже деревушкой нельзя назвать: три дома, два хлева, курятник с передавленной и заживо спекшейся птицей. Туши не тронули, зачем тварям птицы если есть люди?

В первом доме кто-то в панике уронил лучину, вспыхнула сухая зимняя солома. Тушить было уже некому, огонь без препятствий перекинулся на хлев. Обезумевшие от страха коровёнки метались, одна смогла выскочить на улицу, вышибив хлипкую дверцу, проскакала через укрытые на зиму огороды и почти добралась до леса, но с той стороны уже спешила новая беда.

— Здесь вышла вторая стая. Побольше первой. Смотри, как спутаны следы — они метались туда-сюда, хватали, грызли, жрали чуть не на ходу.

— Я думал, волки не едят людей...

— Звери почти не едят. Но это не звери, это твари.

Твари и они врывались в дома, вцеплялись в лица перепуганным ничего не соображающим людям, чьи глаза слишком слабы, чтобы разобраться в полутьме. Кто-то подхватил полено, поджёг от тлеющей углей в печи и тут же был убит на месте — клыки вспороли горло, брызнула кровь окатив стены. Полено упало, но не затухло, огонь добрался до одеял матрасов набитых соломой — и его уже некому было остановить.

Первый ученик, не помня себя, присел на корточки у горячей, ещё тлеющей стены, коснулся пальцами пепельно-красной змеи. При жизни у селянки косы были на загляденье, небось от мала до велика засматривались, что мужики, что женщины... Совсем молодая, она вылезла из окна, прижимая что-то к груди, но косища зацепилась за ставень, девушка упала, свернулась клубком... От плеча и руки почти ничего не осталось, Змей аккуратно отвёл кости в сторону и отшатнувшись сел на зад, неловко вывернув ногу — из-под сбившегося полотна глядело на мир синее личико с мутными вымерзшими глазами.

Змей только и успел перевернуться, опираясь на руку, как его скрутило в жестоком спазме. С ночи он так и не ел, но горлом и носом шла желчь, шла, и шла, и шла...

— Мальчик, ты в порядке?

Рука Мастера коснулась затылка, обхватила плечи.

— Вставай, не то вовек от этой дряни не отмоешься. Вставай, Ро, ну же...

Он встал, покачиваясь на нетвёрдых ногах. Он возвышался над Мастером как гора над дубом, но землетрясение разрушило гору, а крепким ветвям довелось устоять, удержать.

— Мы их убьём, Мастер? Всех?

— Убьём. Только придумаем где спрятать малышню...

Истошный визг оборвал и разговор, и мысли. Из тысячи голосов Змей узнал его, хотя до этого дня никогда не слышал, чтобы Опал так верещала. Неужели дурная ослушалась приказа и вошла в помеченный смертью круг?

Всё оказалось гораздо хуже: после пиршества минула ночь и часть дня, и к крови и страху, навеки впитавшемуся в землю, примчались и другие твари. Не такие сильные, не такие страшные, но на двух учеников и четырех лошадей выполз тот самый мертвец с топором, грузно ковылявший на полусогнутых ногах. Девушка больше не орала, да и лошадей поблизости не было, и кроме восставшего в не-жизни на ногах устоял только Альмандин выставивший вперёд свой смешной ножичек для мяса. Выставил и так и замер, будто мраморный.

Шелестнула сталь, Мастер одним движением разрубил порождение зла поперёк спины и, к счастью, на этом судьба оставила восставшего в покое. Опал поднималась из снега в слезах, по щеке ползла кровь.

— Живая? — Мастер невозмутимо обтер меч краем тряпья с трупа и вогнал обратно в ножны за спину. — Чего орала?

— Меня лошадь сбила...

— Потопталась?

— Д-да... Кажется.

— Дай гляну. Змей, следи!

Альмандин виновато спрятал нож и выпрямился. Лицо у него стало совсем детское, обычно узкие, с нависшими веками, глаза распахнулись как им природой не предназначено. Змей хмыкнул и понял, что кошмар не кончился, худшее впереди, а у него кажется сейчас будет истерика.

— Они рванули, — второй ученик вытянул вперёд ладони, одна голая — надорванная перчатка рывка повода не выдержала, от неё осталась только болтающийся кусок кожи с подбоем. — Моя первая... Зараза, она и Опал сбила и остальных за собой повела!

— Ничего страшного, — дрожащим голосом попытался успокоить друга Змей. Мастер ощупывал сидящую на снегу Опал, друзья слаженно в ту сторону не смотрели. Смотрели на дым. На остовы стен. На два куска трупа, который...

— Мастер Герату, — Змей прищурился, но сквозь чёрно-красный мир разглядел не слишком много, — там между домами что-то шевелится...

Мастер встал и под локоть поднял следом ученицу. Значит всё в порядке, значит, жить будет.

— Сейчас один за другим попрут. Альманд, Опал, я не хотел вас в это втягивать, но трупы надо похоронить, иначе через пару лет тут гнездо будет. Туда не ходите, я поищу лопаты, Змей присмотри место для могилы, вон под тем пригорком быть может.

— Мастер, — Опал зажала рот рукой, — но они же горели!

— Не всякий огонь несёт очищение. Не отходи от Альмандина и Змея. Я вернусь.

Мастер вернулся с двумя лопатами, присмотренное место показалось неплохим. Соловая хорошо приложила девушку, но копать та могла, хоть и морщась от боли, нетронутый никем Альмандин тем более. Земля смёрзлась и не хотела пускать в себя железные челюсти, но послушно сдавалась под натиском.

Небо по-прежнему было ясным, солнце прилично сдвинулось с центральной оси к западу, сумерки стремительно гнали своих коней по лесу. Яму докопали как смогли, Опал и Альмандин повалились рядом без сил и только и могли наблюдать как Мастер и Змей одно за другим выносят из пепелища тела, завернутые во что попало, а то и вовсе небольшие мешки с останками. Три дома это так мало, три дома, одна или две семьи... Десять тел, одно детское, младенца так и похоронили не отлучая от матери. Они жили семьёй они пойдут в закат все вместе, рука об руку.

— Люди читают над мёртвыми молитвы, — Мастер смотрит в яму почти безразлично и только Змей знает сколь многого эта безразличность стоит на самом деле. — Мы полуденники, наши боги ушли тысячелетия назад, мы никогда не молимся, только поём. Мы уходим в огне, но с вас достаточно пламени, люди, пусть вас примет ваша земля, примет и не отпустит обратно. Простите и прощайте. Пусть вас омоет золотая волна.

Змей взялся за лопату и понял что плачет. Тихо и молча, но слезы выжигают кожу на лице будто кислота. Мастер Герату подбирает второе орудие и у него дрожат руки, так сильно что это заметно даже в почти темноте. Уже стемнело? Как быстро.

Надо что-то сказать, но у Змея нет своих слов. Только чужие и они царапают горло не хуже битого стекла:

Догорают костры,

За ними во тьме разгораются звёзды.

Над вторым и четвёртым восходит луна,

Над первым и третьим — солнце.

Поднимай — так за нас, если пьёшь — так до дна!

Помянёшь, и быть может, вернёмся.

Поднимай — так за всех, поминай и за нас,

И быть может, мы станем солнцем...

Вторые похороны в его жизни оказались лишь чуть лучше первых. Мертвые укрылись одеялом земли, а потом и снега. В оголовье Мастер вколотил обгорелую жердь, искать будут, поймут. Змей рывком сдёрнул с косы ленту, простую серую полоску шёлка, но больше у него не было ничего, и привязал к жерди у самого верха, для верности затянув узел едва не до треска ткани.

Во упокой положено пить, но лошади унеслись вместе с поклажей и флягами. Мастер похлопал себя по карманам плаща, выудил трубку, сыпанул наземь табака. Хмыкнул. Он больше не походил на оглушённую палкой рыбу, опаленный в нескольких местах и замаранный по всему подолу плащ превращал его скорее в крысу. Злобную, сверкающую глазами и способную от отчаяния вцепиться в горло даже человеку. Змей поёжился против воли.

— Не спасли, так отомстим. — Мастер Герату на миг прижал сложенные щепотью пальцы ко лбу и тут же отнял. — Змей, меч или кинжал?

— Меч, Мастер.

— Да, с ним ты ловчее. Альмандин, Опал, слушайте внимательно. Я запру вас под печатью, с места не сходить, контур не ломать. Мы вернёмся в лучшем случае к утру, а до этого момента вы сидите тихо как рыбки в пруду, даже если наш дурной транспорт заявится, не двинетесь и не пикните. Ясно?

— Да, Мастер...

Они испугались, оба. Под рукой Мастера боишься Мастера, но весь остальной мир вместе с тварями, ночными и сумеречными, превращается всего лишь в сказку. А без него в сказку превращается любая иллюзия хоть какой-то безопасности.

— Мы постараемся очень быстро, — добавил Змей. — Стая не ушла далеко. А вторая... Мастер, а что со второй?

Невысокий полуденник, сбросив на землю плащ, растерял добрую треть своей внушительности. Зато добрал страхом.

— Волков я смогу прогнать, они нам не нужны. Ты знаешь этот меч, справишься, — перестёгивая ножны заметил тот. — Волки уйдут, твари останутся.

— Так их много? — пискнула Опал.

— Была одна, теперь — больше. Безумие заразно, я бы вырезал всех, но предпочитаю вернуть свой выводок домой целыми и в полном составе. Садитесь на плащ, оба.

— А почему Змей...

— Может он и младше тебя, Альмандин, но уже давным-давно ученик, он готов. И это он их учуял.

— Нет, почему он не останется с нами чтобы защитить? Мы не... — Альмандин оглянулся на Опал, девушка прижимала к себе ушибленную руку. — Мы не справимся сами.

— Хорошо что вы это понимаете. Он бы остался, но без него сегодня не справлюсь я, а вы и под печатью пересидите. Давайте.

Расстеленный по соседству с могилой плащ как раз вместил поджавшую ноги парочку, спиной к спине.

— Закройте глаза, вам нельзя видеть эту печать.

Змей зажмурился и через минуту переливчатая темнота за веками осветилась лиловым заревом. В затылок будто ветер ударил, потом по щекам хлестнул лошадиный хвост...

— Всё. Пошли.

Змей перехватил меч, подумав, бросил ножны рядом с плащом. Не пригодятся.

— Мы вернёмся. Ждите.

Вторая ночь без сна это ровно на две больше чем нужно. Но он не смог бы сейчас уснуть. Не смогут и они.

Поднимай — так за всех, поминай так и нас,

И быть может, мы станем солнцем...

3

Темнота и уголь, холодная земля, горячая спина опирается на спину. Гарь, кровь, потроха и, поверх всего, запах поджаренного и подкопчённого мяса, сладковатый и знакомый...

Ветер треплет ленточку у свежей могилы, а у Змея, когда тот уходил, растрепалась коса. Будет мешаться ведь. Мёртвые бы потерпели.

— Золотая волна, — вдруг сказал Альмандин, Опал вздрогнула, вскинулась и чуть не вскрикнула от боли. Полдня назад это был ушиб, теперь ко всей левой стороне тела лучше не прикасаться, особенно к руке и плечу. И бедру, и шее, и наверное голове тоже досталось, скула так и пульсирует. Чтоб эту лошадь...

— Что?

— Золотая волна, — слегка заторможено повторил друг. — Мастер так сказал. 'Пусть вас омоет золотая волна', так у белых принято.

— Он и есть из белых, — вяло подтвердила девушка. — Я вам говорила.

— Теперь мы точно знаем.

— Разве были сомнения?

— У меня были.

— Неудивительно.

Если трава слишком зелёная, а камни серые, значит их покрасили специально. Альмандин иногда очень в духе своего клана размышлял, настолько, что Опал даже странно становилось. Не могут же быть правдой все присказки, верно?

— Из красных всегда выходили лучшие Дознаватели.

Что второму ученику вряд ли таковым удастся стать, она говорить не стала. Альмандин обидится, но не поймёт. Не сейчас.

— У тебя нож есть?

— Маленький, — Опал пошарила по поясу, пальцы схватили пустоту. — Нет, потеряла... Проклятие. Это не день, это кошмар какой-то.

— Зима начинается с крови, или как там дальше... Не помню.

— У вас не поют?

— Это взрослые песни. Когда Мастер меня брал, я не был... Да я и сейчас не взрослый. Несовершеннолетний, да, но ещё утром мне казалось, что это пустяк, разве я могу измениться за пару лет...

— Пару лет, — эхом повторила девушка. — Или один день. Или одну ночь... Альмандин, я тебя никогда не спрашивала, у тебя ведь есть настоящее имя?

Он удивился. Повернул голову, только плащ не даст им посмотреть друг другу в глаза. Это хорошо, наверное. Опал не хочет, чтобы второй ученик видел её... такой.

— Конечно, как у всех... Ай, прости. Ты хочешь его знать?

— Ннет, наверное, всё же не хочу. Я так спросила... Просто так.

— Ты ведь не жила всю жизнь в приюте, тебе должны были дать имя.

Хорошо когда можно не отвечать на не-вопрос.

— Должны были.

Альмандин всколыхнул, казалось, давно забытое. Огни и свечи, мужские и женские голоса, стук твёрдых осенних плодов о дно гигантской деревянной лохани. Они поют про зиму что ведёт за собой кровь или про кровь что зовёт следом метели и снег; слов Опал не помнит, только назойливый мотив и терпкий яблочный запах:

Хей-лей-лей, бейся-бей!

Хей-лей-лей-лей!

Взрослые песни, острые ножи и недозрелые яблоки — для взрослых, как и вино, доспевшее к излому зимы. Но дети слышат песни, дети копают могилы и провожают мёртвых... Дети растут и взрослые песни, даже неизвестные, им поют голоса воспоминаний.

Боль, страх, смерть, кровь — обычно твари летят на эту смесь как падальщики. И собственно последние тоже не отстают. Но селеньице замерло, тихое и неживое, медленно отпуская остатки тепла в дар ночи. Зимой даже муха не сядет на кровь, зимой слишком холодно.

— Болит рука?

— Всё болит. Не думала что земля такая твёрдая.

— Я тоже.

И снова молчание и 'лея-лей' в голове. Зимние рассветы неспешны и лес тих. Где-то там блуждают испуганные голодные лошади, сдуру сбежавшие от хозяев, и волки, сдуру последовавшие за кровожадным монстром. И Мастер Герату, который хуже любого монстра и Змей с растрепавшейся косой, который станет хуже любого монстра. Они все станут, если смогут доучиться. А они смогут? Наверное да. Но позже, чем он, позже...

— Смотри! — острый Альмандинов локоть пришёлся как раз на больной бок, Опал зашипела, стискивая зубы, и поняла что несмотря на усталость, боль и могилу в двух шагах от собственных коленей, она умудрилась задремать. Серело, наливались чернотой тени; осторожно ступала по снегу дрожащая Белка, из гривы во все стороны торчали какие-то ветки или сухие репьи, превращая обычную кобылу в неведомое чудовище.

— Вернулась! — обрадовалась Опал и поняла что сказанное вслух не прозвучало и шепотом. Кажется, горло теперь точно лечить.

Кобыла увидела их, пошла навстречу, низко пригибая к земле голову, но вот почуяла плащ — вернее, печать на нём, — и встала как вкопанная. Жалобное ржание вспугнуло птиц — успело налететь вороньё.

— Стой на месте, дура! — предупредил Альмандин.

Заслышав не хозяйский, но знакомый голос, Белка дёрнулась вперёд и снова встала. Бедная — позади страшный холодный лес с волками, справа выжженная деревня, впереди хозяева и нечто жуткое, о чём инстинкт твердит 'беги!' а она посередине, ни туда, ни сюда. Одна-одинёшенька.

Альмандин промолчал на этот раз.

Кобыла стояла на месте, подёргивая головой и шевеля ушами, снег продолжал сереть, а тени густеть. Опал не на шутку замёрзла, хотелось есть и много сильнее — пить, ближайшие кусты с каждым часом обретали поистине магическую притягательность. Но надо ждать.

Ждать.

Они появились уже засветло, Змей шёл первым, широкими яростными шагами, в крови едва не весь, одежда клоками, но меч в руке сияет. Мастер плетётся, заметно хромая, следом, а позади уныло вышагивает Гонта как-то нашедшая хозяина. Повод волочится по земле, кобыла идёт сама.

Белка шарахнулась от Змея, но Мастера признала, подошла, огибая страшное препятствие, благо оно замерло, не шевелясь, и смотрит в небо. Глаза единственные остались светлым пятном, не расчерченным тьмой этой ночи.

— Мы их нашли, — по-прежнему пялясь ввысь, будто откровение там увидел, тускло сообщил Змей. — И сожгли.

Сказал, коротко вдохнул и рухнул где стоял, как подрубленный. Опал вскочила на плаще, Альмандин только успел обхватить её за ноги, чтобы не выскочила.

— Мастер!

— Жив он. Выложился. — Махнул Мастер рукой. Приковылял, наклонился что-то смахнуть с волчьего меха и невидимая стена исчезла будто не было. Опал подскочила к Змею и облегчённо выдохнула: и впрямь живой. И хмурый и грязный, а крови-то сколько... — Две лошади на четверых маловато будет. Альмандин посвисти, может остальные придут.

— А волки не придут?

— Пусть попробуют.

Пропажа отыскалась к вечеру, когда измотанные полуденники и лошади тащились прочь от могилы и воронов. Мастер и Опал верхом, очнувшийся после почти часа беспамятства Змей предпочёл идти, держась за стремя. Он и Мастер долго пытались стереть кровь снегом, кое-где это даже удалось, но с одеждой можно попрощаться, а теплой смены в седле не потаскаешь. Пять дней до заставы теперь растянутся минимум вдвое...

Рина выскочила на них сама, окровавленная подобно хозяину — бедолагу успели потрепать хищники и, судя по грязным копытам, она кое-как отбилась. Если волки были те самые, вряд ли они очень усердствовали на сытое брюхо...

Волки оказались другими и не усердствовали потому что соловая Альмандина стремглав мчавшись по лесу угодила в овраг и сломала ногу. Седельные сумки она видимо растеряла раньше.

— Две с половиной на четверых, — ухватив покрепче повод, заключил Змей. — Уже лучше.

Кобыла посчитала так же.

4

С Риной получилось не десять, а восемь с половиной, и только потому что на второй день у Змея окончательно сдали нервы и он влез в тот самый склоняющий сразу к задумчивости и дурости ручей — очень глубокий как оказалось. Прямо в одежде.

— Кровь сводит нас с ума, — вздохнул Мастер, но ни ругать, ни повторять отчаянную глупость не стал. Первого ученика грели всю ночь между двумя кострами и двумя телами, поделились одеждой, сколько наскребли — нисколько, но Мастер отдал дураку свой волчий плащ и это явно его последняя дорога, а сам закутался в менее роскошное, зато куда более целое и чистое шерстяное одеяло.

Белка спокойно несла двоих, за что Опал благодарила в первую очередь себя — единственный плюс детского роста и птичьих косточек это вес сопоставимый с весом мешка муки. Рина шла ровно, укусы спеклись, жечь их было нечем — нужная сумка висела на лошади Альмандина и с ней же сгинула, как и три одеяла, и запас сушеного мяса. Ученики уже успели проклясть свой 'гениальный план' перераспределить пожитки сообразно удобству и надобности, а не принадлежности. Тащил бы каждый свои вещи сам, такого бы не случилось. Мастер хмыкал в почти бороду — на зимних стоянках не до бритья и щетина пошла в рост так резво будто только того и ждала.

И будто всего того мало по пятам за ними от самого погорелища шли твари. Держались на расстоянии, но не отступали, рявкали в уши по ночам, не приближаясь и не уходя, как привязанные. Опал устала дёргаться и вообще устала. И замёрзла, и готова была удушить Альмандина голыми руками за привычку перехватывать повод через её руки, будто она сама не управится! Да она почти засыпает в седле, но в отряде спокойно спит только Мастер, он видел и не такое.

Змей подскакивает по несколько раз за ночь, неприкаянно бродит по лагерю, бодрит хворостом костры и пялится во тьму леса. Альмандин качает головой и кривит губы, он считает, что на месте первого ученика справился лучше.

Опал же не спешила бросаться в категоричные суждения. Пережить, переспать и перетерпеть можно всё что угодно — это она знает на собственном опыте. Змей не вёл себя как убитый непосильным уму зрелищем, но словно терзаемый мыслями, слишком тяжелыми и трудными, чтобы обдумывать их со спокойным сердцем.

Обучаясь, каждый переступает свои горящие ступени, и кажется первый ученик, ценой серьёзных ожогов, поднялся сразу на несколько.

Но зимняя дорога отупляет и усыпляет. Усталость и холод пригладили память по шерсти, притупили, и та затихла — навсегда или на время?

Они почти не разговаривали друг с другом, только Мастер нередко приостанавливал змееву Рину и что-то долго вполголоса втолковывал. Альмандин старательно прислушивался, Опал — нет. Каждый шаг приближал их к безопасности, к дому, теплу. Вот показались почти знакомые места: утоптанная тропа обвивала озерцо и исполинский клён с белым стволом, почти совсем такой как дома, только всё же меньше, младше. Обвивала и ныряла в малинник, ровный и густой даже по зимней поре. Его можно обойти, если знать где; Мастер знал, Опал предполагала. В прошлый раз они заходили сюда по дороге из Города, но шли со стороны побережья и было это почти два года назад, весной. С ума сойти...

Впрочем едва показалась застава с ума чуть не сошли сразу все: застава не исчезла, но... то было уже что-то другое: бревенчатый дом на два этажа с двускатной крышей и флюгер с чернённым вороном. Вокруг вповалку подводы, брёвна ошкуренные и нет, груды камня, не простого — серого, строительного из каменоломен у Китового камня. Поодаль что-то копают — тут у Опал невольно дёргается щека. По двору снуют люди — нет, не люди — полуденники, о Хранитель, как приятно видеть знакомые мундиры и мантии после невнятных крестьянских одеяний!

У будущих ворот будущей стены, о чём недвусмысленно свидетельствовали два каменных столпа по сторонам тропы, их встретила высокая темноволосая женщина в коричневом с серебром мундире Стражи и по-военному укороченном сером плаще на одном плече. Откинутый капюшон демонстрировал стянутый в высокий узел темные волосы, кожу как гречишный мёд и карие глаза — всё вместе говорило, что встречать их вышла Стражница из старого дома, может даже из числа потомков семей-основателей, но это и всё.

Опал очень быстро подтянула перчатки, и подняла ворот плаща выше.

Мастер перед женщиной спешился и коротко, но с почтением, поклонился.

— Рад приветствовать вас, ness lagire. Вижу, свою крепость вы получили.

Женщина коротко кивнула и хмуро обвела отряд взглядом.

— Ради ушедших богов, Мастер Герату в таком виде на мою заставу ещё не являлись!

— Значит, я рад и чести быть первым, ness. Надеюсь, в качестве ответной любезности вы расскажете мне что здесь случилось?

— Не раньше, чем вы и ваши дети получите помощь, еду и постель. Амон!

Некто кудрявый и встрёпанный в одной рубахе и без камзола возник за плечом Стражницы и круглыми от удивления глазами уставился на новоприбывших.

— Устрой Мастера и детей в доме, я подойду чуть позже. Потом вели кухням греть воду и давать обед. Простите, Мастер у нас нет ни лекаря, ни доктора, я сама осмотрю ваши раны. Если мальчики не против.

— Они сделают, как я скажу. Только устроят лошадей... А где конюшня?

На том месте где два года назад грозилась развалиться перевязь под навесом сейчас лежали ровные ряды камня. Альмандин спешился и помог Опал не вывалится из седла с позором, но она всё равно едва не застонала. Змей сполз сам и тут же все взгляды двора сошлись на нём, вернее на его макушке по которой как раз начиналась крыша дома.

— Теперь с другой стороны, Амон вас проводит. — Женщина внимательно осмотрела учеников, особенно задержавшись на лице Опал вернее наверняка на роскошном синяке это лицо украсившем. — Вы меня вряд ли знаете, верно? Здесь, эмм... У нашей заставы пока нет имени, но я её lagire в любом случае. Ness Рысь к вашим услугам. Кто-нибудь из вас переступил рубеж?

— Простите. — Змей изящно поклонился, заложив за спину руки; Мастер довольно хмыкнул. Ну да за учеников говорит не старший, и не первый, но тот, кто ближе всех к защите первого Права. Опал это устраивает, не придётся думать, как называть эту женщину, да и всех вокруг если уж на то пошло.

— Тогда госпожа-хозяйка, пожалуйста. Здесь нет чужаков, зато с некоторых пор мы держим слуг и повара, так что вы сможете отдохнуть. Вижу, вам это необходимо.

— Более чем, — с чувством подтвердил Мастер. — Одна из лошадей тоже пострадала.

Стражница удивлённо изогнула бровь.

— Ваши раны я могу осмотреть, но лошади это несколько иное дело. Амон, посмотри насколько всё серьёзно, потом расскажешь. Это мой адъютант, — бегло пояснила, — не стесняйтесь к нему обращаться.

Встрёпанный чуть поклонился. Стоя без движения он явно начал замерзать, но смиренно ждал пока его отпустят.

Мастер вряд ли станет как стесняться, так и дёргать адъютанта, если можно сразу добраться до начальства, так что надо думать слова госпожи-хозяйки адресованы ученикам. Змей на всякий случай ещё раз поклонился, дождался пока Стражница не удалится в компании Мастера в дом и обратил взгляд на кудрявого.

— Амон, — выпалил тот. — То есть ness Амон, адъютант ness lagire, эээ...

— Змей, — любезно представился первый ученик. — Среди нас совершеннолетних нет, так что прошу скажите как мы можем вас называть.

— Аа, — встряхнулся тот и Опал наконец поняла куда тот пялится. У Змея поверх плаща лежит коса и в лучах солнца отчетливо видно, что вовсе она не каштановая, а самая настоящая багровая, с красной искрой. Надо же, а она так привыкла, что почти не замечает. — Извините... то есть извини, да? Можете звать меня просто по имени. Или адъютантом. Идёмте, я покажу где конюшни...

Слегка придя в себя от увиденного, адъютант — спасибо хоть не господин адъютант, — видимо вернулся к привычной для себя манере общения, и попросту принялся тараторить обо всём, настолько увлечённый что не вникал сколько из его восторженной речи про новую-самую-лучшую-мы-построим заставу, к чему непосредственно он, адъютант Амон, приложил руку...

Конюшню построили на совесть и сразу зимнюю, а размеры левады намекали, что застава в скором времени превратится как минимум в гарнизон. Из полутора десятков готовых денников заняты были едва треть, Амон уверенно указал стойла по порядку слева от входа.

— Расседлайте сами, я позову Сэма, это наш конюх.

Наличие конюха означает что Опал не придётся чистить, водить, поить-кормить Белку, на что сил совершенно категорично не имелось.

— В прошлый раз здесь конюха не было, — тут же заметил Альмандин, единственный кто не утратил любопытства за всеми перипетиями.

Змей задумчиво проводил адъютанта взглядом, но понять о чём он думает Опал даже не попыталась, занятая попытками расстегнуть подпругу. Пальцы скользили по ремню, тугой язычок не желал двигаться с места. Плохо быть слабой!

— Ага, и повара, и конюшни, и вообще пять Стражей на заставе как-то быстро превратились в десяток, — отозвался из соседнего денника Змей.

— Два года прошло, — зачем-то напомнила Опал. Упрямый ремень не сдался, хоть и оставил на руке длинную царапину пряжкой. — Отлично... Да и про десяток ты преувеличил. Во дворе четверо было, госпожа-хозяйка и этот, Амон. Ну слуги ещё, двое или трое. Проклятье, не могу расстегнуть!

Пальцы соскальзывали с подпруги, левая рука и вовсе потеряла чуть не половину силы и казнила болью за каждый вздох. Ну чтоб этой лошади не скакнуть чуть в сторону! Змей молча оттеснил её, одним движением расстегнул ремень и вернулся к Рине.

— Спасибо.

— А госпожа-хозяйка это кто, если по-военному? — Альмандин возился с Гонтой по соседству и явно не испытывал никаких проблем. Опал кое-как взвалила стянутое седло на ограждение стойла и сдула со лба прилипшую прядь. Вспотеть в такой мороз — то ли в конюшне тепло, то ли она к вечеру свалится с жаром. Отлично.

— К слову, у меня приструги истёрлись. — Что удивительно: на сбруе Мастер не экономил, и за снаряжением ученики старались следить. Жаль будет если до Города не доживет и придётся чинить. Хотя может здесь кто-то это умеет? Тот же конюх? — Lagire — капитан отряда, а госпожа-хозяйка, судя по всему, означает расширенные полномочия на этой земле.

— Откуда ты знаешь? — через перегородку на Опал в упор уставились глаза Змея, зелёные с золотой крапинкой.

— Слышала где-то, — Опал схватилась за уздечку, аккуратно сняла, проверив ремни. Целые, слава Хранителю. Потрепала Белку по шее, та в ответ прикрыла глаза и опустила голову. Устала. — Потерпи, моя хорошая, принесу тебе завтра вкусного. Хочешь хлеба с солью?

Кобыла хотела покоя и честного сена вместо опостылевшего овса, Опал хотела сбежать, желательно в баню, чтобы смыть с себя последние пару недель, а потом к огню и спать, сутки, нет, двое!

Вернулся Амон в сопровождении средних лет бородача. Человека. Нет, умом Опал понимала что тащить ещё и прислугу из Города это верх транжирства и легкомысленности, но ничего поделать с охватившими её беспокойством, пополам с опаской, не могла. Конюший едва не прятался за Амона, которого явно неплохо знал. Люди живущие в Городе тоже нередко боятся полуденников, но как-то совершенно иначе. Этот же смотрит будто перед ним кошмары из нянькиных баек, хотя скорее всего именно так они для него и выглядят. Особенно Змей, конечно.

Тот снова взял роль переговорщика на себя — раньше чем вспомнил что люди побережья говорят на другом языке, и Амон, улыбаясь, его не поправил:

— Говори, я переведу.

Змей замялся.

— Гонта в третьем деннике, это лошадь Мастера. В первом Белка, она спокойная, но своенравная. Вот моя Рина, это её покусали, раны я промывал, но сомневаюсь, что вода для этого годится. Она вроде не жалуется, но вот тут и тут укусы не затягиваются... — конюший смотрел и кивал, кажется и без перевода понимая что к чему, но Амон всё равно переводил вполголоса. Опал даже не уча специально язык слышала что нагородил тот воз и тележку ошибок, Альмандин из-за его плеча молча кривил губы по тому же поводу. Интересно как давно парень стал адъютантом, и за сколько лет до этого вышел из-под опеки Мастера.

Пока Змей представлял лошадей, Опал украдкой тронула плечо и сморщилась. Становилось жарче, отчётливо начинало разить конским потом, вернее это она отогрелась и принюхалась. О, Хранитель, как же они наверное воняют после всего... Одно утешение, воины на заставе наверняка видели и не такое.

Амон заметил её движение и быстро что-то выговорил молчаливому Сэму, после чего решительно кивнул в сторону выхода.

Пропустив вперёд учеников, Амон мельком заглянул в первый по правую руку денник, там, понурившись, головой к выходу стояло нечто серое в крайне плачевном состоянии. Опал уже видела однажды эти отвисшие губы, мутные глаза и дрожь прокатывающуюся по шкуре волнами.

— Конь ness Мереро. Бедняга... Вы познакомитесь с господином, он тоже наш гость. Простите, я вас тороплю и сам же задерживаю, а ness Рысь ждёт.

У ness есть Мастер, но вежливость есть вежливость, тем более их обещали покормить. Подходя к дому Опал снова обратила внимание на флюгер, а после присмотрелась к неоконченной резьбе на перилах крыльца. Сапоги приминают древесную стружку, кто-то явно занимается в свободное время, но делает это более чем умело: древние символы идут ряд в ряд, цепляясь смычками, чтобы не обрывать вязи-оберега. Это не старый язык, этот ещё древнее, но охраняющие росписи во многом похожи, главное найти зацепку, место откуда можно начать разматывать этот клубок... Вот этот похожий на жука с трёхкамерной спинкой, Опал его хорошо знает, и следующий, подобный маковому цветку, тоже... И ещё флюгер. Прежде на заставе была смешанная Стража, черные и белые менялись каждые полгода, теперь, судя по всему, будет совсем иначе и с госпожой-хозяйкой на новой заставе воцарили новые правила.

Рысь, Рысь... Не имя, прозвище, хотя чёрные почти никогда не скрывают истинных имён. Серый плащ? Дань вежливости, не более, капитан чёрного клана может носить чёрный плащ. Как жаль что все старые дома полуденников и большая часть новых похожи друг на друга как две капли воды: черные или темно-каштановые волосы, черные или карие глаза, оливковая или бронзовая кожа. Угадай тут, если не видишь герба, кстати, а почему здесь нет ни одного герба?

— Ты чего примолкла? Болит? — тихо уточнил Змей.

— Что? — отвлеклась от разглядывания девушка. — А, да, немного.

— Я предупрежу госпожу-хозяйку, тебе как можно скорее нужна помощь.

— Что? Нет, подожди, не надо!

Но Змей уже вскочил на крыльцо и ввалился в дом, прямо с порога потребовав срочно нести лекарства. Опал скрипнула зубами и обругала себя. Мысленно. И Змея тоже, какой он, ради Хранителя, иногда невозможный! Альмандин весьма иронично скривил губы в улыбке. Амон был уже внутри, но ситуацию спасти вряд ли успел.

— Происхождение накладывает на нас неизгладимый отпечаток, — со вздохом 'признал' благородный сын какого-то там захудалого рода века четыре назад отличившегося на службе и отмеченного волей главы клана. — На тебя конечно чуть менее неизгладимый, но всё же.

— Дверь придержи, — попросила девушка, давя в себе недостойные чувства. То есть вообще все чувства, потому как ничего приличного в таких обстоятельствах испытывать невозможно.

Дом встретил запахом можжевельника, лимона и карими глазами госпожи-хозяйки. Серьёзными и встревоженными, только Опал остро ощутила себя родной сестрой той клячи с конюшни, больной и доходящей. Теперь придётся объяснять, что она не собирается помирать у них на пороге, и про гербы невзначай вызнать уже не выйдет.

Понукаемая Альмандином, Опал кое-как вымучила дружелюбную улыбку.

Спасибо, Змей.

5

Вместе с составом и командованием на заставе сменилась и кухня. Змей ничего не мог сказать про первое и второе, но вот последнее точно в лучшую сторону — умяв две тарелки, первому ученику пришлось украдкой ослабить завязки штанов. Взрослым пожилой слуга-человек — определённо местный, не из Города, — наливал в бокалы вина, детям предложили воды: простой, солёной и сладкой. Опал выбрала солёную, заставив двух других учеников скривиться.

Тот же слуга подбросил в камин дров, и скромно удалился оставив гостей почти среди своих.

Опал смотрела на госпожу-хозяйку печальными оленьим глазами, если бы существовали сероглазые олени. Госпожа-хозяйка, которую Змей не имел права называть капитаном, с неумолимостью лавины взялась за гостей и вела трапезу согласно долгу обоих частей этого звания.

— Дозоры заметили вас до полудня, но не сочли необходимым приближаться.

Мастер Герату глотнул вина и прикрыв глаза откинулся на стену.

— Хотелось бы мне сказать будто я осведомлён об этом, но увы, я их не почувствовал. Дети?

Змей покачал головой, он и впрямь ничего не заметил. Интересно как дозорные так быстро передали весть на заставу? Разве только послали кого-то с сообщением, но тогда они бы столкнулись или здесь или по дороге.

— Простите, Мастер.

— Мне приятно это слышать, — едва заметно улыбнулась госпожа-хозяйка. Она ничего не ела и насколько заметил Змей вино ей подали разбавленным, в остальном же скинутый при входе в дом плащ не явил ничего особенного: стандартная форма Стражей любого клана не отличается разнообразием, а знаков отличий, кроме самых очевидных, он всё равно не разберёт. Из этих, самых очевидных, в глаза бросились два: чёрная лента на рукояти прямого короткого меча и замысловатая вышивка чёрным по тёмно-синему на рукавах короткой верхней куртки. Этот меч убивает именем клана Йервет, а по поводу вышивки Змей затруднился утверждать. Опал возможно скажет точнее, но тянуться через стол, чтобы спросить, невежливо.

Змей старался следить за каждым её движением. Если Опал не ошиблась и эта женщина вправду капитан, то ей может быть глубоко за полусотню, большую часть которых она провела в битвах и схватках. На что это похоже? Где в ней то, что позволило достичь этих высот? Это проявляется в движениях, в тенях мыслей, угадываемых по лицу, в Силе, которая совсем не ощущается? Первому ученику казалось: вот-вот истина откроется, он поймёт, увидит...

Госпожа-хозяйка перехватила его взгляд. От неё веяло дружелюбием, но глаза оставались чуть сощуренными. Насторожена?

— А мне нет. Старшего я хотел провести через первое Право в следующем году, но видимо рано.

— Отчего же? Выглядит вполне готовым.

Мастер бросил на учеников оценивающий взгляд. Змей навострил уши.

— Только выглядит. Но поиск провалил. Наткнулись мы тут на одно поселение... Дней девять пути, если не торопиться, отсюда на северо-запад. Мы там подчистили, но этого вряд ли хватит.

— На вас напали? — Стражница нахмурила брови, идеально прямая спина застыла.

— Мы шли по следу. Старшенький шёл. Ночных чует на зависть кому угодно, а вот сумеречных... мимо прошлёпает и не заметит. Мы поздно пришли, твари там пировали и по всему не они первые, больно мало людей было. Мы со старшеньким выбили кто рядом крутился.

— Это не ваш долг, Мастер Герату, но большое спасибо за сведения и за помощь. Я вышлю ребят на рассвете. Северо-запад, там нет крупных поселений, только артели. Сможете указать на карте примерную область?

— Разумеется. Если вам требуется совет, то двоих маловато будет, а трое управятся как раз.

— Сумерки или?..

— Две твари из своры.

— Проклятие... Эти новые, видно только пришли. Сколько месяцев тихо было, мы даже понадеялись на спокойную зиму. Но троих я не могу отпустить, да без малого на месяц. У меня мало рабочих рук, и ещё меньше рабочих голов, а до лета предстоит сделать так много как позволят нам ресурсы, к моему сожалению довольно ограниченные.

— Мы вас стесняем?

Быстрая улыбка — эта женщина не стесняется улыбаться и казаться мягкой, другое дело что под пушистым мехом скорее всего скрывается стальной костяк, иначе она бы никогда не добралась до своего поста.

— Застава выполнит свой долг, а я рада гостям. Из хорошего, могу сообщить вам следующее: если вы возвращаетесь домой, то не позднее чем послезавтра сможете уйти под охраной Стражей. Вы не единственные наши гости, минувшим днём до нас наконец добрался курьер с запозданием в два дня. Его транспорт находится в плачевном состоянии, думаю если вы предложите ему седло одного из ваших учеников, то придёте к взаимному согласию.

— Как я понимаю, лишних лошадей у вас нет.

— У нас нет ничего и никого лишнего, Мастер Герату. Дозоры ходят верхом, двоих я отправлю по вашим следам выяснить что случилось с поселением и ликвидировать последствия, двое уйдут сопровождать курьера, а остаться совсем без транспорта мы не можем.

— Курьеру нужна защита?

— Он ранен. Добрался с приключениями, спит уже больше суток. Кроме нас до самого Города для полуденников убежища теперь нет. Только если ехать к морю, но Китовый камень пострадал во время летних событий.

Ученики переглянулись. Одно плохо когда сидишь глубоко в лесах почти в изоляции: новостей не узнать.

— Кажется, мы много пропустили, — заключил и Мастер.

— Как давно вы получали известия из дома?

— Дайте подумать... Я и ученики ушли из Города весной девятьсот сорок четвёртого года, мы прошли сквозь заставу, оставили здесь лишние вещи, написали письма и пошли к горному хребту на западе. Двигались вдоль него, то спускаясь на плоскогорье, то поднимаясь — мои дети слишком малы чтобы сталкиваться как с серьёзным противником так и, увы, с людьми внешнего мира. Дважды мы сворачивали к морю, зиму провели в Капском Нагорье и сидели бы там и дальше, но наши планы смешал совершенно возмутительный смерч, что прошёл теми местами в начале этого лета. Мы были от него слишком далеко, но смерч взбаламутил местные речки, кто-то из местных углядел в его следах золотые крупинки... Нагорье стало слишком людным и мы пошли назад во избежание ненужных встреч. Так что боюсь последние известные нам новости из Города датированы весной прошлого года.

Госпожа-хозяйка задумалась, сплетя пальцы под подбородком.

— Даже не знаю с чего начать. Вы много упустили, но всё поправимо. Говорите, оставляли здесь вещи?

— И письма.

— Прежний комендант наверняка их отправил с первым курьером, вещи я прикажу поискать на чердаке, мы туда относим всё что досталось от предшественников и не востребовано ныне. Здесь наверняка следует пояснить, почему застава изменилась и почему здесь теперь мы.

— Прежде здесь командовал tasghar Лиринис, в подчинении у него было трое Стражей. Они живы?

— Насколько мне известно. С чего начать... летом девятьсот сорок четвертого на Китовый Камень напали. Вырезали мастеров, спалили мастерские, зачем-то обвалили шахту. Знатно пошумели и скрылись, обещая вернуться. Дознаватели выяснили что орудовали пираты, не местные, побережные, а островные...

Открывшаяся дверь прервала госпожу-хозяйку на полуслове. Вошедшие скинули чёрные плащи и поклонились.

— Сменились, ness lagire. Дозвольте присоединиться?

Госпожа-хозяйка кивнула на стол:

— У нас гости. Вольный Мастер Герату и его ученики. А это мои офицеры, ness tasghar Вермирион и ness astasghar Сайвин.

— Мы вас видели, — сверкнул белыми зубами тот который младший и которого представили последним. А вот старшего Змей почти сразу узнал: этот Страж был здесь два года назад, с другими нашивками и куда более измученный.

Мастер грузно поднялся из-за стола и заключил старшего в крепкие объятия:

— Микаэл, старый дурак, наконец-то дослужился?

— Не твоими молитвами, Авер, не твоими. Чего так долго? В начале лета вас ждали сколько можно таскаться зазря по лесам!

Пока старые знакомые колотили друг друга по плечам, что вообще-то не в характере Мастера, Опал благовоспитанно поднялась и пересела под бок Змею, освобождая место прибывшим. Змей одобрил.

Напротив уселся молодой Сайвин, глодковыбритый, улыбающийся. В прищуренных глазах танцевали весёлые сапфировые искры.

— Кто это тут такой мелкий и сероглазый? Мастер котёнка приволок не иначе!

Опал насупилась, Змей разозлился. Больше всего он не любил таких как этот Страж, слишком наглых чтобы держать язык за зубами и слишком молодых чтобы понимать зачем это нужно. Мастер занят, госпожа-хозяйка глянула с тревогой, но не стала вмешиваться.

Страж нахально подмигнул:

— Не бойся, не съем! По нынешнему времени такие глазки редкость, а?

Опал опустила голову.

Мастер вернулся за стол, названный Микаэлом следуя за ним, заметил:

— Может и редкость а один такой тут полгода скакал, чтоб ему дома сиделось.

Госпожа-хозяйка нахмурилась.

— Ness Вермирион продолжит рассказ. В отличие от остальных — не исключая и меня, он был очевидцем событий с самого начала.

— Речь идёт о позапрошлом годе, я полагаю?

— Совершенно верно. Я остановилась на Китовом камне и нападении пиратов.

— Радек, вина! — Страж шумно уселся за стол. — Так вот, про пиратов значит. Ты, Авер помнишь прежнего коменданта-то? Хороший мужик, но не то чтоб излишне отважный. Когда королёк то-местный со своим соседом земельку принялись делить, он струхнул, написал нашим, а ему в ответ, мол, сиди ровно Лиринис, пока терпит. Что делать, сидели. Пока о прошлом годе голод у местных не случился. Обиды свои монархи вроде свернули, да вот пираты с попустительства флота никейского обнаглели окончательно, то за межевые острова носа не казали, а тут всё побережье им кормушкой стало. Налетят: людей в рабство, добро на корабли, и чешут назад, ищи ветра в море, хе. А то и корабли топят, то королевские, то торговые, ну и наши, ясное дело, пару раз под раздачу попали. Лиринис письма с каждым курьером слал и нам указал на мешках сидеть: заволнуется народ, так бросим всё да домой рванём, землица-то чужая... Местные про нас знают, не суются, но со злобы могут и на вилы поднять, чего доброго. Весна уж к исходу подошла, как тут началось: первым делом с Китового Камня пришло письмецо, а там мастеров полегло... Кто успел уйти, те морем пошли, да не все доплыли; остальные сушей бежали с них-то и началось. Спасибо, Радек, — Страж щедро хлебнул из кубка, обвёл взглядом затаивших дыхание гостей, да продолжил с видимым удовольствием: — Так вот. Золотые Ворота ныне Белый Пёс стережёт, он мастеров принял как положено, да тут же Совету отписал что, мол, не намерен терпеть произвол каких-то там бандюг. Ну Совет ему ответил — это уж потом известно стало — раз то королевские земли, то и дело королевское. Ну тот спорить не стал, а чего спорить? Мальчишке лет маловато против Совета идти. Он и не пошёл прямо чтоб против, но собрал своих, белых то есть, тогда впервые они сквозь нас и просвистели, сам, да с ним две дюжины воинов, и не простых, а из высших даже среди Полуденной-то Стражи.

— Погоди, — Мастер Герату оттянул ворот, — с каких пор главам кланов можно Город покидать?

— А с тех пор и можно. Белый и до того к королю ездил вроде как с делегацией и всё гладенько вышло, хоть он и молоко пока с губ не слизал. Ну так мы думали, а оказалось парень с головой, а пуще того — с норовом. Как тут завертелось, он к королю-то и , говорит, по дружбе давай решать беду-то. Я тебе пиратов выгоню, а ты, значит, нам землю передашь, не совсем чтоб, а на время, в аренду лет на полсто. Ну, землю эту вот самую, да ещё про Китовый Камень речь шла, он людям не то чтоб больно нужен, он же вроде как наш, ну а вроде и нет. Король не будь дурак согласился, у него там крестьяне два бунта поднять успели к тому уж времени, не до пограничных дел особо. Белый, значит, ч-чирк письмецо Совету: такие дела, земля уж вроде наша, а своё защищать надо. Курьер в Город рванул, а они всей оравой снова к нам привалили, вроде как отдышаться. Белый в Город не хотел возвращаться, надо думать, боялся, Совет его там запрёт от беды подале. Лиринис извёлся, так Пёс ему говорит: боишься если — домой иди. Пристыдил, в общем. Потом они в Китовый Камень умчались, без них Лиринису совсем худо стало: и страшно, и одиноко, да ночные полезли как мотыли на пламя, после Белого-то. Не выдержал, говорит — собираемся. Тут я уж встал в позу, как можно уходить когда такие дела творятся? А тот упёрся, Совет, мол, Белому добро не дал и мы под раздачу попадём, уходить надо. Ушли в итоге, а я остался, Лиринис с меня нашивки содрал, за неподчинение... Один я бы тут долго не высидел, спасибо ness lagire да ребятами, быстро подошли в помощь.

— Мы должны были усилить Стражей Китового Камня, — поморщилась госпожа-хозяйка. — Но добраться до места не успели, примерно на полпути нас встретил курьер с приказом поворачивать к заставе.

— Кто мог приказать отряду Стражи?

— Старший Хидерити. Одобрения Совета он ждать не стал, а за стенами главнее него нет. Приказ был с его личной печатью, а на словах курьер передал извинения и заверения что разработки отныне под защитой главы клана. В пакете так же оказались бумаги на землю, их мы переслали в Город сразу.

— У вас есть свой курьер? — изумился Мастер. Курьерская служба обыкновенно действует независимо от кланов и Академии, предпочитая подчинятся никому нежели всем. Иное дело военные курьеры, но держать их вне стен Города запрещено.

— На время кризиса к нам прикрепили в частности трёх курьеров и одного из младших офицеров Хидерити.

— Серьёзное дело.

— Я и говорю, — оживился Вермирион. Вино на нём пока не сказалось, но выглядеть Страж стал получше, а это впрочем легко объяснить и хорошей компанией. Змей почувствовал себя в безопасности, а следом неизменно пришла и усталость, легла на плечи двумя камнями, но дослушать важней. — Творилось тут... Утвердился Белый Пёс в Китовом Камне. Дожидаючись кораблей из Города, они там всех тварей в округе выбили, до сих пор ни одна не высунулась. А как пришли корабли, пошла и потеха: по всему побережью мелькали, от порта до самых Межевых островов, говорят, плавали. Молодой то он может и молодой, да только в отца удался, церемониться не стал: пиратствуешь — на дно, пленных не брали, к добыче и пальцем не прикасались. Стражи про него потом говорили он якобы взглядом корабли надвое ломал, да я думаю — сказки. И раньше было, что его Бешеным звали, а тут совсем приклеилось намертво: как слез с корабля, так стал носиться тут туда-сюда, нечисть выводя и двуногую, и сумеречную. Раз десять за лето через нас проезжал, ни дня не задерживался на месте, зато спокойно стало.

— Отголоски до нас доносились, — задумчиво протянул Мастер. — Что люди голодают, на дорогах неспокойно... Мы к людям не подходили почти, рановато.

— А здесь от них куда денешься, деревеньки рыбацкие в каждой бухте чуть не на голове друг у друга сидят. Но наши надёжно пришлые корабли шугнули, а теперь ещё минимум двое плавают постоянно.

— Морской дозор? Что-то новое.

— Так он слово дал, куда денешься теперь.

— И кто плавает?

— Да наши, чёрные. Не всё ж Хидэ за всех отдуваться, он тут достаточно наворотил... Хорошо жив остался, безголовый. Дело может и хорошее, а помрёт — так и клан загнётся ведь.

Госпожа-хозяйка прижала раскрытые ладони к столу:

— Главные пусть сами между собой разбираются, а наше дело служба, ness Вермирион.

— Кому нужна будет та служба, и так из четырех голов три осталось! Ещё одну срубят и конец Городу и нам в нём заодно.

Змей заметил, как едва уловимо поморщился на эти слова молодой Страж:

— Зато хоть что-то делает этот Бешеный Пёс. Прочие кланы возглавляли когда уже ничего про себя доказывать не требовалось, проверены и боем и миром. Хидерити верно делает что не на одном родовом имени своих держит, а ведь мог бы. Нет, он собственное зарабатывает, как может, на наш век войнами не больно разживёшься.

— Вы молоды ещё, ness Сайвин о славе думаете, а надо бы — о Городе!

— Город Тысячи Храбрецов так зовётся не потому что тысяча первых о нём думала, а потому что взяла его и тварей ночных выгнала.

— Уважаемые, — госпожа-хозяйка чинно без спешки поднялась, но разговор оборвался в миг, будто спорщикам за шиворот плеснули ледяной водой. — Гости с дороги, не думаю будто им ваши занятные домыслы интересней отдыха. Моего присутствия требуют дела, ness Вермирион останется с вами. Радек готовит бани.

Мастер тоже поднялся.

— Благодарю вас, ness Рысь. Если курьер не проснулся...

— Уже поздно чтобы выезжать в любом случае, проблема с транспортом у ness Мереро остаётся. Я попрошу Радека поискать ваши вещи, он сообщит вам о результатах. Ness Сайвин, проводите меня.

С уходом госпожи-хозяйки дышать стало несколько легче. Змей только сейчас понял насколько навязчивой была потребность в её присутствии держать спину прямо. Даже спать будто бы расхотелось. Или это...

Змей наклонился к Опал, с самого начала рассказа замершей истуканом и кажется даже забывшей моргать, шепнул:

— Ты почувствовала?

Девушка продолжала молчать и пялиться на Стража Вермириона пустым взглядом.

— Эй!

Опал вздрогнула и схватилась за край стола, едва не опрокинув свою воду.

— Ты чего?

— Ты видела? — перебил Змей, чувствуя нечто похожее на азарт. — То есть, ощутила?

— Что именно?

— Силу этой... госпожи-хозяйки.

— А? Да, конечно.

— Меня прямо к стулу придавило, — встрял Альмандин так же полушёпотом. — Эта женщина из высшего эшелона, я таких пару раз только видел. И смотрела... Бррр, говорю вам, важная птица.

— Кто попало здесь командовать не будет это и так понятно, — фыркнул Змей.

— Прежний комендант ей в подмётки не годился.

— При прежнем здесь сторожка была на краю света, а теперь целый форт отстроят, наверное. Если тут правда такое творилось!

Глаза Альмандина подёрнулись поволокой:

— Вы только представьте: всего несколько месяцев назад по этой земле сам глава клана Хидэ ходил, может быть вот прямо тут, где мы сидим сейчас...

— Ага, или не только ходил, — не смог удержаться Змей. — А что, он же вон Бешеный Пёс теперь, недаром прозвали.

Под испепеляющим взглядом третьей ученицы Змей предпочёл замолчать. Альмандина правда ничего не остановило:

— Сам старший Хидерити, подумать только... Он же почти легенда! Ца... Цхэ... Эмм.

— Я это не выговорю, — предупредила девушка.

— Имена у вас, белых, я прямо скажу, и язык сломаешь, и глаза, если в письме наткнёшься.

— Вы зато свои если и пишете, так с пометкой 'перед прочтением сжечь'.

Змей расхохотался зажимая рот ладонью. Напрасно.

— Тише там! — рыкнул Мастер. — Расчирикались, я самого себя не слышу. Наелись, напились? Сидите тихо, не то конюшни отправлю чистить.

— Простите, Мастер! — дружно отозвались ученики и так же дружно притихли, сообразив, что взрослые разговоры интереснее собственных восторгов.

Мастер невнимательно кивнул, откидываясь на стену. Пожевал губы. Скрестил руки. Коротко выдохнул, будто решился:

— Микаэл.

Страж Вермирион, прихлёбывающий понемногу вино, чуть прищурился:

— Спрашивай.

— Что это за цирк?

Лёгкая усмешка не коснулась глаз. И вообще весь лихой задор как-то со Стража стёк, будто вода с плаща. Остались слегка покрасневшие щёки, нос и кончики пальцев, поглаживающие патинированный кубок.

— Разверни вопрос, будь добр.

— Вторая битва, в которой я участвовал, была при Соттене. Восемь тысяч пехоты, пять — кавалерии, все ночные. И ополчение из местных. Нас не спасло бы и троекратное преимущество в числе, а у нас его не было, Микаэл, хотя послали туда всех кого возможно. Нас поставили в последних рядах, новичков, пара лет после окончания обучения, чёрных, красных, белых, серых — всех вперемешку. Справа от меня стоял совсем молодой парень, младше меня лет на пятнадцать, трясся как лист на ветру. Мы ждали приказ и мёрзли. Руки почти заиндевели, а у него были перчатки, хорошие такие, с подбоем. Он посмотрел на меня и стянул одну с руки: 'Я леворукий, а тебе нужно твёрдо держать меч'. — Мастер расцепил руки, прижал ладони к столешнице. Загорелая выдубленная годами кожа резко контрастировала со светлой осиновой столешницей. — Это сложно назвать везением, но возможно я выжил, потому что паренек, для которого бой под Соттеном стал первым и почти последним, отдал мне перчатку.

Страж Вермирион опустил взгляд на своё вино.

— Не знал, что вы оба были при Соттене. Я едва помню то время.

Интересно, выходит Мастер Герату старше Стража и старше заметно. Хотя внешне кажется совсем наоборот: маленький полуседой Мастер крепок и основателен, а высокий морщинистый и чуть полноватый tasghar Вермирион вполне сошёл бы ему за дядю, если не за отца. Змей снова скосил глаза на соученицу: та внимательно слушала.

— Тебе повезло не помнить, — отвечает Мастер. — Соттен расставил по своим местам многое. Лиринис потерял возможность стать Стражем, служить Йервету и ушёл в Академию. Эта застава была для него вершиной. Но и он был её опорой. Допускаю что ness Рысь может не знать деталей, но не ты, прослуживший под его началом — сколько, двадцать лет? Двадцать пять?

— Двадцать семь, — неохотно отозвался Вермирион. — И я многое знаю. Но понять... Ты знаешь почему он получил назначение сюда?

Два взгляда — чёрный и ещё чернее — скрестились над столом как два клинка.

— Лучше многих.

Страж моргнул.

— Действительно?

— Под Соттеном Лиринис потерял очень много, но и приобрёл достаточно. Связь с водяным накрепко примотала его к побережью и, увы, ограничила ему Город Центром и зданиями Академии. Так почему он ушёл, Микаэл?

Змей затаил дыхание — если достаточно тихо сидеть взрослые не вспоминают о детях. И не скрывают слов.

— Он ждал Бешеного. Потом тот приказал ему уходить и забрать с собой всех. Я отказался.

— Допустим с тебя содрали нашивки за нарушение приказа.

— Мне показалось, Лиринис превысил... полномочия.

— То есть струсил и сбежал? Я понял. Что, Пёс?

— Перед тем как уйти на Китовый Камень они долго о чём-то говорили. Думаю, Лиринис его предупреждал.

— Значит, вот как... Здесь было так страшно?

Страж покачал головой.

— Здесь....кипело. Как в котле. А мы посередине, между Перевалом и побережьем, как в тисках. И пираты...

— То есть, это в самом деле были пираты.

— Да. Но не... не только они.

Мастер повернулся к ученикам.

— Я так и думал. Слышали? Забудьте всё. Мы уходим в ближайшее время.

Страж Вермирион поднялся на ноги.

— Сейчас берег спокоен. Зимой мало кто плывёт со стороны межевых островов.

— Нападений с той стороны не было со времён Соттена. А у меня три ребёнка на сворке. И все, хм, особенные.

— Тогда идите к Камню и оттуда на корабле прямиком до порта Ибелис.

— Спасибо за совет.

Весьма вовремя с улицы в облаке морозца вполз Радек.

— Бани готовы, господа.

Мастер поманил к себе Опал:

— Иди вперёд.

— А можно?.. — девушка запнулась, не договорив, но Мастер понял.

— Сама слышала. Можно и нужно.

Змей проводил соученицу взглядом. Он привычно не понимал значительной части происходящего, терпеливо откладывая увиденное-услышанное в память целиком, зная: чуть позже ответы придут.

На те вопросы, которые он сообразит задать.

6

'В ближайшее время' это всё-таки не 'прямо сейчас', поэтому спешку и нервную дрожь Опал постаралась выгнать теплом, благо бани для этого самое подходящее место.

Только окунувшись в жар и терпкий смоляной аромат, она поняла как сильно намёрзлась за последние недели. Как изменилась... Впрочем, как раз этого в отражении и не увидишь. Как странно: то что перекраивает тебя до самого основания зачастую внешне совсем не очевидно. Волосы вот отросли, теперь чуть ниже плеч, пора обрезать. Ногти... ну это потом, трижды спасибо Хане что когда-то подкинула в сумку с вещами маленькие ножницы с серебряными ручками.

А сейчас... С каким удовольствием она сбросила с себя, как змея старую тесную шкурку, заношенную одежду. Услужливый Радек приготовил чистую смену: рубашку на завязках и простые полотняные штаны, в которых она, конечно, утонет, ну и ладно.

Кроме полотенец и сменки в предбаннике нашлись и чистые широкие простыни. И небольшое зеркальце, прибитое к стене выше её макушки. Опал стёрла с горячего стекла испарину, приподнялась на носочках — в отражении мелькнули тускло-серые глаза в обрамлении роскошных многоцветных синяков. Левая сторона лица почти вся тёмная, неудивительно, что Змей дёргается если видит это ежедневно.

Красота — сила страшная, да.

С лица синяки сбегали на шею и плечо, почти выцвели на груди, зато бок и бедро черно-багровые, с разводами гнилостного оттенка по краям. Мда. И спереди мда. И сзади.

Хана часто повторяла что любую ситуацию можно рассмотреть с нескольких сторон, и плохих, и хороших. Опал честно попыталась: зато на этом теле теперь есть на чём задержать взгляд...

И снова мда.

За девять дней эта красота поблёкла бы и у человека, но Мастер думал дальше: от синяков ещё никто не умирал. А вместе с запертой Силой снизились и регенеративные способности — как всегда самым неудобным образом. Сломанный палец срастётся за три-четыре дня, а ноготь случится с мясом выдрать — ходи полтора месяца и мучайся.

Малая печать-ограничение спряталась на сгибе локтя: два треугольника вписанных друг в друга основаниями, углы направлены в противоположные стороны. Линии второго, жирные и плотные, начертаны поверх, вершина направлена в центр ладони. Бледный первый треугольник направлен на сердце, ограничивая отток. Если перевернуть фигуру в её изначально правильное положение, выйдет наоборот, Сила перестанет прибывать, но ресурсы накопленные телом можно расходовать по желанию. Мастер Герату предпочёл нарушить плетение, но оставить младшей ученице как левую руку, так и возможность избавиться от печати самостоятельно.

Опал быстро прикусила кожу на ладони, дождалась пока в центре укуса набухнет тёмная капля, добавила воды и подняла руку вверх, вытягивая ладонь. Вода и неуспевшая раствориться в ней кровью прочертила запястье, стекла до локтя — в момент когда первая струйка достигла печати, та принялась стремительно выцветать, гаснуть.

Кусать губы девушка не стала — обычно снятие печати куда болезненнее нанесения, но сейчас боль перекрыло другое чувство... другие чувства.

Вода здесь повсюду, оседает на коже и волосах, томится в огромных бочках и кипит в котле. Опал зажмурилась, впитывая это счастье — прикосновение с собственной душе, сути. Печати отрезают тебя от мира ощущений и возможностей, ты не слепнешь и не глохнешь, но перестаёшь это ценить, живёшь наполовину...

Ограничение снято.

Первым делом Опал не выдержала, погрузила руки в ближайшую бочку по самые плечи, могла бы — залезла полностью, не обращая внимания на плавающий у поверхности колотый лёд. И позвала.

Иди же, иди ко мне, вернись ко мне, вернись, вернись...

Очнулась когда бочка заскрипела натужно, а кожа на руках покраснела от приближающейся к точке кипения воды. Поспешно отскочила. Надо же, потерялась... Интересно, надолго её затянуло? На глазок в бочке воды на добрую ванну хватит.

И снег за дверью доверчиво жалуется на чьи-то шаги.

От влажного жара мгновенно стянуло кожу. По полу и босым ногам тянуло холодом: помещением пользовались, но до ума его пока не довели и Опал поспешила забраться с ногами на нижнюю из двух полок. Прижала кленки к груди и обернулась влажной простынёй — скорее ожидание, чем предчувствие.

Лампа под потолком мерцала, стекло скрывающее тлеющую сердцевину запотело, но для тесноты, в которой едва ли развернутся трое взрослых, света хватало. Горячее печное тепло напоминало о доме; пар поднимающийся над чаном с водой — скорее о годах тянущихся после ухода из него. Дома всегда много воды, она ощущала её кожей, душой, самой своей сутью...

Опал вздрогнула и пар, ластящийся к холодным ступням, отхлынул и устремился вверх, как тому заповедали законы природы. За стенами Города подчинить Силу труднее, но на заставе достаточно сильных полуденников, чтобы тугой пружиной самообладания сдавило руки и голос. Она всегда тянется к Силе, когда волнуется. Вредная привычка.

Наконец шаги Опал не только ощутила, но и услышала: гость — гостья — не собиралась превращать частный визит в тайный налёт; а женщина кроме Опал на всю округу только одна.

— Надеюсь, ты позволишь мне войти, — послышалось из-за двери.

Девушка медленно стянула головную ленту, дернула, проверяя натяжение — крепкая.

— На вашей территории моё слово едва ли имеет вес.

— Сочту это за согласие.

Несколько минут шуршания за дверью, Опал потратила на создание подходящей — в данном случае скорее не подходящей — длительному разговору обстановке: растрепала влажные волосы, перебралась на верхнюю полку, повыше подтянула простынь и положила подбородок на худые коленки. Лента змеёй легла рядом — и под рукой, и убережёт от соседей. Гостья вынуждена будет расположиться справа — там верхней полки нет, и смотреть немного снизу, в полупрофиль на котором почти нет синяков.

Госпожа-хозяйка могла знать о традиционных для разных частей Города предпочтениях, могла проявить понимание к возрасту собеседницы, могла предпочесть скрытность, Опал не отрицала ни одного из вариантов, но вошла уважаемая Рысь одетой в нечто более прочего похожее на нижнюю рубашку с обрезанным спереди по колено подолом. Длинные узкие рукава, ворот застёгнут на все пуговицы и стянут шнурком, волосы убраны в высокий узел, в руках — кофр очень знакомого вида, а наверняка и содержания.

Ноги босые, щиколотки в едва заметной белёсой паутине — сиди Опал хоть на шаг дальше и рассмотреть бы не удалось.

— Ловчая сеть, — проследила её взгляд госпожа-хозяйка. — Первый год после завершения обучения. Этот эпизод стоил мне семи лишних лет в рядовом составе.

— Один мой знакомый часто говорит: дураков необходимо учить.

— Верная мысль, хоть и довольно грубая. Грубость тебе не идёт.

— До совершеннолетия моя личность ограничена рамками происхождения, до конца обучения — волей Мастера и наставников. Грубость этим правилам не противоречит.

Уважаемая Рысь пригляделась к ленте и приняла правила младшей собеседницы. Ног она на полку не задрала, так что Опал получила возможность изучить шрамы самым тщательным образом. Кофр устроился на широком пороге в ожидании своего часа.

— Мы с Авером знакомы достаточно, изящная словесность принадлежит ему только двадцать часов в сутки. Но вряд ли он сумел привить тебе манеры за... пять лет, кажется?

— Чуть больше. Он взял меня ученицей в семнадцать.

— Не слишком рано, не слишком поздно.

— Итак, манеры мы обсудили, погоды отсюда не видно. Другим ученикам здесь тоже откажут в любезности побыть в одиночестве?

— Грубо, — оценила выпад госпожа-хозяйка, — снова грубо. Броня из одежды, броня из взглядов, броня из слов. Что же внутри?

Опал сморщила нос:

— Мой опыт изучения анатомических особенностей полуденников начинается и ограничивается единственным вскрытием, которое Мастер организовал нам года три назад. Если настаиваете, я вспомню названия всех органов и костей на старом языке, но полагаю, на это потребуется время.

— Мой долг предложить тебе помощь и содействие...

— Мастер защищает нас.

— ...в том числе от системы, в которой мы существуем. У Мастера Герату репутация одного из лучших, и я ей верю. Но одно слово — твоё или любого из учеников — и я приложу все силы, чтобы исправить.... возможный вред. Любой. Если вы не захотите озвучивать причину — я не против.

Девушка склонила голову набок, обдумывая предложение. Звучит несколько... странно. И подозрительно, пожалуй. Но обоснованная это осторожность или поиск повода? Сбор фактов... против Мастера? Или личная инициатива этой женщины? Полуденных Стражей много, невозможно знать всё обо всех и о некоей Рыси Опал только слышала краем уха и не могла ручаться, что речь шла именно об этой... госпоже-хозяйке.

Вот ещё странность.

— Считается, будто Стражи клана Йервет не считают нужным защищать свои имена.

— Это поможет тебе определиться с ответом?

— Возможно. Я вас не знаю, вы не знаете меня. В таких случаях надо полагаться на репутацию вашего рода, который я не знаю, поскольку не знаю вашего имени; семьи — её я не знаю по этой же причине; а выше них только клан. Йервет бесстрашен и платит за нарушенные клятвы смертью, Йервет не скрывает имён. Что из этого правда в вашем случае?

— Должна признать эти попытки меня задеть уже становятся забавны. Но ты ошиблась сразу в двух вещах: я не скрываю своего имени и я знаю тебя. С чего начать?

— По порядку, если это возможно.

— Тогда сперва обо мне. Рысь — это прозвище к которому я привыкла, мой род Ягре, если это о чём-то тебе говорит. Я бы пользовалась настоящим именем, однако среди моих соучеников в Академии трое откликались на то же имя, а путаница изрядно сбивает с толку.

Опал выдержала паузу.

— Значит, просто прозвище.

— Ладно... Имир из рода Ягре. Этого довольно?

— Второй вопрос.

— Здесь несколько сложнее. Мне бы не пришло в голову, если бы не летние события и одна весьма неоднозначная личность перескакнувшая через собственную голову на моих глазах. Это не может быть совпадением, тем более что каждое моё предположение подтвердилось.

— Например?

— Мы не предлагали гостям солёной воды, пока не узнали что Стражи Хидэ не любят сладкое почти поголовно. Плюс внешность — но выходцы из белого сектора наследуют её поколениями, даже смешиваясь с прочим населением. Светлоглазых мало по всему Городу, но их число — тысячи, а не десятки. Тем не менее... Есть что-то общее между вами. Манеры. Способ держать себя... в тени, но удерживая контроль. Даже голову он наклонял точно так же... Это удивительно. Насколько мне известно, ваша семья изрядно сократилась в численности, и ты можешь быть только одной. А она по удивительному совпадению, пропала из виду лет шесть назад, предположительно начала обучение. Мастер Герату в свою очередь будто нарочно не появляется в Городе надолго, и таскает своих учеников в Нагорье, куда другие Мастера если и ходят, то только со взрослыми, подготовленными учениками. И наконец, только для Мастера Герату ваш... родственник оставил письмо.

Опал задержала дыхание. Письмо... последний раз она писала домой отсюда, когда они только уходили. Ответа по понятным причинам не ожидалось, но она почти два года повторяла про себя отправленные с курьером строки.

— Мы ничего не скрываем. Просто... не афишируем. Мастер знает как делаются такие дела, а я доверяю ему во всём.

— Из чего же слагается это доверие? Из меня вы кажется готовы вытрясти душу.

— Вы врываетесь сюда, и ведёте странные разговоры.

Женщина указала на кофр:

— У меня есть повод.

— Может быть. А вы пришли бы сюда, если не знали кто я?

— Я пришла бы в любом случае. И сочла что с вами проще будет объясниться.

— В таком случае вот мой официальный ответ: Мастер выполняет свои обязанности сообразно своему долгу. Я не имею к нему никаких претензий.

— Даже учитывая последние события?

Опал почувствовала, как начинает накатывать раздражение.

— Змей ошибся с поиском, но в гибели людей он не виноват. Мы бы опоздали при любом варианте — во-первых, и это не наше дело — во вторых. Если бы Мастер начал преследование, то подверг опасности мою жизнь и жизнь Альмандина — вот это и было бы нарушением его долга. Там были ночные. Двое. Змей не готов к такому, хотя учится почти два десятка лет. Но и уйти было бы... неправильно. Мы сделали что могли, даже больше чем могли... они сделали.

— Вы пострадали.

Опал провела пальцами по синякам на лице, нарочно надавила сильней:

— Это пустяки. Неужели вы учились по-другому?

— Первого сумеречного я увидела через семь лет, после начала обучения. Ночного — через пятнадцать.

— Сколько всего заняло ваше обучение?

— Тридцать четыре года у Мастера и три года в Академии.

— Вот вам и ответ: Мастер Герату предыдущего ученика отпустил через двадцать шесть. И другого — через двадцать пять. Мастер Муэро отпустила последнего ученика через семнадцать, и никто его не обихаживал и не расспрашивал про раны и травмы. Я хочу выучиться как можно быстрее; я знаю что это будет больно. Меня всё устраивает.

Госпожа-хозяйка откинулась назад, явно в раздумьях.

— Ваших соучеников, как я понимаю, тоже.

— Да.

— Удивительное единодушие. Вы утверждаете, будто моя помощь вам не требуется?

— Помощь которую вы предложили лично мне — нет, не требуется, но я благодарна за предложение.

— Думаю, я поняла.

Опал ждала что она попросит сохранить этот разговор втайне от Мастера, но женщина молчала. И смотрела. Свет лампы в её глазах обращался в огонь, волосы и кожа напитались влагой. Как долго они говорят?

Она вдруг поняла что устала. Очень-очень сильно.

— Если это возможно, я хотела бы остаться одна.

Спустя минуту госпожа хозяйка поднялась.

— Моё предложение остаётся в силе. Нет, не стоит начинать спор, пока не узнаешь всех нюансов. Лекарства я оставлю. Ты и другие ученики можете использовать их по своему разумению.

Опал не двигалась, когда женщина переступила кофр и вышла в предбанник; слушала как та одевается и выходит, как стучат каблуки по деревянному крыльцу, как отзываются в ночи голоса...

Ноги запутались в простыне, когда Опал едва не кубарем скатилась с полки на пол. Она ждала что её вывернет наизнанку, но скрутивший грудь спазм не имел ничего общего с рвотным. Тяжело дыша, девушка поднялась на колени — как приятен холодный пол — прикоснулась к грубому выпуклому шраму на груди — да, болит именно здесь. Поднеся пальцы к глазам, она почти была готова увидеть кровь, но нет, чисто. Больно, но чисто.

Опал заставила себя подняться на ноги. Приготовленная к мытью вода перегрелась, жгла кожу. Ничего, всё к лучшему...

К кофру она не прикоснётся. Не сможет.

Но это и не нужно. Горячая вода неохотно смывает горькое мыло, вместе с серой пеной стекают, бледнеют, синяки. Печати больше нет, и она снова может дышать полной грудью.

И защищаться.

7

В дом она возвращалась на подгибающихся ногах. Вода и жалкие крохи отдыха едва восполнили силы потраченные на отражение штурма — а никак иначе назвать нашествие госпожи-хозяйки и последовавший за этим разговор Опал не могла.

Всё вело к тому что эта ночь станет одной из немногих выводящих с распутья на ясную, но вряд ли ровную дорогу.

Шагнув в оплот света и тепла, Опал сразу же столкнулась со взглядом Мастера — колючим и слегка... встревоженным? Перед ним на столе, словно вырванные у жертвенной птицы перья, раскинулись бумажные листы, множество листов. Правее, образцовыми солдатами, выстроились в ряд две полных чернильницы, кружка и бутылка с вином — нетронутые. Стража Вермириона она не видела во дворе... Дело плохо.

Хозяева оставили почти гостей в одиночестве, не считая слуг, — их возню Опал слышала за дверью в кухню.

Плохо.

За нижней частью стола над своими письменными наборами корпели Змей с Альмандином. Ясно, пока она выдерживала битву словесную, Мастер усадил их писать домой. Почту отвезёт курьер, значит, они направляются куда угодно, но не в Город.

Письмо. Где-то среди этих бумаг лежит одно письмо...

— Если закончили, то ваша очередь, — Мастер тоже оценил фронт работ и кивнул на место против себя. Опал устроилась, исподтишка оглядывая комнату. Первый этаж пуст, только слуга появился почти неслышно и теперь ворошит угли в камине. — Опал, посмотри это для начала.

Готовность с которой руки схватили бумагу, испугала саму девушку. Так... Накладные на груз, декларации, копии заказов — сразу в сторону, она ровным счётом ничего в этом не смыслит. Дальше идут списки — персонал, мастера, подмастерья, гости... Список пострадавших. Список погибших. Опал вскинула глаза — Мастер угрюмо кивнул: читай.

— Это необходимо?

— К сожалению.

Имена, имена... Она привычно отделяла взглядом важные и неважные, то есть людей от полуденников. Знакомые фамилии оказались в самом конце. Иероним Терго, Наиль Иерро, Одетта Маас — с пометкой 'П', Шелкопряд — с пометкой 'ПС', и под конец — Самуна Иерро, пометка 'В'.

Не оригиналы — копии, но бумага неплохая, хоть и шершавая, пальцы цепляются. Писавший давил на перо, чернила впечатались намертво — Опал поскребла пальцем букву 'В', ничего не добилась.

Мастер следил за ней из-под полуприкрытых век.

— Что скажешь?

Бумага вдруг стала жечь пальцы.

— Все чёрные, Стражи. Охрана Китового Камня, я полагаю.

— Верно. Кроме очевидного, как много ты знаешь о них?

Опал задумалась, водя пальцем по именам.

— Терго один из младших родов клана. Здесь всё. Страж по прозвищу Шелкопряд не назван по имени, хотя бумага официальная; я про него слышала, одна из сильнейших связок чёрного клана. Наверное его пара — я слышала это женщина, — Одетта, остальные не подходят. Наиль Иерро муж Амбер Иерро, племянницы главы клана. Самуна Иерро — младшая племянница главы клана... кроме очевидного. А что означают пометки?

— 'В' выбыла из строя, не переживай. Ранена, но жива. Терго и Наиль Иерро отделись легче всех, Китовый Камень они не покинули, дождались подкрепления.

— Остальные?

— Одетта погибла. Связка распалась... Жаль. Надеюсь, Шелкопряд это переживёт, парень неприлично одарённый. Мне казалось странным что их только пятеро, но связка много объясняет. С такой диадой каменоломня могла спать спокойно... то есть могла бы.

— Неужели их застали врасплох?

Мастер пожал плечами.

— Кто знает. Здесь ничего не написано, а у меня сложилось впечатление будто уважаемая ness Рысь сама не посвящена в подробности. Зато становится отчасти ясно с чего Бешеный взбесился.

Опал против воли вздрогнула.

— Думаете, если бы дело было только в людях... — девушка умолкла, заметив что Альмандин поднимается. Второй ученик, на ходу складывая письмо, улыбался сам себе — он писал домой, матери отцу и двум сёстрам, младшим и любимым. Мастер с ухмылкой принял листок и взмахом руки освободил мечтателя. — ...Только в людях, инцидент остался бы без ответа?

Мастер покосился на край стола, где Змей, всё ещё усиленно морща лоб, по строчке в час карябал письмо. В его присутствии совсем открыто говорить он не станет, впрочем, Мастер всегда сам устанавливал пределы собственной откровенности.

— Возможно, если речь не шла об известной тебе личности, Бешеный не стал бы нарушать закон так открыто и нагло.

— Мне кажется, всё хорошо кончилось.

— Молись чтобы всё вправду кончилось. Змей ты там скоро?

Первый ученик с готовностью, будто только окрика и ждал, вскочил:

— Уже всё, Мастер!

Опал сильно подозревала что письмо едва на треть листа попросту оборвано, а не закончено, но судить Змея сложно: ему приходится писать людям которых он не видел более десяти лет, да и до того момента не мог похвастать особенной близостью. Мастер взял его из приюта, и насколько Опал знала, Змей больше никогда туда не возвращался, только писал — и то по настоянию Мастера. Правда, как только получил возможность зарабатывать собственные деньги, вместе с письмами в приют стали уходить и они.

— Иди, — Мастер поморщился, принимая измятый лист.

— Мастер Герату, я ведь провалил поиск... — Змей пялился вниз, переминаясь с ноги на ногу, на Опал он даже не взглянул.

— Провалил совершенно бездарно, — оборвал Мастер безжалостно. С минуту поизучал сгорбившуюся фигуру и махнул рукой: — но за тварей тебе причитается.

— Хорошо, — с явным облегчением выдохнул первый ученик. — Пожалуйста, отправьте всё с письмом.

— Даже не спросишь сколько там?

Змей упрямо мотнул головой.

— Сколько бы ни было, этого всё равно не хватит.

— Договорились.

Опал проводила соученика глазами и повернулась к Мастеру:

— В приютах так плохо живётся?

— Клановые спонсируются в полной мере, но парень жил в сером секторе, в одном из средних кругов. Там мало приютов, так что они набиты под завязку, живут в основном на пожертвования. Людям не так часто есть дело до чужих детей, хотя с тех пор как благотворительность вошла в моду, дела идут несравнимо лучше.

Дрожь прошлась от ног к затылку, Опал поёжилась. Перед глазами как наяву вставали ряды лавок, спящие прямо на полу дети, плотно укутанные в колючие шерстяные коконы одеял, горькая комковатая каша на обед, единственная надколотая кружка на всех...

— Хорошо что вы его нашли.

— Нашёл, да не я... Ладно. Будешь писать?

Мысли о Змее и обо всём прочем мире тут же вылетели прочь.

— Могу я прочитать то письмо?

— Госпожа-хозяйка просветила?

— Помимо прочего.

— Там нет ничего для тебя, извини. Строго говоря, там даже лично для меня ничего нет — это письмо любому Мастеру, который первым окажется на заставе.

— Но госпожа-хозяйка... — Опал оборвала сама себя. — Ну да, а я поверила. Проклятье.

Мастер хмыкнул.

— Учись оперировать фактами, девочка. Бумага, чернила на том краю — вперёд.

— В Город мы не едем?

— Этот вопрос пока открыт. Возможно нам придётся свернуть в Китовый Камень, возможно, пойдём в логово волка.

— Мастер, вы... Вы знакомы с ней лично? И с остальными?

— Они значительно младше меня, мы сталкивались только в Городе.

Опал кивнула. Так она и подумала но...

— Говори уже.

— Однажды я видела как они бились. Самуна и... Вы знаете. И если бы... Иерро в одиночку отстояла Камень, если бы на него напали пираты. Люди.

Мастер смотрел очень внимательно.

— Значит так, да? Помимо прочих, Шелкопряд и Одетта одна из самых способных связок созданных в этом столетии. Была. Что мы об этом думаем?

— Если там и были пираты, то...

— ...Не только они?

— Да.

— Я подумал о том же. Ты молодец, девочка. Сейчас иди.

Опал подчинилось, заняв место Змея за муками над каждым словом. Письмо не то чтобы не складывалась, она просто не знала кому его адресовать. Мой мир за два года мало изменился, но весь остальной, кажется не стоял на месте.

Мастер продолжал читать, густые брови опускались всё ниже и ниже. Похоже кое в чём госпожа-хозяйка оказалась права и часть плохих новостей дотянулась до них даже сюда. Так они и сидели под мерное потрескивание камина и ламп, пока уединение не прервал спустившийся со второго этажа Страж Вермирион.

— Авер, наш курьер проснулся и хочет с тобой поговорить.

Мастер сразу отложил бумаги.

— Я поднимусь сейчас же. Если задержусь, Опал скажи парочке чтобы вели себя смирно и ждите меня. Есть разговор.

Он встал с трудом, а на лестнице хромота стала более заметна. Прежде чем разминуться на лестнице, они на мгновение встали на одну ступень — по сравнению со Стражем Мастер казался почти карликом. Жаль у неё едва ли есть шанс его перерасти... Во всех смыслах. Встряхнувшись, Опал заставила себя отбросить все мысли в сторону и сосредоточиться на письме. Именно так, мы же не хотим быть невежливыми.

К моменту, когда в дом в облаке терпкого мыльного аромата ввалились Альмандин со Змеем, раскрасневшиеся и осоловелые, страница едва ли оказалась заполнена наполовину, а в углу стола высилась отнюдь нескромная кучка запоротых черновиков.

— Маешься? — жизнерадостно осведомился Змей, плюхаясь на лавку рядом, хорошо ему, уже отсочинял своё, а вода смыла даже воспоминания, можно расслабиться.

— Почти закончила, — Опал будто невзначай прикрыла рукой письмо. Змей итак не станет подглядывать, а вот с Альмандина станется сунуть нос в чужие записи. — Мастер наверху.

Шум разом снизился наполовину, ученики то и дело косясь наверх, разбрелись по залу. Альмандин приник к камину, что-то там рассматривая, а Змей покружив вокруг стола и сцапав кусок хлеба с забытой слугам тарелки снова сел рядом.

— Тоже в приют?

Опал замялась.

Лгать напрямую, как и все взрослые полуденники, она разумеется не могла, и её первая настороженная половинная откровенность в итоге вылились в нечто странное. Змей не скрывающий своего сомнительного происхождения из её сбивчивого лепета быстро вычленил очевидное сходство 'сородичей' по несчастью, разница между клановым приютом и человеческим невелика. Опровергать эти домыслы тогда, на заре их знакомства, Опал посчитала вредным и видимо зря, потому что теперь как ни повернись, а её сочтут особой вероломной... в лучшем случае.

Единственная достаточная плата за обман, пусть и невольный, — кровная месть.

— Не совсем, — вздохнула Опал, обмакивая перо в чернила. Единственный приличный письменный прибор — Опал подозревала, что принадлежит он госпоже-хозяйке — отдали в распоряжение Мастера, а им предлагалось пользоваться этим вот... допотопным. Пальцы соскальзывали, кончик будто кошки пожевали — но слова со скрипом выходили и даже в относительно читаемом виде. Её учителя каллиграфии хватил бы удар, при одном только взгляде с десяти шагов на это жалкое подобие письма, но оно в его руки и не попадёт. — Я почти закончила.

Змей верно воспринял это как 'не мешай' и больше не лез, но его присутствие как никогда остро ощущалось спиной. Несмотря на уверенность, что первый ученик не заглядывает через плечо, Опал резко стало неуютно и руки, будто сами собой вывели 'с надеждой на ваше благополучие...' и на этом дело оказалось закончено.

Запечатывать она не стала — во-первых нечем, во-вторых Мастер всё равно будет перечитывать перед отправкой. Но облегчение не наступило и вместо того чтобы порадоваться выполненному долгу с последней точкой письма в голове стали проноситься обрывки фраз и мыслей из которых вполне можно было составить втрое большое и куда более изящное.

Опал с досадой отчистила перо и отложила — писать под чужое нетерпение всё равно что слушать птиц сквозь грохот водопада. С ней всегда так, надо писать — мучается, пальцы изгрызает, а ставит точку, так отбиться от мыслей не может.

Надо было всё же написать про заставу. Дважды повторённые новости раздражают, не сказанные вовсе из боязни повториться могут убить. Но письма ведь всё равно прочитают, и хорошо, если только Мастер. Нет, она правильно решила молчать. Не всё доверяется бумаге.

Змей снова заёрзал на лавке, отчего стол ощутимо задрожал. Опал решительно закрыла чернильницы и отложила перо:

— Мастера позвал курьер. Они уже довольно долго говорят.

Первый ученик благодарно кивнул, но ломать пальцы не перестал.

— Если мы пишем письма, значит вместо нас в Город возвращаются они.

— Что-то происходит, — согласилась Опал. Змей казался ей взвинченным с самой роковой ночи, и пока эта лавина не сойдёт, эхо так и будет гулять по горам. — Мастер тебя похвалил.

— Это когда расписывал мою бездарность?

— Когда сказал что хотел провести тебя через Право в следующем году.

Змей фыркнул.

— Ключевое слово 'хотел'.

— Даже если через два года, — покладисто согласилась девушка. — Первое Право в двадцать пять это один из лучших результатов за всю историю Академии. Ты молодец.

Она видела, как упрямо сжались его губы, как едва заметно, неосознанно, качнулась голова. Отрицание очевидного — полуденник виновный в гибели человека не может быть одним из лучших. Мастер попытался выбить из Змея эту беспощадную тварь, свившую кольца в самом ядре разума, но месть неспособна излечить окончательно. Пройдёт немало времени прежде чем любой встречный человек перестанет напоминать о тех, кому больше не ступить по земле своими ногами, пока же зелёным Змеевым глазам придётся смотреть на мир через саваны призраков.

Такой взгляд был ей знаком даже слишком хорошо. За одну ночь Змей повзрослел разом на несколько лет, но не слишком ли высока цена? Опал не лукавила, объясняя госпоже-хозяйке почему не считает действия Мастера жестокостью, сейчас, глядя на первого ученика, она очень ясно увидела первую пару кровавых следов на дороге в небо, и уже не так боялась оставить собственные рядом с ними.

— Ты идёшь первым, — просто сказала она. — Мы — за тобой. Нам придётся учиться и на твоих ошибках, а вот тебе только на собственных. Одно только это достойно уважения. Спасибо.

Змей наконец-то посмотрел на неё прямо. Даже сидя он возвышался над ней, гора и цветок, но разница в росте никогда не довлела. Словно пелена спала с глаз, Опал заново читала знакомое до последней родинки лицо: длинные тени ресниц, взъерошенные брови, серьёзные глаза, розоватые губы, приоткрытые и влажные от тяжелого дыхания.

— Ты благодаришь меня?

Под воздействием странных незнакомых чар её рука, — по собственной ли воле? — потянулась коснуться подсохшей пряди волос перечертившей склонённое лицо. На вид — конская грива, а на ощупь?..

— А не стоит.

Тень Альмандина рухнула между ними с неумолимостью подсечённого дерева. Опал отпрянула, встряхиваясь и с недоумением сжала пальцы — что на неё нашло? Змей вскинулся, распрямился — он когда-то успел склониться вперёд, навстречу.

— Что?

— Незачем нам его благодарить, — второй ученик упрямо скрестил на груди руки. — Ничего не сделал. Только и знает трепаться.

Похоже она успела пропустить ещё и прошмыгнувшую между этой парочкой крысу.

— Сыну славного отца как раз впору обвинять других. — Змей сощурился. Его и прежде-то не назвать было расслабленным, но даже это неописуемое 'мы-почти-дома' состояние в одно мгновение сменила мрачная готовность. Вернувшаяся Сила позволила Опал ощутить как похолодел воздух вокруг первого ученика, и как словно вспыхнула на долю мгновения кожа второго. Или просто хлопнула входная дверь и подмигнули угли в камине, Опал не успела разобрать.

— У меня хоть есть этот отец! — мгновенно окрысился Альмандин. Дело приняло совсем серьёзный оборот.

— Ну, он бы тобой сейчас не гордился.

— А ну-ка! — Страж Вермирион стягивая с плеча плащ, грозно рявкнул от самой двери. — По углам, щенки! Заняться нечем? Так я вам устрою дозор до рассвета, будете снег за оградой месить!

Неизвестно до чего бы дошло — но на счастье учеников на шум выглянул Мастер.

— Что тут?

— Твои оглоеды...

— Прости за шум, Микаэл. Я у них спрашиваю.

Змей молча откинулся спиной на столешницу и закинул ногу на году, демонстрируя невовлечённость. Альмандин едва не пыхтящий и с трудом разжавший кулаки не сумел изобразить и десятой доли невозмутимости. Опал со вздохом передвинула сложенное письмо в центр стола и украдкой указала Мастеру глазами на дверь. Тот едва заметно поморщился.

— Ладно, валите спать. Побеспокоите ещё хоть мышь под половицей, отправитесь со стражей за ограду. Босиком.

8

Ничего против ночёвки на тёплой конюшне Опал не имела — честно признаться ей было уже до того всё равно, упала бы где стояла и не троньте до утра — но хозяева такого бы не оценили. Амон рассыпался в извинениях — то есть выглядел весьма смущённым, но выбора и вправду не было: крохотная пока застава не рассчитывалась на такую толпу народа.

Душистое колкое сено, тёплые одеяла и чистые простыни, вот он рай, но некоторым этого мало.

Альмандин, растянувшись с дальнего от окошка края, заключил:

— Ну, хотя бы не на снегу.

Опал мрачно подумала, что тянуться через Змея чтобы стукнуть лысого по башке это только отодвигать вожделенный сон дальше, но оказалось и сам Змей, из которого пробежка по морозу и обустройство ночлега надёжно выветрили желание продолжить спор, не прочь мирно поговорить:

— В приюте все спали на полу. Лавок было всего несколько, за них прямо война шла... Я ни разу не выигрывал.

Альмандин с готовностью хмыкнул: он, мол, этого и ожидал.

— Нет, у нас приличные кровати делают, высокие. В любом уважаемом доме даже слуги не спят на полу словно собаки.

— Белые тоже на полу спят, — насупился Змей. — Их ты тоже за это к собакам причислишь?

— Ну глава у них...

— Так, всё! — Опал резко села, обрывая нелепый разговор. — Альмандин ну что ты цепляешься? Не надоело? С самой стычки сам не свой!

Второй ученик тоже сел. Теперь они оказались ровно друг напротив друга разделённые только Змеевыми коленями и темнотой для глаз полуденников достаточно прозрачной.

— Там людей убили, — сказал он тихо. — Разодрали. И съели.

— Я знаю, — напомнила Опал. — А Змей-то тут причём?

— Если бы мы пришли раньше...

— Мы пришли так быстро, как смогли.

— А если бы кое-кто не молчал и сразу рассказал Мастеру!..

'Кое-кто' молча поднялся, переступил через чужие ноги, распахнул неплотную створку и одним движением ухватившись за стреху, вылез через ветровое окно наружу. По крыше гулко грохотнули шаги.

— Молодец, — Опал раздражённо откинулась на спину.

Альмандин пробурчал с обидой:

— А вы его ещё и защищаете!

— Потому что он не виноват!

— Виноват. Там столько народу... а он... Мы могли спасти хоть кого-то, если бы он не боялся провалить проклятый поиск!

— Я... — девушка осеклась. До этого момента ей не приходило в голову как второй ученик оценил произошедшее — ведь ей самой оно представилось до болезненности очевидным. Змей совершил ошибку не из сознательного желания выдержать испытания, а от неуверенности. Но как это доказать упрямому красному... И надо ли что-то доказывать?

Опал поймала себя на том, что снова защищает Змея чисто инстинктивно, не давая себе труда осмыслить данные. И в этом своём слепом желании она ничем не лучше Альмандина с его горячечной жаждой избавиться от чувства вины.

— Помимо нас там был и Мастер. Он, по-твоему, тоже решил поставить обучение выше человеческих жизней?

— Нет, конечно! Мастер ведь сам сказал, что не почувствовал этих тварей.

— То есть Мастер уступает в чутье собственному ученику?

— Проклятье, нет конечно! Просто Змей — вымесок и ты прекрасно это знаешь!

— Заткнись, — Опал не выдержала, вскочила. Эмоции вытеснили усталость, но и отрезвили тоже. У FАльмандина такое же право на собственное мнение как у неё — то есть никакого до наступления официального взросления. Опал тоже взялась за окно. Повторить подвиг Змея оказалось тяжело, но злость попросту подкинула её наверх. Уже карабкаясь на конёк, она поняла, почему Змей предпочёл уйти от разговора.

Он мог сказать слишком много.

Иногда они все забывают, сколь сильно отличаются. Может Змей и младше Альмандина годами, но эти годы он провёл здесь — за стенами Города. Альмандин судит людей так, как судил бы чужаков пришедших в его клан, в его дом.

Вот только за пределами красного клана чужак он сам.

А вот Змей здесь почти что дома.

Ему ничего не стоит вот так запросто оставить их и влезть на крышу конюшни посреди ночи — он здесь в безопасности.

Они — нет.

Но именно потому что всё понимала, Опал сочла нужным сказать:

— Альмандин несправедлив.

Змей оглянулся, ветер растрепал выбившиеся из косы пряди

— Я знаю. Не хотел... спорить.

Ссориться.

А ещё Опал знала: — Змей расслышал все его слова.

— Быть полукровной не так уж плохо. Просто в клане Зеньшуа не принято в этом признаваться.

Первый ученик пожал плечами. Он сидел свернув ноги кренделем, и не чувствовал ни малейшего неудобства. Кажется, даже кусачий ночной мороз не причинял ему вреда — а ведь плащ он не взял.

Совсем как...

Опал встряхнулась, отгоняя лишние мысли. И вдруг придумала какие слова может сказать:

— А ты знаешь что глава Хидерити тоже полукровка?

Вот тут он уже повернулся нормально, с опорой на руку. Ошеломление сменило апатию, Опал понадеялась — безвозвратно.

— Но я думал, супруга dhana Эссерцеага была полуденницей.

— Она была шейдар. И ничего, никому этот факт не мешает.

Разумеется она сознательно приуменьшила... 'Никому не мешает' не синоним 'всем всё равно'. Далеко не синоним. Но она чувствовала что угадала верно и рана вскрытая Альмандином теперь начнёт рубцеваться.

Если Змей что-то и понял, то не показал вида. Поддержка, даже столь незначительная явно придала ему решимости.

— Спасибо, Опал.

Девушка скромно пожала плечами, мол, да что там, я знаю, ты бы поступил точно так же...

— Хоть я и не представляю, откуда ты узнала... Но ты всегда знаешь такие вещи. Фамилии, гербы, родовые знаки, звания — ты знаешь ответ на любой вопрос, не так ли? — Опал вскинулась, хотя отрицать не смогла бы при всём желании. Неужели он... понял? И она раскрыта? — Я знаю. И я видел, как ты на них смотрела, — вдруг выдал Змей.

Ожидавшая услышать несколько иное, Опал едва не потеряла равновесие и не соскользнула с конька.

— На госпожу-хозяйку и на этих её Стражей, Вермириона и Сайвина. Знатные семьи, да?

— Альмандин тоже не на дороге родился, — девушка потянула пониже рукава и съёжилась от холода. Если он упрямо терпит холод и ветер ради одного из этих своих непонятных разговоров она предпочтёт спокойный сон. — Смотрела. И что с того?

— Ты хо... Ты бы хотела быть как они? Чтобы семья, герб и клан за спиной?

Он принял её осведомлённость за зависть? Определённо этот вечер проходит под знаком неверных выводов из искажённых фактов. Опал повнимательнее всмотрелась в лицо друга, и хорошо бы ночные светила позволяли разглядеть больше чем заострившиеся скулы и блеск в глазах. Лихорадочный. Что с ним?

— К чему этот разговор?

— Я думаю, ты бы хотела. Семью.

— Кто бы не хотел, но я не...

— Держи.

Змей потянулся и вложил ей что-то в ладонь; кожу легко тронули грани горячего от чужих рук металла. Осторожно, опасаясь уронить дар в снег и распрощаться с ним навеки, Опал поднесла его к глазам. Дубовый лист размером с указательный палец, чуть изогнут, на обратной стороне крепкая на вид застёжка.

За почти два года во внешнем мире, они едва ли с десяток раз спускались к человеческому жилью, выбирая отдалённые глухие деревеньки, где едва ли подковами разживёшься. Зато Мастер дважды выдавал Змею монеты за работу, полные и двойные серебряные.

Не может быть... Опал перевернула руку и в лунных лучах лист из фигурки превратился в живое серебро: каждая прожилочка, каждый изгиб выполнен с тщательностью на которую едва ли способные огромные Змеевы ручищи.

— Ты... — девушка перевела дыхание, внезапно пропавшее вместе с мыслями. — Я думала серебро тебе не подчиняется.

Змей застенчиво улыбнулся.

— Подчиняется по чуть-чуть. И я же делал его для тебя... Времени у меня было достаточно.

Первый ученик действительно любил перед сном повозиться со снаряжением или оружием, Опал никогда не заглядывала ему через плечо, вполне довольная тем что сбруя Белки и гвозди в подковах всегда в порядке.

— Спасибо, он чудесен, но...

— Подожди.

Змей обхватил её руку своей, заставляя сжать подарок. Опал вскинула голову, но смотрел он в сторону, на бесконечное чёрно-синее небо и огоньки небесных костров отражались в тёмных глазах.

— Он твой в любом случае. И я скажу... выслушай то что я скажу. Это не слишком честно, но молчание будет ещё хуже.

— Змей...

— Стой. Мы учимся, нам даже до совершеннолетия далеко, но это всё пустяки. Придёт время. Я закончу раньше тебя, я успею... Я стану Стражем и добуду нам герб, любым способом который только существует. Скорее всего, в чёрном клане. Построю дом... Для семьи. Любой, какой захочешь. И когда ты завершишь обучение, я спрошу у тебя снова.

Дубовый лист внезапно обжёг ладонь, Опал будто очнулась от непонятного транса, в который её погрузили тихие, но твёрдые слова... признания. Она высвободила руку, не зная, что сказать, первый ученик не стал этому препятствовать. Он всё ещё на неё не смотрел.

А она, она...

— Я не знаю что сказать, — призналась сиплым шёпотом. Голос мог испугать хрустальный купол неба и опавшие звёзды сожгли бы мир заживо, а среди руин никогда бы снова не взошла молодая трава.

— Не говори ничего, если не хочешь, — так же тихо ответил Змей. Тишина плыла, он запрокинул голову выше, туго сплетённая на ночь коса мотнулась маятником. — Мы можем всегда быть вместе. Как в легендах, как Хидерити и Ревекка что вечность шли держась за руки по водяному мосту и завоевали нам Город... Нам тоже придётся завоёвывать, но мы сможем. Вместе — сможем.

Опал отшатнулась, едва не выронив фибулу, в последний миг успела перехватить другой рукой. На честность положено отвечать честностью, но как она может хотя бы рот открыть не нарушив слова?

— Змей, ты многое не знаешь... — ох, проклятие! — Я... — Молчи, молчи, молчи, замкни уста на четыре засова, брось, сожги, утопи, закопай ключи! — Я принимаю подарок. Спасибо. — Вдох-выдох, девочка. — И обещаю... подумать. Просто подумать, хорошо?

— Спасибо. — Змей мельком глянув на неё сгорбился на крыше подтянув к груди колени, совсем как она несколькими часами ранее в бане. — Это намного больше, чем я рассчитывал.

Девушка промолчала. Если бы ей отсыпали при рождении смелости, слова уже рассекли бы морозный воздух тысячей сабель, но она всегда говорила намного меньше, чем читала. Она привыкла молчать... отмалчиваться. Нередко упускала подходящий момент для ответа и намного чаще не могла подобрать нужные слова. Поэтому сейчас она просто указала на край крыши, делая вид, будто сердце вовсе не готово вылететь из горла трепеща воробьиными крыльями:

— Нам лучше вернуться.

Змей кивнул, она видела, как шевельнулась макушка.

— Иди. Мне нужно посидеть здесь ещё немного.

Опал забыла про холод, ветер и свой страх свалиться с крыши и опомнилась только скидывая с плеч плащ и заворачиваясь в одеяло. Слишком понятный дубовый лист отправился в сумку, едва ли она осмелится носить его в ближайшем будущем без опасений вспомнить разговор под чёрным звёздным небом. Опал боялась повернуться к окну, легла, уставившись в распахнутый сумочный зев, будто есть надежда что она заглотит фибулу насовсем. Шевельнулся слева Альмандин, перевернулся на спину и раскинув начал заметно похрапывать... Видимо сначала гордо прикидывался спящей невозмутимостью, а потом сам не заметил как вправду уснул. И у неё кашель уже прошёл... Она тоже не заметила. Дорога до заставы была слишком долгой, этот день был слишком долгим.

Несмотря на усталость, сердце всё продолжало колотиться где-то в горле. Змей не возвращался, ей чудилось будто проклятый лист светится из сумки, жаль не дотянутся отпихнуть рукой, а вставать слишком жутко. И холодно. И...

Ей снились звезды, бросающиеся в полыхающие костры.

Утром Змея всё ещё не было.

9

Завтрак Змей разделил с курьером. Тот компанией ученика не побрезговал, охотно рассказывая о поездке по Никее до самой столицы и обратно. Господин Уно Мереро оказался высоким, до нелепости тощим мужчиной, со следами давней небритости на лице и запавшими карими глазами. В целом он казался живее своего скакуна, но ненамного, и проявлялось это в резких порой скорее нервических движениях и нежелании молчать: часы сна привели к тому, что курьер болтал даже за едой, не особенно следя за приличиями. Змей, понятно, замечания делать не спешил, как губка воду, поглощая рассказ о нападении и последующей за ним погоне.

Неясно искали ли разбойники именно его, но сбежал курьер от них еле-еле и с собой унёс в бедре стрелу.

— Теперь хоть с охраной разъезжай, — досадовал он, запивая хлеб крепким прямо в кружке заваренным чаем. — Чтоб этим разбойникам...

— Раньше на вас не нападали? — удивился Змей. Курьер поделился заваркой, в этих местах наверняка идущей по двойному серебряному за малый мешочек, зато следы бессонной ночи напиток смыл как волна разводы на песке. — Мастер говорил, курьером быть очень почётно именно из-за опасности.

— Это да, но мне как-то везло, — господин Мереро не глядя откусил от хлеба и задумчиво добавил: — до сих пор... Братец посмеётся.

— Ваш брат Страж?

Курьер отмахнулся как от наваждения:

— Слава ушедшим богам, нет. Только Стражей моей семье не хватает, итак разбрелись в стороны, поговорить не о чём. Это вам, ребятам, кажется будто кроме Полуденной Стражи в Городе заняться нечем. Хотя может и правильно, если Мастер за вас взялся, то дальше одна дорога.

— Меня никто не спрашивал, — подтвердил Змей. — Но я сам хочу. Чтобы как госпожа-хозяйка, служить Городу его жителям.

— Её место не каждый сможет занять, — покачал головой курьер. — Потом сам поймёшь. И в какой же клан тебе больше хочется?

— Ещё вчера бы сказал — в Йервет, но после того что господин Вермирион рассказывал... — Змей честно развёл руками. — Не знаю.

Мужчина отхлебнул чая, кивая своим мыслям.

— Да уж, отчудил Бешеный Пёс, теперь иначе про него не скажут... Ты смотри, раньше Хидэ чужих редко принимали, у них очень сильные семьи, почти все наследуют без простоя, народу хватает. Но этот молодой глава может и поменяет правила, давно бы пора. Шесть лет как принял клан, расцвел бутон, теперь держись. Наш-то dhan главой стал когда седьмой десяток разменял и то про него говорили, мол, молодой, что он понимает... Знали бы ворчуны как дальше дело-то пойдёт. А-а, — курьер встряхнул головой, разгоняя задумчивость, — что теперь... Но ты парень не унывай, может и возьмут тебя, вон какой видный. Будешь там как дубок среди вереска, породу улучшать.

Змей подавился чаем, не успев глотнуть, господин расхохотался, стуча по столу.

— Извини, больно забавное у тебя выражение лица...

Опасаясь глубоко вдыхать, чтобы не раскашляться снова, Змей предельно аккуратно вернул кружку на стол и заметил на полу тень. Мастер Герату опираясь на перила смотрел вниз с неопределённым выражением лица. Курьер заметив что собеседник отвлёкся тоже повернулся и приветливо махнул Мастеру рукой:

— Да хранят вас, Мастер Герату. Как спалось?

— Чудесно, — Мастер не шевельнулся.

— Ну что, подбросите меня до Города? Ness lagire последнего коня отдала разведке, в полночь ушли какое-то поселение искать.

— Боюсь это моя вина, — Мастер, наконец, спустился. По раннему часу — для гостей раннему, служащие заставы уже давно прикончили свою пайку и принялись за работу — он облачился в плотную рубашку и штаны памятные по вещам что они оставили здесь перед уходом. Значит их нашли. — Мы не зачистили местность, правду говоря, нам это было не под силу.

— Вам надо беречь детей, это важнее всего, — строго указал курьер. — Декаду назад я бы сам не подумал что придётся пожертвовать конём, но что поделать, долг и жизнь дороже будут. О, хотите, пирог? У них тут неплохо готовят, правда я не знаю осталось ли ещё...

— Сходи, — мимоходом велел Мастер и Змей послушно встал. Ему бы хотелось послушать-поговорить ещё, — разговоры неплохо отвлекали от отчаянного пережёвывания ночных событий, — но кажется, разговор из шутливого совершенно очевидно перешёл в почти деловой.

Дверь в полуподвал где разместилась кухня ставили мастера своего дела, как Змей ни напрягал слух, слышал только голоса, но не разбирал ни полслова. Времени которое он потратил, собирая Мастеру завтрак — слуги на кухне не было и свалить это дело оказалось не на кого, — как раз хватило обговорить самое важное, когда Змей поднялся в залу тон сменился на почти дружелюбный:

— ...связь в лучшем случае будет односторонней, если вы найдёте оказию до заставы, а лучше до Китового Камня. Вокруг замка прямо котёл кипит, но Соляный Грот не трогают, да и деревни рядом вроде тоже, а вот наши дозорные через раз целыми возвращаются. Я вам так скажу: до весны, минимум, это мёртвая земля. Если засядете в замке, куда ни шло, но соваться даже на день ближе к Перевалу смерти подобно.

— Письмо неоднозначно на это намекает, однако, боюсь, выбор у нас небольшой. У меня будет послание Дневному Совету, прошу вас доставить его первым делом.

— Приложу все усилия. Но ответа можете не ждать, курьеров по осеннему тракту не пустят. Спасибо, мальчик, — курьер благодарно принял полную кипятка чашку.

Мастер поблагодарил и кивком указал на лавку. Есть не стал, только задумчиво вертел ложку в пальцах.

— Замок, говорите, не трогают.

Курьер кивнул, отхлебывая воду и не замечая ни вкуса, ни температуры.

— Соглашение пока действует, дозоры мимо ходят хоть и опасно. Их, как я слышал, сам agire Слейхт водит, а если так, то дело более чем плохо.

— С дозорами можно как-то связаться?

— Отсюда или из замка?

— Из замка.

— Не думаю. Заранее они о себе, понятно, не сообщают и вообще стараются на глазах у людей не мелькать. Теоретически, если вдруг понадобится помощь Стражи, то вам придётся писать в Город, каким-то образом пересылать письмо и ждать когда они пошлют к вам кого-то, может, тех же дозорных. Сами понимаете, уйти могут декады, при условии, что вы придумаете, как передать просьбу помощи. Самый разумный вариант послать гонца сюда, а ness Рысь перешлёт в Город, но даже так пройдут дни. Затея никуда не годится, Мастер Герату.

— А если с курьерами что-то случается с дороги?

— У нас чёткие инструкции. Отходим к ближайшему убежищу, если нет возможности, уничтожаем пакеты. Потом пытаемся выжить, любым способом. Раньше только Китовый Камень и был, теперь ещё здесь будет квартира, уже легче. Хотя до весны больше не погонят, опасно. Бунты король придушил, а всё одно неспокойная это земля, чужая. Ничего, самое главное обговорили, теперь можно ждать.

— Как вы считаете, есть вероятность, что Хидерити ещё раз отправится к Нике?

Курьер задумался.

— Если так, меня с ним отправят, и ещё одного гонца. Летом меня за ними вслед послали, насилу догнал, но вроде с королём они всё обсудили. Не могу ответить, Мастер, в такие дела нас не посвящают, а от Бешеного бесполезно ждать отмашки, сорвётся, мнения не спросит, себе на уме.

— Спасибо вам, ness Мереро.

— Да что там, свои же. Будете говорить с ness Рысью? Разрешите присутствовать?

— Как пожелаете. Змейвик, разбуди младших, пусть идут сюда, надо обсудить важный вопрос.

Слегка пришибленный, первый ученик послушался. Друзья уже встали и умылись, Опал скармливала Белке где-то раздобытое яблоко, Альмандин осматривал круп и задние ноги Рины. Раны поджили, но идти с полной нагрузкой она не сможет минимум десяток дней

— Ребят, Мастер зовёт.

— Мы не ели ещё даже.

— Не до того. Давайте быстрее.

Кроме них и госпожи-хозяйки пришёл и Страж Вермирион, на этот раз ради разнообразия не улыбающийся и не треплющийся с Мастером о былых временах.

Спор вела госпожа Рысь:

— ...свой страх и риск. И как вы планируете дойти до замка?

— С вашей помощью. До поворота на осенний тракт мы пойдём с сопровождением ness Мереро, там разделимся. А, дети, садитесь. Надо обсудить дальнейший путь.

Остолбеневшие от неожиданности ученики послушно плюхнулись на лавки. Если Мастер прежде и обсуждал свои решения, то только со Змеем, младшим дозволялось лишь слушать.

— У меня на руках приказ Академии и Дневного Совета и так получилось что мы единственные кто может его выполнить, а выполнить надо. Соляной Грот просит помощи в поддержании порядка, но место это очень опасное и не только потому, что рядом Перевал. Вас много, я не могу ручаться за безопасность всех троих.

— Тащить детей в это пекло — глупость, — встряла госпожа-хозяйка, гневно раздувая ноздри. — Если вам хочется совать голову в пасть дракону пусть это будет только ваша голова, Мастер Герату. Оставьте детей здесь, на заставе работы хватит и здесь куда безопасней, чем на декады пути, вплоть до самых стен.

Мастер поморщился, но кивнул.

— Вы можете согласиться, если хотите.

Змей посмотрел на младших, те — на него. Опал нерешительно подняла пальцы:

— Мастер?

— Что, девочка?

— А лорд Соляного Грота в замке?

— Да и с большой свитой. Поэтому нас просят. Официально. И поскольку соглашение не отменено, нам лучше поспешить.

— А мы можем быть уверены, что лорд Аарен Лейд лоялен соглашению?

Мастер с хозяйкой переглянулись. Та молча покачала головой.

— Неизвестно. Не исключено что лорд каким-то образом договорился с ночными как до этого договорился с нами. Связи с Городом там почти нет, мы слишком далеко, кратчайший путь до замка лежит через хребет и зиму. Я категорически рекомендую вашим ученикам остаться. При необходимости мы можем проводить их до Китового Камня, посадить на корабль и отправить в Город или же оставить тут. Стройка съест всё наше время до лета как минимум, вы успеете исполнить приказ в любом случае.

Тут Змей примерно сообразил во что им предстоит вмешаться. И почти испугался.

— Мастер, если пойдём, какой дорогой?

— Ness Рысь выделит нам сопровождение...

— Страж Сайвин проведёт вас через хребет, но идти придётся пешком.

— Тогда простите нас ness Мереро, совместного пути не выйдет.

— Прощу, если продадите мне лошадь.

— Об этом позже. Моя Гонта пройдёт, но вы ребята отправитесь пешком. С позволения ушедшего бога, до замка доберёмся и там начнётся самое сложное. Мне — разведка боем, вам — по обстоятельствам.

— Мы будем охотиться на ночных? — Змей редко забывает о главном.

— На свору — да, на ночных ни за что на свете, если хотим вернуться домой. И вокруг будут люди, не забывайте. Притом — лорды и наследники, а это совсем иное нежели знать Города, даже беря в расчёт нейтральный сектор.

Змей решительно кивнул:

— Я иду.

— Хорошо. Альмандин?

— Вы же сообщите об этом в Совет?

— Ness Мереро повезёт письмо так быстро как сможет.

— Тогда я согласен.

— Опал?

Вставая, девушка впервые не смутилась под взглядами всех находящихся в комнате, впрочем, она смотрела только на Мастера.

— Мастер, кто сейчас поддерживает соглашение с нашей стороны?

— Тот, кто держит Золотые Ворота. Глава клана Хидэ, Цхарцхес Хидерити.

— И если оно нарушено...

— Ему придётся принять меры лично. И он мешкать не станет, летнее предприятие это подтвердило.

Девушка закусила губу.

— Я иду с вами.

— Я против! — почти рыкнула госпожа-хозяйка. — Ты совсем ребёнок! Там осиное гнездо, девочка, лезть туда не просто глупо, а очень глупо.

Опал пожала плечами и села. Мастер счастливым не выглядел.

— Что ж, ness Мереро одна из лошадей ваша, полагаю Белка, вторая не в форме. Ness Рысь, вам не нужна лишняя кобыла? Рина неплоха.

— Больше трёх полных золотых не получите.

— А мне больше и не надо. Когда наш проводник будет готов?

Госпожа-хозяйка кивнула на окно:

— Когда я прикажу. Вы решили окончательно?

Мастер посмотрел на учеников, те кивнули.

— Как видите. Что ж, раз решение принято, мешкать не будем, выйдем завтра с рассветом. Дорога у нас не из лёгких.

10

Страж Сайвин принял приказ с радостью, ученики провалявшиеся всю ночь с надеждой отоспаться и отогреться на будущее, хорошим настроением похвастаться не могли.

Конюшня резко опустела: Белку забрал курьер, ускакавший накануне, Гонту и жеребца Стража вывели во двор седлать. Змей долго прощался с Риной пообещав по возможности забрать её в будущем, впрочем он был почти уверен что возможность не представится. Может и к лучшему, любой хочет найти постоянный дом, а застава обещает таковым стать вопреки всему.

Но как так можно — два года вместе и прощай ласковые глаза, и ржание по утрам и привычка хватать губами ухо или кончик косы... Опал не раз поблагодарила небеса что волей курьера ей хотя бы разводить прощания не пришлось.

Но от лошади она оказалась избавлена, а от внимания госпожи-хозяйки нет — та остановила её прямо в воротах конюшни и вручила тугой свёрток:

— Пригодится. По эту сторону стен их и не видели никогда, а вы детки скучаете, я знаю. У нас с лета ящик стоит, жаль я не сразу вспомнила.

Опал сунула нос в свёрток и удивилась:

— Лимоны? Спасибо.

Госпожа хозяйка поправила плащ на плечах и улыбнулась:

— Чем богаты... Берегите себя.

— Вы тоже... Имир Ягре, госпожа-хозяйка заставы. Название так и не придумали?

— Нет пока... Не липнет ничего. Так и будем зваться заставой, видимо судьба.

Не самая худшая судьба, Опал в последний раз окинула взглядом освещённый факелами двор. Непросторно, строить и строить, прежде чем застава в самом деле станет заградой, оплотом полуденников в далёком и страшном мире людей и их намерений. Может и имя тогда придёт...

Опал решается:

— Вы были правы на мой счёт.

Госпожа-хозяйка снова улыбается. Заговорщицки.

— Я знаю. На твоё счастье, других таких умных здесь нет, можешь не беспокоиться.

— Это хорошо.

— Опал.

— Да?

— Ты должна жить, ты это понимаешь?

Девушка удивилась:

— Конечно.

— Думай об этом чаще. И о нём тоже. Да хранят вас меч и кровь.

На это Опал предпочла промолчать, благо Мастер как раз взобрался в седло и махнул выходить.

Обернувшись у самой тропы, Опал увидела госпожа-хозяйка стоящей в воротах и ощутила на себе её взгляд.

Пусть вас омоет золотая волна, Имир Ягре, lagire безымянной заставы. Вам тоже пригодится.

Глава вторая

Старая крепость

1

Объятый метелью, укутанный ею как мягкой шубой из лучшего меха, Соляной Грот, родовой замок Лейдов, с незапамятных времен служивший единственной и самой надёжной защитой от зла, идущего из-за Перевала Сломанных Крыл, медленно и неприветливо проступал сквозь снежные клубы. Чёрно-серый камень, невысокие толстые стены, приземистые башни с узкими бойницами, защитный вал, который по приказу лорда ежеутренне поливали водой, мгновенно схватывающейся в прочную ледяную корку, и окованные железом ворота, достаточно прочные, чтобы выдержать даже таранный удар.

Украшением воротам служит истрёпанный ветром герб, а если присмотреться, то и целая вереница ярких тряпок трепещет по стенам и башням. Лорд с семьёй не только решили укрыться от волнений взбаламутивших центр страны почти на самых границах, но и притащили гостей. Змей немногое мог сказать про жизнь взрослого семейного человека управляющего солидным куском земли, но будь у него самого хотя бы семья, он бы скорее отрубил левую руку, чем позволил им жить вблизи Перевала.

Замки не строят где попало, вот и старая крепость, которой чужие гербы совершенно не подходили, встала здесь давным-давно не просто так. В нарядах она походила на старого солдата отживающего свой век, но продолжающего для бахвальства таскать с собой истёртый до дыр именной плащ и проржавлённую перевязь. Соляной Грот был и оставался крепостью, не предназначенной для праздной жизни в роскоши.

Сотню лет замок хранил Перевал, но зла стало больше, зло приблизилось, земли с годами пустели и теперь граница оказалась почти заброшена. Двести лет назад Лейды и Город условились о взаимопомощи и полуденная сторона своё слово держит, а люди короля... Граф Аарен Лейд не принадлежит той породе людей, что сдерживала зло ценой собственной крови, он мало походит даже на собственного деда, зубами выгрызавшего каждый клочок леса по закону ему принадлежащего. Тогда Лейды были воинами. Теперь? Книжники и счетоводы. Крепость наводнили слуги, не знающие с какой стороны у меча острие. Дети легенд выросли пастухами, интендантами, дельцами... Кем угодно, но не воспетыми в балладах защитниками крепости на краю мрачных гор, год от года исторгающих из себя тёмную лавину бедствий и злобных страшных существ.

Иллюзии не сберегают жизней, граф не может не понимать как мало для зла из-за Перевала значат железо и стрелы. Лорд Аарен, по словам Мастера, едва ли пятый раз за свою жизнь прибыл в крепость лично, а в Город предпочитал писать и передавать с курьерами идущими от столицы. Он писал и в этом году, впервые прося защиты для себя, однако крепость приняла гостей раньше, чем Город успел дать ответ.

Увидев разноцветные стяги своими глазами Опал приняла настороженность Мастера Герату куда ближе. Разумный человек не станет дразнить гусей, а за Перевалом живут бешеные волки. Но никто не скажет, будто невозможно попытаться накормить их из рук.

Застава стоит далековато, отголоски летних событий едва ли породили в этих местах волн больших, нежели слухи. В любом случае, граф принял решение и покинул Нику раньше, чем на побережье развернулись основные события. Но письмо было отправлено и получено. Письмо требовало ответа, Мастер Герату ответил.

С наступлением холодов здесь вряд ли ждали гостей: в зимнюю пору деревеньки затихали, основной промысел — добыча соли — приостанавливался. Дороги укрыли сугробы высотой в человеческий рост, отрезая долину от остального мира до самой весны, а то и лета, если вздорная снежная старуха растрясет подол и укроет землю пухом едва не по макушки елей.

Курьер утверждал, что на него напали разбойники, но он шёл в Город где не был несколько месяцев и он выбрал другую дорогу.

Перевал зима не укачает и не усыпит. Доподлинно неизвестно, какие земли за ним раскинулись, самые точные карты на этом месте имеют стыдливо неокрашенные пустые пятна — те немногие исследователи рисковавшие жизнями изучая врага, вернувшись рассказывали удивительные своей неправдоподобностью истории. Или молчали. Прежде были и люди, уходящие в далёкий путь к двурогой праматери горной гряды, с намерением разведать мрачные тайны, а может и добыть невиданные сокровища, по легендам спрятанные под защитой зла... Теперь таких дураков уже не находится по обе стороны от внешних стен.

Иногда Перевал рождает ветра, силы вполне оправдывающей его название. Самые холодные зимние дни выдались именно таковы и несколько дней жители замка не спускались в деревни у подножия холма и не получали оттуда вестей. Метель правила бал и похоже не собиралась обрывать своё заунывное пение. Дорога к замку пустовала, насквозь продуваемая всеми ветрами: даже снег с неё снимало махом, едва успевал оседать, и оставался лишь заботливо выглаженный стремительными порывами лёд.

У путников уходили все силы, чтобы идти как можно быстрее, но не забывать об осмотрительности. Госпожа-хозяйка безымянной заставы оказалась права: лошади в этой круговерти им бы только помешали, но Опал всё равно скучала по ровному Белкиному ходу и тёплому дыханию. И по широкой конской спине на которую так удобно навьючить сумки и забыть, а не страдать о лишней рубахе и паре белья которые теперь до боли оттянули плечи и спину.

Оставленная два года назад на прежней заставе одежда сгодилась почти вся — то во что путники пришли на заставу нынешнюю пришлось оставить полностью, чтобы не явиться в замок оборванцами. Но ноша включая припасы всё равно вышла солидной.

Они расстались с заставой без сожаления и ness Сайвин повёл их тайной тропой. Ему многое известно о Соляном Гроте и он щедро делился светом этих знаний со спутниками. Короткие ночёвки не слишком располагали к задушевным беседам, но кое-что из истории Соляного Грота Страж успевал поведать пока устраивались на ночлег или поднимались задолго до позднего зимнего рассвета — чтобы было что переваривать волоча ноги сквозь унылое горное бездорожье.

Смотреть вперёд всё равно что пялиться в молоко. День едва ли отличается от ночи, мельтешение снежного роя перед глазами сперва навевает тоску, а после и вовсе муть: глаза болят, в попытках что-то там внизу разглядеть. В отличие от ветра, время течёт неспешно и лениво, вымораживая руки, лицо и шею под сползающим воротником — почему-то плащ два года назад пришедшийся впору теперь ощутимо посвободнел.

Единственная отрада в дороге — спуститься в одну из многочисленных скальных трещин, где хотя бы не сбивает с ног ветер, разгрести наваливший снег, разогреть тело доброй работой, жаль спускаться приходится нечасто. Может именно поэтому ученики не сразу заметили тёмные пятна впереди, в месте условного горизонта, а как заметили, гадали, не просто ли это игра серых теней на сине-чёрном сумрачном снегу.

— Утёс Птичий Язык, — вытянул руку Страж. — Завтра, сразу за ним начнётся спуск.

Кому-то покажется шагать под горку легче чем карабкаться вверх, но только если шагаешь по ровному, а не ломаешь глаза в смутной надежде не сломать ноги наступив на блуждающий камень или приняв ледяной нарост за твёрдую поверхность. Впрочем, ветер вскоре отстал, ощутимо потеплело. Выяснилось что Драконий Хвост вовсе не пуст, просто живущее здесь зверьё тоже не любит когда в морду лепит снег.

— С этой ночи дежурим по очереди, Альмандин и Опал в паре. Нас много, полезть не должны, конечно, но мало ли.

Звери по слову Стража послушно убирались с пути, а вот твари не спешили отказываться от лакомой, но больно зубастой добычи.

— Перевал слишком близко.

— Здесь встречаются ночные?

— Что им тут делать? Холодно, еды мало, а всякого интересного тоже. Вот спустимся в долину, там, может и встретим. Не дай Хранитель.

Пока шли, замок казался Опал звездой в конце пути. Главное достигнуть, а там они сумеют передохнуть под защитой стен.

— Не все стены защищают, — твердил Страж. Он оставил их сразу после утёса, вручив Мастеру свою карту и добрые пожелания.

Путь через долину занял три дня, метель то стихала, то вновь ярилась, взмётывая снег до самого неба. Опал научилась идти с закрытыми глазами ориентируясь только по движениям верёвки тянущейся от запястья к седлу Гонты — потеряться здесь означало умереть.

Три крохотные деревеньки жались к холму как цыплята к матери-квочке. Замок нахохлился на самой вершине, встопорщил перья-башни, и грозно взирал на карабкающихся по единственному доступному пути с настороженностью старого достаточно на своём веку повидавшего существа.

Деревни отряд предусмотрительно обошёл стороной, незачем беспокоить местных лишний раз. Вблизи замка Мастер вскочил в седло и пустил Гонту рысью, не заботясь своим здоровьем и обледенелой дорогой, с которой стихающие порывы ветра сгоняли не только всякую снежную крупь, но даже и память о ней.

К тому моменту, как путники приблизились к Соляному Гроту, ветер чуть поутих, сплошной поток сменили нечастые порывы. Их встретили вскинутые луки (при такой погоде небесполезные только в очень опытных руках) и запертые ворота. Первые сумерки прилипли к замковым стенам, едва разгоняемые дрожащим светом факелов. Гонта коротко шагая подступила к воротам и остановилась, поджидая пеших. Верёвка ослабла, Опал схватилась за стремя, заставляя себя держаться почти прямо.

Смотреть вверх было бесполезно, но девушка всё равно задрала голову.

— Ну-с, пускать намерены? — вроде и негромко сказал Мастер, но его голос взвился вверх, ввинчиваясь в уши каждого из присутствующих на стене. Испуганная дрожанием Силы, Гонта всхрапнула и попятилась, но Мастер почти неразличимым движением заставил её стоять смирно.

Ответа пришлось дожидаться.

— Кого в это день привела дорога? — в конце концов, послышалось сверху искажённое ветром.

— Гостей из-за стен! — Мастер неприятно ухмыльнулся, показывая тёмные щербины между зубами.

Опал против воли вздрогнула. Формально, лорд мог попросить — не потребовать, а именно вежливо попросить, — показать удостоверяющую бумагу, но просить о чем-то неясно кого... Как велика власть Лейда на своей земле и как много может ему позволить гордость, когда спину сверлят десяток пар глаз, только и ждущих любого неверного шага?

— Вы не против предоставить подтверждение вашим словам? — после паузы донеслось до них, едва не унесённое порывом ветра. Впрочем, Мастер услышал, ещё одна гадкая улыбка искривила обветренные губы, стянув перчатку он будто невзначай потрепал Гонту меж ушами.

Чужая Сила обдала кожу жаром, но Опал только твёрже вцепилась в стремя — ей показалось, что она ухватила её за хвост, мельком увидела нечто — переливы мрачной зелени, неясные болотные огни...

На стене кто-то вскрикнул тонким мальчишеским голосом, кто-то выругался. Гонта заржала и прижала уши, а меж ними появились небольшие шишечки, быстро увеличивающиеся и удлиняющиеся вверх и назад. Ругань возобновилась, частью сменившись молитвами, призванными уберечь от колдовства.

Опал перехватила взгляд Змея и кивнула: воссоздание отражений. Это вполне укладывалась в теорию первого ученика, хоть и с небольшими допущениями.

— Такое доказательство вам сойдёт? — поинтересовался Мастер нейтрально.

Стены промолчали, но через несколько минут путники услышали возню за воротами. Полностью отворять, конечно, не стали, снег-то хоть и счищали, но он ведь ждать не будет, снова упадёт. Стражники совместными усилиями в восемь рук приоткрыли одну створку, для всадника с избытком хватило. Мастер безропотно направил Гонту в проём, по-прежнему скованная троица поплелась следом, сохраняя подобие порядка.

К этому времени дыхание перестало разрывать лёгкие, сердце почти успокоилось и Опал начала замерзать. В пользу скорости последние часы ученики бежали налегке, без плащей и поклажи, но стоило остановиться, как короткие куртки перестали казаться достаточно тёплыми. Укутанные стражники косились то на мокрые волосы и голые руки учеников, то на рогатую лошадь, толпились в пределах очищенного от снега пятачка, явно мечтая хоть через сугробы, но отойти подальше.

Мастер спешился только когда со стены спустился сам лорд, хозяин замка в окружении стражников с факелами. Дорогой меховой плащ, золотая пряжка, перевязь с коротким клинком, вряд ли боевым, слишком изукрашена рукоять. Статное бородатое лицо, красное от мороза.

— Добро пожаловать в Соляной Грот. Могу я узнать ваше имя?

Опал замерла. Лорд говорил не слишком быстро и вполне различимо, вот только сам вопрос...

— Мастер, — не оборачиваясь, ответил тот. — Мы не называем своих имён.

Опал не была бы столь категорична. Люди не умеют заклинать имён, а полуденники нередко бывает, нарушают старое правило. Мастер мог бы проявить вежливость, но не стал. Дурное настроение или он и впрямь боится что лорд спутался с ночными?

Ученики до момента защиты первого Права, то есть фактического совершеннолетия защищены бронёй временных прозвищ и фактически не имеют права носить собственные имена, даже если таковые имеются. Людям, даже рождённым и выросшим в Городе, это кажется... странным. Здесь Мастер мог бы странности не выпячивать.

Но не стал.

Из одной из перемётных сум, Мастер Герату извлёк свёрнутый в трубочку и перевязанный лист, картинно надорвал нить, демонстрируя Лейду печать:

— Узнаёте?

Тот вгляделся в трепещущую на ветру бумагу, вычитывая в рядах ровных каллиграфических строк собственные слова и собственную же гербовую печать.

— Благодарю. Аарон Лейд, лорд Соляного Грота, — хозяин замка лишь наметил изящный поклон, как бы подчеркивая невзначай, что он, в отличие от некоторых, не чурается этикета. Мастер согласно хмыкнул, оценив подход.

— Просьба ближайших соседей достигла Города. Мы согласны помочь в вашей... — он пробежался глазами по дозорной стене, которую по-хорошему стоило бы отремонтировать грядущим летом. — В вашей проблеме. Если вы, в свою очередь, предоставите нам необходимое.

— Думаю, нам стоит войти внутрь. В тепле намного лучше обговаривать детали... — граф осёкся на полуслове когда заметил, что троица оборванцев преспокойно сняла веревки с рук и принялись сматывать их в аккуратные кольца. — ...дела. Это ваши рабы?

Мастер громко расхохотался, запрокинув к небу голову. Лорд недоуменно перевёл взгляд на него, не понимая как на это стоит реагировать. К счастью, полуденник оборвал смех столь же неожиданно.

— Увы, нет. Это мои ученики. С вашего дозволения они с радостью займут места среди слуг. А вот дела взрослых не терпят отлагательств.

Альмандин ловко перехватил брошенные поводья и с беспокойством посмотрел в удаляющиеся спины. Мастер шагал широко и ровно, лорд хоть и переросший его более чем на голову заметно мельчил следом, придерживая полы плаща.

Ворота сомкнулись с громким лязгом, отрезая от них опасность подступающей ночи.

К сожалению это не означает, что они не заперты в компании других — не меньших — опасностей.

2

Спины уходящих ещё не успели скрыться за дверьми, а к Альмандину уже подбежал дрожащий служка — принять лошадь. Глаза молодого парня, на которые то и дело наезжала нелепая бурая шапчонка, по форме больше напоминали чайные блюдца — он таращился на троих учеников, которых их Мастер вот так запросто бросил посреди двора, с плохо скрываемой опаской вперемешку с неудержимым любопытством.

— Я отведу лошадь... — нерешительно заикнулся, протягивая ручонку к поводу

— Нет, — твердо, стараясь чётко проговаривать все согласные, отрезал Альмандин, сдерживая окончательно ошалевшую от происходящего Гонту. — Мы должны сами позаботиться о лошади Мастера. Отведи нас на конюшню. — Обычно ему проще всех давались языки чужих стран, но не теперь, когда саднящее горло сводит на нет усилия выговорить без запинок заранее заготовленную фразу. Это злило и раздражало: он не привык хоть в чем-то не успевать. Если делать — то делать как можно лучше.

Совершенней.

Лицо служки стало совсем несчастным: не иначе представил, что скажет ему главный конюх, если гость сам приведёт лошадь на конюшню, а хуже того, примется её обхаживать. А, ничего не скажет, пожалуй: сразу за вожжи возьмётся.

— Дак не положено... — попытался объяснить гостям паренёк. Но Альмандин скривил такое лицо, что он почёл за лучшее подчиниться. Молча.

Конюшни располагались в другой стороне от ворот, рядом со скотным двором, скрытые правым флигелем, дабы возня слуг не отвлекала хозяйский взор. Альмандин со знанием дела оценил тёплые денники и, отмахнувшись от конюшего, принялся медленным шагом водить животное вокруг. Служка спрятался за угол и внимательно наблюдал, как старикан-конюший ругался на это дело, брызжа слюной и топая ногами, однако, ничего путнего не добился. Поняв, что зря сотрясает воздух, смачно харкнув на прощание, скрылся во флигеле, где зимняя кухня, тепло и распалённые печным жаром подавальщицы нальют бражки.

Там много места и ещё больше слуг, легко спрятаться, а потом перевалить вину на другого. Так все делали, а молодому служке не хотелось снова нарваться на порку.

К тому времени как мальчишка договорился с совестью и сбежал, лошадь уже достаточно остыла, и Альмандин повёл её внутрь конюшни.

Опал и Змей подготовили денник: досыпали опилок, кинули в ясли ячменя из общего мешка. Девушка поёжилась от холода, потёрла плечи ладонями — бесполезно, мокрая рубашка студила кожу, заставляя желать избавиться от неё вовсе и будь что будет. Вдобавок, даже в морозном воздухе ощущался отчётливый запах пота: со времён бани на заставе случая отмыться им не представилось.

Муторное это занятие — ноги переставлять. Но поначалу было даже интересно: и по сторонам глядела, впитывая яркие образы зимы, и даже успевала о чем-то там думать. Постепенно дыхание отнимало всё больше и больше внимания, оно то и дело сбивалось, возникало желание уберечь горящие лёгкие от очередного глотка морозного воздуха хоть на миг дольше. Ничего кроме боли и мутных точек перед глазами такая тактика не принесла. После... после уже ничего не осталось, вдох-выдох на счёт, да боль в свинцовых ногах. Однообразный бег действовал отупляюще, медленно и верно вытягивал все силы из тела, оставляя немногое. Боль. Усталость.

Особенно усталость.

Тяжёлая ладонь легла на плечо. Девушка испуганно дёрнулась, и обернулась, едва не свернув себе шею.

— Ты в порядке? — Змей пристально смотрел сверху вниз. В стремительно сгущающейся темноте, в его глазах едва заметно мерцали зелёные и золотые искры. Почти всю дорогу Змей отмалчивался погружённый в себя будто в лесное озеро. Опал не могла предсказать каким он вынырнет из этих сумрачных вод.

Прежде, будь воля Змея, он бы попытался свернуть Мастеру шею в тот же час как тот заставил их нестись раздетыми и привязанными. Прежде Змей жить не мог, если не имел врага, и потому, отчаянный и злой, он находил их во множестве везде, куда ни ступала только его нога.

Пока одна ночь и одна могила не примирила его с реальностью.

— Да, — Опал благодарно кивнула, осторожно отстранив чужую ладонь от своего плеча. Один дубовый лист способен перечеркнуть пять лет крепкой, почти искренней, если закрыть глаза на тени, дружбы. Один дубовый лист и из недр памяти всплывают раздутые трупы отголосков прежней жизни, такой далёкой, подёрнутой дымкой усталого забвения: не смотреть в глаза, не касаться, не говорить, не шевелиться...

Три пункта из четырёх сейчас она исполняла даже с удовольствием. Странно меняется жизнь: раньше эти правила казались ей до дрожи в пальцах жестокими. Теперь — всего лишь памятной и порой удобной необходимостью.

Змей послушно убрал руку и поспешил помочь Альмандину. Они оба были старше и с самого начала заботились о ней, более маленькой и слабой, хотя в исполнении Альмандина забота порой приобретала странные, а то и гротескные черты. Она всегда будет слабее, такова природа, таковы резервы её тела. Больше всего ей хотелось бы сейчас свернуться клубком в мягком снежном сугробе и закрыть глаза. Уснуть. Наконец-то не пытаться заставить себя двигаться, а просто отдохнуть...

Но, конечно, она даже права на подобные мысли не имеет.

— С дороги! — недовольно буркнул Альмандин.

Она поспешно отступила, пропуская Гонту в денник. Приходилось старательно передвигать непослушные ноги, и следить как бы ботинки, намокшие, камнями повисшие на ступнях, не зацепились носком или бесполезным, только мешавшимся всю дорогу, каблуком за порожек или торчащую доску. Грациозно растянись она на пороге и Змей, чего доброго, решит что Мастер зря не оставил её на заставе.

Забота должна иметь границы. Она ведь не беспомощна. И не больна. Ученики поддерживают друг друга, но... Опал не могла отделаться от мысли об искренности Змеевых порывов. Прежде она принимала всё безоглядно. Вероятно, это была ошибка. Которую нельзя повторять.

— Чем я могу помочь? — заглянула в денник, где друзья с обеих сторон чистили щётками Гонту. Альмандин кивнул на ведро в углу:

— Нагрей.

Опал кое-как проковыляла до угла, придерживаясь рукой за стену и подволакивая ноги. Опустила руку в воду, и насквозь промёрзшим пальцам та показалась обжигающей. Как бы не перегреть — слишком тёплую давать Гонте нельзя, но и студёную тоже. Ладно, попробуем...

Легкий спазм сжал грудь, как всегда, когда Опал обращалась к своей Силе. Несколько секунд и можно выдохнуть: дело сделано. Негнущимися пальцами Опал подхватила ведро за ручку и подтащила к лошадиной голове.

— Пей, — ласково погладила Гонту по храпу. Дождалась, пока та склонится и потянулась к рогам, несильно дернула, на что лошадь недовольно всхрапнула и мотнула головой. Свежеотрощенные украшения оказались твёрдыми, хотя вид, честно признаться, имели отвратный. И цвет тоже, желтовато-зелёный, как гной в ране. Мерзко. — Как думаешь, как он это сделал?

Альмандин пожал плечами. Лоб его снова блестел от пота, руки дрожали и всякие глупости интересовали второго ученика в последнюю очередь. А вот собственное здоровье заботило его не на шутку: полуденники болеют нечасто, но всегда долго и тяжело. Как взрослый, нежданно-негаданно подхвативший детскую хворь.

— Плевать, сделал и сделал, — махнул рукой. Потом всё же присмотрелся к рогам пристальней: — Вообще на приращение похоже.

Опал снова потрогала наросты: тёплые. Нет, это не воссоздание, с выводами она поспешила.

— Нет, они часть организма. Гонта чувствует, если я надавливаю, видите? Похоже, он вырастил их из частиц её собственных костей.

— А это возможно? — Змей шумно выдохнул, с усилием проводя щёткой по шерсти. Его большие руки утратили ловкость, ниже подкатанных рукавов можно было заметить, как слегка подёргивались перетруженные мышцы. Но на аккуратности это совершенно не сказалось. — Я о таком не слышал... Клятый Мастер! И почему они цвета такого странного?

— Не ругайся, — одёрнул Альмандин. Разница в возрасте, густо замешанная на клановой гордости, иногда пробивалась у него сквозь все барьеры в виде покровительственного снисхождения. — Опал, расчеши гриву, ладно? Если быстрее закончим, может, выгадаем несколько минут — хоть снегом оботрёмся.

— Я могу его растопить, — робко вставила девушка. — Если попросим ведро...

— Нет, ты вымоталась. Если Мастер устроит ещё один бой, тебе не хватит сил.

Змей зарычал.

— Ну да, самое время! Кажется, я упаду даже не успев сообразить, где взять оружие. Какого надо было заставлять нас мчаться во весь опор, а?

Вопрос так и остался без ответа, которого, собственно, не требовал.

Согласно здравому смыслу, Мастеру незачем гонять учеников посреди темноты в первый же вечер по прибытии в замок. С другой стороны, Мастер заранее намекал на всевозможные... неожиданности.

Опал потрогала занывшее от тепла плечо: пару раз, пока еще не приспособилась к темпу бега, верёвка излишне сильно дёрнулась и ей показалось будто сустав хрустнул слишком громко. В этом испытании ей повезло меньше собратьев по несчастью: тех выручали длинные сильные ноги. Ей же, невысокой, пришлось частить: два её шага, как один Змеев, оттого устала быстрее.

Беседа увяла сама собой. В молчании ученики сообща очистили шкуру, расчесали, вдоволь досыпали в кормушку еды, чтобы хватило до утра, достелили на пол хрусткой соломы и разобрали вещи. Тянуть дальше не имело смысла, среди ночи блуждать по чужому дому не самая удачная мысль.

— Всё, — Змей довольно повертел шеей, замахал руками, разминая плечи. Затем взвалил на них переметные сумы и их вещмешки вперемешку — спасибо хоть Мастер не заставил бежать с ними, а милостиво навьючил на Гонту. — Пойдёмте во флигель. Мастер наверняка уже отдал распоряжения. Или лорд, или кто там этим занимается...

Опал пожала плечами. Дома такими вещами занимался управитель и ливрейные слуги в соответствии со строгой внутренней иерархией и распорядком. Здесь...

Отличия от заставы бросились в лицо сразу: не чёткое распределение обязанностей, но хаос и беспорядочная с виду беготня, а вместо строгих уставных мундиров — невнятная разномастная одёжка, зачастую грязная, а то и рваная.

Этот мир существовал по иным законам, отличным от привычных и даже ранее знакомых. Опал когда-то казалось, поселения вне Города мало чем отличаются от таковых внутри стен, и первый же рейд наружу разбил эти представления на маленькие колкие фрагменты. А Соляной Грот их попросту растоптал.

Чужаков заметили сразу и сразу же кто-то кинулся искать человека знающего откуда они взялись и что тут делают. Все старания Альмандина объяснить ситуацию посредством жестов и с трудом связанных слов провалились с треском: несмотря на мелькающие в тарабарщине местного языка знакомые слова, уловить смысл не удалось ни одной из сторон.

— На побережье было иначе, — угрюмо заметил Альмандин. Неудача его и разозлила, и расстроила — своими успехами в освоении никейского он весьма гордился. — Вроде и язык тот же, а не разобрать толком, чего говорят.

Опал очень быстро стало не до того: если на двоих парней очень странного по местным порядкам вида, просто пялились, а кое-кто из женщин и довольно благожелательно, то невысокая коротко стриженая — опять же, по местным меркам, — девица в походной одежде и сапогах для верховой езды вызвала совершено иную, куда более бурную реакцию. И совершенно точно неодобрительную.

После очередного косого взгляда и презрительного шепотка на ухо — шептала одна здоровенная женщина другой с двумя косами под платком с оборками и в относительно чистом переднике, — девушка не выдержала, отступила, заняв позицию между стеной и Змеем. Тот понятливо подвинулся, прикрывая её плечом.

С этим они уже сталкивались, причём в каждом поселении независимо от размера. Мастер говорит — это оттого что здесь женщины не имеют права брать в руки оружия и носить 'мужскую' одежду, а ещё что-то там насчёт приличий и мужского общества. Опал с трудом удавалось провести хоть какую-то связь между этими фактами и репутацией, которую тут понимали явно как-то превратно. Обычно она старалась не обращать внимания — а Мастер не оставлять её в одиночестве в людных местах, но сейчас не осталось ни сил, ни Мастера рядом.

В конечном итоге их всё же разместили, выделив отдельное эмм, помещение, больше похожее на каморку для швабр, без окон и столь же чистое. Вроде как слуги спят частью на кухне, частью в общей людской, а отдельные комнаты есть только у 'верхних' и находятся они не здесь. А и ещё стражники живут отдельно, наверное, у них собственная казарма.

Что-то подсказывало девушке, что и там было бы лучше чем здесь.

Тупичок, где располагалась рассохшаяся дверь в крошечную комнатушку, в коротком списке достоинств которой первым и единственным пунктом значилась общая стена с кухнями — то есть здесь было достаточно тепло, чтобы изо рта не шёл пар, — быстро стал местом густонаселённым. То есть густопроходимым — пока ученики осматривали и прикидывали нанесёт ли полу какой либо ущерб не слишком чистые сапоги, им в спины прилипал взгляд не одной пары излишне любопытных глаз. Кто-то принёс лампу — древнюю и страшную, горящую от масла — и в её, с позволения сказать, свете, комнатушка приобрела вид куда более унылый.

Змей развел руки в стороны и прошелся широкими шагами от стены до стены — хватило четырех. Хмыкнул, свалил в дальнем углу их пожитки и укоризненно глянул в сторону Альмандина:

— Вот сейчас нам бы пригодился управляющий огнём.

— Пошёл ты!

Не сказать чтобы парочка пришла к примирению, скорее их конфликт, едва перейдя фазу холодной войны, очень быстро сменился взаимной капитуляцией: пока отряд тащился через горы, разоряться на перепалки, пусть даже словесные, не рисковал даже Альмандин. После этого между заклятыми друзьями возникла странная пустота, которую очень быстро заполнили бы извинения, пусть даже и формальные, но извиняться Альмандину казалось ниже его достоинства — да и времени сколько уже прошло, и вообще, он же прав! А Змею, несмотря на все усилия Мастера, пока недоставало уверенности в себе, позволяющей спокойно переступать через любые стычки и обвинения, в особенности столь абсурдные.

Дальше взаимных шпилек дело не заходило и теперь зайдёт не прежде чем появится новый весомый повод — и возможность. Общий противник — пока весьма условный правда — по идее должен был вовсе избавить обоих от желания грызться за невидимую кость лидерства в стае, но то ли идея устарела, то ли ума ученикам недоставало.

Провалив поиск, Змей отодвинул защиту своего первого Права минимум на год, а значит у Альмандина появился иллюзорный шанс его догнать, в который достойный сын красного клана и вцепился, привычно игнорируя большую часть спорных доводов.

Сила каждого полуденника явление строго уникальное, даже наследуя её поколениями, представители одного рода не получают одинаковых способностей. Увы, как-то разграничить на 'сильные' и 'слабые' их тоже весьма сложно, они скорее 'подходящие' или 'не подходящие' к определённой ситуации. До момента совершеннолетия ученикам даже в учебных поединках строго запрещается использовать Силу против друг друга, только против Мастера, так что соревнование идёт только по уровню знаний и навыков — как боевых, так и мирных. Собственно Альмандин и Змей давно бы решили всё посредством меча и кулака, если бы не одно но: случайно или нет, но именно здесь они шли хвост в хвост: Альмандина взяли в учение семь лет назад, в возрасте восемнадцати лет — довольно рано даже для потенциально очень способного полуденника. Змей же с Мастером, по словам последнего, чуть не с рождения, в общей сложности почти девятнадцать лет из двадцати трёх — и в иной ситуации эта пропасть была бы непреодолимой, если бы не факт происхождения.

Полуденник наследующий Силу своей семьи, как правило, обладает очевидным преимуществом: у него есть кто-то способный хотя бы в общих чертах объяснить что с этой силой делать и как, в то время как обучающие сирот Мастера двигаются вслепую, пытаясь нащупать намёк на рычаг управления до момента когда бесконтрольные способности сведут своего обладателя с ума и приведут к необратимым разрушительным последствиям. Путь, который занял у Змея почти два десятка лет, Альмандин большей частью прошёл ещё до начала обучения, и вкупе с возрастом — а он старше Змея на два года, — некоторая иллюзия мнимого равенства не только присутствует, но и активно поддерживается Мастером, Хранитель знает чего ради.

С точки зрения Опал, в погоне за званием первого ученика Альмандин упустил из виду немаловажный факт: обращение с оружием в поединках между полуденниками мало связано со схватками с настоящим врагом — сумеречными и ночными тварями. Мастер Герату выпускает Змея на охоту несколько лет, постепенно наращивая сложность и активный боевой опыт, который значит куда больше умения держать строй, стоять в стойке и с идеальным расчётом проводить атаки мечом.

Альмандину важно не уступить даже не Змею, а той опасности, которую он представляет: мысли будто сирота без роду и племени может оказаться способнее и занять в клане место сына достойного рода.

Опал от подобных иллюзий избавилась довольно давно и это была такая же тайна, как и всё остальное. Интересно о чём думал Мастер, набирая учеников со столь непохожим способностями: пока Опал билась, пытаясь управляться с водой и, пока теоретически, — льдом, Змей возился с металлами, осваивая одну самых редкий способностей, Альмандин же учился использовать локальные искажения энергии. Тоже теоретически. На практике, всё, на что последнего хватало, это резкие сжатия энергии в небольшие точки, отчего получались слабые, но довольно разрушительные взрывы. Увы, неуправляемые и неконтролируемые. Интересная Сила, припоминая его семью, где все способности в той или иной мере касались огня, пока линия наследования не прервалась на два поколения, возобновившись только в Альмандине. Среди полуденников принято считать, будто внутри рода способности должны быть похожи, так что отличающиеся таланты Альмандина, как минимум, примечательны. Если предположить что причиной возобновления линии наследования стало, например, вливание новой крови, то неприязнь второго ученика к первому приобретает совершенно иной оттенок...

— Ну что думаете?

Может Грот и не протапливался очень хорошо, но здесь всё же теплее чем снаружи, так что плечо оттаяло и принялось доверчиво ныть. Опал подвигала им туда-сюда, проверяя ощущения, и со вздохом заправила за уши снова выбившиеся тёмные прядки:

— Что будем делать?

Вопрос непраздный.

Спать на голом грязном полу на голодный желудок, не сменив пропитанной дорогой одежды решительно не хотелось.

— Ну, полы мы отмоем, — задумчиво постановил Альмандин. — А лучше и стены... Эй, вы это видите?

Они видели. Для насекомых в недрах каменной крепости тоже оказалось достаточно тепло.

— С мылом, — добавила Опал. Но с места никто не двинулся. Первый ученик посматривал в сторону коридора с мелькающими тенями — чужим носам здесь пахло новостями весьма любопытными. — Змей?

Он встряхнулся, но хмуриться не перестал.

— Ждём Мастера.

— С чего это? — мгновенно вскинулся Альмандин. — Мастер ничего не сказал про визит.

— Не уверен, что мы здесь останемся.

— Вряд ли для нас тут приготовили покои...

Опал проследила взгляд Змея — коридор и коридор. Плохо освещенный, так здесь наверняка берегут свечи...

Продолжая ворчать, Альмандин принялся мерить комнатушку шагами. Под сапогами отчётливо похрустывало, к горлу синхронно подкатывала тошнота, которую Опал героически сглатывала. Устав вслушиваться она выбрала пятачок почище, почти в самых дверях, и села прямо на пол, обхватив колени руками.

Змей не шевелился, правая рука бессознательно лежала на поясе — там, где в любое другое время висел в ножнах кинжал. Накануне Мастер отобрал у них всё оружие, и кажется преждевременно: этот остановившийся взгляд Опал уже видела.

У него, как правило, бывало два следствия: кровь или бег.

Чуть ли не впервые она предпочла бы бег. Соляной Грот решительно не вызывал никаких положительных чувств.

Ждать пришлось не меньше двух часов, но Мастер ворвался в коридор вооружённый канделябром, распугивая тени людей и свеч.

— Мы уходим? — тут же отмер Змей.

Мастер качнул головой, жестом согнал их в комнату и запер двери.

Опал поднялась растирая плечи — она едва задремала, но каменный холод проник кажется в самые кости. Память древних стен не способна согревать живых.

Мастер Герату хмуро оглядел свой маленький отряд.

— У нас есть проблемы.

И начинаются они ровно там, где Мастер считает необходимым посвящать учеников дела текущие. Опал показалось, второй ученик прошептал нечто вроде 'кто бы сомневался', но слишком тихо, чтобы его мог услышать учитель.

— Мы это поняли, — сдержанно сказала девушка.

Мастер сунул Альмандину канделябр и принялся нетерпеливо копошиться в поясной сумке отыскивая трубку и табак. Огня ему не требовалось, едва трубка оказывалась зажата между крепких жёлтых зубов, она принималась тлеть, будто сама собой.

Два-три глубоких вдоха и комнатушка насквозь провоняла отравой.

— Что вы заметили?

Вместо ответа Опал прикрыла нос рукавом.

Змей кивнул на двери:

— Люди удивлены, но не беспокоятся.

— Это и всё? — протянул Мастер чуть разочарованно.

— Сколько крепости лет?

Мастер кивнул девушке: отвечай, мол. Опал честно попыталась припомнить:

— Соляной Грот перестраивался трижды за последние полтора столетия... Первая крепость была деревянной, её сожгли. Думаю, двести лет, как минимум.

— Чуть больше, — кивнул Мастер.

— Я вот к чему. Эти камни стары, — Змей коснулся стены кончиками пальцев, потёр подушечки. — Они многое помнят. Обычно такие места переполнены духами, но здесь я не чувствую ни одного.

Пока первый ученик говорил, Мастер одобрительно кивал, не выпуская трубки.

— Это странно. Если бы я мог видеть Тонкий мир, я сказал бы точно.

— Назовите три причины возможного отсутствия сумеречных на территории крепости.

Ученики переглянулись. Змей кивнув, взял слово:

— Сумеречных изгнали или уничтожили — совсем недавно иначе новые уже налетели бы. Это раз. Здесь сидит одна из старших тварей, пожирающая остальных и мы по какой-то причине её не чувствуем — два. Или аномалия поблизости. Для нас плохи все три.

— Верно. Ты не ошибся, крепость пуста от любых порождений Тонкого мира, не считая, конечно, нас. Следов борьбы нет, следов присутствия спящей твари тоже, но это почти ничего не значит. Лорд утверждает, что никаких странных гостей он не принимал.

Опал нервно поёжилась.

— Так мы уходим? Или остаёмся?

— Я склонен выслушать ваше мнение по этому вопросу. Альмандин?

— Не вижу причин для бегства.

— Опал?

Девушка попыталась говорить бесстрастно:

— Учитывая факт изначально сомнительного поведения лорда, я считаю разумным отступить и продолжить наблюдение...

— Ну да, — фыркнул Альмандин, — здесь есть хотя бы стены, а в чистом поле от ночных снегом не укроешься!

— Любой солдат стражи поднимет тебя на копьё быстрее, чем ты даже подумаешь про ночных, — сквозь треснувшее самообладание Опал поняла, что ещё способна рычать. Альмандин оскорблённо скрестил на груди руки, но отвечать посчитал ниже своего достоинства.

Мастер Герату выдохнул очередную струйку вонючего дыма:

— Змей?

Первый ученик решительно кивнул:

— Предлагаю половинное решение: останемся на несколько дней. Если лорд в сговоре со Двором, мы успеем уйти до того как они перейдут Перевал — если сейчас это вообще возможно. Если причины для волнения — все до одной — будут устранены, подумаем о том чтобы остаться до весны.

— Если ночные не смогут одолеть Перевал, значит и мы не доберёмся до осеннего тракта, дети мои. По крайней мере, нам необходимо переждать метель, а там решим. Возражения есть?

— Верните нам оружие.

— Исключено. И Силой вам пользоваться в этих стенах следует очень осторожно и только тогда когда вас гарантированно никто не увидит и не услышит.

Если учесть что Мастер не вернул ей печати... Опал покосилась на дверь и решила что если за ней кто и стоит, то попросту не поймёт их языка.

— Лучше бы вообще не высовывать нос из этой... хм. Но я понимаю, что долго взаперти вам не высидеть. Змей может ходить один, Опал и Альд вы только вместе, а ещё лучше все втроём. Старайтесь не общаться с местными, и не пугайте их. Я не могу предсказать как они отреагируют на вас и особенно на девушку. Вероятно, не слишком почтительно, но вы обязаны уходить от любого конфликта. Это понятно?

Ученики уныло поддакнули.

— Мне придётся жить наверху, с другими гостями. С ними вам бы тоже не сталкиваться, но если вдруг — молчите и делайте непонимающие лица.

— А мы будем заниматься? — слегка оживился Змей.

— Обязательно. Как только метель утихнет и при условии что мы остаёмся, вместо занятий будем патрулировать, хотя я пока смутно это представляю. Сейчас я договорюсь, чтобы вас накормили, и показали где можно помыться, и до утра устраивайтесь.

Сложно было сказать, как Мастер на самом деле относится к замку и его обитателям, втолковывая мужчине, который здесь был главным над слугами, чего от него хочет, Мастер кривил губы в ухмылке, но и только. Однако на него самого смотрели... с определённой долей недоверия, сказала бы Опал. И довольно большой долей.

— Интересно как много они знают о Городе.

— Что?

— Нет, это так...

Пока Мастер и Змей занимались организацией — первый действительно занимался, а вот ученик просто таскался следом 'знакомясь' с местными обитателями — Опал и Альд отмыли комнату насколько могли, на что Альд отжалел собственную старую рубашку, побрезговав и прикоснуться к тому, что здесь служило тряпкой. Судя по слою пыли и грязи, мытьём этой части замка особо не заморачивались, а до идеи пустить в это дело мыльную пасту пока не дошли вовсе. Опал не выдержала и вытряхнула из заветного мешочка самый сморщенный плод и при очередной смене воды пустила в ход и его.

— Думаешь, поможет? — сморщился Альмандин.

— Мне — поможет.

На полу им проводить не одну ночь, а дышать пылью вредно. Вдобавок по пути побережья, они достаточно насмотрелись, чтобы понимать как устроены у людей дома. Была бы возможность, Опал бы предпочла жить вовсе на улице, но мороз не позволял даже думать об этом.

— Мастер наверняка в кровати будет спать, — подумала вслух.

Дома жили иначе. Высокие полы утепляли всеми возможными способами и рьяно следили, чтобы ни единой пылинки не появилось, ведь иной мебели кроме низких столиков для еды и письма не предусматривалось. Расстилали на полу плетеные циновки и спали прямо на них, в холодные ночи, укрываясь тонкими одеялами — впрочем, холодных ночей случалось немного.

Пол и стены теперь слабо пахли лимоном, но общее впечатление это едва ли исправило. А им тут жить минимум несколько дней...

Вернулся Змей с охапкой одеял в руках, кивнул, оценив усилия друзей.

— Это вот на постели. С едой пока сложно, вечернюю трапезу давно съели, а готовить на троих никто не станет. Мастер сказал, чтобы насобирали чего есть и принесли сюда, и завтра так же.

— У нас еще два лимона есть, — напомнила Опал. — Да и мне есть не хочется уже, только спать.

— Надо сначала одежду перетряхнуть сапоги почистить, да и самим.

— Кстати что тут с помывкой?

— Куда вёдра с водой носили, вот там можно. Где-то во дворе есть баня, но для слуг её топят каждые три-четыре дня. В верхних комнатах есть ванные, но нам туда нельзя, увы. Сейчас идём?

Альмандин поворошил одеяла отвратительно колючие даже на вид, но с них хоть никто по чисто вымытому полу не побежал — и со вздохом встал:

— Если еду всё равно сюда принесут, то лучше пока помоемся, иначе это всё до утра затянется точно.

— Принесут, Мастер распорядился.

— Сидите по норам и хвост подожмите, а?

— Вроде того.

Третий ученик махнул им, пригибая голову на пороге — двери традиционно оказались ему низковаты. К счастью в столь позднее время коридоры опустели, хоть гул человеческих голосов то и дело откуда-то да доносился и весьма отчётливо. Прислушиваясь, Опал обнаружила, что вполне сносно понимает речь прислуги — на побережье рыбаки говорили почти так же. Надо было просто привыкнуть, вслушаться.

Помимо общей бани в замке было помещение для стирки — господа не желали ждать пока зима кончится и реки оттают. Бедные девушки вынужденные руками и ногами мять простыни в гигантских лоханях — в свете принесённого с собой канделябра у Опал изо рта вырывался пар.

Мастер, издевательски ухмыляясь, заверил слуг что ученикам и холодная вода сойдёт, и вообще сами управятся. Альмандин то и дело нервно оглядывающийся, спешно закрыл дверь и подпёр её палкой для белья. Вряд ли сюда кто-то зайдёт в такой час — а время за всеми делами вплотную подобралось к полуночи, к тому же эта выстывшая пустыня находилась в самом конце флигеля.

— Мы здесь замёрзнем насмерть, — простучал зубами Альмандин.

Вода в больших деревянных бочках, сгрудившихся у входа, имелась, холодная, подёрнувшаяся сверху ломким ледком, её полагалось черпать деревянными ведрами. Опал гадала как сюда носят тёплую — греют на кухне и таскают руками? Потом посчитала бочки — шесть штук.

— Есть у меня нехорошее предчувствие, что стирают здесь в ледяной воде, — мрачно изрекла последнюю мысль, с силой толкая бочку в бок здоровой рукой. Та даже не подумала сдвинуться с места.

— Здесь есть желоб для воды.

Желоб вправду был, каменный, как и весь пол, он уходил куда-то в стену, видимо вёл прямо сквозь неё во двор.

Пока Альмандин и Опал угрюмо созерцали чудо ирригационной мысли, Змей соорудил по ходу стока нечто вроде ширмы из палок и натянутых на них собственных плащей.

— Подойдёт?

Девушка вздохнула: полгода назад они мылись в горных ручьях, но даже там ей было комфортнее. Скорее бы закончилась метель. И холод. И этот Грот, будь он неладен...

— Да. Спасибо.

Оставив друзей сортировать одежду, Опал подошла к одной из бочек и сосредоточилась, едва касаясь кончиками пальцев водной поверхности, приказала ей нагреться. Дерево протестующе трещало, но выдержало — к счастью. Пришлось однако помучиться пока от воды не начал подниматься пар и Опал поспешно не отняла руку. Пожалуй, хватит. Девушка отступила на шаг назад и чуть не потеряла равновесия — так резко закружилась голова.

Отмахнулась от Змея:

— Да всё хорошо... Устала просто.

Помимо одежды они принесли с собой и маленькие кусочки ароматного сандалового мыла, отбитые от цельного куска, что хранился в специальной шкатулке с плотно прилегающей крышкой. Это сокровище они таскали уже почти два года, благо использовалось то весьма экономно. Но и стоило как лошадиная сбруя, конечно.

Опал ушла за ширму, и сперва выстирала отложенную одежду, а потом уже с удовольствием и с заслуживающим лучшего применения рвением, принялась растирать тело. Горячая вода и холодный воздух отнюдь не идеальное сочетание, но куда деваться. Краем уха слушала, как переговариваются парни, но ни о чём даже думать не могла — настолько устала.

От мыла и холода неприятно стянуло старый шрам. Она потрогала пальцем воспаленную шелушащуюся кожу и с отвращением приказала себе не думать и об этом. Жаль, зима на улице, не собрать подходящих трав... Впрочем, стой на улице знойное лето, вряд ли Опал удалось найти нужное — известные ей лечебные растения, по эту сторону стен могут и не расти. Или иметь совершенно другие свойства.

Самое противное — отполаскивать в ведре волосы от мыльной пены. Шевелюра, конечно, не радовала Опал особенной длиной или густотой, но причиняла достаточно хлопот, чтобы заставлять завидовать Альмандину с его лысиной — протер и пошёл, ни мыть, ни расчесывать, ни сушить не надо. Хорошо...

— Опал, хватит мечтать, быстрее!..

Наскоро закончила, натянула чистую одежду на влажное тело — Длинная рубашка поверх свободных штанов, все то же серое невзрачное полотно, какое положено носить ученикам. Когда пройдут испытания, им позволят носить 'взрослую' — цветную, и даже украшения, вроде традиционной вышивки. Такие как Змей обычно придумывают что-то сами, или выбирают орнамент клана, к которому принадлежат... Но куда больше Опал жаждала другого — Права носить собственное имя, а не придуманное учителем прозвище. А потом и собственное оружие...

Ох, уж эти славные мечты! Кто не хочет быстрее защитить все Права, тот плохой ученик. Лучшим возможно удастся заслужить место в Полуденной Страже одного из трёх великих кланов. Способные могут попытаться войти в Стражу Академии. О судьбе остальных лучше не раздумывать — не к ночи, по крайней мере.

Мокрые волосы намочили ткань на плечах и спине, и Опал засобиралась быстрее, подгоняемая холодом. Друзья закончили раньше и уже одетые ждали. В руках у Альмандина она заметила чистые сапоги — все три пары — и благодарно улыбнулась.

— Идём скорее, — Змей забрал у нее мешок и выстиранную одежду. — Есть ощущение, что стоит поторопиться.

На пороге комнаты их ждали три неглубокие деревянные миски с холодным и вязким чем-то и три деревянные же ложки.

Отложив временно трапезу Змей кое-как дрожащими от усилий пальцами протянул от стены до стены тонкую стальную струну, вытянутую из одной из своих заготовок как раз на такой случай. Будь Опал не такой уставшей, могла бы постепенно вытянуть из вещей всю воду, как обычно поступала. Сейчас же её сил хватило только на то, чтобы помочь Альмандину устроить постели и медленно опуститься на собственный лежак, а не рухнуть под весом кажущегося неподъемным тела.

Одеяла оказались тонкими, пропахшими едой и сквозь них явно обулись твёрдость и холод пола. Отлично.

Еда оказалась кашей — холодной, сбившейся в комья, пригоревшей с одной стороны, будто её соскребали со дна какого-то котла, а вероятно так оно и было. Порций не хватило бы даже ребёнку.

Кое-как осилив миску и отставив её в сторону Опал тут же сгорбилась, устав держать спину идеально ровно. Змей и вовсе рухнул на спину, блаженно раскинув руки в стороны. Длина этих рук была таковой, что левая попала как раз на подушку Альмандина, а правая — на подушку Опал. Да уж, невелика комнатка. А вымахавший непонятно в кого Змей вечно занимает всё место.

— Неужто этот день, наконец, завершился? — тихо и неверяще спросила Опал, бездумно глядя в стену.

— Похоже на то, — вяло откликнулся Змей.

— Рано радуетесь. — Альмандин аккуратно доедал, почти даже не морща нос.

— Ты как всегда.

— Говорю, завтра хуже будет. Видели как эти, — он особенно выделил голосом последнее слово, — на нас смотрели?

— Ты о ком? — повернула голову девушка. Она-то, слишком занятая своей усталостью, ничего такого не заметила. Или не обратила внимания.

Тащить миски на кухню наверняка плохая идея и воспользовавшись поздним часом как предлогом, ученики просто отставили их в угол. Дверь никак не запиралась, свечи в канделябре прогорели, а лампу что была с ними в самом начале надо было чем-то зажигать. В кромешной тьме усталые глаза перестало резать, все трое вздохнули с облегчением. Для взрослых полуденников ночная тьма прозрачна; юные только и способны не расшибить лбы о стены. Впрочем этого хватило чтобы разделить последние лимоны.

Фрукты по зимнему времени горчили и почти не давали сока, так что девушка даже рук не замарала. По правде говоря, есть так и не хотелось, но требовалось избавиться от противного привкуса каши. Змей завозился в темноте, спихивая ногами одеяло — ему часто было слишком жарко даже зимой, и спать он предпочитал без него. Опал осторожно забралась под своё и со вздохом положила голову на подушку — твердую и горячую, горько пахнущую лимонным соком.

— Подбери конечность.

— Прости.

Опал прикрыла глаза. Даже сейчас замок был каким угодно, но не тихим, и девушка постаралась уснуть пока старшие ученики перебрасывались ленивыми короткими репликами и даже почти без намерения уколоть больнее.

Пусть мне приснится дом. Тёплый, светлый и чистый дом...

3

Предсказуемо, спала она отвратительно, как и бывает когда слишком устанешь: с частыми побудками, прибирающим до костей ознобом и судорогами, схватившими ноги. В короткие мгновения сна, девушке виделась какая-то чушь про незапертые двери, в которые внезапно врывается свора охранников, а то и проста — свора. Сквозь тошнотворные видения она приказывала себе проснуться, и потом долго ещё смотрела в потолок, вернее пыталась разглядеть в темноте собственные вещи. В итоге тускло-зелёное озеро сна затягивало её снова, и снова — ненадолго. Вдобавок, едва ли не через несколько часов после того как ученики наконец уснули, пробудился замок, по крайней мере, нижняя его часть. Забродили по коридорам люди, тоже отнюдь не молча, потянуло какой-то едой и куда более заметно — гарью и дымом.

Опал перевернулась на бок, тщетно надеясь доспать хоть немного, когда дверь бесцеремонно распахнулась что вначале показалось ей очередным кошмаром, но подскочивший Змей быстро доказал удручающую реальность происходящего. Лик Мастера был сумрачен, он кутался в старый волчий плащ, позаимствованный из запасов заставы взамен павшего.

— Одевайтесь и бегом во двор, — рыкнул на расслабленных со сна, трущих глаза ребят. Те успели только подумать, что вчерашние надежды на перерыв совсем не спешили сбываться.

Стража, кругом обходившая внутренний двор, должно быть изрядно позабавилась при виде горохом высыпавшихся на свежий снег молодых людей, одетых лишь только в серые полотняные штаны, да рубахи. Ветер утих, крупные хлопья бесшумно падали почти в полной темноте: до рассвета оставалась пара часов, но сквозь плотные облака свет проглянет дай Хранитель к полудню.

Пушистые сугробы идеальный повод отработать безоружный бой.

— Попробуем? — собирая волосы в косу, Змей указал ей взглядом на Мастера.

Опал прикусила губу, повторяя его движения: той косы три витка и потрёпанная полотняная полоска вместо ленты. Первый ученик понимал её и здесь: не слишком полагаясь на собственное тело, он думал о противнике. Победить силой — худший способ победить.

Альмандина интересовали только мечи и собственная Сила, в то время как Опал со Змеем уже некоторое время, словно речной орех, расковыривали секрет способностей Мастера. И не без определённого успеха.

Сегодня хорошее время. Мастер тоже не успел отдохнуть как следует, вдобавок его ум занят сотней вещей более важных чем прозрачные интриги учеников. Этот бой наполовину предназначен глазам лорда и его людей. Если бы Опал не так устала... Девушка подобрала снежную горсть, сжала, глядя как неспешно истаивает узорный мороз. Полуденнику не так страшен холод, он несёт боль, но не смерть. Может у них и будут ещё шансы, но нельзя упускать ни один.

— Давай, — кивнула. — Ты нападаешь, я слежу.

— Смотри внимательно.

Мастер никогда не кидал их в бой сразу, сперва гонял до седьмого пота кругами, заставлял отрабатывать стойки, удары и уклонения, пока они не станут инстинктивными, пока не позволят телу действовать быстрее разума. Потом парный бой. Потом — самое сложное — трое на одного. Задача учеников проста на первый взгляд — и крайне трудноисполнима на все последующие, — сбить Мастера с ног.

В лучшие дни им это удавалось единожды. В худшие из круга приходилось уползать.

Час рассвета остался позади, через двор наполненный сумерками и снегом то и дело шмыгали тени из плоти. Мастер не показывал вида, но движения стали чётче, суше — словно на открытых академических спаррингах.

Если их видит хоть один из обитателей замка, к вечеру будут осведомлены все остальные. Отчасти Опал даже сочувствовала Мастеру, сама не представляя как можно удержать тонкую грань между демонстрацией силы, коей без сомнения обладают полуденники ранга Мастера, и лояльности союзников.

Мы должны не пугать их, но внушать уважение.

К сожалению память хозяина этих мест коротка: договор заключал его дед, но внук уже сомневается в крепости союза. Если он решил заигрывать сразу с двумя могущественными соседями, это не кончится добром ни для одной из трёх сторон.

Эти мысли обрывками проносились в голове Опал в короткие промежутки отдыха. На фоне почти бессонной ночи она соображала медленно и крайне медленно реагировала, что Мастер с неприсущим ему изяществом пару раз едко откомментировал.

Заработав очередное замечание о невнимательности, она вяло огрызнулась — ни в коем случае не вслух. Перед глазами будто пелена стояла, неплотная мутно-радужная словно обволакивающая все предметы в зоне видимости нечётким контуром.

— Давай сейчас, — шепнул прямо в ухо Змей и бросился на Мастера сбоку, пока тот отвлёкся, выкручивая руки Альмандину. Пара шагов, рывок — Опал без труда предвидела как Мастер будто спиной заметил атаку, не разворачиваясь безо всякой натуги перехватил, перебросил через колено первого ученика на две головы выше него самого.

Пелена уплотнилась: вот Мастер отпускает локоть Альмандина, вот чуть сдвигает ногу — чтобы принять такой вес ему потребуется более устойчивая поза... Шаг, рывок, перехват, всё с точностью как...

Как то, что произошло какие-то доли мгновения назад.

Опал зажмурилась, встряхнула головой. Нет, пелена не спала, но списать её на усталость и недостаток сна мог бы только идиот с этим самым недостатком.

Мастер отряхнул руки и наступил на шею первому ученику носком сапога:

— Опрометчивый ход, мой мальчик. Весьма опрометчивый.

Смутная догадка толкнула под колени: Опал кинулась вперёд в жалком подобии атаки, но ей не нужна была победа, только прикосновение. В последний момент, перед тем как Мастер отправил её кувырком в сугроб, она извернулась и схватила его за запястье — точнее на мгновение коснулась пальцами незащищённой кожи — Мастер не любит перчатки.

— А это что сейчас было, а?

— Простите, Мастер, — пролепетала девушка, не спеша вставать. Снег не казался холодным, только мягким. Руку жгло, пальцы липкие, словно в паутине спутались.

Не видение — тень видения, — но...

— Ладно, пока довольно. Не раскисайте, здесь вам лучше быть готовыми в любом момент.

Вовремя: время плавно близилось к обеденной черте, даже поначалу привлечённые новым зрелищем стражники вдоволь налюбовались и скрылись под крышей привратницкой. Удостоверившись, что серьёзных повреждений никто из тройки не заработал, Мастер счёл, урок оконченным.

К собственному удивлению ученики не рухнули наземь без сил, а пошатываясь, да, но распрямились и даже отвесили учителю церемонный поклон. С неба вновь сыпался снег; в небо, вверх от мокрых тел поднимался пар.

— Свободны до вечера, — махнул рукой Мастер, прежде чем уйти.

— Сегодня было намного легче, — с изрядной долей удивления заметил Змей, расправляя плечи. — Пару раз я его почти достал. Ххх, ещё бы немного...

— Не нужно было использовать и контролировать Силу, — отозвалась задумчиво Опал. Снежинки падали, руки замерзали, но вместе с этим медленно отступало радужное зрение. Как странно...

— Мастер вполсилы дрался. К чему бы это...

Альмандин покачал головой:

— Ему не нужно скрывать от людей свои способности, даже наоборот. Но, кажется, я начал понимать, в чём они заключаются.

— Правда? — насторожилась Опал. Неужели недооценённый старший сын всё-таки что-то ухитряется утаить от соучеников?

— Говорю же, понял: он знает мысли.

Аа, это. Ну что-то в этом духе Опал и предполагала, правда связывала скорее с опытом и интуицией старого травленого зверя: Мастеру некоторое время назад перевалило за вековой рубеж, большую часть своей жизни он провёл отнюдь не за книгами. На самом деле нехитрое умение, если хорошо знаешь соперника — сегодня вон она тоже...

Стоп.

— Что нам от этого, — они так и стояли по-прежнему во дворе, плавно выравнивая дыхание. Змей через голову стянул промокшую рубаху — снежинки таяли, прикасаясь к золотистой, напитанной солнцем, коже. — Да и это далеко не всё. Каким-то образом он может изменять материю — вырастил вон Гонте рога вчера. Как?

Стоп, стоп, стоп...

Пытаясь ухватить мелькнувшую мысль за короткий юркий хвост, Опал выпалила не задумываясь:

— Брат говорит, Сила не может быть разнонаправленной, даже если кажется, будто это так. Мы видим только внешние её проявления — и понятия не имеем, как он это делает.

Змей посмотрел на неё странно.

— У нас один шанс победить Мастера — понять, в чём его Сила.

Нет, нет, всё не так...

— Даже тебе в любом случае ближайшие шесть-восемь лет ничего не удастся с этим, Змейвик. — Альмандин уставился в небо. Он устал, в том числе и сдерживать слова.

— Ну уж нет, надоела мне эта кличка. Хватит. Я своего всё равно добьюсь.

Альмандин раздраженно мотнул головой:

— Шутишь? Мы втроём ни разу ещё не дотянулись до Мастера, а экзамен на Право — поединок один на один! Да и потом, ну поймём мы, в чём его Сила — и? Он, говорю вам, и без неё нас раскатает даже троих одним мечом, даже из ножен его вынимать не станет. Помните, как говорил? Силе нужно противопоставить Силу. Умению — большее умение. Твоё тело сильней, чем его, да, только не поможет это, если он и впрямь может в головах шарить.

— Я смогу. Я должен! — Змей принялся с силой растирать голое тело рубашкой.

— Да ты серьезно, что ли? — устало изумился Альмандин.

— Более чем.

— Да это невозможно, говорю тебе!

— Откуда ты можешь знать?

— Я побольше тебя в этом смыслю! Может попытки тебе и не ограничивают, но вот только уже после первой тебя полгода собирать будут. Мастер жалеть не станет.

— А может и не придётся. Если выиграю...

— Твои попытки бунтовать мало того, просто смешны, но и не приносят ничего хорошего нам.

— А-атлично, тогда давайте ничего не делать. Это однозначно всё изменит!

— Это по крайней мере не поставит нас в крайне неловкое положение перед хозяином этого места. — Альмандин сам себе кивнул и медленно стараясь не потерять достоинства, направился ко входу во флигель.

Змей сердито дышал ему вслед.

— Ты сильно облегчишь нам жизнь, если скажешь, что успела понять что к чему.

Отбросив тщетные попытки понять — всё равно весь настрой сбили своими сварами, — Опал, извиняясь, развела руками:

— Прости, я ничего толком не поняла...

Нет.

Она увидела. Никакая это не пелена, о чём она думала, это же был самый настоящий Тонкий мир. Она смогла приоткрыть завесу заглянуть одним глазком по ту сторону — едва-едва... И это сияние над головой и плечами Мастера и это странное жжение над его кожей — это и есть его Сила — вязкая плотная паутина, окутывающая всех и всё вокруг, пробирающаяся сквозь кожу, к костям, сквозь череп, глубже, глубже...

'Он знает мысли', — так сказал Альмандин.

А потом вдруг она поняла.

Их со Змеем теория была ошибочной с самого начала. Они перебирали один кластер известных способностей за другим, ища приметы нужного, подгоняли факты под домыслы. Мастер не мог обладать всеми, это очевидно.

Потому что не обладал ни одной. Змей никогда этого не поймёт сам, Опал тоже не поняла, если бы не наблюдала точно такую же Силу день за днём, ночь за ночью, на протяжении десяти лет.

Не воссоздание отражений. Но отражение разума.

Брат, что издевался... нет. Она ведь сама выбрала Мастера.

Это не издёвка. Обычное совпадение.

Мастер Герату обладает той же способностью, какой обладал некогда Дарконис. И значит, она не может о ней знать. Она не сможет и слова сказать Змею, иначе нарушит клятву.

Проклятье. Проклятье, проклятье!

Это несправедливо. Он вложил в это больше сил, чем она могла даже представить, ему это нужнее, важней!

— Проклятье, — вторил её мыслям первый ученик, пережимая пальцами кровоточащий порез, — и я ничего не успел понять! Еще бы чуть-чуть, один миг! Не мог следить внимательнее, что ли...

Вина и разочарование слились в один поток, омывший Опал со всех сторон, но не водой — кислотой. Она ощутила, как дрожат руки и сохнут глаза.

И призраки медленно восстают из снега.

4

Главный рынок двадцать первого круга северного сектора сегодня казался более обычного шумен, ярок и противен домашней природе Псицы, которая так не любила суету, гвалт, толпу и отдельные, особенно назойливые её элементы.

— Восхитительные украшения от лучших ювелиров! Безупречные камни, поглядите только как сверкают на солнце! — торгаш, зачем-то обрядившийся в шелковые шаровары и туфли с уродливо загнутыми носами, видимо призванные намекать на заморское происхождение, вот только стоять в шелке среди снега не смог бы даже уроженец белого клана, про более южные земли и говорить не приходится. Вдобавок он горланил как безумный, тряся своей козлиной бородкой, и будто неким торгашеским чутьем знал, что девушка при деньгах — вцепился в руку, да так крепко, не выдернуть и силой. Псица попыталась раз, другой и с сожалением поняла всю тщетность этих усилий. Даром, ростом мужичок не вышел, пальцы на её запястье сомкнулись стальными кандалами. Хотя... Делают ли кандалы из стали? Надо спросить у Птицы. Вряд ли она, как и Псица, вообще видела когда-то настоящие кандалы, но, может, читала в одной из тех книжек, с которыми старалась не расставаться даже во сне. — Взгляни, красавица, вот отменное ожерелье с лучшими топазами, привезёнными с самих Красных гор мною лично! Чудеснейшие, восхитительные камни, просто слёзы бога собранные в горсти... Или вот эти, солнечная пыль, отвердевшая за века в тисках руды! Примерь, только примерь, и уверяю, уже ни один мужчина не сможет отвести от тебя глаз!

Больно нужны ей чьи-то там глаза.

Но ожерелье и впрямь было хорошо, на несовершенный Псицев вкус. Голубые камни и белое серебро, изящный ошейник на покорную женскую шею. Немного даже жаль что монеты в поясном кошеле не принадлежат ей, ни одна из них. Быть может, с таким ей не пришлось бы больше из кожи вон лезть... Лучшего подарка не придумаешь, а Псица подарок заслужила, Мастер знает. Как бы удачней намекнуть ему в каком виде она жаждет его благодарности?

— Чего застряла? — дернули её за вторую руку. Это Птица выбралась, наконец, из книжного магазинчика на углу улицы и нашла подругу, по привычке, сходу и не разбираясь что к чему, показывая своё неудовольствие задержкой, в которой сама и виновата.

Торгаш обрадовался пополнению в рядах возможных покупателей и радостно начал нахваливать товар по третьему кругу.

— Отвали! — ощерилась на него Птица. Мужчина умолк и озадаченно уставился на любезно выставленные напоказ тёмно-жёлтые мелкие зубы, растущие у Птицы в два ряда. Не сказать чтобы очень удивился — в этом захолустье полуденники встречались, и большая половина щеголяла теми или иными чрезвычайно интересными, с точки зрения анатомии, особенностями, — просто сложил два и два: эти самые зубы и отсутствие оружия. Поняв, что перед ним ученицы, которым своего не положено, а не горожанки при свободных деньгах, торгаш быстро потерял интерес и отпустил руку Псицы.

— Спасибо, — девушка потёрла возвращённую конечность. Ожерелье пришлось вернуть. С сожалением.

Птица потащила её дальше, бесцеремонно расталкивая людей. Демонстрировать свою улыбку направо и налево она не стеснялась, и это изрядно ускоряло их передвижение в толпе. Идти оставалось недалеко, а вот время уже поджимало, Мастер велел вернуться к закату, и всё по вине неуемной страсти Птицы к книгам, которая не дала ей и шанса пройти мимо любимого магазинчика и не заглянуть внутрь.

Мастер наказал забрать заказ из кожевенной мастерской и выдал необходимую сумму в золотых монетах. Псица гордилась: никому Мастер не доверил бы таких денег, кроме них, и в особенности слугам, падким на чужое.

— Хватит мечтать! — сильно дернула её за рукав Птица. — То место?

Псица прищурилась против солнца, читая вывеску.

— То. — Но стоило представить как тесно и темно внутри лавки, как пахнет кислыми шкурами и краской, Псице стало по-настоящему дурно: — Может быть сходишь сама?

Первая ученица смерила её подозрительным взглядом, выхватила кошель и направилась внутрь, велев через плечо:

— Тут жди.

Псица пожала плечами и спокойно замерла на месте. Без сопровождения Птицы она сразу превратилась в одну из сотен горожанок, укутанную в плащ и платок, поэтому предпочла отойти в тень навеса, дабы не толкаться с людьми локтями. Из-за близости рынка прохожие курсировали по улицам звонкими быстрыми ручьями, сливаясь в плотную реку, выплескивающуюся на каменную набережную. Псице тоже хотелось туда, к прозрачному льду и разноцветным льдистым цветам, чьи узкие лепестки наполняют холодный воздух лёгким и ненавязчивым ароматом.

Увы, с её места набережную даже не увидеть, о походе туда речи и быть не может. Если они опоздают хоть на минуту — наказание последует тут же, незамедлительно. Мастер любит придираться к мелочам, и даже самая незначительная деталь способна вызвать его неудовольствие.

А это сейчас ей совсем не на руку. Разговор, состоявшийся накануне меж ними, оставил странный осадок на душе. Мастер не показал ни радости, ни разочарование новостями, и Псица ощущала себя в странно-подвешенном состоянии.

Ну чего там первая ученица возится, неужели это так долго — забрать готовый заказ? Наверняка опять мелет языком с мастером-художником, накручивает свои шикарные волосы на палец и мило улыбается — мило в её понимании, значит, не показывая зубов. Птица умеет быть милой и хорошенькой курочкой, но подруга многое могла бы рассказать о её истинном голубином нраве.

Скрывая раздражение, Псица подтянула перчатки. Словно в ответ ощутила, как начинают неметь кончики пальцев. Яркая и радостная на солнце, в тени зима быстро показала зубы, напоминая о предстоящих холодах, которые здесь, в самой холодной части Города, на несколько декад запрут людей в домах. Мастер запретит выходить даже во двор, но оно и к лучшему, Псица ненавидит холод.

Люди же, не обращая внимания на закутанную по самый нос фигуру, прячущуюся в тени, спешили по делам. Торг разгорался, распаляя и продавцов и покупателей — они ведь тоже знают о затишье неизбежно грядущем через пару-тройку дней. А долгие вечера легче пережить в светлом доме с горящим камином, вкусным ужином и горячим вином. В окружении семьи и друзей.

Или книг, на худой конец.

Наверное, спешить в самом деле стоит. Солнце светит слишком ярко, небо слишком прозрачное. Ни облачка, ни дымки. Мороз может ударить и ночью, и ученицы ещё порадуются что забрали заказ вовремя и не придётся никуда тащиться пешком...

Глаза Псицы, бездумно скользящие по толпе людей, наткнулись на такой же как она сама недвижимый столб, только этот замер прямо посреди тротуара. Толпа обтекала его словно вода, ближайшие прохожие низко пригибали головы.

У Псицы перехватило дыхание. Здесь немного полуденников, но в клинику доктора Лейкеца на ту сторону реки ходят порой... всякие. Этот мужчина тоже из своих, хотя как она это поняла Псица затруднилась бы ответить. Разве что ничем не прикрытая голова, золотая как пшеница на солнце, волосы достаточно длинные чтобы собрать в высокий крайне небрежный пучок на затылке... Псица всего дважды видела светловолосых полуденников: одна работает в клинике, и ещё один как-то приходил к Мастеру домой, но тот был рыжим как огонь, они с Птицей едва не пищали от восторга.

Впрочем сейчас Псица хоть и ощутила предательский трепет, не спешила растекаться лужей. На волосах достоинство полуденника и ограничивались: одежда старая и потрёпанная, к тому же грязная. Плащ с чужого плеча, измазанный подол в кружеве разномастных дыр. Голые руки — возмутительный намёк на отсутствие средств даже на такую мелочь как перчатки. Хотя может быть именно за ними он сюда и пришёл, кто знает.

А раз так, чего он стоит как примороженный...

Псица поёжилась. Полуденник почти не двигался, лёгкий ветерок трепал и без того торчащие во все стороны прядки. Кажется он... смотрит прямо на неё?

Глаза вроде светлые...

Псица отвлеклась на миг, вдруг подумав, что этот человек лицом очень напоминает птицу. Хищную, опасную птицу. Этот нос, тонкий, с горбинкой, эти узкие глаза, и неприятно тонкие — в ниточку — губы, острый подбородок. С такой позиции даже этот его пучок волос напоминает хохолок, встопорщенные перья...

Не осознавая что делает, Псица потуже стянула платок на горле, потянулась поправить отороченную мехом шапочку, но замерла, потому что полуденник двинулся в её сторону. Он заметно возвышался над толпой, это, и ещё широкий шаг, даже поперёк движения позволили ему оказаться у навеса за считанные минуты.

Голубые. Яркие голубые глаза, словно полупрозрачные топазы, точно как те что ювелир пытался ей сосватать не более получаса назад. И лицо... полуденник не из простых, если и птица, то ястреб. Он не щурился хоть и стоял на солнце. А на щеке — грязный след, словно он убирал от лица волосы и задел кожу. Дрогнули тонкие ноздри, будто втягивая запах. Он её... чует?

Псица, на всякий случай, сцепила руки вместе, готовясь призвать Силу, хоть и не была уверена, что получится. Год до совершеннолетия, а она в лучшем случае может надеяться на удачу... И для неё это в любом случае плохая затея. Вокруг много людей, а она слишком выбита из кокона спокойствия, без которого Сила не придёт. Сейчас ей особенно остро захотелось иметь при себе хоть какое-то оружие, хоть нож столовый. Поможет, случилось что-нибудь, мало, зато хоть уверенности в собственных силах прибавит.

— Живи вечно, roi, — мужчина не шагнул к ней под навес, но довольно изящно склонил голову в подобии поклона. Старая формальная фраза резанула слух: клана давно уже нет, сектор заняли люди, а приветсвие осталось...

— Живите вечно, уважаемый, — вежливо ответила Псица, недрогнувшим голосом.

Полуденник снова склонил голову, на этот раз — извиняясь:

— Ты выглядишь достаточно взрослой, девушка. Я могу с тобой говорить?

Псица замялась. Формально для обращения незнакомца к несовершеннолетнему полуденнику требуется разрешение или кого-то взрослого или этого самого несовершеннолетнего, но на деле, если она проявит грубость и скажет 'нет', что ему помешает отбросить учтивость прочь? Не она, это точно.

Ну где там Птица пропала! Невовремя как всегда!

— Говорите.

— Благодарю. Живёшь здесь?

— Мой Мастер живёт.

— Мастер, значит. Хм, — топазовые на свету, в тени его глаза превратились в полночное небо. — У тебя знакомый хапах, — низким голосом заявил золотоволосый, подойдя почти вплотную.

Повинуясь голосу разума, Псица отступила на шаг, почти вжимаясь в стену магазина.

— Я вас не знаю.

Псица дёрнулась в сторону, когда полуденник протянул к ней раскрытую ладонь. Этого жеста она не знала и не понимала.

Мужчина усмехнулся уголком губ.

— Не трясись. Кто твой Мастер?

— Я вас не знаю, — повторила, постаравшись придать голосу твёрдость. — Если вы не уйдете, я закричу.

Мужчина глубоко вздохнул, прикрывая свои страшные глаза.

— Ответ мне известен. Передай ему...

— Отстаньте от меня!

— ... передай что мёртвые восстали, девочка. И жаждут мщения. Но я готов решить дело миром. Пусть откроет мне Хранилище. Я заберу своё и уйду, обещаю. Передай. И прощай.

Псица с силой прикусила губу, но полуденник, нависший над ней словно меч, развернулся и вынырнул из-под навеса. Скрыться в толпе у него не вышло бы при всём желании: золотая макушка мелькала в толпе всё дальше и дальше, пока Псица не потеряла её из виду.

Уголком глаза она заметила фигуру Птицы на крыльце. Часто перебирая ногами, оная помчалась к подруге, и только судорожно вцепившись в её ладонь, рискнула обернуться — незнакомца уже не было видно. Псица облегченно выдохнула и осознала, что спина под плащом совершенно мокрая и по виску тоже течёт.

— Ты чего? — недоумевала Птица, прижимая к груди объемный свёрток.

— Ничего, — провела рукой по вспотевшему лбу. Это посреди зимы-то, хотя плащи, что выдал им Мастер, были тёплыми, да и день выдался солнечный, но определённая неправильность ощущается отчётливо. — Что-то меня разжарило... Нам надо спешить, побежали.

Получив объяснение, Птица мгновенно выбросила из памяти странность подруги и потянула Псицу домой.

Всю дорогу девушка то и дело оглядывалась, высматривая когтистого ястреба с глазами из топазов.

Глава третья

Ложь

1

Жизнь в Соляном Гроте потекла неспешно, но вовсе не так плохо как Опал сначала боялась.

Утихла метель, однако теплее в замке почти не стало. Стылые коридоры, по которым слуги старались прошмыгнуть как можно скорей, просторные залы, в которых, как и на улице, едва ли пар изо рта не идёт. Жилые комнаты господ отапливались каминами, все остальные ютились на зимней кухне и рядом, где огонь печей не гас даже ночью.

Ещё слуги грелись баней, — здесь-таки есть баня! — стоявшей чуть поодаль флигеля, рядом с запасным колодцем, и брагой — один умелец настаивал её тут же. Иногда из дальней деревни, второй из трёх близлежащих, везли эль, он почитался слугами куда как выше самовара.

Увы, из двух способов ученикам не подошёл ни один: баню топили отнюдь не каждый вечер, и туда одномоментно набивалась целая толпа народу. Лезть в общую кучу не хотелось ни Змею с Альмандином, ни тем более Опал, учитывая что мужчины и женщины предпочитали сидеть там вперемешку. А эль Змей однажды решился понюхать и долго потом ещё плевался в его сторону.

Дело даже не в том, что Мастер категорически запрещал своим ученикам пить, хоть он как раз и запрещал, но те и сами, насмотревшись на подпитые лица, не жаловали сомнительное удовольствие согреть тело и душу выпивкой.

И если днем терпение давалось почти без труда, то ночами в их каморке было не то чтобы холодно, но комфортно мог спать только Змей, от которого самого пышет как от печи. Из-под двери вечно дуло, дерево леденело. Кончилось тем, что Альмандин выпросил ещё по одному одеялу и им с Опал пришлось удовольствоваться этим. И видимо надолго: визит грозил затянуться — последние несколько дней Мастер ежедневно седлал Гонту и убывал в разведку, оставляя учеников едва не под замком. Результаты не утешали: странно пустой замок похоже единственное слепое пятно на карте этих земель. Мастер видел и сумеречных — причём отнюдь не безобидных, и ночных из своры — к счастью мельком. Деревенские, напоказ избегая гостя, шепотом всё же ему жалились — а терпели они тут порядочно. Только вот последний Лейд 'бабкины выдумки' не особенно одобрял.

А Мастеру что — сам разберётся.

Опал лелеяла смутную надежду, что однажды Мастер возьмёт с собой и их. Змея-то точно возьмёт, как только освоится в здешних лесах достаточно. А им с Альмандином того и гляди, придётся носы морозить их ожидая...

Дурное настроение все эти дни висело над ней вороньим крылом. Почти два года она училась как можно реже вспоминать прошлое, но Город уже вот он, почти рядом — а значит и вспоминать придётся всё тщательно забываемое.

Каждый вечер перед сном к ней наведывался Дарконис — тень теней в углу комнатушки. Обычно мёртвых можно задобрить жертвой — сожги прядь волос, ленту, полосу ткани — что угодно несущее твою суть, и душа упокоится, уйдёт снова в холод Тонкого мира.

Если бы ей ещё удалось хоть на пару часов остаться наедине с собой...

Дарконис молчал, вместо него с ней говорили память и совесть, ради разнообразия, в один голос. С этих слов Опал сложила в голове полдесятка вариантов, но вслух не будет высказан ни один. Впрочем, мертвец и не ждал её извинений; он вернулся не за ними.

Однако он никогда не приходил просто так, хотя за последние два года девушка и успела его почти забыть.

Почти.

Волей случая одна из редчайших способностей полуденников досталась сразу двоим на поколение, и тот же случай привязал Опал к обоим. Она могла бы списать это на чью-то дурную шутку, если бы сама не выбрала для себя Мастера. Даркониса, правда, она не выбирала. Вряд ли тогда она вообще могла понять, что существует выбор...

И прежде он хранил её сон. Теперь — предрекал кошмары.

Если удавалось уснуть, тень блёкла и исчезала. Если нет, Опал пыталась не смотреть на неё до самого утра. В любом случае с утра девушка могла похвастаться лишь бледным лицом и красными глазами в обрамлении поистине роскошных синяков. Слуги на неё косились, шепотки раз за разом становились всё мерзостнее, и невольно прокручивая их вечерами в голове Опал никак не могла успокоиться.

Замкнутый круг.

Пойманная в ловушку собственного разума ночью, днём Опал мало что соображала. Любое дело рвалось из рук птицей, и опадало осенней листвой. Наконец, измаявшись, девушка смирилась, нашла среди вещей иглу, нити и занялась собственной одеждой. За два года та порядочно истрепалась и требовала мелкого ремонта. Вещи же ждавшие на заставе оказались едва заметно коротки, но как раз этому Опал не на шутку обрадовалась: её рост недотягивал даже по меркам белого клана, так что любой лишний волосок на вес золота.

Пальцы привычно расправляли прорехи, игла стягивала ткань, даже не глядя, швы получались ровные как на подбор. Опал и не глядела: глаза давно устали от безликой мышиной серости, зато грубое шерстяное полотно сменил плотный шёлк, цвета, к сожалению, всё того же серого, иных, кроме разве что ещё коричневого, ученикам не полагалось, но это была не унылая серость некрашеных тканей, а жемчужная — дорогих и прочных. К рубашке прилагался пояс — потрясающий, снежно-белый, длинный. К нему идеально подошёл бы дубовый лист из серебра...

Опал трепетно повела по неровному краю листочка, улыбаясь сама себе.

Продолжение следует...

А с комментариями следует быстрее))